Глава V. Второй переворот; изменения в строе семьи; право старшинства исчезает; род распадается
Переворот, ниспровергший царскую власть, изменил скорее внешний вид управления, чем самый строй общества. Он не был делом рук низших классов, для которых являлось бы выгодным разрушить древние учреждения. Переворот этот совершила аристократия, которая хотела во чтобы то ни стало удержать их; следовательно, он был сделан не для того, чтобы разрушить древнюю организацию семьи, но, наоборот, для того, чтобы сохранить ее. Цари делали часто попытки поднять низшие классы и ослабить роды, и за это именно цари были низвержены. Аристократия совершила политическую революцию для того, чтобы воспрепятствовать революции социальной и перемене семейного строя. Она захватила в свои руки власть не столько из стремления к господству, сколько для того, чтобы защитить от нападений свои древние учреждения, свои старинные начала, свой домашний культ, свою отеческую власть, родовой строй и, наконец, все частное право, которое установила первобытная религия.
Это общее и громадное усилие аристократии было вызвано, следовательно, опасностью. Но, как мы видим, вопреки всем ее усилиям и даже самой победе опасность продолжала существовать: древние учреждения начали колебаться, и в самом внутреннем строе семьи предстояло совершиться важным переменам.
Древний родовой строй, основанный семейной религией, не уничтожился в тот день, когда люди перешли к строю гражданской общины. Отказаться от него тотчас же не хотели или, вернее, не могли. Главы семей стремились сохранить свою власть, а низшие классы не сразу пришли к мысли освободиться от нее. Таким образом, древний родовой строй помирили со строем гражданской общины. Но по существу это были два совершенно противоположных друг другу строя, и соединить их вместе навсегда нечего было надеяться; раньше или позже между ними должна была возгореться борьба. Семья многочисленная и неделимая была слишком сильна и слишком независима, чтобы общественная власть не почувствовала желания или даже необходимости ослабить ее. Гражданская община должна была или распасться, или уничтожить семью.
Древний род со своим единым очагом, своим верховным главою, своим неделимым владением вполне понятен, пока продолжается состояние обособленности и пока не существует другого общества кроме рода; но как только люди соединились в гражданскую общину, в ту же минуту, неизбежно, должна была уменьшиться власть главы рода, так как, в то самое время, как он являлся неограниченным владыкою у себя, он был, вместе с тем, и членом общины и, как таковой, обязан был приносить некоторые жертвы во имя общих интересов, а общие для всей общины законы требовали от него повиновения. В его собственных глазах, а главное в глазах подчиненных, его власть была уменьшена. Затем в этой общине, как бы ни была она аристократически построена, низшие классы все же имели некоторое значение, хотя бы даже в силу своей многочисленности.
Род, имеющий несколько отраслей, который является в комиции, окруженный толпою клиентов, естественно имеет более значения при обсуждении общественных дел, чем малочисленная семья, насчитывающая в своей среде мало рабочих рук и мало воинов. Поэтому и низшие классы не замедлили понять свое значение и силу, — у них явилось известное чувство гордости и стремление к лучшей участи. Прибавьте к этому соперничество глав отдельных семей, боровшихся за влияние и старавшихся взаимно ослабить друг друга. Прибавьте еще жадное искание общественных должностей гражданской общины, для достижения которых они ищут популярности; а для выполнения должностей главы семей пренебрегают или даже вовсе забрасывают свои собственные мелкие местные владения. Эти причины произвели мало-помалу как бы некоторое ослабление в строе рода; те, в чьих интересах было поддерживать это учреждение, стали меньше об этом заботиться, те же, в чьих интересах было его изменить, сделались более смелы и сильны.
Закон неделимости, составлявший силу древней семьи, мало-помалу перестал соблюдаться. Право старшинства — условие единства семьи — исчезло. Нечего, конечно, ожидать, чтобы какой-нибудь из древних писателей сообщил нам в точности время этой великой перемены. Дня такого, по всей вероятности, и не было; перемена эта произошла не в один год, она совершилась медленно; сначала в одной семье, потом в другой и, наконец, мало-помалу во всех. Она закончилась, а как это случилось никто этого и не заметил.
