I.[править]
Было матовое, бессолнечное утро конца августа. Ветер, ещё вчера гнавший свинцовые гряды мокрых облаков, казалось, задевавших на своём бегу верхушки деревьев, утих, и теперь в саду царствовала абсолютная тишина.
Забелин меланхолично сошёл по вымокшим ступеням на садовую дорожку, толкнул тростью тяжёлый, мокрый мяч, подвернувшийся под ноги, и направился к обрыву.
Моря не было. Внизу плавала бледно-сиреневая пелена густого тумана, который повис, как сырая простыня, на серых засохших лапах перекати-поля. Шурша и извиваясь на лету, мелькнула стайка жёлтых чижиков и — пропала…
Когда Забелин подходил к спуску, навстречу ему, смешно хлюпая по лужам, через крокетную площадку перебежала Верочка и, остановившись в нерешительности перед ним, запустила тонкую, прозрачную ручонку в большой карман чистенького передничка.
— Здравствуй, Верочка, — пробасил Забелин, протягивая девочке большую, мягкую, выхоленную руку.
— Здрасте, Николай Ваныч, — кокетливо, краснея и стараясь подражать манерами матери, отвечала Верочка, с удовольствием чувствуя свою худенькую иззябшую руку в его уютной тёплой ладони.
— Ну что, когда мама переезжать в город думает? — погладив бритую щеку, спросил Забелин.
Верочка прищурилась, задумчиво подняла кверху головку и неопределенно промямлила:
— Как вам сказать?.. Может, завтра… Вещи уже укладывали… Верно, когда папа за нами приедет.
— А когда папа приедет?
— Папа… как вам сказать?.. Может, завтра… Наверно, через неделю. — И, помолчав, прибавила: — У меня к вам есть просьба, Николай Ваныч. Скажите, вы не видали Лосева?
— Лосева… видал. А на что он тебе?
Верочка кокетливо улыбнулась и засунула руку в карман.
— Мне нужно передать Лосеву письмо… от мамы.
— Ага, письмо, — стараясь говорить равнодушно, повторил Забелин. — Так Лосев сейчас на море.
Верочка странно взглянула на собеседника и, умоляюще понизив голос, спросила:
— Николай Ваныч, пожалуйста, только никому не говорите: я сейчас пойду на берег, поищу Лосева, а то мама не позволяет уходить одной из сада. Не говорите ей, что я была на море. Не скажете?
— Да зачем тебе идти на берег? Давай сюда письмо, я сейчас иду вниз, если увижу Лосева, передам ему.
— Вот спасибо, Николай Ваныч, только не смотрите, что в письме написано — это секрет. — И Верочка вытащила помятый конверт.
— Я чужих писем не читаю. А ты почему знаешь, что секрет?
— Почему?.. Мама говорила, что секрет. Так вы передайте, а я побегу, меня и так ждут. — И, немного подумав, добавила: — Мы нашли дохлого воробья, так его сейчас отпевать будут..! А после похорон мы устроим поминальный обед…
Забелин криво усмехнулся и спрятал письмо в боковой карман, а Верочка покрутилась на месте и, хлюпая по лужам, отправилась хоронить воробья.
II.[править]
Забелин любил главным образом самого себя и имел известные виды на Марью Семёновну, мать Верочки, а потому терпеть не мог Лосева, молодого инженера с либеральными взглядами и наглыми белокурыми усиками.
«Письмо Лосеву от Марьи Семёновны, — внутренне фыркая и возмущаясь, думал Забелин, стоя на месте. — Это занимательно. И, главное, какое письмо? Се-крет-ное — и даже… надушенное».
Забелин вытащил надушенное письмо и понюхал:
«Надушенное. Гм, итак… конверт надушен… Это наводит на печальные размышления. Надушенный конверт… очень, очень хорошо и, даже можно сказать, восхитительно. Однако хотел бы я знать, что пишет она этому вертлявому инженеру? Вероятно, шуры-муры, а впрочем… чёрт его знает…»
Рассуждая подобным образом, Забелин забрел в такой тупик, из которого оставался один выход: вскрыть письмо.
Однако письма он все же не вскрыл, но не потому, что считал это подлостью, а просто потому, что решил послать злополучный конверт нераспечатанным мужу Марьи Семёновны, который в настоящее время жил в городе.
