ЗАГРАНИЧНЫЯ НОВОСТИ.[править]
Въ настоящее время, когда естественныя науки сдѣлались достояніемъ всѣхъ образованныхъ людей, когда всякое новое въ нихъ открытіе, каждый шагъ ихъ къ совершенству обращаетъ на себя всеобщее вниманіе — читателямъ, безъ-сомнѣнія, будетъ пріятно познакомиться ближе съ новыми изслѣдованіями Фареде.
Труды Фареде въ области электричества и магнитизма поставили его въ число самыхъ замѣчательныхъ ученыхъ. Онъ можетъ служить образцомъ по точности и полнотѣ въ опредѣленіяхъ, строгой послѣдовательности въ выводахъ, по обилію фактовъ, служащихъ къ подтвержденію раскрываемыхъ имъ истинъ. Эта точность и послѣдовательность сообщаютъ самымъ труднымъ и тонкимъ изслѣдованіямъ Фареде характеръ такой ясности и простоты, которая доступна только людямъ геніальнымъ, изслѣдованія Фареде, которыми мы намѣрены заняться здѣсь, выражаютъ собою вполнѣ современный духъ и направленіе науки.
Во-первыхъ, отличительная черта современнаго духа наукъ заключается въ стремленіи ихъ изслѣдовать, прямыми опытами тѣ начала и ту тѣсную связь между явленіями физическаго міра, которыя до-сихъ-порь были доступны только умозрѣнію и шаткимъ теоріямъ; слѣдствіе этого есть приведеніе явленія къ болѣе и болѣе простому и общему виду, постепенное сліяніе частныхъ причинъ въ меньшее и меньшее число болѣе общихъ началъ. Первые наблюдатели, которые трудились надъ изслѣдованіями явленій свѣта, теплоты, электричества и магнетизма, уже коснулись этой темной стороны предмета, и, особенно въ теоріи электричества, на самой зарѣ науки обнаружились такіе факты, въ которыхъ нельзя было не видѣть залоговъ будущихъ ея успѣховъ. Франкменовы опыты надъ громовыми отводами и разряженіе грозныхъ тучь были въ нѣкоторомъ отношеніи предвѣстниками электрическихъ телеграфовъ-этого удивительнаго изобрѣтенія, дающаго возможность передавать мысли съ быстротой поразительной и едва-доступной вычисленіямъ. Подобнымъ образомъ и первыя изслѣдованія надъ явленіями свѣта указывали на будущія открытія, которыя должны были обнаружить новыя свойства свѣта. Очевидно, впрочемъ, что съ какой бы стороны ни шла паука къ изученію силъ дѣйствующихъ въ природѣ, она должна раскрывать сначала отношенія между ними, или еще вовсе неизвѣстныя, или только предугадываемыя по шаткимъ соображеніямъ и аналогіи.
Такой способъ, такой переходъ отъ простыхъ истинъ къ истинамъ болѣе общимъ и сокровеннымъ, безъ-сомнѣнія самый естественный путь, ведущій-всего легче и прямѣе къ изслѣдованію явленій физическихъ. Мы думаемъ однакожь, что замѣтное и быстрое развитіе этого направленія, и, какъ слѣдствія его, важные результаты и обобщенія характеризуютъ преимущественно наше время.
Любопытно бы опредѣлить начало и отличительныя черты современнаго намъ періода въ каждой наукѣ.
Въ химіи, на-примѣръ, мы въ правѣ считать началомъ ея открытіе закона опредѣленныхъ пропорцій, сдѣланное Дальтономъ, распространенное и лучше изслѣдованное Вульстеномъ, Берцеліусомъ и другими химиками. Этотъ законъ совершенно измѣнилъ характеръ химіи, положивъ новое и болѣе прочное основаніе ученію о химическомъ сродствѣ, ученію, которое отличается теперь математическою точностью, даетъ возможность заранѣе звать результаты еще не открытые опытомъ, даетъ лучшее средство повѣрять ихъ. Одно изъ его слѣдствій есть законъ одноформенносги, открытый Мичерлихомъ, видоизмѣненный Берцеліусомъ и Дюма. Изслѣдованія Деви надъ химическимъ дѣйствіемъ электричества не уступаютъ по своей важности предъидущимъ открытіямъ: они представили обширное поле для новыхъ изслѣдованій, дали новые и точные способы разложеній. Особенно замѣчательны они въ томъ отношеніи, что послужили развитіемъ нашихъ знаніи объ отношеніяхъ между силами, званій, которыя, какъ мы замѣтили, отличаютъ науку въ современномъ ея состояніи.
Что же до электричества, которое Здѣсь касается насъ всего ближе, то великое открытіе Вольты, указавъ намъ на новыя силы, дало и новыя средства для ихъ изслѣдованій, принесшихъ обильные плоды. Вслѣдъ за тѣмъ открытъ новый родъ явленій не менѣе замѣчательныхъ и тѣсно-связанныхъ съ предъидущими. Эрстедъ указалъ дѣйствительно новый путь, на который вскорѣ устремились ученые всей Европы: образовалась электродинамика и развитіе ея повело къ одному изъ тѣхъ обобщеній, о которыхъ мы говорили выше. Открылась тождественность дѣйствій силъ электричества и магнетизма; явленія магнетизма приведены къ электрическимъ токамъ, существующимъ въ различныхъ тѣлахъ. Это открытіе можетъ занять мѣсто наряду съ открытіемъ связи между химическою силою и силою электричества, — связи, которая приведена Фареде къ тождеству этихъ силъ. Такимъ-образомъ, дѣйствія трехъ силъ сведены Фареде въ одну, и хотя еще не достаетъ, можетъ быть, нѣсколькихъ звеньевъ въ цѣпи фактовъ, на которыхъ основано его заключеніе, тѣмъ не менѣе однакожь эта связь проявляется весьма-положительнымъ образомъ и представляетъ блистательную побѣду современной науки. Тождество явленій электричества возбужденнаго треніемъ, прикосновеніемъ и частичнымъ дѣйствіемъ; открытіе индукціи, изслѣдованія надъ электролитами, точное измѣреніе силы электричества: суть приступы къ законамъ еще болѣе общимъ, къ сближенію всѣхъ явленій этого рода.
