Адриан (Hadrianus) — римский император (117—138). В самом начале его правления ему пришлось подавить последнее еврейское восстание в Кирене и Александрии, вспыхнувшее еще при его предшественнике, Траяне. Согласно позднему и вряд ли достоверному источнику, он завлек александрийских евреев в открытое место, где около 50.000 чел. было убито его солдатами (Eliahu rabba, XXX, 3). Впоследствии Α., по-видимому, избегал конфликтов с евреями и дал им известные привилегии. Еврейская Сивилла действительно восхваляет его (Oracul. Sib., XII, 147 сл.); еврейская легенда рассказывает, что Иошуа бен-Ханания был с ним в дружеских отношениях и что Адриан даже намеревался восстановить иерусалимский храм, но самаритяне отговорили его от этого шага, который мог повести к политическому усилению еврейской нации (Beresch. r., LXIV). Это согласуется со свидетельством Эпифания (De mensuris et ponderibus, § 14), что император поручил прозелиту Акиле (Аквиле) — который согласно раввинской легенде был с ним в родстве, — наблюдать за постройками в Иерусалиме; но это относится к городу, а не к храму. Другие христианские источники, как Иоанн Златоуст, Кедрен и Никифор Каллист, говорят, что евреи сами хотели восстановить храм; но одно, хотя и спорное, место в послании Варнавы (XVI, 4) указывает, по-видимому, на то, что евреи надеялись на восстановление храма язычниками. В настоящее время критика отвергла достоверность предания о данном Адрианом разрешении восстановить иерусалимский храм (см. Schürer, Gesch., I3, 670, сл.). Тут обнаружен анахронизм: предпринятая Адрианом позже с целью усиления римской культуры реставрация палестинских городов и вызванные ею в Иудее ожидания дали, по-видимому, материал упомянутым легендам. Разочарование евреев в благожелательности императора могло быть причиною великого восстания Бар-Кохбы. Древние источники расходятся в объяснении причин этого восстания. Так, Спартиан (Hadrianus, § 14) передает, что евреи восстали, потому что было запрещено обрезание, тогда как заслуживающий большего доверия Кассий Дион говорит (LXVI, 12), что Адриан хотел обратить Иерусалим в языческий город, на что евреи смотрели как на осквернение и потому восстали. Мотив, выставленный Спартианом, был, как известно, лишь следствием восстания, одною из позднейших репрессий. Причина же восстания близка к истине в объяснении Диона Кассия. В 130—131 г. император, путешествуя по Палестине, Сирии и Египту, велел отстраивать многие разрушенные города. Везде население его приветствовало как восстановителя (restitutor). В память его пребывания в Палестине в 130 году были выбиты монеты с надписью «Adventui Aug(usti) Judaeae». Евреи также могли ожидать от него восстановления Иерусалима, но скоро узнали о действительных намерениях императора, который желал реставрировать Иудею не для иудеев. Как настоящий римлянин, А. верил только в римские «sacra» (Спартиан, l. c., § 22) и в своем стремлении восстановлять разрушенные города не считался с религиозными особенностями евреев. Пока император был в Сирии и Египте, евреи оставались спокойны, но после его отъезда в 132 г. вспыхнуло восстание под предводительством Бар-Кохбы. После купленной дорогой ценой победы над восставшими (135 г.) Α., как показывают надписи, вторично получил титул «императора». Лишь теперь он мог осуществить постройку на развалинах Иерусалима города Элии Капитолины, названной в честь императора и посвященной Юпитеру Капитолийскому. Ряд великолепных построек, сооруженных Адрианом в Иерусалиме, перечислены в памятнике, заимствовавшем свои сведения, вероятно, у Юлия Африкана (Chron. Paschale, изд. Диндорфа, I, 473; Jew. Quart. Review, ХIV, 748). Ha месте прежнего храма возвышался храм Юпитера со статуей Адриана внутри него (Иероним, коммент. к Исаии, II, 9). Для евреев наступил теперь период жестоких гонений; обрезание, а по раввинской традиции также суббота, праздники и изучение Торы были запрещены, и казалось, что Адриан хочет уничтожить еврейский народ. Его недовольство распространялось на всех евреев в государстве, так как он наложил на них очень тяжелый поголовный налог (Анниан, Сирийская история, 50). Преследование продолжалось, однако, недолго, так как преемник Адриана, Антонин Пий отменил его жестокие эдикты. Народная легенда причислила А. к сонму злейших гонителей еврейства; в Талмуде и Мидраше его имя сопровождается проклятием: «Уничтожь его останки». Его правление называется временем гонения и опасности, и кровь многих мучеников ставится ему в счет. На него смотрят как на тип языческого царя (Beresch. r., LXIV, 7). — Ср.: Derenbourg, Palestine etc., последняя глава; его же, статья в Rev. et. juiv., I, 49 и сл.; Grätz, Gesch., 3 изд., IV, 132—157; Schürer, Gesch., 3 изд., I, 670—704, 781; Rapoport, Erech Millin, стр. 17; Schlatter, Die Kirche Jerusalems vom Jahre 70—130, Gütersloh, 1898; его же, Die Tage Trajans u. Hadrians; Lightfoot, The Apostolic Fathers, II, 1, 476 сл.; W. M. Ramsay, The Church in the Roman Empire, стр. 320 сл.; Schultze, в Herzog-Hauck, Real-Encycl., 3 изд., VΙΙΙ, 315; J. E., VI, 134; Моммзен, «Римская история», т. V (pyc. изд. 1885 г.), глава о Иудее. 2.
