Желтый вопрос (Мечников)/ДО

Желтый вопрос
авторъ Лев Ильич Мечников

Опубл.: 1878. Источникъ: az.lib.ru

ЖЕЛТЫЙ ВОПРОСЪ.

I.

Экспансивная европейская цивилизація съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе ломаетъ всѣ перегородки, естественныя и искуственныя, такъ недавно дѣлившія родъ людской на строго-обособленныя и совершенно замкнутыя одна для другой группы. Экспансивностью этою, къ сожалѣнію, руководятъ не человѣколюбивыя стремленія, не чистые помыслы о благѣ всѣхъ, а хищническіе, корыстолюбивые инстинкты, торговые и политическіе. Оттого самая великая цивилизаціонная задача нашего времени: фактическое объединеніе рода человѣческаго, пріобщеніе къ культурной жизни сотенъ мы діодовъ такъ-назывяемыхъ низшихъ расъ, — является обставленной въ дѣйствительности множествомъ отталкивающихъ, безобразныхъ подробностей вродѣ безчеловѣчныхъ войнъ предпріимчивыхъ американцевъ съ краснокожими, вродѣ охоты англійскихъ поселенцевъ за папуасами въ Австраліи и т. п. Новѣйшая исторія культуры показываетъ, что даже выдающіеся представители нашей современной цивилизаціи не отличаются брезгливостью. Въ самыхъ передовыхъ представителяхъ европейской цивилизаціи, при безпристрастной оцѣнкѣ ихъ колективной, огульной дѣятельности, обнаруживается еще слишкомъ примѣтная полу-вярварекяя, почти людоѣдская закваска, требующая безпощаднаго обличенія, свидѣтельствующая несомнѣнно о томъ, что цивилизація эта, по меньшей вѣрѣ, настолько-же нуждается еще и въ качественномъ улучшеніи, какъ и въ количественномъ расширеніи своего района. Дило добросовѣстнаго изслѣдователя — не умалчивать объ этихъ безобразныхъ подробностяхъ, не скользить снисходительно по нимъ, не оправдывать ихъ какою-то будто бы высшею провиденціальною необходимостью; но въ то-же самое время и не раздувать чрезмѣрно ихъ значенія до того, чтобы онѣ затемняли самую сущность дѣла.

Въ высшей степени желательно, чтобы великія дѣла дѣлались чистыми руками, чтобы между цивилизаціею и варварствомъ положена была рѣзкая грань не однѣми только внѣшними привычками и покроемъ одежды цивилизаторовъ. Но какъ-же быть? носителями просвѣщенія въ отдаленные края до сихъ поръ являются не кабинетные мыслители, а всякаго рода искатели приключеній, которые загоняются въ азіятскія, африканскія и всякія иныя трущобы жаждою наживы, сознаніемъ своей силы противъ безпомощныхъ дикарей и беззастѣнчивою рѣшимостью пользоваться и злоупотреблять своими преимуществами во что-бы то ни стало. Но и опираясь на такія неблаговидныя побужденія, дѣло объединенія рода человѣческаго западно-европейскою цивилизаціей подвигается впередъ за послѣднія двадцать или тридцать лѣтъ гигантскими шагами, со всею быстротою улучшенныхъ пароходныхъ сообщеній, желѣзныхъ дорогъ и телеграфовъ. Замкнутости, косности во всѣхъ частяхъ земли наносятся самые чувствительные удары. Выработанные тысячелѣтіями устои всемірной культурной жизни расшатываются, гніютъ и рушатся на нашихъ глазахъ. Отдаленнѣйшіе народы Стараго и Новаго Свѣта приходятъ въ тѣснѣйшее соприкосновеніе другъ съ другомъ, приводящее къ самымъ разностороннимъ и неожиданнымъ послѣдствіямъ. Возникаетъ броженіе, грозящее всеобщею перетасовкою основныхъ элементовъ культурнаго быта. На крайнемъ азіятскомъ Востокѣ завязывается упорная и рѣшительная борьба между европейскою иниціативностью и монгольскою косностью, которой вѣковѣчнымъ оплотомъ служилъ Китай съ своимъ 400-миліоннымъ населеніемъ, съ своей давно сгнившею, нѣкогда величественною цивилизаціею.

«Во второй половинѣ девятнадцатаго столѣтія, писалъ уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ ученый изслѣдователь нашихъ азіятскихъ окраинъ, г. Венюковъ (см. его предисловіе къ „Описанію Японскаго архипелага“), — нѣтъ болѣе важнаго по своимъ послѣдствіямъ, болѣе всеобъемлющаго историческаго событія, какъ пріобщеніе судебъ азіятскаго Востока къ судьбамъ европейскаго Запада». Мнѣніе это кажется намъ нисколько не преувеличеннымъ, а потому мы и рѣшаемся обратить вниманіе читателя на этотъ проклятый желтый или китайскій вопросъ, который возникъ еще такъ недавно, но успѣлъ уже взволновать собою Америку и Европу, успѣлъ глубоко затронуть многія, не только политическія, но и экономическія стороны нашего быта, и который только въ одной Россіи не удостоился еще должнаго вниманія читающей публики, увѣренной, можетъ быть, что она изъ фантастическихъ очерковъ Гепворта Диксона «борьбы расъ въ Америкѣ» пріобрѣла уже всѣ нужныя ей свѣденія объ этомъ предметѣ. Но увы! дѣло идетъ уже не о той конкуренціи, которую китайскіе ремесленники дѣлаютъ ирландскимъ и нѣмецкимъ эмигрантамъ въ Калифорніи, Невадѣ и другихъ западныхъ штатахъ. Частный вопросъ о переселеніи китайскихъ рабочихъ въ Европу ужо "оставленъ во Франціи. На конгресѣ оріенталистовъ, имѣющемъ собраться въ концѣ текущаго августа въ ЛІопѣ, вопросъ этотъ будетъ обсуждаться въ очень практической формѣ представителями мѣстной олигархіи, которая съ оріенталистическою премудростью имѣетъ общаго только то, что она наживается на шелковой торговлѣ и промышленности, черпающей отчасти свое сырье изъ Японіи я Китая. Довольно не трудно предвидѣть то рѣшеніе, которое дадутъ этому вопросу французскіе фабричные тузы, смотрящіе на наводненіе европейскихъ рынковъ дешевыми китайцами, какъ на лучшее средство обуздать столь ненавистную имъ кичливость своихъ мѣстныхъ ремесленниковъ и рабочихъ. Мы не хотимъ разыгрывать роль алармистовъ и придавать этому ліонскому конгресу больше значенія, чѣмъ онъ будетъ его имѣть въ дѣйствительности. Китайцамъ придется преодолѣть еще не мало очень разнообразныхъ препятствій прежде, чѣмъ они могутъ появиться на западно европейскихъ рынкахъ и разыграть тамъ ту роль, которую они ужо упрочили за собою въ Америкѣ, несмотря на стѣснительныя постановленія калифорнскаго сената, а теперь даже и вашингтонскаго конгреса. Однакожь, первое предостереженіе уже дано, и читатель самъ легко можетъ усмотрѣть, какими потрясеніями грозить Европѣ исполненіе угрозы ліонскихъ капиталистовъ.

Впрочемъ, въ нашихъ глазахъ вопросъ объ эмиграціи китайскихъ работниковъ въ Америку или даже въ Европу является только одною изъ сторонъ того общаго культурно-историческаго вопроса, который ужо поставленъ ребронъ между Европою я Китаемъ. «Будетъ-ли Китай проглоченъ Европою, или-же здѣсь въ первый разъ западной цивилизаціи придется отступить передъ азіятскою косностью?» спрашиваетъ французскій дипломатъ г. Рошшуаръ, прожившій десять лѣтъ посланникомъ въ Пекинѣ (см. его «Pékin et l’intérieur de la Chine»). Фактическій отвѣтъ на этотъ вопросъ, справедливо замѣчаетъ онъ, — долженъ воспослѣдовать въ близкомъ будущемъ.

Итакъ, классическій Китай съ своимъ неисчислимымъ народонаселеніемъ, съ своею архаическою государственностью, двинулся, какъ допотопный мастодонтъ, какимъ-то чудомъ сохранившій внѣшніе остатки жизненности подъ мертвенной, ледяной корою, втеченіи долгихъ вѣковъ покрывавшею трупъ его давно отжившаго величія. Мы, русскіе, своею промышленною отсталостью огражденные отъ опасности видѣть паши рабочіе рынки переполненными тысячами дешевыхъ китайскихъ рукъ, можемъ отнестись только съ дилетантскимъ сочувствіемъ къ вопросу о китайской эмиграціи, заживо задѣвающему самые коренные интересы промышленныхъ націй. Но мы не можемъ оставаться пассивными зрителями того состязанія, которое уже началось между Китаемъ и западною цивилизаціею. Мы такъ много уже говорили о своемъ призваніи служить посредниками, связующимъ звеномъ между западною цивилизаціею и Востокомъ. Мы уже знаемъ, что пассивныя услуги въ культурной борьбѣ цѣнятся очень мало. Мы однажды ужо вынесли на своихъ плечахъ тяжелые вѣка рабства, которыми оградили Европу отъ монгольскаго нашествія, какъ Испанія на дальнемъ Западѣ оградила ее, съ великимъ ущербомъ для себя, отъ нашествія мавровъ; а много-ли Испанія и Россія пріобрѣли себѣ этимъ правъ на почетное мѣсто въ ряду передовыхъ культурныхъ народовъ? Пои всякомъ столкновеніи Востока съ Западомъ мы фатально осуждены играть неблаговидную роль жертвъ до тѣхъ поръ, пока не научимся быть сознательными и дѣятельными бойцами за культуру. А научились-ли мы? Выработали: ти себѣ какое-нибудь опредѣленное отношеніе къ разыгрывающейся въ непосредственномъ нашемъ сосѣдствѣ великой міровой драмѣ?

Почему-то у насъ сильно укоренилось "пѣніе, будто роковой ношъ врагъ, упорно препятствующій намъ въ исполненія нашего культурно-историческаго призванія на Востокѣ вообще, есть Англія, ревниво слѣдящая за нашими успѣхами; что вѣковое соперничество это никоимъ образомъ не можетъ быть ни обойдено, ни устранено, по крайней мѣрѣ, до тѣхъ поръ, пока мы не встрѣтимся съ этимъ, неустанно преслѣдующимъ будто-бы насъ врагомъ на Гивду-Кушѣ. Крайне интересный вопросъ этотъ прикрытъ до сихъ поръ такою непроницаемою завѣсою дипломатическихъ хитросплетеній, что мы почтительно обойдемъ его и постараемся только уяснить себѣ, насколько это возможно для непосвященнаго въ дипломатическія тайны профана, каковъ долженъ быть нашъ основный политическій интересъ по отношенію къ самому могущественному изъ нашихъ азіятскихъ сосѣдей, т. е. къ Китаю? Уясненіемъ этого капитальнаго пункта весьма естественно долженъ-бы опредѣлиться и весь дальнѣйшій строи нашей политики на крайнемъ Востокѣ, какъ относительно туземныхъ государствъ, такъ точно и относительно тѣхъ европейскихъ пришельцевъ, которые съумѣли подчинить эти государства своему вліянію. Такимъ образомъ, обнаружится все то, что есть рокового и неизбѣжнаго въ нашемъ соперничествѣ съ Англіею въ Китаѣ и сосѣднихъ съ нимъ земляхъ. Въ этомъ отношеніи прекраснымъ руководствомъ намъ можетъ послужить небольшая книга уже помянутаго выше г. Венюкова «Очерки Китая» и въ особенности ея первая глава: «Составъ населенія Китая», разработанная на основаніи новѣйшихъ и достовѣрнѣйшихъ иностранныхъ, преимущественно англійскихъ и французскихъ, источниковъ. Книга эта, какъ изданная въ 1874 г., нуждается только въ очень немногихъ и незначительныхъ пополненіяхъ. Отдавая полную справедливость разностороннему и добросовѣстному изученію ея авторомъ большей части затрогиваемыхъ имъ вопросовъ, мы, однакожъ, приходимъ въ большей части случаевъ къ выводамъ и заключеніямъ, даже діаметрально противоположнымъ тѣмъ, которые дѣлаетъ самъ авторъ; а потому, если-бы наши обобщенія показались читателямъ ошибочными, то отвѣтственность за это всецѣло должна падать на насъ, а не на ученаго изслѣдователя, собравшаго на немногихъ страницахъ очень цѣнный и многочисленный запасъ фактовъ.

Мы всегда полагали, что Китай, оставаясь при своей косности и застоѣ, неизбѣжно тормозитъ и наше собственное, не только политическое, но даже гражданское развитіе, заражаетъ насъ своими міазмами и дѣлаетъ насъ соучастниками, сообщниками своего гніенія. Такъ какъ у Россіи въ Серединномъ царствѣ не имѣется никакихъ спеціальныхъ интересовъ, такъ-какъ даже торговля наша съ Китаемъ, о которой мы ниже поговоримъ нѣсколько обстоятельнѣе, всегда была крайне ничтожною и не заслуживала особенно нѣжной заботливости о себѣ русскаго народа и правительства, то главною и руководящею мыслію нашей политики въ Китаѣ должна была-бы быть забота о томъ, чтобы въ этомъ классическомъ царствѣ чиновничьяго произвола и мракобѣсія пробудить возрожденіе гражданственности и государственности, которою Китай былъ безспорно силенъ во время оно, когда онъ своимъ дисциплинирующимъ вліяніемъ умѣлъ еще объединять и укрощать разношерстныя племена, входящія въ составъ народонаселенія Небесной имперіи. Г. Вепюковъ подсказываетъ намъ, что масса инородческихъ племенъ Китая принадлежитъ къ той группѣ, которую Максъ Мюллеръ, нѣсколько неудачно, по нашему мнѣнію, окрестилъ прозвищемъ туранской расы, за которою по преимуществу признается репутація народовъ-разрушителей. Китайская цивилизація потому и была всегда такъ исключительна, такъ одностороння и такъ безчеловѣчна, что она имѣла своимъ назначеніемъ водворять порядокъ въ мѣстности, крайне невыгодно обставленной съ точки зрѣнія физическихъ условій и подверженной нападеніямъ всякаго рода кочевниковъ и хищниковъ. Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что было время, когда она удовлетворяла этому своему назначенію, и въ этомъ смыслѣ Кюстинъ былъ совершенно правъ, говоря, что Китай имѣетъ въ своемъ прошломъ болѣе заслугъ передъ человѣчествомъ и культурою, чѣмъ Россія. Съ обще-исторической точки зрѣнія совершенно не имѣетъ никакого значенія то, что китайцы прежде европейцевъ знали, напримѣръ, порохъ, компасъ и даже книгопечатаніе, такъ-какъ изъ всего этого оли не съумѣли выработать рѣшительно ничего замѣчательнаго. Но ихъ умѣніе создать культурную жизнь въ недоступныхъ для европейцевъ трущобахъ и пріурочить къ этой жизни сотни миліоновъ азіятскаго народонаселенія, которое безъ нихъ разлилось-бы бурнымъ и неудержимымъ потокомъ по всей Европѣ, — одно это дяетъ имъ неотъемлемыя права на добрую память въ исторіи. Мы не станемъ вдаваться здѣсь въ историческія изслѣдованія о томъ, съ которыхъ поръ и вслѣдствіе какихъ невѣдомыхъ намъ переворотовъ Китай утратилъ свою способность удовлетворять своему историческому призванію, т. е. впалъ въ то состояніе разложенія и застоя, въ которомъ мы застаемъ его уже съ конца прошлаго столѣтія. Дѣло въ томъ только, что китайское правительство давно уже изжилось, впало въ дѣтство и не отвѣчаетъ на самыя законныя требованія своихъ многочисленныхъ и разнородныхъ подданныхъ, Народы собственно Китая страждутъ отъ чиновничьяго разбоя и общаго государственнаго отупѣнія несомнѣнно не менѣе, чѣмъ кичливыя туранскія племена; какъ мы впослѣдствіи увидимъ, они даже протестуютъ противъ этого отупѣнія и разбоя не менѣе энергическимъ образомъ; но только протестъ ихъ, весьма естественно, отливается въ нѣсколько иныя, не столь замѣтныя извнѣ формы. Такимъ образомъ уже съ прошлаго столѣтія мы видимъ на сосѣднихъ съ нами западныхъ окраинахъ Китая постоянныя возстанія воинственныхъ туранцевъ, угрожающія гибелью не одному только Серединному царству, но и заставляющія насъ самихъ принять дѣятельныя, т. е. военныя мѣры къ охраненію собственныхъ своихъ предѣловъ.

«Если позволительно сдѣлать сближеніе, говоритъ г. Веяюковъ въ подстрочномъ примѣчаніи къ стр. 24 вышепомянутыхъ своихъ „Очерковъ“, — то Россіи слѣдуетъ опасаться именно тѣхъ-же враговъ, тѣмъ болѣе, что они въ нашихъ предѣлахъ исповѣдуютъ мусульманскую вѣру и всегда будутъ находиться подъ скрытымъ вліяніемъ Константинополя, а вскорѣ, конечно, и Калькуты. Самое поступательное движеніе наше въ басейнѣ Аральскаго моря только увеличиваетъ эту опасность, ибо сближаетъ ненадежныхъ туранскикъ нашихъ подданныхъ съ главными руководителями всѣхъ враждебныхъ намъ предпріятій».

Признаемся, мы не совсѣмъ ясно понимаемъ, причемъ тутъ Константинополь и даже Калькута? Г. Венюковъ впадаетъ въ общую слабость всѣхъ русскихъ политикановъ по отношенію къ Востоку: вмѣсто того, чтобы указать намъ точно и опредѣлительно, въ чемъ именно должна заключаться роль Россіи на китайскомъ Востокѣ и гдѣ начинается ея будто бы роковое соперничество съ Англіею, онъ принимаетъ существованіе этого соперничества за какую-то элементарную этнографическую данную, а это еще болѣе усложняетъ вопросъ.

До сихъ поръ вполнѣ ясно и опредѣлительно усматривается только одно: на обширныхъ предѣлахъ, смежныхъ съ Китаемъ и Россіей", живутъ многочисленныя племена народовъ-разрушителей. Добро-бы они угрожали одному только Китаю, «но, говоритъ г. Веяюковъ на стр. 30 тѣхъ-же самыхъ „Очерковъ“, — варвары средней Азіи стоятъ лицомъ къ лицу не только къ Китаю, а и къ Россіи. Дорога за Уралъ имъ такъ-же извѣстна, какъ дорога за Великую Стѣну. Притомъ Россія имѣетъ въ предѣлахъ своихъ множество соплеменниковъ ихъ, на которыхъ могутъ отражаться (и нерѣдко отражаются) всѣ волненія ихъ… Интересы Россіи по отношенію къ средней Азіи, слѣдовательно, тождественны съ интересами Китая… Здѣсь можно еще прибавить, что исключительное обладаніе безпокойнымъ и непроизводительнымъ среднеазіятскимъ міромъ со стороны одной изъ этихъ державъ было-бы величайшимъ несчастіемъ именно для этой державы, ибо возложило бы на нее одну ту обязанность, которую едва выполняютъ двѣ, соединенными силами».

Это очень понятно. Если-бы нашимъ азіятскимъ сосѣдомъ былобы не гніющее Серединное царство, а какое-нибудь живое, прогресивное государство, способное удовлетворять нуждамъ и требованіямъ своихъ подданныхъ, то Россія избавилась-бы отъ тяжелой необходимости, тотчасъ по завоеваніи Кавказа, стоившаго папъ такъ много крови и жертвъ, открывать въ своемъ государственномъ организмѣ новую безконечную и еще болѣе больную фонтанель въ видѣ среднеазіатскихъ походовъ и завоеваній. Пріобрѣтеніе этихъ владѣній, по справедливому замѣчанію г. Вепюкова, будетъ для насъ величайшимъ несчастіемъ, и никакія илюзіи на этотъ счетъ невозможны, послѣ того, какъ мы видѣли, что даже пріобрѣтеніе щедро одареннаго природою Кавказа не вознаграждаетъ за издержки и разнаго рода невзгоды, которыми ламъ досталась эта богатая територія. При вашей классической неспособности къ правильной эксплоатаціи естественныхъ ресурсовъ страны, наше поступательное движеніе въ среднеазіятскія трущобы не можетъ никому представляться иначе, какъ въ видѣ тяжелой жертвы, на которую Россія осуждена за то, что ея самый мощный азіятскій сосѣдъ, т. е. Китай, точно также какъ и Персія и Турція, находится въ состояніи косности и гніенія и неспособенъ сдерживать тѣ полуварварскіе народы, сосѣдство которыхъ не можетъ быть терпимо на границахъ благоустроенныхъ государствъ, Насколько тяжела для насъ эта жертва — объ этомъ нечего и говорить. Ташкентъ до сихъ поръ беретъ изъ нашей не слишкомъ обильной казны 4,000.000 р. сер., но это еще едва-ли не меньшее изъ всѣхъ золъ. Если бы и можно было примириться съ экономическими жертвами, которыхъ неизбѣжно потребуетъ отъ насъ приведеніе въ покорность среднеазіатскихъ полу варваровъ, то включеніе такихъ неблагонадежныхъ элементовъ въ русскую національность представляетъ еще множество другихъ черныхъ сторонъ, которыя читатель легко можетъ угадать, а перечислять которыя было-бы слишкомъ длинно. Государство всегда выражаетъ, такъ-сказать, средній пропорціональный уровень развитія всѣхъ входящихъ въ его составъ элементовъ; вслѣдствіе этого, включеніе въ его предѣлы всякаго рода полуварваровъ и полудикарей повсюду ведетъ къ нѣкоторому пониженію уровня гражданственности. Но такія пріобрѣтенія всего опаснѣе для насъ, русскихъ, уже много разъ доказавшихъ свою блестящую неспособность подчинять низшія племена своему культурному вліянію. Въ Сибири, которою мы владѣемъ триста лѣтъ, мы сами то олкутались, то обурятились, то отунгузились; якутовъ-же не научили ничему, кромѣ игры въ козырдашъ, а когда-то славившихся своими золочеными доспѣхами и своимъ мужествомъ и сметливостью тунгузовъ довели чуть-что не до полнаго варварства. При замѣчательно мирномъ настроеніи сибирскихъ инородцевъ, мы все-таки завели въ этой обширной странѣ чуть не 70 военныхъ заводовъ, прежде чѣмъ повели серьезно рѣчь объ устройствѣ одного сибирскаго университета. Можно было-бы привести сотни такихъ примѣровъ этой замѣчательной особенности нашего національнаго характера, вслѣдствіе которой мы не дѣлимся съ подчиненными вамъ отсталыми народами своими культурными избытками, а сами заимствуемъ отъ нихъ предразсудки и варварскіе обычаи. Но мы отчасти уже сдѣлали это въ другой статьѣ, о «Тайгѣ и тундрахъ Сибири», такъ долго служащихъ поприщемъ нашей цивилизаторской неумѣлости. Пріобрѣтать себѣ дорогою цѣною новыя такія поприща было-бы въ высшей степени керазсчетливо. Слѣдовательно, на наше поступательное движеніе въ средней Азіи иначе и невозможно смотрѣть, какъ на тяжелую жертву, налагаемую на насъ невѣжествомъ и косностью нашихъ азіятскихъ сосѣдей. Такимъ образомъ, коренною задачею нашей политики въ Азіи вообще и по отношенію къ Китаю въ частности должно быть стремленіе создать тамъ, въ сосѣдствѣ нашихъ предѣловъ, благоустроенныя государства, которыя-бы пріурочивали пограничныхъ варваровъ къ осѣдлости и гражданственности, дѣлали-бы ихъ безвредными для насъ самихъ. Всѣ наши спеціальныя задачи на Востокѣ, дальнемъ и близкомъ, постольку представляютъ для насъ существенный интересъ, поскольку онѣ вяжутся съ этою основною задачею. Всѣ наши соперничества въ Азіи съ англичанами и другими европейскими народами настолько реальны, насколько народы эти окажутся существенно заинтересованными въ сохраненіи косности и застоя у нашихъ сосѣдей.

Г. Венюковъ правильно указываетъ, что у насъ съ Китаемъ общіе враги въ лицѣ тѣхъ туранскихъ племенъ, о которыхъ уже было говорено. Онъ, повидимому, признаетъ, что завоеванія или «поступательное движеніе» русскихъ въ Азіи составляетъ тяжелую обузу, которая слишкомъ ощутительнымъ бременемъ ложится на наше экономическое и гражданское развитіе. Изъ приводимыхъ имъ фактовъ становится ясно, какъ божій день, что для насъ было-бы крайне выгодно предоставить Китаю въ вѣчное я потомственное владѣніе эти племена, подъ условіемъ только, чтобы Китай пріурочилъ ихъ къ гражданственности. Насколько осуществится этотъ идеалъ, настолько облегчится нашъ государственный бюджетъ, настолько-же представится возможности ослабить военныя и вообще репресивныя функціи нашего политическаго строя. Но г. Венюковъ нѣсколько торопливо, до нашему мнѣнію, выводитъ изъ этого мнимое тождество политическихъ интересовъ Россіи и Китая. Солидарность эта слишкомъ мало заманчива для насъ и можетъ быть принята не иначе, какъ съ очень существенными оговорками.