Въ оптикѣ открытія, сдѣланныя Юнгомъ, Френелемъ, Малюсомъ и другими физиками надъ диффракціею и поляризаціею въ различныхъ видахъ, дали толчекъ и новое направленіе изслѣдованіямъ, начатымъ геніемъ Ньютона. Теорія волненій, опираясь на эти открытія, дала средство распространить ихъ, указывая на результаты, къ которымъ долженъ привести опытъ, но которые еще не получены опытомъ, какъ на-примѣръ, на измѣненіе поляризаціи въ плоскости на круговую. Огкрытіе Араго показало возможность, по нѣкоторымъ явленіямъ поляризованнаго свѣта, при помощи одного только кристалла исландскаго шпата, узнать и опредѣлить, свѣтятся ли кометы своимъ собственнымъ свѣтомъ или нѣтъ, откуда получаемъ мы солнечный свѣтъ, отъ твердаго ли ядра его или отъ окружающей его газовой оболочки? Этотъ фактъ свидѣтельствуетъ, какъ далеко зашла наука на пути своего развитія! Около того же времени, открытія касательно нѣкоторыхъ особенностей въ явленіи солнечнаго спектра, сдѣланныя Гершелемъ, Вульстеномъ и Фрауенгоферомъ, сдѣлались исходною точкою болѣе обширныхъ и точныхъ розъисканій надъ солнечными лучами, преимущественно въ отношеніи фотографическомъ и термографическомъ полное рѣшеніе задачи, къ которой относятся эти изслѣдованія, составитъ торжество грядущихъ успѣховъ оптики.
Въ астрономіи, послѣ Лапласа, который закончилъ теорію солнечной системы, приведя всѣ извѣстныя пертурбаціи планетъ къ ньютоновымъ законамъ всеобщаго тяготѣнія, паука эта получила новое направленіе и приращеніе въ-слѣдствіе открытій Гер шеля въ области туманныхъ пятенъ и двойныхъ звѣздъ. Эти открытія едва были признаны, какъ уже снова подтвердились и получили значительное приращеніе трудами Джона Гершеля и другихъ знаменитыхъ астрономовъ, въ главѣ которыхъ стоятъ Бессель и Струве. Открытіе движенія двойныхъ и тройныхъ звѣздъ по эллиптическимъ орбитамъ доказало, что законы тяготѣнія дѣйствуютъ и въ этихъ областяхъ небеснаго пространства, и такимъ образомъ сдѣлало доступными для науки явленія, совершающіяся на разстояніяхъ, недосягаемыхъ для самаго смѣлаго воображенія. Эти обращенія, которыя даютъ приближенные способы опредѣлять разстоянія звѣздъ отъ земли, собственныя движенія другихъ звѣздъ, въ томъ числѣ и вашего солнца, въ пространствѣ, явленія періодическаго исчезанія и померканія звѣздъ, измѣненія вида туманныхъ звѣздъ, — открываютъ обширное поприще для изслѣдованія грядущимъ поколѣніямъ. Говоря объ успѣхахъ астрономіи, мы не можемъ не напомнить читателямъ объ одномъ открытіи, которое лучше всего выражаетъ собой степень развитія этой науки въ настоящее время, именно объ открытіи новой и самой отдаленной изъ планетъ солнечной системы. Къ нему привели не непосредственныя наблюденія, не счастливый случай, но вычисленіе возмущеній въ движеніи Урана, вычисленіе, которое требовало присутствія возмущающаго тѣла, для того, чтобъ результаты согласовались съ закономъ всеобщаго тяготѣнія; вычисленіе указало не только на существованіе, но и опредѣлило положеніе, разстояніе, массу этого еще тогда никѣмъ незамѣченнаго тѣла. Мы говоримъ, какъ догадываются читатели, объ открытіи Леверрье.
Другая замѣчательная черта, характеризующая современную науку, есть строгая и постоянно увеличивающаяся точность самыхъ способовъ изслѣдованія, возрастающая строгость выводовъ, прогрессивное усовершенствованіе употребляемыхъ инструментовъ, и, какъ слѣдствія этого, большая опредѣлительность и вѣрность получаемыхъ результатовъ. Можно сказать не колеблясь, что въ каждой изъ отраслей опытныхъ наукъ всякій результатъ наблюденій, дѣланныхъ лѣтъ за пять, въ настоящее время требуетъ повѣрки. Въ большей части случаевъ такая повѣрка видоизмѣняетъ нѣсколько прежде полученные результаты и часто совершенно измѣняетъ выводимыя изъ нихъ заключенія. Разумѣется, что сказанное нами не можетъ относиться къ математикѣ; но математика отличается передъ всѣми другими науками точностью своихъ выводовъ, потому-что выводы эти основаны на данныхъ болѣе вѣрныхъ и слѣдовательно менѣе измѣнчивыхъ.
Справедливость нами сказаннаго признается всѣми образованными людьми. Приведеніе къ очевидности изслѣдованій въ области физическихъ открытій дѣлалось различно въ различныя эпохи, и историческое развитіе понятія объ очевидности могло бы составить любопытную сторону въ исторіи наукъ, въ исторіи развитія ума. Это понятіе можетъ служить въ нѣкоторомъ отношеніи указателемъ интеллектуальнаго развитія народа въ данную эпоху.