— Адриан в талмудической литературе. — Каковы бы ни были действительные намерения А. при издании им эдикта о восстановлении иерусалимского храма, несомненно то, что евреи сначала смотрели на это как на акт справедливости к ним и склонны были приветствовать в А. второго Кира. Независимо от миролюбия и уступчивости, выказанных А. в начале своего царствования по отношению ко всем подвластным Риму народам, независимо от репутации restitutor’a городов, которую он вскоре стяжал себе, — надежда евреев на лучшее будущее окрылялась также фактом отозвания Адрианом жестокого римского наместника Квиета в тот самый день, когда последний произнес смертный приговор над двумя национальными героями — Юлианом и Паппом — за их участие в восстании евреев при Траяне (Megilath Taanith XII; Siphra к Левит., 22, 38; см. Grätz, Gesch., IV, Note 14). Эти два героя были спасены и, согласно другому преданию, опять стали во главе народного движения, на этот раз совершенно лояльного; они собрали, по-видимому, громадные материальные средства, чтобы доставить возможность эмигрировавшим в другие страны евреям вернуться на родину. Во дни рабби Иошуи бен-Ханании «жестокая власть» издала эдикт о восстановлении священного храма; Юлиан и Папп учредили тогда повсюду, от Акко до Антиохии, меняльные столы, которые доставляли вернувшимся из плена серебро, золото и все, в чем они нуждались. Тогда пошли кутеи (самаряне?) к А. и сказали: «Да будет ведомо царю, что, если этот мятежный город (Иерусалим) вновь восстановится и стены его снова укрепятся, то ни земельных и подушных податей, ни других налогов тебе платить не станут». — «Но что мне делать, — сказал царь, — эдикт уже издан?» — Кутеи отвечали: «Пошли сказать им, чтобы они изменили либо место храма, либо его размеры, на 5 локтей меньше или на 5 локтей больше, и они сами откажутся». Народная толпа собралась тогда в долине Бет-Римон; когда же получился царский приказ, все зарыдали и хотели было поднять восстание. Некоторые заговорили: «Пусть придет человек мудрый и успокоит толпу». Призвали р. Иошую б.-Ханания, стоявшего тогда во главе Синедриона. Тот пришел и рассказал следующую басню. Лев растерзал добычу и у него застряла кость в горле. Он объявил: «Кто вытащит у меня кость, получит вознаграждение». Пришел журавль с длинным клювом и, вытащив кость, потребовал обещанной наград. — «Иди, — сказал ему лев, — и хвастай перед всеми, что ты, побыв в пасти льва, вышел цел и невредим». То же самое и с нами: довольно с нас, что мы, быв в пасти этой нации, вышли целы и невредимы (явный намек на помилование братьев Паппа и Юлиана), а вы хотели еще, чтобы вам в награду дали храм (Beresch. rab., 64). — Талмуд сообщает, что р. Иошуа вел частые беседы с Адрианом. Достоверность этого факта, впрочем, засвидетельствована самим Адрианом, который в письме к своей жене рассказывает, что он вел забавные беседы с еврейским патриархом (ср. Flavius Pepiscus, Script, hist. Augusti). В разных местах агадической литературы цитируются вопросы, предложенные Адрианом р. Иошуе, и ответы последнего. Некоторые из них действительно только забавны; такого же характера были и ответы на них; напр. «Как мне видеть вашего Бога»? (Хулин, 59б) или «С какого органа возродится человек при воскресении мертвых»? (Wajikra rab., 18). Ho встречаются между ними и вопросы глубокой серьезности, оправдывающие репутацию Α. как монарха, стремившегося узнать взгляды и настроения подвластных ему народов. «Велика должна быть сила этой овцы (сказал однажды Адриан р. Иошуе), сумевшей отстоять себя среди семидесяти волков?» (намек на число народов земли в еврейских легендах). — "Нет, — возразил р. Иошуа, — велик и силен пастырь, охраняющий эту овцу, ибо сказано (Исаия, 54, 17): «Никакое оружие, сделанное во вред тебе, не будет иметь успеха» (Tanchum Веreschit., 25). Другой раз А. заявил р. Иошуе: «Признайся, что я выше твоего учителя Моисея» (т. е. моя светская власть сильнее его духовной власти, так как я могу отменить его законы). «Нет, — возразил р. Иошуа, — попробуй приказать, чтобы никто не зажигал огней в продолжении трех дней — и увидишь, что уже в первый день твое предписание будет нарушено, а сколько столетий тому назад Моисей запретил нам зажигать огонь в субботний день, и мы до сих пор соблюдаем это» (Koheleth rab., 9, 4). Эта последняя беседа могла иметь место в Александрии, куда престарелый р. Иошуа прибыл для свиданья с Α., вероятно, с целью склонить его не распространять на евреев эдикта о запрещении обрезания. Хотя запрещение это было общее и не было направлено исключительно против евреев, но оно касалось одной из важнейших основ еврейской религии. И если вспомнить, что надзор за исполнением эдикта должен был нести новый наместник Иудеи, жестокий Анний Руф, или, как он постоянно называется в Талмуде, «тиранус Руфус», то не будет надобности искать особых поводов к восстанию Бар-Кохбы.
— Репрессии Адриана. Три года, последовавшие за падением Бар-Кохбы до смерти Α., носят в Талмуде название שעת הסכנה — «время опасности», или שעת השמד — «время истребления». Если до восстания Бар-Кохбы обрезание было запрещено во всей римской империи как общая мера, то после восстания запрещение это было специально направлено против жалких остатков еврейского народа. И не только обрезание, но и соблюдение евреями любого религиозного обряда влекло за собою смертную казнь. В сущности, и этого не нужно было еврею, чтобы быть убитым; в этом отношении весьма характерен следующий рассказ Мидраша. Одному еврею случилось пройти мимо А. и низко ему поклониться. «Ты кто такой?» — остановил его А. — «Иудей», — ответил тот испуганно. «Иудей осмеливается приветствовать кесаря! Уведите его! — кликнул Α., обращаясь к своей свите, — и снимите ему голову». Другой еврей, которому тоже пришлось быть там и видеть эту сцену, прошел мимо Α.; уже не поклонившись. — «Ты кто такой?» — спрашивает его А. — «Иудей»! «И находятся же иудеи, которые осмеливаются, проходя мимо кесаря, не кланяться ему. Уведите его и снимите ему голову». Тогда советники А. не могли удержаться, чтобы не заметить ему: Мы решительно не понимаем тебя — кто кланяется тебе, подвергается смерти, и кто не кланяется также подвергается смерти? «А не думаете ли вы, — ответил им Α., — советовать мне, как мне избавиться от моих врагов?» (Echa rabbati, III, 60). Главной мишенью своей ненависти А. сделал не евреев, а еврейство, и так как из своих бесед с р. Иошуа он мог узнать, что сила еврейства в национальной религии и еще больше в самом изучении ее, то против этих двух факторов он и направил свои эдикты. Были запрещены не только соблюдение обряда обрезания и субботы, но и чисто народные обычаи; также строго преследовались принятые у евреев внешние формы правовых отношений; Обряды венчания, совершение актов развода и просбола (см.), празднование «Пурима» (см.) и пр. производились тогда тайно и не в обычные для этого дни, из опасения строгих взысканий (Toc. Meгилла, II, 4; Toc. Кетуб., IX, 6; Шабб., 147б).
