1899
[править]И. Л. ЩЕГЛОВЪ.
[править]ЖЕНА ПЕНТЕФРІЯ.
[править]Павелъ Петровичъ Ненюковъ, полковникъ, командиръ батареи.
Аврора Ивановна, его жена.
Фима Пышненко (Серафима), дочь капитана Пытненко, сослуживца Ненюкова.
Прапорщикъ Сидоровъ.
Фельдфебель.
Митрофанъ, вѣстовой Ненюкова.
I.
[править]Митрофанъ, вы говорили барину, что самоваръ поданъ?
Докладывалъ, ваше вскблагородіе, — только они съ фельдфебелемъ заняты.
Это несносно! [Подходитъ къ двери направо и нѣжно кличетъ]. Пуля!.. Пулечка!.. [Рѣзко]. Павелъ Петровичъ!! [Изъ дверей направо выходитъ Ненюковъ, за нимъ слѣдуетъ рослый фельдфебель. Ненюковъ — небольшой. юркій человѣкъ, съ жидкими общипанными бакенбардами и маленькими суетливыми глазками; говоритъ крикливымъ дискантомъ и немилосердно жестикулируетъ]. Чай давно простылъ. Зовешь, зовешь, никакъ не дозовешься…
Ахъ, матушка, некогда мнѣ чаи разводить! У меня въ головѣ разныя втулки да трубки, всякія накладки да подкладки, — когда мнѣ тутъ думать о чаѣ!
Пуля, подумай: двѣнадцатый часъ! Вѣдь скоро обѣдъ…
Ну, и не буду пить… ну, и чортъ съ нимъ — велика важность! [Фельдфебелю]. Ты говоришь. Шилохвостый опять сопитъ?
Сопитъ, ваше в-діе.
Что-жъ ты мнѣ раньше ничего не сказалъ? Что же вы, бестіи, молчите, а? Лошадь околѣваетъ, и никому нѣтъ дѣла-съ. Что это за безпечный народъ — просто съ ума сойти!
Коновалъ говоритъ, ваше в-діе, что ничего.
А ты и повѣрилъ? Коновалъ — дуракъ, коновалъ ничего не понимаетъ. Чтобы тебѣ услужить командиру — самому присмотрѣть. Такъ нѣтъ-съ, никто не хочетъ помочь командиру: пропадай командиръ, провались командиръ — никому нѣтъ дѣла-съі!
Пулечка, успокойся!
Успокойся!.. Вотъ какъ женщины разсуждаютъ: у меня въ батареѣ лошади дохнутъ, а она совѣтуетъ успокоиться!.. Нѣтъ, матушка, я буду во все горло орать, когда меня по карману бьютъ!! [Фельдфебелю]. Скажи ты, Кирилюкъ, этому канальѣ коновалу, что, если Шилохвостый завтра не будетъ здоровъ, такъ я ему всю морду разобью!
Такъ точно ваше в-діе! [Повертывается, чтобъ уходить].
Да не забудь напомнить этому подлецу Модыркѣ, чтобъ онъ чаще орудіе смазывалъ. Я ему, мошеннику, нашивки спорю, если замѣчу хоть одну царапину въ каналѣ! Ступай. [Фельдфебель идетъ къ двери; Ненюковъ опять оборачивается]. Стой, Кирилюкъ! Скажи на милость, что дѣлаетъ со мной этотъ скотъ Паномаренко? Чему онъ учитъ новобранцевъ? Болванъ на болванѣ. Что не спросишь: «Не могу знать, ваше высокородіе!» — У меня ври, а чтобы этого «не могу знать» — не было!
Слушаю-съ… [Уходитъ. Ненюковъ садится за столъ и на-скоро прихлебываетъ чай].
Зачѣмъ, Пуля, ты всегда употребляешь такія тривіальныя выраженія?
