Желѣзнодорожная семья
[править]Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ VII. Разсказы. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1906.
— Слышали? Жанна выходитъ за старшаго Жако!
— Да неужели?!
— Увѣряю васъ.
— Вотъ ей счастье!
— Незаконнорожденнымъ всегда счастье!
— Ну, положимъ, счастье не особенно велико!
Такъ говорили немногіе, по большей части легкомысленная молодежь.
Но ихъ строго останавливали старшіе:
— Для бѣдной дѣвушки, какъ она, конечно, счастье!
Семья Жако…
— А, извѣстные желѣзнодорожники! — съ уваженіемъ говорили окрестные крестьяне.
Жако — самая зажиточная семья въ округѣ. У нихъ великолѣпный домъ около самаго полотна желѣзной дороги.
Желѣзнодорожная компанія предлагала имъ переѣхать подальше и даже согласна была купить для нихъ небольшую ферму.
Но глава семьи, Жако, съ достоинствомъ отвѣчалъ:
— У всякой семьи есть свои преданія! Мы остаемся здѣсь, гдѣ жилъ нашъ отецъ. Здѣсь умеръ онъ, — здѣсь покоятся части нашихъ тѣлъ!
У Жако десятокъ лошадей, молочная ферма, 200 овецъ, цѣлое стадо свиней. Они выкармливаютъ для продажи пулярокъ. У нихъ хорошій виноградникъ, Жако даютъ деньги взаймы и берутъ хорошіе проценты.
— Семья, какихъ мало! — говоритъ самъ префектъ. — Жако знаютъ всѣ.
Семья Жако состоитъ изъ пяти человѣкъ: старикъ Жако, супруга Жако и трое сыновей. У нихъ у всѣхъ пять ногъ и пять рукъ.
— О, Жако тонко знаютъ свои дѣла! — говорятъ про нихъ съ завистью крестьяне.
— Они идутъ прямымъ путемъ къ богатству!
— Вы увидите, что ихъ внуки будутъ ходить на двухъ ногахъ и ѣсть обѣими руками.
Начало благосостоянію семьи Жако положилъ отецъ стариковъ, Франсуа.
Портретъ этого «истиннаго родоначальника фамиліи» красуется въ парадной комнатѣ дома Жако. Его писалъ одинъ художникъ изъ Парижа, высаженный за неимѣніе билета на ближайшей станціи и никогда не видавшій покойника. На портретѣ изображенъ Макъ-Магонъ съ благороднѣйшимъ выраженіемъ лица. Этимъ портретомъ очень гордятся.
— Таковъ былъ папаша.
— Жизнь его являетъ очень поучительный примѣръ! — говоритъ старикъ Жако.
Онъ былъ страшнѣйшимъ пьяницей.
— Онъ не только не увеличилъ того, что ему досталось, но истратилъ и то, что было! — съ грустью вспоминаютъ про «родоначальника фамиліи».
Въ пьянствѣ онъ не зналъ границъ и мѣры.
Такого пьяницы еще не бывало!
— Онъ продалъ за пятьдесятъ франковъ корову, стоившую двѣсти! — со слезами вспоминаетъ старуха Жако.
— Да! И пропилъ эти деньги! — подтверждаетъ старикъ Жако, разсказывая поучительную исторію своего отца. — За пятьдесятъ франковъ корову, которая стоила по меньшей мѣрѣ, — по меньшей мѣрѣ двѣсти!
Сорокъ два года семья не можетъ забыть о коровѣ. Память о ней живетъ въ третьемъ поколѣніи.
— Но, — тутъ голосъ старика Жако звучитъ торжественно, — своей смертью онъ искупилъ все! Онъ жилъ, какъ великій грѣшникъ, и умеръ, какъ дай Богъ умереть всякому христіанину! Осчастлививъ своихъ дѣтей!
Однажды старикъ Франсуа, по обыкновенію пьяный какъ стелька, переходилъ черезъ рельсы, какъ вдругъ изъ-за крутого поворота вылетѣлъ курьерскій поѣздъ, шедшій изъ Ліона.