Дѣйствительно, понятіе о томъ, въ чемъ собственно заключается доказательство истины, такъ же различно у разныхъ народовъ, какъ и у отдѣльныхъ лицъ. Этотъ фактъ, обнаруживающійся въ различныхъ случаяхъ, ни гдѣ такъ не замѣтенъ, какъ въ исторіи физическихъ наукъ. Въ древности, въ самыя счастливыя для нея эпохи, понятіе объ очевидности въ изслѣдованіи физическихъ явленій было вообще странно-невѣрно, и потому опыты самые грубые, самые односторонніе подавали поводъ къ заключеніямъ еще болѣе одностороннимъ, часто совершенно противорѣчащимъ дѣйствительности. Въ средніе вѣка до временъ Бекона умъ мало подвинулся впередъ въ этомъ отношеніи. Въ-послѣдствіи потребность большей точности, хотя, можетъ-быть, и медленно, но все таки замѣтно и непрерывно развивалась постепенно до начала современнаго намъ періода.
Взгляните, какая разница между химическимъ анализомъ временъ Бергмана и Фуркуа и анализомъ Берцеліуса, Мичерлиха или Либиха! Вмѣсто грубаго приближенія при разложеніи сложныхъ тѣлъ и отнесенія неточности результатовъ къ потерѣ, какъ это дѣлалось прежде, теперь химикъ опредѣляетъ тѣсныя отношенія между составными частями, руководствуясь закономъ опредѣленныхъ пропорцій, сообщающимъ результатамъ характеръ математической строгости. Настоящее состояніе органической химіи есть одна изъ блистательнѣйшихъ побѣдъ, завѣренныхъ точностью анализа, и можетъ служить лучшимъ подтвержденіемъ высказанной нами мысли. Эта наука, преуспѣвая постепенно, порождаетъ безпрестанно новые болѣе тонкіе способы, которые ведутъ насъ ближе и ближе къ познанію силъ и процессовъ, управляющихъ жизнію. Физіологія, при помощи химіи и микроскопа, расширяя свои предѣлы, пріобрѣтаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и большую точность изслѣдованій.
Возьмемъ теперь метеорологію, столь несовершенную сторону нашихъ знаній, — посмотрите, какъ перемѣнилась она въ-теченіи послѣднихъ сорока лѣтъ. Теперь, при помощи несравненно точнѣйшихъ приборовъ, въ-множествѣ различныхъ мѣстъ производятся, самыя тщательныя наблюденія надъ давленіемъ, температурою и влажностью воздуха; надъ направленіемъ, скоростью и продолжительностью вѣтровъ; надъ количествомъ падающаго дождя, надъ метеорами, являющимися неправильно. По важности и точности, результаты этихъ наблюденій пріобрѣтаютъ уже и теперь высокой интересъ, а еще больше обѣщаютъ въ будущемъ. Чтобы оцѣнить вполнѣ успѣхи наши въ этомъ отношеніи, надо только сравнить теперешнія метеорологическія таблицы съ прежними, тощими и ничтожными, въ которыхъ обозначались только хорошая погода, да дождь.
Какъ ни далеко опередила астрономія другія науки въ точности наблюденій, до какого блистательнаго состоянія ни дошла она, и въ этомъ отношеніи усовершенствованіе инструментовъ подвинуло ея однакожъ замѣтно, распространивъ ея область и сообщивъ ей средства повѣрить наблюденія, сдѣланныя прежде при помощи не столь. точныхъ приборовъ. Въ настоящее время при астрономическихъ наблюденіяхъ опредѣлены всѣ могущія произойдти погрѣшности, приложены самыя остроумныя средства для уничтоженія и предупрежденія ихъ, такъ-что эти наблюденія достигли по видимому самой высшей степени совершенства.
Ни одна изъ отраслей физическихъ наукъ, основанныхъ на опытахъ и наблюденіяхъ, не осталась чуждою постепенному усовершенствованію употребляемыхъ приборовъ. Пространство, время, вѣсъ, напряженія силъ, всѣ элементы движенія, — въ какомъ бы видѣ ни входили они въ изслѣдуемыя явленія, — опредѣляются всегда съ одинаковою точностью. Источники погрѣшностей, до тѣхъ поръ не замѣчаемыхъ или пренебреженныхъ, теперь открыты и устранены. Усовершенствованъ даже уровень, не говоря уже о микроскопѣ, маятникѣ, о приборахъ для наблюденія явленій земнаго магнетизма, явленій свѣта, электричества, различныхъ состояній атмосферы. Скажемъ болѣе: новыя открытія, ихъ приложенія къ искусствамъ и къ различнымъ отраслямъ промышлености-дали вамъ въ руки совершенно новые приборы, при помощи которыхъ открылась возможность преслѣдовать явленія, дотолѣ еще непріобрѣтенныя наукою. Для примѣра мы можемъ взять термомультипликаторъ, который послужилъ Форбесу и Меллони для наблюденія дотолѣ неуловимыхъ измѣненій температуры и для изслѣдованія другихъ явленій теплоты, явленій, которыя тѣмъ интересны для философіи наукъ, что сближаютъ свойства свѣта и теплоты. Возьмемъ другой примѣръ. Скорость свѣта уже опредѣлена изъ наблюденій надъ прохожденіемъ юпитеровыхъ спутниковъ; въ послѣдствіи Ветстонъ (Wheatston) опредѣлилъ не посредственнымъ опытомъ еще гораздо большую скорость электричества. Сколько средствъ нужно было для этого! какая точность, какая тонкость соображеній!
Да извинятъ насъ читатели за это отступленіе. Физическія науки такъ тѣсно связаны цѣпью фактовъ, которые постепенно сближаютъ ихъ еще болѣе. Изъ всѣхъ отраслей этихъ наукъ теорія электричества имѣетъ самое близкое отношеніе ко всѣмъ остальнымъ поглощаетъ, такъ-сказать, одни изъ нихъ, помогаетъ другимъ, и эта связь такъ обширна, что мы съ достовѣрностью можемъ ожидать въ будущемъ открытія новыхъ звеньевъ этой связи, еще неизвѣстныхъ и неподозрѣваемыхъ. По всей вѣроятности, силы, отъ которыхъ зависитъ химическое сродство, притяженіе и отталкиваніе, сольются нѣкогда въ однѣ силы и будутъ объяснены однимъ общимъ свойствомъ матеріи. Отъ будущихъ изслѣдованій зависитъ подтвержденіе или опроверженіе теоріи Эпинуса, развитой Мавотти, по которой тяжесть есть излишекъ притягательной силы въ атомистическомъ дѣйствіи, притягиванія и отталкиванія между частицами тѣлъ и электрическими элементами. Въ подтвержденіе этой теоріи будетъ, можетъ-статься, самая блистательная побѣда науки, самый крайній предѣлъ, до котораго достигнутъ наши знанія въ области внѣшней природы.
Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, пути, ведущіе васъ къ такой высокой пѣли, къ сведенію различныхъ силъ въ одну, уже видны, въ другихъ-они еще незамѣтны. Открытія, о которыхъ мы намѣрены говорить, составляютъ большой шагъ впередъ, на этомъ поприщѣ. Вотъ что говоритъ Фареде во введеніи къ одному изъ послѣднихъ своихъ мемуаровъ.
Я долго питалъ въ себѣ мнѣніе, переходившее въ убѣжденіе, и, вѣроятно, общее мнѣ со многими другими друзьями науки, что различные виды, въ которыхъ проявляются силы природы, имѣютъ одно общее начало; или говоря иначе, имѣютъ такую тѣсную связь между собою, находятся въ такой большой зависимости другъ отъ друга, что могутъ, такъ-сказать, переходить одна въ другую… Это убѣжденіе распространилось и на свѣтъ. Оно побудило меня искать непосредственныя и прямыя отношенія между свѣтомъ и электричествомъ и ихъ вліяніе на тѣла, на которыя они дѣйствовали вмѣстѣ; но я пришелъ къ отрицательнымъ результатамъ. Эти и другія неудачныя попытки не могли разсѣять во мнѣ глубокаго убѣжденія порожденнаго во мнѣ размышленіемъ. Я снова принялся за опыты и дошелъ до магнетизированія, электризированія свѣтового луча и освѣщенія линіи магнитнаго дѣйствія."
Это-то открытіе и составляетъ предметъ одного изъ трехъ послѣднихъ мемуаровъ Фареде, которымъ мы хотимъ заняться здѣсь. Два другіе изъ нихъ относятся къ чрезвычайно важнымъ явленіямъ, зависящимъ тоже отъ электричества, но которыя такъ отличны отъ предъидущаго явленія, что могли бы быть открыты и независимо отъ него. Мы будемъ держаться порядка принятаго нашимъ авторомъ, постараемся дать краткое и по возможности ясное понятіе о сущности его открытій.
Первый мемуаръ носитъ заглавіе: О магнетизированіи свѣта и освѣщеніи линій магнитнаго дѣйствія. Мы полагаемъ, ч то заглавіе это не совсѣмъ согласно съ сущностью излагаемыхъ въ немъ явленій, и это мы увидимъ еще лучше, когда обратимся къ теоріи упомянутыхъ явленій.
Отношеніе между дѣйствіемъ свѣта и магнетизмомъ — предметъ уже не совсѣмъ новый, и былъ прежде изслѣдываемъ путемъ опыта, хотя эти опыты и привели къ результатамъ довольно сомнительнымъ. Около тридцати лѣтъ тому назадъ, Моричипи (Morichini) въ Римѣ, а потомъ лэди Сомервиль (Somerville) замѣтили, что стальная шол къ подверженная дѣйствію фіолетовыхъ лучей солнечнаго спектра, пріобрѣтаетъ магнитныя свойства. Опыты эти, повторенные другими наблюдателями съ большими предосторожностями, большею частію опровергли вовсе предъидущія наблюденія. Изслѣдованія Кристи (Christie) показали, что магнитная стрѣлка отъ дѣйствія солнечныхъ лучей начинаетъ колебаться слабѣе и скорѣе устанавливается. Но эти изслѣдованія остались безъ послѣдствій до открытія Фареде.
Сущность этого открытія заключается въ слѣдующемъ: лучъ поляризованнаго свѣта, проходя черезъ нѣкоторыя прозрачныя тѣла, подверженныя въ то же время дѣйствію силы электромагнита, по линіи соединяющей его противоположные полюсы, въ-слѣдствіе дѣйствія этой силы, то исчезаетъ, то снова является, смотря потому, дѣйствуетъ ли токъ въ электромагнитѣ, или прекращается. Это дѣйствіе тѣмъ значительнѣе, чѣмъ паралелльнѣе направленіе испытуемаго луча и линіи магнитнаго дѣйствія; оно совершенно прекращается, когда оба направленія взаимно перпендикулярны. Исчезаніе и появленіе луча повторяются мгновенно всякій разъ, какъ только прекращается или снова появляется токъ.
Для тѣхъ изъ нашихъ читателей, которые мало знакомы съ этого рода явленіями, считаемъ нелишнимъ дать нѣкоторыя понятія о поляризаціи свѣта, о магнитной или электромагнитной силѣ, о діамагнитизмѣ тѣлъ, черезъ которыя силы эти могутъ дѣйствовать на проходящій черезъ нихъ поляризованный лучъ.
При обыкновенныхъ обстоятельствахъ, лучъ свѣта, отраженный отъ какой-нибудь поверхности, можетъ быть отраженъ другою поверхностью и можетъ пройдти сквозь всякое прозрачное тѣло, подъ какимъ бы угломъ онъ ни падалъ на нихъ. Но при отраженіи этого луча подъ извѣстнымъ угломъ, зависящимъ отъ свойства самой отражающей поверхности, равно какъ и при прохожденіи его, при извѣстныхъ обстоятельствахъ, сквозь прозрачное тѣло, лучъ этотъ поляризуется, т. е. пріобрѣтаетъ нѣкоторыя особенныя свойства, а именно: онъ уже не можетъ быть отраженъ, не можетъ пройдти сквозь прозрачную средину иначе, какъ только по извѣстному направленію. Это явленіе, справедливо принимаемое за самое замѣчательное въ оптикѣ, легче показать на опытѣ, нежели точно объяснить на словахъ. Трудно объяснить и представить себѣ, въ чемъ собственно заключается это измѣненіе луча при его поляризаціи. Впрочемъ, въ настоящемъ случаѣ намъ важно только самое явленіе и отношеніе его къ магнитной силѣ.