Съ этимъ народомъ, шерочка, иначе нельзя. Попробуй-ка поговорить съ солдатомъ человѣческимъ языкомъ — такъ онъ тебя и уважать перестанетъ. Вотъ тебѣ примѣръ — батарея Биркина. Онъ все миндальничалъ со своими солдатами: «любезный, да милый, да голубчикъ». Анъ вотъ «голубчики» и подкатили его на прошлогоднемъ смотру. А моя батарея, что ни смотръ, — первый сортъ!
Если ты убѣжденъ, что твоя батарея примѣрная, зачѣмъ же ты всегда такъ суетишься!
Должность моя, шеръ, такая собачья — нельзя мнѣ не суетиться: и въ конюшнѣ присмотри, и въ кухню загляни, и въ канцеляріи торчи, и на ученьѣ скачи, — словомъ, чортъ меня разорви! А тутъ, на какого-то дьявола, мнѣ еще новаго офицера всучили. Безъ того хлопотъ полонъ ротъ.
Какого офицера? Ты мнѣ ничего не говорилъ.
А шутъ его знаетъ — какого-то свѣжеиспеченаго прапорщика. Извольте еще возиться съ этимъ сокровищемъ — покорно благодарю! И фамилія-то такая пустая — Сидоровъ. Навѣрно пентюхъ.
Вотъ это мило. Что же ты мнѣ, Пуля, раньше ничего не сказалъ?
Такъ и есть мнѣ время думать о всякой мелочи.
Когда же онъ пріѣдетъ?
А я почемъ знаю! Хоть бы вѣкъ не пріѣзжалъ — не заплачу.
Ахъ, какой же ты, Пуля, — развѣ можно такъ! Молодого офицера надо обласкать, приголубить, чтобъ онъ сразу почувствовалъ себя свободно.
Ну, ужъ, обласкать — это ваше, бабье дѣло, а мое дѣло, — его распечь, чтобъ онъ зналъ службу, чтобъ онъ у меня былъ «чикъ-офицеръ!» [Входитъ Митрофанъ].
Его благородіе, прапорщикъ Сидоровъ.
Ну, вотъ… ну, вотъ, это такъ всегда! Никогда не предупредишь — и вдругъ кто нибудь къ намъ съ визитомъ, а я въ неглиже… [Митрофанъ беретъ самоваръ и уходить].
Вотъ еще нашла съ кѣмъ церемониться!
Ахъ, Пуля, ты не имѣешь никакого понятія о гранжанрѣ. Развѣ это возможно — молодой человѣкъ изъ Петербурга, а я вдругъ являюсь въ такомъ свѣтѣ! [Идетъ налѣво].
Только ты, шерочка, пожалуйста поскорѣе, а то мнѣ пора въ канцелярію.
Ахъ, Боже мой, я сейчасъ, сейчасъ! [Уходитъ и выглядываетъ въ дверь. Входитъ прапорщикъ Сидоровъ. Онъ въ полной парадной формѣ, въ дѣвай рукѣ кепи съ султаномъ и перчатка; Сидоровъ — девятнадцати лѣтній юноша, съ наивнымъ взглядомъ и мѣшковатой поступью].
II.
[править]Вотъ еще нелегкая принесла сокровище… очень нужно!.. Терпѣть не могу этихъ фендриковъ — навѣрно будетъ клянчить впередъ жалованье! [Оборачивается я видитъ Сидорова; тотъ робко къ нему подходитъ].
Господинъ полковникъ, честь имѣю явиться…
А, явиться?.. Вы являетесь!.. Интересно знать, къ кому вы являетесь?!
Командиру первой ба-батареи…
Нѣтъ-съ, не командиру батареи, а чортъ знаетъ кому, — командиру такъ не являются! На что вы похожи? Гдѣ у васъ галстукъ? Какъ вы держите кепи?.. Что у васъ за волосы? Развѣ это волосы! Отчего они у васъ такъ нахально торчатъ??
Отъ природы, господинъ полковникъ.
Нѣтъ-съ, не отъ природы, а оттого, что вы, господинъ прапорщикъ — невѣжа. Лѣзете въ нелѣпомъ видѣ прямо въ гостиную. Вы забываете, что здѣсь не трактиръ, а квартира вашего командира!
