Глава IV. Аристократия управляет гражданской общиной
Тот же переворот, только в несколько измененной форме, совершился в Афинах, в Спарте, в Риме, во всех, наконец, гражданских общинах, история которых нам известна. Всюду он был делом аристократии, всюду следствием его было уничтожение политической власти царей, за которыми была оставлена только власть религиозная. Начиная с этой эпохи и в течение известного периода времени, продолжительность которого весьма неодинакова для различных городов, управление гражданской общиной находится в руках аристократии. Эта аристократия основывалась одновременно и на рождении, и на религии. Ее начало лежало в религиозном строе семьи. Источником ее происхождения были те же самые законы, которые мы видели выше в домашнем культе и в частном праве, т. е. закон наследственной передачи очага, преимущество старшего совершать молитву, соединенное с рождением. Наследственная религия была правом аристократии на неограниченное господство; она давала права, казавшиеся священными. По древним верованиям, только тот мог быть собственником земли, у кого был домашний культ; только тот был членом гражданской общины, кто был облечен священным характером, делавшим человека гражданином; только тот мог быть священником, кто происходил из семьи, имевшей культ; только тот мог быть должностным лицом гражданской общины, кто имел право совершать жертвоприношения. Человек, у которого не было наследственного культа, должен был стать клиентом другого человека или же, если он этого не хотел, должен был оставаться вне общества. В течение многих поколений людям не приходило в голову, что подобное неравенство несправедливо; у них не являлось мысли построить человеческое общество на иных законах.
В Афинах от смерти Кодра и до Солона вся власть находилась в руках эвпатридов. Они были единственными жрецами и единственными архонтами; они одни творили суд и знали законы, которые тогда не были еще записаны, а передавались в виде священных формул от отца к сыну.
Эти семьи сохраняли, насколько это было в их силах, древние формы патриархального строя. Они не селились вместе в городах, но продолжали жить в различных областях Аттики, каждая в своем обширном владении, окруженная многочисленными слугами, под управлением своего главы эвпатрида, исполняя в полной независимости свой наследственный культ. Афинская гражданская община была в течение четырех веков только союзом, федерацией этих могущественных глав семей, которые собирались в известные дни для торжественного совершения обрядов культа гражданской общины или для обсуждения общих дел.
Часто обращали внимание на то, как мало имеем мы сведений об этом долгом периоде существования Афин, а также вообще о существовании других греческих гражданских общин. Удивлялись тому, что, сохранив воспоминания о многих событиях из времен древних царей, история не отметила почти ни одного из времен правления аристократии. Это объясняется, без сомнения, тем, что в это время совершилось мало событий, имеющих общий интерес. Возвращение к патриархальному строю приостановило почти повсюду национальную жизнь. Люди жили отдельно, и у них было мало общих интересов. Кругозор каждого из них замыкался той тесной группой, тем маленьким местечком, где он жил на положении эвпатрида или же в качестве слуги.
В Риме также каждая патрицианская семья жила в своих владениях, окруженная своими клиентами. В город являлись только на празднества общественного культа или же на собрания. В годы, последовавшие за изгнанием царей, власть аристократии была неограниченна. Никто иной кроме патриция не мог исполнять обязанности жреца в гражданской общине; исключительно только лишь в этой священной касте нужно было выбирать весталок, понтифексов, салиев, фламинов, авгуров. Только одни патриции могли быть консулами, из них одних состоял сенат. Если собрания по центуриям, куда имели доступ и плебеи, не были уничтожены, то собрания по куриям считались зато единственными законными и священными. Центуриям было предоставлено, по-видимому, избрание консулов, но мы видели, что они могли подавать голос только за те имена, которые представляли им патриции, и сверх того решение центурий подвергалось еще тройному утверждению: сената, курий и авгуров. Только одни патриции могли отправлять правосудие, и только одни они знали формулы законов.
Этот политический строй существовал в Риме не долго. В Греции, напротив того, аристократия господствовала в течение очень долгого времени.
