Жалобы музы (Полонский)/ДО
| ← Зимняя невѣста | Полное собраніе стихотвореній — Жалобы музы | Орелъ и змѣя → |
| Источникъ: Яковъ Петровичъ Полонскій. Полное собраніе стихотвореній. — СПб.: Изданіе А. Ф. Маркса, 1896. — Т. 1. — С. 443—452. |
Не жди ты меня,
Не кличь! не зови меня музою!—Нѣтъ,
На закатѣ тревожнаго дня
Я пѣть не могу,—я устала, поэтъ!
Я пѣть не могу,—
Я встрѣчаю на каждомъ шагу
Озлобленныхъ, бѣдныхъ, измятыхъ судьбой:
Идутъ они порознь изъ сумрака въ мглу,
Отъ извѣстнаго зла къ неизвѣстному злу,
И не ищутъ звѣзды путевой…
И не нужно имъ сердце мое,—факелъ мой! —
Сама я сняла
Вѣнокъ съ моего молодого чела,
И все позабыла,—не знаю о чемъ
Бесѣдуютъ звѣзды въ туманѣ ночномъ.
И точно ли жаждутъ упиться росой
Цвѣты полевые въ полуденный зной…
Не знаю, о чемъ волны моря шумятъ,
О чемъ грезятъ сосны, когда онѣ спятъ,
Чей голосъ звенитъ надъ рѣкой,
Что̀ думаетъ роза весной,
Когда ей во мракѣ поетъ соловей,—
И даже не знаю, поетъ ли онъ ей!..
Въ толпѣ я бродила, гдѣ труженикъ чуждъ
Свободы и славы подъ бременемъ нуждъ;
И не цвѣты, и не мирты росли
На пажитяхъ по́томъ политой земли,—
Бурьянъ всюду росъ, за бурьяномъ росла
Нужда за нуждой и къ работѣ звала.
— Ни свѣтъ-ни заря вышелъ пахарь; за нимъ,—
За плугомъ его,—я пошла полосой;
Помочь не могла ему слабой рукой…
Хотѣла помочь ему пѣньемъ моимъ,—
Но пахарь и слушать меня не хотѣлъ,
Попрежнему пѣсню степную онъ пѣлъ…
Сама я заслушалась пѣсни родной,—
И въ городъ ушла за рабочей толпой.
Какъ вешняго солнца сквозь пыльную щель
Пробившійся лучъ къ бѣдняку на постель,
Я съ пѣньемъ проникла на темный чердакъ,—
Но встрѣтилъ меня горькимъ словомъ бѣднякъ:
«Ступай», онъ сказалъ мнѣ, угрюмый какъ ночь,
«Ты можешь утѣшить,—не можешь помочь.
«Ты къ свѣту зовешь,—благъ земныхъ не даешь…
«На вытертый грошъ
«Не вижу я пользы отъ пѣсенъ твоихъ!
«Пусть уши богатыхъ ласкаетъ твой стихъ!» —
— И вотъ, проходя вереницей колоннъ
Къ палатамъ, гдѣ царствуютъ нѣга и сонъ,
Я стала стучаться въ чертогъ богача.
Онъ принялъ меня, про себя бормоча:
«Какъ бѣдно одѣта! какъ трудно узнать!
«Гдѣ прежнія рѣчи, гдѣ прежняя стать!»
О бѣдныхъ ему я шепнула,—богачъ
Сказалъ мнѣ: «все знаю,—напрасно не плачь…
«Не нужно мнѣ горькихъ совѣтовъ твоихъ,
«Пускай бѣдняка развращаетъ твой стихъ!»—
— Зашла я въ больницу и слышала бредъ
Преступницы бѣдной семнадцати лѣтъ,—
Во снѣ она плакала, Бога звала,—
Проснувшпсь, опять равнодушна была
И усмѣхалась при словѣ «развратъ».