Вполне понятно, что люди не перешли сразу, одним скачком, от неделимости отцовского наследия к его ровному разделу между братьями. Между этими двумя порядками должна была образоваться переходная ступень. Быть может, в Греции и в Италии дела шли таким же образом, как и в древнем индусском обществе, где религиозный закон, предписав неделимость родового наследия, предоставил отцу свободу дать по своему усмотрению некоторую часть из этого имущества его младшим сыновьям; затем потребовав, чтобы старший имел по крайней мере двойную часть, закон тут же разрешает равный раздел и кончает тем, что даже советует его.
Но у нас нет никакого указания на счет подобного хода вещей. Одно вполне достоверно, что право старшинства и неделимость (имущества и семьи) были в древности законом, а затем и то и другое исчезло.
Такая перемена совершилась неодновременно и не одинаковым образом во всех гражданских общинах. В некоторых из них закон довольно долго удержал нераздельность наследственного имущества. В Фивах и в Коринфе эта нераздельность была в полной силе еще в восьмом веке. В Афинах законодательство Солона указывает еще на некоторое преимущество старшего. Есть города, где право старшинства исчезло только вследствие восстания. В Гераклее, в Книде, в Истрии, в Марсели младшие отрасли семей взялись за оружие, чтобы уничтожить одновременно отцовскую власть и привилегию старшего. Начиная с этого времени, иная греческая гражданская община, состоявшая до тех пор из какой-нибудь сотни людей, пользовавшихся правами граждан, насчитывала их теперь пятьсот и шестьсот. Все члены аристократических семей сделались гражданами, и всем им был открыт доступ в сенат и к общественным должностям гражданской общины.
Невозможно определить, в какую эпоху исчезло в Риме преимущество старшего. Очень вероятно, что цари среди своей борьбы против аристократии сделали все, что только могли, чтобы уничтожить его и таким образом разрушить родовой строй. При самом начале республики мы видим сто сорок новых членов, вошедших в сенат. Они происходили, говорит Тит Ливий, из первых рядов сословия всадников. А мы знаем, что первые шесть центурий всадников состояли из патрициев.
Таким образом, патриции заместили пустые места в сенате. Но Тит Ливий прибавляет одну очень многозначительную подробность: начиная с этого времени, стали различать две категории сенаторов: одни сенаторы назывались patres, а другие conscripti. Все они были равно патрициями, но patres были главами ста шестидесяти родов, которые еще существовали, а conscripti были избраны из младших отраслей родов. В самом деле, можно вполне допустить, что этот многочисленный и энергичный класс согласился помочь делу Брута и patres только с тем условием, чтобы ему были даны права гражданские и политические. Он приобрел таким образом, благодаря тому, что в его помощи нуждались, те права, которые этот же класс завоевал себе оружием в Гераклее, Книде и в Марсели.
Итак, право старшинства исчезло всюду. Это был великий переворот, начавший собою преобразование общества. Италийский и эллинский роды потеряли свое первобытное единство. Отдельные отрасли рода разделились; у каждой из них была своя собственность, свое особое владение, свои особые интересы, своя независимость. Singuli singulas familias incipiunt habere, говорит законовед. В латинском языке существует старинное выражение, которое происходит, как кажется, из этой эпохи: familiam ducere говорилось о том, кто отделялся от своего рода и становился сам родоначальником новой семьи, как говорилось ducere coloniam о том, кто покидал метрополию и отправлялся в даль, чтобы основать колонию. Брат, который отделился таким образом от старшего брата, имел с тех пор свой собственный очаг, который он зажег, без сомнения, от общего очага всего рода, как зажигала свой очаг колония в пританее метрополии. Род сохранял с тех пор только известную религиозную власть по отношению к различным семьям, которые отделились от него. Его культ занимал первое место среди всех других культов семей; семьи не имели права забывать, что они произошли от данного рода; они продолжали носить его имя; в определенные дни они собирались вокруг общего очага, чтобы воздать почести древнему предку или божеству-покровителю. Они продолжали иметь даже общего религиозного главу; очень возможно, что старший сохранил за собою привилегию жреческого сана, который долгое время оставался наследственным. Во всем же прочем они были совершенно независимы.
Это распадение рода имело важные последствия. Древняя священная семья, которая образовала так тесно связанное, прочно построенное и могущественное целое, была навсегда ослаблена. Этот переворот подготовил все другие перемены и сделал путь для них более легким.