Свистъ, отчаянный крикъ, — и на полотнѣ, когда пронесся поѣздъ, лежали двѣ половинки старика Франсуа.
— Онъ былъ разрѣзанъ изумительно! Вдоль и пополамъ! Хоть на вѣсахъ свѣшайте! Двѣ совершенно равныя половинки! Какъ апельсинъ! Даже голова разрѣзана пополамъ! Въ этомъ нельзя было не видѣть знаменія!
За задавленнаго старика желѣзнодорожная компанія должна была заплатить десять тысячъ франковъ.
И старикъ Жако — тогда еще молодой человѣкъ — сказалъ своей женѣ:
— Старуха, надо быть невѣрующимъ, чтобъ не видѣть въ этомъ особаго указанія! Старуха, ты видишь перстъ?
Старуха Жако — тогда еще молодая женщина — затряслась отъ благоговѣнія и прошептала;
— Вижу!
— Старуха, такія чудеса встрѣчаются только въ описаніяхъ жизни святыхъ. Всю жизнь человѣкъ жилъ великимъ грѣшникомъ, а умеръ праведникомъ! Десять тысячъ франковъ! Старуха, намъ указанъ путь къ благосостоянію нашей семьи.
И черезъ недѣлю изъ-подъ колесъ вечерняго курьерскаго поѣзда раздался страшный вопль.
Madame Жако кувыркалась въ крови безъ лѣвой ноги.
«Случившійся» неподалеку Жако бросился въ деревню за фельдшеромъ, тотъ сдѣлалъ перевязку.
И желѣзнодорожная компанія безъ особыхъ споровъ заплатила Жако за отрѣзанную ногу восемь тысячъ франковъ.
— Мы заплатили бы больше, но вѣдь, согласитесь, съ потерей одной, — всего одной ноги, — madame не потеряла полной способности къ труду!
Лѣвая нога madame Жако была погребена въ саду.
Черезъ четыре мѣсяца madame Жако выздоровѣла и очень быстро ходила на деревяжкѣ.
А черезъ четыре мѣсяца и пять дней послѣ несчастнаго случая съ madame Жако по проходѣ вечерняго курьерскаго поѣзда на полотнѣ валялся въ крови, безъ правой ноги, monsieur Жако, крича и проклиная желѣзную дорогу:
— Которая только и дѣлаетъ, что давитъ людей, не давая даже предупредительныхъ свистковъ, что совсѣмъ не по правиламъ!
«Случившаяся» точно такъ же поблизости madame Жако сбѣгала за фельдшеромъ. Фельдшеръ сдѣлалъ перевязку.
Желѣзнодорожная компанія заплатила на этотъ разъ двѣнадцать тысячъ франковъ. И такимъ образомъ установилась такса.
Нога — восемь тысячъ франковъ.
Рука — двѣнадцать тысячъ.
Правую руку monsieur Жако положили подъ тѣмъ же вишневымъ деревомъ, рядомъ съ лѣвой ногой madame Жако.
А черезъ шесть мѣсяцевъ въ землю пошла и правая рука madame.
Жако сказалъ садовнику, которымъ онъ уже успѣлъ обзавестись:
— Вотъ по этой линіи отъ этого дерева вы ничего не садите, кромѣ цвѣтовъ. Никакихъ деревьевъ, никакихъ кустовъ. Это мѣсто намъ понадобится!
Дѣти Жако подрастали, и когда достигали совершеннолѣтія, «части ихъ тѣлъ», какъ называлъ Жако, укладывались на лужайкѣ.
Часто старики Жако, ковыляя вечеромъ въ саду на костыляхъ, заводили споръ по поводу маленькихъ холмиковъ, покрытыхъ цвѣтами.
— Здѣсь лежитъ лѣвая нога Жака!
— Ну, вотъ еще! Тутъ правая нога Пьера. Жакова нога дальше! Жакова нога была ужъ позднѣе даже Жозефовой руки!
