Грамматика древнееврейского языка (Гезениус)/2

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница в настоящее время постепенно дописывается

Во избежание конфликтов правок, согласуйте свои внесения с активным редактором.
Это замечание не должно висеть дольше трёх дней. Дата начала работы 1 января 2023‎
§2. Обзор истории иврита

См. Gesenius, Gesch. der hebr. Sprache u. Schrift, Lpz. 1815, §§ 5–18; Th. Nöldeke, Art., Sprache, hebräische в Schenkel’s Bibel-Lexikon, Bd. v, Lpz. 1875; F. Buhl, Hebräische Sprache в Hauck’s Realencycl. für prot. Theol. und Kirche, VII (1899), S. 506 ff.; A. Cowley, Hebrew Language and Literature в Encycl. Brit. 9. ed. Vol. XI (Edinb. 1880), p. 594 ff. (также и в Encyclopaedia biblica II. London, 1901, p. 1984 ff.). A. Lukyn Williams, Hebrew в Hastings Dictionary of the Bible, II. p. 325 ff. (Edinb. 1899).

a 

1. Под Библейским ивритом обычно понимают язык священных текстов израильтян, составляющих канон Ветхого Завета. Библейским он именуется, чтобы отличить его от языка еврейских текстов послебиблейского периода (§ 3 a). Название иврит (לָשׁוֹן עִבְרִית, γλῶσσα τῶν Ἑβραίων, ἑβραϊστί) в самом Ветхом Завете не встречается; вместо него импользуется термин ханаанский язык [1] в Is 1918 и יְהוּדִית иудейский в 2 K 1826,28 (ср. Is 3611,13), Neh 1324. В последнем стихе он уже имеет более позднее (после вавилонского плена) значение еврейский, перенесенное на всю нацию (как у Хаггая, Нехемии и в книге Эстер).

b 

Различие между названиями евреи (עִבְרִים, Ἑβραῖοι) и израильтяне (בְּנֵי יִשְׂרָאֵל) заключается в том, что последнее использовальось в основном как почетное имя, имеющее к тому же и религиозную значимость, в качестве самоназвания народа, в то время как первое представляется как менее значимое, под которым народ был известен чужеземцам. Поэтому в Ветхом Завете евреи упоминаются почти исключительно либо как самоназвание проитвопоставляющее их чужеземцам Gn 4015, Ex 26 и далее, 318 и далее, Jon 19), либо когда это имя вкладывается в уста неевреев (Gn 3914-17, 4112 и далее), либо, наконец, когда оно противопоставляется другим народам (Gn 1413, 4332, Ex 211-13, 211). В 1 S 133-7 и 1421 текст, безусловно, испорчен. У греческих и латинских авторов, а также у Иосифа Флавия, встречается лишь имя Ἑβραῖοι, Hebraei[2] и т.п. Среди многочисленных объяснений родового имении עִבְרִי, лишь его происхождение от עֵבֶר земля, лежащая по другую сторону, с суффиксом ־ִי (§ 86 h) представляется лингвисически оправданным. Согласно этому, это имя обозначаор израильтян, как людей, населяющих ʿeber, т.е. местность по ту сторону Иордана (по другой версии — Евфрата), и посему вначале могло быть использовано только народами, жившими по эту сторону Иордана (или Евфрата). Мы, следовательно, должны предположить, что после перехода черех эту реку потомки Авраама удерживали это имя по традиции, и в определенной степени (см. выше) натурализовались ими. Составители еврейских родословных приписывали патрониму Эвер гораздо более широкое значение. Поскольу начиная с Gn 1021 (Nu 2424 сюда не относится) Сим зовется отцом всех сынов Эверовых, и, согласно Gn 1114 ff. и 1025 ff., к ним также относились арамеи и арабы, название, которое впоследствии стало применяться как родовое ʿibrî исключительно по отношению к израильтянам, должно было первоначально охватывать значительно более обширное множество стран и народов. В таком случае этимология этого названия основывается на нем самом.[3]

c 

Термин ἑβραϊστί впервые употребляется для обозначения иврита во введении к книге Бен Сира (Иисуса, сына Сирахова) (около 130 г. до н.э.) и в Новом Завете, Rv 911. С другой стороны, он используется в John 52, 1913-17, возможно, также в 1920 и 1913-17 Rv 1616 для обозначения тогдашнего разговорного (арамейского) языка Палестины в противопоставлении греческому. Значени выражения ἑβραῒς διάλεκτος в Acts 2140 и 2614 неясно (см. Kautzsch, Gramm. des Bibl.-Aram., S. 19 f.). Иосиф Флавий также использует термин еврейский как для еврейского, так и для разговорного арамейского языка того времени.