Для насъ безспорно необходимо, чтобы за нашими азіятскими границами устроилась культурная жизнь, гражданственность и порядокъ. Но въ какой мѣрѣ Китай въ нынѣшнемъ своемъ видѣ способенъ удовлетворить этой нашей потребности? — это еще вопросъ, подлежащій очень тщательному изслѣдованію. Не змѣя въ Китаѣ никакихъ комерческихъ интересовъ, отвлекающихъ отъ главной политической цѣли, можно было-ба предполагать, что Россія, по крайней мѣрѣ, воспользовалась своими вѣковыми уже сношеніями съ нѣкогда замкнутою для другихъ европейцевъ Небесною имперіею для того, чтобы собрать тамъ необходимые матеріалы къ рѣшенію этого вопроса. Къ сожалѣнію, предположенія эти въ дѣйствительности не оправдываются. Мы не намѣрены умалять значенія трудовъ о. Іакинфа, Паладія и нашихъ свѣтскихъ синологовъ, гг. Васильева и Захарова. Но всѣ эти труды отличаются мертвеннымъ лингвистическимъ и археологическимъ направленіемъ и очень мало способны ознакомить насъ съ жизнью народовъ Китая. Нельзя не замѣтить также, что, даже съ спеціальной точки зрѣнія, труды нашихъ синологовъ, долго пользовавшихся неоцѣненными преимуществами передъ всѣми другими европейскими учеными въ Китаѣ, являются ничтожною каплею въ морѣ. Мы уже не говоримъ объ англо-американской литературѣ этого предмета, которая почти ежегодно обогащается весьма капитальными трудами мисіонеровъ, дипломатическихъ чиновниковъ и частныхъ любителей, но даже Франція, неимѣющая въ Серединномъ царствѣ низкихъ существенныхъ интересовъ, ни политическихъ, ни торговыхъ, тѣмъ не менѣе значительно опередила насъ въ дѣлѣ изученія Китая съ всевозможныхъ точекъ зрѣнія. Мы не имѣемъ рѣшительно ни одного имени, которое можно-бы было противопоставить именамъ Ремюза, Клапрота, Потье, Калери, Симона и мы. др. Почтенные отцы нашей духовной миссіи если и изучали Китаи, то какъ-будто чувствовали себя отвѣтственными за всѣ тѣ чудовищныя порожденія, которыми отжившая китайская цивилизація совершенно законно и основательно заслужила себѣ насмѣшки и презрѣніе цѣлаго свѣта. Они, повидимому, ни на минуту не могли допустить, что китайское правительство само по себѣ, а народы, подвластные этому правительству, такіе-же живые люди, какъ и мы грѣшные; что косность и мертвенность не могутъ быть вѣчно обязательны для живыхъ людей ни подъ какими градусами широты, ни подъ какими меридіанами. Въ то время, какъ народы Китая протестовали самыми энергическими мѣрами противъ необузданнаго произвола гнетущей ихъ власти, въ то время, какъ они своими ежечасными бунтами тревожили даже наши предѣлы, а громадную монархію Цинъ (или Дай-Цинъ, имя нынѣ царствующей въ Китаѣ манджурской династіи) ставили по нѣскольку разъ въ одно столѣтіе на край погибели, — насъ старались увѣрить, что Небесная имперія останется и нынѣ столь-же незыблемою и столь-же ненуждающеюся ни въ какихъ измѣненіяхъ, какъ и двѣ или три тысячи лѣтъ тому назадъ. Если мы и узнали, наконецъ, что пресловутая китайская централизаціонно-демократи ческа я монархія не явилась на этотъ свѣтъ внезапно во всеоружіи, какъ уродливая Минерва изъ головы какого-то желтокожаго и косоглазаго Юпитера, что она не оставалась неизмѣнною и неподвижною втеченіи 4,000 лѣтъ, какъ многіе еще утверждаютъ и теперь съ рѣшимостью, достойною лучшей участи, — то этимъ мы обязаны отнюдь не отечественнымъ синологамъ и археологамъ. Китайская цивилизація имѣетъ, безспорно, много своеобразностей, непохожихъ ни на что, встрѣчаемое нами въ другихъ культурахъ; но она подвержена и теперь, какъ всегда была подвержена, дѣйствію общихъ историческихъ законовъ. Условія времени измѣнялись въ этой природою изолированной странѣ несравненно медленнѣе, чѣмъ на европейской почвѣ, гдѣ разнообразіе мѣстныхъ и расовыхъ элементовъ гораздо значительнѣе и гдѣ, вслѣдствіе этого, и историческая жизнь кипѣла всегда съ неизвѣстною въ Азіи интенсивностью. Но и въ Азіи, какъ и въ Европѣ, централизація, доведенная до крайняго предѣла, пришла къ отрицанію самой себя. Сосредоточить управленіе государства съ 400 миліонами подданныхъ въ рукахъ одного «сына неба» — слишкомъ очевидно значитъ довести это государство до состоянія полнѣйшей и безобразнѣйшей анархіи, ибо всевѣденіе, вездѣприсутствіе и всемогущество не въ природѣ человѣка. Создать іерархію чиновниковъ, неподчиненныхъ никакому контролю, предполагаемыхъ недоступными никакимъ человѣческимъ слабостямъ, никакимъ постороннимъ ихъ служебнымъ обязанностямъ побужденіямъ, въ Китаѣ, какъ и вездѣ, значитъ отдать народъ беззащитнымъ на жертву титулованныхъ воровъ и грабителей, а съ этимъ не уживается à la longue никакой народъ, какова-бы ни была ширина его скулъ и цвѣтъ его кожи. Энергическіе англичане или воспріимчивые французы употребили-бы, можетъ быть, нѣсколько мѣсяцевъ на то, чтобы сбросить съ себя это возмутительное ярмо; китайцы-же бьются объ него цѣлыя столѣтія, какъ рыба объ ледъ, и не доходятъ ни до какой удовлетворительной развязки.

Неужели-же г. Венюковъ полагаетъ солидарность Россіи съ Китаемъ въ томъ, что она должна охранять этотъ возмутительный порядокъ дѣлъ или, по крайней мѣрѣ, нравственно и дипломатически поддерживать правительство, неимѣющее силы удержать своихъ подданныхъ отъ грабежа въ сосѣднихъ владѣніяхъ, но систематически подавляющее въ подвластныхъ ему пародахъ все, чѣмъ жизнь бываетъ мила человѣку? Зная просвѣщенные и гуманные взгляды этого автора по многимъ другимъ вопросамъ, мы ни на минуту не сомнѣваемся, что онъ не можетъ желать подобнаго направленія нашей китайской политики. Но, въ такомъ случаѣ, какъ-же объяснить себѣ вышеприведенный его намекъ на вліянія изъ Калькуты, которымъ будто-бя въ скоромъ времени должны будутъ подчиниться тѣ изъ вѣчныхъ инсургентовъ Китая, которые исповѣдуютъ магометанскую вѣру и которые въ особенности интересны для насъ, благодаря своему сосѣдству съ нашими предѣлами? Впрочемъ, г. Венюковъ и еще рѣзче оттѣняетъ свой намекъ на коварство столь ненавистнаго нашимъ дипломатамъ въ Азіи Альбіона. На той-же страницѣ 24, въ особомъ подстрочномъ примѣчаніи, онъ указываетъ, какъ на новую опасность для Россіи, на «приближеніе къ границамъ Китая съ юга опасныхъ соперниковъ, которые, въ лицѣ КлеВва, ясно заявили намѣреніе либо покорить Китай, либо низвести его до степени ничтожества, и которые успѣшно идутъ къ этой цѣли извнѣ».

Да помилуйте, чего-же было-бы лучше, какъ еслибы англичане дѣйствительно вздумали покорить Китай: ужь они-то, конечно, лучше всякаго возрожденнаго и обновленнаго китайскаго правительства, лучше насъ самихъ, съумѣли бы пріурочить варваровъ, кочевыхъ и осѣдлыхъ, мусульманъ и буддистовъ, къ культурному быту и навсегда отучили-бы икъ отъ баранты и грабительскихъ набѣговъ на наши предѣлы. Болѣе безобиднаго съ русской патріотической точки зрѣнія рѣшенія китайскаго вопроса и придумать было-бы невозможно, такъ-какъ оно сразу и безъ всякихъ усилій съ нашей стороны уничтожило-бы необходимость для насъ вести разорительными невыгодно отражающіяся на нашемъ гражданскомъ развитіи войны въ центральной Азіи. Въ томъ только и бѣда наша, что въ серьезность заявленіи Клейва нельзя повѣрить, что Англія вовсе не думаетъ о завоеваніи Китая. Иначе мы-бы лучше не могли унизить вѣкового соперника и отомстить ему за берлинскій конгресъ, какъ отдавъ ему этотъ кичливый и непроизводительный край, обладаніе которымъ, по словамъ самого г. Венюкова, будетъ высшимъ не счастьемъ для обладателя.

II.

Англичане загнаны въ Китай легко понятною экономическою необходимостью. Политика ихъ тамъ часто приводитъ къ безчеловѣчнымъ и безобразнымъ явленіямъ, вродѣ навязыванія вооруженною силою китайцамъ опіума. Объ этомъ уже такъ много было говорено, что мы считаемъ своею священною обязанностью пройти молчаніемъ этотъ опіумный вопросъ, тѣмъ болѣе, что для безпристрастнаго его рѣшенія пришлось-бы отвлекаться слишкомъ далеко. Мы рѣшительно ничего но имѣемъ противъ того, чтобы это опіумное безобразіе было прекращено, какъ и всѣ другія тому подобныя безобразія, для изученія которыхъ намъ по придется даже ѣздить въ Китай, такъ-какъ ихъ и въ каждой европейской странѣ еще непочатые углы. Пауперизмъ вездѣ ведетъ къ пьянству, опіумному или водочному — это рѣшительно все равно; возставать главнѣйшимъ образомъ слѣдуетъ противъ причины, а не противъ ея неизбѣжнаго послѣдствія, и англичане на всѣ колкости противъ нихъ китайскаго князя Гуна («жаль, что вы не увозите съ собою мисіонеровъ и опіума», замѣтилъ этотъ остроумный китайскій магнатъ на прощаньи одному отъѣзжавшему англійскому дипломату), русскихъ политикановъ и нѣмецкихъ ученыхъ, всегда вправѣ будутъ замѣтить, что они не принуждаютъ китайцевъ покупать у нихъ опіумъ, а что принципъ правительственной опеки надъ порочными склонностями народа они отрицаютъ и у себя дома… Но, повторяю, мы минуемъ этотъ скользкій вопросъ, который вдобавокъ по имѣетъ никакой непосредственной связи съ основною идеею этого очерка. Мы защищаемъ только одну сторону англійской политики на Востокѣ, ту именно, на которую всего меньше нападаютъ, т, е. ея меркантильную цѣлесообразность. Англичане видятъ въ Китаѣ рынокъ, на которомъ они хотятъ съ наивозможно большею выгодою для себя покупать чай и шелкъ, отплачивая за эти продукты не деньгами, а своими дешевыми хлопчато-бумажными тканями и опіумомъ. Замѣтимъ кстати, что съ національно-англійской точки зрѣнія сбытъ тканей въ отдаленные порты безспорно выгоднѣе, чѣмъ сбытъ опіума, ибо послѣднимъ обогащается только сравнительно небольшое число капиталистовъ, обработывающихъ опіумныя плантаціи въ Индіи на англійскіе капиталы, но при участіи труда индусовъ, благосостояніе которыхъ для патріотическаго сердца англичанъ вовсе не такъ дорого, какъ развитіе своей, чисто-національной и глубоко затрогивающей интересы различныхъ класовъ англійскаго народонаселенія хлопчато бумажной промышленности. Къ тояу-же англичане очень хорошо понимаютъ, что опіумная монополія въ Китаѣ уже и теперь до извѣстной степени уплываетъ изъ ихъ рукъ, съ тѣхъ поръ, какъ китайскіе капиталисты успѣшно занялись разведеніемъ маковыхъ плантацій во французской Кохинхинѣ, близь Сайгона. Въ дѣлѣ-же дешевыхъ хлопчато-бумажныхъ тканей они не боятся рѣшительно ничьего соперничества. Англійская промышленность не клиномъ сошлась на хлопчато-бумажныхъ тканяхъ и опіумѣ. Бѣда въ томъ только, что китайское народонаселеніе, вконецъ разоряемое своимъ правительствомъ, доведено до такой нищеты, что оно въ очень малой степени способно потреблять привозныя англійскія издѣлія. Англичане стали придавать большее значеніе своимъ сношеніямъ съ Китаемъ только съ тѣхъ поръ, какъ большая часть европейскихъ рынковъ стала закрытою для ихъ продуктовъ, сперва въ силу континентальной блокады, а потомъ вслѣдствіе того, что подъ прикрытіемъ запретительныхъ и покровительственныхъ тарифовъ другія европейскія государства стали дома у себя выдѣлывать нѣкоторые изъ продуктовъ, первоначально получавшихся ими изъ Англіи.

Такимъ образомъ, съ перваго своего появленія на китайской почвѣ англійскіе торговцы сказались заинтересованными въ томъ, чтобы усилить потребительскую способность китайскаго народонаселенія; а этого невозможно достигнуть безъ того, чтобы не освободить Китай отъ разоряющаго и угнетающаго его правительства. Такъ-какъ правительство это, но сотнѣ самыхъ разнообразныхъ, частью основательныхъ, частью же и вовсе нелѣпыхъ соображеній, отдавало новымъ пришельцамъ только съ боя право безпрепятственной торговли въ предѣлахъ Серединнаго царства, то между Англіею и офиціальнымъ Китаемъ съ самаго-же начала завязались непріязненныя отношенія, и забота объ униженіи китайскаго правительства налагалась на англійскую политику самыми элементарными соображеніями необходимой самозащиты. Китайское правительство легко могло воспользоваться первымъ удобнымъ случаемъ для того, чтобы отнять у иностранныхъ купцовъ льготы и привилегіи, добытыя тяжелою цѣною. Несмотря на всю непропорціональность силъ Англіи и Китая, война, съ точки зрѣнія первой, отнюдь не могла представиться желательною уже потому, что она необходимо вызвала-бы перерывъ торговыхъ сношеній, которыми практическіе англичане дорожатъ всего больше. Наконецъ, не должно забывать, что только со времени пріобрѣтенія ими Гон-Конга, т. е. съ 1842 г., англичане твердою ногою укрѣпились въ китайскихъ водахъ и получили возможность содержать тамъ необходимый флотъ и сухопутныя силы безъ особеннаго отягощенія своего военнаго и морского бюджета. До тѣхъ-же поръ, въ особенности при тогдашнемъ несовершенствѣ пароходныхъ сообщеній, англичане въ Китаѣ чувствовали себя положительно слабыми и легко могли быть выброшенными изъ него на долгое время впредь какою-нибудь неблагопріятною случайностью.

Еслибы въ это время политика Россіи въ Азіи вообще и въ Китаѣ въ частности выяснилась такъ-же опредѣленно, какъ только-что изложенная выше политика англичанъ, то всякія печальныя недоразу пѣнія на ея счетъ были-бы совершенно невозможны. Но, къ сожалѣнію, этого не сдѣлано еще и до сихъ поръ. Англичане — народъ настолько сообразительный, что они легко могли отдать себѣ отчетъ въ нашихъ матеріальныхъ выгодахъ въ Азіи, и, конечно, не могли не понимать, что въ Китаѣ мы не имѣемъ ни одного реальнаго повода стать ихъ опасными соперниками. Но мы такъ много смѣялись видъ торгашескою, утилитарною политикою коварнаго Альбіона, никогда, впрочемъ, не высказывая сколько-нибудь общедоступнымъ образомъ паши собственныя руководящія начала въ этомъ дѣлѣ, — что этимъ однимъ уже открывалось широкое поприще для всякаго рода недоумѣній и подозрѣній. Иностранцы вѣдь и до сихъ поръ еще приписываютъ намъ какіе-то мистическіе виды на весь близкій и дальній Востокъ и очень естественно будутъ считать васъ врагами всякаго мира до тѣхъ поръ, пока наши политическія стремленіи не выяснятся точно и опредѣленно, пока мы въ политическомъ мірѣ будемъ изображать собою какую-то великую неизвѣстную. Но двадцать пять лѣтъ тому назадъ всѣ вѣроятности были дѣйствительно за то, что, при первомъ враждебномъ столкновеніи между Китаемъ и Англіею, мы станемъ на сторону перваго изъ этихъ государствъ, не потому, чтобы это для насъ было выгодно, а единстьепно потому только, что у насъ до сихъ поръ еще не усматривается легко уловимой связи между національною выгодою и политикою. Россія считалась въ то время какъ-бы прирожденною защитницею status quo повсюду, и вполнѣ позволительно было бы предположить, что она останется вѣрна и послѣдовательна своему принципу въ Китаѣ, какъ и въ Австріи. Англичане-же хорошо понимали, что для нихъ примиреніе съ китайскимъ status quo невозможно. Русскіе пользовались въ Китаѣ преимуществами и привилегіями, которыхъ другіе иностранцы но могли никакими мольбами, мы угрозами добиться отъ «сына неба» и его мандариновъ. Русскимъ купцамъ однимъ позволялось торговать на китайской границѣ въ Кяхтѣ, а потомъ и въ Кульджѣ и Чугучакѣ. Только русская духовная миссія была открыто терпима въ Пекинѣ, тогда какъ іезуитскіе пропагандисты вынуждены были отказываться отъ правъ своей національности и отдаваться беззащитными на произволъ китайскихъ властей для того, чтобы проникнуть въ заповѣдные предѣлы. О. Іакинфъ писалъ такіе восторженные панегирики мандаринскому строю, что можно было подумать, будто мы въ Китаѣ нашли дѣйствительно обольстительный для насъ политическій идеалъ… При взаимномъ недовѣріи, господствующемъ въ политическомъ и дипломатическомъ мірѣ, этого было болѣе чѣмъ достаточно для того, чтобы англичане смотрѣли на Россію, какъ на естественную союзницу Китая, а потому и старались-бы обезсилить ее всѣми зависящими отъ нихъ средствами. Для объявленія Китаю рѣшительной войны, которая навсегда должна была упрочить ихъ преобладающую роль въ Небесномъ царствѣ, они не побоялись вступить въ союзъ съ единственною европейскою націею, способною хоть отчасти соперничать съ ними на комерческомъ поприщѣ, т. е. съ Франціей, но они дождались того времени, когда Россія, ослабленная крымскою войною, не могла думать о вмѣшательствѣ.

«Въ концѣ 1857 г., говоритъ г. Венюковъ, — и въ первыхъ числахъ 1858 союзниками былъ взятъ Кантонъ и порядкомъ ограбленъ; потомъ военныя дѣйствія перенесены были на сѣверъ и заняты форты Дагу и, наконецъ, Тянь-динъ — ключъ къ столицѣ имперіи. Испуганное правительство, вынужденное притомъ бороться внутри страны съ инсургентами (которыхъ побѣдили, однакожь, все-таки европейскія и американскія войска), поспѣшило согласиться на всѣ предложенныя ему условія мира, въ числѣ которыхъ главными нужно считать: открытіе, вмѣсто пяти, тринадцати портовъ, изъ которыхъ три внутри страны на Ян-це-кьянгѣ; дозволеніе иностранцамъ каботажной торговли; уплату большой контрибуціи союзникамъ и узаконеніе торговли опіумомъ. По этой послѣдней статьѣ англійскому уполномоченному, лорду Эльджину, дѣлались, въ 1858 г., серьезныя представленія сѣверо-американскимъ посланникомъ Ридомъ, который указывалъ на негуманность торговли ядомъ, но нѣсколько миліоновъ фунтовъ стерлинговъ дохода въ остъ-индскомъ бюджетѣ и не малая сумма барыша для британскихъ купцовъ въ Китаѣ были слишкомъ достаточными доводами, чтобы лордъ Эльджинь, какъ всякій государственный человѣкъ пальмерстоновской школы (будто только въ этой школѣ воспитываются такіе государственные мужи?), не усомнился отложить въ сторону всѣ виды гуманности».

Съ этихъ поръ торговое завоеваніе Китая Англіею можетъ считаться совершившимся фактомъ, а о другомъ его завоеваніи они, конечно, никогда и не думали. Этимъ мы вовсе не хотимъ еще сказать, будто англичане уже достигли въ Китаѣ всѣхъ своихъ «ріа desideria», такъ-что имъ ничего уже больше не остается тамъ ни желать, ни дѣлать. Въ первое время по открытіи портовъ, для англійскихъ спекуляторовъ на берегахъ Тихаго океана наступилъ дѣйствительно золотой вѣкъ; громадныя состоянія наживались ловкими и беззастѣнчивыми промышленниками въ нѣсколько дней, Дипломатія могла считать на-время свою задачу поконченною; но это было только на-время, такъ-какъ вскорѣ вслѣдъ затѣмъ уже обнаружился въ европейской торговлѣ очень примѣтный упадокъ, благодаря, впрочемъ, необузданности спекуляцій, съ одной стороны, а съ другой — сметливости и предпріимчивости самихъ китайцевъ, которые дѣлаютъ европейскихъ и даже привилегированнымъ англійскимъ купцамъ отважную конкуренцію. Объ этомъ уже собрано много любопытныхъ данныхъ и въ книгѣ г. Венюкова, и въ интересной «Прогулкѣ вокругъ свѣта» австрійскаго дипломата барона Гюбнера, и въ только-что появившейся, правда, довольно пустой книжонкѣ Жюльена де-Рошшуара. Втеченіи нѣкотораго времени китайцы вынуждены были ограничиваться тѣмъ, что разыгрывали въ европейскихъ торговыхъ домахъ подчиненную роль т. е. заправляли дѣлами самыхъ богатыхъ торговыхъ фирмъ за весьма умѣренную плату. Это послужило для нихъ хорошею приготовительною школою. Незнаніе иностранныхъ языковъ и общихъ условій европейской жизни, а также недостатокъ капиталовъ, однакожъ, не долго служили препятствіемъ къ тому, чтобы нѣкоторые смышленые китайцы догадались, наконецъ, что для нихъ выгоднѣе вести заграничную торговлю на свой собственный счетъ и притомъ минуя многочисленныхъ посредниковъ. Въ настоящее время уже многіе китайскіе торговые дома сами отправляютъ свой шелкъ въ Ліонъ и прямо изъ Англіи выписываютъ хлопчато-бумажныя ткани. Говорятъ, будто первые надоумили ихъ нѣмецкіе маклеры въ Шанхаѣ; во всякомъ случаѣ, теперь большая часть очень почтенныхъ англійскихъ и вообще иностранныхъ фирмъ сведены уже на скромную роль комисіонеровъ китайскихъ капиталистовъ и асоціацій.

Вся иностранная торговля Китая продолжаетъ до сихъ поръ быть крайне одностороннею въ томъ отношеніи, что число предметовъ какъ ввоза, такъ и вывоза очень еще ничтожное. По вывозу на первомъ мѣстѣ стоитъ чай, шелкъ и въ самыхъ незначительныхъ размѣрахъ ревень и квассія, рядомъ со всякаго рода бездѣлушками, спросъ на которыя въ Европѣ замѣтно уменьшается. По ввозу — опіумъ на первомъ мѣстѣ; затѣмъ хлопчато-бумажныя ткани самыхъ низшихъ сортовъ и сукна, значительная часть которыхъ получается пока еще изъ Россіи, хотя мало надежды на то, чтобы мы надолго удержали за собою китайскихъ потребителей этого нашего продукта. Должно замѣтить, что русскія сукна до сихъ поръ держатся на китайскихъ рынкахъ исключительно потому, что они назначаются главнымъ образомъ въ сѣверный Китай, а иностранная торговля, придерживающаяся исключительно морскихъ путей, мало интересуется этими сѣверными предѣлами. Но за-то стоимость годового оборота по всѣмъ статьямъ привоза и вывоза достигла уже значительной суммы около 1 миліарда руб. серебр. въ годъ. Г. Венюковъ приводитъ въ этомъ отношеніи много любопытныхъ цифръ по отдѣльнымъ статьямъ, но общій итогъ, принимаемый имъ не свыше 300 миліоновъ руб. сер. въ годъ, очевидно, значительно меньше настоящаго и объясняется только тѣмъ, что цифры его отчасти устарѣли, отчасти-же и въ свое время были неполны. Ротшуаръ, который по своему офиціальному положенію легко могъ узнать офиціальныя цифры таможенныхъ сборовъ, круглымъ числомъ опредѣляетъ ихъ въ сто мил іоновъ франковъ. Въ Китаѣ-же существуетъ однообразная пошлина 5 % съ объявленной стоимости какъ ввозимыхъ, такъ и вывозимыхъ товаровъ. Разсчетъ поэтому очень легкій: 100 мил. предполагаютъ, слѣдовательно, оборотный капиталъ въ 2 миліарда франковъ. Должно-ли прибавлять, что товары всегда показываются купцами въ цѣнѣ, нѣсколько низшей рыночной? Кромѣ того, очень многіе привозные товары, какъ-то, наприм., вина, съѣстные консервы, мебель и т. п., предназначаемые для иностранцевъ въ Китаѣ, не платятъ никакихъ пошлинъ. Прибавимъ къ этому, что Гои-конгъ и Макао, несмотря на выгодный для европейцевъ таможенный тарифъ, все-жь-таки наполняютъ Китай контрабандою, имѣющей своимъ предметомъ по преимуществу опіумъ, платящій при законномъ ввозѣ 30 китайскихъ ланъ съ пикуля. Очевидно, что если даваемая Рошшуаромъ сумма годичныхъ таможенныхъ сборовъ вѣрна, то наша оцѣнка всего оборота Китая съ иностранными народами въ 1 миліардъ рубя. сер. окажется, при теперешнихъ курсахъ рубля, даже значительно ниже настоящей. Впрочемъ, абсолютныя цифры для насъ представляютъ мало интереса. Невозможно отрицать, что, каковъ-бы ни былъ ея годовой оборотъ, заграничная торговля Китая находится еще въ крайне ненормальномъ, а слѣдовательно, переходномъ состояніи. Ограниченность статей привоза и вывоза, съ одной стороны, а съ другой — неустойчивость политическихъ и экономическихъ условій самого Китая дѣлаютъ ее крайне чувствительною ко всякаго рода случайностямъ. Для насъ гораздо интереснѣе то, что 87 % всего годового оборота перепадаютъ въ руки англичанъ, которые, благодаря опіуму и своимъ хлопчато-бумажнымъ тканямъ, господствуютъ почти вовсе безраздѣльно по привозу; по вывозу-же встрѣчаютъ нѣкоторую, постоянно возрастающую конкуренцію со стороны французовъ, начинающихъ уже отправлять на французскихъ-же пароходахъ и безъ всякаго посредничества англійскихъ купцовъ китайскій шелкъ прямо въ Марсель. Нѣмцы дѣятельно стремятся устроить свои чайные склады въ сѣверо-германскихъ портахъ, откуда чай ими-же отправляется въ среднюю Европу и въ значительной степени къ намъ, въ Россію. Дѣло это подвигается довольно успѣшно впередъ, но главнѣйшимъ образомъ потому, что предпринято оно въ очень неграндіозныхъ размѣрахъ. Чай вывозится на нѣмецкихъ парусныхъ судахъ, не платя дорогого пароходнаго фрахта, но за то нѣмецкіе склады вынуждены постоянно пополняться часъ, перекупаемымъ ими уже въ Европѣ, у англичанъ.

Торговля всегда и вездѣ ревнива, но англичане такъ безраздѣльно царствуютъ на китайскихъ рынкахъ, что о какомъ-нибудь серьезномъ соперничествѣ ихъ съ другими европейскими націями, особенно-же съ Россіею, не можетъ быть и рѣчи. Возможны, конечно, многочисленныя мелочныя столкновенія, которыя жадно подхватываются дипломатическими чиновниками (нужно-же чѣмъ-нибудь наполнить пустоту своего офиціальнаго существованія въ этихъ непривѣтныхъ странахъ), журналистами и туристами, коментируются язвительно и глубокомысленно, раздуваются до невозможныхъ размѣровъ припутываемыми къ нимъ, совершенно неидущими къ дѣлу, соображеніями… Но надо-же умѣть отличать дѣйствительную политику отъ сплетенъ посольскихъ и консульскихъ заднихъ дворовъ. Какъ образецъ подобныхъ, раздутыхъ до политическихъ размѣровъ ничтожныхъ мѣстныхъ дрязгъ, мы можемъ указать здѣсь на препирательства англійскихъ дипломатическихъ агентовъ съ китайскимъ правительствомъ о ли-кинѣ. Ли-кинъ, т. е. помильная плата или деньги, взимаемыя китайскимъ правительствомъ съ провоза по китайской територіи товаровъ, предназначенныхъ къ отправленію за-границу или направляющихся внутрь Китая изъ открытыхъ для заграничной торговли портовъ, показался обременительнымъ для англійскихъ комерсантовъ и они великодушно стали требовать, чтобы правительство уменьшило этотъ сборъ, а лучше набавило-бы пошлины, взимаемыя съ вывозимаго шелку, который, какъ уже сказано, составляетъ почти единственное достояніе французско-китайской торговли. Не правда-ли, какое коварство съ ихъ стороны? Но мы не кончили-бы никогда, если-бы стали заниматься подобнымъ вздоромъ. Замѣтимъ только, что дипломаты всѣхъ странъ особенно падки на такого рода «вопросы». Это дастъ имъ возможность, во-первыхъ, снискать себѣ популярность «въ своей концесіи», т. е. въ кругу купцовъ; во-вторыхъ, щегольнуть своею проницательностью, своимъ знаніемъ мѣстныхъ условій, своею заботливостью о національныхъ будто-бы интересахъ передъ своимъ правительствомъ; въ-третьихъ, наконецъ, надѣлать хлопотъ мѣстнымъ властямъ и показать имъ при случаѣ свою силу. А изъ совокупности такихъ дрязгъ составляется то. что мы называемъ иностранною политикою. Удивительно-ли, что при этомъ всякій международный политическій вопросъ спутывается въ такой клубокъ, размотать который нѣтъ человѣческой возможности. Если-же клубокъ этотъ удается омыть человѣческою кровью, обильно пролитою на поляхъ битвъ, то онъ уже пріобрѣтаетъ чуть-что не священное значеніе, становится чѣмъ то вродѣ табу просвѣщенныхъ антропофаговъ. Вотъ отъ такихъ-то фетишей мы-бы желали видѣть очищеннымъ роковой вопросъ о вашемъ будто-бы неизбѣжномъ соперничествѣ съ Англіей на Востокѣ.