Забелин взял клочок оберточной бумаги и нацарапал нарочно безграмотное письмо, в котором указывал мужу Марьи Семёновны на его крайнюю недальновидноссть, на то, что вместе с бюрократической плешью у него вырастают рога и т. д. и т. д. А подписался так: «Неизвестный доброжелатель».
Всё вместе уложил в большой конверт и вечером лично снёс на станщю.
Возвращаясь в десять часов и проходя мимо дачной беседки, Забелин услышал голоса. Прислушался и сразу же узнал, что разговаривающих было двое: Марья Семёновна и инженер Лосев.
Несмотря на то, что к ночи стало довольно холодно и сыро, Забелин терпеливо простоял возле беседки полчаса и наслушался таких вещей, что, придя домой, ему захотелось выкупаться в холодной воде, а потом вызвать Лосева на дуэль. Однако ни того ни другого он не сделал, а вместо этого долго и пристально смотрел на себя в зеркало. Беспристрастное зеркало отразило длинное, бритое лицо, маленькие желчные глаза и бурые брови, почти сходившиеся над длинным, тонким носом. Но Забелину почему-то казалось, что он похож на деиона.
«Удивительное создание женщина, — думал он, припоминая слышанное в беседке. — Вот уж воистину сердце её — неразгаданная тайна. И кто бы мог подумать? Обратить внимание на какого-то несчастного инженера, мало того, целоваться с этим вертлявым фатом в десять часов вечера в беседке, предварительно высмеяв собственного мужа и называя «некоторых знакомых» самовлюбленными обезьянами… (в последнем случае Забелин имел в виду себя). Да ведь это — прямо-таки поруганье семейных основ, безнравственность!..» — Рассуждая подобным образом, Забелин почему-то забыл, как ещё вчера он ходил занимать у Лосева двадцать пять рублей и, получив их, называл инженера своим лучшим другом, долго тряс ему руку, так что у обоих манжеты отбивали дробь. А потом на занятые деньги прислал Марье Семёновне букет роз с запиской…
Забелин брюзжал и ревновал до двенадцати часов, но, вспомнив про заказной пакет с предательским конвертом и препроводительной запиской, немного успокоился и решил, что в сущности пора спать.
В единственное окно дуло. Черная августовская ночь глядела в щели жалюзи и, казалось, ехидно подмигивала. Шел дождь и его непрерывная, нудная дробь отбивала: «Как всё по́шло, по́шло, по́шло… как всё по́шло… по́шло… по́шло…»
Забелин завернулся в одеяло, прикрыл ноги летним пальто и дунул на свечу. Пламя зыбко заколебалось, вытянулось, а вместе с ним на белой стенке вытянулась до гигантских размеров тень от стула с повешенным на спину пиджаком. Потом эта тень метнулась вниз и наступил мрак.
Осенний дождик назойливо подпевал «Как всё по́шло… по́шло… по́шло… как всё по́шло… по́шло… по́шло…»
Забелин уснул.
III.[править]
На следующий день жизнь на даче текла своим порядком. Утром несколько продавцов-разносчиков сиротливо покричали перед каждым домиком. В полдень дворник с пьяных глаз бил жену, а та выла на весь двор и обещала утопиться. Опять покрапал дождик.
У Верочки от вчерашнего хлюпанья по лужами сделался флюс, и она с зубами, подвязанным огромным пуховым платком, важно сидела на терассе вместе с мамой и Лосевым и вырезала из журнала картинки.
После обеда Забелин не выдержал и отправился к Марье Семёновне. Она приняла его очень любезно, угощала вареньем, и Забелин вслух хвалил Марью Семёновну, называл ее «удивительной хозяйкой», «прекрасной женой», «очаровательной матерью» и т. д.
Между прочим оказалось, что муж Марьи Семёновны, Антон Николаевич, приедет через пять дней, чтобы перевезти семью в город. Забелин сейчас же сообразил, что письмо ещё застанет обманутого мужа в городе, а потому был очень рад, что весь скандал произойдёт у него на глазах.
Вечером пришёл Лосев, и чай пили вместе. Смеялись, шутили, и даже Марья Семёновна гадала каждому на картах.
Забелину вышла интересная брюнетка и дальняя дорога, а Лосеву — счастье с любимой женщиной.
До приезда Антона Николаевича Забелин буквально не находил себе места от нетерпенья. Чтобы убить время, он даже начал писать дневник, но, кроме желчных излияний, ничего не вышло.
В томительном ожидании проплелись эти пять дней. В воображении Забелина ясно представлялась картина приезда обманутого мужа. Семейная сцена. Истерика, дуэль и прочие ужасы.