Иврит впервые именуется святым языком в еворейско-арамейских переводах Ветхого Завета, как язык священных книг, в отличие от lingua profana, то есть арамейского народного языка.

d 

2. Помимо Ветхого Завета (и финикийских надписей, см. ниже, fh) сохранилось очень немного древнееврейских и древнеханаанских письменных памянтников. Из последних: 1) надпись, к сожалению, сильно поврежденная, из 34 строк, найденная на территории колена Реувена, примерно в четырех часах к востоку от Мертвого моря, среди руин, там, где в древности обитало колено Гадово, а позднее находился моавитский город Дивон (ныне Дибан). В ней моавитский царь Меша (около 850 г. до н.э.) сообщает о своих битвах с Израилем, о возведенных им зданиях и о других событиях.[4] Из древнееврейсксих: 2) шестистрочная надпись (вероятно восьмого века до н.э.) [5], обнаруженная в июне 1880 г. в туннеле, ведущем из Гихона к Силоамскому пруду в Иерусалиме; 3) около сорока вырезанных каменных печатей, некоторые из которых были сделаны до изгнания, но содержащих почти исключительно имена собственные [6]; 4) Монеты Симона Хасмонея («второго года от освобождения», 140-139 гг. до н.э.) и его преемников,[7], а также монеты времен восстаний против Веспасиана и Адриана.

e 

3. Язык всех древнееврейских текстов, как представленных в Ветхом Завете, так и во внебиблейских памятниках (см. выше, d), насколько можно судить по составу согласных, в том, что касается его общих черт, если отвлечься от незначительных изменений формы и стиля (см. k - w), предстает на той же самой ступени своего развития. Он мог закрепиться в этой форме на раннем этапе в качестве литературного языка, а тот факт, что к книгам Ветхого Завета при передаче из поколеня в поколение относились как к священным текстам, должен был способствовать такой устойчивости.

f 

К этому древнееврейскому языку среди всех семитских языков ближе всего стоит ханаанский, или финикийский язык.[8] Это явствует, с одной стороны, из большого количества ханаанских личных и географических имен, встречающихся в Ветхом Завете, форма и значение которых легко объяснить исходя из иврита, как например, מַלְכִּי־צֶדֶק, קִרְיַת סֵפֶר и т. д. (по поводу «ханаанских глосс» [9] к ассирийским словам в клинописных табличках из эль-Амарны около 1400 г. до н.э. см. H. Winckler, Die Thontafeln von Tell-el-Amarna в Keilinschr. Bibliothek, Bd. V, Berlin, 1896 f. [транскрипция и перевод]; J. A. Knudtzon, Die El-Amarna-Tafeln, Lpz. 1907 f.; H. Zimmern, ZA. 1891, S. 154 ff. и KAT.3, S. 651 ff.), а с другой — из многочисленных сохранившихся фрагментов на финиикийском и пуническом языке. Последние мы находим в их своеобразной письменности (§ 1 k, l) в большом числе среди надписей и монет (изображения которых были собраны Гезениусом, Жюда (Judas), Бургадом (Bourgade), Дейвисом (Davis), де Вогюэ (de Vogüé), Леви (Levy), П. Шрёдером (P. Schröder), ф. Мальтцаном (v. Maltzan), Эйтингом (Euting), и прежде всего в первой части Corpus Inscriptionum Semiticarum, Paris, 1881 ff. Среди надписей обнаружено лишь небольшое число общественных документов, как, например, два прейскуранта жертвоприношений, в основном же эпитафии и вотивные таблички. Особенно важна надпись на саркофаге сидонского царя Эшмуназора, найденная в 1855 г., ныне хранящаяся в Лувре; библиографию см. в Lidzbarski, Nordsem. Epigr., I, 23 ff.; по поводу надписи см. S. 97 ff., 141 f., текст — S. 417 и Bd. II, Taf. IV, 2); [Cooke, p. 30 ff.]. К ним можно добавить отдельные слова у греческих и латинских авторов, а также пунические тексты у Плавта, Poenulus 5, 1–3 (наиболее удачно описанные Ричлем и Гильдемейстером в ричлевском издании Плавта, Tom. II, fasc. 5, Lips. 1884 г.). Из этих памятников можно получить понятие об исходной орфографии, из греческой и латинской транскипции о произношении и огласовании; взятые вместе они дают довольно внятное представление об этом языке и его отношении к ивриту.

g 

Пуничкские слова, встречающиеся в надписях, среди прочих: אל бог, אדם человек, בן сын, בת дочь, מלך царь, עבד слуга, כהן жрец, זבח жертва, בעל господин, שמש солнце, ארץ земля, ים море, אבן камень, כסף серебро, ברזל железо, שמן (растительное)масло, עת time, קבר grave, מצבת monument, מקם место, משכב ложе, כל весь, אחד одни, שנים два, שלש три, ארבע четыре, חמש пять, שש шесть, שבע семь, עשר десять, כן (=евр. היה) быть, שמע слышать, פתח открывать, נדר давать обет, ברך благословять, בקש разыскивать и т. д. Имена собственные: צדן Сидон, צר Тир, חנא Ганнон, חנבעל Ганнибал и т. д. См. полный список слов в Lidzbarski, Nordsem. Epigr., I, 204 ff.