Повторяемъ, англичане въ Китаѣ чувствуютъ себя настолько комерчески сильными, что отстранять конкурентовъ и сверстниковъ не видятъ ни малѣйшей нужды. Если отъ кого-нибудь имъ и грозитъ тамъ хоть микроскопическая опасность, то развѣ только со стороны французовъ и нѣмцевъ. Но они до сихъ поръ, и вполнѣ основательно по нашему мнѣнію, пренебрегаютъ этою опасностью и не идутъ дальше булавочныхъ уколовъ, обидныхъ развѣ только для очень раздражительнаго самолюбія. Они могли очень удобно, напримѣръ, воспользоваться военною слабостью французовъ послѣ седанскаго пораженія и вовсе непримѣтнымъ путемъ оттѣснять французскихъ негоціантовъ отъ китайскихъ портовъ; для этого стоило только дать понять мандаринамъ, что повтореніе тянь-цинской рѣзни, за которую Франція по имѣла силы отомстить, было-бы англичанамъ не особенно непріятно, подъ условіемъ, чтобы британскій флагъ былъ уваженъ. Они, однакожь, не сдѣлали этого, несмотря на то, что французы дерзаютъ вступать съ ними въ состязаніе даже по опіумному вопросу. Мы смѣло можемъ утверждать, что если-бы англичане были хоть на половину такъ неразборчивы въ средствахъ, какъ это обыкновенно думаютъ, то развитіе нѣмецкаго и даже датскаго паруснаго судоходства въ опасныхъ и переполненныхъ пиратами южно-китайскихъ моряхъ было-бы совершенно невозможно; а онъ, однакожь, развивается. Ни для кого не тайна, что китайскіе пираты снабжаются оружіемъ и разрывными снарядами въ Сингапурѣ; англійское правительство, конечно, съумѣло-бы положить предѣлъ этой торговлѣ, еслибы пираты эти были опасны для его пароходовъ. Но такъ-какъ этого нѣтъ, то оно не считаетъ нужнымъ принимать противъ пиратства никакихъ экстренныхъ мѣръ. Это даетъ надлежащую мѣрку англійскаго макіавелизма. Мы первые отъ души сожалѣемъ о томъ, что общій культурный уровень еще такъ низокъ, что самыя элементарныя требованія нравственности попираются политикою даже передовыхъ странъ. Но зачѣмъ рисовать чорта чернѣе, чѣмъ онъ въ дѣйствительности? Убѣдимся разъ навсегда, что въ восточной, какъ и во всякой другой политикѣ, коль скоро мы задѣли выгоды другихъ націй, мы непремѣнно встрѣтимъ съ ихъ стороны неразборчивый въ средствахъ отпоръ. Но дилетантизмъ коварства встрѣчается только у злодѣевъ плохихъ драмъ и романовъ. До сихъ-же поръ мы еще рѣшительно не могли усмотрѣть, гдѣ и въ чемъ кроется неустранимый антагонизмъ нашихъ и англійскихъ интересовъ въ Китаѣ?

Всего меньше мы можемъ усмотрѣть это въ области русско-китайской торговли, представляющей такой микроскопическій интересъ, что его даже и намъ самимъ трудно принимать близко къ сердцу. Мы имѣемъ подъ рукою на счетъ ея только цифры, собранныя г. Венюковымъ въ его вышепомянутыхъ «Очеркахъ», а такъ-какъ мы не приняли его данныхъ относительно общей заграничной торговли Китая, найдя ихъ ниже дѣйствительности, то не можемъ свободно пользоваться и тѣми изъ его показаній, которыя, касаясь русско-китайской торговли, почерпнуты не изъ нашихъ офиціальныхъ источниковъ. Относительно общей оцѣнки оборотовъ г. Венюковъ пользовался единственнымъ существующимъ русскимъ источникомъ, т. е. «Видами торговли», издаваемыми министерствомъ финансовъ; что-же касается русскаго торговаго движенія въ Тян-цинѣ, важнѣйшемъ изъ эксплоатируемыхъ нами китайскихъ портовъ, то онъ уже вынужденъ былъ довольствоваться одними иностранными показаніями. Все это въ значительной степени должно бы было уменьшить интересъ всякихъ частныхъ сравненій и сопоставленій, отъ которыхъ мы потому и воздерживаемся.

«…Bся совокупность комерческихъ сдѣлокъ между Россіей и Китаемъ, говоритъ этотъ авторъ, которому мы охотно предоставляемъ рѣчь каждый разъ, пока дѣло не касается нашего существеннаго разногласія съ нимъ относительно англійской и русской политики на Востокѣ, — простирается ежегодно до 11½ мил. р. сер. Хотя такая оцѣнка и выше дѣйствительности, потому что значительная часть русскихъ товаровъ поступаетъ во владѣніе русскихъ купцовъ внутри самаго Китая, слѣдовательно, по цѣпамъ гораздо низшимъ, чѣмъ объявляемыя потомъ въ Иркутскѣ или другихъ мѣстахъ азіятской Россіи, но, даже оставивъ цифру 11½ мил. безъ измѣненія, мы все-таки должны признать, что прямая торговля Китая съ Россіею весьма незначительна для перваго по сравненію съ общимъ итогомъ заграничныхъ его оборотовъ. Это-же показываетъ, что, напримѣръ, въ случаѣ столкновенія между двумя государствами, Китай можетъ не дорожитъ особенно перерывомъ торговыхъ сношеній съ нашимъ отечествомъ, и что нѣтъ возможности съ нашей сторона думать о какомъ-нибудь экономическомъ вліяніи на Серединное царство» (стр. 127).

Если принять вышеприведенную нами (по Рошшуару) оцѣнку всѣхъ заграничныхъ оборотовъ Китая въ 1 миліардъ руб. сер., то всѣ выводы г. Венюкова придется еще усилить почти вчетверо; но намъ и этихъ достаточно. Если Китай въ экономическомъ отношеніи несолидаренъ съ нами, такъ ужь намъ и подавно солидарничать съ нимъ нечего. Если всякіе помыслы объ экономическомъ вліяніи Россіи на Китай должны завѣдомо оставаться химерою, несбыточною мечтою, то англичанамъ никогда и въ голову не можетъ забрести опасаться этого нашего тамъ вліянія, тѣмъ болѣе, что они нашу торговую роль въ Китаѣ знаютъ лучше насъ самихъ, ибо русскимъ-же изслѣдователямъ приходится черпать данныя на этотъ счетъ изъ Монгана, т. е. изъ англійскихъ-же источниковъ. Остается только посмотрѣть, какимъ образомъ уничтоженіе кяхтинской монополіи (1861 г.) и комерческое завоеваніе Китая англичанами отразились на этой отрасли нашей заграничной торговли.

Должно признать, что на массѣ русскихъ потребителей оба эти явленія отразились очень благодѣтельнымъ образомъ, такъ-какъ вмѣсто 500,000 пуд. чая (составляющаго почти исключительный предметъ нашей торговли съ Китаемъ), вывезенныхъ за послѣдній годъ существованія монополіи, его уже въ концѣ шестидесятыхъ годовъ стали ввозить къ намъ около и свыше 800,000 пуд. Вообще говоря, ввозъ и потребленіе чая у насъ увеличились на 71 % съ тѣхъ поръ, какъ мы стали получать его отъ европейскихъ купцовъ, черезъ третьи и четвертыя руки. Въ 1862 году, изъ 715,000 пуд. всего ввезеннаго въ Россію чая, 472,000 слишкомъ были доставлены намъ русскими купцами прямо изъ Китая и только 243,000 пуд. получены изъ западной Европы, а уже въ 1868 г. первыхъ, т. е. караванныхъ чаевъ, доставлено только 252,714, а черезъ европейскую границу получено уже 515,807 пуд. Нужни-ли еще новыя и болѣе краснорѣчивыя доказательства тому, что русскій народъ, какъ масса потребителей, не только не заинтересовалъ успѣхами нашей китайской торговли, но даже поддержать эту торговлю можетъ не иначе, какъ согласившись приплачивать по нѣскольку копеекъ лишнихъ на каждую порцію выпиваемаго имъ чая?

Но въ странѣ, экономически столь еще младенческой и неразвитой, какъ Россія, къ нѣкоторымъ явленіямъ позволительно пока относиться иногда не съ строго-торговой, но, такъ-сказать, съ педагогической точки зрѣнія. Мы можемъ интересоваться иною комерческою или промышленною отечественною отраслью, даже злая, что она теперь еще ничего не приноситъ въ общую сумму нашего національнаго благосостоянія, если она можетъ послужить школою для развитія нашей предпріимчивости и дать, хоть въ отдаленномъ будущемъ, болѣе цѣнные результаты. Съ этой точки зрѣнія мы тоже вынуждены будемъ признать, что уничтоженіе кяхтинской монополіи представляется мѣрою, въ высшей степени благодѣтельно отразившеюся на нашемъ торговомъ строѣ, такъ-какъ она вынудила русскихъ купцовъ въ Китаѣ серьезно заняться своимъ дѣломъ, устроить торговыя товарищества, прибѣгнуть къ новымъ промышленнымъ пріемамъ, выгодно повліявшимъ на доброкачественность товаровъ. Многіе изъ представителей нашихъ крупныхъ торговыхъ фирмъ вынуждены были переселиться сами въ Ханькоу, тщательно изучить мѣстныя условія и не ограничиться уже одною скупкою готовыхъ чаевъ у китайскихъ производителей, а устроить собственныя свои фабрики для обработки свѣжаго чайнаго листа, скупаемаго ими у китайцевъ. Въ 1869 году такихъ фабрикъ существовало уже 15. Производство на пахъ идетъ, повидимому, довольно успѣшно и возрастаетъ примѣтно и постоянно: съ 69,000 цибиковъ въ 1867 году оно поднялось въ 1869 на свыше 90,000 ящиковъ. Нельзя только не пожалѣть, что мы и въ этомъ дѣлѣ удержали за собою репутацію, установленную Гоголемъ за русскимъ человѣкомъ вообще, т. е. оказались крѣпкими заднимъ умомъ и серьезно взялись за дѣло уже тогда, когда экономическое завоеваніе Китая англичанами было закончено и наша торговля разъ навсегда поставлена тамъ въ крайне-пеныгодныя условія, отнимающія у нея всѣ шансы на блестящее и широкое развитіе въ будущемъ. Смѣшно было бы ухватиться за этотъ ничтожный примѣръ и видѣть въ венъ доказательство будто-бы того соперничества русскихъ и англичанъ въ предѣлахъ Небесной имперіи, которое мы отрицаемъ въ принципѣ, не можетъ-же весь свѣтъ, спокойно сложивши руки, ждать, пока мы соблаговолимъ сколько-нибудь толково заняться эксплоатаціей имѣющихся въ нашемъ распоряженіи ресурсовъ, и не можемъ-же мы смотрѣть, какъ на систематическаго врага, на каждаго, кто придетъ и съѣстъ каравай, на который мы платонически рэзѣвали ротъ нѣсколько столѣтій.

Однакожь, дѣло и здѣсь не въ одномъ только англійскомъ или, точнѣе говоря, общемъ иностранномъ соперничествѣ. По цифрамъ, заимствуемымъ у г. Вевюкова, оказывается, что въ тяпь-цинскомъ портѣ, при ввозѣ русскихъ товаровъ, т. е. суконъ и плиса, на сумму всего только 102,853 р. сер., вывезено было чаевъ (а также въ маломъ количествѣ ревеня и леденцу) на 1,921,128 руб. сер. Въ Ханькоу, куда русскія сукна спрашиваются всего больше, въ 1868 г. ввезено ихъ было на 202,300 китайскихъ ланъ, чаевъ-же оттуда вывезено было въ томъ-же самомъ году на 855,112 ланъ; слѣдовательно, балансъ не въ пользу Россіи сказывается еще сильнѣе, чѣмъ въ Тянь-цинѣ, а между тѣмъ этотъ 1868 годъ въ ханькоускомъ портѣ отличается своимъ усиленнымъ спросомъ на русскіе сукна и плисы сравнительно съ прежнія годами. Мы оставимъ въ сторонѣ совершенно неидущія къ дѣлу соображенія о торговомъ балансѣ вообще, а обратимъ безъ задней мысли вниманіе только на то, что нашимъ купцамъ ежегодно приходится доплачивать свыше миліона руб. сер. китайцамъ въ деньгахъ. Пересылка наличной монеты, сано собою разумѣется, возможна только въ очень ничтожныхъ размѣрахъ, а слѣдовательно, нашимъ купцамъ приходится скупать векселя на Лондонъ или прибѣгать къ иностраннымъ банкамъ, которые цѣнятъ свои услуги въ Китаѣ очень дорого. При сильномъ упадкѣ вашихъ курсовъ за послѣдніе годы русскимъ купцамъ въ Китаѣ приходится нести очень чувствительныя потери, которыя легко могутъ подорвать тамъ даже самые солидные русскіе торговые дома. Такимъ образомъ оказывается, что послѣдняя восточная война, отъ которой мы, вѣроятно, ждали общаго улучшенія нашего положенія въ Азіи, способна нанести нашей китайской торговлѣ такое пораженіе, отъ котораго она, можетъ быть, и вовсе не въ силахъ будетъ оправиться. Сдѣлать-же ее независимою отъ иностранцевъ мы можемъ не иначе, какъ развивъ свою отечественную промышленность настолько, чтобы, по крайней мѣрѣ, китайцамъ, неимѣющимъ своихъ фабрикъ, отплачивать продуктами за ихъ чай. Но до этого еще очень далеко, и тѣмъ далѣе можетъ отодвинуться отъ насъ этотъ заповѣдный срокъ, чѣмъ болѣе мы будемъ смущать себя несбыточною мечтою о соперничествѣ съ англичанами.

Васальная зависимость нашихъ торговцевъ въ Китаѣ не ограничивается одними только вышеуказанными соображеніями, но въ значительной степени усиливается еще неимѣніемъ собственнаго торговаго флота и необходимостью для перевозки своихъ товаровъ фрахтовать по невозможной цѣпѣ иностранные суда и пароходы. Г. Венюковъ съ негодованіемъ говоритъ о томъ, что пароходныя фирмы Росселя (американская) и Траутмана (англійская) «относятся совершенно sans faèon къ потребности нашихъ чаевъ переѣхать съ Янце-Кьянга на Пейхо, т. е. изъ Ханькоу въ Тяньцинъ», и берутъ за это по 11 и по 12 ланъ за тонну, т. е. ровно столько-же, во что англичанамъ обходится перевозка ихъ грузовъ изъ китайскихъ портовъ до самаго Лондона. но какъ-же имъ иначе относиться къ этой потребности? Ясно, что никакія политическія соображенія при этомъ не играютъ никакой роли, и пароходныя компаніи просто остаются вѣрными всемірному торговому девизу — пользоваться каждою случайностью съ наибольшею выгодою для себя. Если мы хотимъ соперничать съ англичанами въ средней Азіи, такъ ужь намъ не къ лицу жаловаться на то, что они не хотятъ возить наши чаи съ родственною уступкою. Да вѣдь и наше русское черноморское общество, хоть и пользующееся немалыми вспоможеніями изъ государственнаго бюджета, относится къ потребности русско-китайскихъ грузовъ пріѣзжать на мѣсто своего потребленія немногимъ снисходительнѣе всѣхъ этихъ Траутмановъ и Росселей, а на него пока вся надежда нашей китайской торговли.

До сихъ поръ еще русская торговля въ Китаѣ удержала, хоть съ грѣхомъ пополамъ, свою обособленную физіономію, заключающуюся, во-первыхъ, въ томъ, что русскіе купцы первые до сихъ поръ выступили хоть отчасти производителями на китайской почвѣ, во-вторыхъ, въ томъ, что она, несмотря на отмѣну кяхтинской монополіи, все еще остается сухопутною или караванною. Если принять во вниманіе, что доставка 1 тонны товаровъ изъ Москвы въ Кяхту сухимъ путемъ обходится въ 400 р. сер., а моремъ изъ Лондона въ Шанхай только въ 14 р. сер., то легко станетъ понятнымъ, что удержаніе этой второй ея особенности составляетъ непростительный анахронизмъ и долго удержаться не можетъ. Мало-по-малу она вынуждена будетъ слиться съ общею иностранною торговлею и занять въ ней на первый разъ очень невыгодное мѣсто. Но за то первая ея особенность, т. е. стремленіе нашихъ ханькоускихъ чай пыхъ торговцевъ забрать въ свои руки хоть часть обработки того продукта, на который они спекулируютъ, заслуживаетъ вполнѣ сочувственнаго отношенія. Этимъ путемъ они пріобрѣтаютъ то знаніе мѣстныхъ условій, которое на крайнемъ Востокѣ составляетъ очень цѣнный капиталъ, и, будучи даже вынуждены переселиться въ Фу-чу или Шанхай и обратиться къ морскому пути, они все-таки останутся весьма замѣтными единицами тамошняго промышленнаго міра. Отечеству-же они принесутъ очень существенную пользу уже тѣмъ, что изучатъ основательно хоть одинъ небольшой уголокъ крайняго Востока не съ точки зрѣнія дипломатическихъ утопій и политическихъ фантазій.

Впрочемъ, въ предѣлахъ Небесной имперіи остается еще поприще, на которомъ иностранные спекулаторы не думали до сихъ поръ вступать въ состязаніе съ русскими промышленниками. Поприще это весьма обширно, такъ-какъ оно обнимаетъ Монголію, Джунгарію и часть Мавджуріи; къ сожалѣнію, народонаселеніе здѣсь слишкомъ бѣдно, а слѣдовательно и нѣтъ мѣста для широкихъ торговыхъ оборотовъ. Но мы уже замѣтили, что на всю дѣятельность нашихъ торговцевъ на крайнемъ Востокѣ мы склонны смотрѣть не съ точки зрѣнія обогащенія національнаго бюджета, требующей крупныхъ огуловыхъ цифръ, а какъ на школу отечественной предпріимчивости. До сихъ поръ Калганъ, крайній южный пунктъ Монголіи, доступный иностраннымъ торговцамъ, посѣщается только русскими, выгодно сбывающими тамъ свои товары и выручающими отъ монголовъ наличныя деньги, безъ которыхъ, по свидѣтельству г. Венюкова, всякая самостоятельная торговля русскихъ въ Тянь-ципѣ должна была-бы прекратиться. Насколько ими успѣли пустить тамъ прочные корни, этого мы не беремся рѣшить по неимѣнію достаточныхъ свѣденій объ этомъ предметѣ, Рошшуаръ, видѣвшій недавно русскихъ въ Калганѣ, утверждаетъ, что они до того омонголились, что ихъ съ трудомъ можно отличить отъ грязныхъ и нищенскихъ на видъ туземцевъ. Замѣтимъ, что торговля въ юговосточной Монголіи недолго можетъ оставаться караванною: достаточно замѣтить, что доставка моремъ товаровъ въ Тянь цинъ и оттуда въ Калганъ и Долонъ-норъ обойдется все-же вдесятеро дешевле сухопутной доставки черезъ Москву и Кяхту. Открытіе прямыхъ караванныхъ сношеній между Семипалатинскомъ и Ханькоу черезъ Хами тоже не можетъ имѣть серьезнаго значенія для русской торговли въ Китаѣ. Совершенно иное дѣло отправка каравановъ изъ Бійска, Семипалатинска и Вѣрнаго въ Джунгарію, Что-же касается Мавджуріи, то она давно уже ждетъ, чтобы наша предпріимчивость обратила на нее свое вниманіе. Обидно будетъ, если мы и тутъ дождемся, пока иностранцы, вынужденные уменьшающеюся прибыльностью ихъ торговли въ Шанхаѣ, обратятъ свое вниманіе на Ню-чуанскій портъ, и намъ снова останется только плакаться на то, что коварство Альбіона не даетъ намъ простора въ Азіи, и мечтать о несбыточныхъ реваншахъ на Гниду-кушѣ.

III.

Водвореніе иностранцевъ въ китайскихъ предѣлахъ самымъ роковымъ образомъ ведетъ къ ниспроверженію существующихъ тамъ теперь порядковъ. Ослабить и унизить китайское правительство необходимо должно быть стремленіемъ англійской, да и всякой европейской политики на Востокѣ, уже просто потому, что правительство это слишкомъ скомпрометировало себя своею, даже нескрываемою враждою ко всякаго рода преобразованіямъ. Достаточно напомнить только недавній эпизодъ съ шанхайскою желѣзною дорогою, которую мандаринское правительство купило у датской компаніи единственно для того, чтобы имѣть возможность разрушить это «варварское» нововведеніе. Всѣ либеральныя попытки нѣкоторыхъ князей и вице-королей, ли, Гуна и т. п., ровно ничего не доказываютъ, кромѣ развѣ того только, что на той степени разложенія, которой достигло мандаринское царство, невозможна уже никакая систематизированная дѣятельность, никакое единство програмы. Не вдаваясь въ мелочныя подробности, ставъ выше мелкихъ столкновеній и случайныхъ дрязгъ, мы легко можемъ усмотрѣть, что интересы англійской торговли въ Китаѣ прежде всего требуютъ возможнаго усиленія покупательной способности китайцевъ, такъ-какъ нація, столь рѣшительно промышленная, какъ Англія, необходимо прежде всего должна заботиться о сбытѣ своихъ фабричныхъ продуктовъ. Китайское правительство разоряетъ свой народъ. Англичанамъ нѣтъ дѣла до нравственной или безнравственной стороны этого явленія, но имъ чрезвычайно важно, чтобы правительство это оставляло своимъ подданнымъ возможность нуждаться въ возможно большемъ числѣ англійскихъ фабричныхъ издѣлій. Въ этомъ лучшее ручательство за то, что англійская политика въ Китаѣ не уклонится на долго и существеннымъ образомъ отъ этого, во всякомъ случаѣ гуманнаго и культурнаго преобладающаго своего направленія. Конечно, будутъ уклоненія болѣе или менѣе рѣзкія, болѣе или менѣе печальныя, такъ-какъ далеко не всѣ англійскіе спекулаторы и купцы проникнуты сознаніемъ предстоящей имъ тамъ роли и очень многіе изъ нихъ легко могутъ, погнавшись за случайною наживою, дѣйствовать въ ущербъ своимъ національнымъ интересамъ. Но историческое дѣло, опертое, такимъ образомъ, ни корыстолюбивыя стремленія самыхъ дѣловыхъ въ мірѣ людей, т. е. англійскихъ торговцевъ, будетъ совершено: мандаринская имперія должна пасть, какъ падаютъ вообще государства, пережившія себя.

«Китай оскорбленъ, униженъ въ самыхъ основаніяхъ своего нравственнаго и политическаго существованія», восклицаетъ г. Венюковъ на стр. 25 своихъ «Очерковъ» и, сообразивши очень скоро, что намъ нѣтъ никакого основанія принимать близко къ сердцу униженіе и оскорбленіе этого мандаринскаго царства, вполнѣ заслужившаго свою участь, онъ спѣшитъ прибавить курсивнымъ шрифтомъ, которымъ онъ подчеркиваетъ все, касающееся въ его книгѣ непосредственно интересовъ нашего отечества: «а тамъ, гдѣ господствующее племя чувствуетъ себя униженнымъ, тамъ инородческіе элементы начинаютъ дѣйствовать все съ большею и большею силою, стремясь обособиться». Если мы вѣрно понимаемъ мысль автора, то это именно значитъ, что англичане, унижая и оскорбляя Китай или, точнѣе говоря, мандаринское правительство, тѣмъ самымъ усиливаютъ броженіе между пограничными съ нами туранскими племенами Китая, а слѣдовательно, наносятъ и намъ самимъ чувствительные удары. Тутъ, слѣдовательно, и обнаруживается та солидарность, которую г. Венюковъ и слишкомъ многіе вмѣстѣ съ нимъ предполагаютъ между Россіею и Китаемъ. Теперь, надѣемся, читатель легко пойметъ, почему мы торопились отклонить отъ насъ эту печальную солидарность.

Къ счастью для насъ, нѣкоторая солидарность можетъ существовать только между Россіею и народами Китая, а отнюдь не его правительствомъ. Намъ необходимо, чтобы народы эти дѣйствительно благоденствовали, хоть относительно, чтобы были пріурочены къ культурной жизни, ибо чѣмъ больше они будутъ благоденствовать, тѣмъ меньше мы окажемся вынужденными держать на нашей растянутой зауральской и южной сибирской границѣ большія вооруженныя силы и предпринимать столь обременительныя для страны «поступательныя движенія» для внушенія ужаса кому слѣдуетъ. Но развѣ китайское правительство, въ томъ видѣ, въ какомъ мы знаемъ его уже много лѣтъ, способно дать имъ это пріуроченіе и благоденствіе? Г-ну Венюкову лучше, чѣмъ кому-бы то ни было, извѣстно, что нѣтъ и сто разъ нѣтъ. Не предполагаетъ-же онъ, въ самомъ дѣлѣ, что движенія и возмущенія между туранскими племенами Китая вызваны англичанами или какими-бы то ни было европейскими агентами! Неурядица въ западномъ Китаѣ существуетъ гораздо раньше, чѣмъ зашла даже рѣчь объ англійскомъ вліяніи въ Серединномъ царствѣ, и вызвана она, мы полагаемъ, пи чѣмъ инымъ, какъ тупостью самого китайскаго правительства. Самое извѣстное изъ возстаній туранскихъ племенъ у Кашгара и Яркента относится къ началу второй половины прошлаго столѣтія, и съ тѣхъ поръ, можно сказать, что племена эти заключали съ династіею Динъ и съ мандаринскимъ правительствомъ только кратковременныя перемирія, необходимыя имъ лишь для того, чтобы собраться съ новыми силами. Не англичане устроили и придумали органическую связь, существующую между этими народами и собственно китайскими мусульманами, Англичане — народъ обдуманный и осторожный, они не любятъ играть съ огнемъ, они очень хорошо понимаютъ, что въ ихъ собственныхъ остъ-индскихъ владѣніяхъ единственный опасный для ихъ владычества элементъ — тоже мусульманскій. Имъ черезчуръ очевидно невыгодно и даже опасно было-бы играть въ этомъ, равно враждебномъ и имъ, и намъ, и китайцамъ мірѣ роль подстрекателей къ возстаніямъ. Конечно, они но примутъ солидарности своей съ китайскимъ правительствомъ по отношенію къ этимъ племенамъ, даже при полномъ тождествѣ ихъ интересовъ съ дай-цинскими, — не примутъ его потому, что всякая солидарность съ мандаринскимъ царствомъ можетъ только компрометировать европейскія государства, не принося имъ никакой пользы. Китай потому и считается государствомъ отставшимъ, отжившимъ, гнилымъ, что онъ не сознаетъ своихъ собственныхъ выгодъ, неспособенъ отстаивать и устраивать ихъ, не можетъ дѣйствовать послѣдовательно и цѣлесообразно. — Но мы нѣсколько отвлеклись въ сторону, въ которую намъ, все равно, придется еще вернуться. Здѣсь-же мы только хотѣли замѣтить, что роль англичанъ и другихъ иностранцевъ въ Небесной имперіи вовсе непохожа на роль палачей, явившихся туда, чтобы покончить умирающаго. Они скорѣе блюстители исторической чистоплотности и позаботятся только о томъ, чтобы давно сгнившій трупъ не заражалъ долго международную атмосферу своими міазмами, а былъ-бы поскорѣе зарытъ въ землю. Или, если хотите, такъ-какъ въ пріемахъ ихъ дѣйствительно многое напоминаетъ хищныхъ птицъ, то можно уподобить ихъ коршунамъ, своими клювами подбирающимъ падаль съ большой дороги цивилизаціи.

