Дневник Мурзилки (Мурзилка)/ДО

Дневник Мурзилки
авторъ Мурзилка

Опубл.: 1911. Источникъ: az.lib.ru • Повесть-сказка о путешествиях, странствованиях, шалостях и проказах маленьких лесных человечков.

Дневникъ Мурзилки ПОВѢСТЬ-СКАЗКА О ПУТЕШЕСТВІЯХЪ, СТРАНСТВОВАНІЯХЪ, ШАЛОСТЯХЪ И ПРОКАЗАХЪ МАЛЕНЬКИХЪ ЛѢСНЫХЪ ЧЕЛОВѢЧКОВЪ ИЗДАНІЕ Т-ВА М. О. ВОЛЬФЪ С.-ПЕТЕРБУРГЪ И МОСКВА

СОДЕРЖАНІЕ.

Глава I. Кто мы такіе

" II. Прогулка на саняхъ

" III. Какъ мы ѣздили въ товарномъ поѣздѣ

" IV. Сраженіе съ разбойниками

" V. Неудачное путешествіе по морю

" VI. Игра въ обручи

" VII. Непріятная ошибка

" VIII. Лѣсные малютки въ музыкальной школѣ

" IX. Циркъ Мурзилки

" X. Какъ мы строили печь

" XI. Въ княжескомъ дворцѣ

" XII. Лѣсные человѣчки — маляры

" XIII. Мы играемъ въ мячъ

" XIV. Завтракъ

" XV. Путешествіе по водопаду

" XVI. Парусныя гонки

" XVII Совѣщаніе

ОТЪ ИЗДАТЕЛЕЙ

Развлечь и позабавить начинающаго читать ребенка разсказомъ о веселыхъ приключеніяхъ и невинныхъ шалостяхъ сказочныхъ маленькихъ лѣсныхъ человѣчковъ и, попутно, знакомить его съ достопримечательностями разныхъ странъ и жизнью народовъ, вообще съ тѣмъ, что дѣлается на бѣломъ свѣтѣ, — такова цѣль настоящей книги.

Первая часть ея вводитъ юнаго читателя въ общество необыкновенныхъ крошечныхъ путешественниковъ, въ кругъ ихъ игръ и забавъ, во второй же — рядомъ съ разсказомъ о многочисленныхъ похожденіяхъ лѣсныхъ человѣчковъ — даются краткія свѣдѣнія обо всемъ, что встрѣчается имъ на пути.

Свѣдѣнія эти изложены въ такой краткой и доступной формѣ, которая, не утомляя ребенка, все же расширяетъ его умственный кругозоръ.

Текстъ дополняется рисунками, и наоборотъ, при чемъ самый разсказъ ведется отъ лица одного изъ маленькихъ лѣсныхъ человѣчковъ.

Педагогическая цѣль и значеніе этого разсказа будутъ конечно ясны всякому взрослому, кто удѣлитъ вниманіе книгѣ. Дѣти же, несомнѣнно, вынесутъ изъ нея то, что и имѣли въ виду авторы и художникъ — забаву и поученіе.

Дневникъ Мурзилки

І.
Кто мы такіе.

Въ глубокой чащѣ лѣса, подъ перистыми листьями папоротника, зашевелились какія-то маленькія, крошечныя существа. Они двигаются съ мѣста на мѣсто, то скрываются, то опять показываются, шумятъ, звенятъ тоненькими голосками на разные лады…

Издали кажется, что это какія-нибудь лѣсныя букашки, мошки или жучки, но на самомъ дѣлѣ это вовсе не букашки, а маленькіе лѣсные человѣчки-эльфы, которые уже много лѣтъ живутъ въ лѣсу, подъ листьями папоротника. Отъ времени-до-времени они оставляютъ дремучій лѣсъ и отправляются путешествовать по бѣлу-свѣту, людей посмотрѣть, полезныя дѣла творить, добрымъ людямъ помогать, а иногда и пошалить, и попроказничать.

Показываться людямъ не любятъ лѣсные человѣчки — вѣдь всѣ люди такіе страшные великаны сравнительно съ лѣсными эльфами, изъ которыхъ самый большой не больше мизинца ребенка! Да и люди, навѣрное, недолюбливаютъ лѣсныхъ человѣчковъ, потому что эти человѣчки часто шалятъ, проказничаютъ. И отъ людей прячутся лѣсные человѣчки.

Во время своихъ путешествій у лѣсныхъ человѣчковъ всегда бываетъ очень много самыхъ разнообразныхъ приключеній — иногда веселыхъ, смѣшныхъ, но иногда и грустныхъ. Какъ, однако, ни стараются лѣсные человѣчки, чтобы настоящіе, большіе люди не узнали про приключенія лѣсныхъ человѣчковъ, все-таки о нихъ узнали и даже цѣлую книгу про нихъ написали. Но лѣсные человѣчки пережили столько разныхъ случаевъ, столько радостей и бѣдъ, что и въ ста книгахъ не умѣстить всѣхъ ихъ приключеній, всѣхъ ихъ странствованій.

Лѣсныхъ человѣчковъ много-премного. Одѣваются они почти такъ же, какъ люди: одни носятъ куртки, другіе кафтанчики, иные.фраки; на головѣ у однихъ колпачки, у другихъ шапочки или шляпы; на ногахъ у кого сапожки, у кого туфли или штиблеты.

У каждаго лѣсного человѣчка свое имя, а у нѣкоторыхъ и прозвище. Есть между ними и маленькій китаецъ Чи-ка-чи, есть и Турокъ, Индѣецъ, Эскимосъ, есть Мельникъ, есть Вертушка, есть Быструнъ, Читайка, Тузилка, Скокъ или Прыжокъ, Мишка-Пискунъ, Шишка, Рыбакъ, Дундундукъ Острая Шапка, Чернушка, Дѣдко-Бородачъ, съ длинной сѣдой бородой клиномъ, ШиворотъНавыворотъ, Пучеглазка, Треуголка, Фунтикъ, Микъ, Рикки, Заячья-Губа, есть два брата Знайка и Незнайка, изъ которыхъ одинъ очень много читалъ и поэтому знаетъ все, о чемъ его ни спроси, между тѣмъ какъ другой ничего не знаетъ, есть Чумилка-Вѣдунъ, который слыветъ среди лѣсныхъ человѣчковъ очень строгимъ господиномъ, есть два карлика, изъ которыхъ одного зовутъ Карапузикъ, а другого Микробка, есть ловкій художникъ-живописецъ Мазилка, есть даже свой собственный врачъ, который искусно лечитъ лѣсныхъ эльфовъ, когда они захвораютъ, и для этого всегда носитъ съ собою въ карманахъ цѣлую аптеку; его зовутъ докторъ Мазь-Перемазь. Впрочемъ, всѣхъ и не перечесть.

Самый умный, самый ловкій, самый способный и самый храбрый среди лѣсныхъ малютокъ — это я, Мурзилка. И одѣваюсь я лучше всѣхъ другихъ, всегда по послѣдней модѣ. Мой фракъ сшитъ по картинкѣ, которую я самъ разыскалъ въ модномъ журналѣ. Моя высокая, лоснящаяся шляпа-цилиндръ куплена въ лучшемъ магазинѣ, въ Парижѣ. Такихъ красивыхъ ботинокъ, какъ у меня, нѣтъ ни у кого, а тросточка, съ которой я никогда не разстаюсь, это верхъ изящества. Въ одномъ глазу я ношу стеклышко, впрочемъ не потому, чтобы я плохо видѣлъ или былъ близорукій, а потому, что я нахожу, что это очень красиво. Когда я иду куда-нибудь въ гости, то всегда въ петлицу фрака втыкаю большую розу и надѣваю высокіе, бѣлые какъ снѣгъ, воротники, которые очень идутъ къ моему лицу.

Лѣсные человѣчки смѣются надо мною, я это знаю. Они утверждаютъ, что я будто бы щеголь и франтъ, и даже — я этого ни отъ кого не скрываю — прозвали меня «Мурзилка Пустая Голова». Но, конечно, они меня прозвали такъ просто изъ зависти. Развѣ на «пустой головѣ» сидѣла бы такъ хорошо высокая шляпа? Понятно, нѣтъ! А развѣ «пустая голова» умѣла бы такъ красиво одѣваться, какъ я? Несомнѣнно, нѣтъ! А носить такъ изящно стеклышко въ глазу и держать такъ ловко трость, и ходить такъ легко, въ такихъ изящныхъ ботинкахъ съ длинными, узкими носками, развѣ въ состояніи была-бы «пустая голова»? Конечно, нѣтъ!

У меня голова не только не пустая, но, напротивъ, полна самыхъ умныхъ замысловъ.

Чего-чего только я не выдумалъ! Какихъ подвиговъ я не совершилъ! Какія чудеса храбрости не проявлялъ! Не смѣяться должны бы надо мною лѣсные малютки, а, напротивъ, гордиться, что среди нихъ такой умница.

Впрочемъ, когда вы прочтете мой дневникъ, въ которомъ описаны многіе мои подвиги и выдумки, то сами признаете, что Мурзилка умница и храбрецъ. Что я очень храбрый — это знаютъ всѣ, а больше всего докторъ Мазь-Перемазь, которому не разъ приходилось перевязывать раны, полученныя мною то въ схваткахъ съ индѣйцами, то въ сраженіяхъ съ китайцами, то на охотѣ на страшныхъ дикихъ звѣрей. Но лѣсные человѣчки завидуютъ моей храбрости и изъ зависти считаютъ меня трусомъ. Они разсказываютъ, будто-бы я испугался однажды даже… майскаго жука и, замѣтивъ его, сталъ бѣжать изо всѣхъ силъ. Бѣжать-то я дѣйствительно бѣжалъ тогда, но только — повѣрьте мнѣ — вовсе не изъ страха и не изъ трусости. Я просто не люблю майскихъ жуковъ. Когда я вижу майскаго жука, мнѣ все кажется, что онъ приползетъ ко мнѣ и схватитъ меня за ногу, — а я этого не люблю. Впрочемъ, я даже не убѣжденъ, что тотъ звѣрь, отъ котораго я убѣжалъ, былъ майскій жукъ. Мнѣ, по крайней мѣрѣ въ первую минуту, показалось, что это былъ… носорогъ. Но такъ какъ я не люблю спорить, то и не сталъ доказывать, что это былъ на самомъ дѣлѣ носорогъ.

II.
Прогулка на саняхъ.

Это было въ одинъ очень морозный зимній день, такой морозный, что даже намъ, лѣснымъ малюткамъ, было холодно, и многіе ежились и прятали руки въ карманы, хотя мы, лѣсные человѣчки, мороза не боимся. А что касается меня, Мурзилки, то я даже въ самые лютые морозы гуляю въ моемъ фракѣ и высокой шляпѣ и совсѣмъ не знаю, что такое теплое пальто и теплая фуражка.

Вотъ въ такой-то морозный день, когда вся земля покрылась снѣгомъ, а мы, малютки, цѣлой гурьбой бродили по лѣсу подъ высокими соснами и елями, опушенными инеемъ, вдругъ гдѣ-то издали послышались звуки бубенчика.

— Никакъ тутъ поблизости ѣдутъ санки, — замѣтилъ Дѣдко-Бородачъ.

Я оглянулся и въ мое стеклышко сейчасъ же замѣтилъ большія, просторныя сани.

— Братцы-малютки, — сказалъ я, — вотъ удобный случай всѣмъ намъ прокатиться. Сани огромныя, всѣ мы усядемся и мѣста еще останется.

— Да какъ бы людямъ на глаза не попасться, — замѣтилъ Пучеглазка, который всего боялся.

— Мы подождемъ, когда люди уйдутъ, а потомъ сядемъ въ сани да и поѣдемъ, — заявилъ Дѣдко-Бородачъ.

— Да, да! Вѣрно! — подхватили остальные, и всѣ веселой вереницей помчались по направленію къ усадьбѣ, близъ лѣса.

Въ рощѣ, окружавшей усадьбу, мы увидали большія сани парой. Только-что вернулись съ катанья дѣти хозяина усадьбы. Они выскочили изъ саней и побѣжали черезъ рощу къ дому. Кучеръ на нѣсколько минутъ оставилъ лошадей, чтобы отпереть ворота, и заговорился съ конюхами. Этого времени для насъ, эльфовъ, было достаточно.

— Скорѣе, скорѣе садитесь! — закричалъ Скокъ. — Я буду править, я отлично умѣю править и щелкать бичомъ!

— Нѣтъ, я! — упрямо заявилъ Вертушка. — Я тоже умѣю править!

— Я лучше всѣхъ васъ знаю это дѣло! — увѣрялъ Эскимосъ. — Я двѣнадцатью собаками правилъ!

— То, собаки, а это лошади, горячія лошади! — произнесъ Дѣдко-Бородачъ.

— Братцы, а братцы! Нечего спорить, садитесь скорѣе! — кричали остальные малютки, толпясь вокругъ саней.

Они прыгали и какъ попало усаживались: кто на сидѣніи саней, кто въ ногахъ у товарищей. Вожжи, послѣ долгаго спора, дали Пучеглазкѣ, а бичомъ овладѣлъ Скокъ.

Нѣсколькимъ малюткамъ не хватило мѣста, но и тутъ мы сумѣли себѣ помочь: въ одинъ мигъ притащили лежавшую въ сторонѣ доску, привязали сзади къ санямъ и усѣлись на нее, крѣпко ухватясь другъ за друга.

Я, Мурзилка, выбралъ себѣ самое лучшее мѣсто съ края, а вотъ доктору Мазь-Перемазь, тому пришлось хуже всѣхъ: онъ ждалъ пока всѣ усядутся, и въ концѣ-концовъ для него не хватило мѣста; пришлось примоститься сзади на полозьяхъ.

— Ну-съ, готово? — спросилъ Скокъ.

— Сейчасъ! Сейчасъ! Дайте только намъ еще влѣзть! — закричали Эскимосъ и Микробка.

Когда, наконецъ, всѣ усѣлись (впрочемъ не всѣ, потому что Индѣецъ повисъ сзади), Скокъ щелкнулъ бичомъ, Пучеглазка тряхнулъ вожжами, и лошади помчались по снѣжной дорогѣ…

То-то, должно быть, удивлялись въ усадьбѣ, замѣтивъ, что лошади и сани исчезли!

Лошади понеслись стрѣлой по кочкамъ, по рытвинамъ, по глубокому снѣгу. Вдругъ въ одномъ мѣстѣ сани раскатились и стукнулись о большой пень. Всѣхъ малютокъ, примостившихся сзади саней, на доскѣ, подбросило вверхъ. Хорошо, что они крѣпко держались другъ за друга: всѣ снова быстро шлепнулись на прежнее мѣсто. Вертушку, впрочемъ, чуть не сбило совсѣмъ, а докторъ Мазь-Перемазь порядочно стукнулся головой и неожиданно очутился на доскѣ…

— Ну-съ, не довольно-ли будетъ этой прогулки? — спросилъ я.

— Ага, ты струсилъ, Мурзилка! — воскликнулъ сидѣвшій у меня въ ногахъ Дѣдко*Бородачъ.

Я конечно обидѣлся, потому что я и не думалъ трусить, а только лошади неслись такъ быстро, что пришлось держать шляпу обѣими руками, чтобы она не упала.

Я хотѣлъ было отвѣтить, но вдругъ услыхалъ какой-то странный шумъ сзади.

— Братцы, — крикнулъ я, — за нами очевидно послали погоню.

Тутъ произошло нѣчто неожиданное: Скокъ началъ неистово щелкать бичомъ, Пучеглазка сталъ встряхивать вожжами, всѣ принялись кричать, визжать, пищать.

— Скорѣе, Скокъ! Скорѣе, Пучеглазка!

Испуганныя лошади бѣшено понеслись. Сани раскатились, стукнулись о дерево и полетѣли внизъ по скату холма, вмѣстѣ съ лошадьми. Всѣ мы посыпались въ снѣгъ, какъ черные медовые прянички, которые всѣмъ дѣтямъ хорошо извѣстны, и исчезли въ глубокомъ снѣгу. Доска сзади саней переломилась пополамъ. Пучеглазка все-таки не выпускалъ изъ рукъ вожжей и кое-какъ вскочилъ опять въ сани; Скокъ-же, съ бичомъ въ рукѣ, отлетѣлъ въ сторону. Я, Мурзилка, съ трудомъ удержался въ сидѣніи.

Скокъ съ Пучеглазкою отвели лошадей въ сторону, привязали ихъ, а всѣ мы, уцѣлѣвшіе, принялись спасать потонувшихъ въ снѣгу товарищей.

Цѣлый день мы бродили, искали. Гдѣ только видѣли мы ямку въ снѣгу, сейчасъ бѣжали къ тому мѣсту, вытаскивали оттуда несчастныхъ и отводили къ доктору Мазь-Перемазь, который оттиралъ замерзшихъ и давалъ имъ какія-то капли изъ флакончика. Вскорѣ всѣ оправились.

— Всѣ-ли мы на-лицо, не остался ли кто-нибудь въ снѣгу? — спросилъ Чумилка-Вѣдунь и давай выкликать всѣхъ поочереди. Когда дошла очередь до меня и Чумилка выкликнулъ мое имя, я молчалъ.

— Мурзилка, ты здѣсь? — вторично спросилъ Чумилка.

Я все молчалъ.

— Мурзилка, что ты оглохъ, что ли?

— Нѣтъ, не оглохъ, — отвѣтилъ я.

— Значитъ ты здѣсь, — подсказалъ Чумилка.

— Конечно здѣсь, — отвѣтилъ я. — Нечего было и выкликать. Мою шляпу и мою тросточку видно, кажется, издалека.

Когда оказалось, что всѣ на-лицо, подняли сани, запрягли лошадей — и теперь уже тихимъ шагомъ направились обратно къ усадьбѣ, гдѣ опять поставили сани на то самое мѣсто, гдѣ онѣ стояли раньше.

Такъ кончилась наша поѣздка на саняхъ.

III.
Какъ мы ѣздили въ товарномъ поѣздѣ.

Это было въ жаркій лѣтній день. Мы сильно всѣ устали и только и думали о томъ, какъ бы выбраться изъ того мѣста, куда мы попали совершенно случайно.

— Неужто придется плестись пѣшкомъ? — уныло заговорилъ Вертушка.

