НА ВСЯКОЕ ВРЕМЯ ВЪ ДОБРЫЙ ЧАСЪ.
[править]1855.
[править]ДВѢ СЕСТРЫ
[править]Нѣкто, г. Мирмонъ, оставшись вдовцомъ, жилъ въ одномъ хорошенькомъ замкѣ, въ Нормандія. Удалившись отъ свѣта, онъ сосредоточилъ всю любовь свою на двухъ дочеряхъ, живо напоминавшихъ ему любимую и рано потерянную имъ супругу. Эдиѳь и Берта были близнецы. Красота этихъ двухъ сестеръ, какъ-бы составлявшая одно цѣлое, была выше всякаго описанія. Въ-самомъ-дѣлѣ, ничего не могло быть миловиднѣе этого прелестнаго образа, дважды отразившагося на этихъ малюткахъ, подобно двумъ юнымъ деревцамъ, растущимъ вмѣстѣ и сплетающимъ свои вѣтви на красу и радость другъ — друга. Онѣ были всегда неразлучны; одна-другую любили нѣжно и одна — безъ — другой не могли быть почти ни минуты. Хотя въ чертахъ лица, ростѣ, походкѣ и голосѣ, онѣ имѣли поразительное сходство, но характеры ихъ представляли рѣзкія противоположности: Берта — живая, пламенная и рѣзвая, искала однихъ только удовольствій, конечно, непревышавшихъ ея возраста, и предавалась имъ съ такимъ увлеченіемъ, что не было возможности оторвать ее отъ нихъ; напротивъ того, Эдиѳь — кроткая, мечтательная и даже нѣсколько важная, въ такихъ только случаяхъ принимала участіе въ этихъ удовольствіяхъ, когда могла дѣлиться ими съ окружающими ее, и не рѣдко, для угожденія другимъ, жертвовала своимъ вкусомъ и желаніями; и для милой ей Берты, — подвергавшей себя, множеству опасностей, — нѣжная Эдиѳь, пренебрегала удовольствіями только потому, что, покровительствуя сестрѣ, она, въ тоже — время, замѣняла ей и попечительную матъ.
Во время своего дѣтства, обѣ сестры, дѣлили свои игры съ юнымъ сиротою, Оливьеромъ, племянникомъ г. Мирмона. Еще и въ то время, какъ Оливьеръ и Берта рѣзвились со всею безпечностью, свойственною ихъ лѣтамъ, скромная Эдиѳь, слѣдила за цими только нѣжными взорами, не рѣдко призывала ихъ къ себѣ и кротко выговаривала за рѣзвость и шалости. Эта любовь, полная энергіи, доставила ей нѣкоторую власть надъ ними, за что она и была прозвана въ замкѣ, маленькою маменькою.
Между-тѣмъ годы, обычнымъ чередомъ, исчезали въ безпредѣльной вѣчности; настало и то время, когда Оливьеръ долженъ былъ ѣхать въ Парижъ, для окончанія курса наукъ. Выдержавъ экзаменъ, онъ получилъ мѣсто адвоката, — благородное и прекрасное поприще для всякаго молодаго человѣка, которое даже и богачу дозволяетъ ничего не дѣлать, не вредя, впрочемъ, его репутаціи. Когда такимъ образомъ судьба Оливьера была рѣшена, онъ возвратился въ замокъ своего дяди; но уже тамъ большое несчастіе постигло это нѣкогда счастливое семейство. Г. Мирмонъ ослѣпъ. Эдиѳь, вѣрная подруга отца, не покидала его ни на минуту, и старалась всѣми усиліями души, своей, разнообразіемъ занятій, удалить отъ него чувство скорби. Эти занятія состояли: въ чтеніи любимыхъ имъ сочиненій, пѣніи привычныхъ ему романсовъ и игрѣ блестящихъ этюдовъ на фортепіано. Иногда, новая Антигона, водила слѣпаго отца своего по окрестнымъ деревнямъ, описывая ему разные виды, бывшіе по пути, съ такою прелестью, съ такимъ счастливымъ выборомъ выраженій, что г. Мирмонъ забывалъ свое печальное положеніе и, какъ бы самъ смотрѣлъ глазами своей дочери…
Не рѣдко чело старца омрачалось, когда онъ думалъ о необыкновенной, преданности молодой дѣвушки, отказывающейся отъ всѣхъ удовольствій, свойственныхъ ея лѣтамъ, и лишь только онъ начиналъ выражать мысль свою, по этому предмету, какъ добрая Эдиѳь, съ живостію зажимала ему ротъ и говорила: — замолчи, душечка, папочка и непорть моего счастія. Ты знаешь, что я теперь несравненно счастливѣе, чѣмъ прежде, помнишь, когда, бывало, мнѣ хотѣлось оставаться возлѣ тебя, въ твоемъ кабинетѣ, а ты меня высылалъ, говоря, поди прочь Эдиѳь, мнѣ надо работать.
