Аквила (Aquila) — латинское имя переводчика Библии на греческий язык (по-гречески Ακύλας, по-еврейски עקילס). А. был язычником по рождению. По словам отцов церкви Иринея (Adversus haereses, III, 21) и Епифания (De mensuris et ponderibus, гл. XIII—ХVI), он был родом из Понта в Малой Азии (по Епифанию — из г. Синопа в Понте), и этому соответствует одно место в таннаитском Мидраше Сифра (Behar, I, изд. Вейсса, 106в): ולא מה שהזציא עקילם לעבדיז מפזנטזס, из чего видно также, что А. был состоятельным человеком и имел рабов. Об А. говорится также в трех местах Нового Завета (Деян. Апост., XVIII, 2; Римл., XVI, 3, и 2 Тимоф., IV, 19); в первом из названных мест о нем говорится как об уроженце Понта (Ποντικός τω γένει), встретившемся в Коринфе с апостолом Павлом. Так как Аквила встречался, несомненно, также с таннаем Акибой, жившим много лет после апостола Павла, то Епифаний ему приписывает необычайное долголетие. Приходится или согласиться с мнением Греца (Geschichte der Juden, IV3, 407), что в Евангелии допущен анахронизм, или же предполагать, что тут случайное совпадение имен и что упоминаемый в Новом Завете и в таннаитском Мидраше Аквила Понтийский не имеет ничего общего с греческим переводчиком. По словам Епифания (l. c.), Аквила был шурином (πενθερίδης) императора Адриана, чему несколько соответствует предание Мидраша (Танхума, Мишпатим, § 5), что А. был сыном сестры Адриана. Епифаний рассказывает также, что через 47 лет после разрушения второго храма, т. е. в 117—118 гг., вскоре после восшествия Адриана на престол, последний отправил А. в Иерусалим с поручением руководить там перестройкой этого города под именем «Aelia Capitolina», и там А. стал сначала христианином, а потом евреем. Известие об участии Аквилы в перестройке Иерусалима сомнительно потому, что «Элией Капитолиной» Иерусалим был прозван лишь после поражения Бар-Кохбы, т. е. после 135, а не в 117 или 118 г. (Graetz, ibid., 410—411); но на то, что A. был прежде христианином, вернее — что он интересовался христианством раньше, чем окончательно перешел в еврейство, у нас имеются и еврейские указания. Большинство ученых допускает, что «Онкелос, сын Каллиника (Калонима-Климента), сына сестры Тита» (вместо сына сестры Адриана; см. выше), тождествен с А., так как אזנקלזס есть лишь вавилонское произношение имени עקילם, и вавилонские евреи перенесли имя греческого переводчика на распространенный среди них арамейский Таргум (см. Онкелос). Талмудическое предание рассказывает, что этот Онкелос, желая принять иудейство, вызывал тень своего дяди Тита и тень Валаама и спрашивал их совета относительно перехода в новую веру; Тит не советовал ему перейти в иудейство потому, что у евреев слишком много обрядов, а Валаам потому, что, по его мнению, не следует евреям делать добро; тогда он вызывал тень Иисуса Христа, который, в противоположность Валааму, советовал ему делать добро евреям, и Онкелос послушался Иисуса и принял иудейство (Гиттин, 56б — 57а). Таким образом христианство в лице его Основателя толкнуло Онкелоса-Аквилу в лоно еврейства. Другой намек на то, что А. одно время симпатизировал христианским воззрениям, мы находим в Мидраше (Песикта раббати, XXIII; Танхума, конец lechlecha, где в некоторых изданиях ошибочно имеется אגריפס вместо עקילם). Там рассказывается, что А. спросил р. Элиезера: «Если обрезание так важно, почему же оно не имеется среди десяти заповедей?» — Другой вопрос Α., обращенный к тому же р. Элиезеру, также свидетельствует о первоначальном недоверии А. к иудаизму, а именно: «Неужели все вознаграждение прозелита («гер») состоит в том, что Бог ему даст хлеб и платье?» (Второзаконие, 10, 18). — На это р. Элиезер ему отвечает в гневе, что то, что было достаточно патриарху Якову (Быт., 28, 10), должно удовлетворить и прозелита А. На тот же вопрос, предложенный р. Иошуе, А. получает другой ответ, а именно: что под «хлебом и платьем» нужно разуметь «Тору и молитвенную ризу». И Мидраш прибавляет, что, если бы не ответ р. Иошуи, А. отвернулся бы от иудаизма (Когелет рабба, VII, 8; Берешит p., LXX, и, короче, Шемот p., XIX). Из всего этого явствует, что А. не всегда твердо стоял на почве иудаизма, а потому нет ничего невозможного в том, что он одно время склонялся в сторону христианства. Переход А. из христианства в иудейство был христианам неприятен, и они объясняли этот переход тем, что А. был исключен из христианской общины за то, что занимался астрологией, или же тем, что он влюбился в еврейскую девушку, дочь первосвященника (Epiphanius, l. c.). Еврейская же легенда так рисует его переход от язычества к иудейству: когда А. уже сильно склонялся в сторону еврейской религии, он все-таки боялся открыто исповедовать ее, пока находился в Риме, в ближайшем кругу императора Адриана. Наконец, когда Адриан позволил ему предпринять далекое путешествие с коммерческими целями, А. воспользовался этим для осуществления своей заветной мечты, ничего общего с коммерцией не имевшей. Перед отъездом Адриан, наставляя А., посоветовал ему вложить свои деньги в товар, ценность которого в настоящее время упала, но имеет шансы впоследствии значительно подняться. А. приехал в Палестину и там так ревностно принялся за изучение Торы, что удивлял своих знаменитых учителей, р. Элиезера и р. Акибу, глубиной вопросов, которые он предлагал им относительно еврейского вероучения. Возвратившись в Рим, он сознался Адриану, что ревностно изучал еврейскую религию и что окончательно перешел в иудейство, присовокупив при этом, что он это сделал, следуя совету императора. И когда Адриан выразил свое удивление, особенно по поводу последних слов, А. ему объяснил, что иудаизм, или израильский народ, и есть тот товар, который в настоящее время упал в цене, но цена которого снова поднимется, как уже предсказывал Исаия, 49, 7: «Цари увидят, и встанут вельможи — и падут ниц». И на вопрос Адриана, почему он перешел в еврейство фактически и не удовольствовался сочувствием этому учению и ознакомлением с ним, А. ответил, что он хотел изучить Тору основательно, а это было бы ему невозможно, если бы он не вступил в союз Авраамов (т. е. если бы он не подвергся обряду обрезания); подобно тому как солдат не может получать своего жалованья, если он не носит оружия, так никто не может изучить Тору основательно, если он не исполняет еврейских обрядов (Танхума, Мишпатим, § 5; Шемот рабба, XХХ). Еще в одном месте мы встречаем Α., когда он доказывает Адриану истинность еврейских воззрений. Адриан однажды просил А. доказать ему, что мир зависит от духа, как это утверждает иудаизм. А. приказал привести несколько верблюдов и заставил их лечь и встать несколько раз в присутствии императора; потом, когда они снова легли, он придушил их, так что они не могли встать. И когда император заметил А., что невозможно верблюдам встать, когда они придушены, А. указал, что им в сущности недостает лишь «немного воздуха», т. е. немного духа (רזח = «дух» и «воздух» по-еврейски), что доказывает, что жизнь не есть нечто материальное (Иерушалми Хагига, II, 5, начало 77а; Танхума, Берешит, § 2).
Как уже указано выше, А. был учеником р. Элиезера и р. Акибы, которым он предлагал разные богословские вопросы. На усмотрение этих же великих таннаев он представил, по уверению Талмуда, дело своей жизни — свой греческий перевод Ветхого Завета. Прозелит А. перевел Тору по указаниям (или, по версия вавилонского Талмуда, «из уст») р. Элиезера и р. Иошуи, которые его похвалили словами Псалма 45, 3: «Ты прекраснейший (יפיפית) из сынов человеческих; изящество влито в уста твои, а потому Бог благословил тебя вовеки» (здесь יפיפית толкуется как производное от יפת — Яфет — так как греческий язык часто называется в Талмуде «языком Яфета» Иерушалми Мегилла, I, 11, 71в; ср. Бабли, ibid., 3а). В другом месте говорится, что А. сообщил свой перевод слова נחרפת (Лев., 19, 20) в присутствии р. Акибы (Иеруш. Киддушин, I, 1, 59). С этим последним талмудическим сообщением вполне согласуется сообщение отца церкви Иеронима (комментарий к Исаии, 8, 14), что «Акибу считают учителем прозелита Аквилы» (Akibas, а quem magistruin Aquilae proselyti aestumant). Таким образом, мы не только узнаем, что А. жил во время трех величайших таннаев, Элиезера, Иошуи и Акибы, т. е. приблизительно в 100—130 г. христ. эры (это вполне согласуется с указанием Епифания, что перевод А. был закончен на 12-м году царствования Адриана, в 129 г.), но имеем также возможность узнать время и настроения, которые вызвали потребность в новом переводе. После разрушения Иерусалима Титом, когда политическая жизнь еврейского народа должна была уступить место жизни духовной, великие таннаи, вроде Элиезера, Иошуи и Акибы, стали во главе не только палестинского, но и эллинистического еврейства. Так как деятельность тогдашних законоучителей заключалась, главным образом, в интерпретации библейского текста с целью уяснить старые и установить новые религиозные предписания, то, естественно, каждое библейское слово, каждая библейская частица получили в глазах этих талмудистов огромное значение. A между тем большинство внепалестинского еврейства и даже значительная часть палестинского знали Библию только по александрийскому переводу «семидесяти толковников» (Септуагинта; см.), который, считаясь с элементарными требованиями греческого синтаксиса, не мог передавать дословно некоторые гебраизмы и переводить все еврейские частицы. Нужен был новый перевод, который более соответствовал бы талмудическому щепетильному толкованию каждого библейского слова. К этому прибавилось еще следующее. Начиная с первой четверти II христианского века, т. е. именно во время pp. Элиезера, Иошуи и Акибы, христианство делало все большие и большие завоевания среди эллинистического еврейства, по крайней мере среди говоривших по-гречески еврейских прозелитов. Сильным орудием в борьбе христианства с еврейством стала Септуагинта, которая была весьма запущена, а потому и давала место разным христианским интерполяциям и тенденциозным толкованиям. Нужен был новый греческий перевод Ветхого Завета, который вполне соответствовал бы еврейскому пониманию священных книг и исключал бы всякую возможность христологического истолкования их. И ту, и другую потребность хотел удовлетворить своим переводом еврейский прозелит, бывший язычник и бывший христианин А. Как ученик р. Акибы, который истолковывал все библейские частицы רק, אך, גם, את (Берешит рабба, I; ср. с Киддушин 57а и с параллелями), А. переводил до того дословно, что уже отец церкви Иероним смеялся над его рабским переводом в тех местах, где А. искусственно передавал по-гречески даже непереводимые частицы еврейской речи. Так, напр., А. перевел את השמ ם ואת הארץ (кн. Бытия, I, 1): συν τον ούρανόν και συν την γήν, в то время как тут את является лишь частицей, обозначающей прямое дополнение, знаком винительного падежа (Hieronymus, Epist. 57, ad Pommachium, c. 11, ed. Vallarsi, I, 316). Это вполне может быть объяснено тем, что некоторые таннаи, современники Акибы, да и сам Акиба, «истолковывали все частицы את, которые находятся в Библии» (см. Киддушин, 57а, и паралл. места). Далее, через греческое καί Α. переводит еврейское ו (союз и, a, но, и т. п.) во всех его многоразличных значениях, а греческим καίγε он переводит еврейское גם, так что там, где по-еврейски имеется וגם, А. переводит это слово καΐ καίγε! — Тут до очевидности ясно, что для А., как для его учителя Акибы, крайне важны все אתין וגמין. Вообще дословность перевода А. поразительна: она доходит до того, что он переводит всегда לאמזר (следующее): τω λέγειν (к сказанию), а לפנים (когда-то, Пс., 102, 26): εις πρόσωπα (к лицам). Так, напр., он переводит еврейскую фразу זבמהז לא היה לפניז מלך (II Цар., 23, 25): και όμοιος αύτω ουκ έγενηθη εις πρόσωπον αυτού βασιλεύς. Для того чтобы возможно точнее передать библейские слова по-гречески, он образует новые, никому до того неведомые греческие слова, над которыми смеется Иероним (Epist. 