Европейскіе писатели и мыслители. III — Ренанъ. Изданіе В. В. Чуйко. Спб. 1882 года.[править]
«Ренанъ» составляетъ уже третій выпускъ предпринятаго изданія г. Чуйко. Почему этотъ выпускъ посвященъ Ренану, а не кому другому изъ французскихъ писателей, объяснить трудно, какъ и вообще предпринятый авторомъ порядокъ изданія. По всему вѣроятію, онъ обусловливается какими-нибудь внѣшними, чисто-случайными причинами.
Имя «Ренана» давно стало извѣстно русской публикѣ, тотчасъ по выходѣ въ свѣтъ «Vie de Jesus» — перваго тома его большой работы: «Исторія происхожденія христіанства». Этотъ томъ появился въ 1863 году и произвелъ большой шумъ и породилъ большіе толки не только во французской литературѣ, но вообще въ европейской я даже у насъ, гдѣ онъ былъ не допущенъ къ продажѣ. Какъ ни затруднительно было познакомиться съ книгой, ввозъ которой былъ запрещенъ въ Россію, тѣмъ не менѣе ее доставали и читали нарасхватъ. И теперь едва ли среди интеллигенціи найдется человѣкъ, который при знаніи французскаго языка не былъ бы знакомъ въ подлинникѣ съ этимъ произведеніемъ Ренана. Поэтому г. Чуйко не совсѣмъ правъ, когда говоритъ въ приложенныхъ къ изданію біографическихъ свѣдѣніяхъ о Ренанѣ, что «никто не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о самой книгѣ»… Правда, съ ней незнакомы были какъ разъ тѣ, кому приходилось читать брошюры и книги на русскомъ языкѣ, направленныя противъ Ренана…
Съ именемъ этого писателя у васъ невольно соединяется представленіе о человѣкѣ, который осмѣлился приступить съ критическимъ анализомъ къ вопросамъ, относящимся до области нашей вѣры. И потому объявленіе г. Чуйко, что третій выпускъ будетъ содержать произведенія Ренана, возбуждалъ сильный интересъ, тѣмъ болѣе, что произведенія Ренана, какъ знала русская публика, до сихъ поръ считались въ Россіи запрещенными.
Но вотъ вышелъ въ свѣтъ третій выпускъ изданія «Европейскихъ писателей и мыслителей», — и какое разочарованіе! Тѣ произведенія Ренана, которыхъ ждала публика, только переименовываются: «La vie de Jesus», «Les Apôtres», «Saint Paul», «Les Evangiles» и т. д. Въ книжкѣ приведены статьи и отрывки изъ другихъ сочиненій, по которымъ едва ли возможно составить себѣ хотя какое-нибудь понятіе о Ренанѣ, какъ объ ученомъ и высоко-талантливомъ писателѣ. Приведенныя статьи — это христоматическіе отрывки, которые почти всѣ могутъ служить для старшихъ классовъ мужскихъ и женскихъ гимназій какъ классное чтеніе при изученіи эпохи Нерона, Траяна, вообще первыхъ вѣковъ христіанства, личности Магомета и т. д.
Издавать въ отрывкахъ, не имѣющихъ между собой никакой связи, по нашему мнѣнію, возможно только поэтическія произведенія, чтеніе которыхъ на иностранныхъ языкахъ доступно далеко не всѣмъ. По и при этомъ издатель, казалось, больше бы удовлетворилъ читателей, еслибы давалъ своей книжкой что-нибудь цѣльное; а издавать произведенія историковъ, ученыхъ изслѣдователей въ безсвязныхъ отрывкахъ — положительно безсмысленно, если издатель только не имѣетъ въ виду исключительно юношество, старшій дѣтскій возрастъ. Данный выпускъ наводитъ на это предположеніе еще рѣшительнѣй, чѣмъ клочки, составляющіе содержаніе предшествующихъ выпусковъ.
Разумѣется, выбранные отрывки не безъ достоинствъ. Въ нихъ есть прекрасныя мысли, весьма недурно выраженныя. Приведемъ для знакомства небольшое мѣсто, гдѣ авторъ говоритъ, что страданія являются двигателемъ всякой новой вѣры, новой идеи. «Какую колеблющуюся вѣру не сдѣлаетъ пытка фанатической? — говоритъ Ренанъ. — Наслажденіе въ страданіяхъ за свою вѣру такъ велико и сильно, что неоднократно встрѣчались примѣры, указывающіе, какъ натуры страстныя примыкали къ гонимому ученію, ради наслажденія принести себя въ жертву имъ. въ этомъ смыслѣ преслѣдованіе есть существеннѣйшее условіе всѣхъ религіозныхъ созданій. Ей присуща чудодѣйственная сила укрѣплять гонимыя идеи, изгонять всякія сомнѣнія. Мы нерѣшительны и робки, мы едва вѣримъ въ свои собственныя идеи и весьма можетъ быть, что еслибы мы сдѣлались гонимыми за нихъ, мы кончили бы тѣмъ, что увѣровали бы въ нихъ…» (стр. 28).
Но надо замѣтить, что переводъ статей даннаго выпуска не вездѣ такъ хорошъ, какъ приведенное мѣсто: въ немъ попадаются, — правда, не особенно часто, — довольно странныя грамматическія формы; напримѣръ: «Кальвинъ все-таки преуспѣвалъ, потому что былъ самымъ христіаннѣйшимъ человѣкомъ своего времени». Мы не прочь отъ введенія въ рѣчь неологизмовъ, лишь бы они не противорѣчили духу языка и не являлись искаженіемъ формъ, какъ данная превосходная степень отъ слова христіанинъ. Можно указать также на неудобные обороты, напримѣръ, въ родѣ такого: .."она надолго отложитъ возможность ознакомиться съ личностью одной изъ самыхъ просвѣщенныхъ женщинъ своего времени и душой во всѣ времена наидостойнѣйшей" (стр. 30). Кромѣ неловкости оборота, тутъ весьма затруднительно понять, что переводчикъ называетъ наидостойнѣйшей — женщину или душу? Или вотъ еще курьёзный эпитетъ; «прѣсныя преувеличенія» (стр. 49). Какъ бы ни распространены были въ нашемъ языкѣ метафоры, безъ которыхъ не обходится почти ни одна фраза нашего обычнаго разговора, все же слово «прѣсный» является черезчуръ метафоричнымъ и ставитъ читателя въ большое затрудненіе при пониманіи.
Еще одно замѣчаніе. Авторъ весьма обязательно заботится о читателѣ, незнающемъ новѣйшихъ иностранныхъ языковъ, и любезно переводитъ ему каждое французское слово, даже такія слова какъ: Antechrist, Saint Paul и др. До какъ только дѣло касается латинскихъ фразъ, авторъ не осмѣливается передавать классическія изреченія на русскій языкъ, строго требуя отъ читателя знанія этого языка. Отчего такая строгость? Почему непремѣнно латинскій языкъ долженъ знать читатель, если ему прощается незнаніе другихъ языковъ? Не мѣшаетъ издателю въ слѣдующихъ выпускахъ обратить вниманіе на это обстоятельство.