Въ это время Скокъ, забравшійся на верхушку горы, закричалъ оттуда:

— Братцы, я вижу отсюда деревянный мостъ, а за мостомъ желѣзную дорогу. Пойдемте скорѣе, пока еще не всѣ поѣзда ушли, сядемъ и уѣдемъ!

Конечно всѣ съ восторгомъ приняли предложеніе Скока и тотчасъ же побѣжали по направленію къ мосту.

Я хотѣлъ было бѣжать впередъ, но мои модныя ботинки съ узкими носками постоянно зацѣплялись и мѣшали — и вскорѣ я очутился сзади всѣхъ. Другіе бѣжали уже черезъ мостъ, а я далеко отсталъ.

— Не бѣгите такъ скоро, — закричалъ я, — а то устанете!

Но эльфы не хотѣли послушаться меня и бѣжали безъ оглядки. Хромая, измученный, я едва ихъ догналъ.

Наконецъ мы очутились на станціи. Тамъ стоялъ длинный товарный поѣздъ, съ открытыми вагонами, въ которыхъ обыкновенно возятъ кирпичи, песокъ, камни. Вагоны были пустые, и начальникъ станціи торопилъ машиниста и кондукторовъ, чтобы они скорѣй уѣзжали.

Мы, лѣсные человѣчки, не долго размышляя, никѣмъ не замѣченные, забрались въ вагоны. Я, Мурзилка, выбралъ себѣ мѣсто въ первомъ вагонѣ, сейчасъ за локомотивомъ.

— Не боишься, Мурзилка? — крикнулъ мнѣ Микробка.

— Я никогда и ничего не боюсь! — отвѣтилъ я ему, хотя на самомъ дѣлѣ мнѣ было немного страшно и я ужъ хотѣлъ перебраться въ другой вагонъ, но было уже поздно: поѣздъ тронулся.

Сначала онъ шелъ тихо, потомъ все шибче и шибче понесся среди горъ и овраговъ…

Вдругъ что-то затрещало, застонало, и задній вагонъ оторвался отъ остальныхъ и покатился бокомъ. Сидѣвшіе въ немъ докторъ Мазь-Перемазь, Дѣдко-Бородачъ, Скокъ со своимъ велосипедомъ, Индѣецъ и Мельникъ вылетѣли прямо на землю. Заячья-Губа, помѣстившійся во второмъ, отъ конца, вагонѣ, опасаясь, что всему поѣзду грозитъ опасность, выскочилъ на землю. Въ остальныхъ вагонахъ поднялся шумъ и крикъ.

Къ счастью, машинистъ замѣтилъ крушеніе и остановилъ поѣздъ. Мы въ это время всѣ повыскакали и, спрятавшись за деревьями, ждали, что будетъ дальше.

— Придется, пожалуй, просидѣть здѣсь дней десять! — говорилъ Незнайка, обращаясь къ Вертушкѣ, который усѣлся на пнѣ и смотрѣлъ, какъ суетились кругомъ рабочіе.

— Не помочь ли намъ? — спросилъ Вертушка.

Какъ только я, Мурзилка, услыхалъ это, то сейчасъ же заявилъ, что готовъ стать во главѣ малютокъ, если они хотятъ придти на помощь рабочимъ.

Между тѣмъ машинистъ позвалъ кондукторовъ и рабочихъ, велѣлъ имъ сбросить съ пути разбившійся совсѣмъ послѣдній вагонъ. Рабочіе такъ усердно принялись за дѣло, что наша помощь не понадобилась.

Вскорѣ поѣздъ былъ готовъ, и машинистъ рѣшилъ ѣхать дальше.

— Ну, братцы, собирайтесь! — воскликнулъ Знайка, махая зеленымъ флагомъ.

Мы всѣ успѣли во-время вскочить, размѣстились въ уцѣлѣвшихъ вагонахъ и доѣхали благополучно до слѣдующей станціи.

IV.
Сраженіе съ разбойниками.

Это случилось лѣтомъ, въ чудное, теплое іюльское утро. Дѣло было такъ. Мы, эльфы, узнали, что въ развалинахъ стараго дома, на окраинѣ города, поселились страшные разбойники. Правда, самихъ разбойниковъ никто не видалъ, но въ сосѣднемъ домѣ творилось что-то неладное: то цыплята изъ курятника пропадутъ, то молоко изъ кувшина исчезнетъ, то провизіи въ кладовой не досчитаются. Кто же проказитъ, какъ не разбойники? — разсуждали мы и рѣшили помочь бѣднымъ людямъ.

— Товарищи, уничтожимъ злыхъ разбойниковъ! Поможемъ людямъ! Готовьтесь къ сраженію! — предложилъ Микъ, и работа закипѣла.

Всѣ принялись за дѣло. Вертушка прочищалъ свое ружье, Знайка сыпалъ туда дробь, Заячья Губа заряжалъ винтовку, Матросикъ и Индѣецъ носили порохъ.

Больше всѣхъ хлопоталъ конечно я, Мурзилка. Я бѣгалъ, бросался то туда, то сюда, старался всѣмъ помочь… Ну, словомъ, работалъ, какъ говорится, во-всю, до изнеможенія.

Однако другимъ почему то казалось, что я ничего не дѣлаю.

— Мурзилка, что ты стоишь, сложа руки!

— Мурзилка, не мѣшай!

— Мурзилка, помоги-ка тутъ, вѣдь все равно ничего не дѣлаешь!

Такія замѣчанія сыпались на меня со всѣхъ сторонъ. Я наконецъ обидѣлся.

— Если вамъ не правится моя работа, такъ я больше ничего не буду дѣлать. Я и такъ усталъ! — и я опустился на полъ. Конечно, при этомъ я не забылъ аккуратно расправить фалды моего фрака, чтобы онѣ не помялись.

Однако сидѣть безъ дѣла было скучно.

— Не хотите ли, я начну пѣсню, а вы подтягивайте! — предложилъ я и запѣлъ:

Скорѣе начинайте,

Бодрѣе выступайте,

Мы на войну идемъ!

— Мы на войну идемъ! — подхватили хоромъ эльфы.

Я продолжалъ:

И если только смѣло

Возьмемся мы за дѣло,

То всѣхъ враговъ побьемъ!

Какъ будетъ всѣмъ пріятно,

Когда пойдемъ обратно

Мы, побѣдивъ врага!

Скорѣй-же начинайте,

Смѣлѣе выступайте,

Побѣда такъ близка!

Подхваченная эльфами пѣсенка лилась ровно и дружно. Только мнѣ казалось, что они пѣли слишкомъ тихо.

— Дружнѣе, громче! Побольше воодушевленія! — подбодрялъ я, помахивая своей тросточкой въ тактъ пѣсенкѣ, и старался пѣть какъ можно громче. Вдругъ эльфы зажали уши.

— Мурзилка, не кричи такъ! Ты ужасно фальшивишь!

Однако я видѣлъ, что мое пѣніе имъ очень нравится. Они только нарочно притворялись, что не могутъ выносить его. И я хотѣлъ продолжать.

— Ну, довольно! — прервалъ меня Заячья Губа. — Теперь, друзья, пора намъ отдохнуть да собраться съ силами. Завтра, чѣмъ свѣтъ, наступаемъ!

Спали мы эту ночь конечно безпокойно. А утромъ начали наступленіе. Чинно, выстроившись въ рядъ, мы медленно подходили къ кирпичной стѣнѣ. Потомъ прицѣлились… Разъ, два, три… пафъ!

— Пафъ, пафъ! — загремѣло въ стѣнахъ.

И вдругъ тамъ, внутри дома, подъ грудами мусора и обломковъ, что-то зашумѣло, заворочалось, заворчало…

Стукнулъ сорвавшійся откуда-то кирпичъ, раздался топотъ множества бѣгущихъ ногъ и отчаянный, пронзительный вопль потрясъ развалины:

— М-я-а-у-у!

— Разбойники! — невольно вырвалось у меня.

— М-я-а-у-у! — раздалось снова.

— Сигналъ разбойниковъ! Слышите! — заговорилъ Скокъ.

— М-я-а-у-у! — раздалось въ третій разъ.

Тутъ уже я не выдержалъ.

Было ясно, что разбойниковъ много и они вовсе не намѣрены сдаваться безъ боя.

— Спасайтесь! — крикнулъ первый я.

— Спасайтесь! — подхватилъ за мной Вертушка.

И вмигъ всѣ эльфы попрятались, кто куда успѣлъ. Притаились подъ стѣнами, присѣли въ отверстіяхъ разрушенныхъ оконъ. А я забрался въ трубу. Тамъ ужъ навѣрно разбойники не могли бы найти меня…

— Что-жъ мы будемъ теперь дѣлать? — спрашивалъ Чумилка-Вѣдунъ у Заячьей Губы.

— А подождемъ немного! — отвѣтилъ тотъ шопотомъ.

Потянулось томительное ожиданіе. Прошла минута, другая. Мы удивлялись, что разбойники такъ медлятъ, но не рѣшались выйти изъ своей засады.

Наконецъ Индѣецъ не выдержалъ и выстрѣлилъ. И въ ту же минуту на стѣнѣ показались двѣ кошки. Онѣ испуганно бросились внизъ и мигомъ исчезли среди кучи мусора.

Мы подождали еще. Но разбойники не показывались.

— Кажется, они струсили и убѣжали, — проговорилъ я, осторожно высовываясь изъ трубы.

— Кто? — спросилъ насмѣшливо Индѣецъ.

— Да разбойники! — отвѣтилъ я.

— Я думалъ, что ты говоришь про кошекъ, которыя дѣйствительно насъ испугались. А разбойниковъ-то, кажется, и не было.

— Что ты, что ты! — замахалъ я руками на Индѣйца. — Конечно, разбойники были, но только они испугались насъ.

Нѣкоторые изъ лѣсныхъ малютокъ были согласны съ Индѣйцемъ и подсмѣивались надъ нами, что мы кошекъ приняли за разбойниковъ. Большинство же было согласно со мной.

Подождавъ еще немного, мы выстроились снова въ правильные ряды и бодро замаршировали обратно. Дорогой я успѣлъ кое-кому разсказать, какихъ ужасныхъ разбойниковъ мы въ этотъ день побѣдили.

V.
Неудачное путешествіе по морю.

Ахъ, что за чудный день былъ, когда мы отправились въ это путешествіе! Небо чистое, ясное; море спокойное, голубое; вода — какъ зеркало. Изрѣдка вдали мелькалъ бѣлый парусъ большой рыбацкой лодки, да дымила труба гиганта-парохода.

Мы давно уже мечтали прокатиться по морю. Но какъ это осуществить? Своего парохода у насъ не было. Строить его очень трудно и долго. Пришлось бы столько для этого работать, что все удовольствіе отъ прогулки пропало-бы.

— Господа! — сказалъ я товарищамъ-эльфамъ, — если у насъ нѣтъ собственнаго парохода, такъ воспользуемся чужимъ.

— Какъ? Какимъ образомъ? — посыпались на меня со всѣхъ сторонъ вопросы.

— О, очень просто, — отвѣтилъ я и, сдвинувъ на затылокъ свой новый цилиндръ, съ гордостью посмотрѣлъ вокругъ. — Очень просто! Лишь бы только къ берегу присталъ какой-нибудь пароходъ. Матросы всегда рады случаю побывать на твердой землѣ и мигомъ покинутъ его. Мы дождемся, когда на пароходѣ не будетъ больше ни одного человѣка, проберемся туда, разведемъ пары, и… до свиданія, господа матросы, мы уѣзжаемъ! Неправда-ли, ловко я выдумалъ?

Дѣйствительно все случилось такъ, какъ я предполагалъ. Едва мы пришли къ морю, какъ къ берегу причалилъ пароходъ. Матросы всѣ живо выскочили на берегъ. На пароходѣ остался одинъ только младшій кочегаръ. Должно быть, ему стало тоже скучно сидѣть на пароходѣ одному. Не долго думая, онъ тоже сошелъ на берегъ, вполнѣ увѣренный, что съ пароходомъ ничего худого не случится.

Этого мы только и ждали.

Вмигъ мы всѣ очутились на пароходѣ. Всѣ каюты, палуба, трюмъ, всѣ снасти, даже шлюпка, подвѣшенная на кормѣ парохода, — моментально все было занято лѣсными малютками. Знайка взялся быть командиромъ и машинистомъ въ одно и то же время и храбро принялся разводить пары. Я вызвался помогать ему. Но заглянувъ въ машинное отдѣленіе и увидавъ тамъ запасы угля, жестянки съ масломъ для смазыванія машины, я рѣшилъ, что не стоитъ портить свой костюмъ и лучше взобраться на палубу.

Тамъ куда пріятнѣе и чище!.. Мы поплыли.

Только что я вставилъ въ глазъ стеклышко и, сощурившись, сталъ всматриваться вдаль, какъ произошло нѣчто ужасное. Раздался страшный трескъ, пароходъ весь содрогнулся, и задняя часть его, гдѣ находился котелъ, взлетѣла съ шумомъ въ воздухъ. Обезумѣвшій отъ страха, не зная что дѣлать, я оглянулся на товарищей. Всѣ спѣшили спасаться, кто какъ могъ. Многіе уже барахтались въ водѣ. Ихъ отбросило туда сильнымъ толчкомъ. Я метался по палубѣ, крича о помощи. Но никто меня не слышалъ. Всѣ были въ смертельномъ перепугѣ. Между тѣмъ, пароходъ медленно началъ погружаться въ воду. Оказывается, не только котелъ лопнулъ, но кромѣ того въ днѣ е парохода образовалась огромная брешь: пароходъ наскочилъ на подводный камень.

Глубже и глубже погружался пароходъ въ воду. Неизбѣжная гибель грозила намъ. Шлюпка была разбита. Спасательныхъ круговъ не хватало. Оставалось только бросаться прямо въ море, надѣясь на свои силы. Авось доберемся до берега… Но надежды проплыть такое огромное разстояніе было мало.

Къ счастью, какъ разъ въ это время мы замѣтили на морѣ несшійся мимо насъ пустой плотъ. Онъ былъ сколоченъ изъ бревенъ и покрытъ парусиной.

— Эй, братцы, держите плотъ, на немъ мы всѣ спасемся! — что было силъ закричалъ я и поплылъ къ плоту. Другіе слѣдовали за мной.

Черезъ минуту мы были уже на плоту. Усталые, измученные, испуганные и проголодавшіеся, мы съ наслажденіемъ растянулись на плоту. Одинъ только Знайка хлопоталъ еще надъ чѣмъ-то. Я подошелъ къ нему узнать въ чемъ дѣло.

— Надо вывѣсить флагъ, — сказалъ онъ. — Можетъ быть, какой-нибудь корабль замѣтитъ его, подойдетъ къ нашему плоту и заберетъ насъ всѣхъ.

И Знайка усердно принялся укрѣплять на шестѣ носовой платокъ.

Увѣренные теперь въ своемъ спасеніи, мы преспокойно расположились спать. Между тѣмъ приблизилась ночь. Мы спали крѣпко и не замѣтили, какъ поднялась сильная буря. Только тогда, когда разбушевавшимися волнами плотъ стало бросать изъ стороны въ сторону, мы проснулись. Ночь была черная. Волны ревѣли ужасно, грозя потопить насъ вмѣстѣ съ плотомъ. Вдругъ блеснула молнія. При свѣтѣ ея мы съ ужасомъ замѣтили какихъ-то странныхъ морскихъ чудовищъ, окружившихъ нашъ плотъ.

— Акулы! — воскликнулъ докторъ Мазь-Перемазь.

— Акулы! — повторилъ я, а за мной и всѣ другіе.

— Мы погибли! — безнадежно заговорилъ Знайка. — Акулы — ужасно прожорливыя рыбы: достаточно кому-нибудь упасть въ воду, и онѣ моментально пожираютъ его.

Пока мы метались по плоту, не зная что предпринять, еще большая опасность обрушилась на наши головы.

Огромная волна, съ ревомъ и воемъ налетѣвшая на плотъ, принесла новое морское чудовище, съ ужасными глазами и такой огромной пастью, что казалось оно однимъ глоткомъ проглотитъ всѣхъ насъ заразъ.

— Погибаемъ! — въ ужасѣ закричалъ я и бросился бѣжать вдоль плота. Другіе въ страхѣ тоже метнулись во всѣ стороны.

Къ счастью, въ эту минуту волна унесла ужаснаго звѣря обратно въ море. Буря все еще продолжалась. Волны ревѣли и бушевали съ прежней силой, бросая нашъ плотъ, какъ щепку. Мы были измучены, испуганы и утомлены до послѣдней возможности.

— И кому пришла въ голову эта несчастная мысль прокатиться по морю на пароходѣ! — ворчалъ Дѣдко-Бородачъ. — Сидѣли-бы себѣ смирно въ лѣсу…

— Хоть бы буря поскорѣе утихла! — уныло жаловался Знайка. Онъ чувствовалъ себя хуже всѣхъ, такъ какъ его неумѣлое управленіе пароходомъ было причиной его гибели и всѣхъ нашихъ дальнѣйшихъ неудачъ.

— Хорошо, если бы насъ замѣтилъ какой-нибудь корабль и снялъ насъ отсюда, — говорилъ докторъ Мазь-Перемазь. — Иначе мы можемъ погибнуть здѣсь, въ морѣ, голодной смертью, если только еще раньше не потонемъ въ бурныхъ волнахъ.

Такъ, въ печальныхъ разговорахъ, унылые и измученные, мы провели остатокъ ночи. О скоромъ избавленіи никто и не мечталъ. А оно пришло гораздо скорѣе, чѣмъ мы думали. Едва небо прояснилось и показалось солнце, Матросикъ, всматривавшійся вдаль, закричалъ:

— Земля! Земля! Берегъ!

Дѣйствительно, нашъ плотъ волнами стремительно прибивало къ берегу. Мы были уже въ нѣсколькихъ шагахъ отъ земли.

Обрадованные, счастливые, мы столпились на одномъ концѣ плота, измѣряя глазами все уменьшающееся разстояніе между плотомъ и берегомъ. Плотъ подвигался все ближе, ближе.

— Земля! Земля! Спасеніе! — ликовали мы и въ нетерпѣніи подходили все ближе и ближе къ краю плота.

Вдругъ — кракъ!

Ужасный трескъ, толчокъ — и… мы всѣ въ водѣ. Плотъ ударился о прибрежный камень, и толчкомъ насъ сбросило въ воду.

