ЕЭБЕ/Авеста и Талмуд

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Авеста и Талмуд — Если считать талмудическим периодом еврейской истории время от окончательного признания народом обязательности Моисеева закона при Эзре и Нехемии до заключения вавилонского Талмуда, то в этот период евреи два раза находились под властью последователей Авесты: при последних Ахеменидах от Артаксеркса до Александра Македонского и в эпоху от реставрации национально-персидской династии Сасанидов до завоевания Персии арабами (226—635 похрист. эры). Между этими двумя эпохами лежало 5-вековое владычество полуэллинских Арсакидов, когда религия Заратустры была почти забыта, когда даже текста А. не существовало и о влиянии ее на евреев не могло быть и речи. Влияние А. на побиблейское еврейство времен Ахеменидов выразилось двояким образом: во-первых, в виде прямого заимствования персидских религиозных обрядов и обычаев, происшедшего в силу присущего народной массе вообще и еврейской в особенности стремления к подражанию; во-вторых, косвенно, в виде целого ряда галахических норм, установленных представителями национальной религии с целью противодействия вторжению чуждых элементов в религиозную практику народа. На страже Моисеева закона со времени Эзры и Нехемии стояли т. наз. «мужи Великой Синагоги», אנשי כנסת הגדולה‎ (см. Великая Синагога), и им-то традиция приписывает, между прочим, правило «Делайте ограду вокруг закона» (עשו סייג לתורח‎), т. е. ограждайте Моисеево учение от вторжения в него чужих культов и обычаев, т. к. эти культы и обычаи легко могут стать проводниками чуждых монотеизму идей. В период персидского владычества опасность распространения среди еврейской массы религиозных обычаев и верований маздаизма была особенно сильна потому, что персидский дуализм в основных его чертах гораздо ближе подходит к еврейскому монотеизму, чем семитический культ Ваала и Астарты, против которых так долго и так безуспешно раньше боролись пророки. Но если карантины бессильны против занесения чужих идей и верований, то этого нельзя сказать относительно внешних обычаев и обрядов. Против последних можно воздвигнуть ограду, и это сделали мужи Великой Синагоги. В Мишне и родственных ей сборниках (Мехилта, Сифра и пр.) находится целый ряд анонимных предписаний, несомненно древнего происхождения, по вопросам ритуальной чистоты, однако, недостаточно обоснованных в Моисеевом законе. Некоторые из них кажутся с первого взгляда загадочными и совершенно произвольными; но они получают разумный смысл и значение при сравнении еврейских законов ритуальной чистоты с таковыми же в А. Ясно, что возникновение таких предписаний, или «галах», должно быть отнесено к эпохе владычества персов над евреями, причем это произошло не под прямым влиянием Α., как думают многие еврейские историки (напр. Schor, He-Chaluz, т. VII; Grätz, Gesch., II, 2, pp. 194 и 199), а напротив, с сознательной целью по возможности ограничить это влияние на религиозную практику евреев. Вот примеры: Одна талмудическая традиция, исчисляя целый ряд народных обычаев, отчасти религиозных, отчасти чисто бытовых, приписывает введение их самому Эзре. Между прочим, сказано, что он установил ритуальное омовение (tebilah) post pollutionem nocturnam, ותקן טבילה לבעלי קרין‎ (Баба Кама, 82а). Собственно говоря, нечистота pollutionis nocturnae и обязательность омовения после нее двукратно и вполне ясно установлена еще Моисеевым законом (Левит, 15, 16, 18; Второзаконие, 23, 10, 11). Кроме того, есть несомненные указания на то, что этот закон действительно соблюдался евреями в самой глубокой древности, еще во времена царей Саула и Давида (1 кн. Сам., 20, 26; 21, 5; 2 кн. Сам., 11, 4). Но дело в том, что по Моисееву закону человеку, находящемуся в состоянии ритуальной нечистоты, не возбраняется читать Тору или молиться; Эзра же установил, что нечистый человек не может этого делать, пока не совершит омовения. Не отрицая древности этого установления (в пользу ее говорит, между прочим, обычай ессеев совершать омовения перед утренней молитвой), надо думать, однако, что не Эзра был автором этого постановления. В позднейших мишнаитских школах этот вопрос многократно подвергался обсуждению, и некоторые авторитеты, напр. р. Иегуда б.