— Но душа моя, Эдиѳь, вѣдь этотъ предлогъ, я находилъ единственно для того,.чтобы ты пошла гулять и боялся, чтобъ это ежеминутное уединеніе не вредило твоему здоровью.
— Ты однакожъ огорчалъ меня этимъ, папочка; теперь-же, благодарю, ты всегда оставляешь меня возлѣ себя. О, еслибъ ты только зналъ, какъ я этимъ горжусь! Подмѣчаешь-ли ты тутъ себялюбіе? ты теперь въ моей власти, всегда возлѣ меня, и я не страшусь болѣе что ты отгонишь меня или самъ удалишься…
Но если-бы ты только не страдалъ, папочка, я-бы благословила небо даже за всякое несчастіе, которое-бы дало мнѣ возможность возвратить тебѣ всѣ тѣ попеченія, которыми ты осыпалъ меня постоянно.
Милое дитя! — шепталъ г. Мирмонъ, прижимая Эдиѳь къ сердцу, между-тѣмъ какъ слезы нѣжности и признательности выступали изъ его лишенныхъ зрѣнія глазъ.
— Нѣтъ, нѣтъ! я не могу жаловаться на свое несчастіе, когда Господь благословилъ меня такою дочерью — сказалъ онъ громко съ чувствомъ.
Берта пробовала помогать своей сестрѣ въ заботахъ, расточаемыхъ ею любимому слѣпцу. Съ радостію и она часто прибѣгала къ г. Мирмону, но по прошествіи часа, тоска овладѣвала ею. Лучь солнца, проскользнувшій въ комнату, казалось, вызывалъ ее на воздухъ. Она приближалась къ окну, вздохи вырывались изъ ея тоскующей однообразіемъ груди. Эти вздохи долетали до отца, и онъ говорилъ ей: — поди, Берта, прогуляйся въ паркѣ; воздухъ освѣжитъ тебя. Здѣсь, въ-самомъ-дѣлѣ скучно.
— Да, папаша, я сейчасъ возвращусь!
И отъ этихъ словъ, на устахъ бѣднаго слѣпца, блуждала печальная улыбка: онъ зналъ, что Берта не скоро возвратится.
По пріѣздѣ въ замокъ, Оливьеръ нашелъ кузинъ своихъ болѣе нежели прекрасными. Въ глубину души его запала тогда-же мысль, что одна изъ нихъ должна быть подругою его жизни; послѣдняя воля его матери согласовалась съ этою мыслію; но онъ былъ въ нерѣшимости, когда приступалъ къ выбору: онъ одинаково любилъ ихъ, даже еще и тогда, когда онѣ были маленькія; теперь-же, трудно было отдѣлить ихъ, одну-отъ-другой: онѣ и теперь были одинаково-прекрасны, у нихъ была одна-игаже походка, одинъ-и-тотъ-же голосъ, сладостный и до крайности пріятный, словомъ все въ нихъ увлекало до страсти. Которую-же, послѣ этого, можно было выбрать? Впрочемъ, характеръ Берты, болѣе подходилъ къ его характеру: онъ любилъ свѣтъ и удовольствія; Берта въ этомъ случаѣ явно согласовалась съ нимъ. Но это не мѣшало ему удивляться и кроткой Эдиѳи; а ея безграничная преданность къ отцу, сильно трогала его чувствительное сердце. Она одна можетъ доставить мнѣ полное счастіе — разсуждалъ онъ. — Преданная такъ дочь, конечно, будетъ хорошею супругою и доброю матерью.
