Когда я вторично проснулся, у постели моей стоялъ тотъ самый ребенокъ, который принесъ веревку съ крючкомъ въ домъ, гдѣ меня приняли въ первый разъ и который, какъ я узналъ впослѣдствіи, принадлежалъ главѣ этого племени. Ребенокъ этотъ, по имени Таэ, былъ его старшимъ сыномъ. Послѣ пробужденія мнѣ показалось, что мое знаніе ихъ языка увеличилось настолько, что я уже могъ разговаривать на немъ съ сравнительною легкостью.
Ребенокъ былъ замѣчательно красивъ, даже для этого отличавшагося своею красотою племени; лицо его казалось мужественнымъ для его лѣтъ, и въ его выраженіи было болѣе живости и энергіи, чѣмъ я могъ уловить въ спокойныхъ, безстрастныхъ лицахъ мужчинъ этой расы. Онъ принесъ мнѣ тотъ самый листъ бумаги, на которомъ я представилъ способъ моего спуска, а также набросалъ страшную голову звѣря, прогнавшаго меня отъ трупа моего пріятеля. Указывая на послѣднюю часть рисунка, онъ задалъ мнѣ нѣсколько вопросовъ о размѣрахъ и формѣ чудовища и пещерѣ, въ которой оно скрывалось. Онъ такъ заинтересовался моими отвѣтами, что они на время отвлекли его отъ прямыхъ вопросовъ обо мнѣ. Но наконецъ къ моему большому затрудненію (я помнилъ торжественное обѣщаніе, данное мною моему хозяину), онъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ, — откуда я, когда на мое счастье въ комнату вошла Зи и, услышавъ его слова, сказала:
— Таэ, ты можешь отвѣчать на всѣ вопросы нашего гостя; но самъ никогда не долженъ разспрашивать его. Отвѣчать на вопросы, — откуда онъ родомъ и зачѣмъ онъ здѣсь, — было бы нарушеніемъ того правила, которое мой отецъ положилъ для всего нашего дома.
— Да будетъ такъ, сказалъ Таэ; и съ тѣхъ поръ, до послѣдней нашей встрѣчи, этотъ ребенокъ, котораго я очень полюбилъ, никогда не касался запрещеннаго предмета.