Одиссей представляет нам верную картину этого социального строя в западной части Греции. Мы видим там, действительно, патриархальный быт, весьма аналогичный тому, какой мы уже видели в Аттике. Несколько знатных и богатых семей владели страной; многочисленные слуги возделывали землю и заботились о стадах. Жизнь там очень проста; за одним и тем же столом собираются глава семьи и его слуги. Имя, которым называются эти главы, сделалось в других обществах торжественным титулом, ἄνακτες, βασιλεῖς. Точно так же, как афиняне первобытной эпохи называли βασιλεύς; главу рода (γένος), клиенты в Риме сохранили обычай называть главу рода — rex. Главы семей носят священный характер; поэт называет их божественными царями. Итака очень мала, но тем не менее в ней большое количество царей. Среди них есть один высший верховный царь, но он не имеет никакого значения, и его единственным преимуществом является, как кажется, председательство в совете семейных вождей. По некоторым признакам кажется даже, что этот царь был выборный: так мы видим, что Телемак не может сделаться царем острова иначе, как если другие цари, равные ему по значению и власти, захотят избрать его. Одиссей, возвращаясь в свое отечество, не имеет, по-видимому, других подданных кроме слуг, принадлежащих ему как собственность. Когда он убил некоторых из вождей, то слуги этих вождей берутся за оружие, и начинается война, которую поэт отнюдь не порицает. У феаков верховная власть принадлежит Алкиною; мы видим его являющимся в собрание вождей, но мы замечаем, что не он созвал этот совет, но что собравшийся совет призвал к себе царя. Поэт описывает народное собрание феакской гражданской общины, но оно очень далеко от того, чтобы быть собранием всей массы народа; здесь собрались только главы семей, лично приглашенные через вестников, как это делалось и в Риме для comitia calata; они восседают на каменных седалищах, царь открывает собрание речью, в которой называет членов собрания царями скипетроносцами.
В родном городе Гезиода, в каменистой Аскре, мы находим класс людей, которых поэт называет вождями или царями, — они именно и творят суд над народом. Пиндар указывает нам еще на существование класса вождей у кадмейцев; в Фивах он восхваляет священный род Спартов, от которого впоследствии Эпаминонд выводил свое происхождение. Читая Пиндара, поражаешься невольно тем аристократическим духом, который царит еще в греческих обществах во времена персидских войн, и по этому можно себе представить, как могущественна была эта аристократия один или два века раньше. Поэт восхваляет в своих героях более всего их род, происхождение, и мы должны предположить, что такого рода похвала имела в то время большую цену, и что знатное происхождение казалось высшим благом. Пиндар показывает нам знатные семьи, блиставшие тогда в каждой гражданской общине; в одной только гражданской общине Эгины он называет Мидилидов, Теандридов, Эвксенидов, Блепсиадов, Хориадов, Балихидов. В Сиракузах он восхваляет жреческую семью Иамидов, в Арминте — семью Эмменидов, и то же оказывается в каждом городе, о котором он имеет только случай говорить.
В Эпидавре все сословие граждан, т. е. тех, кто имел политические права, состояло долгое время только из ста восьмидесяти членов; все же остальные «были вне гражданской общины». В Гераклее число настоящих граждан было еще меньше; там младшие члены знатных родов не имели политических прав. Точно так же было долгое время и в Книде, в Истре, в Марсели. На Фере вся власть была сосредоточена в руках нескольких семей, которые почитались священными. То же самое было и в Аполлонии. В Эрифрах существовал аристократический класс, называвшийся Басилидами. В городах острова Эвбеи господствующий класс назывался всадниками. Можно заметить по этому поводу, что в древности точно так же, как и в средние века, сражаться на лошади считалось привилегией.
В Коринфе не существовало уже более монархии, когда оттуда вышла колония для основания Сиракуз. Поэтому и новая гражданская община не знала царской власти и управлялась с самого начала аристократией. Этот господствующий класс назывался геоморами, т. е. землевладельцами. Он состоял только из тех семей, между которыми в день основания города были распределены священные участки земли с соблюдением всех религиозных обрядов. Эта аристократия в течение многих поколений держала в своих руках неограниченную власть правления и сохраняла название землевладельцев; это указывает, по-видимому, на то, что низшие классы не имели права собственности на землю. Подобная же аристократия господствовала долгое время в Милете и в Самосе.