Впрочемъ очутиться въ водѣ теперь было совсѣмъ не страшно. Со смѣхомъ и шутками мы выплыли на сушу.

Первымъ выплылъ я, перебравшись сначала въ пустую бочку…

Выйдя на берегъ и стряхнувшись, я вдругъ схватился за голову: она была пуста, т. е. не пуста внутри, о! я очень умный и мозговъ у меня много, а на головѣ не было цилиндра. Вѣроятно онъ былъ снесенъ въ море бурей.

— О, мой цилиндръ! О, мой цилиндръ! — заплакалъ я и хотѣлъ даже снова броситься въ море отыскивать его. Но меня удержали.

— Не плачь, Мурзилка! Насъ прибило къ англійскому берегу. Навѣрно здѣсь гдѣ-нибудь поблизости есть городъ, и тамъ ты себѣ купишь весь новый костюмъ. Все равно твой фракъ тоже испорченъ.

Я поглядѣлъ на свой фракъ. Онъ дѣйствительно былъ испорченъ.

— Никогда больше не поѣду по морю, — рѣшилъ я, — а если поѣду, то ужъ ни за что не надѣну новаго костюма и цилиндра. И вамъ не совѣтую.

— Ахъ, ты, франтъ! Радовался бы, что не погибъ въ морѣ, а онъ о цилиндрѣ плачетъ!

VI.
Игра въ обручи

Всѣмъ извѣстно конечно, что мы, лѣсные человѣчки, уже вполнѣ взрослый народъ, хотя и очень малы ростомъ. Несмотря на это, мы часто любимъ пошалить, побѣгать и повозиться, какъ дѣти. Такъ было и въ этотъ разъ.

Мы проходили по улицѣ мимо большого двухъэтажнаго дома, двери и окна котораго были открыты. Кто-то изъ насъ вздумалъ заглянуть внутрь.

— Эге! Да тамъ никого нѣтъ! Скорѣе туда!

И мы всей толпой проникли въ домъ. Онъ весь былъ наполненъ разными деревянными бочками и боченками. Повидимому это была бондарная мастерская. Вмигъ мы рѣшили, что обручи отъ бочекъ отличная игрушка, и стали выкатывать бочки во дворъ снимать съ нихъ обручи.

Я бѣгалъ туда и сюда, давалъ всѣмъ совѣты, вскакивалъ на бочки и катался на нихъ, какъ клоунъ.

— Мурзилка! Что это ты дѣлаешь, что это за танцы на бочкахъ? Смотри, еще ноги себѣ поломаешь! — кричали мнѣ товарищи.

Но я продолжалъ прыгать съ бочки на бочку.

— Удивляюсь, какъ вы не понимаете, что такимъ образомъ легче всего сбить обручи съ бочекъ, — увѣрялъ я своихъ недогадливыхъ товарищей.

И я продолжалъ прыгать.

Въ это время неожиданно раздался страшный крикъ. Всѣ обернулись, высунулись изъ оконъ.

— Убьетъ! убьетъ! берегитесь! — кричалъ во все горло Тузилка, махая палкой кому то въ верхнемъ этажѣ.

Знайка и Незнайка, работавшіе подъ самымъ окномъ, взглянули наверхъ и въ испугѣ кинулись прочь.

— Съ ума ты сошелъ, Пуговица! Что ты дѣлаешь? — кричали самому маленькому изъ малютокъ, высунувшемуся изъ окна вверху.

Оказалось, что Пуговицѣ надоѣло выкатывать тяжелыя бочки, и онъ рѣшилъ просто бросать ихъ изъ окна.

Залѣзъ онъ въ верхній этажъ, притащилъ къ окну бочку, да и бросилъ ее внизъ.

Счастье еще, что всѣ малютки успѣли отскочить. Впрочемъ, больше ему не позволили этого дѣлать.

Быстро шла паша работа. Вскорѣ у насъ оказалось нѣсколько десятковъ обручей. Людей поблизости не было, и потому никто не слышалъ шума нашихъ крошечныхъ молоточковъ, которыми мы сбивали обручи.

Наконецъ всѣ обручи сняты. У всѣхъ въ рукахъ маленькія палочки. И веселая толпа помчалась по дорогѣ.

— Отличная прогулка! — говорилъ докторъ Мазь-Перемазь, у котораго обручъ никакъ не слушался и все сворачивалъ въ сторону.

Тузилка такъ и махалъ своей палкой, колотя ею по обручу.

Диндундукъ разбѣжался, не разбирая дороги, и вкатилъ свой обручъ на спину упавшаго Скока. Турокъ и Пуговица рѣшили бѣжать вперегонку, разогнали свои обручи и… очутились оба на землѣ, барахтаясь одинъ на другомъ.

Я бѣжалъ все время быстро, чуть не впереди всѣхъ, граціозно подгоняя свой обручъ тросточкой.

— Эхъ, вы, — закричалъ я Турку и Пуговицѣ, когда они упали, — смотрите, какъ надо бѣжать!

На мое несчастіе, подъ ногами у меня вдругъ очутился какой то камень. Конечно, я споткнулся и растянулся прямо въ пыль въ своемъ модномъ новомъ костюмѣ. Къ довершенію несчастія, въ это время мнѣ на спину прыгнулъ обручъ Индѣйца, бѣжавшаго сзади.

Не успѣлъ я подняться, какъ послышался крикъ:

— Тише! Тише! Осторожнѣе! Мостъ!

Однако это предупрежденіе уже запоздало.

Малютки такъ разбѣжались, что остановиться сразу не могли. Тѣснясь и толкаясь, вбѣжали мы на каменный мостикъ, рискуя каждую минуту очутиться въ водѣ.

Я пробовалъ призвать всѣхъ къ порядку, но это не удалось. Не успѣлъ я показать, какъ слѣдуетъ подгонять обручъ, какъ меня нечаянно толкнулъ кто то, и я едва не свалился въ воду

Въ это время Тузилка рѣшилъ взять на себя общую команду.

— Тише! Тише! Не нарушайте порядка! — кричалъ онъ, размахивая своей дубинкой направо и налѣво. Иногда его дубинка попадала не только по обручамъ сосѣдей, но и по ихъ головамъ. Бѣдный маленькій Пуговица, замѣтивъ это, началъ удирать отъ него что было силы. Однако Тузилка догналъ его, хлопнулъ палкой по обручу Пуговицы, да такъ неосторожно, что свалилъ съ ногъ и Пуговицу, и его сосѣда-Индѣйца.

Мы, остальные, бѣжали тѣмъ временемъ все быстрѣе и быстрѣе.

Знайка, опередившій всѣхъ, сталъ показывать удивительные фокусы. Онъ разгонялъ обручъ, затѣмъ разбѣгался самъ и перелеталъ черезъ него какъ птица. Увлеченные его ловкостью, мы мчались впередъ, не разбирая дороги.

— Ай-ай-ай! — раздалось вдругъ вдали, гдѣ дорога суживалась и превращалась въ тропинку.

— Несчастіе! Несчастіе! Пять человѣкъ упало въ пропасть! — закричало нѣсколько голосовъ.

Я подбѣжалъ къ Бородачу: — Что случилось?

— Я самъ видѣлъ, какъ они свалились… Охъ! Тамъ обрывъ.

— Обрывъ? Пропасть? Что то я не помню пропастей въ этой сторонѣ, — заговорилъ Знайка.

— Не пропасть, а колодецъ, глубокій, преглубокій, — замѣтилъ Треуголка, — я самъ чуть не свалился туда.

Мы подбѣжали къ мѣсту несчастія и въ самомъ дѣлѣ увидѣли глубокій колодецъ. На днѣ его барахтались пять малютокъ по горло въ водѣ.

— Эй, братцы, — закричалъ Знайка, — не бойтесь, мы васъ выручимъ!

— А какъ же это сдѣлать? — раздались жалобные голоса снизу.

— Журавлемъ вытащимъ! — отвѣтилъ Знайка.

— Но позволь, — замѣтилъ я, — что ты говоришь? Тутъ журавлей не водится, какъ мнѣ извѣстно. Смотри, кругомъ ни одного нѣтъ! — и я торжествующе повелъ кругомъ рукой. Очень ужъ много воображаетъ о себѣ этотъ Знайка!

— Мой совѣтъ тебѣ, Мурзилочка, — спокойно отвѣтилъ Знайка, — не вмѣшивайся, когда ничего не знаешь. Живо за дѣло, братцы! — обратился онъ ко всѣмъ.

Знайка сталъ распоряжаться, малютки работать. Срубили молодую сосенку, обрубили съ нея вѣтки и верхушку, врыли ее въ землю, затѣмъ расщепили верхній конецъ ея и укрѣпили тамъ поперечное бревно, привязавъ на одномъ его концѣ толстую веревку.

— Теперь, братцы, — сказалъ Знайка, — кто прытче всѣхъ, бѣги, принеси боченокъ.

Черезъ минуту боченокъ былъ принесенъ и привязанъ къ нижнему концу каната.

— Вотъ вамъ и «журавль», братцы! — весело воскликнулъ Знайка.

— Гдѣ? Гдѣ? — закричали въ одинъ голосъ я, Вертушка, Китаецъ, Пуговица, поднимая вверхъ головы.

— Да это сова летитъ, а не журавль! — замѣтилъ Вертушка. Я приподнялся на носкахъ своихъ лакированныхъ ботинокъ, чтобы лучше разсмотрѣть большую птицу, летѣвшую какъ разъ по направленію къ намъ.

— Въ самомъ дѣлѣ, это не журавль, а сова, — проговорилъ я и… вдругъ — бухъ! полетѣлъ внизъ головой въ колодецъ.

— Эхъ, Мурзилка! Какъ это ты не смотрѣлъ! — услыхалъ я голосъ Знайки сверху. — Ну, ребята, за работу. Влѣзай на бревно.

Вмигъ бревно было облѣплено лѣсными малютками.

— Двигайтесь, братцы, — продолжалъ командовать Знайка, — ближе къ концу, гдѣ канатъ.

Эльфы передвинулись. Подъ ихъ тяжестью этотъ конецъ бревна медленно сталъ опускаться въ колодецъ. Булькъ! Булькъ! — раздалось на днѣ его.

Мы уже поняли въ чемъ дѣло. Быстро, одинъ за другимъ забрались мы въ боченокъ.

— Налегай, налегай, братцы! — кричалъ Знайка.

Эльфы передвинулись на толстый конецъ бревна, который сталъ опускаться. Вмѣстѣ съ тѣмъ, медленно, слегка покачиваясь, мы начали подниматься изъ колодца вверхъ.

— Великолѣпное воздушное путешествіе! — закричалъ я, снявъ цилиндръ и размахивая имъ въ воздухѣ.

— Мурзилка, не вертись! Дно боченка и такъ уже надломано; проломишь его совсѣмъ, такъ опять очутимся въ водѣ!

Я присмирѣлъ. Очутиться снова въ холодной водѣ было далеко не такъ пріятно

Между тѣмъ боченокъ поднимался все выше.

— Спасены! Спасены! — закричали малютки со всѣхъ сторонъ, когда мы повисли уже высоко надъ землей. — Молодецъ, Знайка! Ай-да молодецъ!

— Что? Каковъ журавль? — говорилъ, посмѣиваясь, Знайка. — Каковъ экипажъ? Славно прокатились! Ну, вылѣзайте теперь.

Быстро, одинъ за другимъ, выскочили мы изъ боченка. Я отряхнулся, оглядѣлъ свой костюмъ — увы! — онъ былъ совсѣмъ испорченъ. Сукно промокло насквозь. Вода лила съ меня ручьемъ. Впрочемъ, съ моими товарищами по несчастію было не лучше.

У всѣхъ былъ очень жалкій видъ. При этомъ мы всѣ тряслись отъ холода.

— Нужно бы развести костеръ да обогрѣться! — предложилъ кто то.

— Некогда! — замѣтилъ Дѣдко-Бородачъ.

— Не забудьте, что мы еще должны вернуться въ бондарную мастерскую, исправить всѣ бочки, которыя мы разбили.

— Вѣрно, вѣрно! — подхватили другіе гномы.

Я пробовалъ возражать. Какъ же можно въ мокромъ платьѣ оставаться?

— А вотъ побѣжимъ, вы согрѣетесь, — отвѣчалъ Знайка, — а тамъ, за работой живо обсохнете, теперь тепло.

Мы двинулись въ обратный путь, шутя и подсмѣиваясь надъ своей бѣдой.

Скоро всѣ бочки были починены, положены по мѣстамъ, и мы, довольные своей работой, счастливые, что все кончилось такъ благополучно, отправились домой на отдыхъ.

VII.
Непріятная ошибка.

Мы проходили по окраинѣ города. Кругомъ тянулись тѣнистые зеленые сады. Вылъ чудный вечеръ. Мы потихоньку брели по дорогѣ, наслаждаясь хорошей погодой.

— Ж-ж-ж! — раздалось вдругъ надъ нашими головами.

— Это что такое? — встревожились мы.

— Смотрите, господа, что это за звѣри такіе? — произнесъ Пучеглазка, поднявъ вверхъ голову.

Мы остановились.

За заборомъ на суку дерева виднѣлось большое гнѣздо, въ видѣ яйца, а кругомъ него съ громкимъ жужжаніемъ сновали взадъ и впередъ какія то насѣкомыя.

— Это осы! — вскричалъ докторъ Мазь-Перемазь.

— Это пчелы, — заявилъ Знайка.

— А по-моему, это комары, — сказалъ я.

— Ха-ха-ха! — засмѣялись всѣ кругомъ, — ай-да Мурзилка: комара отъ пчелы отличить не умѣетъ! Самъ то ты комаръ!

Я хотѣлъ обидѣться, но потомъ раздумалъ.

— Я согласенъ, что это пчелы, — заявилъ я, — но что же тутъ смѣшного, что я ошибся. Комаръ вѣдь похожъ на пчелу, какъ двѣ капли воды… Зато вы не знаете, какъ достать оттуда медъ, а я знаю.

— Молодецъ, Мурзилка! — сказалъ, хлопнувъ меня по плечу, Тузилка, — а ну-ка, скажи, какъ ты его достанешь оттуда?

— Очень просто! Разъ, два, три! — я разбѣжался и ловко перепрыгнулъ черезъ заборъ. Пчелы такъ и закружились надо мной. Мнѣ стало немного страшно, но я все-таки храбро пошелъ впередъ.

— Теперь надо добраться до гнѣзда… — началъ я и… не могъ кончить. Огромная пчела, злобно жужжа, подлетѣла къ самому моему носу.

Еще секунда, и она укусила бы меня.

— Ай-ай-ай! — невольно вырвалось у меня. И однимъ прыжкомъ я очутился снова за заборомъ.

— Ловко ты прыгаешь! — замѣтилъ Скокъ.

Остальные эльфы смѣялись.

Я разсердился.

— Какъ вы не понимаете, что я вовсе не за себя испугался? — объяснилъ я имъ. Вы же знаете, что если пчела ужалитъ кого-нибудь, она непремѣнно умираетъ. Мнѣ просто было жаль ее. А укусовъ я совсѣмъ не боюсь.

— Ну, конечно, конечно! — старался успокоить всѣхъ Дѣдко-Бородачъ. — Только, друзья, мнѣ кажется, что докторъ правъ, это не пчелы, а осы.

— Нѣтъ, нѣтъ, это пчелы! — закричали всѣ малютки хоромъ. — Хорошо бы однако воспользоваться медомъ. Но какъ достать его оттуда?

— Я знаю! Кто пойдетъ со мной? — обратился ко всѣмъ Скокъ.

Помогать ему вызвались китаецъ Чикачи, Заячья Губа, Знайка и докторъ Мазь-Перемазь.

Они быстро перебрались черезъ заборъ. Тутъ Знайка разыскалъ гдѣ то пилу, и пятеро смѣльчаковъ храбро подступили къ дереву. Мы молча выглядывали изъ-за забора.

— Теперь нужно влѣзть на дерево и отпилить сукъ! — скомандовалъ Знайка.

Общими силами это было скоро сдѣлано.

Черезъ минуту вся компанія, со Знайкою во главѣ, двинулась въ путь. Знайка торжественно несъ на плечѣ отпиленный сукъ.

Чтобы пчелы не могли вылѣзть оттуда и ужалить насъ, отверстіе гнѣзда было плотно закрыто пучкомъ травы.

Такъ мы добрались до города. Веселая была это дорога. Мы уже заранѣе мечтали, какъ пріятно будетъ выпить чая съ душистымъ, свѣжимъ медомъ.

— Однако, господа, — замѣтилъ вдругъ Знайка, — пожалуй, по городу нести такъ наше гнѣздо будетъ неудобно. Всѣ прохожіе обратятъ вниманіе…

— Что же намъ дѣлать?..

Мы долго совѣщались.

Наконецъ, было рѣшено купить въ магазинѣ пустой ящикъ и уложить туда нашу ношу. Скоро ящикъ былъ принесенъ. Скокъ осторожно положилъ гнѣздо въ ящикъ.

Въ это время я, Пучеглазка и нѣкоторые другіе товарищи успѣли отыскать себѣ пріютъ на ночь. Оказалось, что мы стояли какъ разъ около какого то пустого небольшого домика. Онъ весь былъ къ нашимъ услугамъ.

Утомленные большой прогулкой, мы рѣшили отказаться даже отъ чая, тѣмъ болѣе, что въ пустомъ домѣ не было ни посуды, ни самовара.

Всѣмъ хотѣлось какъ можно скорѣе лечь спать.

Вытащивъ свои дорожныя одѣяла и подушки, съ которыми мы въ путешествіяхъ не разставались, мы расположились на ночлегъ.

Я, по правдѣ говоря, не люблю спать прямо на полу, не на постели. Но тутъ нигдѣ не было ни одной кровати. Долго думалъ я, какъ мнѣ быть? Обошелъ весь домъ. И вдругъ, къ своей радости, нашелъ низенькую деревянную скамеечку. Для обыкновеннаго человѣка она была бы мала, но для меня она была какъ разъ по росту. Лучшей кровати и не выдумаешь.

Утомленные прогулкой, скоро мы всѣ заснули, оставивъ на часахъ лишь Пучеглазку и Матросика. Они сами вызвались стеречь насъ, на всякій случай.

Не знаю, долго ли мы спали, но только вдругъ меня разбудили какіе то крики.