Историческое призваніе Россіи въ Азіи потому и можно назвать культурнымъ призваніемъ, что оно не можетъ быть исполнено иначе, какъ подъ условіемъ, чтобы сосѣднія съ нами азіятскія племена пользовались извѣстнымъ культурнымъ благоустройствомъ и благоденствіемъ. Потому мандаринское правительство есть ближайшій и непосредственнѣйшій врагъ этого нашего призванія. Становясь солидарнымъ съ нимъ, мы поворачиваемся спиною къ нашей исторической задачѣ, а это для насъ было-бы столь-же убыточно, какъ и зазорно. Взявшись защищать Китай противъ покушеній на него англичанъ, мы можемъ перессориться со всѣми западными и восточными народами, а Китая все-же-таки не отстоимъ: то, что сгнило, должно быть зарыто.

Но не будемъ исключительны. Выше мы уже замѣтили, что торгашеская политика англичанъ въ Китаѣ тоже въ значительной степени солидарна съ благосостояніемъ массъ китайскаго народонаселенія. Чѣмъ больше будутъ разорены, китайцы тѣмъ, естественно, уменьшится ихъ способность покупать англійскія издѣлія, даже и самый опіумъ. Англичанамъ-же только того и нужно, чтобы у нихъ покупали, и лучше издѣлія ихъ фабрикъ, чѣмъ опіумъ. Ихъ стремленіе ослабить китайское правительство натурально сдерживается страхомъ передъ тѣмъ, чтобы Китай не впалъ въ неурядицу, которая для нихъ будетъ еще болѣе гибельна, чѣмъ для насъ: неурядица въ собственно Китаѣ неизбѣжно отзовется слишкомъ чувствительнымъ перерывомъ въ ихъ торговлѣ; неурядица-же между китайскими мусульманами имъ и еще болѣе опасна, такъ-какъ она легко можетъ обобщиться и охватить собою остъ-индскихъ магометанъ. Какъ-бы мы ни вертѣлись, мы все-же не найдемъ тутъ никакого повода къ предполагаемому роковому антагонизму русскихъ и англичанъ въ Китаѣ, а увидимъ только полное тождество ихъ обоюдныхъ выгодъ. Можно только удивляться тому, что даже и по такой свѣтлой канвѣ дипломатическія недоразумѣнія и политиканство ухитрились вышить столько мрачныхъ фантастическихъ узоровъ.

Говоря объ иностранцахъ въ Китаѣ, мы никогда не должны забывать, что ни одна европейская концесія на Востокѣ не состоитъ изъ представителей интересовъ своей націи, а каждая представляетъ пестрый сборъ людей, въ числѣ которыхъ, по крайней мѣрѣ въ Китаѣ и Японіи, намъ лично извѣстно нѣсколько лицъ, прекрасно и разносторонне образованныхъ въ самомъ широкомъ смыслѣ этого слова. Но большинство, конечно, состоитъ изъ авантюристовъ, которымъ ничто недорого, кромѣ ихъ собственнаго кармана. При оцѣнкѣ дѣятельности нѣкоторыхъ англичанъ, американцевъ или французовъ въ отдаленныхъ колоніяхъ никогда не слѣдуетъ забывать, что дисциплинировать европейскую концесію гдѣ-нибудь въ Шанхаѣ, въ Тянь-цинѣ или Йокагамѣ гораздо труднѣе, чѣмъ поддержать благочиніе въ любомъ европейскомъ городѣ, а потому и не слѣдуетъ дѣлать цѣлую націю отвѣтственною на подвиги нѣкоторыхъ ея представителей. Мы могли-бы, напримѣръ, исписать нѣсколько очень пикантныхъ страницъ разсказами о подвигахъ нѣкоторыхъ пройдохъ, пользовавшихся нарочитымъ покровительствомъ русскихъ властей въ Японіи, но только разсказы эти не могутъ пролить ни одной капли свѣта на вопросъ о русской политикѣ на крайнемъ Востокѣ. То-же самое справедливо и относительно другихъ націй. Авантюристы во всѣхъ концесіяхъ составляютъ весьма уважительное но своей численности большинство. Авантюристы эти тѣмъ именно и отличаются, что не подчиняютъ своей дѣятельности никакимъ общимъ соображеніямъ и слишкомъ часто дѣйствуютъ прямо въ разрѣзъ съ національными выгодами той страны, флагомъ которой они прикрываются. Такъ, напримѣръ, ни одно европейское государство въ эпоху тяль-цинской рѣзни (а всего менѣе, конечно, Франція, противъ которой эта мандаринская продѣлка была направлена) не нуждалось въ томъ, чтобы китайское правительство обладало хорошо вооруженною арміею, флотомъ, орудіями, которые оно легко могло направить противъ европейцевъ-же, а между тѣмъ французъ Жикель, состоявшій на службѣ вице-короля Ли, устраивалъ армію, флотъ и изумлялъ всѣхъ своею даровитою дѣятельностью въ арсеналѣ Фу-чу. Примѣровъ такихъ можно-бы привести множество. Не всѣ авантюристы состоятъ на службѣ китайскаго правительства, очень многіе находятся во главѣ почтенныхъ торговыхъ фирмъ и могутъ оказывать даже нѣкоторое вліяніе на дипломатическій корпусъ. Для нихъ очень часто оказывается выгоднымъ просто ловить въ мутной водѣ рыбу и они нерѣдко могутъ являться иниціаторами такихъ предпріятій, которыя, очевидно, не клеятся съ политикою ихъ страны. Но національный экономическій интересъ имѣетъ то общаго съ правдою, что онъ въ-концѣ-концовъ всегда всплыветъ наверхъ. Если мы не станемъ путаться въ мелочныхъ уклоненіяхъ я подробностяхъ, то увидимъ, что дѣятельность авантюристовъ въ Китаѣ дала, быть можетъ, еще болѣе замѣтные и болѣе цѣнные результаты, чѣмъ сознательная офиціальная дѣятельность въ томъ-же самомъ направленіи. Авантюристы, вступая на службу китайскаго правительства, пслучаютъ возможность гораздо интимнѣе сближаться съ мѣстнымъ народонаселеніемъ, чѣмъ болѣе прилично обставленные офиціальные ихъ собратья, а при такомъ сближеніи они, очень часто сами того не подозрѣвая, за роняютъ въ умы китайцевъ такія мысли и стремленія, которыя никоимъ образомъ не служатъ на поддержку мандаринскаго правительства. Китайцы — не дикари и умѣютъ выбирать изъ массы хлама, услужливо предлагаемаго имъ подъ громкимъ именемъ европейской цивилизаціи. Если мы теперь во всѣхъ китайскихъ, а часто даже и другихъ восточныхъ портахъ, встрѣчаемъ образчики чисто-національнаго китайскаго парового флота, иногда въ видѣ джонки съ нескладно придѣланною къ ней паровою машиною, купленною за нѣсколько таэлей со сгнившаго европейскаго парохода; если такъ скоро размножились китайскіе торговые дома, ведущіе торговлю на европейскій ладъ и прямо съ европейскими рынками, — то это благодаря тому только, что въ открытыхъ портахъ Китая никогда не бываетъ недостатка въ европейцахъ, нерѣдко свѣдущихъ, но всегда готовыхъ продать свои услуги тому, кто вздумаетъ купить ихъ по сходной цѣнѣ. — Авантюристы служатъ именно тѣмъ каналомъ, посредствомъ котораго европеизація (да простится намъ это нововведеніе, оправдываемое тѣмъ, что европеизація эта далеко не всегда есть синонимъ цивилизаціи), имѣющая ускорить дальнѣйшее разложеніе Небесной имперіи, всего вѣрнѣе проходитъ въ китайскіе нравы.

За дипломатами, комерсантами и авантюристами выступаетъ еще одна группа «не званныхъ, по избранныхъ» просвѣтителей Китая, т. е. мисіонеры всѣхъ европейскихъ вѣроисповѣданій, сектъ и монашескихъ орденовъ. Группа эта, какъ состоящая изъ лицъ различныхъ національностей, убѣжденій, различнаго культурнаго уровня, естественно не можетъ быть однородною. О всѣхъ христіанскихъ мисіонерахъ вообще можно сказать только одно, что всѣ они встрѣчаютъ въ Китаѣ почву, крайне непригодную для водруженія того священнаго знамени, которое они явились водворять на ней, по крайней мѣрѣ офиціально. Вообще говорятъ, что китайцы народъ слишкомъ старый для того, чтобы одушевляться священнымъ жаромъ неофита. Предоставляемъ читателю коментировать этотъ эпитетъ по его собственному усмотрѣнію. Съ своей-же стороны укажемъ только на ту сторону китайской исторіи, которая сдѣлала китайскій народъ всего болѣе равнодушнымъ къ религіозной пропагандѣ: это именно та вѣротерпимость, которую китайскіе императоры выказывали со времени еще династіи ІОэнъ (чингизъ-хановой) и которой не измѣнили послѣдніе манджурскіе завоеватели Китая, т. е. нынѣ царствующая династія Цинъ. Съ IV-го или V-го вѣка по P. X. китайцы всѣхъ классовъ имѣли уже полную свободу выбирать по своему усмотрѣнію между самыми разнообразными мѣстными религіями, и съ тѣхъ поръ на ихъ почвѣ мирно уживаются бокъ-о бокъ такія разнообразныя религіи, какъ: 1) древнее поклоненіе духамъ, т. е. одна изъ первобытнѣйпіихъ формъ политеизма, въ древности требовавшая человѣческихъ жертвъ, а позднѣе замѣнившая эти жертвы подобіями людей и животныхъ, вырѣзываемыми изъ бумаги, и т. п. обрядами, поражающими своею ребяческою наивностью; 2) мистическое ученіе Лао-дзе (религія эта у русскихъ авторовъ называется даоскою, а у иностранцевъ Тао-не), давно ужо переродившееся въ шарлатанство, сродное нашему спиритизму; 3) Конфуціевъ раціонализмъ и, наконецъ, 4) буддизмъ, подраздѣляющійся на неисчислимое множество сектъ, представляющихъ, однакожъ, въ общемъ своемъ строѣ такое сходство съ папизмомъ, что его не могутъ отрицать даже и іезуиты. За неимѣніемъ времени и возможности изучать эти разнообразнѣйшія проявленія язычества, между которымъ ему приходится выбирать, китаецъ привыкъ держаться разомъ нѣсколькихъ религій, т. е. относиться равнодушно къ религіозному вопросу, а такъ-какъ религіозныхъ гоненій въ Китаѣ не было уже слишкомъ 2¼ тысячъ лѣтъ, то фанатическая струна успѣла давно заглохнуть въ народѣ.

Все, что мы затѣмъ рѣшились-бы сказать общаго обо всѣхъ мисіонерахъ въ Китаѣ, могло-бы повести только къ недоразумѣніямъ. Если даже взять, напримѣръ, одну католическую группу, то и въ ней окажется столько разнообразій, что ихъ рѣшительно невозможно подвести къ одному общему знаменателю. Уже въ концѣ прошлаго столѣтія между различными католическими орденами въ Китаѣ обнаружилось такое разногласіе, переходившее нерѣдко въ самое неразборчивое на средства соперничество, что ватиканскій дворъ счелъ за лучшее подѣлить Китай на совершенно независимыя одна отъ другой области. Іезуиты, имѣющіе за собою уже нѣсколько вѣковъ исторіи, переполненной весьма интересными и поучительными со многихъ точекъ зрѣнія эпизодами, владѣютъ въ настоящее время Нанкиномъ, Шанхаемъ и частью Пе-че-ли; лазаристы, какъ болѣе покорные римскому двору, награждены были Пекиномъ, Кьянг-си и Че-кьянгомъ; невѣжественные доминиканцы сосланы на дикую Формозу и въ провинцію Фо-кьенъ, чтобы но смущать церемонныхъ и грамотныхъ китайцевъ своимъ присутствіемъ. Позже другихъ явившіеся бельгійцы должны были довольствоваться Монголіей. Средства и методы пропаганды, денежные ресурсы и общественное положеніе у всѣхъ этихъ орденовъ въ Китаѣ различные; хотя всѣ они служатъ агентами или, по крайней мѣрѣ, нравственно подчиняются французскому посольству, по офиціальными представителями Франціи считаются только Missions étrangères, владѣющія Кантономъ, Сечуаномъ, Тибетомъ и Манджуріею. Впрочемъ, отношеніе мисіонеровъ къ посольству очень существенно мѣняется, смотря по большей или меньшей склонности посланника къ галиканству или ультрамонтанству. Нѣкоторые мисіонеры получаютъ опредѣленное содержаніе отъ правительствъ (русскіе), отъ религіозныхъ обществъ или отъ своихъ корпорацій. Другимъ (большей части американцевъ) платится поштучно за каждую душу, изъятую ихъ краснорѣчіемъ и рвеніемъ изъ мрака невѣжества; а такъ-какъ этого недостаточно для существованія мисіонеровъ, возящихъ обыкновенно съ собою своихъ женъ, то имъ нерѣдко приходится становиться бродячими агентами торговыхъ домовъ. Но если одни мисіонеры буквально странствуютъ По Китаю «съ библіею въ одной рукѣ и съ аршиномъ въ другой», то другіе за то владѣютъ богатою недвижимою собственностью въ Шанхаѣ (іезуиты) и другихъ мѣстностяхъ, прикрытыхъ европейскимъ національнымъ флагомъ. Значеніе ихъ, однакожь, далеко пропорціонально ихъ обстановкѣ, денежнымъ ресурсамъ и общественному положенію. Дѣйствительная роль ихъ въ судьбахъ Китая никоимъ образомъ не можетъ быть измѣряема числомъ ихъ прозелитовъ, ибо китайцы, даже не скрывая того, идутъ въ христіанство ради корыстныхъ видовъ. Католики насчитываютъ до 700,000 прозелитовъ-китайцевъ; во дѣйствительныя культурныя заслуги имѣются только за іезуитами, да и то больше въ прошедшемъ. Англо-американцы, особенно-же если принять во вниманіе ихъ сравнительно недавнее появленіе въ Небесномъ царствѣ, успѣли, однакожь, оставить по себѣ наиболѣе замѣтные слѣды. Они учредили въ Китаѣ первую типографію съ подвижными литерами и создали первые китайскіе журналы, имѣвшіе громадный успѣхъ среди почти поголовно-грамотнаго народонаселенія собственно Китая, имѣющаго теперь свои собственные періодическіе органы, часто очень нелестные для мисіонеровъ и для цивилизаторовъ вообще; протестантскіе мисіонеры перевели на китайскій языкъ европейскія руководства по всѣмъ реальнымъ научнымъ отраслямъ, создали китайскую терминологію по математикѣ и по химіи. Они-же, т. е. американцы Уельсъ-Уильямсъ и Генбернъ, составили лучшіе словари китайскаго и японскаго языковъ, не считая многочисленныхъ трудовъ, изданныхъ ими на англійскомъ языкѣ по изученію Китая, во мертвому, не археологическому, а тому живому и разностороннему изученію, которое должно служить необходимою подкладкою всякихъ обдуманныхъ политическихъ начинаній…-- Короче говоря и какъ читатель самъ видитъ, — имъ многое должно проститься за то, что они много работали.

Много было говорено о томъ, что мисіонеры — злѣйшіе и опаснѣйшіе враги китайскаго правительства; «они прежде всего иностранцы», говоритъ г. Венюковъ въ видѣ коментарія къ шутливой просьбѣ князя Гуна къ англійскому уполномоченному Олькоку объ опіумѣ и мисіонерахъ. Для нихъ «интересы китайскаго патріотизма не существуютъ, а потомъ они враги по призванію національной религіи и философіи китайцевъ, которыя столь долго и безраздѣльно царили въ Небесной имперіи и худо ли, хорошо-ли (въ томъ-то и дѣло, что худо) сплачивали отдѣльныя части ея въ одно прочное цѣлое. Теперь, съ 1840-хъ годовъ, явилось начало, которое разъѣдаетъ эту связь, какъ ржавчина металическія связи построекъ».

Дѣло это стоитъ отъ насъ слишкомъ далеко и интересоваться его психологическою и этическою стороною мы не имѣемъ ни желанія, ни возможности. Люди вездѣ люди, и мы напередъ готовы допустить, что духовные цивилизаторы Китая въ этомъ нравственномъ и психологическомъ отношеніи совершенно однородны съ торговыми его просвѣтителями и дѣйствуютъ изъ такихъ-же точно побужденій. Весь этотъ запутанный и головоломный китайскій вопросъ интересенъ для насъ, русскихъ, во-первыхъ, своею культурно-историческою стороною, а во-вторыхъ и главнѣйшимъ образомъ — тою невымышленною связью, которая завѣдомо существуетъ между нимъ и внѣшнею и внутреннею политикою нашего собственнаго отечества. Съ культурной точки зрѣнія мы рѣшительно не усматриваемъ ничего дурного въ томъ, чтобы мисіонеры, торговцы или кто другой поскорѣе дали-бы послѣдній толчекъ «національной религіи и философіи китайцевъ», которыя давно уже обратились въ мертвую схоластику, а заодно и всему этому мандаринскому царству, только заражающему политическую атмосферу міазмами своего гніенія. Съ узкой патріотической точки зрѣнія намъ тоже не въ чемъ упрекнуть антагонистовъ китайскаго правительства, къ какой-бы національности, религіи и званію они ни принадлежали. Весь мусульманскій Китай, очевидно, не состоитъ еще «подъ скрытымъ вліяніемъ ни Константинополя, ни Калькуты», которое и самъ г. Венюковъ предсказываетъ только въ отдаленномъ будущемъ, а между тѣмъ этотъ-то мусульманскій Китай всего болѣе тревожитъ насъ; онъ именно налагаетъ на насъ столь обременительную обязанность военной самообороны и «поступательныхъ движеній». Скажемъ болѣе: интересы Россіи, точно также, какъ и интересы всесвѣтной культуры, настоятельно требуютъ того, чтобы скорѣе исчезли съ лица земли послѣдніе остатки мандаринскаго царства, этого послѣдняго чудовищнаго представителя гражданской палеонтологіи, давно уже утратившаго способность сплачивать во-едино что-бы то ни было, а всего менѣе тревожащія насъ туранскія племена. Только тогда, когда будетъ прибранъ съ всемірной исторической сцены этотъ разлагающійся трупъ, можетъ водвориться въ Азіи, безъ большихъ завоевательныхъ усилій съ нашей стороны, то благоустройство, существованіемъ котораго въ ней мы заинтересованы самымъ реальнымъ и ближайшимъ образомъ. Слѣдовательно, и мисіонеры, какъ и всѣ прочіе враги мандаринской монархіи, дѣлаютъ въ Китаѣ не только дорогое съ культурной точки зрѣнія вообще, но и близкое собственно для насъ, русскихъ, дѣло. Если-же они сопровождаютъ его очень часто возгласами, непріятными и для нашего самолюбія, то вѣдь мы-же сами подали имъ этому примѣръ: мы увѣрили ихъ, что между Россіею и разрушаемымъ ими Серединнымъ царствомъ существуетъ тѣсная солидарность. Что-же касается китайскаго патріотизма, то онъ, также, какъ и всякій другой, бываетъ различныхъ сортовъ. Для однихъ его девизъ: «вонъ рыжебородыхъ варваровъ!» а другіе, не менѣе искренніе патріоты, кричатъ: «прочь мандаринское правительство». Дѣятельности мисіонеровъ (этого не отрицаетъ и г. Венюковъ) мы въ значительной степени обязаны тѣмъ, что этотъ послѣдній кличъ сталъ лозунгомъ довольно уже многочисленныхъ массъ китайскаго народонаселенія.

Къ сожалѣнію, то, что мы говоримъ здѣсь о дѣятельности мисіонеровъ вообще, вовсе не справедливо по отношенію ко многимъ изъ нихъ въ частности. Мы совершенно неспособны усмотрѣть культурное или политическое значеніе, напримѣръ, тѣхъ фабрикъ, которыя заведены въ Се-ка-всѣ могущественными іезуитами для изготовленія католическихъ образовъ и статуй по китайскому образцу, т. е. изображая св. Петра въ курмѣ и шляпѣ съ мандаринскими бубенчиками, а Іисуса Христа съ косою и въ войлочныхъ башмакахъ на высокихъ подошвахъ. Доблестные сыны Лойолы, очевидно, и въ Китаѣ держатся правила, что цѣль оправдываетъ всѣ, даже и глупыя, средства. Нѣкоторые англоамериканскіе мисіонеры совершенно иначе понимаютъ необходимость примѣнять свою пропаганду къ пониманію китайцевъ. Сошлемся на примѣръ хоть Гюцлафа, который своимъ основаніемъ «китайскаго союза» уже въ половинѣ текущаго столѣтія блистательно доказалъ, что онъ превосходно успѣлъ изучить столь загадочные для другихъ нравы и мѣстныя условія страны, въ которой взялся дѣйствовать, по какимъ личнымъ побужденіямъ — этого мы не знаемъ, да до этого намъ и дѣла нѣтъ. Китайцы, какъ народъ старый и вовсе чуждый фанатической жилки, увѣруютъ въ превосходство христіанской религіи только тогда, когда убѣдятся, что она не только даетъ своимъ послѣдователямъ блаженство въ будущей жизни, но и въ этомъ мірѣ не терпитъ угнетенія, чиновничьяго грабежа, издѣванія надъ человѣческою личностью… короче говоря, всего того, что процвѣтаетъ въ мандаринскомъ государственномъ строѣ. Кромѣ того, китайцы, непростительно холодные ко всякой религіозной пропагандѣ, которую правительство ихъ никогда не преслѣдовало, въ тоже самое время питаютъ издревле, т. е., по крайней мѣрѣ, съ XVII вѣка, пламенную страсть къ тайнымъ обществамъ. Ихъ находится и теперь въ Небесной имперіи неисчислимое множество, но мы очень мало знаемъ о большей части изъ нихъ, такъ-какъ наши духовные мисіоперы, до 1860 г. одни проживавшіе въ Пекинѣ, никогда ни слова не говорили о нихъ; англійскіе-же и американскіе мисіонеры, весьма естественно, въ своихъ превосходныхъ и многочисленныхъ уже трудахъ на эту тему выдвигаютъ на первый планъ тѣ изъ китайскихъ тайныхъ обществъ, которыя всего сочувственнѣе отзываются на ихъ призывъ. Китайское правительство, столь терпимое къ скоморохамъ и шарлатанамъ религіи Тао-не, несмотря даже на ихъ безнравственныя шашни и на то, что они при случаѣ даже отравляютъ простаковъ своимъ «напиткомъ безсмертія», преслѣдуетъ, однакожь, тайныя общества. Это яисколько не мѣшаетъ преуспѣянію тайныхъ обществъ среди собственно-китайскаго народонаселенія, но это заставляетъ всѣ подобныя организаціи тщательно скрывать отъ всѣхъ какъ самое свое существованіе, такъ и свои уставы.

Джонъ Девисъ, въ своемъ сочиненіи о Китаѣ, могъ собрать свѣденія только о тѣхъ китайскихъ братствахъ, которыхъ существованіе обнаружилось уже главнѣйшимъ образомъ во время грознаго возстанія тай-пинговъ, съ которыми протестантскіе мисіонеры состояли въ прямой связи. Повидимому, наиболѣе распространенное изъ нихъ есть «общество трехъ сокровищъ» (Сань-хо-хой) или тріады, т. е. неба, земли и человѣка. Мисіонеръ Мильнъ имѣлъ уже нѣкоторыя свѣденія объ этомъ обществѣ въ 1823 г., но время дѣйствительнаго его возникновенія неизвѣстно. Должно замѣтить, что китайскія тайныя общества, будучи накрыты правительствомъ подъ однимъ названіемъ, тотчасъ-же перемѣняютъ это названіе и нѣкоторыя подробности уставовъ и возрождаются съ новою силою въ обновленной формѣ. Какъ ни свирѣпствуютъ власти противъ лицъ, подозрѣваемыхъ въ участіи въ подобныхъ союзахъ, одѣ, однакожь, не могутъ переловить и переказнить ихъ всѣхъ. Тѣ, которымъ удалось избѣжать когтей мандариновъ и мучительныхъ казней, расходятся въ разныя стороны. Такимъ образомъ, правительство само способствуетъ географическому распространенію этихъ асоціацій, которыя первоначально сосредоточивались въ южныхъ и юго-восточныхъ округахъ близь Кантона, гдѣ народъ удержалъ всего больше энергіи и самодѣятельности. Трудно опредѣлить даже рѣзкую грань между тѣми революціонными братствами, о которыхъ мы здѣсь говоримъ, и крайне многочисленными въ Китаѣ полу-ремесленными, цолу-филантропическими союзами. Организація взаимной помощи между китайцами всѣхъ сословій далеко опередила собою всѣ попытка этого рода, осуществленныя до сихъ воръ въ Европѣ. Китайцамъ не запрещено дѣлать складчины, между прочимъ, и для содержанія бѣдняковъ въ высшихъ и низшихъ школахъ, что въ особенности способствовало распространенію грамотности въ низшихъ слояхъ народонаселенія.

«Общество трехъ сокровищъ» заявляетъ болѣе или менѣе открыто тоже чисто-филантропическую цѣль. Члены его собираются для того, чтобы взаимно дѣлить радости и помогать другъ другу въ печали. Но въ общей своей организаціи оно сильно напоминаетъ, даже нѣкоторыми подробностями обстановки, европейскихъ «вольныхъ каменьщиковъ», такъ что нельзя поручиться за то, что его возникновеніе обошлось безъ какихъ-нибудь косвенныхъ и отдаленныхъ европейскихъ вліяній.

Протестантскіе проповѣдники не насчитываютъ во всемъ Китаѣ и 6,000 офиціальныхъ послѣдователей противъ 700,000 католическихъ прозелитовъ. Но до какой степени ихъ дѣятельность пустила уже глубокіе корни въ умахъ китайскаго народонаселенія, это мы узнаемъ изъ біографіи Хуанъ-сю-цяня, основателя союза богопочитателей и главы возстанія тай-пинговъ. Біографія эта и самое возстаніе прекрасно изложены въ «Очеркахъ» г. Венюкова, и мы не станемъ повторять здѣсь того, что въ настоящее время уже хорошо всѣмъ извѣстно. Обратимъ только вниманіе читателя на то, что китайцы не относятся пасивно къ началамъ, проповѣдуемымъ мисіонерами, а берутъ изъ нихъ только то, что считаютъ для себя пригоднымъ, переработываютъ Эти начала по-своему, а потому и не числятся въ спискѣ христіанъ. Такъ, напримѣръ, Хуанъ-сю-цянь въ 1846 г. собственною иниціативою приходилъ въ Кантонъ къ американскому мисіонеру Робертсу, поученія котораго онъ жадно слушалъ втеченіи двухъ мѣсяцевъ, а ушелъ къ себѣ домой все-же неокрещеннымъ. Мисіонеры утверждаютъ, что Хуанъ-сю-цянь просилъ, чтобы надъ нимъ исполнили святой обрядъ, но этого будто-бы не успѣли сдѣлать. Впрочемъ, и прежде своего появленія въ Кантонѣ китайскій мистикъ проповѣдывалъ нѣкоторые принципы, очень сходные съ началами нѣкоторыхъ протестантскихъ сектъ; хотя библіи онъ не зналъ вовсе, но съ дѣтства жадно читалъ новыя книги, въ большомъ количествѣ издаваемыя съ нѣкоторыхъ поръ китайскимиже литераторами въ столицѣ и провинціяхъ; въ книгахъ этихъ часто встрѣчаются цитаты, цѣликомъ заимствованныя изъ священнаго писанія, давно переведеннаго на китайскій языкъ мисіонерами. Хуанъ-сю-цянь былъ бѣднякъ, сынъ простого крестьянина, впослѣдствіи школьный учитель. Жизнь въ нищетѣ и уединеніи чрезвычайно способствовала развитію въ немъ аскетическихъ склонностей, и уже съ двадцати лѣтъ ему стали являться видѣнія. Однажды во снѣ онъ видѣлъ старца божественнаго вида, который называлъ себя творцомъ неба и земли и увѣщалъ его не подражать большинству людей, которые «берутъ мои дары и почитаютъ демоновъ». Въ другой разъ тотъ-же старецъ явился юному китайцу на яву и повелѣлъ ему идти истреблять демоновъ, но щадить братьевъ и сестеръ. За объясненіемъ этихъ-то видѣній Хуанъ-сю-цянь и ходилъ въ Кантонъ къ мисіонеру Робертсу, а тотчасъ по возвращеніи въ провинцію Куанъ-см онъ учредилъ союзъ богопочитателей, число приверженцевъ котораго возросло втеченіи одного года до двухъ тысячъ человѣкъ.