-Батира, совершенно отрицали обязательность омовения перед изучением Торы (Берах., 22а). Постановление Эзры вряд ли кто-нибудь из законоучителей решился оспаривать. Это скорее был обычай, заимствованный народом от персов, поневоле адоптированный еврейскими законоучителями. В А. многократно встречается предписание «читать молитву или Маитру (Авесту) в состоянии телесной чистоты». Персидское происхождение этого обычая явствует также из того, что в палестинских школах долго спорили о том, достаточно ли для данного очищения обливать человека 9-ю кувшинами (кабами) воды или требуется, согласно еврейскому ритуалу, погружение его в бассейн (Mikwa) емкостью не менее 40 саа (מ סאהּ‎)? Зная важную роль, которую числа 9 и 3 играли в очистительных обрядах персов (см. Авеста), надо допустить, что еврейская масса, живя бок о бок с персами, заимствовала от них некоторые символические обряды, совершенно чуждые Моисееву закону. Но и само требование еврейских законоучителей погружения в бассейн для очищения вообще явилось лишь как противодействие персидским обычаям. Во всех случаях, где Моисеев закон предписывает омовение, он употребляет глагол «rachoz», רחץ‎, одинаково означающий как «мыться, обливать себя водою», так и «погружаться в воду». Но уже древняя галаха требует непременно погружения в воду (tebilah) и обязательно в естественный бассейн: в реку, яму или канаву, наполненную дождевой водой, но отнюдь «не налитой рукою человека». Затем требуется, чтобы бассейн содержал в себе не менее 3 кубических локтей, или 40 саа, воды, «дабы человек мог сразу погрузиться в него всем своим телом, но отнюдь не обмывать последовательно один член за другим» (Сифра к Левит., 15, 16). Припомнив, что по законам А. строго запрещается нечистому человеку не только погружаться в воду, но даже подходить к естественному водохранилищу ближе, чем на 30 шагов, и что А. предписывает 9-кратное обливание и притом не сразу, а последовательно — одного члена за другим, уже легко постигнуть смысл указанных галах. Достойно также замечания, что при определении емкости ритуального бассейна (3 куб. локтя — 40 саа) за единицу меры принят персидский локоть в 525 миллиметров, между тем как во всех других приводимых в Мишне измерениях за единицу меры принят нормальный еврейский локоть в 443,6 мм (см. Herzfeld, Metrologische Voruntersuchungen zur Geschichte des altjüdischen Handels, §§ 21, 50). Это также служит косвенным доказательством того, что постановление о «микве» относится к персидскому периоду. — Персидские обряды очищения, однако, пустили глубокие корни в религиозной практике еврейской массы, которая, по-видимому, сочетала требование еврейского закона с персидским ритуалом. Этим и объясняется издание странной на первый взгляд галахи: «Если совершенно чистый человек был облит тремя кувшинами (логами) воды, то он становится ритуально нечистым» (Шабб., 14а; лог = 1/4 каба = емкости 6 куриных яиц). К этому разряду постановлений несомненно относится и древняя галаха (она передана от имени Абталиона и Шемаи, живших во времена последних хасмонеев), что «содержимое одного «гина» (הין‎) начерпанной воды (מים שאובין‎) делает микву негодной». Впоследствии возник вопрос, о каком гине говорили Шемая и Абталион, так как мер жидкостей под названием «гин» было несколько. Гиллель полагал, что речь идет о 3 кабах; Шаммай же полагал, что речь идет о 9 кабах, а два ткача из Иерусалима засвидетельствовали от имени Ш. и Α., что надо разуметь — 3 лога (М. Эдуот, I, 3; Toc. Эдуот, I, 2; см. статью Абталион). Тут опять выступают цифры 3 и 9, которыми объясняется происхождение этой галахи, но на которые комментаторы Талмуда не обратили внимания и потому так затруднялись в объяснении указанного места. — Однако, несмотря на противодействие древних законоучителей, обычай обливать себя 9 кабами воды перед молитвой и изучением Торы укоренился в народе; и так как в первом веке религия Заратустры была почти совершенно забыта даже в Персии и опасение за влияние ее на евреев давно уже миновало, то палестинские таннаи (Нахум Иш-Гимзу, р. Акиба и др.) не нашли нужным бороться против этого обычая (Бер., 22а). — Когда в 3 в. Сасаниды в Персии одержали верх над Арсакидами и вместе с национальной династией восстановлена была древняя национальная религия, жившим в Месопотамии евреям грозила большая опасность в смысле невозможности соблюдения правил своей религии. Талмуд (Иеб., 66б) сообщает, что евреям запрещено было погребение мертвых, устройство ритуальных бассейнов и употребление в пищу мяса «из-за даров», т. е. вследствие того, что по персидскому закону от каждого зарезанного животного отделялась известная часть для жертвы огню, что недопустимо по еврейскому закону. — Кроме приведенных, есть еще целый ряд других