— Ты правъ! А вотъ тутъ моя рука! Но гдѣ же Пьеровы пальцы?
Пальцы — это было уже усовершенствованіе въ дѣлѣ, выдуманное старикомъ Жако.
На первый разъ Пьеру удалось удивительно ловко выскочить изъ-подъ поѣзда. Ему отрѣзало только три пальца на правой рукѣ.
Только шесть мѣсяцевъ спустя онъ попалъ такъ несчастно, что ему ужъ совсѣмъ отрѣзало начисто руку.
Желѣзнодорожная компанія сначала заплатила три тысячи франковъ «за частичное лишеніе способности къ труду», а потомъ уже двѣнадцать тысячъ за полное лишеніе правой руки.
Такимъ образомъ рука принесла пятнадцать тысячъ франковъ.
Но, къ сожалѣнію, Пьеръ былъ младшимъ сыномъ, и удачная мысль пришла въ голову слишкомъ поздно.
Въ общемъ, практикой была выработана такая система.
Жако «рѣзались» накрестъ: правая рука и лѣвая нога.
— Это необходимо для правильной циркуляціи крови, — объяснялъ старикъ Жако, — этимъ избѣгается односторонность!
И добрый деревенскій врачъ поддакивалъ:
— Совершенно вѣрно! Конечно, съ медицинской точки зрѣнія это все-таки лучше!
Жако отлично знали, и когда онъ являлся въ желѣзнодорожную компанію за вознагражденіемъ за увѣчье, тамъ посмѣивались:
— Ну, monsieur Жако, не найдется ли у васъ еще лишней ноги?
На что Жако отвѣчалъ строго:
— Надъ чужими несчастіями, сударь, не смѣются. Это запрещаетъ Господь.
Итакъ, въ деревнѣ прошелъ слухъ, что Жанна, безприданница Жанна, незаконнорожденная Жанна выходитъ за Жозефа, старшаго сына Жака.
Жанна была красивая и здоровая дѣвушка, — кровь съ молокомъ.
— Главное, что здоровая! — съ любовью говорила о ней старуха. — Для насъ это самое важное!
Замужество Жанны вызвало массу толковъ.
— За самаго богатаго жениха въ селѣ! Везетъ этимъ незаконнорожденнымъ.
— Ну, не велико счастіе! — фыркала молодежь.
Но Анатоль Жофруа, служившій въ солдатахъ и имѣющій даже политическія убѣжденія, остановилъ недовольныхъ:
— Желѣзная дорога и все прочее есть не что иное, какъ цивилизація. Цивилизація существуетъ для блага общаго. Должны же, чортъ возьми, и мы пользоваться какими-нибудь благами отъ цивилизаціи! Буржуа летитъ въ курьерскомъ поѣздѣ! Должно же что-нибудь перепасть и на долю бѣдняка, домъ котораго осыпаютъ искрами и обдаютъ дымомъ. Вѣдь не для однихъ же богатыхъ, чортъ побери, существуютъ желѣзныя дороги! Надо и бѣдняку пріобщить себя къ благамъ цивилизаціи!
Послѣ этого всякіе разговоры стихли.
— Жофруа правъ! Это человѣкъ съ политическими взглядами!
Свадьбу справили сейчасъ же послѣ Рождества. И справили съ пышностью.
Вся семья Жако, разодѣтая по-праздничному, ковыляла на деревяжкахъ, и только одна Жанна шла двумя ногами и утирала слезы двумя руками.
По окончаніи вѣнчанія кюре обратился къ Жаннѣ съ проповѣдью на тему «довольствуйтесь малымъ».