Когда я вскочилъ, то все вокругъ меня было въ движеніи. Всѣ эльфы метались по комнатѣ, крича и толкая другъ друга.

Оказалось, что во время нашего сна къ ящику съ пчелами пробралась кошка. Услышавъ, что тамъ что то шевелится и жужжитъ, она бросилась на гнѣздо, разрыла его лапами и, раскрывъ отверстіе, выпустила оттуда всѣхъ пчелъ. Тутъ то и поднялась суматоха! Пчелы мигомъ разлетѣлись по комнатѣ и съ жужжаніемъ бросились на насъ. Моментально наши лица были покрыты укусами. Спросонья, въ страхѣ, метались мы по комнатѣ, всюду ища выхода. А наши враги какъ будто издѣвались надъ нами. Никогда еще они не кусались такъ больно. Не знаю, чѣмъ бы это кончилось, если бы мы не догадались избавиться отъ нихъ черезъ окна. Одинъ за другимъ стали мы прыгать на улицу. Пчелы насъ злобно преслѣдовали. Долго мы отбивались отъ нихъ. Наконецъ, мы были внѣ опасности. Но въ какомъ ужасномъ видѣ избавились мы отъ нашего врага!.. У кого распухла щека, у кого губа. У нѣкоторыхъ носы и лбы украсились огромными шишками. Отъ укусовъ все тѣло ныло и горѣло, какъ отъ огня.

Впрочемъ, нашъ врагъ отступилъ отъ насъ также съ большимъ урономъ. Много убитыхъ нами въ отчаянной схваткѣ насѣкомыхъ валялось тутъ же вокругъ насъ.

Дѣдко-Бородачъ нагнулся и поднялъ одно изъ нихъ.

— Ну, что, развѣ я не былъ правъ? — обратился онъ къ намъ. — И совсѣмъ это не пчелы, а осы. Смотрите, у пчелы тѣльце покороче и потолще.

Мы съ любопытствомъ принялись разсматривать убитаго врага.

Дѣйствительно, это была оса.

— Вотъ то думали полакомиться медомъ! — смѣялся надъ нами Дѣдко-Бородачъ. — Только украшенія эти получили и больше ничего! — указалъ онъ на чью то раздувшуюся физіономію.

— А можетъ быть, это пчелы! — попробовалъ спорить я.

— Нѣтъ, не пчелы, — отвѣчалъ Дѣдко-Бородачъ. — Хочешь, Мурзилка, я тебѣ это Докажу?..

— Когда докажешь, тогда я, конечно повѣрю, — былъ мой отвѣтъ.

— Такъ пойдемъ, — сказалъ Дѣдко-Бородачъ, вернулся въ домикъ, развернулъ гнѣздо и доказалъ мнѣ, что тамъ не было никакого меда. Одна только осиная личинка шевелилась.

— Ну, что? Теперь повѣрилъ? — спросилъ Дѣдко-Бородачъ.

— Повѣрилъ.

Такъ печально кончилась эта исторія съ медомъ. Долго мы ходили потомъ опухшіе и съ искривленными лицами. Дорого обошлась намъ эта роковая ошибка.

Лѣсные малютки въ музыкальной школѣ.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА профессора музыки ТРУБАЧА СКОРО, ХОРОШО и ВЕСЕЛО ОБУЧАЕТЪ ИГРЪ НА ВСѢХЪ ИНСТРУМЕНТАХЪ.

Такая надпись, сдѣланная огромными буквами на большой деревянной доскѣ, привлекла наше вниманіе. Мы остановились. Насъ было трое: я, Заячья Губа и докторъ Мазь-Перемазь. Мы мирно прогуливались по полю и вдругъ увидали эту вывѣску.

— Какой же это профессоръ музыки Трубачъ? Онъ тоже, какъ и мы, изъ лѣсныхъ малютокъ? — задалъ вопросъ докторъ Мазь-Перемазь, прочитавъ надпись.

— Какъ же? — отвѣчалъ Заячья Губа. — Развѣ вы не знаете, что это извѣстный музыкантъ?

И Заячья Губа опустился на большой камень у вывѣски, замѣнявшій собой скамейку.

— А что, господа, — продолжалъ Заячья Губа, — не поступить ли намъ въ эту школу? Свободнаго времени теперь у насъ много, гулять безъ дѣла уже надоѣло, будемъ хоть музыкой заниматься.

— Отлично, отлично! — согласился я.

— Я тоже не прочь, — замѣтилъ докторъ.

— Только втроемъ заниматься скучно, — замѣтилъ я, — пригласимъ для компаніи еще кого-нибудь.

— Это великолѣпная мысль! — похвалили меня товарищи, — у тебя, Мурзилка, умная голова…

Хотя я и самъ зналъ, что не глупъ, но эта похвала была мнѣ пріятна. Я хотѣлъ сдѣлать имъ еще одно, такое же умное предложеніе, но меня перебилъ Скокъ:

— Не будемъ же терять времени, пойдемъ за товарищами.

Черезъ полчаса мы цѣлой толпой уже стучались въ дверь школы Трубача.

Трубачъ встрѣтилъ насъ ласково. Онъ очень охотно согласился заняться съ нами музыкой и тутъ же предложилъ дать намъ свой первый урокъ.

— Сначала я вамъ покажу, какъ играть на этой трубѣ! — сказалъ онъ, снимая со стѣны висѣвшую на гвоздѣ трубу.

— Вотъ, смотрите!

Приложивъ трубу къ губамъ, онъ принялся такъ сильно дуть въ нее, что его щеки стали совсѣмъ круглыми и раздулись, какъ два мячика.

— Тру-ру-ту-ту! — раздались вдругъ изъ трубы такіе громкіе звуки, что отъ неожиданности я чуть не выронилъ тросточку изъ рукъ. А Заячья Губа, стоявшій ближе всѣхъ къ Трубачу, въ ужасѣ вытаращилъ глаза и прижалъ руки къ груди. Видно было, что труба оглушила его. Мнѣ тоже казалось, что музыка была, какъ будто, черезчуръ уже громкая. Одинъ только Пуговица находилъ, что звуки слишкомъ тихіе, и, чтобъ лучше слышать, приложилъ даже руку къ уху.

— Теперь я раздамъ вамъ инструменты, — обратился къ намъ Трубачъ, — и вы будете поочередно пробовать играть. Выбирайте, кто на чемъ хочетъ играть.

Мы подошли къ ящику съ инструментами и начали выбирать. Я перепробовалъ ихъ почти всѣ, но всѣ они казались мнѣ неподходящими. Одну изъ трубъ было слишкомъ тяжело держать, другая имѣла неудобную форму и т. д.

Наконецъ, Трубачъ предложилъ мнѣ барабанъ. Я сначала согласился, но потомъ, когда попробовалъ, то поспѣшилъ отъ него отказаться. Чтобъ играть на барабанѣ, нужно сильно размахивать рукой, а рукава моего фрака были довольно узкіе, и я побоялся, что они лопнутъ. Наконецъ, я нашелъ себѣ изящную, легкую и узкую трубу.

Разобравъ инструменты, мы сѣли чинно въ рядъ. Тѣ, кому инструментовъ не хватило, сѣли въ сторонѣ — ждать своей очереди.

Урокъ начался.

Заячьей Губѣ не хватило мѣста на скамейкѣ рядомъ съ нами. Не думая долго, онъ усѣлся на барабанъ и чуть не прорвалъ его. За это Трубачъ сдѣлалъ ему выговоръ.

Потомъ мы начали играть.

Должно быть, наше обученіе было очень успѣшно, такъ какъ уже черезъ часъ Трубачъ предложилъ намъ выступить въ концертѣ.

— Мы сейчасъ вмѣстѣ прорепетируемъ еще немного, а потомъ отправимся въ садъ и тамъ дадимъ концертъ. — сказалъ онъ.

Мы были въ восторгѣ. Кто бы могъ подумать, что играть можно выучиться такъ скоро. Должно быть, Трубачъ былъ дѣйствительно замѣчательный профессоръ. Или мы были необыкновенно способные ученики.

Какъ бы то ни было, но черезъ часъ мы уже двинулись къ мѣсту своего концерта.

Впереди всѣхъ выступалъ Дѣдко-Бородачъ съ нотами въ рукахъ. За нимъ шелъ Тузилка, держась за руку профессора Трубача. Далѣе слѣдовали остальные.

Въ саду мы выбрали хорошенькую лужайку и удобно расположились на ней. Трубачъ со своей трубой всталъ передъ нами, далъ знакъ, и концертъ начался.

— Тра-та-та… Бумъ-бамъ-бимъ! — заиграли сразу всѣ инструменты.

— Бумъ-бумъ-бумъ! — забарабанилъ на барабанѣ Заячья Губа.

Я старался тоже, сколько могъ. Я раздувалъ щеки, дулъ, какъ можно сильнѣе, въ трубу, отъ усердія даже на корточки присѣдалъ. И у меня выходило лучше всѣхъ. По крайней мѣрѣ, я замѣтилъ, что всѣ бывшіе въ саду лѣсные малютки смотрѣли только на меня и на мою трубу — Ого! — думалъ я, — должно быть, моя музыка имъ нравится, что всѣ такъ и впились въ меня глазами!

И я приложилъ еще болѣе усердія. Скоро, однако, я увидалъ, что всѣ, кто ни посмотритъ на меня, почему то смѣются.

— Удивительно! Что во мнѣ смѣшного? — размышлялъ я. — Костюмъ на мнѣ новенькій, играю я отлично, труба у меня тоже очень звучная. Не понимаю, что смѣшного нашли они тутъ?

А публика, между тѣмъ, смѣялась все громче. Матросикъ такъ прямо даже пальцемъ сталъ указывать въ мою сторону.

Я рѣшилъ не обращать на нихъ вниманія и продолжать свой концертъ. Еще больше, чѣмъ прежде, вобралъ я воздуха въ грудь и какъ дунулъ въ трубу… Вдругъ — «карръ!» — раздалось надъ самымъ моимъ ухомъ. Я отнялъ трубу это рта и посмотрѣлъ вверхъ. Оказалось, что на самой верхушкѣ моей трубы сидѣла большая черная ворона. Безъ сомнѣнія, моя музыка ей такъ понравилась, что она сѣла на трубу, чтобъ лучше слышать. А мои товарищи нашли это почему то смѣшнымъ. Я хотѣлъ уже разсердиться, но какъ разъ въ эту минуту произошло нѣчто совершенно неожиданное.

Трубачъ сдѣлалъ намъ знакъ играть какъ можно сильнѣе. Мы приналегли. И вдругъ… — Трахъ-трахъ-трахъ! — раздался какой то ужасный трескъ, звонъ, шумъ. У Заячьей Губы лопнулъ барабанъ, а у Скока вылетѣлъ бокъ трубы и осколкомъ поранилъ сосѣда. И, въ заключеніе, цѣлая огромная стая птицъ поднялась съ крикомъ въ воздухѣ и закружилась надъ нами. Очевидно, имъ наша музыка показалась слишкомъ громкой

— Довольно, довольно! Перестаньте же, несчастные! — закричалъ намъ Трубачъ. — Развѣ вы не видите, что даже птицы и тѣ разлетѣлись? Нѣтъ, вамъ еще рано играть для публики. Пойдемте-ка обратно домой, а то всѣ люди изъ сада разбѣгутся.

Переконфуженные такимъ отзывомъ своего профессора, мы уныло поплелись обратно въ его домъ.

Тутъ концертъ начался снова.

— Мнѣ кажется, — обратился къ намъ Трубачъ, — что музыка пойдетъ удачнѣе, если я стану повыше, чтобы вы могли лучше слѣдить за моими движеніями. Вотъ такъ!..

Трубачъ живо досталъ какой то деревянный ящикъ, опрокинулъ его кверху дномъ, вскочилъ на него и далъ намъ знакъ начинать.

Мы заиграли снова.

Скоро, однако, у меня устали ноги. Все стоять да стоять — не особенно то пріятно!

— Не сѣсть ли мнѣ на краюшекъ барабана? — подумалъ я, но потомъ вспомнилъ о замѣчаніи, которое сдѣлалъ за это Трубачъ Заячьей Губѣ, и раздумалъ.

— Что же это я! Отлично! Чудесная мысль! — вдругъ, совершенно забывшись, вскричалъ я и хлопнулъ себя по лбу.

— Что съ вами? Какая мысль? — съ испугомъ обратился ко мнѣ Трубачъ.

Онъ даже концертъ пріостановилъ.

— Со мной… со мной ничего, — заговорилъ я.

— Чего же вы такъ закричали? — сердито заговорилъ Трубачъ. — Только играть мѣшаете…

— Я… я… извините… я очень усталъ и вотъ… позвольте мнѣ сѣсть на край вашего ящика. Такъ мнѣ будетъ удобнѣе играть.

Трубачъ засмѣялся.

— Если хотите, такъ садитесь, — отвѣтилъ онъ. — Только поосторожнѣе, потому что ящикъ не очень прочный.

Я осторожно сѣлъ. Мы заиграли снова. Противъ меня какъ разъ сталъ Китаецъ. Онъ такъ усердно игралъ на своей трубѣ, такъ раздувалъ свои щеки, что мнѣ стало ужасно смѣшно.

— Чи-ка-чи! — зашепталъ я, — отвернись, не смѣши меня, а то я расхохочусь громко и опять получу выговоръ.

Но Китаецъ не обратилъ на мою просьбу ни малѣйшаго вниманія. Какъ ни въ чемъ ни бывало, продолжалъ онъ трубить, раздувать свои желтыя щеки, смѣшно таращить глаза и гримасничать.

Чтобы не разсмѣяться, я рѣшилъ отвернуться отъ него самъ. Вставъ, я обошелъ ящикъ и опустился на него съ другой стороны. Раздосадованный на Чи-ка-чи, я позабылъ объ осторожности и сѣлъ на ящикъ всей своей тяжестью. Въ ту же минуту раздался трескъ, крышка ящика проломилась и я очутился внутри ящика. Отъ неожиданнаго толчка Трубачъ не удержался на ногахъ и полетѣлъ кубаремъ на полъ.

Его труба при паденіи вся смялась и испортилась, такъ что начала хрипѣть. Но еще болѣе пострадалъ онъ самъ. Онъ такъ ударился объ полъ, что его носъ вздулся, а на лбу вскочила большая шишка. Пока я барахтался въ ящикѣ, стараясь оттуда выбраться, всѣ бросились поднимать Трубача. Онъ былъ страшно золъ.

— Нѣтъ, такихъ учениковъ у меня еще никогда не было! — заговорилъ онъ. — Я больше не желаю заниматься съ вами, да и не могу, потому что все лицо у меня разбито.

Всѣ стали его успокаивать, уговаривать, я извинялся, какъ могъ. Но ничего не помогло: Трубачъ и слышать ничего не хотѣлъ, — ужъ очень онъ разобидѣлся.

Такъ мы и ушли домой. На этомъ наши занятія музыкой и окончились.

IX.
Циркъ Мурзилки.

Мнѣ давно уже хотѣлось сдѣлать что-нибудь особенное, чѣмъ-нибудь поразить всѣхъ своихъ товарищей. Долго ломалъ я голову — что бы придумать? Наконецъ, случай представился. Дѣло было такъ. Въ одинъ прекрасный день всѣ лѣсные малютки были сильно взволнованы необыкновеннымъ событіемъ. По всему городу были расклеены огромныя афиши, гдѣ говорилось, что въ скоромъ времени здѣсь откроется «циркъ господина Мурзилки». Самымъ интереснымъ номеромъ въ этомъ циркѣ будетъ дрессированный индійскій слонъ, по прозванію «Мистеръ Трамъ». Лѣсные малютки цѣлыми часами толпились у афишъ, разсуждали, разспрашивали другъ друга о циркѣ, удивлялись.

— Что это за циркъ? Какого-такого Мурзилки? — говорили они между собой.

— Неужели это нашъ Мурзилка?

— Нѣтъ, быть не можетъ! — отвѣчали другіе. — Откуда бы онъ взялъ слона?

Я ходилъ мимо всѣхъ съ гордо поднятой головой, втихомолку прислушивался къ этимъ толкамъ, но дѣлалъ видъ, что ничего не замѣчаю. А мои товарищи продолжали удивляться и спорить между собой. Я торжествовалъ и потихоньку улыбался. — «О, подождите, — думалъ я, — вы всѣ теперь признаете, что у Мурзилки — удивительно умная голова, что онъ — самый умный изъ васъ всѣхъ!» — И я поднималъ свою голову все выше и выше. Наконецъ, мои товарищи замѣтили это.

— Мурзилка, что это ты такъ заважничалъ? — спросилъ меня однажды Знайка. — Ужъ и правда этотъ циркъ «господина Мурзилки» — не твой ли?

— А если и мой, такъ что тутъ удивительнаго? — отвѣтилъ я и гордо посмотрѣлъ на Знайку сквозь свое стеклышко.

— Ты выдрессировалъ слона? — такъ и привскочилъ на мѣстѣ Знайка

— Конечно! — отвѣчалъ я, — Слонъ «мистеръ Трамъ» — это моя гордость. Ты увидишь, какія чудеса онъ продѣлываетъ. Да и весь циркъ — это что то необыкновенное!

— Не можетъ быть! Никогда не повѣрю! — заговорилъ Знайка.

— А вотъ увидите! — отвѣтилъ я.

И мы разстались.

Чѣмъ дальше, тѣмъ больше разгоралось любопытство лѣсныхъ малютокъ. Съ утра толпились они вокругъ того зданія, гдѣ я долженъ былъ помѣстить свой циркъ. Заглядывали въ щели, старались узнать что-нибудь у меня. Но я молчалъ и хранилъ свою тайну.

Наконецъ, день открытія цирка насталъ. Еще задолго до начала представленія всѣ мѣста были заняты. Тутъ собралось чуть ли ни все царство малютокъ. Кому не хватило мѣстъ, тѣ заглядывали въ окна, въ двери. Болѣе любопытные и храбрые вылѣзли за барьеръ на арену и пристроились тамъ около небольшой скамеечки. Между ними были Заячья Губа, Скокъ, Знайка и нѣкоторые другіе. Я предупреждалъ ихъ, что тутъ имъ можетъ грозить опасность, но они ничего и слушать не хотѣли.