древних галах, где тенденция к противодействию предписаниям Авесты выражена хотя и не прямо, но весьма вероятна. По Α., живые растения, напр. деревья и хлеб на корню, способны воспринимать нечистоту (Vend., XVII), по определению же галахи — невосприимчивы к ней (Сифра к Лев., 12, 37). По Α., очищение может быть произведено только ученым жрецом (атравой); посторонний же человек, производящий акт очищения, подвергается смертной казни (Vend., IX, 172—180); еврейская же галаха учит: «Всякий человек может производить окропление очистительной водой, и малолетний, и даже глухонемой» (М. Пара, XII, 10). А. устанавливает таксу за очищение согласно общественному положению очищаемого (см. Авеста); в противоположность этому галаха требует, чтобы очищение производилось непременно безвозмездно. «Кто берет плату за приготовление воды, содержащей очистительную золу, и за окропление ею, того вода — то же, что вода из (могильной) пещеры, а зола его — то же, что зола с очага» (М. Бехорот, IV). Шор в своем сборнике He-Chaluz, VII, и VIII, сравнивая еврейские галахи по ритуальной чистоте с законами Авесты, на каждом шагу находит сходство между ними и выводит из этого заключение, что большинство галах VI отдела Мишны заимствованы из Авесты. При ближайшем, однако, рассмотрении всех приводимых им параллелей сходство между обоими законодательствами совершенно исчезает, и на первом плане выступает принципиальное их различие. Напр., цитируя известный ответ Агура-Мазды: «Если несколько человек находились вместе в одном доме и один из них оказался мертвым, и если это был священник, то ближайшие 10 человек становятся нечистыми, если же воин — то 9 человек, и т. д.» (Vend., V, 83 и др.), Шор замечает, что, согласно пехлевийскому переводу данного места, нечистота сообщается этим лицам лишь в том случае, если они все прикасались друг к другу. Это чрезвычайно напоминает приводимое в Талмуде положение, что если человек прикасается к трупу, и раньше, чем отойдет от него, к нему прикоснется другой человек, этот последний становится нечистым, как будто бы он непосредственно прикоснулся к трупу (He-Chaluz, VIII, стр. 40). — Однако тут никакого сходства нет; напротив, нигде различие между обоими законами не выступает так резко, как в данном случае. Ведь в А. речь идет о доме, внутри же дома, согласно Моисееву закону, столько бы ни было людей, все одинаково становятся нечистыми, хотя бы они вовсе не прикасались к трупу. Под открытым небом, правда, требуется непосредственное прикосновение, но при этом общественное положение покойного не играет решительно никакой роли. Затем, собака, как и всякое другое животное, по еврейскому закону вовсе не обладает трупной инфекцией. Наконец, труп иноверца, хотя бы и перса по рождению, по Авесте, вовсе не считается нечистым: он нечист при жизни (Vend., XII, 63); между тем, еврейская галаха ничего не знает об этом. — Кроме ритуальной чистоты, Шор находит заимствования и в других областях еврейского культа и вероучения. Существовавший в иерусалимском храме обычай устраивать в дни праздника Кущей процессии вокруг алтаря с вербами в руках не имеет основания в Моисеевом законе, почему саддукеи всячески и старались мешать устройству таких процессий (Сукк., 34а, Toc. Сукк., III и др. места). Вербы сильно напоминают бересму, которую персы держали в руках во время молитвы. Талмуд называет обряд процессии с вербами «синайской галахой». Шор думает, что этот обычай был заимствован от персов (He-Chaluz, VII, стр. 39), против чего трудно возразить. Другой обычай, также не имеющий основания в Библии и даже послуживший однажды поводом к ожесточенной борьбе между фарисеями и саддукеями — а именно обряд «водовозлияния» на алтарь в дни того же праздника, — Шор также считает заимствованным от персов. В Α., однако, о таком обычае не упоминается, и если он существовал у персов, то, вероятно, был позднейшего происхождения. Талмуд называет «водовозлияние» установлением пророков, מנהג נביאים‎; действительно, этот обычай обязан своим происхождением еще первым пророкам и полон глубокого этического смысла (см. Водовозлияние). — О влиянии учения Заратустры на развитие еврейской «ангелологии» и «демонологии», на учения о «будущей жизни» и «воскресении мертвых», затем о влиянии маздаизма на развитие «каббалы», теоретической и практической, см. соответственные статьи. — Ср.: Schor, He-Chaluz, VII и VIII; Л. Каценельсон, «Институт ритуальной чистоты», «Восход», 1897 г.; Kohut, Angelologie, Z. D. M. G.

Л. Каценельсон.3.