Иосе бен-Иоэзер из Цереды и Иосе бен-Иоханан из Иерусалима צרידה יוםי נן יועזר איש и יוחנן איש ירושלים יזםי נן. — Оба жили в смутное время эллинизма и начала маккавейских войн, стоя во главе верных закону хасидеев и образуя первое звено в цепи преемственного института, известного в истории традиции под именем дуумвирата, זוגות, и последним звеном которого были дуумвиры Шаммай и Гиллель (см.). Оба, И. цередский и И. иерусалимский, отмечены как ученики Антигона из Сохо (см.: Абот, I, 4). И.-Ц. происходил из священнического рода и ввиду того, что большинство священников его времени было заражено эллинизмом, отмечается, как «хасидей среди священства», חםיד שנכהונה (М. Хагига, II, 7; ср. Geiger, Urschr., 64). Враждебное отношение к нему со стороны его племянника, первосвященника Алкимоса, который, согласно преданию, однажды даже собирался повесить своего дядю, указывает на то, что Иосе был на стороне Маккавеев. В своих законоположениях он, как и его содуумвир, И.-И., руководствовался жизненными интересами народа, не разделяя ригористических взглядов партии хасидеев. Этому дуумвирату традиция приписывает «объявление нечистоты (ритуальной) иноземной почвы и способности стеклянной посуды к воспринятию ритуальной нечистоты вообще», על ארץ העמים ועל כלי זכוכות גזרו טומאח (Шабб., 14б; Иер. Шабб., I, 3д). Первое законоположение имело в виду, по общему мнению комментаторов и историков, воспрепятствовать эмиграции евреев из Палестины, эмиграции, принявшей тогда крупные размеры и грозившей полным опустением страны. Возможно, однако, что этим хотели также дискредитировать возникший в Египте тогда храм Онии, в котором дуумвират не без основания видел опасного конкурента иерусалимскому храму, в то время оскверненному и опустошенному (Каценельсон). Другое законоположение о способности стеклянной посуды к восприятию ритуальной нечистоты имело, по-видимому, целью воспрепятствовать интимному сближению евреев с язычниками посредством общих трапез. Евреи, которые относились тогда крайне щепетильно к законам ритуальной чистоты, за общими с язычниками трапезами могли употреблять только стеклянную посуду, хотя дорого в то время стоившую, но, согласно библейскому закону, не воспринимающую нечистоту; иную посуду язычник одним своим прикосновением делал вместе с содержимым негодным к употреблению. Объявление «нечистоты стеклянной посуды» должно было положить конец общению евреев с язычниками и, следовательно, дальнейшему распространению эллинизма. В противоположность ригоризму, проявленному дуумвирами в вопросах, касающихся национального единства и самосохранения, они в других отношениях, напротив, старались, по возможности, облегчить тяжесть закона. И.-Ц. традиция приписывает три разрешительных галахи. Одна из них заключается в дозволении употреблять в пищу саранчу одного вида «Ajil-Kamza» (Мишна Эдуиот, VIII, 4; Песахим, 16а; Абода Зара, 37б). Некоторые виды саранчи употреблялись в пищу древними евреями, особенно бедным классом, как они употребляются и поныне еще отдельными бедуинскими племенами (ср. также Иоанна Крестителя, питавшегося акридами). Во время народного восстания и нашествия сирийцев поля в Иудее оставались невозделанными, а когда мир был заключен, как раз наступил субботний год, когда земля не может быть возделана (Grätz, Gesch., II, 211). Понятно, что вопрос о дозволенности употребления в пищу того или другого вида саранчи, заменявшей бедному классу хлеб, был крайне важен для народного продовольствия. Другие две галахические традиции относятся к области ритуальной чистоты; они весьма темного содержания. Объяснение, данное Талмудом (Песахим, 17б), натянуто; толкования новейших исследователей, З. Франкеля (Darke, 32), И. Вейса (Dor, Dor, I, 100) и автора этой статьи («Институт ритуальной чист.», 139—144) также представляют только более или менее удачные гипотезы, но не более. Во всяком случае, все галахи И.-Ц. облегчительного характера, и он даже получил за них прозвище «шарья», т. е. разрешитель. Интересно, что эти три галахи единственные, цитируемые в Мишне не на еврейском, а на арамейском языке. Вероятно, И.-Ц. хотел, чтобы их узнал и народ, большинство которого в то время уже перестало понимать еврейский язык. Может быть, что эта облегчительная его тенденция и была причиной установления разных градаций в степени строгости соблюдения ритуальной чистоты. В Мишне (Хагига, II, 7) сообщается: «Иосе бен-Иоэзер был хасидей священнического сословия, а его платье было источником нечистоты (Medrass) для употребляющих сакральную пищу». Из нравственных сентенций этих дуумвиров Мишна приводит от имени И.-Ц.: «Дом твой да будет местом сборища для мудрецов; покрывайся прахом их ног и жадно внимай их словам», а от имени И.-И.: «Двери твоего дома да будут широко раскрыты, и пусть бедные будут домочадцами твоими; не предавайся также пустословию с женщинами» (Абот, I, 4, 5).
— Ср.: Juchasin, р. 60a, изд. Königsberg; Heilprin, Seder ha-Doroth, s. v.; Weiss, Dor, I, 98; Braunschweiger, Die Lehrer der Mischnah, 165, 1903; Z. Frankel, Darke, стр. 31—32; Graetz, Gesch., 3 изд., III, 3; Schürer, Gesch., II, 202—352, 357, 407.