Наконецъ, я далъ знакъ. Прозвонилъ звонокъ. Распахнулись двери, я выступилъ на арену и, снявъ шляпу, обратился къ публикѣ съ слѣдующими, сочиненными мною, стихами:

— Благодарю васъ, господа,

Что вы пришли сюда!

Едва я успѣлъ это произнести, какъ раздался громъ аплодисментовъ. Это меня сильно тронуло. Прижавъ руку къ сердцу, я продолжалъ:

— Такимъ пріемомъ я польщенъ

И шлю вамъ мой поклонъ.

Сказавъ это, я низко поклонился.

— Сейчасъ начнется представленье…

О, никакого нѣтъ сомнѣнья,

Что мой ученый «мистеръ Трамъ»

Понравится навѣрно вамъ!

Мой слонъ умѣетъ пѣть, плясать,

Черезъ веревочку скакать,

Читаетъ, пишетъ, переводитъ,

Отлично по канату ходитъ,

А также вальсъ весьма красиво

Танцуетъ мистеръ Трамъ на диво.

Едва я только успѣлъ произнести послѣднія слова, какъ вдругъ произошло нѣчто невѣроятное. Въ помѣщеніи, гдѣ былъ слонъ, раздался сильный шумъ, трескъ. Съ грохотомъ распахнулись вдругъ ворота, и на арену выскочилъ, точно бѣшеный, «мистеръ Трамъ». Разъяренный, съ вытянутымъ впередъ хоботомъ, онъ помчался вдоль барьера, не разбирая дороги, и въ мгновеніе ока сбилъ меня съ ногъ.

Лѣсные малютки начали смѣяться. Я разслышалъ, какъ нѣкоторые заговорили:

— Ай-да, Мурзилка! Хвасталъ-хвасталъ да и сѣлъ въ песокъ! Ловко его слонъ подвелъ!

А слонъ, какъ нарочно, пробѣжавъ еще одинъ разъ кругомъ, успокоился, остановился около барьера и принялъ самый послушный кроткій видъ.

Я подошелъ къ нему и слегка потрепалъ его по хоботу. Слонъ не шевелился. До сихъ поръ я все еще немного побаивался его — вдругъ опять онъ разъярится и опрокинетъ меня? Но теперь я сталъ храбрѣе. Погладивъ слона, я обратился къ нему съ такими словами:

— Ну, мистеръ Трамъ, покажемъ теперь почтеннѣйшей публикѣ наши фокусы! А, какъ мы танцуемъ вальсъ? — И я протянулъ къ слону руки, точно приглашая его на вальсъ. Но слонъ попятился назадъ и угрожающе мотнулъ хоботомъ. Я невольно отскочилъ назадъ. Публика засмѣялась.

— Что то слонъ не очень слушаетъ тебя! — ядовито замѣтилъ мнѣ Знайка. — Плохой ты дрессировщикъ, Мурзилка!

Я сдѣлалъ видъ, что не слышу Знайкинаго замѣчанія, и продолжалъ, обращаясь къ публикѣ:

— Вы видите, милостивые государи, что мистеръ Трамъ, несмотря на свою огромную величину и довольно свирѣпый видъ, самое добродушнѣйшее и смирное животное.

— Вѣрно, вѣрно! — закричали кругомъ лѣсные малютки.

Въ это время, къ моему удивленію, Скокъ, стоявшій недалеко отъ слона, прыгнулъ ему на спину. Его примѣру послѣдовали нѣкоторые другіе. Я предупреждалъ ихъ, что это опасно, но они не слушали. Чѣмъ дальше, тѣмъ публика дѣлалась все храбрѣе. Скокъ помѣстился къ мистеру Траму на голову, опираясь ногами въ его клыки, и расположился тамъ, точно въ креслѣ.

— Давно уже мечталъ я о поѣздкѣ на слонѣ, — проговорилъ онъ.

— А не хочешь ли поговорить со мной по телефону? — подскочилъ къ нему Пуговица и, усѣвшись на песокъ, около ногъ слона, онъ схватилъ его за хоботъ и сталъ кричать въ него, точно въ телефонную трубку:

— Алло! Это станція? Соедините меня, пожалуйста, съ господиномъ Скокомъ!

Между тѣмъ Турокъ и Незнайка теребили слона за уши. Не знаю, чѣмъ бы все это кончилось, если-бъ въ этотъ моментъ къ нимъ не подбѣжалъ Тузилка и не закричалъ:

— Остановитесь! Слѣзайте скорѣе со слона! Этотъ слонъ совсѣмъ не Мурзилкинъ, а бѣжавшій изъ звѣринца. И зовутъ его совсѣмъ не «Трамъ», а «Бумъ».

Едва слонъ услыхалъ слово «Бумъ», какъ насторожился, поднялъ уши и вдругъ, взмахнувъ задними ногами въ воздухѣ, перекувыркнулся и всталъ внизъ головой. Бѣдные гномы, сидѣвшіе на немъ, едва удержались отъ паденія. Скокъ успѣлъ схватиться за хвостъ слона, а Незнайка уцѣпился за заднюю его ногу. А слонъ продолжалъ стоять въ томъ же положеніи — на головѣ.

— Надо ему помочь встать! — рѣшили Турокъ и Знайка и начали тянуть слона за хоботъ.

Наконецъ, слонъ медленно перевернулся и сѣлъ на заднія ноги.

— Бѣдный! Какъ онъ перепачкался! — заговорилъ Скокъ, успѣвшій снова вскочить слону на голову.

— Надо его вымыть! — предложилъ Турокъ.

— Вымыть! Вымыть слона! — закричали кругомъ лѣсные малютки.

Мигомъ былъ принесенъ огромный тазъ съ водой. Пуговица вмѣстѣ съ Незнайкой начали взбираться на слона, чтобы удобнѣе было вымыть его. Остальные эльфы столпились кругомъ.

— Господа, — началъ я, — не подходите слишкомъ близко къ мистеру Тому, иначе я не ручаюсь, что… — Я не кончилъ. Слонъ, набравъ въ это время въ хоботъ воды, вылилъ ее вдругъ въ толпу. Я едва успѣлъ отскочить. Другіе были менѣе счастливы и порядочно выкупались.

— Вотъ видите! Не говорилъ я развѣ, вамъ! — началъ снова я, но меня не слушали. Между тѣмъ, выливъ на насъ непрошенный душъ, слонъ успокоился. Лѣсные малютки, набравшись храбрости, снова окружили его и старались на него взобраться. Скоро на его спинѣ не было больше мѣста. А желающихъ посидѣть на немъ было еще много. Одни усѣлись на спинѣ, другіе на головѣ, двое умудрились уцѣпиться за его хвостъ, а Матросикъ и Дѣдко-Бородачъ помѣстились верхомъ на его хоботѣ. Наконецъ, кому то въ голову пришла счастливая мысль принести веревку и протянуть ее отъ хобота къ хвосту слона. На веревкѣ тоже помѣстилось нѣсколько эльфовъ.

— Господа, не хотите ли прокатиться на слонѣ? — предложилъ я товарищамъ.

— Хотимъ, хотимъ! — закричали лѣсные малютки.

— Отлично! Ну, мистеръ Томъ, впередъ! — Я далъ знакъ и слонъ двинулся впередъ. Сначала онъ шелъ медленно вдоль барьера цирка, но потомъ, дойдя до выхода, выскочилъ на улицу и зашагалъ очень быстро. Чѣмъ дальше, тѣмъ двигался онъ все быстрѣе и быстрѣе и, наконецъ, взялъ галопомъ. Мы перетрусили. Слонъ мчался, что было силъ, не разбирая дороги, прямо къ рѣкѣ. По дорогѣ нѣкоторые, не удержавшись, кубаремъ слетѣли внизъ. Я тоже едва держался. — «Остановитесь, мистеръ Томъ!» — кричалъ я. Но слонъ мчался еще быстрѣе. Вотъ, онъ побѣжалъ вдоль берега, около самой воды. Тутъ случилось нѣчто невѣроятное. Пробѣгая мимо дерева, слонъ зацѣпился веревкой за сукъ, споткнулся и, потерявъ равновѣсіе, упалъ головой внизъ въ воду. Отъ неожиданнаго толчка мы всѣ тоже попадали. Произошелъ общій переполохъ. Одни барахтались въ водѣ, другіе съ оханьемъ и стонами поднимались съ земли. А слонъ, воспользовавшись нашимъ замѣшательствомъ, выскочилъ изъ воды и помчался дальше. Какъ мы ни старались его догнать, ничего не могли сдѣлать. Скоро онъ совсѣмъ скрылся изъ вида.

Оправившись отъ испуга, мои товарищи окружили меня съ упреками.

— Это ты все виноватъ!

— Совсѣмъ не я, а вы! — оправдывался я. — Зачѣмъ взобрались на него? Да еще веревку привязали! Мистеръ Томъ привыкъ къ деликатному обращенію, а вы…

— Слушай, Мурзилка, — перебилъ меня Дѣдко-Бородачъ, — довольно болтать! Ну, подурачилъ насъ и полно! Вѣдь теперь уже всѣмъ извѣстію, что это слонъ изъ городского цирка. Смотри, онъ прямо къ цирку и побѣжалъ!

Противъ этого спорить я не могъ: слонъ, дѣйствительно, направился прямо къ цирку.

— Однако, въ началѣ все шло хорошо, и вы сами лишь все испортили! — пробовалъ защищаться я.

— Ну, хорошо, хорошо! Мы на тебя и не сердимся. Все-таки ты намъ доставилъ большое удовольствіе и мы тебѣ очень благодарны за это!

Хотя я и раньше въ этомъ не сомнѣвался, но слова Бородача доставили мнѣ огромное удовольствіе. Я снова гордо поднялъ свою голову.

X.
Какъ мы строили печь.

Была зима, ужасная, холодная зима. Стояли такіе морозы, что на улицу нельзя было и носа высунуть.

Мы сидѣли дома, скучали безъ дѣла и мерзли. Никогда еще въ нашемъ старомъ домѣ не было такъ холодно, какъ теперь. Руки и ноги коченѣли, носы краснѣли отъ холода.

— Нѣтъ, такъ дальше продолжаться не можетъ! — жаловались мы другъ другу. — Вѣдь еще начало зимы только, что же будетъ потомъ?

— Нужно что-нибудь придумать! — говорили нѣкоторые.

— Да, да, нужно! — подхватывали всѣ.

— Но что? Вотъ вопросъ!

Мы долго-долго думали и уже отчаялись придумать что-нибудь, какъ вдругъ Дѣдко-Бородачъ воскликнулъ:

— Ура, мы спасены отъ холода!

— Какъ? Что? Какимъ образомъ? — посыпались на него вопросы со всѣхъ сторонъ.

— Мы построимъ печь! — отвѣтилъ старый гномъ.

— Печь? Какую печь? Вѣдь у насъ же есть печки…

— Но онѣ плохо грѣютъ, — замѣтилъ Дѣдко-Бородачъ, — а мы сдѣлаемъ такую печь, на которую можно будетъ взбираться всѣмъ погрѣться, и, кромѣ того, въ ней всегда будетъ кипятокъ, такъ какъ она будетъ разогрѣваться водой. А вы знаете, какъ пріятно въ холодъ лишній разъ побаловаться чайкомъ…

— Это превосходная мысль! — воскликнулъ Скокъ.

— Великолѣпная мысль! — подхватилъ я, — я только что хотѣлъ предложить то же самое…

— Ну, ты всегда опаздываешь со своими предложеніями, — замѣтилъ Знайка.

— Но какъ выстроить такую печь? — спросилъ докторъ Мазь-Перемазь.

— А вотъ увидите! — загадочно улыбнулся Дѣдко-Бородачъ. — Теперь пока до свиданія!

И, закутавшись потеплѣе, Дѣдко-Бородачъ скрылся за дверями.

Прошелъ часъ, другой… Прошло полдня, а Бородача все не было. Насталъ вечеръ. Мы рѣшили уже, что бѣдный Дѣдко замерзъ, какъ вдругъ у крыльца кто-то постучался.

— Это онъ!..

Мы всѣ бросились къ дверямъ. Но въ коридорѣ было такъ темно, что пришлось вернуться за огнемъ.

— Скорѣе, скорѣе, господа! Онъ навѣрно сильно промерзъ! — торопилъ докторъ Мазь-Перемазь.

Китаецъ схватилъ свой бумажный фонарикъ, Тузилка — маленькій потайной. Мы всѣ выбѣжали въ коридоръ.

— Кто тамъ?

— Это я… впустите! — отвѣтилъ за дверью слабый, дрожащій голосъ.

Щелкнулъ ключъ, и на порогѣ появилась темная фигура. Это былъ Бородачъ.

— Я такъ озябъ, — слабо заговорилъ онъ, — дайте скорѣе погрѣться.

Черезъ полчаса, отогрѣвшись, Дѣдко-Бородачъ уже разсказывалъ намъ о своихъ планахъ.

— Съ завтрашняго дня за работу! — говорилъ онъ. — Я добылъ планъ печи, заказалъ всѣ необходимые инструменты и тѣ части печи, которыя мы сами не можемъ сдѣлать. За всѣмъ этимъ завтра намъ придется пойти, чтобы принести сюда. Ну, а пока будемъ спать…

На другое утро, чуть свѣтъ, закипѣла работа. Прежде всего пришлось отправиться за инструментами и частями печи, чтобы перенести ихъ въ нашъ домъ. Исполнить это было нелегко. Особенно мы долго мучились съ огромной желѣзной трубой. Тащить ее пришлось всѣмъ. Я старался больше всѣхъ.

Чтобы облегчить себѣ работу, мы, какъ всегда, затянули пѣсенку.

Запѣлъ Знайка, остальные подхватили:

Ну, ребятушки, дружнѣе,

Приналяжемъ посильнѣе,

Вмѣстѣ — разъ, два, три!

Только пѣсня наша грянетъ,

Вмигъ работать легче станетъ!

Веселѣй бери!

Но никто пусть не лѣнится

И работы не боится,

Дружно — разъ, два, три!

Мы трубу домой доставимъ

И такую печь поставимъ,

Только посмотри!

— Братцы, какъ это вамъ нравится? — прервалъ вдругъ пѣніе Тузилка и указалъ рукой внутрь трубы.

— Мурзилка! Безсовѣстный! Какъ тебѣ не стыдно!

Дѣло въ томъ, что когда лѣсные малютки запѣли и быстро понесли трубу, я рѣшилъ, что мнѣ можно немножко и отдохнуть. Работниковъ и такъ было много. Къ тому же, я хотѣлъ продолжать писать свои записки, начатыя мною еще дома. А писать гораздо удобнѣе сидя, чѣмъ на-ходу. Сообразивъ все это, я подъ шумокъ шмыгнулъ, никѣмъ не замѣченный, въ трубу и преудобно расположился тамъ. Вѣроятно, я такъ и добрался бы до дома, если бы не Тузилка.

— Ну, ну, вылѣзай, важный баринъ! — заговорили кругомъ меня лѣсные малютки, и я съ позоромъ долженъ былъ удалиться изъ трубы.

Долго еще потомъ мои товарищи не могли простить мнѣ этого.

Когда всѣ приготовленія уже были кончены, и, вооружившись инструментами, всѣ собирались приступить къ работѣ, Тузилка снова вспомнилъ про меня.

— Полюбуйтесь, господа! — заговорилъ онъ, указывая на меня, — мы приготовились работать, у всѣхъ въ рукахъ инструменты — у кого молотокъ, у кого клещи, — а этотъ франтъ опять со своей книжечкой…

— Ну, Мурзилка, берегись! Если ты не оставишь своей книжки и не примешься за дѣло, всѣ твои записки полетятъ въ печку, которую мы строимъ.

— Не буду, не буду больше! — отвѣтилъ я и со вздохомъ спряталъ свою книжку въ карманъ. — Ну, давайте мнѣ скорѣе молотокъ, пилу, щипцы, клещи…

— Ты хоть съ чѣмъ-нибудь однимъ справься…

— Ужъ справлюсь, увидите…

Работа у насъ закипѣла.

Въ большой залѣ нашего дома былъ установленъ огромный желѣзный котелъ. Сбоку къ нему примыкала труба, черезъ которую долженъ былъ выходить лишній паръ. Сверху этотъ котелъ закрывался крышкой. Согрѣваться наша печь должна была снизу.

Дѣла была масса. Одни работали молотками, другіе — клещами; приходилось и пилить, и буравить, и паять.

Когда всѣ углубились въ работу, я снова потихонечку вытащилъ свою книжку и занялся перечитываніемъ только что записаннаго мной. Увлеченные дѣломъ, лѣсные малютки не обращали на меня никакого вниманія. Чтобъ скоротать время, кто-то изъ нихъ запѣлъ:

Мы всѣ прилежны,

Забыта лѣнь.

Кипитъ работа

Съ утра весь день.

Шумъ, лязгъ желѣза,

Стукъ топора

Кругомъ несется;

Визжитъ пила.

Кипитъ работа —

Шумъ, грохотъ, стукъ…

Съ утра до ночи

Лишь — тукъ-тукъ-тукъ…

— Работайте себѣ, работайте, — думалъ между тѣмъ я, — а я предпочитаю заниматься чѣмъ-нибудь другимъ поинтереснѣе…

— Ай, ай, ай! — раздался неожиданно отчаянный крикъ. — Ай, обожгли все лицо!

Всѣ переполошились.

— Что случилось? Въ чемъ дѣло?

Оказалось, что Пуговица съ цѣлымъ ведеркомъ расплавленнаго олова взбирался на крышку котла, чтобы припаять ея верхнюю часть. Его поддерживали Скокъ и Карапузикъ. Но ноги Пуговицы какъ-то соскользнули, и онъ полетѣлъ внизъ, опрокинувъ ведерко съ оловомъ. Расплавленная масса брызнула внизъ и частью попала на лицо Скока. Послѣдній отчаянно закричалъ. Всѣ столпились вокругъ него, охая, жалѣя, выражая ему свое сочувствіе.

— Хорошо еще, что въ глаза не попало, могъ бы ослѣпнуть, — говорилъ Скокъ.

Въ общемъ, онъ отдѣлался довольно счастливо: сильныхъ ожоговъ на лицѣ не было.