Линія дѣйствія магнитной силы есть та линія — кривая или прямая, — которая соединяетъ магнитныя полюсы, замыкая магнитный или электрическій токъ, котораго прекращеніе и возстановленіе производитъ разсматриваемое нами явленіе.
Для произведенія магнитнаго дѣйствія, Фареде употреблялъ въ своихъ опытахъ обыкновенный электро-магнитъ. Этотъ приборъ состоитъ изъ куска мягкаго желѣза, имѣющаго обыкновенно цилиндрическую или полкововидную форму; такой цилиндръ обвертывается мѣдною проволокою въ нѣсколько оборотовъ, проволока же обматывается шелкомъ, для того, чтобы обороты ея не касались непосредственно другъ друга; концы проволоки сообщаются оба съ гальваническою цѣпью, одинъ на-пр. съ мѣдью, другой съ цинкомъ. При этомъ соединеніи, въ обвертывающей проволокѣ является гальваническій токъ, а желѣзо дѣлается совершеннымъ магнитомъ, котораго напряженіе возрастаетъ съ увеличеніемъ числа оборотовъ проволоки и съ увеличеніемъ напряженія проводящаго въ ней тока. Электромагнитъ дѣйствуетъ какъ магнитъ естественный (магнитный камень) или искусственный (намагниченная сталь), только сила перваго, при одинакой величинѣ, гораздо значительнѣе силы послѣднихъ. Эта сила такъ велика, что нѣкоторыя изъ нихъ могутъ удержать до 2000 киллограмовъ тяжести; она дѣйствуетъ неизмѣнно до-тѣхъ-поръ, пока въ проволокѣ существуетъ токъ, и исчезаетъ мгновенно, какъ только онъ прерванъ, т. е. какъ только прервано соединеніе проволоки съ гальваническою цѣпью. Электромагнитъ употребленный Фареде имѣлъ подкововидную форму и былъ въ состояніи удержать тяжесть отъ тридцати восьми до пятидесяти шести фунтовъ. Въ. опытѣ Фареде меньшая сила не производитъ замѣтнаго дѣйствія.
Скажемъ насколько словъ о тѣлахъ діамагнитныхъ, внутри которыхъ совершается таинственное явленіе, зависящее отъ дѣйствія магнитной силы на проходящій въ нихъ поляризованный лучъ. Мы увидимъ, что свойствомъ этимъ обладаютъ многія тѣла, но что занимающее насъ явленіе происходитъ лучше всего при употребленіи особаго рода стекла, такъ-называемаго тяжелаго стекла (соединеніе окиси свинца съ борной и съ кремніевой кислотой), котораго составъ далъ Фареде 17 лѣтъ тому назадъ.
Чтобы дать понятіе о самомъ явленіе, о которомъ идетъ рѣчь, мы приведемъ описаніе его, сдѣланное самимъ авторомъ.
Лучъ свѣта отъ аргантовой лампы былъ поляризованъ въ горизонтальной плоскости: этотъ лучъ проходилъ черезъ николеву призму, которая вращалась около горизонтальной оси, и такимъ образомъ могъ быть удобно изслѣдываемъ. Между поляризующимъ зеркаломъ и призмою находились оба полюса сильнаго электро-магнита, на разстояніи около двухъ дюймовъ одинъ отъ другаго, по направленію луча, и расположенные такимъ образомъ, чтобъ лучъ проходилъ очень-близко отъ нихъ, когда оба полюса находятся по одну его сторону, и между ними въ томъ случаѣ, когда они лежатъ по обѣимъ его сторонамъ; въ томъ и другомъ случаѣ, линія магнитнаго дѣйствія оставалась почти параллельною испытуемому лучу. Черезъ всѣ прозрачныя средины, помѣщаемыя между обоими полосами, должны были проходить слѣдовательно какъ самый лучъ, такъ и линія магнитнаго дѣйствія, тотъ и другая по одному и тому же направленію.
«Діамагнитнымъ тѣломъ служилъ мнѣ кусокъ тяжелаго стекла около двухъ квадратныхъ дюймовъ въ поверхности и около полудюйма толщины, полированный по краямъ; я помѣщалъ его между двумя полюсами электро-магнита (сначала еще не намагниченнаго то г комъ), такъ, чтобы свѣтъ проходилъ по длинѣ этого стекла.
„Стекло оказывало здѣсь то же дѣйствіе, какъ воздухъ, вода или иная прозрачная средина. Когда призма была предварительно поставлена въ такое положеніе, при которомъ лучъ исчезалъ, или когда даваемое имъ изображеніе дѣлалось невидимымъ, введеніе стекла не измѣняло этого явленія. Но если при тѣхъ же обстоятельствахъ пропускался токъ черезъ проволоку электромагнита, свѣтлое изображеніе показывалось и оставалось до-тѣхъ-поръ, пока дѣйствовалъ токъ. Когда токъ прерывался, свѣтъ мгновенно исчезалъ. Можно было произвольно воспроизводить то и другое явленіе, и связь между явленіемъ и причиною оставалась неизмѣнною“.
Скоро замѣчены другія обстоятельства, сопровождающія описанный фактъ. Опытъ показалъ, что дѣйствующая здѣсь сила есть сила вращенія. Дѣйствительно, какъ скоро являлся свѣтъ, достаточно было повернуть призму направо или налѣво на извѣстный уголъ, и свѣтлое изображеніе снова исчезало; продолжая обращать призму, оно снова являлось съ дополнительными оттѣнками. Вотъ какъ Фареде выражаетъ законъ этой послѣдовательности.