Господинъ полковникъ, позвольте вамъ замѣтить…
Нѣтъ-съ, ужъ позвольте мнѣ вамъ замѣтить, разъ вы сунулись въ мою батарею… [Ищетъ, къ чему бы придраться]. Гдѣ у васъ, позвольте спросить… того… она… гдѣ она?.. [Сидоровъ осматривается]. Гдѣ пуговица?.. Гдѣ у васъ вторая пуговица?!
Отстегнулась, господинъ полковникъ…
Нѣтъ-съ, не отстегнулась, а потому, что вы неряха… потому что, являясь къ своему начальству, вы даже не потрудились почиститься. [Сидоровъ смахиваетъ перчаткой пылинку съ сапога]. Думали, командиръ-фюфяй, командиръ спуститъ — анъ, нѣтъ, командиръ не спуститъ, не на таковскаго напали!!
Виноватъ, господинъ полковникъ!
Я васъ еще не такъ проберу! У меня вѣдь строго, у меня всѣ офицеры ходятъ по ниточкѣ… Моя батарея первая въ бригадѣ! Если вы не желаете служить какъ слѣдуетъ — убирайтесь въ другую батарею… Мнѣ лодырей не надо! [Въ дверяхъ налѣво появляется Ненюкова; она въ шелковомъ платьѣ, съ вырѣзомъ на груди].
Пуля! Пуля! [Привѣтливо киваетъ Сидорову].
Виноватъ, господинъ полковникъ!
Да что вы повторяете, какъ попугай: «виноватъ, виноватъ» — а сами продолжаете держать себя какъ медвѣдь! Жена ему кланяется, руку протягиваетъ, а онъ и ухомъ не ведетъ, точно ему наплевать. Да что вы о себѣ воображаете… чтобы, Наполеонъ, что ли? Вы недопеченый прапорщикъ — больше ничего!..
Господинъ полковникъ, это слишкомъ!
Что-съ, что-съ? Слишкомъ?? Извольте сейчасъ подъ арестъ!.. Грубіянъ! Мальчишка!!.
Пулечка!
И слушать не хочу — подъ арестъ!!
Но, полковникъ…
Не извольте разсуждать и пожалуйте ваше оружіе! [Сидоровъ отстегиваетъ саблю и протягиваетъ ее Ненюкову]. Не мнѣ — женѣ!!. [Отходить къ окну и нервно щиплетъ бороду].
Павелъ Петровичъ!! [Сидоровъ тревожно оглядывается, не зная куда ему дѣть саблю].
Вѣдь это же, чортъ знаетъ что такое… вѣдь это изъ рукъ вонъ, что за невѣжество! Сдѣлай милость, Аврора, образуй ты этого бурмазея, а я зайду пока, въ канцелярію… [Заглядывая въ окно]. Вотъ-съ, гуляетъ козелъ — и никому нѣтъ дѣла-съ! Развѣ мѣсто козлу у орудія? То-есть, куда ни посмотри — всюду безпорядокъ! И здѣсь распеки, и тамъ догляди, и тутъ не упусти… Экая, прости Господи, каторжная жизнь!! [Уходить].
III.
[править]Что же вы стоите, садитесь! [Садится на кушетку и приглашаетъ его помѣститься рядомъ. Сидоровъ не двигается]. Ну, что же?.. Ахъ, васъ стѣсняетъ эта несчастная сабля!.. Давайте ее сюда!.. [Беретъ у Сидорова саблю и ставитъ ее возлѣ, въ уголъ]. А сами садитесь вотъ здѣсь…
Покорнѣйше благодарю.
Бѣдный мальчикъ, онъ чуть не плачетъ! [Ему]. Скажите мнѣ съ полною откровенностью — мой мужъ васъ очень напугалъ?
Да-съ, они ужасно строги…
Кто, Пуля строгъ? [Смѣется]. Совсѣмъ нѣтъ… Ото потому, что онъ съ утра расходился. На тощакъ онъ всегда у меня шумитъ, а послѣ обѣда это самый смирный человѣкъ! [Сидоровъ поднимаетъ на нее удивленно глаза]. Вы не вѣрите? Да вотъ приходите сегодня къ намъ запросто обѣдать и увидите, что онъ совсѣмъ не такъ страшенъ.