h 

Отклонения финикийской орфографии и морфологии от еврейской состоят среди прочего в практически полном опущении гласных букв (§ 7 b), как например: בת вместо בית дом, קל вместо קוֹל voice, צדן вместо צִידוֹן, כהנם вместо כֹּֽהֲנִים priests, אלנם (у Плавта alonim) gods ; женском роде, оканчивающемся на ת (ath), даже в абсолютном состоянии (§ 80 b), наряду с א (ô), относительном местоимении אש (= евр. אֲשֶׁר) и т. д. Отличия в произношении более существенны, особенно в пуническом. Там וֹ обычно произносилось как û, например: שֹׁפֵט sûfēṭ (судья), שָׁלשׁ sālûs (три), רש rûs = רֹאשׁ голова; i и e — часто как редуцированный звук y неясного качества, например: הִנֶּנּוּ ynnynnu ('ecce eum'), אֶת (אית) yth; буква ע — как o, например, מעקר Mocar (ср. מַֽעֲכָה LXX, Gn 2224 Μωχά). См. сводку грамматических особенностей в Gesenius, Monuments Phoenicia, S. 430 ff.; Paul Schröder, Die phöniz. Sprache, Halle, 1869; B. Stade, Erneute Pröfung des zwischen dem Phönic. und Hebr. bestehenden Verwandtschaftsgrades в Morgenländ. Forschungen, Lpz. 1875, S. 169 ff.

i 

4. Как еврейские письмена на камне и монетах, упоминавшиеся в d, содержат лишь согласные, составители книг Ветхого Завета использовали только знаки для согласных (§ 1 k), и даже в нынешнее время рукописные свитки Торы в синагогах согласно древней традиции не должны содержать ничего кроме них. Современное произношение этого текста, содержащего лишь согласные, его огласовка и акцентуация, основываются на традиции еврейских школ, как она была зафиксирована в системе пунктуации (§ 7 h), введенной еврейскими учеными около седьмого века н. э.; см. § 3 b.

k 

Более древняя стадия развития ханаанско-еврейского языка, т. е. его состояние, предшествующее дошедшим до нас письменным документам, в котором он должен был быть ближе к общему семитскому праязыку, еще может быть восстановлена в общих чертах исходя из 1) некоторых архаизмов, сохранившихся в традиционных текстах, в особенности в именах людей и мест из более древних времен, так же как и в отдельных формах, встречающихся в основном в поэзии; 2) анализа традиционных форм, в тех случаях, когда в соответствии с законами и аналогиями фонетических изменений они ясно указывают на более древнюю стадию языка; 3) сравнения с родственными языками, особенно с арабским, в котором это более древнее состояние часто сохранялось до позднейшего времени (§ 1 m, n). Часто при анализе этих языковых явлений применение всех трех методов приводит к одному и тому же, и, следовательно, намного более надежному, заключению.

Хотя систематическое исследование языкового развития, упомянутого выше, принадлежит области сравнительного семитского языкознания, тем не менее, для научной трактовки иврита необходимо обращаться по мере возможности к исходным формам [10] и сравнивать их с соответствующими арабскими формами. Даже в элементарной грамматике, описывающей языковые формы, встречающиеся в Ветхом Завете, для их объяснения часто требуется обращение к этим исходным формам.

l 

5. Даже в языке Ветхого Зваета, несмотря на его общую однородность, можно увидеть движение от более древнего к более новому состоянию. С некоторой оговоркой можно различить два периода: первый — до конца вавилонского пленнения, и второй — после пленения.

m 

К первому принадлежит, за исключением отдельных следов более поздней редакции, большая часть книг Ветхого Завета, а именно: a) из прозы и исторического повествования — бо́льшая часть Пятикнижия и книг Иисуса Навина, Судей, Самуила и Царей; b) из поэзии — возможно, часть Псалмов и Притчей; c) книги ранних пророков (кроме различных позднейших вставок) в следующем хронологическом порядке: Амос, Осия, Исаия I, Михей, Наум, Софония, Аввакум, Авдий(?), Иеремия, Иезекииль, Исаия II (стихи 40-55).

n 

Начало этого периода, а следовательно, и еврейской литературы вообще, следует, безусловно, отнести еще ко времени Моисея, хотя Пятикнижие в его современном виде, где явственно проступают различные слои, следует рассматривать как продукт последовательного творения нескольких веков после Моисея. Некоторые особенности языка Пятикнижия, ранее считавшиеся архаизмами, такие как использование слов общего рода: נַעַר мальчик, юноша вместо נַֽעֲרָה девочка, девушка и הוא вместо היא нужно приписать более позднему редактору, см. § 17 c.