„…Линіи магнитнаго дѣйствія, проходя чрезъ тяжелое стекло, равно какъ и черезъ многія другія вещества, заставляютъ ихъ дѣйствовать на поляризованный лучь, если этотъ послѣдній параллеленъ сказаннымъ линіямъ или наклоненъ къ нимъ, и вовсе не дѣйствуютъ, если онъ перпендикуляренъ, къ нимъ. Онѣ сообщаютъ діамагнитнымъ тѣламъ силу, которая обращаетъ лучь. Законъ этого дѣйствія состоитъ въ томъ, что если линія магнитнаго дѣйствія идетъ отъ южнаго къ сѣверному полюсу по направленію поляризованнаго луча, идущаго къ наблюдателю, то магнитная сила обращаетъ его направо; если же она имѣетъ противное направленіе, то обращаетъ его налѣво“.
Открывъ это замѣчательное явленіе, Фареде прояснилъ и охарактеризовалъ его новымъ рядомъ превосходныхъ опытовъ. Помѣщая діамагнитное стекло между противными полюсами двухъ цилиндрическихъ электро-магнитовъ, онъ получалъ тѣ же результаты, какіе производили оба полюса одного подкововиднаго электро-магнита. Но при употребленіи обыкновеннаго искусственнаго магнита, описываемое явленіе повторялось только въ томъ случаѣ, когда послѣдній имѣлъ силу почти одинаковую съ силою прежде-употребленнаго электро-магнита. Это доказываетъ тождество между электричествомъ и магнитною силою. Различныя весьма-интересныя видоизмѣненія того же опыта, подтвердили такую тождественность. Свертывая мѣдныя проволоки различной длины и толщины въ винтообразную спираль, помѣщали въ нихъ по оси различныя діамагнитныя тѣла, пропускали сквозь нихъ лучь поляризованнаго свѣта и, обративъ призму такъ, чтобъ лучь исчезалъ, сообщали потомъ оба конца проволоки съ противоположными полюсами гальванической цѣпи: въ этомъ какъ и въ предъидущемъ случаѣ свѣтъ снова проявлялся, какъ только въ проволокѣ являлся токъ, и опять исчезалъ, когда токъ прекращался. Явленіе повторялось неизмѣнно и независимо отъ скорости сообщенія и прерыванія тока. При этомъ плоскость поляризаціи обращалась направо и налѣво, смотря по направленію тока въ проволокѣ, т. е. смотря потому, который конецъ ея сообщался съ анодомъ и который съ катодомъ. Общій законъ такого обращенія можетъ быть выраженъ слѣдующимъ образомъ: когда электрическій токъ проходить около поляризованнаго луча, въ плоскости перпендикулярной къ этому послѣднему, онъ отклоняетъ его потому же направленію, по которому идетъ самъ.
Нужно было сдѣлать новый рядъ опытовъ, чтобъ опредѣлить вліяніе различныхъ тѣлъ на описанное нами явленіе. Опыты эти показали, что различныя тѣла обладаютъ, въ большей или меньшей степени, способностью обращать плоскость поляризаціи луча подъ вліяніе электро-магнитной силы. Тяжелое стекло дѣйствуетъ въ этомъ отношеніи сильнѣе флинт-гласа и крон-гласа; кристализованныя тѣла не обращаютъ плоскости поляризаціи. Вода и водные растворы подвержены, а ледъ, кажется, не подверженъ вліянію магнитной силы, равно какь и газы, которые были испытываемы различнымъ образомъ. Что касается до тѣлъ, которыя сами имѣютъ свойство обращать плоскость поляризаціи, то въ нихъ свойство это или увеличивается или уменьшается отъ дѣйствія электро-магнитной силы, смотря по ея направленію.
Разсматриваемый нами мемуаръ оканчивается общими замѣчаніями надъ явленіями, въ немъ излагаемыми. Талантъ автора проявляется здѣсь въ не меньшей степени, какъ и въ выборѣ опытовъ, на которыхъ основаны его умозрѣнія. Мы думаемъ, однакожь, что выборъ заглавія не совсѣмъ соотвѣтвуетъ предмету, въ томъ отношеніи, что оно не точно указываетъ на истинную причину явленія.
Какимъ же образомъ дѣйствуетъ здѣсь электричество или магнитизмъ на поляризованный свѣтъ? Дѣйствуетъ эта сила непосредственно на самый лучь? или зависитъ оно, вполнѣ или отъ части, отъ перемѣны въ расположеніи частицъ той средины, въ которой проходятъ одновременно свѣтъ и электричество? Въ такомъ видѣ, кажется, всего естественнѣе предложить себѣ вопросъ о причинѣ разсмотрѣннаго нами явленія. Мы сейчасъ увидимъ, однакожь, что Фареде, при рѣшеніи этого вопроса, нѣсколько измѣнилъ его.
Безъ сомнѣнія, по первому впечатлѣнію, онъ готовъ былъ допустить здѣсь взаимное дѣйствіе магнетизма на свѣтъ при обстоятельствахъ, указанныхъ опытомъ. Это можно заключить по-крайней-мѣрѣ изъ самаго заглавія. Дальнѣйшія изслѣдованія заставили, однакожь, обратить вниманіе на вліяніе самой средины, черезъ которую проходитъ лучъ, и дѣйствію его приписать, хотя отчасти, причину явленія. Въ-самомъ-дѣлѣ, для произведенія его необходимо присутствіе такой средины, а потому дѣйствіе ея не можетъ быть безразлично, тѣмъ болѣе, что одни тѣла измѣняютъ направленіе луча отъ дѣйствія магнетизма, другія не измѣняютъ. Итакъ, каково бы нибыло дѣйствіе электрическаго тока на свѣтъ, проявленіе его требуетъ присутствія извѣстныхъ веществъ при извѣстныхъ обстоятельствахъ; кромѣ того, изъ прежнихъ опытовъ извѣстно, что расположеніе частицъ тѣла играетъ важную роль при передачѣ и поляризаціи свѣта. Если, какъ показалъ Мичерлихъ, достаточно умѣренно нагрѣть присталъ, чтобъ перемѣнить его структуру и открыть въ немъ новыя кристаллическія формы; то отъ чего бы другой, сильнѣйшій дѣятель не имѣлъ вліянія на расположеніе частицъ тѣла, а затѣмъ и на проходящій черезъ него лучь свѣта? Допустимъ, что въ занимающемъ насъ явленіи электро-магнитная сила дѣйствуетъ непосредственно на расположеніе частицъ тѣла, черезъ которое проходитъ лучь, а черезъ то и на самый этотъ лучь. Есть ли теперь какая-нибудь причина, которая бы заставляла васъ предложить, что кромѣ такого посредственнаго вліянія, магнетизмъ имѣетъ еще непосредственное вліяніе на отклоненіе луча свѣта? Посмотримъ, что говоритъ объ этомъ Фареде.