А какъ же-съ — «подъ арестъ»?
Ахъ, какой же вы, право — и вы повѣрили? Вѣдь это онъ такъ сказалъ, чтобъ показать, что онъ начальникъ. Онъ самъ не знаетъ, что говоритъ, когда разойдется. Онъ у меня ужасный кипятокъ!
Вы не шутите?
Онъ прелестенъ. [Ему]. Неужели же я стану обманывать офицера моей батареи! [Сидоровъ краснѣетъ и мнетъ кепи]. Положите вашу кепи, что за церемоніи… А перчатка зачѣмъ? Снимите сейчасъ. И шарфъ тоже можете снять — я вижу онъ васъ безпокоитъ… Будьте какъ дома. Вотъ такъ. Теперь вы чувствуете себя свободно, да?
Да-съ/
Вотъ, видите. Ну-съ, придвигайтесь ко мнѣ ближе я давайте болтать… Вы къ намъ прямо изъ Петербурга?
Такъ точно-съ.
У васъ тамъ родные?
Никакъ нѣтъ-съ.
Что же васъ заставило выйти именно въ нашу бригаду?
СИДОРОВЪ.
Климатъ-съ. [Молчаніе. Ненюкова, прищурившись, разсматриваетъ Сидорова, тотъ потупляетъ глаза].
Жаль мнѣ васъ разочаровывать, молодой человѣкъ, но я должна васъ предупредить, что у насъ здѣсь убійственная тоска!
Я люблю природу-съ…
Ахъ, я сама ее обожаю, но для полнаго счастья этого мало… слишкомъ мало!.. Я это знаю по опыту… Впрочемъ, вы еще довольно удачно попали. Наша батарея все-таки стоитъ въ городѣ и вы будете не лишены нѣкотораго bon ton. Зато, другія батареи — это ужасъ! Вы не можете представить себѣ, что это такое: расположены въ глуши, въ казачьихъ станицахъ… командиры не устраиваютъ ни журъ-фиксовъ, ничего, чтобы поддерживало свѣтскія привычки — офицеры пьютъ водку, играютъ въ штосъ… и доходятъ до «мезальянса» съ простыми казачками. Орёръ!.. У насъ во всякомъ случаѣ, вы найдете свой маленькій кружокъ, гдѣ довольно мило проводятъ время: поютъ, танцуютъ, иногда устраиваются спектакли. Разумѣется, не то, что въ Петербургѣ — смѣшно и сравнивать!
Зимою тамъ очень оживлено-съ…
Воображаю. У насъ совсѣмъ мизерный кружокъ, а тамъ, вѣдь, это все en grand… Вотъ паша судьба, женщинъ: воспитываютъ насъ въ пансіонѣ, развиваютъ въ насъ аристократическіе вкусы, потомъ выдадутъ замужъ — и вдругъ, вмѣсто великосвѣтскаго salon, очутишься въ какой нибудь «артиллерійской слободкѣ!..» Поневолѣ начинаешь скучать, опускаешься… и отцвѣтаешь раньте Времени… [Слегка опрокидывается на кушетку и полузакрываетъ глаза].
Какой у васъ… веселенькій ситецъ!..
Вы находите? Это намъ обивалъ добрѣйшій Эдуардъ Карлычъ.
Штабсъ-капитанъ Гофманъ?
Да, Гофманъ. Ахъ, онъ ужасный искусникъ! Онъ не только обиваетъ мебель, но еще занимается настройкой фортепіанъ, и настраиваетъ удивительно. И вся гостиная стоила мнѣ, ужъ не помню, какой-то пустякъ. Эдуардъ Карлычъ, по знакомству, дѣлаетъ всегда очень дешево, — ну, а мнѣ онъ сдѣлалъ почти задаромъ… [жеманно]. Онъ былъ прежде въ меня немножко влюбленъ. [Молчаніе. Сидоровъ сосредоточенно любуется ситцемъ]. А вы?.. Вы никогда не были влюблены?