Движимый такими мыслями, Оливьеръ, однажды утромъ, отправился къ своему дядѣ и попросилъ у него руку Эдиѳи. Бѣдный слѣпецъ сильно вздрогнулъ при этомъ предложеніи, и нѣсколько минутъ хранилъ молчаніе, наконецъ, преодолѣвъ себя, скрылъ, сколько могъ, впечатлѣніе, произведенное въ немъ этою просьбою, отвѣчалъ довольно спокойно: — Любезный Оливьеръ, я уже думалъ, что ты сдѣлаешься, когда нибудь, моимъ сыномъ… — Въ эту минуту, слова его были прерваны приходомъ Эдиѳи. Г. Мирмонъ тутъ-же объявилъ ей о предложеніи Оливьера.
— Папочка, я не хочу тебя оставить, — отвѣчала дрожащая Эдиѳь.
— Сестрица, — возразилъ Оливьеръ, — я обѣщаю дядюшкѣ неиначе увезти тебя въ Парижъ, какъ только тогда, когда онъ самъ пожелаетъ жить въ немъ; такимъ образомъ ты никогда не оставишь его.
— О, если такъ, Оливьеръ, — отвѣчала Эдиѳь, протягивая ему свою руку, — я согласна, и жизнь моя будетъ посвящена вамъ обоимъ.
— И такъ, папаша, — прибавила она, поцѣловавъ отца въ лобъ, — между мною и тобой ничего не измѣнится.
Оливьеръ, чтобы ускорить исполненіемъ своего счастія, спѣшилъ приготовленіями къ свадьбѣ. Въ это время Эдиѳь была восхитительна; но среди радости, ей казалось, что вокругъ ея царствовала печальная тишина; она бросала взгляды на окружающіе предметы и, сердце ея сжималось какою-то непонятною тоскою.
Между-тѣмъ, Берта, вѣчноулыбавшаяся Берта, оставалась цѣлые часы погруженною въ мечтанія, которыя вызывали, нерѣдко, на глаза ея блестящую слезу, и она, напрасно, спѣшила скрыть ее; Оливьеръ уже не разъ замѣчалъ все это, и, какъ-бы выказывалъ неловкостью своего обращенія съ Бертой, что угадывалъ мысль этой прекрасной дѣвушки.
Г. Мирмонъ былъ печальнѣе всѣхъ лицъ небольшаго своего семейства, не смотря на стараніе его скрывать это и, не смотря даже на улыбку, которою онъ встрѣчалъ каждый разъ отъ всѣхъ, и, въ особенности, отъ Эдиѳи.
Боже мой! ужели это счастіе, если мое счастіе, разрушаетъ счастіе папеньки и сестры моей, — думала Эдиѳь — о, я должна узнать истинну. И Эдиѳь начала дѣлать наблюденія надъ Бертой. Скоро увѣрилась она, что Берта имѣеъ виды на Оливьера; чтоже касается до отца, то она прибѣгла къ невинной хитрости, чтобы узнать образъ его мыслей.
Мы уже знаемъ, что голосъ обѣихъ сестеръ былъ совершенно одинаковъ.
Однажды, утромъ, Эдиѳь вошла въ комнату своего отца, который никогда не ошибался въ ея походкѣ.
