1900.
[править]31—32. Дѣдушкины посидѣлки и любовь моего сосѣда.
[править]Подпись W. даетъ извѣстное основаніе приписать эти двѣ небольшіяя рецензіи Бѣлинскому. Правда, буквой W могъ бы подписаться и В. Межевичъ, дѣятельный сотрудникъ библіографаческаго отдѣла «Молвы». Но такъ какъ непосредственно за этими двумя статейками идетъ рецензія, подписанная псевдонимомъ Межевича — Читатель ex officio, то становится вѣроятнымъ, что буква W поставлена для того, чтобы отдѣлить двухъ авторовъ. Слогъ какъ будто бы Бѣлинскаго.
Съ этими оговорками считаемъ не лишнимъ перепечатать статейки.
Просимъ покорно не повторять общія жалобы на недостатокъ книгъ въ нашей литературѣ. Вотъ библіографическое явленіе, вышедшее хотя изъ самой старой типографіи, напоминающей блаженныя времена Любія, Гарія и Попова, или Ридигера и Клаудія, но въ видѣ самомъ новомъ, самомъ послѣднемъ, à la Baron Brambeus. Одно содержаніе его уже весьма достаточно показываетъ оригинальную затѣйливость направленія; вы находите въ немъ: Вмѣсто Предисловія, на манеръ новыхъ Французскихъ книгъ юной школы; потомъ Три Мѣшка правды, что-то отзывающееся восточнымъ параболизмомъ; потомъ Просиллогистировавшагося Философа, нѣчто въ смѣшанномъ родѣ Гг. Булгарина и А. Орлова; наконецъ Обыграннаго Сатану, юмористическую фантазію, соединяющую въ себѣ Гофмановскую чертовщину съ Брамбеистическимъ остроуміемъ и веселостью разсказа. Кстати о разсказѣ; представляемъ здѣсь любопытный образчикъ живописи мѣстностей, составляющей отличительный характеръ модныхъ нынѣшнихъ произведеній: «Животворные лучи священнаго Иліоса проникли сквозь тѣсныя окна прохладной хаты; домашній мотылекъ рѣзвился по стеклу съ маленькой подругой; черный большой тараканъ, перебивая дорогу у мелкихъ собратій, спѣшилъ укрыться въ темную щель отъ взоровъ дня несноснаго для его огорченной совѣсти; — что-то таинственное изображалось на его угрюмомъ челѣ и приводило въ трепетъ бѣшеныхъ зрителей его поползновенія — трусливыхъ мухъ! Прозорливая кошка уже навела на него мѣткую свою лапу и готова была однимъ ударомъ свернуть ему беззаконную голову; но лишь взмахнулась — и осмотрительный меланхоликъ сунулся въ нору. Тщетно дожидалась она другаго подобнаго путника: быть можетъ, они давно уже сговорились о избѣжаніи угрожающей опасности и бѣдная ловчая съ досадою возвратилась въ свое мѣсто. Искусный деревенскій архитекторъ — неутомимый паукъ, раскинулъ тонкія сѣти и съ жадностію хваталъ добычу. Словомъ, все принялось за свои роли. Одна лишь Марья съ притупленнымъ вниманіемъ смотрѣла на безконечно-разнообразный театръ природы!» (Ч. 1. с. 72—74). Не правда-ли, что картина чудесная? Тараканъ Меланхоликъ, съ угрюмымъ челомъ и беззаконною головою! Если это не въ родѣ Бальзака, то по крайней мѣрѣ въ родѣ автора Фантастическихъ Путешествій! О imitatores! servum pecus! Типографическія ошибки, встрѣчающіяся почти на каждой строкѣ, придаютъ симъ оригинальнымъ повѣстямъ и наружную пестроту, такъ что онѣ могутъ состязаться и выдержать бой съ знаменитыми Французскими Сказками всѣхъ цвѣтовъ. Славно, да и только!
Любовь моего сосѣда, романъ. Соч. Николая Лутковскаго. Двѣ части. СІІБ. въ Типографіи И. Бенкена, 1854 I. 145. II. 145.
И это новое изобличеніе противъ ненавистниковъ Русской библіографіи! Различія между симъ и вышеозначеннымъ явленіемъ нашего книжнаго міра состоитъ только въ томъ, что сіе послѣднее имѣетъ художественную цѣлость романа, тогда какъ первое блеститъ радужною пестротою сказочнаго разнообразія. Въ наружномъ отношеніи, оно относится къ первому, какъ Петербургъ къ Москвѣ. Бумага бѣлѣе, буквы красивѣе, ошибокъ меньше. Еще замѣтимъ и то, что въ Петербургскомъ романѣ подъ Русскими именами весьма мало собственно Русскаго; а въ Московскихъ повѣстяхъ такъ и пашетъ Русью, изученною въ лучшихъ современныхъ нравоописателяхъ нашихъ.