Не удавалось. [Тихонько отодвигается].
Какъ же это можно?.. Вы непремѣнно должны влюбиться! Иначе вы потеряете «по службѣ»…
Я не понимаю-съ…
Тутъ и понимать нечего. Разъ вы понравились командиршѣ, разъ она находитъ васъ симпатичнымъ, — всѣ шансы успѣха по службѣ на вашей сторонѣ. Не удалось вамъ ей почему нибудь поправиться, не сумѣли вы ей чѣмъ ни будь угодить — ивамъ не будетъ оказано ни малѣйшаго снисхожденія. Помните: любовь — это лучшій «протэжэ» по службѣ… А вы этого не знали? Ахъ, какой же вы еще неопытный мальчикъ 1
Виноватъ-съ, мнѣ пора…
Бѣдняжка, что я съ нимъ сдѣлала! [Вставая и отдавая ему саблю]. Ну-съ, возьмите вашу саблю — вашъ арестъ кончился. Вѣдь наказаніе вовсе не такъ страшно, какъ вы предполагали?..
Помилуйте-съ, совсѣмъ напротивъ! [Пристегиваетъ саблю и надѣваетъ шарфъ].
Такъ не забудьте же, вы у насъ обѣдаете. Мы обѣдаемъ въ два. Пожалуйста, только не женируйтесь: — приходите въ кителѣ и безъ оружія…
Весьма благодаренъ за ваше вниманіе.
Что за благодарность, — это моя прямая обязанность… кормить своихъ офицеровъ! Вѣдь вы у меня въ батареѣ, а не у кого другого. И наконецъ, вы такой милый, скромный мальчикъ, что я далеко не прочь съ вами чаще позировать… Конечно, вы немножко бука, но это пройдетъ современемъ… Это отъ незнанія жизни… Вѣдь вы мнѣ позволите васъ немножко пошлифовать, да? Ну, И прекрасно. Я вами непремѣнно займусь! [Сидоровъ раскланивается]. Да, не забудьте: когда придете къ обѣду и будете со мной здороваться, поцѣловать мнѣ руку… Пуля очень строго за этимъ смотритъ. [Сидоровъ дѣлаетъ невольное движеніе въ сторону Ненюковой]. Ахъ, вы и теперь хотите? И теперь можно!.. [Протягиваетъ ему руку; Сидоровъ, неловко приложившись, поспѣшно уходитъ].
IV.
[править]Вотъ уже десятый прапорщикъ, которому я разбиваю сердце!. [Ходитъ]. Нѣтъ, мое положеніе батарейной командирши положительно имѣетъ свой авантажъ: развѣ это не прелесть — обучать жизни свѣжаго, хорошенькаго прапорщика; заставлять его трепетать, волноваться… подслушать первый лепетъ юнаго сердца — и сорвать самый нѣжный цвѣтъ любви?.. Ахъ, какая прелесть!.. [Пауза]. Но этотъ, мой десятый, онъ совсѣмъ не похожъ на другихъ… Всѣ эти Гофманы, Калмыковы, всѣ они были гораздо смѣлѣе въ свое время. А этотъ Сидоровъ — премилый… Онъ совсѣмъ Іосифъ! [Задумчиво останавливается передъ зеркаломъ. Входить Митрофанъ].
Ея высокоблагородіе Серафима Михайловна!
Проси! [Входитъ Фима Пышненко; Ненюкова идетъ къ ней навстрѣчу] Здравствуйте, моя золотая! Здравствуйте, моя красота! [Цѣлуются]. Ну, садитесь, садитесь, и говорите, какъ вамъ не совѣстно было совсѣмъ забыть меня? [Садятся].
Простите, дорогая Аврора Ивановна, право все какъ-то некогда было!
Вамъ некогда? Вздоръ, вздоръ… И вѣрить не хочу. Какія у васъ могутъ быть такія важныя дѣла? Кокетничать съ Гофманомъ, вѣдь больше ничего!