Для того чтобы вернее преследовать исполнение разных религиозных обрядов и народных обычаев, римские власти тщательно их изучали, а некоторые из римских чиновников выказывали даже большую эрудицию в еврейском богословии (Pesicta rabb., 23, 8; Bereschith rab., 82). Впрочем, большую помощь в этом отношении оказали римлянам изменившие своему народу доносчики из евреев. Таким был, напр., Иуда бен-Герим, доносивший на р. Симона б.-Иохаи; таким, может быть, был также известный таннай Элиша бен-Абуя, порвавший с еврейством и получивший прозвище «Ахер» (Шабб., 33б; Иер. Хагига II). Преданные своей религии евреи гибли массами от рук палачей, и остаткам еврейского народа в Палестине грозило полное исчезновение, на что уцелевшие тогда законоучители не могли не обратить серьезного внимания. На собрании в Лиде, в котором, между прочим, участвовали р. Акиба, р. Тарфон и р. Иосе Галилейский, решено было большинством голосов: «Относительно всех перечисленных в Торе преступлений, если человеку скажут «преступи, иначе ты будешь убит», он должен преступить, но не дать себя убить; исключение составляют идолопоклонство, преступная половая связь и кровопролитие» (Санг., 74а и пар. места). Впоследствии говорили, что это правило относится к мирному времени, но что во время религиозных гонений (בשעת גזירת המלכות) человек обязан жертвовать своей жизнью, даже если его заставляют изменить что-нибудь в национальном костюме (там же). Но так говорить можно было только в мирное время, когда все ужасы адриановских гонений были уже забыты. В Мидраше рассказывается, что два ученика р. Иошуи одевались по-римски, чтобы в них не узнали евреев. Однажды встретил их один римский офицер, который, как оказалось впоследствии, был большой знаток Св. Писания и ревностный слушатель р. Иошуи. Он их спросил: «Если вы сыны Торы, то отдайте жизнь за нее и не скрывайтесь; если же вы не сыны Торы, то не для чего вам жертвовать собою (т. е. открыто откажитесь от еврейства)». — «Нет, — возразили они, — мы сыны Торы и готовы за нее умереть, но не свойственно человеку самому налагать на себя руку» (Beresch. rab., 82).
На вышеупомянутом собрании возбужден был весьма интересный для того времени вопрос, что важнее: исполнение обрядов религии или изучение законов. Большинством голосов решено было, что «учение выше обряда», גדול התלמוד מה הסעש, и что если допустимо нарушение закона для спасения жизни, то национальная наука стоит того, чтобы жертвовать для нее жизнью. Но не меньше законоучителей понимали и римляне важность учения как средства к сохранению еврейского народа и с особенной жестокостью преследовали как преподавателей, так и учеников. Лучшие люди того времени погибли мученической смертью на кострах только за то, что они вопреки запрету Адриана продолжали насаждать еврейское учение среди своих многочисленных учеников. Предание сохранило воспоминание о десяти таких мучениках, עשרה הרוגי מלכות в числе которых находились р. Исмаил бен-Элиша, р. Акиба бен-Иосиф и р. Ханина бен-Традион (см. статьи). Последним из 10 мучеников был престарелый р. Иегуда б.-Баба, успевший, однако, перед смертью совершить одно весьма важное для того времени дело. Законоучители считали свой духовный авторитет и свое право толковать закон основанными на преемственности, которая символически передавалась от учителя к ученику торжественным актом «руковозложения» (см. Раввинский авторитет и Семиха). Римские власти, зная важность этого обряда для дальнейшего развития устного учения, издали специальный об этом эдикт, по которому все участники акта руковозложения подлежали смертной казни, а город, в котором акт совершится, подлежал разрушению. Между тем, все старые законоучители один за другим погибли, а немногие из оставшихся в живых молодые ученые не успели получить ординацию, и духовная преемственность могла бы, таким образом, прерваться. Тогда р. Иегуда б.-Баба собрал пять выдающихся учеников р. Акибы и совершил над ними акт руковозложения в горном ущелье, вдали от населенной местности, но римские солдаты там настигли их; ученики по требованию учителя разбежались, а сам он принял мученическую смерть (Сангед., 14а). Отмена Адриановых эдиктов последовала только после воцарения человеколюбивого Антонина Пия (см.). — Ср.: Graetz, Gesch., III, Note 14; Schurer, Geschich., 1, 671—704; Dernburg Histoire, 420 и дальше; Hamburger, Real-Encyclopädie, II, s. v. Hadrian и Hadrianische Verfolgungsedicte; Joel, Blicke in die Religionsgeschichte, I Theil. 3.