— А знаете, во всемъ этомъ виновата печь, — заговорилъ Знайка. — Если бы на ней была плоская крышка, ничего бы и не случилось…

Вдругъ Дѣдко-Бородачъ хлопнулъ себя по лбу:

— Ахъ, я! — вскричалъ онъ, — вотъ оскандалился то! Какъ же мы будемъ грѣться около этой печки? Я же хотѣлъ сдѣлать такую крышку, чтобы можно было на нее всѣмъ взбираться. Живѣе, за передѣлку.

По указанію Бородача несчастная крышка была снята и замѣнена другой — плоской.

Дѣло подвигалось впередъ быстро. Часа черезъ два-три печь, совсѣмъ уже законченную, попробовали нагрѣть. Все шло отлично. Довольные своей работой, лѣсные малютки съ помощью лѣсенки взобрались на верхъ печи и преудобно расположились тамъ. Кому, не хватило мѣста наверху, стояли внизу и грѣлись. Настроеніе у всѣхъ было отличное… Вдругъ Индѣецъ, обладавшій удивительно тонкимъ слухомъ, замѣтилъ:

— А что это за странный шумъ тамъ внутри?

И онъ приложилъ ухо къ стѣнкѣ печи.

— Да, да, — подхватилъ Пуговица, — и я тоже слышу!

Мы переполошились.

— Надо узнать въ чемъ дѣло, — замѣтилъ Бородачъ, — можетъ быть, забыли открыть какую-нибудь отдушину или трубу. — И онъ вмѣстѣ съ Матросикомъ поспѣшно сталъ спускаться внизъ. Я рѣшилъ послѣдовать за ними.

Но не успѣли мы дойти до конца лѣстницы, какъ послышался ужасный грохотъ, точно изъ пушки выстрѣлили, и мы полетѣли всѣ въ разныя стороны. Я, Дѣдко-Бородачъ и Матросикъ такъ и взлетѣли на воздухъ вмѣстѣ съ лѣстницей. Остальные попадали на полъ; моментально весь залъ наполнился горячими парами. Оказалось, что, забыли открыть клапанъ для выхода лишняго пара, и котелъ лопнулъ. Крышка, на которой мы сидѣли, была раздроблена въ мелкіе куски. Неизвѣстно, какимъ чудомъ никто не попалъ внутрь котла и вообще не пострадалъ. Печь была совсѣмъ испорчена. Чтобы поправить ее, пришлось бы отстраивать все снова. Но вѣроятно отъ волненія, испуга и ушибовъ мы такъ согрѣлись, что пока больше не нуждались въ печкѣ. По крайней мѣрѣ, этотъ вечеръ мы всѣ жаловались на жару, а не на холодъ, какъ раньше.

Черезъ нѣсколько времени печь была все-таки поправлена, и мы пользовались потомъ ею всю зиму, похваливая Дѣдку-Бородача за его выдумку.

XI.
Въ княжескомъ дворцѣ.

Во время нашихъ странствованій по свѣту мы, лѣсные малютки, попали въ большой городъ, на площади котораго красовался громадный дворецъ.

— Хорошо бы побывать въ этомъ дворцѣ, посмотрѣть какія тамъ залы, какія стѣны, какія богатства, — замѣтилъ я, — по…

— Но? — спросилъ Треуголка.

— Но, къ сожалѣнію, я вижу у воротъ караулъ. Насъ, конечно, не пустятъ.

— Для насъ, лѣсныхъ эльфовъ, нѣтъ ни карауловъ, ни часовыхъ! — воскликнулъ Треуголка. — Мы, свободные малютки, можемъ входить и выходить, не спрашивая позволенія людей. Давайте, братцы, отправимся во дворецъ и справимъ тамъ веселый пиръ, хотя насъ туда никто и не приглашалъ.

Всѣ согласились съ Треуголкою, и спустя нѣсколько минутъ малютки очутились на площади передъ дворцомъ, а затѣмъ, никѣмъ не замѣченные, вошли во дворецъ.

Въ одинъ мигъ малютки, какъ мухи, облѣпили колонны, карнизы и ступени дворца.

Дѣло было подъ вечеръ и вскорѣ стемнѣло совсѣмъ. Лунный свѣтъ скользилъ по роскошнымъ дворцовымъ заламъ и вмѣстѣ съ нимъ скользили и наши тѣни.

Всѣ двери открывались передъ нами, точно въ сказкѣ.

Не прошло и часа, какъ мы завладѣли всѣмъ дворцомъ.

Въ одной изъ залъ, посерединѣ которой висѣла большая люстра, наше вниманіе обратилъ на себя шкапъ съ книгами, стоявшій близъ камина.

— Надо прежде всего освѣтить комнату, — сказалъ Знайка, подошелъ къ стѣнкѣ, нажалъ электрическую кнопку, и залъ освѣтился массою электрическихъ огней.

— Давайте посмотримъ, какія здѣсь имѣются книги, — предложилъ Шиворотъ-Навыворотъ.

— Да, да, посмотримъ, — отвѣтили всѣ въ одинъ голосъ, открыли шкапъ, достали оттуда книги и расположились читать. Одни разложили большой томъ стихотвореній на мраморномъ столѣ посреди комнаты и начали читать, стоя на шелковыхъ табуретахъ, другіе улеглись на полу передъ раскрытой книгой съ старинными сказками и читали, а остальные слушали, стоя вокругъ или сидя на книгахъ, замѣнявшихъ табуреты.

Мы, лѣсные человѣчки, народъ любознательный — всѣмъ интересуемся, обо всемъ разсуждаемъ. Конечно, больше всѣхъ интересуюсь я, Мурзилка, но мои товарищи такъ увлеклись книгами, что не обращали на меня никакого вниманія и даже не слушали моихъ очень умныхъ, какъ всегда, замѣчаній.

Заячья-Губа съ большимъ чувствомъ читалъ стихотвореніе. Фунтикъ влѣзъ на табуретъ передъ столомъ и, ставъ на колѣни, разсматривалъ большую книгу съ портретами принцевъ и принцессъ, громко называя ихъ по именамъ, и приводилъ этимъ въ восторгъ доктора Мазь-Перемазь, который многихъ изъ нихъ зналъ въ лицо. Знайка раздобылъ старинную ученую книгу — такую старую, что листики сыпались изъ нея къ великому ужасу ІІІиворотъ-Навыворота.

Въ одномъ углу Скокъ и Шотландецъ глубокомысленно разсуждали о томъ, зачѣмъ столько книгъ на бѣломъ свѣтѣ и къ чему только люди сочиняютъ ихъ.

— Ужъ эти люди, — говоритъ Скокъ, — чего они только не выдумаютъ!

— Неужели они всѣ эти книги читаютъ? — спросилъ Незнайка.

— Конечно, всѣ! — воскликнулъ Заячья-Губа, отрываясь отъ чтенія.

— Одни сочиняютъ, другіе читаютъ, — объяснилъ я. Но хотя я произнесъ это совершенно серьезно, всѣ малютки громко расхохотались.

— Нечего тутъ смѣяться, когда говорятъ умныя вещи! — замѣтилъ я сердито, и смѣхъ тотчасъ же прекратился.

Мельникъ и Матросикъ стояли на каминѣ и смотрѣли въ зеркало.

— Удивляюсь, — сказалъ Мельникъ, — почему люди такъ любятъ зеркала? Ну, что смотрѣть на самого себя? Вотъ если бы можно было что-нибудь другое увидать, а то вѣдь все то же видно, что и въ комнатѣ находится!

Вдругъ въ сосѣдней залѣ затрещалъ паркетъ. Тотчасъ поднялась суматоха. Всѣ начали прятаться и забились кто куда могъ: и подъ шкапы, и подъ стулья, и подъ шелковыя портьеры и пугливо выглядывали оттуда.

Я, Мурзилка, оказался храбрѣе всѣхъ: я не спрятался, какъ другіе, а полѣзъ подъ табуретку, чтобы поудобнѣе смотрѣть, кто войдетъ-въ ту залу, гдѣ мы занялись чтеніемъ. Я ни чуточки не боялся и даже громко сказалъ:

— Не бойтесь, братцы! Если будетъ какая-нибудь опасность, я васъ буду защищать!..

Но въ моей защитѣ не оказалось надобности. Въ залѣ опять все стихло.

— Все спокойно! — воскликнулъ первый Треуголка, вылѣзая изъ-подъ шкапа, — ободритесь, братцы! Будемъ продолжать веселье.

— Ж-ж-жъ! — раздалось по комнатѣ, и большая осенняя муха пролетѣла отъ окна къ дверямъ, точно приглашая насъ слѣдовать за ней.

— Куда это муха зоветъ насъ? — спрашивали мы другъ друга.

Муха, между тѣмъ, продолжала жужжать, и въ ея жужжаніи точно слышались слова: «За мной! За мной! Ж-ж-жъ!»

— Какъ вы думаете, братцы, не пойти ли намъ въ сосѣднюю залу, куда, очевидно, приглашаетъ насъ муха? — предложилъ Чумилка-Вѣдунъ.

Послѣ коротенькаго совѣщанія лѣсные человѣчки рѣшили, что и мухой не нужно пренебрегать, и спросъ вѣдь не бѣда — отчего не посмотрѣть? И мы всей толпой, бросивъ книги, альбомы и забывъ о чемъ сейчасъ только судили и рядили, перебѣжали въ залу, куда направилась жужжащая муха.

Это была огромная бѣлая зала съ нишами въ стѣнахъ, съ полуопущенными золотистыми портьерами, съ хрустальными люстрами, которыя сверкали разноцвѣтными огнями. Кругомъ, у стѣнъ, стояли стулья и диваны, обитые золотымъ атласомъ. Полъ въ залѣ блестѣлъ какъ зеркало.

— Это, очевидно, танцовальная зала, — замѣтилъ Знайка.

— Танцовальная? Такъ давайте танцовать, — предложилъ я и первый пустился въ плясъ съ Карапузикомъ.

Моему примѣру послѣдовали остальные. По-двое, по-четверо всѣ носились по залѣ, едва прикасаясь ножками ка. паркету, смѣялись и пѣли. Танцовали всевозможные танцы, начиная отъ французской кадрили и кончая пляской индѣйцевъ въ лѣсу Америки и кузнечиковъ въ травѣ. Музыки не было, но люстры, покачиваясь розетками, звенѣли точно оркестръ, играющій веселые мотивы танцевъ. А муха летала вокругъ и въ восторгѣ стукалась о потолокъ.

— Ж…жъ! — распѣвала она, — никогда еще во дворцѣ не видывали такого чуднаго бала!..

Треуголка и еще нѣсколько малютокъ въ самый разгаръ танцевъ вздумали отдохнуть. Они увидѣли, большія, широкія кресла, въ которыхъ свободно умѣщалось по нѣсколько лѣсныхъ человѣчковъ.

— Ха-ха-ха! — покатывались они со смѣху. — Ну, къ чему такія кресла? Вѣдь люди никогда не сидятъ въ нихъ по-двое. Ха-ха-ха!

Они хохотали, утискиваясь въ кресла по десяти человѣкъ, принимая важный видъ, и сидѣли, вытянувъ ножки, горделиво поглядывая на окружающихъ, потомъ снова вскакивали, прыгали.

Когда танцы окончились, всѣ мы направились посмотрѣть другія залы дворца и наконецъ дошли до роскошной спальни. Тамъ стояла огромная кровать подъ шелковымъ балдахиномъ.

— Вотъ отлично! — воскликнулъ я. — Послѣ бала и танцевъ, должно быть, очень пріятно поспать на мягкой постели.

И я первый вскочилъ на кровать. За мною живо юркнули, не раздѣваясь, другіе. Цѣлая толпа бросилась къ постели, вскакивая на нее съ разбѣга и укладываясь какъ попало.

— Смотрите! смотрите! — предостерегалъ докторъ Мазь-Перемазь. — Кровать не выдержитъ. Она, я слышу, уже трещитъ.

Но никто его не слушалъ.

Оказалось, однако, что докторъ Мазь-Перемазь былъ правъ: пружины кровати не выдержали, опустились, разойдясь совсѣмъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ, и всѣ лежавшіе на кровати повалились на полъ, давя другъ друга.

— Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! — раздался стонъ вокругъ.

На помощь пострадавшимъ прибѣжали остальные. Поднялись невообразимыя хлопоты. Упавшихъ съ кровати тащили за руки, за ноги, за голову, укладывали на полу. Принесли воды, вина и пострадавшихъ отливали, отпаивали, оттирали.. Докторъ Мазь-Перемазь немало хлопоталъ въ эту ночь.

Больше всѣхъ пострадалъ я, Мурзилка. Мнѣ совсѣмъ смяли новую шляпу-цилиндръ, разорвали фракъ и разбили стеклышко въ глазу.

Я долго лежалъ безъ чувствъ на полу и даже не стоналъ. Мнѣ казалось, что я уже умеръ.

Когда я, наконецъ, открылъ глаза, то первымъ дѣломъ спросилъ ухаживавшаго за мною Тузилку:

— Живъ я, или умеръ?

— Живъ, живъ! — успокоилъ меня Тузилка. — Вотъ попей винца, и ты совсѣмъ оправишься.

Но я былъ такъ слабъ, что даже не могъ раскрыть рта.

Иные изъ малютокъ наглотались пыли, иные оцарапались о проволочки пружинъ, другимъ залѣзъ въ ротъ и горло волосъ изъ матраца. Одного доктора Мазь-Перемазь не хватило на такую массу заболѣвшихъ, и онъ призвалъ на помощь Знайку, Чумилку-Вѣдуна и Мика.

Дворцовая спальня превратилась въ настоящую больницу лѣсныхъ человѣчковъ: однимъ перевязывали пораненныя руки и ноги, другимъ прикладывали компрессы и т. д.

Что касается меня, Мурзилки, то, оправившись, я тотчасъ же принялся помогать доктору, и хотя я никогда не учился медицинѣ, но помогалъ отлично. Правда, докторъ Мазь-Перемазь сказалъ какъ-то:

— Оставь, Мурзилка! Не надо твоей помощи!

Но, очевидно, онъ это сказалъ только изъ вѣжливости…

Между тѣмъ, шумъ, который мы подняли въ спальнѣ, очевидно обратилъ на себя вниманіе лакеевъ, потому что вдругъ послышались шаги, которые вызвали и среди здоровыхъ и среди больныхъ страшную тревогу.

— Бѣжимъ! — вскрикнулъ Чумилка-Вѣдунъ.

Въ одинъ мигъ всѣ очутились на лѣстницѣ. Одни бѣжали по ступенькамъ, другіе спускались по периламъ.

Лакеи никого изъ насъ уже не застали въ дворцовыхъ залахъ.

XII.
Лѣсные человѣчки — маляры.

Мы, лѣсные человѣчки, не любимъ сидѣть сложа руки, охотно работаемъ и всегда готовы помогать людямъ, но только это выходитъ не всегда удачно. Впрочемъ, не по нашей винѣ.

Такъ было и въ тотъ разъ, когда мы задумали помочь малярамъ, красившимъ только что отстроенный домъ.

Идемъ мы по улицѣ, вдругъ видимъ маляры красятъ стѣны большого каменнаго дома. Бѣдные маляры, они очень устали, а красить оставалось еще много,

— Слушайте, братцы, не помочь ли намъ въ работѣ малярамъ? — предложилъ Дѣдко-Бородачъ.

— Превосходно! превосходно! раздались голоса со всѣхъ сторонъ. — Мы всѣ согласны!

— На меня тоже можете разсчитывать, — прибавилъ я, Мурзилка, дабы никто не подумалъ, что я откажусь отъ работы.

— Но какъ же мы имъ будемъ помогать? — спросилъ Тузилка.

— Какъ только маляры уйдутъ обѣдать, — объяснилъ Дѣдко-Бородачъ, — мы взберемся на перекладину, на которой стояли маляры, возьмемъ кисти, краски и окрасимъ весь фасадъ…

— Фасадъ? Что такое фасадъ? — спросилъ Турокъ.

— Фасадъ — это передняя сторона дома, — объяснилъ Знайка.

Ждать пришлось не долго. Вскорѣ часы пробили двѣнадцать, и маляры закричали: «Обѣдать пора!», а одинъ изъ нихъ, очевидно самый старшій, приказалъ:

— Спускай!

Другіе маляры, стоявшіе на перекладинѣ, поднятой почти къ самой крышѣ дома, прекративъ работу, стали опускать канаты, на которомъ была привязана доска-перекладина, и вскорѣ всѣ очутились на землѣ.

Убравъ кисти и краску, маляры ушли.

Тутъ-то и началась потѣха.

Едва только маляры скрылись за угломъ, какъ десять нашихъ лѣсныхъ человѣчковъ, съ Дѣдкою-Бородачомъ во главѣ, стояли уже на перекладинѣ. Тутъ были и Заячья-Губа, и Чумилка-Вѣдунъ, и Матросикъ, и докторъ Мазь-Перемазь, и Турокъ.

— Поднимай! — скомандовалъ Дѣдко-Бородачъ и первый принялся тянуть канатъ.

— Подождите! подождите, я несу еще одно ведро съ краскою.

Въ это время перекладина-доска съ десятью эльфами уже поднималась кверху.

Я, Мурзилка, остался внизу.

— Я буду вамъ отсюда показывать, гдѣ надо красить, — объяснилъ я.

Работа закипѣла. Одни, стоя на доскѣ-перекладинѣ, водили кистями по стѣнѣ, другіе дѣлали то же, взобравшись на карнизъ надъ окнами,

Но въ самый разгаръ работы перекладина неожиданно затрещала, очевидно не выдержавъ тяжести десяти стоявшихъ на ней лѣсныхъ человѣчковъ, и переломилась пополамъ. Ведра съ краскою полетѣли внизъ, обливая малютокъ съ ногъ до головы.

Но хуже всего досталось мнѣ, Мурзилкѣ. Не успѣлъ я отскочить, какъ на мою шляпу и костюмъ полились изъ ведеръ краски всѣхъ цвѣтовъ: желтая, синяя, зеленая. Ахъ, на что я сталъ похожъ!

Но что самое непріятное — никто не обращалъ вниманія на меня, никто не подбѣжалъ спасти меня.

И все-таки меня еще не такъ облили краскою, какъ Скока: на него опрокинулось цѣлое ведро съ зеленою краскою, и онъ въ одинъ мигъ превратился въ настоящую лягушку.

Между тѣмъ докторъ Мазь-Перемазь, соскочивъ ловко съ перекладины, спрашивалъ:

— Не ушибся ли кто? Не нужно ли кому доктора?