Отчего вы меня такъ всегда преслѣдуете Гофманомъ? Что-жъ тутъ дурного, что я не мѣняю моихъ симпатій, какъ другія!
Вѣдь Я шучу, моя прелесть, шучу! [Цѣлуются].
Ахъ, чуть было не забыла вамъ сказать! Подъѣзжая къ вашему дому, я встрѣтила на дорогѣ молоденькаго-премолоденькаго прапорщика… должно быть изъ вновь произведенныхъ. И мнѣ показалось, какъ будто онъ отъ васъ шелъ?..
Да. это новый офицеръ, назначенный въ нашу батарею.
А! То-то я смотрю на васъ — вы такая сегодня parée!..
Я, моя милая, всегда съ утра одѣваюсь прилично, и вы никогда не застанете меня, какъ нѣкоторыхъ — въ грязной манишкѣ и заношенной блузѣ!..
Что это вы, голубушка, какъ будто на меня разсердились? Вѣдь это я такъ сказала, въ видѣ шутки!
Чтобъ я разсердилась на васъ, моя радость, вотъ мило! [Опять цѣлуются].
А вѣдь я къ вамъ, собственно затѣмъ, чтобъ сообщить одну новость!
Что вы! Говорите, говорите, — я сгораю отъ нетерпѣнія!
Сегодня въ канцеляріи, у генеральши, что-то произошло съ адъютантомъ!
Не можетъ быть! Что именно — не знаете?
Вотъ видите, онъ затерялъ какую-то бумагу. Казначей. я какъ вы знаете, уѣхалъ въ отпускъ и канцелярія теперь на рукахъ monsieur Стронскаго — а онъ такой поэтъ, никогда не помнитъ ничего — а генеральша, вы знаете, ужасная формалистка, ни одной бумаги не пропуститъ. Ну, вотъ, у нихъ, говорятъ, и вышло довольно бурное столкновеніе!
Вы думаете, что столкновеніе можетъ имѣть серьезныя послѣдствія для Стронскаго?
Нѣтъ, серьезнымъ это ничѣмъ не кончится. [Значительно]. Вы знаете: милые бранятся, только тѣшатся!
Вы что этимъ хотите сказать, моя безцѣнная?
Ничего особеннаго… Я только повторяю то, что говорятъ всѣ!
А что же говорятъ эти всѣ?
Говорятъ, будто генеральша неравнодушна къ своему адъютанту!
Что же тутъ удивительнаго: онъ такъ аристократиченъ.
Да, но злые языки утверждаютъ, что онъ отвѣчаетъ ей.
Не вѣрьте злымъ языкамъ, моя милая. Я могу вамъ ручаться за Стронскаго, что онъ не возьметъ на себя никакихъ иныхъ обязанностей, кромѣ канцелярскихъ!
Почему же вы такъ увѣрены въ немъ?
Ахъ, Боже мой, потому что онъ былъ въ моей батареѣ… а я же должна знать своихъ офицеровъ! Наконецъ, онъ такъ любитъ все изящное, а генеральша, извините за выраженіе, скорѣй похожа на бомбардира, чѣмъ на свѣтскую даму… Нѣтъ, это все немыслимо, что вы мнѣ говорите! [Входитъ Митрофанъ].
Пишша готова, ваше вскблагородіе! Прикажете накрывать? [Фима вскакиваетъ съ кушетки].
Куда вы, куда вы, моя драгоцѣнная?
Душенька, мнѣ пора…
Ну, вотъ пустяки, — совсѣмъ не пора! Это все виноватъ этотъ дуракъ… [Митрофану]. Убирайтесь прочь! Никогда не смѣйте входить, когда васъ не спрашиваютъ! [Митрофанъ исчезаетъ].
Нѣтъ, голубушка, въ самомъ дѣлѣ пора. Я вѣдь къ вамъ всего на минутку заѣхала. Папа сейчасъ съ ученья придетъ…
Ахъ, pardon, совсѣмъ забыла спросить про Михаила Семеновича. Что онъ, здоровъ?