— Жанна, — сказалъ онъ, — вы бѣдная дѣвушка, и Небу угодно было взыскать васъ за вашу бѣдность и за вашу чистоту, невзирая даже на ваше грѣшное происхожденіе. Вы зачаты вѣдь въ грѣхѣ, Жанна! Но Небу угодно было не обратить вниманія на это. Вы входите, Жанна, въ самую почтенную и самую состоятельную семью нашего прихода. Постарайтесь быть достойной ея, Жанна. Вы будете жить въ богатствѣ, но никогда не забывайте правила: довольствуйтесь малымъ. Блестящій примѣръ этого вы видите въ той семьѣ, въ которую вы нынѣ вступаете, Жанна. Вся семья Жако всегда въ скромности своей довольствовалась меньшимъ, чѣмъ довольствуемся мы, прочіе грѣшные люди. Они довольствуются всего одной ногой и всего одной рукой! Вотъ примѣръ довольства малымъ! И Небо невидимо награждаетъ ихъ. Посмотрите на ихъ виноградники, на ихъ сады, на ихъ стада — и умилитесь! Такъ награждается, дѣти мои, скромность, такъ награждается довольство малымъ!
Глубоко тронутый, старикъ Жако даже прослезился, слушая проповѣдь, и по окончаніи подковылялъ къ кюре на своей деревяжкѣ:
— Вы отлично говорили! Даже меня прошибла слеза, а я видалъ виды, — согласитесь! Вотъ вамъ, кромѣ условленнаго за вѣнчаніе, еще сто франковъ. Украшайте церковь. Благодарю васъ за то, что вы внушаете добрыя мысли молодежи!
Свадебный столъ отличался изобиліемъ, и когда молодая взялась за ложку, старикъ Жако всталъ и торжественнымъ голосомъ, при общихъ одобреніяхъ, сказалъ:
— Эге! Возьми-ка ложку въ лѣвую руку, моя милая Жанна! Въ лѣвую! Семья крѣпка преданіями! А въ семьѣ, куда ты входишь, дитя мое, всѣ ѣдятъ лѣвой рукой — за неимѣніемъ правой!
Гости закричали «ура», а старуха Жако со слезами обняла Жанну и, прижимая ее лѣвой рукой къ сердцу, сказала:
— Привыкай ѣсть лѣвой рукой, дитя мое! Это твой первый опытъ!
У Жанны, похолодѣло сердце.
Жаннѣ жилось великолѣпно.
Она отлично ѣла, прекрасно работала, и единственное — что на нее покрикивали:
— Жанна, не работай правой рукой! Правая тебѣ ни къ чему! Пріучайся все дѣлать лѣвой!
И на нее смотрѣли съ любовью.
— Ты бы подвязала Жаннѣ правую руку, — говорилъ женѣ старикъ Жако, — скоро время.
Старуха Жако ласково прибинтовывала Жаннѣ правую руку:
— Зачѣмъ тебѣ она? Ты посмотри, какъ безъ нея удобно! Легко! Ничего лишняго! Дай я тебѣ подвяжу, чтобъ эта дрянь не болталась!
И она цѣловала Жанну.
— Готовься, готовься, дитя мое! Ты скоро принесешь приданое своему мужу! двѣнадцать тысячъ франковъ!
Жанна вздыхала:
— Маменька, разбинтуйте! Я чувствую какую-то неловкость въ правой рукѣ. Разбинтуйте!
И вся семья съ радостью восклицала:
— Не долго ужъ, не долго потерпѣть, Жанночка! Вотъ ты ужъ и сама чувствуешь, что она тебѣ мѣшаетъ!
Настала весна, и старикъ Жако сказалъ однажды, съ любовью глядя на руки и ноги Жанны:
— Пора ужъ у Жанночки обстричь купончикъ!
Жанна зарыдала и кинулась въ ноги старикамъ:
— Я буду работать, сколько угодно! Я буду работать за двоихъ, за всѣхъ! Не трогайте меня!
Но старикъ нахмурился:
— Вотъ еще глупости! Что мы за милліонеры такіе, чтобъ имѣть по двѣ руки и по двѣ ноги?! Прихоть не по карману! Мы люди бѣдные, — впору имѣть необходимое. А роскоши заводить не къ чему!
— Будемъ благоразумны, — сказалъ ей мужъ, лаская Жанну лѣвой рукой, — будемъ благоразумны, моя жизнь, мое счастье! Вѣдь должна же ты принести мнѣ приданое? Не такъ ли? Ну, что за охота, чтобы вся деревня говорила про тебя, что ты безприданница? Я не хочу, чтобы о моей женѣ говорили дурно!