o 

Лингвистическая характеристика различных слоев Пятикнижия была исследована Рисселем и др.: Ryssel, De Elohistae Pentateuchici sermone, Lpz. 1878; König, De criticae sacrae argumento e linguae legibus repetito, Lpz. 1879 (анализ глав Gn 111); F. Giesebrecht, Der Sprachgebr. des hexateuchischen Elohisten в ZAW 1881, p. 177 ff., частично исправленная Драйвером: Driver Journal of Philology, vol. xi. p. 201 ff.; Kräutlein, Die sprachl. Verschiedenheiten in den Hexateuchquellen, Lpz. 1908. — Богатый материал представлен также Гольцингером Holzinger, Einleitung in den Hexateuct, Freib. 1893; Драйвером Driver, Introduction to the Literature of the Old Testament 8, Edinburgh, 1908; Штраком Strack, Einleitung ins A.T. 6, Munich, 1906; Кёнигом König, Einleitung in das A.T., Bonn, 1893.

p 

6. Даже в произведениях этого первого периода, охватывающего почти 600 лет, мы, естественно, сталкиваемся с существенными различиями в языковой форме и стиле, частично обусловленными временем и местом сочинения, а частично особенностями личности и таланта авторов. Так например, Исаия пишет совершенно иначе, нежели более поздний Иеремия, но также и иначе чем его современник Михей. В исторических книгах этого периода тексты, заимствованные из более ранних источников, имеют явственно иную лингвистическую окраску чем более поздние тексты, или фрагменты, принадлежащие самому́ последнему редактору. Тем не менее структура языка и, за исключением отдельных случаев, словарный состав и фразеология, особенно в прозаических книгах, в общем и целом одинаковы.

q 

От прозы поэтический язык отличается во многих отношениях, причем не только ритмом, достигаемым более строгой сбалансированностью (параллельностью) частей предложения и фиксированным размером (см. r), но и наличием особых слов и значений, словоформ и синтаксиса, используемыми наряду с теми, которые обычно употребляются в прозе, хотя это различие и не заходит так далеко как, например, в греческом языке. Многие из этих поэтических особенностей мы встеречаем в родственных языках, особенно в арамейском, как обычные языковые явления, и, возможно, в них надо видеть архаизмы, удержанные поэзией, некоторые же, возможно, являются украшениями, которые еврейские поэты, знавшие арамейский, привнесли в свой язык. [11] Пророков, по крайней мере, ранних, в том что касается языка и ритма, следует практически полностью считать поэтами, за исключением того, что их фразы часто длинее, а параллелизм менее регулярен и сбалансирован, чем у настоящих поэтов. Язык поздних пророков, напротив, более близок к проозе.

r 

По поводу ритма в еврейской поэзии см. помимо комментариев к поэтическим книгам и введений в Ветхий Завет: J. Ley, Grundzüge des Rhythmus, etc. Halle, 1875; Leitfaden der Metrik der hebr. Poesie, Halle, 1887; Die metr. Beschaffenheit des B. Hiob в Theol. Stud. u. Krit. 1895, IV u. 1897, I; Grimme, Abriss der bibl.-hebr. Metrik, ZDMG 1896, S. 529 ff. u 1897, S. 683 ff.; его же Psalmenprobleme etc. (Freiburg (Switzerland), 1902; см. также Beer в ThLZ 1903, No. 11); Gedanken über hebr. Metrik в Altschüler Vierteljahrschrift, I (1903), 1 ff.; Döller, Rhythmus, Metrik u. Strophik in d. bibl.-hebr. Poesie, Paderborn, 1899; Schloegl, De re metrics veterum Hebraeorum disputatio, Vindobonae, 1899 (схожа с Grimme); но прежде всего Ed. Sievers, Metrische Studien. I. Studien zur hebr. Metrik, 1. Teil: Untersuchungen, 2. Teil: Textproben, Lpz. 1901. II. Die hebr. Genesis 1. Texte, 2. Zur Quellenscheidung u. Textkritik, Lpz. 1904 f. III. Samuel, Lpz. 1907; Amos metrisch bearbeitet (совместно с H. Guthe), Lpz. 1907; его же Alttest. Miszellen (1. Is 24–27. 2. Jona. 3. Deutero-Zechariah. 4. Malachi. 5. Hosea, 6. Joel. 7. Obadiah. 8. Zephaniah. 9. Haggai. 10 Micha), Lpz. 1904–7. — Как руководство к системе Зиверса (с некоторой критикой его основных положений) см. Baumann, Die Metrik u. das A.T. в Theol. Rundschau, VIII (1905), 41 ff.; W. H. Cobb, A criticism of systems of Hebrew Metre, Oxford, 1905; Cornill, Einleitung ins A.T.5, Tübingen, 1905, S. 11 ff.; Rothstein, Zeitschr. für d. ev. Rel.-Unterricht, 1907, S. 188 ff.; [его же Grundzüge des hebr. Rhythmus, Lpz. 1909, также отдельно Psalmentexte u. der Text des Hohen Liedes, Lpz. 1909]; W. R. Arnold, The rhythms of the ancient Heb. в O.T. and Semitic Studies in memory of W. R. Harper, i. 165 ff., Chicago, 1907, согласно его теории число слогов между ударениями ограничено лишь физиологическими возможностями речи; C.v. Orelli, Zur Metrik der alttest. Prophetenschriften в Kommentar zu den kl. Propheten3, S. 236 ff., München 1908. — В полном согласии с Зиверсом: Baethgen, Psalmen3, S. XXVI ff., Göttingen, 1904. [См. Budde in DB. iv. 3 ff.; Duhm in EB. iii. 3793 ff.]