Узнавъ о возникновеніи этого новаго союза, мандаринское правительство рѣшилось воспользоваться тѣмъ обстоятельствомъ, что въ той-же провинціи Куанъ-си разбойничали въ это время (1850 г.) пираты, разбитые въ устьѣ Тонкинской рѣки англо-китайскимъ флотомъ. Богопочитателей велѣно было приравнять къ этимъ разбойникамъ и истреблять вмѣстѣ съ ни мы. «Богопочитатели» взялись за оружіе и, вмѣстѣ съ многочисленными приверженцами общества трехъ сокровищъ, составили оборонительный и наступательный союзъ, во главѣ котораго былъ поставленъ Хуанъ-сю-цянь, принявшій титулъ тай-пингъ-вамъ, т. е. короля великаго примиренія. Вожди этого, наилучше извѣстнаго намъ изъ китайскихъ возстаній, поставили свою задачу съ перваго-же начала чрезвычайно широко и не упустили ничего, что могло привлечь подъ ихъ знамена всѣ, существующіе въ странѣ, многочисленные оттѣнки недовольныхъ. Низверженіе царствующей манджурской династіи Цинъ, окончательное распаденіе мандаринскаго царства, истребленіе «глупыхъ жрецовъ Будды и шарлатановъ Тао-це» — должны были быть уже тогда дѣломъ въ Китаѣ глубоко популярнымъ. Иначе невозможно себѣ объяснить, какимъ образомъ жалкій школьный учитель почти внезапно очутился во главѣ болѣе чѣмъ двадцати-тысячной арміи, прекрасно вооруженной и еще лучше дисциплинированной; что онъ при каждой встрѣчѣ побивалъ и обращалъ въ бѣгство императорскія войска вмѣстѣ съ ихъ неустрашимымъ полководцемъ, манджуромъ Улантаемъ. Оружіе повстанцы, конечно, пріобрѣли контрабандою отъ европейскихъ купцовъ, обогащавшихся при этомъ со сказочною быстротою; но деньги, которыми оплачивались англійскіе штуцера, но руки, столь быстро научившіяся побѣдоносно владѣть этимъ оружіемъ, могли быть доставлены ему только тѣмъ народнымъ воодушевленіемъ, которое не возбуждается по заказу. Предположеніе-же, будто тай-пингское возстаніе поддерживалось на средства европейскихъ, т. е. англійскихъ агитаторовъ, не выдерживаетъ рѣшительно никакой критики уже потому, что инсургенты (по свидѣтельству симого-же г. Веникова) платили по 50 и 90 р. за старыя, бракованныя ружья, продававшіяся съ аукціона въ Шанхаѣ по 4 и по 5 р. сер. за штуку.

19-го марта 1853 г., послѣ непрерывнаго ряда побѣдъ, инсургенты взяли штурмомъ Панкинъ, древнюю столицу національной мингской династіи и оплотъ китайской учености и общественности. Тай-пингъ-ванъ объявилъ себя императоромъ и занялся устройствомъ новыхъ своихъ владѣній. Этимъ было положено начало трагическому исходу этого движенія, на которое китайская опозиція затратила такъ много лучшихъ своихъ силъ и которое, при новыхъ условіяхъ, не скоро можетъ повториться, по крайней мѣрѣ въ столь грандіозныхъ размѣрахъ. "Общее направленіе военныхъ дѣйствій тай-нингонъ, говоритъ г. Венюковъ, — въ этотъ періодъ возстанія (г. е. послѣ взятія Панкина) зависѣло почти исключительно отъ восточнаго вице-короля, который въ іерархіи инсургентскихъ вождей занималъ первое мѣсто послѣ Хуанъ-сю-цяня… Два другіе вана (вице-короля), южный и западный, уже въ 1852 г. сошли со сцены, бывъ убиты въ сраженіяхъ… Самъ Хуанъ-сюцянь, по мечтательности своего характера, занимался, послѣ овладѣнія Нанкиномъ, почти исключительно богословской стороною своего воображаемаго призванія, писалъ декреты и книги, раздавалъ нелѣпые титулы и проч. Главною его задачею, какъ главы богопочитателей, было утвержденіе новой религіи, чему китайцы неохотно поддавались… На практикѣ-же онъ пытался установить всеобщее блаженство помощью передѣла полей, причемъ семейства должны были получать участки, соотвѣтственные, по размѣрамъ, ихъ многолюдности. Каждыя 25 семействъ должны были составлять общину и имѣть церковную школу, гдѣ дѣтей слѣдовало учить ветхому и новому завѣту. Назначены были дни отдохновенія каждую недѣлю, вопреки привычкамъ трудолюбивыхъ китайцевъ, у которыхъ нѣтъ этого семитическаго обыкновенія^[1]. Но дни эти были не воскресные, какъ у христіанъ, а суботы.

Короче говоря, вождь тай-пинговъ, вмѣсто того, чтобы вести до конца блистательно начатое имъ дѣло разложенія мандаринскаго царства для того, чтобы дать просторъ свободѣ и гражданскому творчеству китайскаго народа, пытается о-бокъ съ пекинскою монархіею, безсильною, но еще не побѣжденною, создать новое царство, отличное отъ прежняго во многихъ отношеніяхъ, но проникнутое тѣмъ-же самымъ первороднымъ грѣхомъ. Этимъ онъ отчуждаетъ отъ себя народныя симпатіи. Отчасти-же именемъ тай-пинговъ стали злоупотреблять возникавшія въ разныхъ частяхъ имперіи разбойничьи шайки, неимѣвшія никакой цѣли, кромѣ грабежа, а это запугивало народъ, въ особенности-же иностранцевъ, которые тогда только-что утвердились въ портовыхъ городахъ и сгорали нетерпѣніемъ воспользоваться выгодою своего торговаго положенія. Междоусобіе въ Китаѣ мѣшало прибыльному ходу ихъ комерческихъ операцій.

Тай-пингъ-вамъ пользовался каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы завести съ европейцами дружелюбныя и прочныя сношенія. Онъ призвалъ мисіонера Робертся въ Нанкинъ и хотѣлъ сдѣлать его своимъ министромъ иностранныхъ дѣлъ. Любимою мечтою его было овладѣть хоть однимъ изъ портовъ, открытыхъ для иностранцевъ. Но когда онъ, отвлекая свои силы отъ Пекина, куда онѣ продолжали стремиться почти съ постояннымъ успѣхомъ, направилъ часть ихъ къ Шанхаю, — тамошніе европейцы выставили противъ тай-пинговъ прекрасно вооруженный отрядъ. Такимъ образомъ было положено начало той «всегда побѣдоносной арміи», которая потомъ въ полномъ составѣ перешла на службу пекинскаго правительства. Этотъ европейскій легіонъ, принимавшій, впрочемъ, въ свои ряди и китайцевъ, состоялъ изъ авантюристовъ рѣшительно всѣхъ странъ свѣта. Первоначальнымъ организаторомъ его былъ американецъ Уардъ, и только по смерти его «every victoriour army» перешла подъ начальство англійскаго капитана Родерика Дью. Oaa-то и довела дѣло тай-пинговъ до такого отчаяннаго положенія, что когда ихъ предводитель отравился, наконецъ, въ 1864 г., то сынъ его перенялъ отъ него только уже жалкій призракъ власти.

Мы здѣсь хотѣли главнѣйшимъ образомъ показать, что китайская имперія дошла до того безпомощнаго и безнадежнаго состоянія, въ которомъ на дальнѣйшее ея существованіе не остается уже никакихъ надеждъ. Иностранцы, и премущественно англичане, которыхъ мы любимъ винить за то, что они будто-бы въ-пику намъ наносятъ роковые удары мандаринскому царству, сживаютъ со свѣта его бренные останки, — иностранцы, говоримъ мы, а никто другой, спасли Китай отъ конечной погибели подъ ударами побѣдоносныхъ тай-пинговъ. Но это, очевидно, произошло по недоразуменію съ ихъ стороны, и подобное ненормальное явленіе врядъ-ли повторится въ будущемъ. Принимая на себя солидарность съ царствомъ, завѣдомо обреченнымъ на распаденіе въ близкомъ будущемъ и вполнѣ заслужившимъ такую печальную судьбу, мы Китая, конечно, не спасемъ, но неизбѣжно подвергнемъ самихъ себя чувствительнымъ уколамъ и оскорбленіямъ. На предъидущихъ страницахъ мы нѣсколько разъ повторяли, что эта печальная солидарность не налагается на насъ рѣшительно ничѣмъ, кромѣ нашей-же собственной доброй воли. Не на Гиндукушѣ, а въ нашемъ собственномъ сознаніи своихъ культурно-историческихъ задачъ въ Азіи можетъ найти себѣ рѣшеніе роковой вопросъ о нашемъ мнимомъ соперничествѣ съ Англіей) въ Китаѣ. Но прежде, чѣмъ указать хотя-бы въ самыхъ общихъ чертахъ, каково можетъ быть это рѣшеніе, необходимо разсмотрѣть еще желтый вопросъ съ нѣкоторыхъ такихъ сторонъ, которыхъ мы не успѣли коснуться въ этомъ очеркѣ.

Левъ Мечниковъ.

"Дѣло" № 8, 1878

ЖЕЛТЫЙ ВОПРОСЪ.

(Окончаніе.)

IV.

Возстаніе тайпинговъ показываетъ намъ, какого рода опасность угрожаетъ мандаринскому царству отъ наплыва европейскихъ идей. Опасность эта обусловливается вовсе не какими-нибудь злоумышленіями иностранцевъ противъ цѣлостности и благосостоянія Небесной имперіи, до которой громадному большинству живущихъ и дѣйствующихъ тамъ европейцевъ и американцевъ нѣтъ рѣшительно никакого дѣла. Предположеніе, будто англичане намѣрены завоевать Китай, должно считать по меньшей мѣрѣ бездоказательнымъ, хотя-бы въ пользу его и можно было привести кичливыя слова какого-нибудь Клейва или тому подобныхъ авантюристовъ. Большинство цивилизаторовъ Китая и другихъ отдаленныхъ странъ обыкновенно очень мало помышляетъ о политикѣ, преслѣдуемой во всѣхъ странахъ ихъ правительствами. Мы легко можемъ видѣть въ одно и то-же время очень почтенныхъ и вліятельныхъ англичанъ въ рядахъ китайскаго войска, защищающихъ съ оружіемъ въ рукахъ мандаринское царство противъ тайпинговъ или иныхъ повстанцевъ, и другихъ, столь-же почтенныхъ и столь-же вліятельныхъ англичанъ, подстрекающихъ тайпинговъ или другихъ инсургентовъ къ возстанію. Ни тому, ни другому невозможно приписывать рѣшительно никакого серьезнаго политическаго значенія, такъ-какъ сами дѣйствующіе въ томъ или иномъ направленіи цивилизаторы не имѣютъ въ виду ничего другого, кромѣ полученія большаго или меньшаго количества доларовъ, таэлей, ланъ или другихъ монетныхъ единицъ, обращающихся въ этихъ краяхъ, манящихъ къ себѣ предпріимчивыхъ людей Запада перспективою скорой наживы. Что-же касается Англіи, то ея политика въ Китаѣ не можетъ быть иною, какъ чисто комерческою. Примѣръ Индіи долженъ-бы уже убѣдить насъ, по крайней мѣрѣ, въ томъ, что англичане строго умѣютъ различать тѣ случаи, въ которыхъ завоеваніе страна и завладѣніе ея територіею въ пользу капиталистовъ англо-саксонской расы дѣйствительно можетъ принести желаемую пользу. Китай-же ни въ какомъ случаѣ не могъ бы стать для Англія новою Австраліею уже по одному тому только, что въ немъ нѣтъ большого количества пустопорожнихъ земель, на которыхъ съ успѣхомъ могли-бы подвизаться англійскіе капиталы. Англичане не могутъ серьезно думать о томъ, чтобы обезземелить китайцевъ и заселить ихъ територію своими пролетаріями или ирландскими батраками. Индусы гораздо менѣе, чѣмъ китайцы, стойки въ борьбѣ за существованіе; однакожь, англичане и по отношенію къ нимъ даже не держатся политики обезземеленія туземцевъ въ пользу англосаксонскихъ переселенцевъ. Имъ этого и не нужно. При помощи своихъ дешевыхъ продуктовъ, выгодно сбываемыхъ на заграничныхъ рынкахъ, англичане всего легче могутъ обратить и китайцевъ, и всѣ другіе отсталые народы въ своихъ вѣчныхъ васаловъ и данниковъ. Слѣдовательно, мы однажды навсегда должны сказать себѣ, что политика Англія по отношенію ко всемъ густо населеннымъ внѣ-европейскимъ странамъ никогда не будетъ завоевательною, а непремѣнно торговою. Уклоненія отъ этого правила возможны только временно и случайно, и не на такихъ частностяхъ и непослѣдовательностяхъ англійской политики можно основывать столь фундаментальныя положенія, какъ мнимый антагонизмъ Россіи и Англіи на крайнемъ востокѣ.

Выше мы уже говорили о томъ, что, въ видахъ торговой политики англичанъ, въ высшей степени нежелательно ни конечное разореніе китайскаго народа, уменьшающее его способность покупать англійскія издѣлія, ни вѣчная неурядица и смуты въ Серединномъ царствѣ. Эти послѣднія могутъ иногда быть выгодны для нѣсколькихъ негоціантовъ, получающихъ такимъ образомъ возможность сбывать инсургентамъ или правительству залежавшееся оружіе и припаса по баснословной цѣнѣ. Пишущему эти строки пришлось быть свидѣтелемъ того воодушевленія, которое пробудилось среди европейскаго народонаселенія нѣкоторыхъ открытыхъ портовъ на отдаленномъ востокѣ при одномъ только слухѣ о возможности войны китайцевъ съ японцами по поводу экспедиція, отправленной іедскимъ правительствомъ на Формозу, чтобы отмстить за избіеніе японскихъ рыбаковъ формовскими горцами, противъ которыхъ китайское правительство офиціально признало себя безсильнымъ. Только и рѣчи было между почтенными представителями христіанскаго братолюбія и цивилизаціи въ этихъ отдаленныхъ предѣлахъ о томъ, по какой цѣнѣ можно сбыть воюющимъ сторонамъ какую-нибудь завалявшуюся партію шаспо, грузъ подмокшаго риса или даже свои собственныя особы въ качествѣ инструкторовъ, организаторовъ волонтерскихъ отрядовъ и т. п. Конечно, вика кія политическія соображенія при этомъ вовсе не принимались въ разсчетъ, но много возлагалось надеждъ и упованій на то, что китайцевъ провести гораздо легче, чѣмъ японцевъ, на всякомъ подрядѣ; да къ тому-же китайцы разсчитываются на таэли, стоющіе 175 % дороже японскихъ енъ… Но, повторяемъ, все это частности и случайности, очень назидательныя для того, кто хочетъ составить себѣ хоть приблизительно-вѣрное понятіе о томъ количествѣ гнили и хищничества, ко торое таится въ душѣ западно-европейскихъ культурныхъ людей, — всѣхъ этихъ просвѣщенныхъ мореплавателей и носителей цивилизаціонныхъ началъ по разнымъ отдаленнымъ захолустьямъ земного шара. Но дѣло здѣсь не въ нихъ. Дѣло въ томъ, что одна, изъ важнѣйшихъ историческихъ задачъ нашего времени — вопросъ объ отношеніяхъ просвѣщеннаго Запада къ сильному своимъ многолюдствомъ и своею устойчивостью въ житейской борьбѣ Востоку, — нежданно-непрошенно-выступила на очередь, требуетъ себѣ настоятельно достодолжнаго разрѣшенія, а мы, увлекаясь головоломными дипломатическими хитросплетеніями и порывами зоологическаго патріотизма, не можемъ выработать себѣ даже того трезваго и простого отношенія къ этой задачѣ, которое неизбѣжно должно предшествовать ея фактическому рѣшенію. Монгольскій Востокъ не страшенъ намъ теперь въ томъ видѣ, въ какомъ онъ угрожалъ обще-европейскому культурному развитію въ эпоху ближайшихъ преемниковъ Чингизъ-хана. Но этотъ проклятый желтый вопросъ, т. е. вопросъ о противопоставленіи западно-европейскимъ рабочимъ неисчислимой арміи дешевыхъ китайскихъ кули, — возникаетъ передъ нами въ очень критическую для западной цивилизаціи минуту. Люди, привыкшіе задумываться надъ современными вопросами, люди, знающіе, что прогресъ не гарантированъ никакими провиденціальными или космическими законами, а является только какъ естественный результатъ не легко дающагося раціональнаго сочетанія элементовъ культурной борьбы, — съ ужасомъ спрашиваютъ себя: гдѣ-же выходъ изъ этой трущобы, въ которую односторонне-индустріальный складъ загналъ западно-европейскую цивилизацію? Весь прогресъ послѣднихъ вѣковъ главнѣйшимъ и существеннѣйшимъ образомъ можетъ быть сведенъ къ тому, что нѣкоторыя, наиболѣе передовыя изъ европейскихъ государствъ начали мало-по-малу избавляться отъ своихъ внутреннихъ, туземныхъ варваровъ. Цивилизація стала проникать въ глубь народныхъ массъ, а это неизбѣжно вызвало (точнѣе было-бы сказать: было вызвано) повышеніе задѣльной платы, которое явилось результатомъ долгой и упорной внутренней борьбы. Появленіе китайскихъ рабочихъ на европейскихъ рынкахъ неизбѣжно должно подорвать этотъ драгоцѣнный результатъ долгихъ вѣковъ западно-европейскаго историческаго развитія. Былобы ребяческою наивностью предполагать, что какія-нибудь патріотическія соображенія или какія-бы то ни было стѣснительныя законодательныя мѣры могутъ удержать европейскихъ предпринимателей отъ обращенія къ тѣмъ отдаленнымъ рынкамъ Китая, которые способны поставить имъ трудъ по возможно дешевой цѣнѣ. Золотой тѣлецъ, какъ и всякіе кумиры, ревнивъ; конкуренція не щадитъ того, кто отсталъ хоть на пядь на этомъ корыстномъ ристалищѣ, не кстати поддавшись филантропическимъ соображеніямъ… Короче говоря, монголы снова идутъ на насъ, не съ копьемъ и стрѣлами, но съ работничьимъ долотомъ и киркой, доставленные на нарочито устроенныхъ для того улучшенныхъ пароходахъ; они не менѣе грозятъ гибелью или, по меньшей мѣрѣ, громаднымъ шагомъ назадъ бѣлой цивилизаціи. Сведенный на низшую задѣльную плату, европейскій рабочій будетъ поставленъ лицомъ къ лицу съ роковою дилемою: либо исчезнуть съ лица земли, какъ исчезъ въ мякинномъ вихрѣ русскій мужикъ въ дѣтской сказкѣ г. Щедрина, либо вернуться вспять къ полу-животному типу до-революціонной эпохи. Чтобы стать способнымъ выдерживать китайскую конкуренцію, онъ долженъ этнографически унизиться до степени китайскаго кули.

Какую услугу въ этомъ новомъ и роковомъ столкновеніи Востока съ Западомъ способна оказать просвѣщенному міру Россія, или, по крайней мѣрѣ, къ какому изъ двухъ враждебныхъ лагерей примкнетъ она въ рѣшительный моментъ? — вотъ вопросъ, къ которому мы ежечасно возвращаемся въ этой статьѣ и котораго мы до сихъ поръ никакъ еще не можемъ отрѣшить отъ той массы наноснаго хлама, которою окутала его со всѣхъ сторонъ политиканская рутина.

Читателю все еще можетъ казаться неясною та тѣсная связь, которая существуетъ между вопросомъ о ввозѣ китайскихъ рабочихъ въ Европу съ одной стороны и между политикою, преслѣдуемою европейскими государствами, — т. е. главнѣйшимъ образомъ Россіею и Англіей, — въ Китаѣ, съ другой. На первый разъ, однакожъ, достаточно уже и того, что китайское стремленіе бѣжать изъ предѣловъ излюбленнаго отечества является несомнѣннымъ результатомъ политическаго и экономическаго «statu quo», вѣками установившагося въ Серединномъ царствѣ; а между тѣмъ даже такіе почтенные спеціалисты азіятскихъ вопросовъ, какъ г. Венюковъ, навязываютъ ламъ далеко нелестную для нашего національнаго самолюбія и для нашего культурно-историческаго призванія солидарность съ этимъ «statu quo». Въ каждомъ умышленномъ или неумышленномъ шагѣ англичанъ, направленномъ къ разрушенію мандаринской монархіи, насъ заставляютъ видѣть ударъ, нанесенный будто-бы нашимъ государственнымъ интересамъ, или, по крайней мѣрѣ, уколъ нашему національному самолюбію. Короче говоря, въ только-что упомянутой рѣшительной всемірной борьбѣ насъ заставляютъ играть незавидную роль союзниковъ тѣхъ желтокожихъ враговъ, противъ которыхъ европейской культурѣ слишкомъ скоро придется отстаивать въ послѣднемъ боѣ свои права на существованіе.

Мы старались показать, что эта солидарность, этотъ нашъ предполагаемый антагонизмъ съ англичанами въ Китаѣ не вытекаютъ ни изъ какихъ неустранимыхъ этнографическихъ или историческихъ данныхъ. Если наша аргументація не всегда имѣла за себя достодолжную степень убѣдительности и ясности, то это отчасти оправдывается еще и тѣмъ, что чрезвычайно трудно категорически опровергать положенія, высказываемыя въ формѣ намековъ и гаданій, недающія себѣ труда прочно и осязательно установить тѣ основанія, на которыя они опираются. Чтобы избѣжать этого неудобства, мы оставляемъ полемическій пріемъ и постараемся свести наше воззрѣніе къ небольшому числу основныхъ положеній, частью уже доказанныхъ на предъидущихъ страницахъ, частью-же подлежащихъ дальнѣйшему разсмотрѣнію и провѣркѣ.

Мандаринское царство должно пасть, говорили мы, — не въ силу коварныхъ происковъ англичанъ, а въ силу собственной своей гнилости. Не вдаваясь въ дальнѣйшія разсужденія на эту тему, мы позволимъ себѣ спросить: что-бы сталось съ пекинскою монархіею, если-бы во главѣ тайпипговъ оказались вожди, способные лучше понимать свои задачи, чѣмъ тотъ король Великаго мира, о шутовскихъ спиритуалистическихъ продѣлкахъ котораго въ Нанкинѣ мы уже говорили въ предъидущей главѣ? — Да и съ этимъ полоумнымъ мистикомъ китайское правительство могло управиться не иначе, какъ при перазсчетливомъ содѣйствіи иностранцевъ, т. е. главнѣйшимъ образомъ тѣхъ-же самыхъ англичанъ, которымъ мы столь голословно любимъ приписывать вездѣ разрушительные и ехидные замыслы. Мы не думаемъ отрицать, что на тайпингахъ сильно отразилось вліяніе европейскихъ и главнѣйшимъ образомъ спиритуалистически-гуманитарныхъ идей; но это доказываетъ только, что китайцы вовсе не такъ замкнуты для внѣшнихъ вліяній, какъ насъ стараются увѣрить знатоки и спеціалисты этого дѣла. Въ этнографіи мы на каждомъ шагу встрѣчаемся съ явленіями, крайне парадоксальными на нашъ взглядъ и нелегко подводимыми подъ какія-бы то ни было предвзятыя воззрѣнія; но люди вездѣ люди, и пора-бы уже узнать, что Китай не въ самомъ-же дѣлѣ населенъ карикатурными куклами, въ которыхъ все причудливо, все не такъ, какъ у другихъ людей, которыя удары бамбука по пятамъ и рѣзаніе въ куски предпочитаютъ гуманной и вольной администраціи.