„Такимъ-образомъ установлено дѣйствительно прямое отношеніе, прямая зависимость свѣта отъ силъ магнитныхъ и электрическихъ; это — значительное приращеніе къ фактамъ и соображеніямъ, доказывающимъ, что всѣ силы связаны между собою и что они имѣютъ общее начало. Магнетизмъ не дѣйствуетъ прямо на лучь свѣта при отсутствіи посредствующихъ тѣлъ, но только въ присутствіи срединъ, въ которыхъ проходятъ оба, такъ-что эти средины и магнитная сила сообщаютъ другъ другу способность дѣйствовать на свѣтъ. Это доказывается отсутствіемъ такого дѣйствія въ пустотѣ и въ газахъ и различной степенью его въ различныхъ тѣлахъ. Изъ того, что магнетизмъ дѣйствуетъ на свѣтъ всегда одинакимъ образомъ, какъ ни различны средины, въ которыхъ такое дѣйствіе совершается, необходимо должно заключить, однакожъ, что между магнетизмомъ и свѣтомъ существуетъ непосредственная зависимость. Но необходимость присутствія срединъ, ихъ различное вліяніе — показываетъ, что магнетизмъ дѣйствуетъ на свѣтъ чрезъ матерію“.
Изъ сдѣланной нами выписки видно, что Фареде допускаетъ прямое дѣйствіе магнетизма на свѣтъ, но что для этого необходимо посредство посторонняго вещества. Но намъ кажется, что слово прямое дѣйствіе неумѣстно, коль-скоро допущено, что для результата необходимо дѣйствіе посредственное. Кромѣ того, фраза, выписанная курсивомъ, по нашему мнѣнію, еще не есть окончательный приговоръ въ пользу прямаго дѣйствія магнетизма. Въ-самомъ-дѣлѣ, можно предположить, что отъ дѣйствія этого послѣдняго, различныя тѣла, какъ-бы ни были разнообразны ихъ свойства, могутъ прійдти въ такое состояніе, что отъ ихъ вліянія проходящій въ нихъ лучь будетъ одинаково измѣненъ.
Перейдемъ теперь ко второму и третьему мемуарамъ Фареде о новыхъ магнитныхъ дѣйствіяхъ и о магнитномъ состояніи матеріи вообще. Мы приведемъ слова Фареде объ этомъ новомъ магнитномъ дѣйствіи, слова, которыя поддерживаютъ наше замѣчаніе о взаимномъ дѣйствіи свѣта, магнетизма и вещества.
„Нѣтъ сомнѣнія, что магнетизмъ дѣйствуетъ на расположеніе частицъ въ діамагнитныхъ тѣлахъ одинаково, какъ въ отсутствіи, такъ и при прохожденіи сквозь нихъ свѣта, хотя явленіе, производимое имъ въ послѣднемъ случаѣ, до-сихъ-поръ есть единственное средство замѣтить эти измѣненія. Скажемъ болѣе: темныя тѣла должны быть подвержены тѣмъ же измѣненіямъ, какъ и прозрачныя, потому-что въ-отношеніи ихъ діамагнитности между ними нѣтъ разницы… Эти тѣла не намагничиваются, а потому при дѣйствіи на нихъ магнетизма, расположеніе частицъ ихъ должно быть иное, нежели въ намагниченномъ желѣзѣ и иныхъ подобныхъ тѣлахъ, слѣдовательно, это — новое магнитное состояніе. Но такъ-какъ это состояніе напряженное (ибо тѣло приходитъ въ нормальное состояніе, какъ скоро вліяніе магнетизма прекращается), то сила, которая обладаетъ матеріею въ такомъ состояніи, равно какъ и образъ ея дѣйствія, для насъ — новая магнитная сила или новый образъ дѣйствія матеріи“.
Эти мысли полнѣе развиты въ послѣднихъ мемуарахъ Фареде и подтверждены цѣпью опытовъ, превосходно придуманныхъ. Чтобъ дать читателямъ общее понятіе о результатахъ этихъ опытовъ, мы будемъ различать тѣла, на которыя дѣйствуетъ магнетизмъ, отъ тѣлъ, которыя по существовавшему до сихъ поръ мнѣнію, вліянію магнетизма не подвержены, и назовемъ первыя магнитными, а послѣднія немагнитными.
Магнитныя тѣла отличаются тѣмъ, что они притягиваются полосами магнита, стремятся принять положеніе параллельное его оси, и въ прикосновеніи съ магнитомъ сами намагничиваются. Изъ числа этихъ тѣлъ, которыхъ считаютъ теперь отъ восьми до девяти, большая часть обладаетъ магнитнымъ свойствомъ только въ слабой степени; первое мѣсто между ними занимаютъ сталь и желѣзо.
Всѣ другія извѣстныя тѣла не имѣютъ этихъ свойствъ. Къ нимъ-то и от носятся открытія Фареде, который показалъ, что магнитъ дѣйствуетъ такъ же и на нихъ, но противоположнымъ образомъ. Такія тѣла мы будемъ на зывать немагнитными: они отталкиваются полюсами магнита и, будучи привѣшены между ними, послѣ нѣсколькихъ колебаній принимаютъ положеніе перпендикулярное къ тому, которое приняло бы при тѣхъ же обстоятельствахъ тѣло магнитное. Сколько намъ извѣстно, этотъ законъ точенъ и постояненъ; потому-что исключенія и отклоненія могутъ быть приведены къ упомянутому закону.