Лей (Ley, ZAW 1882, S. 5) и Будде (Budde) первыми разглядели стих в кине́, или плаче (ZAW 1882, S. 6 ff.; 1891, 234 ff.; 1892, S. 31 ff.; об их предшественниках, Лауте, де Ветте, Эвальде см. Löhr, Klagelied2, S. 9), что стало общепризнанным. Этот стих, названный Думом «длинным стихом», а Зиверсом попросту «пятириком» (Fünfer), состоит из двух полустиший, из которых второе содержит как минимум на одно ударение меньше чем первое. Тот факт, что регулярное повторение одинакового числа слогов в арсисе и тезисе имело место и в других поэтических произведениях, был выявлен Леем, Думом, Гункелем, Гримме и др., и особенно Циммерном, ссылающегося на вавилонский гимн, в котором элеметы стиха были выделены явно (ZA. X. 1 ff., XII. 382 ff.; см. также Delitzsch, Das babyl. Weltschöpfungsepos, Lpz. 1896, S. 60 ff.). Однако недавно Э. Зиверс, признанный знаток метра в других областях литературы, изложил в вышеупомянутых работах новые факты и взгляды, которые во многих случаях были подтверждены заключениями Лея и др. Наиболее важные из них следующие.

Еврейская поэзия, в отличие от метрического античного и арабского, и силабического сирийского стиха, является тонической. Однако число безударных слогов между двумя ударными (икт) не является произвольным, а схема стиха основывается на нерегулярном анапесте, который может претерпевать ритмические изменения (например, разрешение икта в два слога; удлинение арсиса, приводящее к двойному ударению) и стяжение (например, первых двух слогов). Стопа всегда оканчивается иктом, так что безударные окончания, объясняемые изменением в произношении или порчей текста, не следует принимать во внимкние; обычно же икт совпадет со словесным ударением. Метрическая схема состоит из объединения стоп в стихи (по две, три или четыре), а стихи — в периоды, чрезвычайно распространены два по три, два по четыре в повествованиях, два по пять очень часто и вне Плача (см. выше), а также два по семь. Зиверс рассматривает два последних размера как укороченные пары по три и четыре. Соседние фрагменты не всегда сохраняют одинаковый размер; часто имеют место смешанные размеры.

Нет больше сомнения в том, что при анализе чисто поэтических фрагментов эта система часто получает непосредственное подтверждение и привдит к текстологическим и литературным результатам, таким как устранение глосс. Однако имеется ряд проблем при безоговорочном применении этой схемы и распространения ее на пророческие тексты, и тем более на повествовательные: 1) чтобы получить требуемое число стоп нередко приходится жертвовать явно обозначенным параллелизмом (parallelismus membrorum) или тесной логической связью (например, между определяемым — status constructus и определяющим словом — nomen rectum — в сопряженном состоянии), а иногда даже прибегать к сомнительным исправлениям текста; 2) вся система предполагает правильную передачу текста и его произношения, но мы не можем гарантировать ни того ни другого. Ввиду вышесказаного мы можем заключить, что исходя из принципов, заложенных Зиверсом, для собственно поэзии были получены некоторые надежные и окончательные результаты, но учитывая ненадежность дошедшего до нас текста, невозможно надеяться на точную реконструкцию стихотворных размеров. Получить же убедительное доказательство подобного использования тех же метрических схем у Пророков, а тем более в повествовании, вряд ли когда-нибудь удастся.

В другом основополагающей работе — D. H. Müller, Die Propheten in ihrer ursprüngl. Form (Wien 1896, 2 Bde.; см. его же Strophenbau u. Respension, ibid. 1898, а также Komposition u. Strophenbau, ibid. 1907) — выявляются наиболее существенные черты в структуре строф и рефренов (повторений одинаковых или похожих фраз или слов в соответствующих позициях в разных строфах) в древней семитской поэзии.