— Да и, наконецъ, это безобразіе! — протестовали младшіе братья. — Вся семья обходится деревяжками, — съ какой же стати она одна будетъ отпускать себѣ руки и ноги?! Если такъ, мы тоже женимся и тоже не позволимъ трогать нашихъ женъ! Хороша будетъ семья! Рукастая! Ногастая! Куда ни плюнь, вездѣ торчитъ рука или нога! Тфу!
— Даже непріятно смотрѣть! Висятъ лишнія вещи! — поддакивалъ отецъ.
А мать, обнимая Жанну, уговаривала:
— Ты себѣ представить не можешь, Жанночка, какая это прелесть безъ руки, безъ ноги! Какое облегченіе! Ложишься въ постель — словно безплотный духъ! Ничего не чувствуешь! Одинъ воздухъ! Ахъ, какъ хорошо!
Жанна плакала, и на семейномъ совѣтѣ было рѣшено:
— Пусть лѣто съ рукой проведетъ! Пусть пощеголяетъ! Женщина молоденькая! Пусть пофрантитъ! Кстати не рабочее время. Но осенью…
Сентябрь забрызгалъ мелкимъ дождемъ, и однажды, когда всѣ сѣли за обѣдъ и Жанна взялась за ложку, свекровь остановила ее съ нѣжностью:
— Для тебя, Жанночка, приготовлено особо! Получше!
И поставила на столъ жареную баранью ногу.
— Теперь тебѣ надо кушать получше! Эти двѣ недѣли!
У Жанны затряслись руки и ноги.
Никогда Жаннѣ не снилось, чтобы въ людяхъ было столько нѣжности.
Вся семья ходила поутру на цыпочкахъ:
— Тсъ! Жанна спитъ! Жаннѣ нужно теперь набираться силъ!
Обѣдъ Жаннѣ вызывалъ горячіе споры.
— Баранины ей! Баранины! — говорилъ старикъ Жако. — Что за бѣда! Прирѣзать еще барана!
— Супъ изъ бычачьихъ хвостовъ — очень-очень питательная вещь!
— Гусь хорошо помогаетъ женщинамъ!
— Дайте ей гуся! Молока! Яицъ! Масла!
Оставаясь одна, Жанна цѣловала свою правую руку.
Какъ нарочно, безъ работы, рука стала такой бѣлой, нѣжной и красивой. Сквозь тонкую кожу просвѣчивали голубенькія жилки. Жанна припадала къ ней со слезами и цѣловала, цѣловала, цѣловала свою руку.
Голова у нея шла кругомъ, и иногда у Жанны являлась безумная мысль:
«Взять ножъ и самой отрѣзать себѣ руку. Самой! И бросить ее старикамъ!»
Въ одну изъ такихъ минутъ ее застала старуха Жако. Лицо у Жанны было такое страшное, что старуха поняла ея мысль. Затряслась и поблѣднѣла.
— Что ты думаешь сдѣлать? Не смѣй, не смѣй и думать объ этомъ! Ты насъ разоришь!
Жанна разрыдалась.
— Маменька, да вѣдь какъ больно-то будетъ!
Но старуха съ ласковой улыбкой обняла ее:
— Глупенькая моя! А какъ же рожаютъ-то?
За ужиномъ старикъ Жако съ любовью глядѣлъ на расписаніе поѣздовъ, которое, какъ святыня, въ рамкѣ висѣло на стѣнѣ, и говорилъ, указывая на поѣздъ, подчеркнутый краснымъ карандашомъ:
— Вотъ нашъ поѣздъ!
И однажды, послѣ ужина, старикъ поднялся и сказалъ, взглянувъ на часы:
— Половина девятаго. Жанна, идемъ!