Никто не зашелъ къ ней,—ни сестры, ни братъ;
Ни другъ, — только я наклонилась надъ ней,
Какъ няня, съ сердечною пѣсней моей…
Напрасно! Больная махнула рукой
И молвила мнѣ: «уходи! Богъ съ тобой!
«Я вѣрила грезамъ,—пора перестать…
«Я пала, и знаю, что мнѣ ужъ не встать…»
— И съ горькимъ упрекомъ пошла я къ тому,
Кто бросилъ дитя это въ вѣчную тьму.
...............
Его уязвила я мѣткимъ стихомъ;—
Но мѣдному лбу стихъ мой былъ ни почемъ.
— Зашла я въ темницу,—мнѣ сторожъ помогъ
Переступить заповѣдный порогъ…
Къ холодной стѣнѣ прислонясь головой,
Сидѣлъ тамъ одинъ человѣчекъ больной.
Я узнала его,—то былъ сущій добрякъ,
Убить комара не рѣшился-бъ никакъ,
Подстрѣленной птицы ему было жаль…
Сидитъ онъ,—мечта унесла его вдаль,—
И шепчетъ онъ: «О! еслибъ воля да власть!
«Я могъ бы все сдвинуть, поднять и потрясть,—
«Я залилъ бы кровью предѣлы земли,
«Чтобъ новые люди родиться могли»…
— И ты, я сказала,—ручаешься въ томъ,
Что новая будетъ природа потомъ,
Что терны и роза,—царица садовъ,—
Политые кровью, взойдутъ безъ шиповъ?—
«Ручаюсь!» сказалъ онъ, «и ты поручись,
«Вѣрь новому чуду,—не то—провались!»
— Мой другъ, провалиться я рада,—но какъ?!
Мнѣ руку пожалъ и заплакалъ бѣднякъ.
Вдали колокольный послышался звонъ…
И съ сердцемъ измученнымъ вышла я вонъ.
Куда жъ мнѣ уйти отъ неволи и думъ!
Что новаго скажетъ мнѣ уличный шумъ!?
Отъ гула шаговъ, да отъ стука колесъ
Раздастся ли въ воздухѣ новый вопросъ?!.
И чудилось мнѣ… мысль носилась одна:
— И мы всѣ не нужны, и ты не нужна…
...............
И покинула я этихъ каменныхъ стѣнъ,—
Этихъ клѣтокъ настроенныхъ,—тягостный плѣнъ,
Захотѣла я дальше уйти отъ людей,
Отъ безстрастныхъ враговъ,
Отъ пристрастныхъ судей,
Отъ разврата, нужды и оковъ…
Отъ разбитыхъ надеждъ, я въ груди сберегла
Драгоцѣнный обломокъ одинъ,—
И ушла въ даль широкую.—
Съ юга весна
Подвигалась,—пестрѣли цвѣты,—и пышна
Была зелень холмистыхъ долинъ.
Ночь была,—пахло свѣжей травой,
Рокоталъ соловей надъ померкшей рѣкой,
И, какъ искорки слезъ у ребенка въ глазахъ,
Отраженія звѣздъ трепетали въ волнахъ…
И тѣснились у берега семьи березъ,
И сирень тамъ росла, и шиповникъ тамъ росъ,
И струился родникъ изъ-подъ камня—и дубъ
Погружалъ въ него мшистые корни свои…
Я о вѣчной, повсюду творящей любви
Думу думала,—шла—и наткнулась… на трупъ!!.
О, поэтъ! Отъ живыхъ,
Суетящихся, плачущихъ, глупыхъ и злыхъ,
И отъ жалкаго ропота ихъ безъ конца—
Для того ль я ушла, чтобъ найти мертвеца!?..
Въ полусвѣтѣ луны, въ полутѣни ночной,
Окровавленный, страшный, нѣмой,
Онъ и мертвый не могъ свои пальцы разжать,
Крѣпко стиснувши сабли своей рукоять;
И на темной травѣ отъ руки полосой
Серебрился той сабли холодный булатъ.
Бѣдный братъ! для чего умеръ ты?
За кого ты погибъ?—бѣдный братъ!