Оформление некоторых поэтических отрывков в форме стиха, как того требовали дервние писцовые правила (Ex 151–19; Dt 321–43; Ju 5; 1 S 21–10; 2 S 22, 231–7; ψ 18, 136; Pr 3110–31; 1 Ch 168–36; см. также Jo 129–24; Ec 32–8; Est 97–10), не имеет ничего общего с метрикой в указанном выше смысле.

s 

Наряду со словами, употребительными в прозе, в поэзии встрсчаются такие слова, как אֱנוֹשׁ человек = אָדָם; אֹרַח путь = דֶּרֶךְ; מִלָּה слово = דָּבָר; חָזָה видеть = רָאָה; אָתָה приходить = בּוֹא.

К поэтической семантике относится употребление некоторых поэтических эпитетов в качестве существительных, как например: אביר (только в сопряженном состоянии אֲבִיר) Могучий для обозначения Бога; אַבִּיר сильный для обозначения быка или коня; לְבָנָה alba вместо luna; צַר враг вместо אֹיֵב.

Среди словоформ мы можем, например, отметить удлиненные формы предлогов места (§ 103 n): עֲלֵי = עַל, אֱלֵי = אֶל, עֲדֵי = עַד; окончания ־ִי, וֹ в именах (§ 90); местоименные суффиксы מוֹ, ־ָ֫מוֹ, ־ֵ֫מוֹ вместо ם, ־ָם, ־ֵם (§ 58); окончание множественного числа ־ִין вместо ־ִים (§ 87 e). Синтаксис характеризуется менее частым употреблением артикля, относительного местоимения, аккузативной частицы אֵת, сопряженным состоянием даже перед предлогами, укороченным имперфектом в том же значении, что и обычный (§ 109 i), более широким управлением у предлогов (§ 119 hh), и вообще, повсеместная краткостью выражения.

t 

7. Второй период иврита и литературы, после возвращения из плена до эпохи маккавеев (около 160 г. до н. э.), прежде всего характеризуется постоянным сближением с родственным ему восточноарамейским диалектом вследствие влияния арамеев, жившими в тесном контакте с недавно появившейся малочисленной колонией в Иерусалиме, и чей диалект уже был важен как официальный язык западной половины Персидксой империи. Все же вытеснение иврита арамейским шло очень постепенно. Произведения, предназначавшиеся народу, такие как еврейский оригинал Иисуса, сына Сирахова, и книги Даниила, свидетельствуют не только о том, что иврит в 170 г. до н. э. не только оставался литературным языком, но и по меньшей мере, был понятен народу.[12] Когда же он наконец прекратил свое существование как живой язык, то продолжал оставаться языком школы, не говоря уже о многочисленных гебраизмах, вошедших в арамейский язык евреев.

Подробности см. Kautzsch, Gramm. des Bibl.-Aram., pp. 1–6. Ситуацию с этими языками, сосуществующими в тот более поздний период можно себе представить по аналогии с верхне- и нижненемецкми в северной Германии, или с верхненемецким и народными диалектами южной Германии и Швейцарии. Даже образованные люди пользуются местными диалектами для устного общения, в то время как верхненемецкий служит в основном языком письменности и культуры, и по крайней мере, понятен всем сословиям. Полностью несостоятельной является идея, основанная на неправильном толковании Neh 88, что евреи сразу после возвращения из плена полностью забыли еврейский язык и поэтому нждались в переводе Священного Писания.

u 

Ветхозаветные писания, принадлежащие этому второму периоду, во всех из которых простуает, хотя и в разной степени, арамейская окраска, суть: некоторые части Пятикнижия и книги Иисуса Навина, Руфь, книги Эзры, Нехемии, Паралипоменон, Эсфирь; книги Пророков Аггея, Захарии, Исаии III (56–66), Малахии, Иоиля, Ионы, Даниила; из поэтических книг: большая часть Притчей, Иов, Песнь Песней, Экклезиаст и большинство Псалмов. С литературной точки зрения эти книги иногда значительно уступают книгам первого периода, хотя, впрочем, многие их них унаследовали чистоту языка и эстетическую ценность произведений золотого века.

v 

Поздними словами (арамеизмами) являются, например, אַחְוָה заявлелние, אָנַס заставлять, בַּר сын, גִּיר мел, זְמָן = עֵת время, זָקַף распрямлять, חסד Pi. укорять, טלל Pi. покрывать, טָעָה заблуждаться, כֵּף скала, מלך советовать, סוֹף = קֵץ конец, קִבֵּל = לָקַח получать, רָעַע = רָצַץ разбивать, שָׂגָא изобиловать, שָׁלַט = מָלַךְ править, תָּקֵף = אָמֵץ быть сильным. — К поздним значениям отноятся: אָמַר (говорить) приказывать; עָנָה (отвечать) заговаривать. — Орфографические и грамматические особенности: частое употребление scriptio plena וֹ и ־ִ, например דָּוִיד[13] (в других местах всюду דָּוִד), даже קוֹדֶש вместо קֹדֶש, רוֹב вместо רֹב; смешение конечных ־ָה и ־ָא; более частое употребление существительных на וֹן, ־ָן, וּת и т. д. См. Dav. Strauss, Sprachl. Studien zu d. hebr. Sirachfragmenten, Zürich, 1900, S. 19 ff.; о Псалмах Cheyne, Origin of the Psalter, p. 461 ff., и в особенности Giesebrecht в ZAW 1881, S. 276 ff.; общее описание: Kautzsch, Die Aramaismen im A.T. (I. Lexikal. Teil), Halle, 1902.