Но оказалось, что все окончилось благополучно: никто изъ лѣсныхъ человѣчковъ не пострадалъ. Я все-таки счелъ нужнымъ посовѣтоваться съ докторомъ, что мнѣ дѣлать — вѣдь краска не только облила мой костюмъ, но попала мнѣ на руки и на лицо.

— Что дѣлать? — кратко сказалъ докторъ Мазь-Перемазь. — Вымыться — вотъ и все.

Такъ какъ на улицѣ негдѣ и не въ чемъ было мыться, я направился въ домъ, надѣясь, что тамъ найду умывальникъ, воду и мыло. За мною потянулись другіе малютки. Въ то время какъ я мылся, они уже нашли для себя другую работу.

Войдя въ домъ, наши лѣсные человѣчки замѣтили, что маляры, работавшіе внутри дома, не успѣли оклеить одну изъ стѣнъ обоями. Обои лежали на полу, а посерединѣ комнаты, у стѣны, на двухъ подставкахъ лежала доска, на которой стояли ведра съ какою-то бѣлою густою жидкостью, похожею на овсяный кисель. Тутъ же лежали кисти.

— Какая это краска? — спросилъ Турокъ.

— Это не краска, — отвѣтилъ Знайка, — это крахмалъ; этимъ крахмаломъ маляры приклеиваютъ обои къ стѣнамъ.

— А изъ чего дѣлается крахмалъ? — любопытствовалъ Индѣецъ.

— Изъ картофеля, — объяснилъ Знайка. — Сначала картофель особыми машинами или терками трутъ, и когда онъ превратится въ тѣсто, промываютъ его на ситѣ. Сквозь сито проходятъ вмѣстѣ съ водою зернышки крахмала, которыя находятся въ картофелѣ; воду отливаютъ, а крахмалъ сушатъ. Когда нужно крахмаломъ что-нибудь клеить, крахмалъ разбавляютъ водой и варятъ; вотъ такой сваренный крахмалъ и находится тутъ, въ этихъ ведрахъ.

Я внимательно прислушивался къ разсказу Знайки, а когда онъ кончилъ, спросилъ:

— Куда же дѣвается картофель, когда изъ него сдѣлаютъ крахмалъ?

Всѣ расхохотались.

— Да вѣдь картофель превратился въ крахмалъ… — началъ было разъяснять Дѣдко-Бородачъ, но Знайка его перебилъ:

— На этотъ разъ вы напрасно смѣетесь надъ Мурзилкою: не весь картофель превращается въ крахмалъ, часть остается и изъ нея приготовляютъ…

— Навѣрное конфеты! — перебилъ я Знайку.

— Нѣтъ, кормъ для скота, — поправилъ меня Знайка.

Въ это время семь лѣсныхъ человѣчковъ уже успѣли взобраться на доску у стѣнки и, намазавъ обои крахмаломъ, стали приклеивать ихъ къ стѣнѣ. Произошло однако то же самое, что случилось при окраскѣ дома: доска, на которой размѣстились наши маляры, не выдержала тяжести и переломилась пополамъ; крахмалъ полился изъ ведеръ, обливая Пуговку, Самоѣда, Турка и другихъ.

Къ счастью, въ этотъ разъ я не пострадалъ: я стоялъ въ сторонѣ и гордо смотрѣлъ на неудачниковъ,

Вѣдь если бы я, Мурзилка, распоряжался здѣсь, навѣрное не случилось бы ничего подобнаго.

XIII.
Мы играемъ въ мячъ.

Въ одно прекрасное лѣтнее утро, мы, двигаясь всей гурьбой по шоссейной дорогѣ, увидали большой каменный заборъ, въ серединѣ котораго находилась желѣзная рѣшетка. За рѣшеткой видна была большая полянка, а подальше красивая дача.

Нѣсколько изъ насъ, лѣсныхъ человѣчковъ, тотчасъ же взобрались на заборъ, чтобы лучше разглядѣть полянку; другіе любовались сквозь рѣшетку видомъ красивой дачи.

— Подождите, братцы, я сейчасъ узнаю, что тутъ такое, — произнесъ Прыжокъ. — Помогите мнѣ только протащить сквозь рѣшетку мой велосипедъ.

Прыжокъ былъ единственный среди насъ, лѣсныхъ человѣчковъ, велосипедистъ. У него былъ свой собственный велосипедъ, сдѣланный нарочно, по заказу, такъ какъ ни въ одномъ магазинѣ не нашлось велосипеда, который годился бы для лѣсныхъ человѣчковъ. Ѣздилъ Прыжокъ на своемъ велосипедѣ превосходно (пожалуй, даже лучше меня, Мурзилки), постоянно чистилъ его, чинилъ, исправлялъ и не позволялъ никому изъ насъ садиться на его «стального коня», какъ онъ называлъ свой велосипедъ.

Протащить велосипедъ сквозь рѣшетку было нелегко: то онъ задѣвалъ рулемъ, то колесомъ за желѣзныя прутья, — и Прыжокъ никакъ не могъ съ нимъ справиться.

— Дай-ка, я помогу, — сказалъ Индѣецъ и со всего размаха ударилъ имѣвшимся него въ рукахъ топоромъ въ колесо велосипеда.

Зазвенѣло что-то. Прыжокъ чуть не расплакался, полагая, что велосипедъ сломанъ. Но къ счастью велосипедъ ничуть не пострадалъ отъ удара и благополучно очутился по ту сторону рѣшетки. Въ одинъ мигъ Прыжокъ вскочилъ на своего «стального коня», помчался по дорожкѣ и исчезъ изъ нашихъ глазъ. Затѣмъ, спустя нѣсколько минутъ, онъ вернулся обратно.

— Тамъ за этою дачею, — разсказывалъ Прыжокъ, — находится большая полянка для игры въ мячъ.

— А людей тамъ нѣтъ? — спросилъ я.

— Нѣтъ никого. Очевидно всѣ ушли. Но на полянкѣ они оставили большой мячъ, которымъ только-что играли…

— Мячъ!.. — воскликнули въ одинъ голосъ лѣсные человѣчки, не давъ окончить Прыжку. — Братцы, побѣжимъ скорѣе туда!

И не долго думая, всѣ мы перебрались по ту сторону забора: кто — сквозь рѣшетку, кто — черезъ заборъ.

Пробрался и я, хотя не безъ опасности: я задѣлъ сапогомъ за желѣзную рѣшетку и чуть не сломалъ ногу. Я даже думалъ, что и на самомъ дѣлѣ у меня сломана нога, но докторъ Мазь-Перемазь успокоилъ меня.

Прыжокъ говорилъ правду. По другой сторонѣ дачи оказалась большая ровная площадка, у самой же дачи лежалъ на землѣ большихъ размѣровъ и странной формы кожаный мячъ.

— Ага, я узнаю, это футболъ! — воскликнулъ Знайка.

— Какой-такой «футболъ»? — спросилъ я.

— Такъ называется мячъ, которымъ очень любятъ играть англичане, — объяснилъ Знайка. — По-русски «футболъ» значитъ ножной мячъ.

— Такъ развѣ въ этотъ мячъ играютъ ногами? — спросилъ Карапузикъ.

— Да, стараются подбросить его ногой, — отвѣтилъ Знайка.

— Въ такомъ случаѣ, мнѣ играть съ вами нельзя, — замѣтилъ я. — У меня нога не совсѣмъ въ порядкѣ… Но, — прибавилъ я, — если хотите, я буду наблюдать и распоряжаться.

Между тѣмъ Карапузикъ, схвативъ обѣими руками мячъ, уже мчался съ нимъ по полянкѣ.

— Намъ надо раздѣлиться на двѣ партіи, — объяснялъ Знайка, — одна партія подтолкнетъ мячъ ногой, другая должна поймать его. Надо только, чтобы въ первой и во второй партіи было ровное число играющихъ. Итакъ, кто желаетъ играть, пусть выступитъ впередъ.

Быстро раздѣлились всѣ на двѣ партіи и стали другъ противъ друга.

Я сталъ сбоку, чтобы наблюдать, правильно ли играютъ.

— Разъ, два, три! — крикнулъ Знайка. — Начинаемъ! — и онъ, бросивъ мячъ, подтолкнулъ его изо всѣхъ силъ ногою.

Другая партія, съ Индѣйцемъ во главѣ, бросилась за мячомъ, и тутъ произошла страшная свалка. Раздались крики, стоны, визги. Малютки падали одинъ на другого, валялись по землѣ и старались оттащить нападавшихъ.

— Держите мячъ, не отпускайте его! — кричали принадлежавшіе къ первой партіи.

— Отнимите мячъ! Бросьте его сюда! — кричали другіе.

— Ура! — закричали вдругъ въ одинъ голосъ Дѣдко-Бородачъ, Скокъ и Знайка. — Мы побѣдили! Мячъ у насъ!

Побѣда была, однако, очень печальная: и у побѣдителей, и у побѣжденныхъ были поцарапаны пальцы, помяты бока, поранены ноги. И что печальнѣе всего, самъ докторъ Мазь-Перемазь въ общей свалкѣ получилъ настолько сильный ударъ, что лежалъ въ растяжку на землѣ и стоналъ, а потому не могъ никому оказать помощи.

Къ счастью, я, Мурзилка, тоже кое-что смыслю въ медицинѣ, и поэтому я могъ предложить свои услуги раненымъ. Но и въ этотъ разъ наши лѣсные человѣчки почему-то не захотѣли воспользоваться случаемъ узнать, что я умѣю лечить не хуже ученаго доктора, и предпочли сами лечить себя.

Я могъ бы на это обидѣться, но… я не изъ обидчивыхъ и равнодушно отнесся къ странному отказу.

XIV.
Завтракъ.

— Братцы, какъ вы полагаете, не слѣдуетъ ли намъ покушать? — спросилъ какъ-то разъ, во время нашихъ странствованій, Дѣдко-Бородачъ.

— Отъ ѣды я никогда не отказываюсь, въ особенности когда подаютъ что-нибудь вкусное, — былъ мой отвѣтъ.

— Да, да, покушаемъ! — согласились всѣ.

— А только что мы будемъ ѣсть? — спросилъ тихо Незнайка.

— Не безпокойся: разъ я спросилъ, значитъ завтракъ уже приготовленъ и намъ остается только сѣсть да приняться за ѣду, — объяснилъ Дѣдко-Бородачъ.

И сказавъ это, онъ повелъ насъ по направленію къ большой усадьбѣ, вблизи проѣзжей дороги.

Ворота усадьбы оказались наглухо закрытыми.

— Попробуемъ, толкнемся къ сторожу, — сказалъ Дѣдко-Бородачъ, указывая на небольшой домикъ, рядомъ съ воротами, гдѣ на дощечкѣ видна была надпись: «сторожъ».

— Тукъ-тукъ-тукъ! — застучалъ въ двери домика Дѣдко-Бородачъ.

Но никто не являлся.

— Подожди, Дѣдко, дай мнѣ постучать моей тросточкой, — предложилъ я и трижды ударилъ въ ставни, которыми были закрыты окна въ сторожкѣ.

— Кто тамъ? — раздался голосъ и дверь распахнулась. — Батюшки! Саранча напала на нашъ садъ! — закричалъ сторожъ и бросился бѣжать, оставивъ дверь открытой.

— Эй, господинъ сторожъ, не бойтесь! Это вовсе не саранча, а мы, лѣсные человѣчки-эльфы! — кричали мы ему вслѣдъ, но испуганный сторожъ бѣжалъ безъ оглядки.

— Ну что-жъ, разъ сторожъ ушелъ, мы черезъ его домикъ проберемся въ садъ, — предложилъ Чумилка-Вѣдунъ, и вся наша компанія направилась въ сторожку, а оттуда перебралась въ большой садъ.

Въ саду насъ ждалъ сюрпризъ. Въ этотъ день въ усадьбѣ готовилось какое-то большое торжество и въ саду стояли уже длинные столы.

Пошли дальше — видимъ: стоитъ деревянный домъ, на немъ какая-то надпись. Но надпись очень высоко — не разобрать. Позвали Знайку, и онъ съ трудомъ разобралъ — «кухня».

Вошли мы въ кухню — видимъ на столахъ всевозможныя, очевидно уже наканунѣ заготовленнныя, блюда: тутъ были и жареные индюки, и заливные поросята, и рыба въ сметанѣ, и курицы въ маслѣ, и много другихъ яствъ.

Въ одинъ мигъ всѣ занялись на кухнѣ, чтобы подогрѣть тѣ блюда, которыя принято подавать на столъ горячими, да приготовить остальныя, еще не совсѣмъ готовыя. И закипѣла работа: одни мѣшали ложками супъ въ большихъ котлахъ, другіе взбивали сливки, и т. д.

Всѣмъ распоряжался здѣсь Скокъ, указывая, что нужно каждому дѣлать.

Со мною тутъ чуть не случилось большое несчастіе: я хотѣлъ было, попробовать вкусенъ ли супъ, да такъ обжегъ себѣ языкъ, что даже кричать не могъ. Прибѣжалъ докторъ Мазь-Перемазь, занятый въ то время съ Дѣдкой-Бородачомъ, Индѣйцемъ, Карапузикомъ, Вертушкою и др. приготовленіемъ тѣста для пирога, посыпалъ мнѣ на языкъ какой-то порошокъ — и боль какъ рукой сняло.

Покончивъ на кухнѣ, всѣ отправились въ садъ, таща съ собою готовыя блюда, и разсѣлись вокругъ столовъ.

Я выбралъ себѣ мѣсто поближе къ жареному индюку, потому что я очень люблю жареныхъ индюковъ.

— Первый кусокъ мнѣ! — заявилъ я.

— Почему же именно тебѣ, Мурзилка? — спросилъ Кнопка.

— Потому что я больше всѣхъ трудился на кухнѣ, — отвѣтилъ я, вызвавъ моими словами, не знаю почему, громкій смѣхъ.

Въ другой разъ я бы, пожалуй, обидѣлся. Но тутъ не было времени обижаться: за столомъ уже застучали вилки и ножи и лѣсные человѣчки очень усердно принялись за ѣду.

Хотя я былъ очень голоденъ, но индюкъ, большой кусокъ котораго положили мнѣ на тарелку, оказался ужасно жесткимъ, и я никакъ не могъ съ нимъ справиться.

— Подожди, Мурзилка, я нарѣжу его тебѣ мелкими кусками, — предложилъ Кнопка, но я, конечно, отказался: я вѣдь не ребенокъ, чтобы мнѣ давали ѣду мелкими кусочками. Но едва я принялся за лежавшую у меня лапку индюка, какъ громко воскрикнулъ:

— Ай!

Оказалось, что я, вмѣсто индюка, откусилъ кончикъ своего собственнаго языка, тотъ самый кончикъ, который я только что обжегъ.

— Доктора сюда! Доктора сюда! — закричали всѣ кругомъ.

Докторъ Мазь-Перемазь въ это время уже бѣжалъ съ чашкою, наполненною холодною водою.

— Положи, Мурзилка, твой языкъ въ чашку, положи скорѣе его въ чашку! — говорилъ онъ.

— Не могу… не могу… — едва пролепеталъ я. — Мнѣ кажется, я весь языкъ себѣ откусилъ…

— Открой ротъ, я посмотрю, — предложилъ Мазь-Перемазь.

Съ трудомъ открылъ я ротъ. Къ великой моей радости, докторъ успокоилъ меня: оказалось, что я только прикусилъ языкъ.

Приключеніе съ моимъ языкомъ прервало на время завтракъ. Но вскорѣ всѣ опять принялись за ѣду. На этотъ разъ я усѣлся подальше отъ жесткаго индюка, зато поближе къ большому блюду съ мягкими котлетами.

Котлеты мнѣ очень понравились, и я поѣдалъ ихъ одну за другой.

— Котлеты — самое вкусное блюдо на свѣтѣ, — говорилъ я. — Когда у меня будетъ собственный дворецъ и собственный поваръ, я велю ему, чтобы онъ каждый день жарилъ для меня котлеты и непремѣнно въ сметанномъ соусѣ.

— Смотри, Мурзилка, подавишься, когда будешь ѣсть и говорить въ одно и то же время.

— Прошу не дѣлать мнѣ замѣчаній! Я никогда не подавлюсь, — сердито воскликнулъ я.

Но вѣроятно оттого, что я былъ очень сердитъ, кусокъ котлеты какъ разъ застрялъ у меня въ горлѣ, я поперхнулся, закашлялся…

Желая мнѣ помочь, мои сосѣди стали колотить меня по спинѣ.

Поднялся шумъ и крикъ. Докторъ Мазь-Перемазь, схвативъ стаканъ воды и корку хлѣба, подбѣжалъ ко мнѣ и закричалъ:

— Пей скорѣе, Мурзилка, и закуси коркою хлѣба: твоя котлетка пройдетъ благополучно вмѣстѣ съ хлѣбомъ…

Я началъ было пить, но поперхнулся еще сильнѣе и уже чувствовалъ, что задыхаюсь.

Докторъ Мазь-Перемазь, очевидно признавъ большую опасность для моей жизни, сунулъ руку въ карманъ своего фрака, вытащилъ оттуда большіе щипцы и уже хотѣлъ ихъ засунуть мнѣ въ ротъ, очевидно намѣреваясь вытащить ими засѣвшую въ горлѣ котлету.

Но я ужасно не люблю операцій и, увидавъ щипцы, откинулъ голову назадъ, вскочилъ на скамейку и закричалъ:

— Не надо!

Вмѣстѣ со словами «не надо» выпала засѣвшая въ горлѣ котлета. Но, что самое замѣчательное, вмѣстѣ съ котлетою выпало и мое стеклышко. Оказалось, что я, заспоривъ, незамѣтно понесъ въ ротъ вмѣстѣ съ котлетой стеклышко и чуть не проглотилъ его.

Теперь я былъ спасенъ.

Не успѣлъ однако я еще опомниться и приняться вновь за любимыя котлеты, какъ раздался голосъ Вертушки:

— Идутъ!

Въ одинъ мигъ всѣ мы, побросавъ ножи, вилки, тарелки и не окончивъ завтрака, бросились бѣжать и спрятались за оврагами, позади двора усадьбы.

— Идутъ! — повторилъ еще разъ Вертушка.

Дѣйствительно, это шли повара, поварята, лакеи и другіе слуги.