57, op. с.), считающий их ненужными. A так как Α., как доказал Field (Origenis Hexaplorum quae supersunt Proleg., XXIII sq.), знал греческий язык в совершенстве и был знаком с Гомером и Геродотом, то приходится предположить, что он прибегал к неологизмам не вследствие недостаточного запаса греческих слов, а в целях наибольшей точности. К таким словообразованиям отчасти относится и редкое в греческой письменности слово σφοδρότης для дословного перевода еврейского слова מאד (II Цар., ibid.), от греческого σφόδρα, «много». Желание А. быть точным доходило до того, что он священное имя Божие (יהזה), которое Септуагинта передает при помощи греческого слова κύριος (Господь = אדני), вовсе не переводил и даже не транскрибировал, а оставлял его так, как оно писалось в глубокой древности, т. е. в начертаниях, встречающихся в Силоамской надписи и на еврейских монетах. Об этом уже знал Ориген (Комментарий к Пс., 2, 2, ed. Lommatzsch, XI, 36). Быть может, А. этим хотел сделать невозможным христианское толкование слова κύριος как применимого к Христу (משיח יהזה, в Плаче Иеремии, IV, 20 — переводится в наших экземплярах Септуагинты Χρίστος Κύριος). Явно антихристианскую тенденцию носит слово Ήλειμμένος, которое Аквила употребляет для перевода библейского слова משיח (Мессия = помазанный) вместо применяемого в Септуагинте более обычного слова Χριστός (Origenes, ed. Lommatzsch, II, 48; o местах у Иеронима, касающихся перевода слова משיח у А., см. S. Krauss, Jewish Quarterly Review, v, 244, и Ε. Schürer, Geschichte, II3, 526—527). Точно так же он переводит слово העלמה у Исаии (7, 14), которое христиане переводили «Дева» и таким образом находили подтверждение догмата беспорочного зачатия в книгах Пророков, словом ή νεανις (молодая женщина), чего ему отец церкви Ириней простить не мог (Irenaeus, III, 21, 1; Eusebius, Hist. eccl., V, 8, 10). — Приверженность А. к ортодоксальному еврейству своего времени проявилась, между прочим, и в том, что в большинстве случаев его перевод соответствует масоретскому тексту, а не тому, который лег в основу Септуагинты. Напр. по его переводу слов Пс. LXXVI, 7: και έφέρετο και άρμα καΐ ίππος видно, что он читал נרדם זרבב זסזס, как в нашем масоретском тексте, а не נרדמז רכבי סזם, как читала Септуагинта. Только изредка А. сходится в чтении с Септуагинтой (напр. Иезекииль, 27, 16: אדזם вместо ארם, и Цеф., 3, 18 הזי вм. היז). Счисление и порядок Псалмов у А. вполне соответствуют счислению и порядку еврейского текста, а не Септуагинты. Только вокализация у него иная — и не всегда лучшая. Так, напр., он צלצל (Ис., 18, 1) передает посредством σκιά σκιά (= צל צל); בארגז (I Сам., 6, 8) он переводит εν υψει κούρας (= בארג גז), а לשמצה (Hex., 32, 25) он читает είς όνομα ’ρύπου (= לשם צזא, именем кала) — чтение, которому соответствуют переводы арамейского Таргума, Пешитты, Симмаха и самарянское לשמצז. Кетиб אשדת он переводит подобно кери, אש דת = πΰρ δόγμα. Соответствует еврейской агаде его перевод слова שדי — άιος και ικανός (см. Берешит p., XLVI, и Хагига, 12а) и слова הדר (Лев., 23, 40) — ύδωρ (см. Иерушалми Сукка, III, 53д). В транскрипции еврейских имен по-гречески достойно внимания полное исчезновение в переводе А. всех четырех гортанных букв (ע, ח, ה, א), а также передача еврейской буквы צ посредством греческой буквы τ (напр. ציזן = Τείων). Двугласных нет у А. (ביתאל = Βηθήλ, а не Βαιθήλ), что соответствует современному еврейскому чтению и транскрипции Нового Завета.