Впрочем, не все особенности, встречающиеся у этих позднейших авторов, являются арамеизмами. Некоторые из них не встречаются в арамейском и, по всей видимости, принадлежат более раннему периоду еврейского разговорного языка, особенно, как представляется, северной Палестины. Оттуда могли происходить некоторые части книги Судей, на что, например, указвает употребление שֶׁ, широко распространенное в финикийском (наряду с אשׁ) вместо אֲשֶׁר (§ 36), которое затем встречается в книге Ионы, Плаче, Песни Песней, поздних Псалмах и Экклезиасте.

w 

Примечания. 1. О диалектальных различиях в Библейском иврите имеется только одно явное упоминание, а именно в Ju 126, согласно которому эфраимляне в некоторых случаях произносили שׁ как ס (см. Marquart в ZAW 1888, p. 151 ff.). Подразумевается ли под ашдодским иврит или же (совершенно отличный) филистимский диалект, определить невозможно. С другой стороны, многие особенности северопалестинских книг (Судей и Осии), возможно, следует трактовать как диалектальные различия, так же и некоторые отклонения в надписи Меша (см. выше, d). По поводу дальнейшего развития см. L. Metman, Die hebr. Sprache, ihre Geschichte u. lexikal. Enticickelung seit Abschluss des Kanons u. ihr Bau in d. Gegenwart, Jerusalem, 1906.

2. Разумеется, что в сохранившихся памятниках древнееврейской литературы [14] не дошло всего многообразия древнего языка. Канонические книги Ветхого Завета составляли, безусловно, лишь долю всей национальной еврейской литературы.