Жанна кинулась на полъ, она хватала всѣхъ Жако за уцѣлѣвшія ноги, за деревяжки, цѣловала ноги, цѣловала деревяжки:
— Ну, подождемъ хоть до пассажирскаго поѣзда! Еще полчаса!
Старикъ Жако отрицательно покачалъ головой:
— У всѣхъ есть свое самолюбіе, дитя мое! Насъ всегда давилъ курьерскій поѣздъ, — зачѣмъ же ложиться подъ какой-то пассажирскій, когда есть курьерскій! Изъ вагоновъ перваго класса, — ты только подумай! Да курьерскій и лучше. Курьерскій пролетаетъ по рукѣ стрѣлой, а пассажирскій, — жди тамъ, пока протащится! Курьерскій — одна прелесть! Коротко и скоро. Ты не успѣешь опомниться, — чикъ, и готово! Какъ ноготь обстричь. Идемъ, Жанна, идемъ!
— Ой-ой-ой! --вопила Жанна. — Хоть пьяною меня напойте!
Но старики расхохотались:
— Ахъ, молодость, молодость! Да вѣдь если отъ тебя будетъ пахнуть абсентомъ, это ужъ будетъ собственная неосторожность!
И старикъ Жако прибавилъ строго:
— И къ тому же, что скажутъ люди? Молодая Жако такъ напивается, что попала подъ поѣздъ! Мы живемъ среди людей и должны считаться съ общественнымъ мнѣніемъ! Ну, идемъ! Довольно глупостей!
И вся семья повела Жанну, похолодѣвшую, трясущуюся, едва державшуюся на ногахъ.
— Такъ помни, дитя мое, — говорила мать, обнимая ее за талью, — тамъ есть такая гайка на внутренней сторонѣ рельса, схватись за нее и держись крѣпче, чтобъ не отнять руку въ нужную минуту! Только держись за гайку, — остальное все само собой!
— Вотъ наше мѣсто, — съ гордостью сказалъ старикъ Жако, свѣтя фонаремъ, — вотъ и гайка. Жанна, ложись, дитя мое.
Старуха слегка подтолкнула еле державшуюся на ногахъ Жанну; та упала.
— Вотъ такъ, вотъ такъ, дитя мое! Дай руку! Вотъ гайка! Схвати пальцами! Держись!
Старуха заботливо оправила и подоткнула платье Жанны, чтобъ его не втянуло въ колеса.
— Слышишь, какъ рельсы загудѣли. Теперь ужъ близко! Близко! Лежи съ Богомъ!
Старуха поцѣловала Жанну и отошла въ сторону отъ полотна.
— Полминуты какихъ-нибудь! Держись, Жанна! — донеслось изъ темноты.
— За гайку держись!
Поднялся дьявольскій шумъ. Изъ-за поворота, словно чортъ съ огненными глазами, сверкая огромными фонарями, вылетѣлъ паровозъ.
Грохотъ, трескъ, свистъ, вопль.
— Человѣка задавили! Человѣка задавили! — закричалъ Жозефъ Жако, кидаясь въ деревню за фельдшеромъ.
Семья Жако бросилась къ рельсамъ, свѣтя фонаремъ, отыскивая, гдѣ Жанна.
Жанна лежала около рельсовъ, бѣлая какъ мѣлъ, съ вытаращенными глазами, съ оскаленными стиснутыми зубами.
— Будьте вы прокляты!.. Прокляты!.. Прокляты!.. — со стономъ крикнула она.
Старуха Жако нагнулась и воскликнула:
— Поздравляю васъ! Какъ нельзя быть лучше! Немного ниже плеча!
А изъ деревни съ фонарями бѣжали ужъ люди.
— У Жако опять несчастье!
— Жанна?
— Она!
— Руку или ногу?
Кровь хлестала изъ Жанны, и она стонала, впадая въ забытье:
— Будьте прокляты… прокляты… прокляты…
— Это она желѣзную дорогу! — пояснилъ старикъ. — Конечно, будь они прокляты! Калѣчатъ людей, даже свистка не даютъ!