Я хотѣла вглядѣться въ черты
Молодого бойца,—и шептала: очнись!
Дай мнѣ руку и съ миромъ домой воротись!
Тамъ рѣзная скамья, гдѣ сидѣлъ прадѣдъ твой,
Занята въ эту ночь молодою женой,—
Молодая жена у камина сидитъ
И не видитъ огня,—и не видитъ кругомъ
Темныхъ стѣнъ,—въ ожиданьѣ ночномъ,
Только вздрогнетъ порой, да въ окно поглядитъ…—
Я тебя проведу къ ней,—пойдемъ!..
Какъ сестра, я поникла надъ нимъ вся въ слезахъ
И ему говорила: пойдемъ же!.. но страхъ,
Страхъ невѣдомый тайно мнѣ въ сердце проникъ:—
Мертвой силой дохнулъ его ликъ,
И прочла я въ его неподвижныхъ зрачкахъ,
И на лбу, и на сжатыхъ губахъ
Выраженье такой безконечной вражды,
Что, казалось, ея роковые слѣды
Были глубже слѣда самой смерти его…
Онъ какъ будто сквозь зубы шепталъ мнѣ: «Ого!
«Какъ нѣжна ты!—запой! можетъ быть,
«И очнусь я на звукъ хитрой пѣсни твоей;
«Хоть на мигъ оживи, чтобъ я могъ раскроить
«Тебѣ голову саблей моей!..»
.............
Отошла я… заря занялась;
Изъ-за горъ солнца пламенный выглянулъ глазъ,
Словно въ душу мою онъ проникнуть желалъ,
Ясной радости ждалъ, и какъ радость сіялъ.
Но на мой, возникавшій у сердца, привѣтъ
Восходящему утру,—въ отвѣтъ
Изъ-за рощи зловѣщій послышался гулъ—
И не птица, свистя, пронеслась межъ вѣтвей,
И не вѣтеръ листы колыхнулъ,
И не вихорь съ налета ветлу покачнулъ…—
Затрещалъ,—отлетѣлъ перешибленный сукъ,
И отгрянулъ вдали громъ, похожій на стукъ…
Я, безсмертная, смерти готовилась ждать,—
Замерла, и стояла скрестя пальцы рукъ…
Изъ-за рощи въ лощину спустилася рать;
Грянулъ залпъ,—точно взрывъ,—и другой
Залпъ въ отвѣтъ ему грянулъ,—стѣной
Шли враги другъ на друга—и дымъ
Ихъ штыки заволакивалъ флеромъ своимъ,
Словно этимъ хотѣлъ онъ отъ глазъ заслонить
И того, кто убитъ, и кто хочетъ убить…
О, поэтъ! не желая, чтобъ кто-нибудь палъ,
Ты кому бы изъ нихъ сталъ побѣды желать?
Возсылая мольбы, за кого бы страдалъ!?
Въ этотъ мигъ, отвѣчай мнѣ скорѣй,
Что могла бы я пѣть, еслибъ ты пожелалъ
Новыхъ пѣсенъ отъ музы твоей?
«Уходи!» закричала мнѣ съ гнѣвомъ въ очахъ
Вражда,—«я царица на этихъ поляхъ;
«Во имя грядущаго льется здѣсь кровь;
«Здѣсь нѣтъ настоящаго,—къ чорту любовь!!»
И я отошла—и, я знаю, текли
Безполезно горячія слезы мои.
О, гдѣ же она,—
Та гармонія мысли и силъ,
Та великая жизнь, тотъ живительный свѣтъ
И все то, чему вѣрить не ты ли, поэтъ—
Мечтатель!—меня научилъ?
Куда я пойду теперь?—теменъ мой путь…
Кличь музу иную,—меня позабудь!
И знай,—появись мнѣ самъ богъ Аполлонъ,
Мнѣ дивный восторгъ его былъ бы смѣшонъ;
Меня, утомленную, царственный богъ
Не могъ бы узнать—и судить бы не могъ!