Но но одни тайпинги, т. е. не одно только мужественное и дѣятельное народонаселеніе юго-восточныхъ областей опасно дли китайскаго правительства. Въ сѣверныхъ и сѣверо-западныхъ частяхъ Китая существуетъ не менѣе враждебное пекинскому правительству магометанское народонаселеніе, которое въ высшей степени заслуживаетъ быть принятымъ въ разсчетъ при всѣхъ предположеніяхъ и разсужденіяхъ о ближайшемъ будущемъ Серединнаго царства. Не желая растянуть этотъ очеркъ, мы боимся вдаваться по этому поводу въ дальнѣйшія подробности, несмотря на то, что вопросъ о китайскихъ мусульманахъ принадлежитъ къ числу интереснѣйшихъ и наименѣе изслѣдованныхъ. Когда европейскія государства поймутъ, что интересы всѣхъ цивилизованныхъ странъ существенно солидарны по отношенію къ этому левіафану монгольскаго міра, что всѣ мы очень тѣснымъ и ближайшимъ образомъ заинтересованы въ томъ, чтобы наивозможно скорѣе исчезло съ лица земли уродливое мандаринское царство и входящіе въ его составъ народы обратились-бы къ болѣе современнымъ и совершеннымъ формамъ общежитія, тогда намъ по необходимости придется обратить особенное вниманіе на группу китайскихъ мусульманъ. Теперь-же мы плохо знаемъ даже ея численность. Архимандритъ Паладій въ небольшой статьѣ, посвященной имъ этому предмету въ «Трудахъ членовъ россійской духовной миссіи въ Пекинѣ» за 1866 г., опредѣляетъ ее отъ трехъ до четырехъ миліоновъ душъ. «Эта цифра, замѣчаетъ ученый авторъ, — составитъ немаловажное приращеніе къ мусульманскому міру, — приращеніе въ людяхъ болѣе или менѣе развитыхъ, промышленныхъ, предпріимчивыхъ». Изъ этой-же статьи и изъ нѣсколькихъ замѣтокъ, напечатанныхъ въ англійскомъ журналѣ «Phoenix» за 1872 г., мы узнаемъ, что магометане съ Китаѣ составляютъ своего рода status in stato; они не смѣшиваются съ китайскимъ народонаселеніемъ въ силу чрезвычайно развитаго чувства обособленности. Земледѣліемъ они не занимаются вовсе, а играютъ первую роль въ дѣлѣ мелкой торговли, т. е. успѣшно соперничаютъ съ китайцами на томъ именно поприщѣ, на которомъ европейцы при каждомъ столкновеніи неизбѣжно должны пасовать передъ этими желтокожими конкурентами. Китайскіе мусульмане живутъ обыкновенно въ городахъ, образуя отдѣльные кварталы вокругъ мечетей, вродѣ римскаго «гетто». Есть, однакожъ, и цѣлыя мѣстечки, населенныя одними только магометанами. «Продовольствіе они получаютъ отъ своихъ единовѣрцевъ и тщательно берегутъ себя отъ оскверненія въ пищѣ и питьѣ при сношеніяхъ съ китайцами; послѣдніе рѣдко посѣщаютъ ихъ общины, а мечети — никогда». Объ отношеніяхъ китайскихъ магометанъ къ пекинскому правительству и народу мы узнаемъ изъ статьи архимандрита Паладія очень мало. Они не чуждаются общежитіемъ съ китайскими женщинами, но никогда не берутъ ихъ къ себѣ на правахъ законныхъ женъ, а только наложницъ. Рожденные отъ такихъ браковъ наружнымъ видомъ уже значительно приближаются къ китайскому типу, но это не мѣшаетъ имъ сознавать себя иностранцами въ Серединномъ царствѣ, которое, благодаря своей вѣротерпимости, не вызываетъ въ нихъ ненужнаго раздраженія, но все-же не съумѣло до сихъ поръ обратить ихъ въ вѣрноподданныхъ пекинскаго двора. «Ахуны и грамотѣи ихъ переходятъ изъ одной общины въ другую, учащаютъ взаимныя сношенія между ихъ единовѣрцами, переносятъ вѣсти и поддерживаютъ единомысліе во всемъ магометанскомъ народонаселеніи. Ни одинъ магометанинъ не лишается пріема и вспоможенія въ первомъ попавшемся магометанскомъ селеніи или домѣ; заповѣдь о милостынѣ по отношенію къ ихъ единовѣрцамъ пополняется въ полномъ размѣрѣ; оттого писатели ихъ печатно вызываютъ китайцевъ найти между магометанами хоть одного бѣднаго человѣка». Грамотѣи эти и духовные всѣ изучаютъ арабскій, а многіе и персидскій языки. Три или четыре миліона душъ — цифра, конечно, довольно ничтожная по сравненію съ общею массою китайскаго народонаселенія, которое и при скромной оцѣнкѣ все-же доходитъ круглымъ числомъ до четырехсотъ миліоновъ. Но не слѣдуетъ забывать, что въ числѣ инородцевъ китайской имперіи мы насчитываемъ еще нѣсколько народовъ тюркскаго племени, преимущественно отличающихся разрушительными склонностями и неоднократно уже свидѣтельствовавшихъ о своемъ желаніи отдѣляться вовсе отъ Серединнаго царства. Когда наступитъ рѣшительный моментъ, когда оформится то броженіе, которое съ давнихъ поръ уже существуетъ между магометанами азіятскаго материка, тогда эта группа мусульманъ, живущихъ въ сѣверо-западныхъ провинціяхъ Китая, легко можетъ занять очень видное мѣсто въ предстоящихъ волненіяхъ, такъ-какъ она культурнымъ развитіемъ значительно опередила тюркскія племена, кичливыя и воинственныя, но неуяснившія еще себѣ своихъ политическихъ идеаловъ. До сихъ поръ вопросъ о мусульманахъ китайскаго и индійскаго Востока изучается слишкомъ односторонне, съ точки зрѣнія англо-русскаго соперничества, причемъ принимаются въ разсчетъ одни только стратегическія соображенія. А между тѣмъ мы, сами того не замѣчая, вызываемъ въ этомъ крайне-опасномъ и мало-извѣданномъ для насъ мірѣ тревоги и волненія своимъ поступательнымъ движеніемъ въ центральной Азіи и событіями на турецкомъ Востокѣ. Только тогда, когда буря уже разразится, т. е. когда разрозненные теперь мусульманскіе народцы, тѣснимые со всѣхъ сторонъ ненавистными для нихъ гяурами, дойдутъ, наконецъ, до объединенія, мы убѣдимся горькимъ опытомъ въ томъ, что сосѣдство ихъ равно опасно и для Китая, и для нашихъ восточныхъ границъ, и для англійскаго владычества въ Индіи. Благоразумная политика по отношенію къ этому легко воспламеняющемуся элементу должна имѣть въ виду не ту пользу, которую мы можемъ извлечь изъ этихъ народцевъ въ случаѣ похода въ Индію: она должна изучить средства пріурочить мусульманскія племена къ такимъ формамъ политическаго существованія, при которыхъ они станутъ безвредными для своихъ сосѣдей. Ждать такого ихъ пріуроченія отъ китайскаго правительства мы уже не имѣемъ права. Дѣло это въ высшей степени трудное, и мы еще вправѣ сомнѣваться ъ томъ, что оно можетъ быть удовлетворительно устроено даже соединенными силами русскихъ и англичанъ. Однако, вопросъ этотъ настолько запутанный и такъ еще мало разслѣдованный, что мы не можемъ надѣяться уяснить его въ немногихъ словахъ. Замѣтимъ только, что всякое соперничество Россіи съ Англіею на этомъ поприщѣ рѣшительно противно нашему историческому призванію въ Азіи, которое самымъ ближайшимъ образомъ заключается въ томъ, чтобы обезопасить свои восточные предѣлы отъ набѣговъ. Достигнуть этого прочнымъ путемъ мы можемъ не иначе, какъ пріучивъ эти хищническія племена къ культурному быту, чего мы, конечно, не достигнемъ безъ дружнаго содѣйствія другихъ, заинтересованныхъ въ этомъ дѣлѣ народовъ; въ особенности-же драгоцѣнно для васъ въ этомъ отношеніи союзничество Англіи, которая въ дѣлѣ цивилизаціи всякихъ варваровъ и полуварваровъ доказала уже не разъ свою состоятельность. Но, во всякомъ случаѣ, первымъ шагомъ къ водворенію тишины и спокойствія въ смежныхъ съ Россіею азіятскихъ предѣлахъ должно быть распаденіе дайцинской монархіи, котораго мы и должны желать, по предотвратить котораго мы не можемъ никакими средствами.

«Китайская имперія, говоритъ г. Венюковъ въ самомъ началѣ своей главы о составѣ народонаселенія, — есть союзъ нѣсколькихъ странъ, совершенно отличныхъ одна отъ другой, — союзъ, положимъ, созданный исторіею, по имѣющій всѣ признаки временной комбинаціи. Несмотря на нивелирующее вліяніе китайской такъ-называемой образованности, несмотря на дѣйствительное превосходство китайцевъ въ умственномъ и многихъ другихъ отношеніяхъ надъ такими народами, какъ монголы, кочевые тюрки, финны, тибетцы и пр., несмотря, наконецъ, на огромный численный перевѣсъ китайцевъ, Небесная имперія есть не болѣе, какъ агрегатъ, весьма слабо спаянный. Онъ держался до сихъ поръ и еще держится потому, что до народовъ средней Азіи не дошелъ живительный лучъ самопознанія, что, повинуясь преданіямъ и рутинѣ, они привыкли чтить въ китайскомъ императорѣ „сына неба“, передъ которымъ всѣ прочіе владыки земли не больше, какъ второстепенные правители, данники. Номады Монголіи или горцы Тибета, морскіе разбойники Формозы или звѣроловы Манджуріи, мусульмане-торгаши въ Гань-су или лолосы-земледѣльцы въ Юнъ-нани, — всѣ эти племена держатся подъ одною властью только потому, что нѣтъ другой, которая-бы способна была дать имъ лучшія условія быта, вывести изъ невѣжества и политическаго ничтожества. Разъ, что подобная власть появится, отъ теперешней Небесной имперіи останутся лишь развалины, правда, развалины величавыя по размѣрамъ, но изъ которыхъ только геніальные политическіе вожди, избранники народа, могутъ создать прочныя государства».

Мы немногое можемъ прибавить къ этому вполнѣ справедливому замѣчанію, кромѣ того развѣ, что народонаселеніе Небесной имперіи даже того разнороднѣе, чѣмъ обыкновенно полагаютъ. Тѣ триста восемьдесятъ миліоновъ собственно китайскаго народонаселенія, которые европейскими писателями разсматриваются, какъ нѣчто цѣлостное и однородное, даже въ этнографическомъ отно ліевіи распадаются на три расы, въ большей части случаевъ враждебныя одна другой и выказывающія разныя степени воспріимчивости по отношенію къ европейской цивилизаціи. Самая малочисленная изъ этихъ расъ называется Пон-ти, т. е. «корень земли», и считаетъ себя потомками коренныхъ обитателей южнаго Китая. Она одна отличается ненавистью къ иностранцамъ и приверженностью къ древнимъ обычаямъ и преданіямъ; но и она не можетъ считаться за надежную опору мандаринской монархіи, потому что она презираетъ нынѣ царствующую дяйцинскую династію за ея манджурское, т. е. варварское происхожденіе. Двѣ другія расы называются Хак-ка, т. е. «пришлые дома (или семьи)», и Хьяо-ло, т. е. «старшіе поученію», и отличаются болѣе подвижнымъ и предпріимчивымъ характеромъ. Мы ничего не знаемъ о численности этихъ расъ, которыя легко могутъ оказаться даже и не различными этнографическими расами (подраздѣленіе это чисто-китайское и неразслѣдованное европейскими писателями), а только остатками прежнихъ кастъ. Но въ настоящемъ случаѣ для насъ это не имѣетъ никакого значенія. Мы хотѣли указать на то только, что громадная масса собственно китайцевъ, которую обыкновенно противопоставляютъ двѣнадцати миліонамъ китайскихъ инородцевъ, не имѣетъ внутренней сплоченности и неразрывнаго единства, которая ручались-бы нимъ за то, что она не распадется, быть можетъ, въ скоромъ будущемъ. Въ этомъ отношеніи тоже по существуетъ важнаго разногласія между нами и г. Векюковымъ, который говоритъ: «уже между самими китайцами изъ сѣверныхъ и южныхъ провинцій замѣчается значительная разница если не въ образѣ жизни, то въ говорѣ и складѣ понятій. Житель Кантона болѣе образованъ, болѣе привыкъ къ хорошей обстановкѣ, чѣмъ житель Гянь-су; земледѣлецъ изъ Сье-чуани довольно рѣзко отличается отъ рыбака изъ Тань-дуни или Фу-цзяни и отъ торговца изъ Сань-см. Эти люди далеко не всегда понимаютъ другъ друга при разговорѣ, далеко не съ одинаковымъ сочувствіемъ относятся къ существующимъ общественнымъ порядкамъ и вовсе не такіе централисты, какими ихъ представляли многіе синологи, особенно никогда не выѣзжавшіе изъ пекинскихъ монастырей или кантонскихъ факторій. Возстаніе тайпинговъ доказало это вполнѣ. На знамени инсургентовъ, въ прокламаціяхъ къ народу, еще больше во взаимныхъ отношеніяхъ ихъ вождей была ясно выражена мысль о федеративномъ соединеніи различныхъ провинцій Китая, и народъ шелъ за возставшими. Пекинскій абсолютизмъ и всепоглощающая, всенивелирующая бюрократія такъ-же противны природѣ китайца, какъ и всякой живой человѣческой природѣ въ Европѣ, Азіи и Америкѣ. Правда, китайцы съ ними сжились; они не въ состоянія были-бы придумать сами что-либо внѣ единодержавія и чиновничества, но новѣйшая исторія имъ помогаетъ. Ореолъ, который окружалъ представителей обоихъ руководящихъ началъ государственной жизни, сына неба и ученыхъ классиковъ-бюрократовъ, мало-по-малу начинаетъ тускнѣть. Въ жизнь вносятся элементы, до сихъ поръ ей чуждые и начинающіе понемногу ее разлагать. Поколѣнія, которыя вѣрили въ непогрѣшимость и прочность прежнихъ порядковъ, вымираютъ, а новыя родятся и ростутъ при условіяхъ совершенно различныхъ отъ прежняго. Какъ ни упорны вѣковые предразсудки, какъ ни трудно побѣдить оскорбленное народное чувство сближеніемъ съ чужеземцами-оскорбителями, но дѣло проникновенія въ Китай западной цивилизаціи идетъ твердою, хоть и медленною стопою».

Должно-ли и послѣ всего этого еще доказывать, что Серединное царство безповоротно осуждено на гибель и не можетъ уже быть спасено никакими хитросплетеніями внѣшней и внутренней политики, никакимъ услужливымъ союзничествомъ? Власть, попирающая всѣ права человѣческой личности, поддерживающая внутри грубый чиновничій произволъ и неумѣющая даже окружить себя хотя мишурнымъ блескомъ военнаго величія, не можетъ долго существовать въ XIX столѣтіи, ни даже въ Китаѣ.

V.

Когда въ Америкѣ впервые возникъ китайскій вопросъ, то къ нему тотчасъ-же обнаружилось весьма различное отношеніе въ различныхъ слояхъ американскаго общества. Предпріимчивые капиталиста далекаго запада увидѣли въ желтокожихъ эмигрантахъ дешевую рабочею силу, которая гораздо легче, чѣмъ ирландскіе или нѣмецкіе пролетаріи, поддавалась ихъ эксплуатаціи. Благодаря китайцамъ, стало возможнымъ осуществленіе нѣкоторыхъ грандіозныхъ начинаній, которыя, при всей предпріимчивости янки, вѣроятно, еще долго-бы оставались in spe, если-бы исполнять ихъ приходилось при помощи однихъ только бѣлыхъ работниковъ, получавшихъ въ видѣ задѣльной платы въ минимумѣ по три долара въ день. Съ появленіемъ китайцевъ быстро окончилась желѣзная дорога отъ Чикаго къ Тихому океану, что же касается англійской желѣзной дороги черезъ Панамскій перешеекъ, то про все безъ преувеличенія можно сказать, что она построена на китайскихъ костяхъ. При знойной влажности климата этой мѣстности, партіи рабочихъ, которымъ приходилось впервые разрывать эту дѣвственную и ядовитую почву, шли на вѣрную смерть, а между тѣмъ растительность здѣсь обладаетъ такою волшебною силою, что работы приходилось вести съ усиленною быстротою, расчищенныя пространства необходимо было немедленно трамбовать и убивать щебнемъ, иначе они снова заросли-бы въ нѣсколько дней, какъ это и случалось неоднократно съ первыми піонерами, которые, забравшись далеко впередъ, съ недоумѣніемъ видѣли, что пройденный ими путь надлежало прокладывать вновь, съ опасностью жизни и съ неимовѣрнымъ трудомъ оспаривая каждый шагъ у чрезмѣрно-плодовитой и щедрой тропической природы. Само собою разумѣется, что такая сизифовская работа могла быть исполнена не иначе, какъ подъ условіемъ, чтобы подъ рукою всегда были многочисленныя партіи рабочихъ, шедшихъ на убой безпрекословно, за дешевую дѣну, и оставляя за собою такія-же многочисленныя и безропотныя рати, готовыя смѣнить ихъ, когда они лягутъ костьми… Короче говоря, американскіе капиталисты, гораздо больше европейскихъ своихъ собратій имѣвшіе право жаловаться на недостатокъ и дороговизну рабочихъ рукъ, весьма естественно должны были оказать новымъ пришельцамъ весьма радушный пріемъ. Не было, конечно, недостатка въ декламаціяхъ и риторическихъ восхваленіяхъ трудолюбія и усердія китайцевъ, которые своею эмиграціей) въ сѣвероамериканскіе предѣлы оказывали будто-бы неоцѣнимую услугу всемірной цивилизаціи. Впрочемъ, другое отношеніе къ китайской эмиграціи съ узко-сословной капиталистической точки зрѣнія могло-бы быть только натяжкою, лицемѣріемъ и не внушало-бы къ себѣ довѣрія. Китаецъ гораздо лучше, чѣмъ средневѣковой европейскій крѣпостной, гораздо лучше, чѣмъ американскій негръ, воплощаетъ собою идеалъ раба, и именно такого раба, который нуженъ рабовладѣльцу-промышленнику. Собственно янки, т. е. предприниматели-капиталисты изъ восточныхъ при-атлантическихъ штатовъ, надѣялись при помощи китайскихъ кули забрать въ свои руки наслѣдство луизіанскихъ плантаторовъ, т. е. хлопчатобумажныя поля, на которыхъ нѣкогда безъ труда пожинались миліоны доларовъ и которыя теперь, съ упраздненіемъ невольничества, во многихъ мѣстахъ не родятъ уже ничего, кромѣ голоднаго тифа и желтой горячки.

Съ другой узко-сословной, т. е. съ исключительно-работничьей точки зрѣнія, точно также весьма естественно было діаметрально-противоположное отношеніе къ китайскому вопросу. Бѣлые поселенцы въ Калифорніи съ первыхъ-же поръ возненавидѣли китайцевъ такъ, какъ привыкшій къ жизненной суровости человѣкъ ненавидитъ того, кто пришелъ отнять у него трудовой, обезпеченный кусокъ хлѣба. Горе китайцамъ, которые въ глухомъ мѣстѣ попадаются навстрѣчу вооруженнымъ штуцерами или хотябы только киркою и ломомъ ирландцамъ. Никому неизвѣстно, сколько сотъ, а можетъ быть и тысячъ китайцевъ погибло такимъ образомъ среди калифорнской и невадской глуши отъ рукъ тѣхъ, у которыхъ паи пришли отнять ихъ упорнымъ трудомъ добытые достатки. Изъ разсказовъ Бретъ-Гарта мы уже знаемъ, что эта непримиримая ненависть ирландскихъ поселенцевъ къ китайцамъ съ молокомъ всасывается американскими дѣтьми, которыя бросанье камней въ головы желтокожихъ считаютъ даже не невинною забавою, а доблестнымъ подвигомъ.

Но гдѣ-же разумный принципіальный исходъ изъ этой мрачной дилемы?

Въ западныхъ штатахъ Америки успѣли уже сложиться нѣсколько разнообразныхъ отношеній къ китайскому вопросу, неимѣющахъ рѣзкости и простоты двухъ только что помянутыхъ діаметрально-противоположныхъ воззрѣній; но они, должно сознаться, не подвигаютъ ни на волосъ впередъ требуемаго теоретическаго его рѣшенія, т. е. не заключаютъ въ себѣ даже намека на ту вожделѣнную комбинацію, которая должна спасти нашу цивилизацію отъ монгольскаго наводненія, которая примиритъ постоянно возрастающее стремленіе китайцевъ бѣжать массами изъ Серединнаго царства съ не менѣе законнымъ желаніемъ европейскихъ или, общѣе говоря, бѣлыхъ рабочихъ жить безбѣдно своимъ трудомъ. Началось съ того, что китайская эмиграція пошла въ Америкѣ не совсѣмъ такими путями, какихъ хотѣли калифорнскіе капиталисты. Вмѣсто, того, чтобы кабалиться на заводы и фабрики, китайцы выказали необычайную склонность и способность ко всякаг о рода ремесламъ, такъ-что они вытѣснили въ Сан-Франциско, въ Сакраменто и другихъ западныхъ городахъ бѣлыхъ ремесленниковъ, не увеличивъ, однакожъ, примѣтнымъ образомъ барыша предпринимателей, которые черезъ это значительно охладѣли къ нимъ. Правда, значительно вздешевѣли въ Калифорніи, благодаря китайцамъ, нѣкоторыя мелочныя подробности комфортабельной обстановки, но на это никто не обратилъ даже должнаго вниманія, потому что съ водвореніемъ китайцевъ значительно понизился средній уровень демократическаго довольства, составлявшій прежде отличительную черту калифорнской жизни. Къ тому-же и экономическій строй этой области принимаетъ все болѣе и болѣе спекуляторскій характеръ, при которомъ дешевизна рабочихъ рукъ не играетъ важной роли даже въ глазахъ сословія капиталистовъ. А между тѣмъ необходимость искать популярности среди низшихъ классовъ мѣстнаго народонаселенія заставила даже тузовъ, претендующихъ на политическую карьеру, отнестись враждебно къ китайской эмиграціи, предо гать противъ нея стѣснительныя мѣры. Такъ-называемая демократическая партія въ западныхъ штатахъ уже включила въ свою програму драконовскія мѣры противъ желтокожихъ пришельцевъ. Партія республиканская, т. е. капиталистическая, одержавшая верхъ на послѣднихъ выборахъ, тоже вынуждена была поступиться китайцами, отчасти для того, чтобы не стать окончательно ненавистною въ глазахъ работниковъ, но въ значительной степени еще и потому, что китайцы, въ силу вышеупомянутыхъ условій, перестали быть для нея особенно интересными. Она могла стоять за китайцевъ — добровольныхъ рабовъ, которые дали бы возможность завести на богатомъ прибрежьи Тихаго океана фабрики для обработки мѣстныхъ продуктовъ. Китайцы оставались-бы дороги американскимъ капиталистамъ и навсегда оградили-бы себя отъ стѣснительныхъ законодательныхъ мѣръ, если бы они проникли въ южные штаты и стали-бы по дешевой цѣнѣ наниматься на хлопчато-бумажныя плантаціи, покинутыя неграми. Но они не сдѣлали этого. Они льнутъ къ западнымъ городамъ, гдѣ, при своей изобрѣтательности и при помощи своихъ асоціацій, всегда находятъ средства къ безбѣдному существованію, съ значительнымъ ущербомъ для бѣлаго населенія, но безъ большихъ выгодъ для капиталистовъ. Къ тому-же мы не должны забывать, что среди нынѣшнихъ калифорнскихъ богачей много есть ирландцевъ, которые еще немного лѣтъ тому назадъ пробивались поденною работою и, вѣроятно, проклинали китайцевъ, ненависть къ которымъ уцѣлѣла въ нихъ и въ новомъ ихъ положеній. Съ тѣхъ поръ, какъ китайцы стали выказывать примѣтную склонность селиться въ Калифорніи и пріобрѣтать тамъ права гражданства, ненависть эта только возрасла. При немноголюдствѣ бѣлаго населенія на западно-американскомъ берегу, не трудно предвидѣть то время, когда китайцы составятъ тамъ относительное большинство или, по крайней мѣрѣ, пріобрѣтутъ вліяніе на выборахъ. Гордость піонеровъ и ихъ патріотическія чувства этимъ глубоко возмущены. Нѣкоторый алармисты, указывая на то, что все народонаселеніе Соединенныхъ Штатовъ немногимъ превышаетъ 40 миліоновъ душъ, не безъ основанія замѣчаютъ, что Китай можетъ легко въ нѣсколько десятковъ лѣтъ выбросить въ Америку вдвое большее этой цифры количество своихъ выходцевъ, и его собственное относительное населеніе уменьшится едва лишь на 1 душу на каждыя 50 квадратныхъ верстъ. "Не для того, говорятъ они, — паши предки и мы сами поливали эти поля своею кровью и потомъ, не для того мы въ одно столѣтіе создали мощную и вольную республику, чтобы нашимъ дѣтямъ или наукамъ довелось видѣть грязнаго монгола въ мурмолкѣ и съ косою, засѣдающаго президентомъ въ «Бѣломъ Домѣ».

Короче говоря, за послѣдніе годы крикъ: «долой китайцевъ», прежде бывшій девизомъ одной только демократической партіи, сталъ всеобщимъ паролемъ и лозунгомъ на американскомъ прибрежьи Тихаго Океана. Въ калифорнскомъ сенатѣ издавались стѣснительныя постановленія противъ китайцевъ даже въ то время, когда составъ его былъ республиканскій, т. е. капиталистическій. Но американская федеральная конституція послѣ войны съ рабовладѣльцами значительно урѣзала самодѣятельность штатовъ, главнѣйшимъ образомъ по вопросу о признаніи или непризнаніи политическихъ правъ за цвѣтнымъ народонаселеніемъ. При этомъ, конечно, вовсе не имѣлась въ виду китайская эмиграція, такъ-какъ желтый вопросъ тогда еще не существовалъ, ни опасались только, чтобы южные плантаторы не воспользовались автономіею для новаго порабощенія негровъ. Такимъ образомъ китайцы въ Соединенныхъ Штатахъ являются довольно хорошо огражденными во многихъ отношеніяхъ отъ посягательствъ противъ нихъ туземнаго населенія. Въ принципѣ отказать изъ въ правѣ гражданства калифорнскій сенатъ не имѣетъ власти, а потому онъ вынужденъ прибѣгать ко всякаго рода уловкамъ, причемъ настойчивость и изворотливость лукавыхъ азіятцевъ почти всегда доставляютъ имъ побѣду. Борьба эта представляетъ множество смѣшныхъ эпизодовъ, которыхъ нѣсколько разсказано въ довольно многочисленныхъ англійскихъ и нѣмецкихъ сочиненіяхъ объ этомъ предметѣ. Подробности эти свидѣтельствуютъ о томъ, что китайскіе эмигранты превосходно успѣли уже изучить и духъ, и букву американскаго законодательства и что они способны постоять за себя на казуистическомъ, какъ и на многихъ другихъ поприщахъ. Во всякомъ случаѣ, полумѣрами калифорнскаго сената рѣшеніе китайскаго вопроса не можетъ быть подвинуто ни на шагъ впередъ. Предположенія вродѣ того напримѣръ, чтобы отказывать китайцамъ въ правахъ гражданства подъ тѣмъ предлогомъ, что они но христіане и не могутъ принимать присяги, играющей столь важную роль въ юридическомъ быту Соединенныхъ Штатовъ, — не только не конституціонны, но въ то-же время вовсе не достигаютъ цѣли, такъ-какъ китайцы, привыкшіе къ религіозному индиферентизму, оказываются очень склонными перемѣнять вѣру и даже становиться ревностными мистерами и пропагандистами, если это для нихъ выгодно. Проектъ установить въ Калифорніи цензъ грамотности для пріобрѣтенія полныхъ гражданскихъ и избирательныхъ правъ оказывается еще несостоятельнѣе, потому что такимъ образомъ значительное количество европейскихъ эмигрантовъ навѣрное осталось-бы за цензомъ, китайцы-же англійскую азбуку выучиваютъ шутя и въ нѣсколько дней. Китайскую-же грамоту знали рѣшительно всѣ тѣ, о которыхъ намъ удалось собрать какія-нибудь свѣденія, хотя въ этомъ числѣ встрѣчались мальчики отъ 14-ти до 16-ти лѣтъ и хотя эмигранты эти вербуются почти исключительно изъ самыхъ низкихъ слоевъ городского народонаселенія Небесной имперіи.