— Это ты, моя Эдиѳь — сказалъ г. Мирмонъ, протягивая ей руку.
— Папочка — отвѣчала Эдиѳь, нѣсколько смѣшавшаяся отъ того, что говорила неправду — я, не Эдиѳь, а Берта. Вы меня сегодня не узнали?
Лицо слѣпца омрачилось и онъ съ грустію сказалъ: — Ахъ, безъ сомнѣнія, Эдиѳь начинаетъ забывать меня; у ней теперь другія заботы, другія радости; дай Богъ ей только счастія! Отнынѣ, дитя мое, ты будешь одна у меня…
— Папенька!.. Эдиѳь никогда не покинетъ васъ!
— Ты это думаешь?.. но я знаю характеръ Оливьера, онъ никогда не будетъ имѣть столько самоотверженія, чтобъ провести всю жизнь въ этомъ зімкѣ; онъ захочетъ ѣхать въ Парижъ, съ тѣмъ, чтобы наслаждаться тамъ своимъ счастіемъ; онъ слишкомъ стосковался-бы возлѣ дряхлаго и скучнаго старика… Это очень натурально. Эдиѳь послѣдуетъ за нимъ, а я останусь одинокимъ: я такъ привыкъ къ ней…
— Я останусь возлѣ васъ папенька.
— Прости меня, моя милая Берга… но тутъ есть большая разница: Эдиѳь привыкла… умѣла развлекать меня, и часто, часто заставляла забывать мою тяжкую слѣпоту.
— Да, я это не разъ видѣла.
— Прости меня, дитя мое, я люблю тебя не менѣе ея, но характеръ и вкусъ Эдиѳи, болѣе согласовались съ моими. Чтобы быть всегда со мной, она съумѣла сдѣлаться старухой; ты-же Берта, ты и не подозрѣваешь той изнурительной ноши, какую готова взять на себя. Кто знаетъ, можетъ быть, ты падешь подъ ея бременемъ.
— Папочка?
— Да, ты также очень добра; ты все готова сдѣлать, чтобъ я былъ счастливъ; но ты будешь страдать. Тебѣ предстоитъ безпрестанная борьба съ твоимъ вкусомъ, съ твоимъ веселымъ нравомъ. Я буду это знать, — и могу-ли быть счастливымъ? Напротивъ того, Эдиѳь, казалось мнѣ, не дѣлала почти никакаго пожертвованія. Я въ этомъ убѣдился; но былъ не правъ; и теперь вижу, что ошибался въ той увѣренности, что дочерняя любовь ея, замѣнитъ ей все на свѣтѣ. Я думалъ: она никогда не покинетъ меня, и благословлялъ Бога, и вотъ, за это себялюбіе. Господь наказалъ меня! Прости меня, дочь моя, я тебя люблю, но разлука съ Эдиѳью, заключаетъ въ себѣ неизмѣримую горесть для меня: быть можетъ, — я въ томъ уже почти убѣжденъ, — она сократитъ мои дни…
Бѣдная Эдиѳь, у ногъ несчастнаго отца, съ глазами, горѣвшими отъ слезъ, напрасно ею удерживаемыхъ, слушала жалобы бѣднаго слѣпца. Она молча и тихо удалилась; и блѣдная, дрожащая, отправилась въ конецъ парка, гдѣ вошла въ маленькую часовню. Тамъ, она бросилась на колѣна предъ образомъ Богоматери и, сложа руки, устремила отчаянный взоръ на Пречистую и, послѣ жаркой молитвы, тихо произнесла: "Вдохнови меня Святая Дѣва… Я знаю, что если послушаюсь голоса сердца, мое замужство доставитъ счастіе мнѣ и Оливьеру… онъ такъ любитъ меня!.. но Сестра моя?.. отецъ мой?.. мое счастіе будетъ для нихъ несчастіемъ… О, въ 19 лѣтъ трудно бороться съ сердцемъ… помоги, помоги мнѣ Пресвятая Дѣва!!.. И Эдиѳь дала волю своимъ слезамъ; потомъ, закрывъ руками лице, она опять начала усердно молиться.