Жанна лежала въ сосѣдней комнатѣ на отличной хирургической койкѣ, давно уже заведенной въ домѣ Жако. Около нея хлопотали докторъ и фельдшеръ.
А семья Жако, собравшись въ столовой, чокалась краснымъ виномъ.
На Жозефа сыпались поздравленія.
— Теперь ты можешь позволять себѣ все! — говорилъ со слезами Жако-отецъ. — Я тебѣ разрѣшаю! Безумствуйте, дѣти мои! Наслаждайтесь жизнью! Теперь Жанна можетъ быть въ интересномъ положеніи!
Черезъ два съ половиной года надъ желѣзнодорожной семьей разразилось несчастье.
— Мы потеряли двадцать тысячъ франковъ! — говорила мнѣ Жанна, утирая слезы лѣвой рукой и съ трудомъ стоя на деревяжкѣ.
Она только что встала послѣ «лѣвой ноги» и еще плохо управлялась съ деревяжкой.
— Двадцать тысячъ франковъ! Вы только подумайте!
Черезъ полтора года «послѣ руки» Жанна родила мальчика.
— Прелестный былъ такой бутузъ. Вѣрите ли, кровь съ молокомъ.
И старикъ Жако рѣшилъ:
— Надо проучить желѣзнодорожную компанію на этотъ разъ какъ слѣдуетъ!
Мимоходомъ онъ посовѣтовался съ опытнымъ юристомъ:
— Скажите, если ребенку отдавятъ правую ручку, — это дороже стоитъ?
— Конечно же, дороже! — отвѣтилъ опытный юристъ. — Лишенье способности къ труду на всю жизнь! Шутка! Надо съ дѣтства держать инвалидомъ!
И старикъ Жако рѣшилъ:
— Надо заблаговременно позаботиться о малюткѣ!
— Къ тому же, — говорилъ онъ дома, — это лучше, если ребенокъ вырастетъ безъ правой руки. Онъ затѣмъ не чувствуетъ никакого лишенія. Онъ даже не знаетъ, что такое правая рука!
Всѣ съ нимъ согласились.
И когда младенцу исполнился годъ, насталъ торжественный день!
Съ утра вся семья была въ радужномъ настроеніи:
— Сегодня маленькій Жако сдѣлаетъ свое дѣло!
— Такой маленькій — и ужъ заработаетъ двадцать тысячъ франковъ по меньшей мѣрѣ! — шутилъ дѣдушка. — Молодецъ, Жако! Настоящій Жако!
— И это, не считая ножки! — съ гордостью говорила счастливая мать. — Ножкой опъ потомъ еще заработаетъ!
И всѣ цѣловали маленькаго коропуза, который, лежа въ чистенькой кроваткѣ, игралъ купонами: ручками и ножками.
— А не обрѣзать ли намъ ему всѣ четыре купончика?! — весело подмигивалъ дѣдъ. — Пусть грабитъ компанію! А?
Вся семья понесла маленькаго Жако «на мѣсто».
Младенчикъ улыбался и смотрѣлъ весело своими глазенками.
— Молодчина!
Маленькаго Жако уложили на мѣсто, мать расцѣловала его въ обѣ пухлыя щечки и пригрозила пальчикомъ, чтобъ лежалъ смирно.
Рельсы гудѣли уже, стонали, дрожали.
Всѣ отошли въ сторону отъ полотна.
Но, оставшись одинъ, маленькій Жако забарахтался ручками и ножками, сталъ на четвереньки и взлѣзъ верхомъ на рельсъ.
Изъ-за поворота съ громомъ вылетѣлъ паровозъ курьерскаго поѣзда…
— Пополамъ ангельчика! — разсказывала мнѣ Жанна. — Умилительно было смотрѣть! Пополамъ! Какъ арбузикъ! Сверху бѣленькій, а въ середкѣ весь красненькій. А кругомъ кишочки, кишочки! Гарнирчикомъ! Красота!
И ничего за младенца не дали.
— Свинство! — выругался старикъ Жако. — За купонъ деньги, а за цѣлую акцію ничего!