По мѣрѣ того, какъ всѣ общественные классы и самое правительство западныхъ штатовъ настраивалось болѣе и болѣе враждебно по отношенію къ монгольскимъ пришельцамъ, китайскій вопросъ естественно долженъ былъ обратить на себя большее вниманіе вашингтонскаго конгреса. Но такъ-какъ въ конгресѣ этомъ депутаты запада, знающіе это дѣло близко и практически, составляютъ ничтожное меньшинство, то О неудивительно, что американскіе отцы отечества, рѣшающіе желтый вопросъ въ послѣдней инстанціи, очень долго относились къ нему, такъ-сказать, съ дилетантской или литературной точки зрѣнія, и нельзя сказать, чтобы они совершенно покинули эту свою, очевидно несостоятельную, точку зрѣнія и теперь. Нѣкоторые демократы, желая снискать себѣ популярность среди чернорабочихъ, или-же изъ другихъ какихъ-нибудь совершенно постороннихъ побужденій, стали въ конгресѣ приверженцами болѣе или менѣе абсолютнаго изгнанія китайскихъ куля изъ предѣловъ республики. Но за то китайцы нашли себѣ здѣсь и очень ревностныхъ и даже безкорыстныхъ защитниковъ. Многіе ораторы прославляли ихъ несомнѣнныя добродѣтели: трудолюбіе, умѣнье довольствоваться очень малымъ и примѣняться ко всевозможнымъ условіямъ и т. п. Многіе практическіе и смѣтливые янки не могли не замѣтить, что китайскіе кули въ смыслѣ рабочей силы или, говоря безцеремоннѣе, рабочаго скота, предпочтительнѣе даже ногровъ-невольниковъ. Долгое время здѣсь питались сладостныя надежды на то, что наплывъ дешевыхъ китайскихъ работниковъ дастъ возможность предпринимателямъ изъ Новой Англіи возродить плантаторство въ южныхъ штатахъ на новыхъ основаніяхъ. Надежды эти, какъ мы уже выше имѣли случай замѣтить, не только не оправдались до сихъ поръ, но даже люди, близко знающіе дѣло, вынуждены были уже признать ихъ за несбыточныя по разнымъ причинамъ. Тѣмъ не менѣе и до сихъ поръ въ правительствѣ Соединенныхъ Штатовъ все еще находятся люди, отстаивающіе полноправность китайскихъ эмигрантовъ на американской почвѣ съ узко-капиталистической или сословной точки зрѣнія. Одно изъ очень крупныхъ здѣшнихъ промышлеяныхъ предпріятій, а именно общество почтоваго пароходства по Тихому океану (Pacific Mail Steam-Ship С^о), обязано китайской эмиграція едвали не самымъ сбоямъ существованіемъ: его пароходные рейсы между Нью-Йоркомъ и Сан-Франциско съ каждымъ годомъ все менѣе и менѣе становятся способными выдерживать конкуренцію желѣзной дороги; линія на Сандвичевы острова никоимъ образомъ не можетъ быть сочтена выгодною; а, слѣдовательно, обществу приходится большую часть своихъ расходовъ покрывать барышами съ линіи, идущей черезъ Японію въ Китай; но и эта линія сдѣлалась-бы несомнѣнно убыточною, еслибы прекратилась поддерживающая ее китайская эмиграція. Не говоря уже о томъ, что китайскіе эмигранты представляютъ для этой компаніи самый выгодный грузъ, она пользуется ими-же какъ дешевыми матросами. Всѣ пароходы этого общества плаваютъ съ китайскою прислугою и съ китайскимъ экипажемъ, и, несмотря на то, что китайцевъ всегда необходимо имѣть въ большемъ числѣ, чѣмъ европейцевъ, компанія осуществляетъ этимъ путемъ значительныя сбереженія, а капитаны не могутъ нахвалиться нравственными достоинствами желтокожей команды, но только они сами пріобрѣтаютъ съ нею такія диктаторскія и рабовладѣльческія привычки, что черезъ нѣсколько лѣтъ становятся совершенно неспособными уживаться съ бѣлокожими, даже съ ирландскими матросами. Мы обращаемъ особенное вниманіе на примѣръ общества почтоваго пароходства по Тихому океану, что нигдѣ еще до сихъ поръ китайцы не были примѣнены въ замѣну европейскаго труда полнѣе и разностороннѣе, чѣмъ на пароходахъ этого общества, а слѣдовательно, здѣсь мы всего удобнѣе могли-бы изучить, такъ-сказать, техническую сторону желтаго вопроса. Но въ нашемъ очеркѣ мы не имѣемъ возможности заняться этою техническою его стороною, а потому замѣтимъ только вскользь, что Pacific Mail Steam-Ship C^о считаетъ въ числѣ своихъ членовъ не мало лицъ, ворочающихъ огромными капиталами, а слѣдовательно, и пользующихся большимъ вліяніемъ въ правительствѣ Соединенныхъ Штатовъ. Такимъ образомъ, выходитъ, что вашингтонскій конгресъ, который долженъ-бы дать китайскому вопросу въ Америкѣ полное и всестороннее рѣшеніе, легко можетъ быть увлеченъ совершенно побочными и посторонними самому дѣлу соображеніями.

О китайцахъ въ Америкѣ было уже говорено и писано за послѣднее время такъ много, что мы не рѣшаемся задерживать долго вниманіе читателя на этомъ предметѣ. А между тѣмъ вопросъ этотъ принадлежитъ къ числу такихъ, которые никоимъ образомъ не должны быть обсуживаемы и рѣшаемы огуломъ, безъ тщательнаго разсмотрѣнія множества частностей и подробностей. Иначе мы легко впадемъ въ ошибку, которою грѣшатъ многія весьма почтенныя и часто очень ученыя сочиненія объ этомъ предметѣ, т. е. мы примемъ за неизбѣжный культурно-историческій законъ то, что въ дѣйствительности есть только продуктъ какихъ-нибудь совершенно частныхъ фактовъ, часто только результатъ легко устранимыхъ недоразумѣній. Для насъ китайскій вопросъ существенно интересенъ только въ нижеслѣдующей своей постановкѣ:

1) Возможно-ли примирить стремленіе, уже обнаружившееся въ китайцахъ, нахлынуть на Америку и Европу въ видѣ массы дешевыхъ работниковъ съ требованіями прогреса, которыя самымъ элементарнѣйшимъ образомъ заключаются въ томъ, чтобы труженическія массы бѣлаго народонаселенія могли существовать безбѣдно, чтобы, слѣдовательно, задѣльная плата отнюдь не понижалась, примѣняясь къ потребностямъ несомнѣнно отсталыхъ въ культурномъ отношеніи китайцевъ?

2) Если примиреніе это возможно, то какимъ путемъ оно можетъ быть достигнуто и въ чемъ его слѣдуетъ искать?

Изъ того, что выше сказано о Соединенныхъ Штатахъ сѣверной Америки, ясно уже само собою, что примѣръ Америки, которая уже втеченіи нѣсколькихъ лѣтъ переживаетъ зло, грозящее еще только Европѣ въ близкомъ будущемъ, представляетъ для насъ съ этой существеннѣйшей точки зрѣнія очень мало назидательнаго. Мы видимъ, что тамъ нашествіе китайцевъ сдерживается еще до сихъ поръ какими-то, очень мало понятными условіями. Въ силу какихъ-то, вовсе еще неразслѣдованныхъ препятствій, китайцы не идутъ туда, гдѣ, разсуждая а priori, мы-бы ожидали видѣть ихъ прежде всего, т. е., напримѣръ, на поля плантаторскихъ южныхъ штатовъ, остающіяся совершенно опустошенными, главнымъ образомъ вслѣдствіе недостатка дешевыхъ рабочихъ рукъ послѣ освобожденія невольниковъ. Мы совершенно не видимъ въ Америкѣ китайскихъ рабочихъ на большихъ фабрикахъ, гдѣ, однакожь, вслѣдствіе обширнаго примѣненія машинъ, всего менѣе требуется отъ работника окой-бы то ни было спеціальной подготовки или особенныхъ личныхъ качествъ. То-есть, говори иными словами, въ Америкѣ появленіе китайцевъ не дало еще капиталистамъ ожидавшихся отъ него выгодъ, во бѣлыхъ рабочихъ поставило уже въ крайне невыгодное положеніе, которое въ значительной степени сказалось уже уменьшеніемъ числа ежегодныхъ европейскихъ выходцевъ, постоянно возрастающимъ числомъ возвращающихся на родину прежнихъ поселенцевъ, рабочими волненіями и очень замѣтнымъ уменьшеніемъ всеобщаго довольства, особенно въ самыхъ благодатныхъ участкахъ далекаго запада. Все это мы видимъ, по вправѣ-ли мы дѣлать изъ этого какіе-нибудь обобщенія и выводы? Конечно, нѣтъ; для нихъ у насъ нѣтъ еще положительныхъ данныхъ. Можно сказать только, что, по всей вѣроятности, и въ самой Америкѣ это дѣло современенъ приметъ иной оборотъ, а про Европу можно сказать навѣрное, что въ ней китайское наводненіе пойдетъ совершенно иною дорогою, т. е., что у насъ они явятся главнѣйшимъ образомъ фабричными рабочими, а въ Англіи, можетъ быть, и земледѣльцами по найму,

Америка по отношенію къ китайской эмиграціи не приняла еще никакихъ рѣшительныхъ и окончательныхъ мѣръ. Правда, въ текущемъ году вашингтонскій конгресъ выказалъ уже нѣкоторую податливость на запретительныя предложенія западныхъ штатовъ, но, съ другой стороны, все еще раздаются голоса и въ пользу китайцевъ, съ исключительно-филантропической точки зрѣнія, Мы позволимъ себѣ замѣтить, что какое-бы воззрѣніе ни установилось окончательно на этотъ счетъ въ правительствѣ Соединенныхъ Штатовъ, — калифорнское или филантропическое, — это можетъ имѣть только временной и мѣстный интересъ, но для рѣшенія желтаго вопроса это совершенно безразлично. Филантропамъ, вполнѣ основательно утверждающимъ, что китайцы такіе-же люди, какъ и мы, что насиліемъ отнимать у нихъ возможность нести свою рабочую силу, т. е. единственное свое достояніе, туда, гдѣ оно всего дороже цѣнится, было-бы столь-же безнравственно, какъ и противно началамъ политической экономіи, — филантропамъ мы скажемъ: все это очень хорошо; но научите-же, какъ быть европейскому рабочему тогда, когда задѣльная плата упадетъ на минимумъ потребностей уже не европейскаго батрака, а голоднаго китайца, который радъ уже и тому, что его не бьютъ бамбуковой палкою, не рѣжутъ на куски, что и при низкой задѣльной платѣ ему все-таки открывается возможность лягаться не одними только вшами, разводимыми для этого на его собственномъ тѣлѣ? Принять эту пониженную задѣльную плату и сообразно съ нею съузить и безъ того уже довольно ограниченный кругъ своихъ потребностей со стороны европейскаго рабочаго будетъ значить вступить въ то положеніе, которое зоологи называютъ регресивною метаморфозою, т. о, повернуться къ прогресу спиной. Да и гдѣ-же предѣлъ этому попятному шествію? Очевидно, только на томъ минимумѣ, который, будучи увеличенъ издержками переѣзда, перестанетъ казаться соблазнительнымъ даже для китайцевъ. Если принять во вниманіе, что въ одномъ нынѣшнемъ году въ Китаѣ умерло отъ голода до семи миліоновъ человѣкъ, т. е. вдвое больше, чѣмъ сколько живетъ народа въ цѣлой Швейцаріи, что въ людныхъ городахъ откры то на базарахъ продается за 1 7s р. с. на съѣденіе пара живыхъ дѣтей, — то нельзя не сознаться, что предѣлъ этотъ далеко не успокоительный. По поводу этой продажи на съѣденіе живыхъ дѣтей считаемъ долгомъ замѣтить, вопреки увѣреніямъ многихъ синологовъ, что китайское законодательство признаетъ безусловно право отца на жизнь не только его дѣтей, но и женъ, и челядинцевъ. Въ отношеніи къ женамъ пользованіе этимъ правомъ въ значительной степени ограничено страхомъ кровомщенія со стороны родственниковъ жертвы, но относительно дѣтей всѣхъ возрастовъ оно примѣняется на практикѣ довольно часто. Точно также законъ не запрещаетъ родителямъ всячески истязать своихъ дѣтей, напримѣръ, ослѣплять или оскоплять. Тѣмъ, которые печатно объявляютъ подобные слухи броднями, очень легко доказать свое положеніе, такъ что уже всякія сомнѣнія на этотъ счетъ станутъ невозможными. Пусть они укажутъ статью уголовнаго кодекса, воспрещающую дѣтоубійство и полагающую за него опредѣленное наказаніе. Но такого закона нѣтъ. Китайцы народъ слишкомъ обстоятельный и, при своей страсти къ регламентаціи, конечно, не преминули-бы отличить случаи дѣтоубійства это всѣхъ, сродныхъ съ ними. Такъ и изъ книги отца Іоакинфа мы узнаемъ только, что отцеубійство воспрещается подъ страхомъ быть изрѣзаннымъ на куски, начиная съ ногъ. О дѣтоубійствѣ-же почтенный патріархъ нашихъ синологовъ ограничивается однимъ только голословнымъ отрицаніемъ этого преступленія…

Но возвращаемся къ предмету.

Слѣдуетъ-ли распространяться о томъ, что стѣснительныя правительственныя постановленія насчетъ переселенія китайцевъ въ Америку, или даже и окончательное запрещеніе этого переселенія, никоимъ образомъ не могутъ быть сочтены за рѣшеніе китайскаго вопроса? Еслибы однимъ или нѣсколькими декретами можно было гдѣ даться отъ этой грозы, то, по крайней мѣрѣ, оптимисты моглибы надѣяться, что предприниматели, хоть въ нѣкоторыхъ передовыхъ странахъ Европы, найдутъ въ себѣ достаточно гражданской доблести для того, чтобы не прививать къ нашему экономическому организму этой заморской язвы въ ожиданіи узко-сословныхъ и во всякомъ случаѣ еще сомнительныхъ выгодъ. Послѣднія надежды можно-бы было еще возлагать на то, что правительства, призванныя охранять не узко-сословные, а общіе національные интересы, съумѣли-бы обуздать корыстолюбіе предпринимателей и своею властью закрыть европейскіе предѣлы для непрошенныхъ гостей. Не станемъ разсуждать здѣсь о томъ, насколько были-бы основательны или неосновательны подобныя надежды. Допустимъ даже, что онѣ осуществлены; что всѣ европейскія правительства стали ни точку зрѣнія англичанъ въ Новой Зеландіи и объявятъ врагомъ отечества каждаго, кто привезетъ къ намъ хоть одного китайскаго кули. Желтый вопросъ, такимъ образомъ, конечно, нѣсколько преобразится, но станетъ въ сущности все-же-таки не менѣе грознымъ для близкой культурной будущности европейскаго пролетаріата. Не имѣя возможности привлечь дешевую рабочую силу къ себѣ, европейскій капиталъ повторитъ чудо Магомета, т. е. сямъ пойдетъ на встрѣчу этому дешевому труду. Такъ-какъ въ предѣлахъ цивилизованнаго міра омываются постоянно уголки, дающіе у себя пріютъ, напримѣръ, игорнымъ домамъ, то нужно простирать оптимизмъ ужь слишкомъ далеко для того, чтобы не признать возможнымъ существованіе въ нашей непосредственной близости такого государства, которое не вступитъ во всеобщую коалицію противъ китайцевъ, а такъ-какъ капиталъ по самому своему естеству существенно космополитиченъ, то онъ и не замедлитъ эмигрировать туда, гдѣ возможенъ его законный союзъ съ дешевымъ китайскимъ трудомъ. Само-собою разумѣется, что подобное бѣгство капитала изъ Европы будетъ по своимъ-послѣдствіямъ совершенно тождественно съ наплывомъ китайскихъ конкурентовъ на наши промышленные рынки.

Чтобъ уловить хоть какую-нибудь аріаднину пить въ этомъ головоломномъ лабиринтѣ, мы волею-неволею должны задать себѣ вопросъ: да что же гонитъ китайцевъ на европейскую цивилизацію? Если причина эта дѣйствительно космическая, экономическая, т. е. если Небесное царство дѣйствительно перенаселено и не въ силахъ уже давать огромной массѣ обитателей необходимаго для охъ продовольствія, то мы заранѣе должны примириться съ мыслью, что всесвѣтная культура переживаетъ одинъ изъ тѣхъ роковыхъ моментовъ. которые она уже два раза переживала на памяти нашей исторіи и которые постоянно сопровождались громаднымъ шагомъ назадъ обще-европейской или только наиболѣе близкой нашимъ патріотическимъ сердцамъ восточноевропейской культуры; тогда роковой, грозящій намъ переломъ дѣйствительно не только неотразимъ, но даже слишкомъ близокъ, и мы не имѣемъ передъ собою необходимаго времени для того, чтобы сознательно и разумно приготовиться къ его встрѣчѣ, ибо подобное приготовленіе потребовало бы такой радикальной переработки всего основнаго строя нашихъ общественныхъ отношеній, которая еще не выяснилась въ сознаніи наиболѣе заинтересованныхъ ею нашихъ народныхъ массъ. Но если бѣгство китайцевъ изъ предѣловъ ихъ отечества окажется хоть въ нѣкоторой степени результатомъ общественныхъ и политическихъ условій, то и новое монгольское нашествіе на западноевропейскій міръ можетъ быть ее іи не вовсе предотвращено, то, по крайней мѣрѣ, отодвинуто на такое неопредѣленное время, на которое загадывать было-бы теперь чрезмѣрною предусмотрительностью. Современная цивилизація имѣетъ въ себѣ еще множество мрачныхъ и безотрадныхъ сторонъ; въ одномъ только ее нельзя упрекнуть, именно въ недостаткѣ изобрѣтательности и энергіи, дѣлающихъ сегодня дѣтскою игрушкою то, что какихъ-нибудь десять лѣтъ назадъ было фантастическою мечтою, безумною утопіею. Къ тому-же въ эпоху великихъ народныхъ переселеній или, позднѣе, при Чингизъ-хановыхъ потомкахъ, тучи азіятской саранчи налетали на насъ, какъ снѣгъ на голову, и мы тогда только узнавали о приближеніи врага, когда не оставалось никакой возможности борьбы, никакой надежды на спасеніе. Теперь мы давно уже предупреждены о той грозѣ, которая надвигается на насъ съ востока. Заблаговременно-ли? Этого мы не беремся рѣшить пока, хотя знать это было-бы въ высшей степени желательно.

Иной послѣдовательный мальтузіанецъ скажетъ намъ, что, пожалуй, рѣшительно все равно, можетъ-ли китайское населеніе быть теперь приведено въ соотвѣтствіе съ своею територіею, такъ какъ такое соотвѣтствіе, по ученію политико-экономистовъ, только для того и возстановляется, чтобы снова быть нарушеннымъ черезъ нѣсколько лѣтъ. Выступивъ на путь прогреса, китайцы неизбѣжно должны вступить въ состязаніе съ европейскою расою, и рѣшеніе желтаго вопроса можетъ быть только отсрочено на болѣе или менѣе долгое время впредь, а въ-концѣ-концовъ будущее все-же таки предвѣщаетъ мало добра европейской культурѣ. Обстоятельное изслѣдованіе этого возраженія завело-бы насъ слишкомъ далеко. Довлѣетъ дневи злоба его! Убѣдимся, по крайней мѣрѣ, въ томъ, что всей бѣлой культурѣ грозитъ одна общая опасность отъ желтаго врага и что, слѣдовательно, теперь ужь совсѣмъ не время намъ грызться между собою изъ-за химеръ зоологическаго патріотизма.

VI.

Въ мальтузіанствѣ есть одна сторона, придающая этому экономически несостоятельному ученію неотразимую силу и привлекающая къ нему серьезные умы, нелюбящіе рѣшать общественные вопросы на основаніи чисто-субъективныхъ соображеній. Сторона эта, по нашему мнѣнію, заключается въ томъ, что Мальтусъ первый напалъ на счастливую мысль перенести изслѣдованіе политико-экономическаго вопроса на строго-біологическую почву. Человѣкъ черпаетъ элементы матеріяльнаго своего благосостоянія изъ находящейся въ его распоряженіи среды, и всякій данный экономическій строй при научномъ его разслѣдованіи прежде всего долженъ быть разложенъ на слѣдующія двѣ составныя части: во-первыхъ, естественныя условія той среды, изъ которой данное общество вынуждается черпать первичные элементы своего матеріальнаго благоденствія; во-вторыхъ, активное отношеніе общества къ своей средѣ, т. е. степень его энергіи и умѣлости черпать изъ своей среды пригодные для его благосостоянія элементы. Нѣтъ такого сложнаго общественнаго строя, разнообразныя условія котораго не укладывались-бы въ эти двѣ категоріи, очень вѣрно угаданныя Мальтусомъ и значительно облегчающія и упрощающія научное изслѣдованіе общественныхъ вопросовъ. Но самъ Мальтусъ отнесся къ дѣлу ужь черезчуръ просто, почти съ дѣтскою наивностью. Изъ всѣхъ многообразнѣйшихъ отношеній, существующихъ между обществомъ и обитаемой имъ средою, онъ усмотрѣлъ тѣ только первобытнѣйшія отношенія, про которыя съ наименьшею долею метафоричности и гиперболы можно сказать, что при нихъ среда кормитъ человѣка. Этою фундаментальною ошибкою обусловливается и вся дальнѣйшая узкость, односторонность и противорѣчивость его ученія. Коль скоро среда кормитъ человѣка, то само собою становится яснымъ, что прокормить десятерыхъ легче, чѣмъ прокормить сто и т. д. Само собою разумѣется, что среда средѣ рознь: ппая можетъ прокормить 10, другая 100 и т. д. Но, во всякомъ случаѣ, оставаясь при томъ воззрѣніи, которое въ политико-экономической литературѣ получило право гражданства подъ именемъ мальтузіанства, мы вынуждены искать ключъ къ разгадкѣ каждаго даннаго экономическаго строя въ численномъ соотношеніи цифры народонаселенія къ прокармливающимъ ресурсамъ среды, а это рѣшительно ни къ чему не можетъ привести, такъ-какъ въ этомъ смыслѣ мы не имѣемъ рѣшительно никакихъ установленныхъ мѣрокъ или шаблоновъ, которые-бы можно было признать за нормы. Во Франціи одна десятина земли обезпечиваетъ безбѣдное существованіе одного количества людей; въ Англіи она-же отвѣчаетъ потребностямъ уже совершенно другой цифры населенія; въ Россіи снова отношеніе это совершенно иное, и мы не имѣемъ рѣшительно никакого основанія для того, чтобы признать то или другое изъ этихъ отношеній за нормальное.

Самъ Мальтусъ пытался, отчасти разсужденіемъ, отчасти-же при помощи статистическихъ данныхъ, установить подобныя нормы, безъ которыхъ положеніе о количественномъ соотношеніи между прокормляющими ресурсами среды и населеніемъ не можетъ имѣть рѣшительно никакого руководящаго значенія, но онъ дошелъ только до своихъ знаменитыхъ прогресій, о которыхъ даже и говорить совѣстно въ ученыхъ трактатахъ. Его послѣдователи, затратившіе на прославленіе его величія столько чернилъ и жолчи, не позаботились, однакожъ, пополнить оставленные имъ пробѣлы, да они едва-ли-бы и могли сдѣлать это, такъ-какъ всѣ они несутъ на себѣ первородный мадьтусовскій грѣхъ, вытекающій изъ ошибочнаго предположенія, будто среда кормитъ человѣка, тогда какъ въ дѣйствительности человѣкъ кормится самъ, а изъ среды черпаетъ только первоначальный матеріялъ своей самокормительной дѣятельности. Прокормить десять человѣкъ безспорно труднѣе, чѣмъ прокормить одного; но прокормиться десять человѣкъ могутъ при такихъ условіяхъ, при которыхъ одинъ непремѣнно бы умеръ съ голоду, такъ-какъ слишкомъ многія производительныя работы совершенно невозможны безъ раздѣленія труда, а слѣдовательно, безъ колективности. На первый взглядъ можетъ показаться, что мы затѣваемъ пустую игру словъ, по тѣмъ не менѣе дѣлаемое нами здѣсь различіе чрезвычайно важно. Мальтузіанцы-популяризаторы однимъ изъ убѣдительнѣйшихъ аргументовъ въ пользу своего ученія считаютъ ссылку на примѣръ семьи, пользующейся вожделѣннымъ благополучіемъ до тѣхъ воръ, пока она состоитъ изъ матери, отца и одного или двухъ дѣтей, но которая неизбѣжно впадаетъ въ нищету, коль скоро наплодитъ больше полудюжины младенцевъ. То-же самое, говорятъ они, — должно случиться и съ каждымъ обществомъ, коль скоро оно переплодитъ число своихъ состязателей на жизненныя блага. Довѣрчивая публика дѣйствительно вѣритъ имъ и подъ тишкомъ освѣдомляется о предупреждающихъ дѣторожденіе средствахъ. Тщетно Прудонъ приводитъ другой, столь-же вразумительный, но значительно ближе подходящій къ дѣлу примѣръ работничьей мастерской, которая при десяти работникахъ можетъ не окупать издержекъ своего существованія, а при пятидесяти или семидесяти работникахъ будетъ давать огромные барыши, такъ-какъ доходность многихъ производствъ непропорціонально увеличивается съ возрастаніемъ размѣровъ производства. Оба эти примѣра одинаково справедливы, и вся разница только въ томъ, что семья представляетъ такую группу, которую кормитъ отецъ, одна постоянная рабочая сила, а мастерская представляетъ такую группу, которая кормится сама, да обыкновенно еще и другихъ кормитъ плодами своихъ трудовъ, и производительная сила которой возрастаетъ съ каждымъ новымъ конкурентомъ. Не станемъ распространяться о томъ, что всякое человѣческое общество, ладія или государство съ гораздо большимъ основаніемъ могло-бы быть уподоблено второй, чѣмъ первой изъ этихъ группъ.

Если среда кормитъ человѣка, то намъ только и остается вычислять, сколько душъ можетъ прокормить та или другая територія, а для подобнаго вычисленія не установлено пока еще никакихъ общихъ мѣрокъ, да мѣрки эти и необходимо должны мѣняться съ каждымъ измѣненіемъ политическихъ и общественныхъ условій. Если же человѣчество кормится само, то наши изслѣдованія значительно разнообразятся и усложняются, потому что всякая человѣческая дѣятельность зависитъ отъ множества разнороднѣйшихъ условій: тутъ и политика, и нравственность, и исторія необходимо должны быть приняты въ разсчетъ. Разумѣется, и численное отношеніе населенія къ естественнымъ ресурсамъ среды не можетъ быть вовсе упускаемо изъ вида, такъ-какъ всякая человѣческая дѣятельность непремѣнно опирается, въ-концѣ-концовъ, на вещественные элементы, черпаемые изъ внѣшней среды, неспособной давать ихъ безгранично. Только при послѣдней постановкѣ вопроса это численное отношеніе населенія къ ресурсамъ среды отодвинется на очень отдаленный планъ, а при школьно-мальтузіанскомъ воззрѣніи оно заслоняетъ собою всѣ остальныя стороны дѣла. Мальтузіанецъ, объяснивъ нищенское положеніе какой-нибудь страны тѣмъ, что она перенаселена, считаетъ политико-экономическое обсужденіе вопроса совершенно поконченнымъ и станетъ разсуждать уже только о средствахъ, которыми вожделѣнное, но еще неуловленное наукою равновѣсіе можетъ быть возстановлено. Онъ выложитъ передъ вами весь страшный арсеналъ пресловутыхъ мальтузіанскихъ предупредительныхъ или карательныхъ мѣръ: нравственнаго или безнравственнаго воздержанія отъ дѣторожденія, законнаго или незаконнаго, но во всякомъ случаѣ поголовнаго истребленія народившихся уже непрошенныхъ гостей, и въ видѣ паліатива — эмиграцію. Но съ нашей точки зрѣнія всѣ подобныя разглагольствованія напоминаютъ гораздо болѣе живодерню или публичные дома, чѣмъ науку. Самое слово: «перенаселенность» должно быть изгнано изъ языка, претендующаго на нѣкоторую степень точности и опредѣлительности. Пусть установятъ абсолютныя или относительныя цифры, при которыхъ данная страна должна считаться перенаселенною. Пусть скажутъ намъ, почему Россія при 12-ти душахъ на одну квадратную версту перенаселена, а во Франціи 75 душъ кормятся на томъ-же самомъ пространствѣ, не нуждаясь въ подспорьи лебеды и древесной коры? Одни-ли неизмѣняемыя космическія условія играютъ въ этомъ дѣлѣ существенную роль, а если нѣтъ, то какъ уловить подлежащія измѣненію, зависящія отъ нашей самодѣятельности условія? Короче говоря, словами, что такая-то страна перенаселена, не рѣшается ровно ничего, а мальтузіанская политическая экономія не даетъ вамъ пріемовъ и методовъ для продолженія изслѣдованія, доведеннаго ею до этого, ничего собою неопредѣляющаго предѣла.