Merci, слава Богу. По обыкновенію, цѣлый день въ казармѣ. Вы знаете, служба — его слабость!
О, это рѣдкій офицеръ! Я ему такъ благодарна. Безъ него Пуля просто бы пропалъ… Жаль, жаль, что вы уже уходите, а все этотъ противный Митрофанъ виноватъ. Онъ такой мужланъ, мнѣ столько съ нимъ хлопотъ…
Ахъ, это всегда, пока они не привыкнутъ! У насъ теперь та же самая исторія. Однако, прощайте моя дорогая! Совсѣмъ засидѣлась… [Цѣлуются].
До свиданья, моя родная! Не забывайте меня! [Фима уходитъ].
V.
[править]Противная дѣвчонка! Явилась нарочно, чтобъ меня разстроить… [Ходитъ]. Неужели это правда, что Нарциссъ измѣняетъ мнѣ? Право, не знаешь чему вѣрить: злымъ языкамъ или легкомыслію мужчинъ?!. Впрочемъ, я давно замѣчаю, что, съ назначеніемъ его на должность адъютанта, онъ какъ будто перемѣнился… Даже мнѣ показалось, что онъ сталъ чуть-чуть зазнаваться… Конечно, повышеніе по службѣ могло немножко вскружить ему голову, но я не хочу вѣрить, чтобъ онъ рѣшился на liaison съ Брусничной… [Останавливается]. Ну, а если?.. [Рѣшительно]. Ну, тогда я возьму себѣ Сидорова, а онъ пусть бѣсится… Да, сама судьба посылаетъ мнѣ въ утѣшеніе этого милаго мальчика! [Входитъ Ненюковъ].
Ну, что, теръ, взбутетенила, какъ слѣдуетъ, господина свѣжепросольнаго прапорщика?
Пуля, что за выраженіе: «взбутетенила!» Напротивъ, я была съ нимъ очень любезна и даже пригласила его къ обѣду, потому что онъ прекрасный молодой человѣкъ.
Прекраснаго я въ немъ ничего не замѣтилъ и, по моему, совсѣмъ лишнее было приглашать его обѣдать!
Напротивъ, непремѣнно надо было пригласить, чтобъ хоть нѣсколько его ободрить. Ты, Пуля, своимъ крикомъ такъ его напугалъ, что я думала, что онъ упадетъ въ обморокъ.
Хе, хе, хе, небось пробрало? Ничего, ничего, на будущее время будетъ умнѣе. Будетъ знать, что командиръ у него бѣдовый, что съ командиромъ не шути!..
Только пожалуйста, Пуля, будь съ нимъ за обѣдомъ повѣжливѣе! А то онъ все-таки петербургскій человѣкъ… я не знаю, что о насъ можетъ подумать! [Входитъ Митрофанъ].
Его благородіе, прапорщикъ Сидоровъ!
Проси… проси!.. [Охорашивается передъ зеркаломъ].
Митрофанъ, обѣдъ готовъ?
Такъ точно, ваше высокоблагородіе.
Что-жъ ты, чортова перечница, не накрываешь? Экій шаловый народъ — все имъ надо пальцемъ ткнуть, а такъ никому нѣтъ дѣла.
Павелъ Петровичъ, что это такое? Изъ-за всякихъ пустяковъ… [Митрофану]. Да, да, накрывайте скорѣй! Да не забудьте, Митрофанъ, три прибора… и тарелки берите не съ нижней полки — тѣ съ изъяномъ, а сверху, фарфоровыя, что въ Таганрогѣ куплены… И потомъ, новую бутылку вина откупорите… И, смотрите, не забудьте чистыя салфетки вынуть, а то вы иногда Богъ знаетъ что такое подадите… И, пожалуйста, поскорѣй!!. [Митрофанъ уходитъ].
Что это у тебя, шерочка, за страсть баловать всякую мелюзгу? Скажите, какіе вдругъ онёры: и вино, и фарфоръ, и декольте, и не знаю еще что!..