Увидавъ разбросанные ножи, вилки и грязныя тарелки, на которыхъ валялись остатки котлетъ, куръ, пироговъ и пр., они удивились.

— Кто это здѣсь хозяйничалъ? — спросилъ самый толстый поваръ въ бѣломъ колпакѣ.

— Мы! — произнесъ я, совершенно забывъ, что вопросъ былъ предложенъ вовсе не мнѣ и что мнѣ не слѣдовало отвѣчать.

Поваръ, а затѣмъ другіе слуги, услыхавъ мой голосъ, стали оглядываться кругомъ.

Къ счастію, они насъ не замѣтили.

XV.
Путешествіе по водопаду.

Много разъ въ моей жизни приходилось мнѣ тонуть въ глубокой водѣ, много разъ я уже думалъ, что не увижу никогда больше нашихъ лѣсныхъ человѣчковъ, много разъ мнѣ казалось, что я уже давно умеръ, но такого непріятнаго приключенія, какъ то, о которомъ я собираюсь разсказать сейчасъ, не было у меня больше ни до, ни послѣ этого.

Случилось это уже подъ осень. Какъ-то разъ, во время нашихъ странствованій, услыхали мы вдругъ какой-то очень странный шумъ, точно вода лилась откуда-то сверху внизъ. Стали прислушиваться.

— Очевидно, здѣсь гдѣ-нибудь поблизости находится большой водопадъ, — рѣшилъ Знайка.

— Водопадъ!.. — раздалось въ отвѣтъ пятьдесятъ голосовъ, — давайте, побѣшимъ искать водопадъ!

Побѣжали. Впереди всѣхъ Знайка, за нимъ Индѣецъ, Дѣдко-Бородачъ, Вертушка, Прыжокъ на своемъ велосипедѣ и другіе. Побѣжалъ и я, хотя вообще я не особенно люблю бѣгать, потому что мнѣ это бываетъ очень трудно, — мои изящные штиблеты не приспособлены для бѣга.

Конечно я очень скоро отсталъ и едва-едва могъ догнать остальныхъ.

Но вотъ мы наконецъ у водопада. Разбрелись всѣ, стали любоваться, какъ вода съ шумомъ и пѣною катилась внизъ. Одни усѣлись на землѣ, у самого водопада, другіе смотрѣли стоя.

Тутъ чуть было со мною не случилось первое несчастіе: я подошелъ очень близко къ берегу и чуть было не сорвался и не полетѣлъ внизъ. Спасъ меня мой… фракъ. Да, фракъ, потому что въ ту минуту, когда я уже началъ падать, меня схватили за фалды фрака и оттащили къ берегу.

Но это еще ничего сравнительно съ тѣмъ, что было дальше.

Въ водопадѣ появились вдругъ откуда-то балки и бревна, которыя вмѣстѣ съ водою катились внизъ.

— Если бы мы усѣлись на эти бревна, — замѣтилъ Скокъ, — то совершили бы чудную прогулку внизъ.

— Спасибо за такое удовольствіе! — сказалъ я. — У меня нѣтъ ни малѣйшей охоты кататься на бревнахъ по водопаду.

Но другіе находили, что прогулка на бревнахъ выйдетъ очень интересная.

— Если ты, Мурзилка, боишься, то останься здѣсь, — замѣтилъ Вертушка.

— Я — бояться? Я никогда не боюсь! Прошу меня не оскорблять! — воскликнулъ я сердито. — Я никогда не боялся и никогда трусомъ не былъ и не буду. Это знаютъ всѣ. И чтобы доказать вамъ это, я готовъ вмѣстѣ съ другими прокатиться на бревнахъ. Только мнѣ жаль моего костюма: онъ навѣрное испортится отъ воды.

— Мы усадимъ тебя такъ, чтобы вода не коснулась твоего костюма, — сказалъ Вертушка и первый, прямо съ берега, вскочилъ на летѣвшее внизъ бревно.

Его примѣру послѣдовали другіе. Нечего было дѣлать, пришлось и мнѣ прыгнуть. Сначала шло все хорошо. Бревно, на которомъ сидѣлъ я вмѣстѣ съ Индѣйцемъ, катилось быстро внизъ, но вдругъ оно съ силою ударилось о камень. Отъ сотрясенія я скатился съ бревна. Еще минута, и я погибъ бы въ водопадѣ. Къ счастію, я успѣлъ уцѣпиться за бревно руками и благополучно доплылъ до конца, хотя мнѣ все время грозила опасность.

Но этимъ еще не кончились мои страданія. Дѣло въ томъ, что когда мы скатились внизъ, то для того, чтобы добраться до берега, пришлось еще переплыть черезъ глубокій ручей. Хотя я превосходно плаваю, однако на этотъ разъ мнѣ пришлось очень плохо. И не мнѣ одному: всѣ наши лѣсные человѣчки чуть не утонули въ ручьѣ.

Я ни чуточки не испугался, но думалъ про себя, что если ужъ утонуть гдѣ-нибудь, такъ лучше въ глубокомъ океанѣ…

XVI.
Парусныя гонки.

Это случилось во вторникъ. О, я буду хорошо помнить этотъ день, потому что въ этотъ день я чуть было не погибъ.

Стояло жаркое лѣтнее утро. Мы всѣ собрались на берегу моря; вдругъ видимъ — на морѣ быстро.-быстро двигаются какія-то бѣлыя точки.

Мы стали присматриваться и вскорѣ убѣдились, что эти бѣлыя точки были паруса. Девять парусныхъ лодокъ быстро двигались по одному и тому же направленію, очевидно стараясь перегнать одна другую.

— Посмотрите, братцы, какъ несутся эти лодки…

— Ахъ, это, навѣрное, парусныя гонки! — заявилъ Знайка и тотчасъ же прибавилъ: — Да, конечно, это парусныя гонки. Я уже разъ видалъ такія гонки. Лодкѣ, которая первая доплыветъ до назначеннаго мѣста, выдаютъ большую награду или такъ называемый призъ. Посмотрите, братцы, какъ несутся эти лодки!

— Не устроить ли и намъ парусныя гонки? — предложилъ Скокъ.

Я попробовалъ было возразить, что катанье на парусныхъ лодкахъ довольно опасно, но, когда Незнайка вздумалъ упрекнуть меня, будто я боюсь, я рѣшилъ показать что я самый храбрый изъ всѣхъ.

— Если вы предполагаете, что я боюсь, то я вамъ докажу, что вы ошибаетесь!.. Достаньте только парусную лодку, и я первый сяду въ нее.

— Надо бы намъ самимъ смастерить лодки, — предложилъ Вертушка.

— За чѣмъ же дѣло стало? — замѣтилъ Дѣдко-Бородачъ. — Вѣдь мы, лѣсные малютки, какъ говорится, мастера на всѣ руки: разъ, два, три — и готово.

И работа тотчасъ же закипѣла. Застучали топоры, молотки..

Не хвастая, я долженъ отмѣтить, что больше всѣхъ работалъ я, Мурзилка. Правда, я не дотрогивался ни до молотка, ни до топора; но я всюду ходилъ, смотрѣлъ, дѣлалъ замѣчанія. И несомнѣнно только благодаря мнѣ, удалось очень скоро смастерить лодки.

— Надо будетъ захватить и спасательный кругъ, чтобы въ случаѣ, если кто-нибудь упадетъ въ воду, можно было подать ему помощь, спасти его, — сказалъ Знайка.

Я находилъ это лишнимъ, потому что я, какъ всѣмъ извѣстно, превосходно плаваю. Но все-таки я заявилъ свое согласіе, и вскорѣ приготовили спасательный кругъ съ длинной веревкою.

— Если кто-нибудь изъ насъ упадетъ въ воду, — объяснялъ Знайка, — то мы бросимъ кругъ. Внутри круга находится пробка, и кругъ будетъ держаться на водѣ. Тотъ, кто упадетъ, пусть сейчасъ же схватится за кругъ…

Насталъ, наконецъ, день, назначенный для гонокъ.

Всѣ суетились, волновались.

Выстроенныя въ одинъ рядъ парусныя лодки имѣли прелестный видъ. На всѣхъ лодкахъ красовались, сдѣланныя рукою Знайки, синею краскою, большія надписи: на одной лодкѣ — «Щеголь», на другой — «Чайка», на третьей — «Эльфъ», затѣмъ — «Быстрый», «Красавецъ» и «Ласточка». Всѣхъ лодокъ было шесть.

Погода была чудная. Дулъ легкій вѣтерокъ, надувая паруса.

— На мѣста! — крикнулъ Дѣдко-Бородачъ, и всѣ тотчасъ же размѣстились въ лодкахъ. Но въ то время какъ на обыкновенныхъ гонкахъ въ лодкѣ помѣщается всего два-три человѣка, у насъ въ каждую лодку сѣло по 30 и больше лѣсныхъ человѣчковъ, да кромѣ того еще многіе влѣзли на мачты.

Я выбралъ себѣ мѣсто на «Щеголѣ», какъ разъ у самаго носа лодки. Но едва наша лодка, по знаку, данному Дѣдкою-Бородачомъ, тронулась съ мѣста, какъ случилось несчастіе: вслѣдствіе неловкаго движенія рулевого, рея покачнувшагося «Щеголя» сшибла мачту «Чайки».

— Стопъ! Стопъ! — закричалъ Дѣдко-Бородачъ, держа въ рукахъ топоръ, чтобы помочь бѣдѣ.

Но къ счастью все обошлось благополучно, только парусъ у «Чайки» оказался разорваннымъ. Его тотчасъ же починили.

Двинулись дальше.

Вдругъ поднялся сильный вѣтеръ, и наши лодки понесло прямо къ водопаду.

Послышался трескъ отъ удара «Ласточки» о камень, затѣмъ какіе-то крики. Не успѣлъ я еще разглядѣть что случилось, какъ меня, Знайку и Тимку выбросило изъ лодки. Я почувствовалъ, что лечу въ воздухѣ.

Очутившись неожиданно въ водѣ, я совершенно забылъ о томъ, что умѣю отлично плавать, и сталъ барахтаться руками и ногами какъ попало. Нѣсколько разъ я собирался крикнуть «помогите!», но какъ разъ въ это самое время вода лѣзла мнѣ въ ротъ, и я захлебывался.

Не знаю что стало бы со мною, если бы въ рукахъ у меня не было тросточки. Я крѣпко держался за нее и, вѣроятно только благодаря этому, не пошелъ ко дну.

Между тѣмъ Вертушка, Мельникъ, докторъ Мазь-Перемазь, Вѣдунъ, Индѣеецъ, Заячья Губа и другіе успѣли выбраться на берегъ, захвативъ съ собою спасательный кругъ, который они тотчасъ же кинули намъ троимъ, — т. е. мнѣ, Тимкѣ и Знайкѣ. По схватиться за этотъ кругъ намъ удалось не сразу. Очень ужъ трудно было приблизиться къ нему. Волны то и дѣло подхватывали насъ и уносили дальше. Наконецъ, послѣ долгихъ усилій, почти въ одинъ и тотъ же моментъ, мы всѣ трое схватили кругъ и влѣзли въ него.

Я вздохнулъ, рѣшивъ, что теперь я спасенъ, тѣмъ болѣе, что чувствовалъ, какъ кругъ притягивали съ лодки, стоявшей у берега. Но тутъ случилось новое несчастіе: какая-то зубастая рыба, замѣтивъ въ водѣ мои ноги, обутыя въ блестящіе штиблеты, подплыла къ кругу и готовилась схватить меня за пятку.

— Тащите! Тащите скорѣе, а то рыба загрызетъ Мурзилку! — услыхалъ я отчаянный крикъ Знайки.

И я дѣйствительно почувствовалъ, что кто-то тащитъ меня за ногу и впивается чѣмъ-то острымъ въ мою пятку.

Тутъ я уже лишился голоса и не могъ даже кричать и взывать о помощи. Но я все-таки не растерялся: ухватившись обѣими руками за спасательный кругъ, я старался выдернуть ногу изъ пасти чудовища.

— Тащите, братцы, живѣе! — раздавался между тѣмъ гдѣ-то наверху голосъ Вертушки. — Живѣе, а то рыба съѣстъ Мурзилку!

Наконецъ кругъ поднялся на воздухъ. Но, увы! — рыба не оставила моей ноги и моего штиблета и, впившись въ него, позволила тащить себя наверхъ.

— Крѣпись, Мурзилка, крѣпись, не выпускай круга! Еще одно мгновеніе, и мы тебя освободимъ! — кричали мнѣ сверху.

Имъ легко было кричать, но каково-то было мнѣ! И все-таки я оказался удивительнымъ храбрецомъ и не растерялся.

Прошло нѣсколько томительныхъ минутъ, пока, наконецъ, нашъ спасательный кругъ не вытащили на берегъ. Тутъ только я вздохнулъ свободнѣе.

Первымъ дѣломъ я закричалъ:

— Нога… ай, нога!..

Съ неимовѣрными усиліями удалось Вертушкѣ, Скоку и другимъ оттащить рыбу, которой очевидно моя нога пришлась по вкусу.

— Докторъ! Докторъ! Посмотри мою ногу! — закричалъ я тогда. — Кажется, у меня очень глубокая рана…

Докторъ снялъ мнѣ штиблетъ, внимательно осмотрѣлъ ногу, пощупалъ въ одномъ мѣстѣ, въ другомъ, въ третьемъ и сказалъ:

— Къ счастію, твоя нога, Мурзилка, ничуть не повреждена. Рыба прокусила только кожу на штиблетѣ,

Только?!..

А вѣдь у меня были надѣты настоящіе парижскіе штиблеты, которые теперь стали, конечно, никуда не годны. Не могу же я ходить въ штиблетахъ, которые прокусила какая-то рыба!..

Такъ печально окончилась наша попытка устроить парусныя гонки.

XVII.
Совѣщаніе относительно новаго путешествія лѣсныхъ человѣчковъ.

— Вставай, Мурзилка! Вставай скорѣе! — будилъ меня однажды утромъ Дѣдко-Бородачъ, — у насъ сегодня назначено важное совѣщаніе.

— Въ чемъ дѣло? — спросилъ я, протирая глаза.

— Это ты самъ узнаешь, — таинственно произнесъ Дѣдко-Бородачъ.

Я началъ одѣваться. Но такъ какъ я люблю быть всегда хорошо причесаннымъ, напомаженнымъ и надушеннымъ и, раньше нежели начать одѣваться, тщательно осматриваю каждый разъ мой костюмъ, то прошло довольно много времени, пока я могъ сказать:

— Готовъ! Идемъ!

Въ это время прибѣжалъ, запыхавшись, Кнопка и заявилъ, что всѣ лѣсные человѣчки собрались на полянкѣ, у опушки лѣса, — ждутъ только меня, да Дѣдку-Бородача, чтобы начать совѣщаніе.

Захвативъ тросточку и еще разъ надушивъ платокъ, я отправился вмѣстѣ съ Дѣдкою-Бородачомъ и Кнопкою.

На полянкѣ всѣ уже были въ сборѣ. Одни сидѣли на свалившемся деревѣ, другіе забрались на бугорокъ, остальные стояли около дерева, гдѣ докторъ Мазь-Перемазь, какъ только я пришелъ, началъ такую рѣчь:

— Господа лѣсные человѣчки, милые братцы мои! Вскорѣ начинается лѣто. А лѣтомъ — это вы всѣ знаете — люди особенно охотно путешествуютъ по свѣту. Одни уѣзжаютъ по желѣзной дорогѣ, другіе на пароходахъ и корабляхъ, иные на лошадяхъ.

— А я слышалъ, что уже стали путешествовать и на воздушныхъ шарахъ! — замѣтилъ я, но на меня зашикали.

— Не мѣшай, Мурзилка, не мѣшай! — раздались голоса со всѣхъ сторонъ. — Дай доктору говорить…

— Такъ вотъ, — продолжалъ докторъ Мазь.-Перемазь, — я предлагаю, чтобы и мы, лѣсные человѣчки, по примѣру людей, предприняли большое путешествіе вокругъ свѣта…

— Я согласенъ… — вырвалось у меня, но меня опять остановили.

— Итакъ, братцы, — говорилъ дальше докторъ Мазь-Перемазь, — если вы не имѣете ничего противъ моего предложенія, рѣшимъ, куда намъ ѣхать и какъ намъ ѣхать, и попросимъ Знайку, который такъ хорошо все знаетъ, чтобы онъ составилъ намъ маршрутъ.

— Маршрутъ? Это что за птица такая? — спросилъ Тузилка.

— Маршрутъ не птица, а расписаніе пути, т. е. расписаніе, какъ ѣхать, черезъ какіе города, страны и т. д.

— О, да! На такія работы нашъ Знайка мастеръ! — согласился Китаецъ Чи-ка-чи. — Онъ навѣрное составитъ отличный маршрутъ…

— Я ему помогу, — заявилъ я.

— Нѣтъ, ужъ лучше безъ твоей помощи. Ты, Мурзилка, опять что-нибудь напутаешь, — заявилъ докторъ Мазь-Перемазь.

— Не хотите, не надо! — громко воскликнулъ я и рѣшилъ больше въ совѣщаніи участія не принимать.

Между тѣмъ, Знайка прямо заявилъ, что маршрутъ у него готовъ и что мы можемъ отправиться въ путь хоть завтра.

И онъ тотчасъ же досталъ большую географическую карту, на которой красными чернилами были отмѣчены въ разныхъ мѣстахъ точки: это были какъ разъ тѣ города, черезъ которые мы должны были проѣхать.

Всѣ мы поочереди внимательно, разсматривали намѣченный Знайкою путь для нашего новаго путешествія.

— Итакъ, — произнесъ докторъ Мазь-Перемазь, — не откладывая въ долгій ящикъ мы завтра же отправимся въ путь.

Тутъ я счелъ долгомъ вмѣшаться въ разговоръ.

— Завтра нельзя, — сказалъ я. — У меня еще не сшитъ костюмъ для дороги.

Но меня и слушать не хотѣли: рѣшено было тотчасъ же начать собираться въ путь.

Много пришлось намъ, лѣснымъ человѣчкамъ, въ нашемъ новомъ путешествіи пережить невзгодъ, много было у насъ разныхъ приключеній, много странъ и городовъ увидали мы впервые, — но обо всемъ этомъ я подробно разскажу въ моемъ новомъ дневникѣ.