  1. На то, что иврит в своем настоящем виде действительно развился в Ханаане, указывает тот факт, что для обозначения запада используется jām (море), а для юга nègeb (собственно, сушь, потом и как имя собственное для обозначения юга Палестины)
  2. Греко-римская форма этого имени восходит не непосредственно к еврейскому עִבְרִי, а к палестино-арамейскому ʿebrāyā, «еврей» (с определенным артиклем).
  3. Мы также оставляем открытой возможное с лингвистической точки зрения отождествление ʿIbrijjîm с хабиру, упоминаемых в письмах из Тель-эль-Амарны (около 1400 г. до н.э.) в роли разбойников и наемников в Палестине и ее окрестностях.
  4. Этот памятный камень, единственный в своем роде, был впервые обнаружен в августе 1868 г. немецким миссионером Ф.А. Клейном, но затем разбит на куски арабами, так что удалось сделать лишь неполную копию надписи. Большинство фрагментов находятся сейчас в парижском Лувре. По поводу истории открыия и более ранней литературы о камне см. Lidzbarski, Nordsemitische Epigraphik I, SS. 103 f., 415 f., и в библиографии (под рубрикой Me), p. 39 ff. Замечательная репродукция и перевод надписи, выполненные Смендом и Социном (Фрайбург-им-Брайсгау, 1886 г.), были затем переработаны и исправлены Нордландером в Die Inschrift des Königs Mesa von Moab, Lpz. 1896, Социном и Гольцингером в Zur Mesainschrift (Berichte der K. Sächsischen Gesell. d. Wiss., Dec. 1897) и Lidzbarski, Eine Nachprüfung der Mesainschrift (Ephemeris, I, 1, p. 1 ff.; текст в его Altsemitischs Texte, Heft 1, Gießen, 1907); J. Halévy, Revue Sémitique, 1900, pp. 236 ff., 289 ff., 1901, p. 297 ff.; M. J. Lagrange, Revue biblique internationale, 1901, p. 522 ff.; F. Prätorius в ZDMG 1905, S. 33 ff., 1906, S. 402. Его подлинность была подвергнута сомнению A. Löwy, Die Echtheit der Moabit. Inschr. im Louvre (Wien, 1903), и G. Jahn в Das Buch Daniel, Lpz. 1904, S. 122 ff. (также в ZDMG 1905, S. 723 ff.), но необоснованно, как было доказано Э. Кёнигом в ZDMG}} 1905, S. 233 ff. и 743 ff. [См. также Driver, Notes on the Hebrew Text of the Books of Samuel, Oxford, 1890, p. lxxxv ff.; Cooke, op. cit., p. 1 ff.]
  5. По поводу этой надписи, к сожалению недатированной, но очень важной в лингвистическом и палеографическом отношении, относящейся к прокладке туннеля (см. факсимиле на последней странице этой Грамматики) см. Lidzbarski, Nordsemitische Epigraphik, I, 105, 163, 439 (библиография, S. 56 ff.; факсимиле, Bd. II, Tafel XXI, 1); о ее новой зарисовке, сделанной Социном (ZDPV XXII, p. 61 ff. и опубликованной отдельно во Фрайбурге-и.-Б. в 1899 г.), см. Lidzbarski, Ephemeris, I, 53 ff. и 310 f. (текст в Altsemit. Texte, S. 9 f.). Опровержение предположения А. Фишера (ZDMG 1902, S. 800 f.) о том, что эти шесть строк являются продолжением несохранившейся надписи, см. Lidzbarski, Ephemeris, II, 71. В 1890 г. надпись была сколота и из-за этого разбита на шесть или семь частей. Затем она была хорошо отреставрирована и сейчас хранится в Археологическом музее в Стамбуле. Если, в чем трудно усомниться, название שִׁלֹּחַ (т.е., emissio) Is 86 относится к стоку воды из Гихона через туннель (Stade, Gesch. Isr. I, 594), то он, а следовательно, и надпись, существовали уже около 736 г. до н.э. [См. Cooke, op. cit., p. 15 ff.]
  6. M. A. Levy, Siegel u. Gemmen, etc., Bresl. 1869, S. 33 ff.; Stade, ZAW 1897, S. 501 ff. (информация о четырех древнесемитских печатях была опубликована в 1896 г.); Lidzbarski, Handbuch, I, 169 f.; Ephemeris, I, 10 ff.; W. Nowack, Lehrb. d. hebr. Archäol. (Freib. 1894), I, 262 f.; I. Benzinger, Hebr. Archäol.2 (Tübingen, 1907), S. 80, 225 ff., описывает также прекрасную печать с надпистью לשמע עבד ירבעם из замка Мегиддо, обнаруженную в 1904 г; [Cooke, p. 362].
  7. De Saulcy, Numismatique de la Terre Sainte, Par. 1874; M. A. Levy, Gesch. der jüd. Münzen, Breslau, 1862; Madden, The Coins of the Jews, Lond. 1881; Reinach, Les monnaies juives, Paris, 1888. См. список литературы у Шёрера в Gesch. des jüd.Volkes im Zeitalter J. C.3, Lpz. 1901, I, 20 ff.; [Cooke, p. 352 ff.].
  8. כְּנַעַן, כְּנַֽעֲנִי — это топоним общий для ханаанских племен как в Палестине, так и живших у подножья ливанского хребта и на побережье Сирии, которых мы называем финикийцами, хотя они сами именуют себя כנען на своих монетах. Также называли себя и пунийцы.
  9. Среди проч.:aparu, также ḫaparu (ассир. epru, ipru) = עָפָר; ḫullu = עֹל (с твердым ע; см. § 6 c, как и ассир. ḫumri = עָמְרִי, ḫazzatu = עֶזָּה); iazkur = יִזְכֹּר, zuruḫu = זרוֹעַ, abadat = אָֽבְדָה, šaḫri = שַעַר, ворота; baṭnu = בֶּטֶן, живот; kilūbi = כְּלוּב, ловчая сеть; ṣaduk = צָדֹק (צַדִּיק), и т. д. [см. Böhl, Die Sprache d. Amarnabriefe, Lpz. 1909.]
  10. Вопрос, насколько правомочно называть эти формы «прасемитскими», мы оставляем открытым.
  11. То, что уже во времена Исаии (вторая половина восьмого в. до н. э.) образованные евреи или, по крайней мере, государственные чиновники, но не простые люди, понимали по-арамейски, видно из 2 K 1826 (Is 3611).
  12. Повсеместное использование иврита в популярной религиозной литературе, сохранившейся в Мидрашах, Мишне и литургии, говорит о том, что иврит был широко распространен и гораздо позднее. [См. M. H. Segal, ‘Mišnaic Hebrew and its relations to Biblical Hebrew and Aramaic,’ in J.Q.R., 1908, p. 647 ff. (также отдельно).]
  13. Написание דָּוִיד у малых пророков (Ho 35, и т. д.) объясняется исключительно прихотью масоретов.
  14. Согласно подсчетам голландского ученого Лёсдена Ветхий Завет содержит 5642 различных еврейских и арамейских слов; согласно раввинистическим — всего 79856 в Торе. См. также E. Nestle, ZAW, 1906, S. 283; H. Strack, ZAW 1907, S. 69 ff.; Блау в Neue masoret. Studien ( JQR. XVI, 357 ff.) исследует число букв и слов, а также деление на стихи в Ветхом Завете.