Ахъ, пожалуйста, не мѣшайся! Тебѣ сказано разъ навсегда, что ты ничего не понимаешь въ свѣтскихъ тонкостяхъ! [Входитъ Сидоровъ; за нимъ слѣдуетъ Митрофанъ съ столовымъ приборомъ].
VI.
[править]Вотъ такъ-съ, къ ручкѣ — вотъ это я понимаю… Вотъ это офицеръ! У меня уважать Аврору, она у меня рѣдкій человѣкъ! Погодите, она еще не такъ васъ навостритъ… Вы думаете: вы одни? А Стронскій? а Калмыковъ? а Гофманъ? Всѣ были такіе же педопечепые… а теперь, первые кавалеры въ бригадѣ! А кто ихъ выправилъ? — Аврора. Она у меня душа батареи! Я такъ и разсуждаю: кто любитъ жену — значитъ любитъ батарею… Кто не любитъ — не любитъ батареи… не любитъ артиллеріи!!.
Пуля, ты всегда утрируешь. [Хлопочетъ около стола].
Нисколько не утрирую. Ужъ что правда, то правда. Что касается манеръ, салонной посадки — это мое почтеніе! Эдакихъ грандъ-дамъ во всей дивизій одна-двѣ, да и обчелся!.. [Вдругъ, серьезно]. Чортъ, изъ памяти вонъ: а вы являлись генеральшѣ?
Такъ точно-съ. Ея превосходительству имѣлъ честь представиться, а его превосходительство не удалось видѣть.
Эхъ, вы юноша, юноша! Порядковъ еще вы нашихъ не знаете. Его превосходительство у насъ на второмъ планѣ, а главный нашъ командиръ — генеральша. Бой-баба она у насъ! [Митрофанъ снова исчезаетъ].
Пуля, что же ты не предложишь monsieur Сидорову что нибудь закусить? Сейчасъ супъ подадутъ…
Ну-съ… какъ васъ, позвольте, по-батюшкѣ?
Сергѣй Ѳедорычъ.
Ну-съ, Сергѣи Ѳедорычъ, милости просимъ откушать хлѣба-соли… Прикладывайтесь безъ церемоніи!.. [Наливаетъ себѣ и пьетъ]. А вѣдь, хе, хе, хе, изрядную взбучку прописалъ тогда, а? [Сидоровъ улыбается]. Ничего, ничего, — привыкать надо… [Хлопаетъ его по плечу и опять пьетъ]. Такъ вы, выходитъ, намѣревались генералу явиться, а не генеральшѣ?.. Ахъ, вы, простота! Нашъ генералъ вѣдь того, на другомъ положеніи… Какъ это про него Стронскій отмочилъ:
«Нашъ бригадный командиръ
Продалъ бабѣ свой мундиръ».
Остроумно, чортъ возьми! Вотъ, батюшка — Стронскій: поэтъ, талантъ. А откуда вышелъ? Изъ моей батареи. У меня, батюшка, всѣ офицеры чудесники. Напримѣръ, Калмыковъ, Яковъ Васильевичъ, — тотъ у насъ и трагедіи разыгрываетъ, и романсы распѣваетъ, а ужъ какой наѣздникъ — ф-фа, черкеса за поясъ заткнетъ!.. А штабсъ-капитанъ Гофманъ? И настройщикъ, и обойщикъ, и одинъ чортъ знаетъ, чего онъ не мастеритъ! А нашъ почтеннѣйшій Михаилъ Семеновичъ? Наизусть всѣ уставы произошелъ. Эдакаго службиста, государь мой, въ артиллеріи, днемъ съ огнемъ поискать! Да что и говорить: у меня въ батареѣ, что ни офицеръ — укоръ Европѣ!! [Митрофанъ вноситъ миску борща. Всѣ садятся за столъ. Ненюковъ посреди. Ненюкова vis-à-vis съ Сидоровымъ. Разливая борщъ, Ненюкова бросаетъ на прапорщика губительные взоры].