Окончивъ молитву, она возвратилась въ замокъ, хотя все еще блѣдная, но уже болѣе спокойная.
Здѣсь она встрѣтила слугу, который доложилъ ей, что г. Мирмонъ уже два раза ее спрашивалъ.
— Скажи папенькѣ, что я прошу его подождать: чрезъ минуту я буду у него.
Оливьеръ находился въ залѣ, когда въ нее вошла Эдиѳь.
— Братецъ — сказала она ему, садясь возлѣ цего — нѣсколько дней я не рѣшалась говорить съ вами, но теперь это необходимо. Я довольно обдумала ваше благородное предложеніе… но, мнѣ кажется, что вы ошиблись въ вашемъ будущемъ счастіи, избравъ меня своею подругою…
— Что вы хотите сказать этимъ, сестрица? — вскричалъ съ изумленіемъ молодой человѣкъ.
— Бога ради, выслушайте меня спокойно милый Оливьеръ. Вы любите свѣтъ, — я страшусь его. Вы ищете удовольствій, — для меня дорого уединеніе. Счастіе, котораго ожидаете отъ меня, вы найдете скорѣе въ сестрѣ моей: Берта любитъ васъ, я это знаю совершенно… Ваши вкусы сходны съ нею; да, только съ нею вы будете счастливы…
— Вы ошибаетесь… Берта не любитъ меня — сказалъ смущенный Оливьеръ — я въ этомъ увѣренъ, а вы, я полагалъ…
— А я, если дѣло дошло до признанія, я разсмотрѣла свое сердце, и нашла въ немъ одну только, — одну дружбу къ вамъ и, ничего болѣе… кромѣ того, я чувствую, что нѣжность, которую я питаю къ отцу, можетъ охладить любовь къ мужу. И такъ… и такъ… я рѣшилась не выходить замужъ! — съ болѣзненнымъ усиліемъ произнесла Эдиѳь эти послѣднія слова; но она умѣла такъ хорошо владѣть собою, что черты лица ея ни мало не обличили страданій ея разтерзаннаго сердца.
Оливьеръ, удивленный, даже обиженный нѣсколько холодными доводами Эдиѳи, не противорѣчилъ ей; притомъ-же, узнавъ о приверженности и любви къ нему Берты, онъ почувствовалъ и самъ явное влеченіе къ ней.
— Поди сюда сестрица — сказала Эдиѳь съ пріятной улыбкой, обращаясь къ Бертѣ, входившей въ это время въ залу — мы уже объяснились съ Оливьеромъ; я откровенно высказала ему свое желаніе никогда не выходить замужъ; онъ-же, въ свою очередь, признался мнѣ, что твой характеръ болѣе походить на его и что, наконецъ, онъ считалъ-бы мои слова еще болѣе утѣшительными, еслибы ты согласилась заступить мое мѣсто.
Смутившаяся Берта не могла скрыть своей радости, и Эдиѳь почувствовала, видя счастіе сестры, что ея собственное пожертвованіе было для нее менѣе горестно.
— А нашъ папенька? — робко спросила Берта.
— Я буду посредницей въ этомъ дѣлѣ — отвѣчала Эдиѳь — и сейчасъ-же пойду все устроить.
И дѣйствительно, мужественная дѣвушка отправилась къ своему отцу; дорогою она быстро отерла жгучую слезу, но эта слеза была уже послѣдняя. Входя къ г. Мирмону, Эдиѳь приняла на себя сколь можно болѣе веселый видъ — какъ будто слѣпой могъ увидѣть это — и вперила въ него глаза свои.
— Кто тамъ? — съ нетерпѣніемъ спросилъ онъ — развѣ и на минуту нельзя оставить меня одного)
— Это я, папаша, твоя Эдиѳь, — отвѣчала молодая дѣвушка улыбаясь.