Благодаря тому, что перевод А. в столь высокой степени соответствовал еврейским воззрениям II христианского века, он пользовался большим доверием у евреев, которые его предпочитали Септуагинте, как об этом свидетельствует Ориген (Origenes, Epist. ad Afric., c. 2). Иероним утверждает, что A. приготовил второе, переработанное издание своего перевода, которое отличалось еще большею точностью, чем первое, и называлось κατ’ άκρίβειαν. Если принять во внимание многочисленные библейские выражения, к которым имеются два различных перевода А., это сообщение приобретает значительную долю достоверности (см. Field, Origenis Hexaplorum, quae supersunt, Proleg., p. ХXV sq.; Graetz, IV3, 104; Schürer, ΠΙ3, 319). Неудивительно поэтому, что Талмуд, который приводит переводы Септуагинты лишь там, где он показывает отступление ее от библейского текста, не менее 14 раз ссылается на перевод А. И еще во времена Юстиниана евреи читали перевод А. в своих синагогах. В Novella 146 император упоминает о существующем между евреями споре, читать ли при богослужении Библию на одном еврейском языке или также на греческом; Юстиниан издал приказ, чтобы не мешали чтению Библии на греческом языке, и, как христианский император, рекомендовал для этой цели прежде всего Септуагинту, но дозволил также чтение перевода А.; из этого явствует, что евреи предпочитали его Септуагинте. Но и христиане, несмотря на их недовольство Аквилой (см., напр., «Диалог Тимофея и Аквилы», напечатанный F. C. Conybear’ом в 1898 г.), пользовались его переводом. Так, напр., им пользовался Иероним при составлении латинского перевода Библии, известного под именем «Вульгаты». Пользовался им и недовольный многими местами его (как мы видели выше) Ориген. И лишь благодаря шестистолбцовому изданию Библии Оригена, известному под именем Hexapla (I столбец — еврейский текст в еврейском подлиннике, т. е. с еврейским шрифтом; II столбец — еврейский текст в греческой транскрипции; III ст. — перевод Аквилы; IV ст. — перевод Симмаха; V ст. — перевод Септуагинты и, наконец, VI ст. — перевод Теодотиона), из которого до нас дошли отрывки в виде глосс на полях Септуагинты, — лишь благодаря этим отрывкам из «Hexapla» Оригена мы до последнего времени могли иметь представление о переводе А. Эти отрывки были собраны и снабжены Фильдом весьма интересным введением (Field, Origenis Hexaplorum, quae supersunt, sive veterum interpretum graecorum in totum Vetus Testamentum fragmenta, 2 тома, Oxonii [Оксфорд], 1875). Кроме того, издали некоторые варианты «Гексаплы» также Морэн (Morin, Anecdota Maredsolana, III, I, 1895) и Меркати, который издал фрагмент из Псалмов (Mercati, D’un palimpsesto Ambrosiano contenente i Salmi Esapli, в «Atti della R. Accademia delle Scienze di Torino», vol. XXXI, 1895—1896, pp. 655–676). Ho в 1897 г. были открыты среди листов, извлеченных из «генизы» (т. е. из синагогального хранилища пришедших в ветхость книг и рукописей) в Каиро, три листа из книг Цар. (I Цар., 20, 7—17 и II Цар., 23, 11—27) и три из Псалмов. Первые изданы Боркиттом (F. С. Burkitt, Fragments of the books of Kings according to the translations of Aquila, Cambridge, 1897). Эти открытия подтверждают в общем то, что было сказано выше о характере перевода А. Вся же находка в «генизе» доказывает, что еще позже 6-го века (письмена показывают, что эти листы относятся к 6-му христианскому веку) перевод А. был в употреблении у египетских евреев. — О других фактах из жизни А. и о его отношении к казненному за атеизм Флавию Клименту — см. Онкелос, Климент. — Ср., кроме упомянутых сочинений Field’a, Burkitt’a и др., De Rossi (ר׳עזריה מן האדזמים): מאזר עינים, гл. XLV (изд. Бенякова, стр. 112—121); Schürer, Gesch. des jüd. Volkes im Zeitalter Jesu Christi, III3, 317—321; Graetz, Gesch. d. Jud., IV3, 103—105, 405—407 (Note 13) и 411; Anger, De Onkelo Chaldaico etc., pars I: De Akila, Lipsiae, 1845; M. Friedmann, Onkelos und Akylas (Jahresbericht der israel-theologischen Lehranstalt in Wien, 1896); S. Krauss, Akylas der Proselyt (Festschrift zum 80. Geburtstage M. Steinschneiders, 1896, pp. 148–163); F. C. Burkitt и L. Ginzberg в Jewish Encyclopedia, II, 34—38. И. Клаузнер.2.