Зато Марья Семёновна и Лосев, ничего не подозревая, по-прежнему являлись вечером в беседку, гуляли под руку в саду и даже раз катались вдвоём на лодке (что не укрылось от зоркого взгляда Забелина).
IV.[править]
Наконец приехал муж Марьи Семёновны, начальник департамента при министерстве внутренних дел.
Он привёз из города хорошего вина, ананас, новости и, казалось, даже не думал получать никакого письма. Однако Забелин отлично понимал, что это только маска, скрывающая за собою пороховой склад, готовый взорваться при первом удобном случае. Недаром же Антон Николаевич выглядел так сильно постаревшим.
Верочка повела его показать воробьиную могилу и кукольный колодец.
В саду они встретили сперва Лосева, а потом Забелина. Начальник департамента приветливо с ними поздоровался и сочным басом пригласил отобедать у него.
Приглашение, конечно, принято.
«Вот тут-то и начнётся потеха, — ехидно думал Забелин. — Недаром «он» поглядел на Лосева, несмотря на видимую приветливость, этак сурово».
При этом Забелину хотя стало немного жутко, он всё-таки решил обязательно присутствовать при скандале.
За обедом трое мужчин мило беседовали, пили городские вина и единодушно восторгались Марьей Семёновной, которой удивительно к лицу пеньюар «Танго», привезённый мужем из города. Забелин горел от нетерпенья.
Однако съели суп, цыплят и уже приступают к крему, а желанного скандала всё нет как нет. «Может быть, заказное письмо не дошло?» — мучился Забелин, инстинктивно дотрагиваясь до бокового кармана, где у него хранилась квитанция.
Наконец, когда решительно все темы были исчерпаны и наступило неловкое молчание, Антон Николаевич оживлённо хлопнул себя ладонью по лбу:
— Ба, господа, чуть не забыл! Курьёзный случай. Представьте себе, получаю я на днях заказной пакет, вскрываю, и что же вы думаете? — он обвёл компанию круглыми, добродушными глазами. — И что же вы думаете… да нет, позвольте, я вам сейчас покажу.
Антон Николаевич порылся в боковом кармане и достал знакомый Забелину конверт.
— Вот извольте видеть, какой-то «неизвестный доброжелатель» пишет безграмотно, грязно, такую штуку. Послушайте:
Если вы думаете, что ваша жена вас не обманывает, то нет. У вас растут рога на вашей лысине, и в доказательство посылаю это письмо.
— Обратите, господа, внимание — какая гнусность, да-с, на следующем конверте, рукой Маруси, — он сделал юмористический жест в сторону жены, — написано:
А, что вы думаете?
Забелин невинно покраснел, а Лосев побледнел, однако начальник департамента ничего не заметил и продолжал:
— Да, так вот, я раскрываю второе письмо, адресованное Лосеву, и, представьте себе моё удивление, читаю — (тоже безграмотно написано, детским почерком):
Просим Вас, пожалуйста, приходите на похороны усопшего раба Божьего воробья. А после на поминальный обед. Кладбище возле курятника. Любящие Вас Вера и Оля».
— Ха-ха-ха! — покатился начальник департамента.
— Хо-хо-хо! — вторил ему обрадованный Лосев, поблескивая темно-голубыми, влажными глазами на Марью Семёновну, а Марья Семёновна, только что бледная, как скатерть, теперь порозовела и мило смеялась.
— Хи-хи-хи! — заливался Забелин, но его смех был какой-то кривой, однобокий.
Первым очнулся начальник департамента. Он вытер шею изящным платком и удивленно пожал плечами.
— Однако, хотел бы знать, какой дурак прислал мне этот идиотский пакет за подписью «Неизвестный доброжелатель»?
Все согласились. Всем тоже хотелось узнать, какой это дурак прислал идиотский пакет.
— Да, д… д… действительно интересно было бы узнать, кто? — мямлит Забелин. Его раздражали эти весёлые лица и хотелось закричать: «Чего вы смеётесь, Антон Николаевич? Вас обманывают!»
Но вместо этого он ушёл домой, отговариваясь делами.
Всем стало весело. Одна лишь Верочка почему-то горько-горько плакала у себя в детской, прижав к груди новую куклу, привезённую отцом, которая умеет говорить «папа» и «мама». Она в первый раз столкнулась лицом к лицу с коварством мужчины.