— Ахъ! это ты — прошепталъ бѣдный слѣпецъ; однако чело его уже не просвѣтлѣло на этотъ разъ.
— Да, — сказала Эдиѳь, садясь на табуретку; потомъ, взялъ руку отца, поднесла ее къ своимъ губамъ, но, почувствовавъ, что онъ старается отнять ее, продолжала:
— Ахъ, папаша, ты отнимаешь у меня руку!.. ты сердишься на меня, не правда ли? Прости меня, родной. Я цѣлое утро была занята однимъ серьезнымъ дѣломъ, и отъ того-то, такъ долго, оставляла тебя одного.
— И я тебѣ не дѣлаю выговора — печально возразилъ слѣпецъ — ты на себя налагаешь другія обязанности, а я долженъ-же, когда нибудь, привыкнуть къ уединенію, къ тоскѣ и горести.
— Нѣтъ, папаша, нѣтъ. Покуда еще жива твоя Эдиѳь, покуда любовь къ тебѣ не умретъ въ ней съ ея жизнію, ты не узнаешь горести. И теперь, если я была занята, то только тѣмъ, чтобы разстроить одно замужство и устроить другое.
— Что, что ты говоришь?
— То, что я не могла пересилить въ себѣ чувства привязанности къ тебѣ, а тѣмъ болѣе не могу разстаться съ тобой, папаша… какой-то внутренній голосъ говоритъ мнѣ, что мое назначеніе на землѣ состоитъ въ посвященіи тебѣ всей моей жизни. Вотъ почему я сейчасъ упрочила счастіе моей сестры, соединя ее съ Оливъеромъ.
— Эдиѳь! дитя мое! — шепталъ слѣпецъ, дрожащія руки котораго обвила милую головку молодой дѣвушка, и онъ, поцѣловавъ ее въ лобъ, продолжалъ съ чувствомъ: — это евозможно… этого бытъ же должно… ты… ты жертвуешь собою для меня, и обманываешь меня, говоря, что это замужство не принесетъ тебѣ счастія; ты любишь Оливьера, я это знаю…
— А я, напротивъ, считала-бы себя самою несчастною, если-бы насильно принуждена была разлучиться съ тобой.
Ничто не могло сравниться съ радостью бѣднаго слѣпца, когда Эдиѳь, собою, своею дивною жертвою, возвратила ему его ангела-хранителя.
Спустя двѣ недѣли праздновали свадьбу Берты съ Оливьеромъ.
Никто, никогда не зналъ, какое пожертвованіе сдѣлала Эдиѳь сестрѣ, для отца своего.
Молодые супруги не замедлили отправиться въ Парижъ, куда призывала ихъ разнообразная и веселая жизнь, столь свойственная ихъ характерамъ. Сначала Эдиѳь чрезвычайно страдала, но попеченія, которыми она окружила отца своего, стараніе, съ которымъ она предупреждала каждое его желаніе, нѣсколько ослабили ея душевное страданіе, а глубокая нѣжность и признательность старика, вскорѣ совершенно утѣшили ее. Она уже не сожалѣла болѣе о своей жертвѣ я, по прошествіи двухъ лѣтъ, находила даже все свое счастіе въ исполненіи благочестивыхъ своихъ обязанностей. — Но подобныя рѣдкія жертвы никогда не остаются безъ награды.
Послѣ смерти слѣпца, отца ея, чрезъ пять лѣтъ послѣ брака Берты, Эдиѳь вышла замужъ за однего изъ первѣйшихъ лицъ въ государствѣ, который славился не столько знатностію рода, сколько качествами вполнѣ прекрасной души и Эдиѳь, до конца дней своихъ была такъ счастлива, какъ только можно быть счастливой на землѣ.
А Берта?
Она живетъ въ Парижѣ; а тамъ счастье, въ этомъ родѣ, не часто встрѣчается…