Всѣ эти предварительныя соображенія мы должны были высказать здѣсь прежде, чѣмъ перейти къ разсмотрѣнію причинъ, заставляющихъ китайцевъ бѣжать изъ своего далекаго отечества. Если причины эти дѣйствительно таковы, что измѣнить ихъ нельзя, то бѣлая цивилизація, а болѣе непосредственнымъ образомъ — судьба бѣлаго пролетаріата, никакими мѣрами но можетъ быть ограждена отъ новаго монгольскаго нашествія, какъ мы это высказали въ концѣ предыдущей главы. Однажды узнавшіе дорогу въ наши края, голодные китайцы не легко дадутъ оттолкнуть себя въ родные предѣлы, гдѣ ихъ ожидаетъ голодная смерть. Къ тому-же, если они только вынудятъ европейскія государства передѣлать существующія теперь въ нихъ законодательства въ смыслѣ, насильственно охраняющемъ паши територіи отъ нашествія желтокожихъ работниковъ, то этимъ однимъ они уже окажутъ намъ вовсе не желательную услугу, потому что такимъ образомъ неизбѣжно усилится въ нашемъ гражданскомъ быту именно тотъ элементъ, который всего труднѣе примирить съ гуманностью, неразлучною спутницею всякаго прогреса.

Постараемся отдать себѣ строгій отчетъ въ условіи, необходимомъ для того, чтобы китайцы продолжали оставаться безопасными для Европы. До сихъ поръ Китай былъ государствомъ исключительно земледѣльческимъ и въ нашемъ экономическомъ быту игралъ роль довольно ничтожную* Теперь-же, увѣряютъ насъ, — населеніе этой страны перешло за тотъ предѣлъ густоты, за которымъ оно уже не можетъ прокармливаться на собственной територіи. Неизбѣжнымъ результатомъ этого и является наплывъ китайскихъ работниковъ сперва въ Америку, а потомъ, вѣроятно, и въ Европу. О статистикѣ движенія народонаселенія въ Китаѣ мы имѣемъ очень неудовлетворительныя свѣденія, слѣдовательно и провѣрить критически это положеніе нѣтъ никакой возможности. Достовѣрно извѣстно только то, что съ начала шестидесятыхъ годовъ населеніе Китая не только не увеличивалось, но даже уменьшалось (независимо отъ эмиграціи) во многихъ большихъ городахъ и въ нѣкоторыхъ областяхъ, опустошенныхъ послѣднимъ возстаніемъ. Многолюдный Нанкинъ на двѣ трети сожженъ, не тайпнагами, какъ увѣряетъ ла-Рошшуаръ, а богдыханскимъ войскомъ и иностраннымъ легіономъ; съ тѣхъ поръ онъ и не возрождается вновь. Насколько уменьшилось за время войны съ тайпингами населеніе другихъ мѣстностей, — мы рѣшительно не знаемъ; но что оно уменьшилось — это фактъ, котораго никто не оспариваетъ, А между тѣмъ эмиграція китайцевъ приняла угрожающее для бѣлой цивилизаціи направленіе и размѣры только съ конца шестидесятыхъ годовъ; слѣдовательно, съ приращеніемъ или убылью китайскаго населенія она не имѣетъ никакой прямой связи. Записной мальтузіанецъ можетъ радоваться, узнавая изъ газетъ, что втеченіи нынѣшняго года уже до 7-ми миліоновъ китайцевъ погибло отъ голода. Злополучный годъ этотъ, а тѣмъ болѣе голодъ, еще далеко не кончился, и невозможно предвидѣть того предѣла, до котораго дойдетъ эта убыль. Всѣ средства, принятыя мѣстными властями, оказываются способными доставить голодающимъ только 3 % всего потребнаго имъ количества пищи. Иностранцы, живущіе въ предѣлахъ Небесной имперіи, не въ силахъ оказать погибающимъ сколько-нибудь существенной помощи. Не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что убыль китайскаго населенія отъ этого бѣдствія достигнетъ такихъ размѣровъ, которые даже и не снились самымъ ревностнымъ и послѣдовательнымъ приверженцамъ англійскаго ученія объ уменьшеніи числа состязающихся, какъ о единственномъ средствѣ противъ соціальнаго зла. Но тѣмъ не менѣе нынѣшній голодъ долженъ не уменьшить, а усилить число китайскихъ эмигрантовъ и грозящую отъ нихъ опасность для Америки и Европы. Парадоксальнымъ этотъ фактъ можетъ показаться только съ той ошибочной и узкой точки зрѣнія, которую мы отвергли выше. Въ дѣйствительности-же онъ объясняется очень просто: люди бѣгутъ изъ страны не потому, чтобы имъ тамъ не было мѣста, а потому, что имъ мѣшаютъ развивать у себя дома ту степень энергіи и самодѣятельности, на которую они способны. Мѣшать этому могутъ иногда, дѣйствительно, територіяльныя или другія естественныя условія, неподлежащія измѣненію по нашей волѣ; но это бываетъ только въ рѣдкихъ случаяхъ. Вообще-же говоря, между эмиграціей и многолюдствомъ страны невозможно установить никакой прямой связи. Англичане заселили штаты сѣверной Америки, гонимые туда вовсе не недостаткомъ накатныхъ полей у себя дома, а религіозными и политическими преслѣдованіями. Испанцы удлинили за океанъ, конечно, не отъ многолюдства и перенаселенности своего отечества. Въ настоящее время въ Европѣ наибольшее число эмигрантовъ представляетъ вовсе не тѣ страны, гдѣ народонаселеніе всего плотнѣе. Ирландія, поставляющая ежегодно наибольшій контингентъ переселенцевъ въ отдаленные края, имѣетъ всего 63 человѣка на 1 квадратный километръ своей територіи. Въ Бельгіи относительное народонаселеніе доходитъ среднимъ числомъ до 181 (а въ максимумѣ, въ цѣломъ западномъ Брабантѣ до 290) душъ на 1 квадратный километръ, а между тѣмъ бельгійцы въ европейскихъ эмиграціяхъ считаются единицами. Можно-бы привести и еще десятки примѣровъ, несомнѣнно свидѣтельствующихъ о томъ, что мнимая перенаселенность нѣкоторыхъ странъ не больше, какъ политико-экономическая химера; что связь между густотою населенія страны и эмиграціей ея жителей можетъ быть только чисто-случайная. Предполагать а priori, будто китайцы бѣгутъ отъ чрезмѣрной населенности своей страны, было-бы съ нашей стороны величайшею ошибкою.

Споковъ-вѣка насъ пріучали смотрѣть на Китай, какъ на страну, гдѣ густота населенія доведена будто-бы до крайняго возможнаго своего предѣла и гдѣ притомъ земледѣліе достигло степени совершенства, невѣдомой даже въ самыхъ передовыхъ странахъ Европы. Однако, пора-бы уже убѣдиться, что эти свѣденія, основанныя на показаніи первыхъ католическихъ мисіонеровъ, неимѣвшихъ никакого понятія о сельскомъ хозяйствѣ, а о густотѣ населенія цѣлой имперіи судившихъ по хвастливымъ показаніямъ самихъ китайцевъ и по тому, что они могли видѣть по близости столицъ, — что свѣденія эти, очевидно, ложны. Статистическія таблицы, изданныя въ Парижѣ Гашеттомъ на текущій годъ, опредѣляютъ все народонаселеніе китайской имперіи въ 433,447,000 душъ, при територіи въ 10,290,500 километровъ, а это даетъ всего только 41 человѣка на каждый квадратный километръ. Правда, если мы примемъ въ разсчетъ только собственно Китай, гдѣ населеніе всего гуще, то отношеніе это существенно измѣнится и мы уже получимъ приблизительно 101 жителя на каждый квадратный километръ. Однакожь, и эта цифра не оставляетъ уже никакого сомнѣнія насчетъ того, что Китай населенъ не столь густо, какъ многія европейскія государства, неотличающіяся даже плодородіемъ своей почвы. То-есть по средней густотѣ своего населенія Китай уступаетъ не только Бельгіи и Ломбардіи, но даже Англіи. Изъ таблицъ китайскаго народонаселенія по провинціямъ мы видимъ, что максимумы его нѣсколько выше того, который мы находимъ въ западномъ Брабантѣ, только въ двухъ провинціяхъ: Кьянъ-су и Ньян-по; но это еще ровно ничего не доказываетъ, такъ-какъ при плодородіи китайской почвы и при благораствореніи здѣшняго климата, отчасти уже тропическаго, однѣ и тѣ-же цифры пространства должны имѣть различныя значенія для Бельгіи и для Китая. Если мы только примемъ во вниманіе, что преобладающій видъ посѣвовъ въ Китаѣ есть рисъ, дающій среднимъ числомъ урожай самъ-100, между тѣмъ какъ въ Европѣ лучшіе урожаи, при усовершенствованномъ англійскомъ сельскомъ хозяйствѣ, немногимъ превышаютъ самъ40, и даже во Франціи не доходятъ до самъ-10, то мы легко поймемъ, что сравниваемыя въ этомъ случаѣ величины далеко не однородныя и что намъ нѣтъ ни малѣйшаго основанія пугаться тѣхъ крупныхъ абсолютныхъ и относительныхъ цифръ, которыми любятъ иногда щеголять наши синологи. Короче говоря, принять а priori, будто китайцы бѣгутъ отъ перенаселенности, рѣшительно невозможно; это надо-бы было еще доказать, а между тѣмъ авторы, добросовѣстно изучавшіе этотъ вопросъ, приходятъ къ діаметрально противоположному заключенію. Сошлемся на уже много разъ помянутаго г. Венюкова, котораго глава объ эмиграціи китайцевъ превосходна, и мы жалѣемъ только, что не можемъ выписать ее всю. Вотъ что говоритъ онъ на стр. 37 своихъ «Очерковъ современнаго Китая»:

…"При вопросѣ о причинахъ колонизаціи китайцевъ, которые столь горды своею національностью, возникаетъ обыкновенно отвѣтъ, что главнымъ и даже единственнымъ поводомъ къ эмиграціи служитъ непропорціональность населенія со средствами содержанія, съ производительностью страны. Пребываніе въ большихъ торговыхъ городахъ и ихъ окрестностяхъ, гдѣ дѣйствительно люди живутъ очень тѣсно и гдѣ голодный пролетаріатъ очень многочисленъ, укрѣпляетъ этотъ взглядъ и дѣлаетъ его какъ бы аксіомою. Однакожь, при нѣсколько внимательномъ знакомствѣ съ Небесною имперіею возникаетъ сомнѣніе, дѣйствительно-ли одна излишняя людность страны заставляетъ китайцевъ оставлять ее. Четырехсотъ-миліонное населеніе занимаетъ вѣдь територію въ 95,000 квадр. м., и, слѣдовательно, средняя густота населенія не превышаетъ средней населенности большей части Франціи, откуда вовсе нѣтъ эмиграціи, и уступаетъ людности Бельгіи, прирейнскихъ земель и даже нѣкоторыхъ уѣздовъ Польши. Затѣмъ самое поверхностное знакомство съ внутренностью Китая удостовѣряетъ, что еще обширныя пространства въ Срединномъ царствѣ остаются необработанными, и не только на горахъ, но и въ равнинахъ, даже около Пекина. Старые разсказы Риччи и другихъ іезуитовъ оказываются поэтому неточными, и никто, бывавшій въ Китаѣ, не рѣшится сравнить эту страну, напр., съ Ломбардіей или Бельгіей, развѣ будутъ взяты для сравненія долина Ян-це-кьянга или окрестности Кантона, Нингпо и т. п." «Дешевизна многихъ продуктовъ земледѣлія доказываетъ, что не общій недостатокъ первой потребности, хлѣба, есть причина эмиграціи, а бѣдность низшихъ классовъ — результатъ дурного управленія страною, и небезопасность, опять-таки отъ чиновничьяго произвола, личности и собственности людей съ состояніемъ».

Въ доказательство своего мнѣнія, что эмиграція китайцевъ должна быть если не исключительно, то, по крайней мѣрѣ, главнѣйшимъ образомъ отнесена къ причинамъ политическимъ и общественнымъ, г. Венюковъ приводитъ чрезвычайно вѣскіе доводы. Оставляя свою родину, злополучные кули обыкновенно ничего не знали до сихъ поръ о странахъ, куда они отправляются, кромѣ нелѣпыхъ басонъ, распускаемыхъ умышленно мандаринами о варварствѣ всѣхъ внѣ-китайскихъ странъ; само собою разумѣется, что они шли въ Америку или въ англійскія, испанскія и голандскія колоніи съ мыслію или погибнуть въ этихъ трущобахъ, или же, наживъ тамъ небольшой капиталъ, возвратиться на родину. Но послѣ непродолжительнаго знакомства съ заграничными порядками, несмотря на далеко недружелюбный пріемъ, встрѣчаемый ими повсюду на чужбинѣ, они уже отбросили эти патріотическія мечты. Вѣковыя вѣрованія китайцевъ заставляютъ даже бѣднѣйшаго китайскаго кули содрагаться при мысли о томъ, что прахъ его будетъ зарытъ въ чужой землѣ, вдали отъ прочихъ предковъ. Поэтому между китайскими эмигрантами повсюду образуются компаніи, гарантирующія своимъ членамъ, что бренные останки ихъ непремѣнно будутъ доставлены на родину, бальзамированные или испепеленные по обряду буддійскихъ сектъ. Въ С.-Франциско за городомъ отведено мѣсто для сжиганія китайскихъ труповъ. Пепелъ тщательно упаковывается и отправляется въ Небесное царство на нѣмецкихъ парусныхъ судахъ. Живые-же китайцы почти никогда не переплываютъ Тихій океанъ по направленію отъ востока къ западу, а съ каждымъ пароходомъ, приходящимъ изъ Гон-Конга или изъ Шанхая въ Америку, ихъ прибываетъ въ Соединенные Штаты отъ 500 до 700 человѣкъ, иногда и больше. Многіе китайцы уже успѣли очень значительно разбогатѣть въ колоніяхъ, особенно во французскомъ Сайгунѣ, гдѣ имъ удалось забрать въ свои руки опіумпуто монополію. Но они всего менѣе помышляютъ уже о возвращеніи подъ охранительную сѣнь своего "сына неба* и его ставленниковъ. Многіе изъ этихъ китайскихъ богачей завелись на чужбинѣ великолѣпными дворцами, свидѣтельствующими о томъ, что они не считаютъ себя временными гостями той варварской страны, куда нѣкоторые изъ нихъ пришли голодными, оборванными и избитыми. Всѣмъ русскимъ, бывавшимъ въ Сингапурѣ, извѣстенъ роскошный домъ нѣкоего Вампу, одного изъ первостатейныхъ богачей англійской Индіи, неизвѣстно какимъ образомъ добившагося чести считаться русскимъ консульскимъ агентомъ въ этомъ важномъ портѣ всемірной торговли. Конечно, съ каждымъ годомъ мандаринамъ все труднѣе становится увѣрять своихъ подчиненныхъ въ томъ, что внѣ ихъ охранительной сѣни повсюду существуетъ только безобразіе и варварство. Однакожь, не будемъ забывать, что рѣчь идетъ о Китаѣ, гдѣ правительственный произволъ, начиная сознавать, что ему приходитъ конецъ, утрачиваетъ всякую удержъ, и гдѣ вслѣдствіе этого всякіе курьезы возможны. Мы уже не говоримъ о недавнемъ разореніи шанхайской желѣзной дороги, скупленной для этой цѣли правительствомъ по дорогой цѣнѣ. Упомянемъ только слѣдующій фактъ, за достовѣрность котораго мы вполнѣ ручаемся и который, насколько вамъ извѣстно, не былъ еще обнародованъ въ Европѣ. Когда угрозами европейскихъ державъ пекинскій дворъ былъ вынужденъ допустить представителей иностранныхъ державъ къ аудіенціи у богдыхана безъ соблюденія ими унизительнаго китайскаго этикета, то мандаринами была пущена брошюрка, разсказывавшая очень патетически о томъ, какъ «западные варвары» были небомъ наказаны на свою гордыню: осмѣлившись взглянуть въ лицо лучезарному сыну неба, они пали, какъ громомъ пораженные, къ его ногамъ! Одни такъ и испустили духъ при этомъ, другіе-же, и въ томъ числѣ, кажется, г. Вицевъ, нашъ уполномоченный при пекинскомъ дворѣ, были милостиво исцѣлены богдыханомъ, передъ которымъ они сознали свое ничтожество. — «Какъ ни безцеремонны французскіе чиновники и офицеры въ обращеніи съ китайцами, какъ ни грубо пристрастны къ нимъ англичане и американцы, которые всѣ, отъ посланниковъ и губернаторовъ до лавочниковъ и фермеровъ, видятъ въ сынахъ Небесной имперіи опасныхъ промышленныхъ соперниковъ и, слѣдовательно, жесточайшихъ враговъ, — такъ заключаетъ г. Венюковъ эту часть своего обзора, — но все-таки китайцу лучше живется въ Сайгунѣ, Гон-конгѣ и С.-Франциско, чѣмъ гдѣ-либо въ Чэнъ-ду-фу или въ Нанкинѣ».

Переходя затѣмъ къ обозрѣнію того направленія, которое китайская эмиграція принимаетъ все рѣшительнѣе съ каждымъ годомъ, почтенный авторъ замѣчаетъ, что желтокожіе выходцы преимущественно устремляются въ тѣ страны, гдѣ существуютъ европейски устроенныя либеральныя правительства, и что они тщательно минуютъ такія мѣстности, которыя лежатъ къ нимъ гораздо ближе, — какъ, напримѣръ, Аннамъ, куда бѣгутъ только преступники, — обладаютъ роскошною природою, — какъ, наприм., Новая Гвинея, — и гдѣ они представляли-бы собою передовой культурный элементъ, встрѣчали-бы значительно слабѣйшую конкуренцію и могли-бы пріобрѣтать поземельную собственность. Мы прибавимъ отъ себя только, что китайцы и между европейски устроенными правительствами научились уже выбирать. Они неохотно идутъ, напримѣръ, въ испанскія колоніи на Филипинскихъ островахъ, гдѣ имъ, однакожь, при ихъ лакейскихъ доблестяхъ очень удобно было-бы эксплуатировать благородныхъ гидальго. Точно также и въ южную Америку, т. е. преимущественно въ Перу, значительна была только та насильственная китайская эмиграція, которою исключительно славился портъ Макао до разрушенія этого города тай-фуномъ 1873 года. Эта торговля китайскими кули только тѣмъ и разнилась отъ торговли неграми, что торговцы чернымъ мясомъ вынуждены были покупать свой живой товаръ, тогда какъ предприниматель изъ Макао нанималъ китайскихъ батраковъ, которыхъ передавалъ потомъ въ кабалу, южно-американскимъ патронамъ. Такимъ образомъ злополучный негръ представлялъ въ глазахъ корыстолюбиваго начальника судна довольно уважительную цѣнность; имъ дорожили, какъ дорожатъ быкомъ или лошадью. Болѣе несчастный китаецъ не имѣлъ и этого огражденія своей личности: на пріобрѣтеніе его тратилось много-много какихъ-нибудь 5 р. с., главнѣйшимъ образомъ на подкупъ чиновниковъ и за труды вербовщиковъ. Удовольствіе выбросить его за бортъ стоило меньше, чѣмъ выпить бутылку шампанскаго въ южно-американскомъ трактирѣ.

А что, читатель, если-бы китайцы ваходили у себя дома то, чего они съ неудержимою энергіею и стремительностью отправляются искать въ отдаленные и негостепріимные для нихъ края, терпѣливо вынося при этомъ такія невзгоды и лишенія, при однихъ разсказахъ о которыхъ у насъ съ вами волосы дыбомъ станутъ на головѣ? — Тогда, быть можетъ, проклятый желтый вопросъ, надъ удовлетворительнымъ разрѣшеніемъ котораго тщетно трудятся въ разныхъ странахъ Европы и Америки много свѣтлыхъ умовъ, отодвинулся-бы самъ собою въ отдаленное будущее, о которомъ, — какъ мы уже выше замѣтили, — было-бы слишкомъ преждевременно заботиться теперь, пока мы еще съ достовѣрностью не знаемъ, въ какомъ обновленномъ видѣ выйдетъ европейское общество изъ переживаемаго имъ теперь повсемѣстнаго кризиса. Въ подобномъ дѣлѣ много значитъ выиграть время. Для практическаго англійскаго джентльмена изъ Сити «время — деньги», т. е. то, что есть наиболѣе драгоцѣннаго для него въ этомъ свѣтѣ; а для мыслящаго человѣка время есть прогресъ, т. е. источникъ цѣлебныхъ средствъ противъ множества всякихъ недуговъ.

Выводъ изъ всего сказаннаго ясенъ и простъ: китайцамъ нужны не новыя територіи, а новыя учрежденія и новые нравы. Трудно усомниться въ томъ, что они предпочтутъ имѣть ихъ дома у себя, чѣмъ идти искать ихъ въ тѣ края, пролетаріатъ которыхъ не дастъ-же безъ боя стереть себя съ лица земли или загнать себя въ хорошо ему вѣдомыя трущобы пущаго мрака и нищеты. Изъ этого уже нетрудно заключить, въ чемъ заключается истинное призваніе Россія и всякой другой страны, дѣйствительно солидарной съ европейскою цивилизаціею. Не трудно усмотрѣть также, въ какой мѣрѣ способенъ содѣйствовать осуществленію этого пашсго историческаго призванія въ Азіи тотъ антагонизмъ нашъ съ англичанами, о которомъ мы уже такъ часто упоминали на страницахъ этого очерка. На Гинду-Кушѣ или на Гималайѣ разрѣшится этотъ будто-бы стихійный, невымышленный антагонизмъ, какъ ни будетъ колосальна въ размѣрахъ та роковая борьба, отъ которой мы ждемъ окончательной ликвидаціи нашихъ старыхъ счетовъ съ коварнымъ, но мощнымъ въ культурной борьбѣ Альбіономъ, — намъ все-таки не удастся раздуть эту дипломатическую ссору въ міровой вопросъ, и она до конца останется мелкимъ эпизодомъ культурной исторіи XIX столѣтія. Мы дѣйствительно живемъ въ вѣкъ роковой, упорной, міровой борьбы, въ которой найдется свое мѣсто всякому мужественному, умѣлому бойцу, въ которой и при дружномъ содѣйствіи всѣхъ, имѣющихся въ наличности культурныхъ бойцовъ, побѣда далеко еще не гарантирована впередъ за бѣлою цивилизаціею. Распри и взаимное недовѣріе другъ къ другу европейскихъ державъ составляютъ въ настоящее время единственную надежную опору чудовищныхъ деспотическихъ правительствъ Азіи, а застой, поддерживаемый насильственно этими правительствами въ отдаленныхъ краяхъ, неизбѣжно заражаетъ и насъ своими міазмами.

Но съ измѣненіемъ къ лучшему политическихъ условій своей, страны, останутся-ли китайцы при своей роли чисто-земледѣльческой страны, народа, производящаго для вывоза только сырье и, взамѣнъ его, потребляющаго продукты европейскаго труда, т. е. главнѣйшимъ образомъ хлопчато бумажныя и шерстяныя ткани?

Чтобы хоть сколько-нибудь основательно отвѣтить на этотъ вопросъ, мы вынуждены были-бы вдаться въ такое обстоятельное изслѣдованіе условій земледѣльческаго быта Китая, которое не легко улеглось-бы въ размѣры этого очерка. Для подобнаго изслѣдованія мало припасено основательныхъ и достовѣрныхъ данныхъ даже въ спеціальной литературѣ этого предмета. Мы имѣемъ подъ рукою превосходный очеркъ «Поземельная собственность въ Китаѣ», помѣщенный г. Захаровымъ въ Трудахъ пекинской духовной миссіи, за 1853 г. Очеркъ этотъ переведенъ на англійскій и нѣмецкій языки и послужилъ основою многихъ работъ объ экономическомъ строѣ Китая. Однакожъ, дѣлать изъ него какіе-либо общіе выводы въ интересующемъ насъ смыслѣ было-бы не легко. Мы видимъ только изъ труда г. Захарова и изъ французскихъ работъ Потье, что въ Китаѣ аграрныя условія находятся уже съ давнихъ поръ въ какомъ-то очень ненормальномъ состояніи, служащемъ одною изъ главныхъ причинъ постоянно повторяющихся танъ народныхъ волненій. Господство принциповъ общиннаго землевладѣнія періодически смѣняется тамъ господствомъ діаметрально-противоположныхъ началъ личнаго землевладѣнія, а мы знаемъ только офиціальныя соображенія, руководствуясь которыми, различныя господствовавшія въ Китаѣ династіи переходили отъ одного изъ этихъ началъ къ другому. А намъ по учиться тому, какъ мало подобныя офиціальныя мотивированія декретовъ способны выражать конкретную жизнь страны. Съ давнихъ поръ землевладѣніе въ Китаѣ застыло на принципѣ личной собственности, но нынѣшній складъ его никоимъ образомъ не можетъ считаться за окончательный, ибо мы уже видѣли, что Тай-пингъ-ванъ началъ свою переорганизацію государственнаго устройства Китая съ изданія новыхъ аграрныхъ законовъ. Не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что всякое серьезное преобразованіе Небесной имперіи должно будетъ идти по тому-же пути. Только тогда, когда новыя поземельныя начала въ Китаѣ достаточно опредѣлятся, можно будетъ съ нѣкоторою достовѣрностью отвѣтить на выше поставленный вопросъ. Здѣсь-же замѣтимъ только, что вопросъ этотъ, могущій за-живо затронуть интересы преимущественно англійскихъ капиталистовъ и работниковъ на хлопчато-бумажныхъ фабрикахъ, не имѣетъ, однакожь, универсальнаго значенія. Очень вѣроятно, что китайцы, устроившись удовлетворительно у себя дома, перейдутъ постепенно къ индустріяльному строю общественности и перестанутъ быть, по крайней мѣрѣ, по нѣкоторымъ предметамъ, дапниками европейскихъ фабрикантовъ. По нѣкоторымъ-же другимъ они даже легко могутъ современенъ выступить соперниками англичанъ на отдаленномъ востокѣ. Это, напримѣръ, въ особенности легко предвидѣть по отношенію къ хлопчато-бумажнымъ издѣліямъ, такъ-какъ хлопокъ ими добывается на мѣстѣ. Но уже потому только, что переходъ отъ нынѣшняго исключительно земледѣльческаго строя китайскаго быта къ индустріяльному не можетъ совершиться внезапно, онъ не угрожаетъ европейскому пролетаріату и всей бѣдой цивилизація тою неминуемою бѣдою, которую ничто не въ силахъ отвратить, если продлится существующій теперь хаосъ въ политическихъ отношеніяхъ просвѣщеннаго Запада къ задыхающемуся отъ вѣковой неурядицы далекому Востоку.

Впрочемъ, наше дѣло было только обратить вниманіе читателя на то широкое русло, которымъ въ настоящее время течетъ міровая жизнь, указать ему тѣ опасные пороги, о которые она тревожно бьется, грозя потопить утлую и нигдѣ незастрахованную ладью бѣлой цивилизаціи, и мы охотно передаемъ трудную и почетную роль лоцмановъ въ болѣе искусныя руки.

Л. Мечниковъ.

"Дѣло", № 9, 1878

---

1. Китайская недѣля состоитъ изъ пяти дней, и они отдыхаютъ каждое 1, 6, 11 число каждаго мѣсяца.