При опытахъ своихъ, Фареде употреблялъ сильный электро-магнитъ, способный удержать отъ пятидесяти до ста фунтовъ. Первое изъ испытанныхъ тѣлъ была полоска тяжелаго стекла, употребленнаго при опытахъ надъ поляризованнымъ свѣтомъ. Мы опишемъ съ нѣкоторой подробностью результаты, полученные съ этимъ стекломъ, потому-что они объяснятъ намъ цѣлый классъ подобнаго рода явленій.
Когда стекло было повѣшено между полюсами электро магнита, черезъ него пропускался токъ: въ то же самое время стеклянная полоска приходила въ движеніе около точки привѣса и только послѣ нѣсколькихъ колебаній устанавливалась въ положеніи перпендикулярномъ къ линіи магнитнаго дѣйствія, положеніи, которое мы будемъ называть экваторіальнымъ; будучи выведена изъ этого положенія, она снова возвращалась къ нему послѣ нѣсколькихъ размаховъ. Каждый конецъ полосы становился при этомъ безразлично поту или другую сторону оси, или линіи соединяющей оба дѣйствующіе полюса Въ томъ случаѣ, когда точка привѣса находилась не на равныхъ разстояніяхъ отъ концевъ электромагнита, полоска все-таки принимала экваторіальное положеніе, съ тою только разницею, что въ то же время центръ тяжести ея нѣсколько удалялся отъ ближайшаго полюса и находился въ такомъ отдаленіи, пока не прерывали тока въ электро-магнитѣ. Такимъ-образомъ, полоска находилась въ состояніи равновѣсія: 1) устойчиваго, въ томъ случаѣ, когда она висѣла по экваторіальному направленію, 2) неустойчиваго, которое имѣло мѣсто тогда, когда полоска была направлена точнымъ образомъ по оси и когда точка ея привѣса находилась на равныхъ разстояніяхъ отъ обоихъ полюсовъ. Въ томъ случаѣ, когда полоска была привѣшена на равныхъ разстояніяхъ отъ обоихъ полюсовъ, но нѣсколько въ сторону отъ оси, она, какъ и прежде, принимала экваторіальное положеніе, а сверхъ-того, еще болѣе удалялась въ сторону отъ оси, оставаясь въ такомъ положеніи во все время дѣйствія электро-магнита. Одинъ полюсъ производитъ все тѣ же самыя явленія; они не измѣняются также и въ томъ случаѣ, когда полоска движется въ водѣ, спиртѣ или эѳирѣ.
Чтобъ стекло приняло экваторіальное направленіе, надобно, чтобъ оно имѣло продолговатую форму. Кубы и закругленные куски стекла, въ случаѣ правильнаго привѣса, сами не принимали никакого положенія, одного преимущественно передъ другимъ. Но если такой кусокъ стекла виситъ на равныхъ разстояніяхъ отъ обоихъ полюсовъ, но нѣсколько въ сторону отъ оси, ихъ соединяющей, онъ еще болѣе отталкивается въ ту же сторону, и тѣмъ указываетъ, самымъ простымъ образомъ, на причину всѣхъ такихъ отклоненій, даетъ ключь къ объясненію описываемаго нами явленія.
Въ-самомъ-дѣлѣ, экваторіальное положеніе продолговатой полоски есть результатъ расположенія и дѣйствія составляющихъ ее частицъ. Каждая изъ этихъ частицъ стремится удалиться отъ полюсовъ и отъ магнитной оси къ наружи и стать въ положеніе наименьшаго магнитнаго дѣйствія; всѣ эти усилія, соединенныя вмѣстѣ, ставятъ тѣла въ положенія, указанныя опытомъ. И такъ, все явленіе, въ самомъ простомъ его видѣ, есть магнитное отталкиваніе, обнаруживающееся надъ безчисленнымъ множествомъ тѣлъ и вовсе независимое отъ полярности, потому-что тѣло отталкивается одинаково каждымъ изъ полюсовъ и обоими вмѣстѣ. Вотъ въ чемъ заключается открытое Фареде новое дѣйствіе магнетизма.
Фареде подвергалъ испытанію разныя другія тѣла — твердыя, жидкія, газообразныя; нашелъ, что всѣ они, за исключеніемъ послѣднихъ и магнитныхъ металовъ, подвержены тому же дѣйствію магнита, подлежатъ тому же самому закону какъ истекло. Такъ называемые магнитные металы, какъ извѣстно, притягиваются магнитомъ; газы вещества безразличные, т. е. магнитъ на нихъ вовсе не дѣйствуетъ. Изъ всѣхъ металовъ висмутъ въ наивысочайшей степени подверженъ отталкивательной силѣ магнита.
Для полученія точныхъ результатовъ, надобно, чтобъ испытуемыя діамагнитныя тѣла не заключали въ себѣ ни желѣза, ни другихъ магнитныхъ металовъ; а если заключаютъ, то на присутствіе ихъ должно обращать большое вниманіе. Въ-самомъ-дѣлѣ, очевидно, что если къ тѣлу, отталкиваемому магнитомъ, примѣшано, напримѣръ, желѣзо, то отталкиванія будутъ слабѣе, нежели въ томъ случаѣ, когда бы тѣло было совершенно свободно отъ этихъ примѣсей.
— Въ концѣ прошедшаго года, наука лишилась одного изъ самыхъ усердныхъ и полезныхъ своихъ дѣятелей-Мэк Коллаха. Онъ родился въ 1809 году, въ имѣніи своего дѣда, Локлиндгугёссеѣ (Loughlindhuhussey); имѣніе это находится въ вёрхне-бадонейскомъ (Upper-Badoney) приходѣ Тайрояскаго-Графства, въ десяти миляхъ отъ Страбена. Дѣдъ его былъ человѣкъ съ большими достоинствами и замѣчательный по ученымъ свѣдѣніямъ.
Вскорѣ послѣ рожденія будущаго профессора, отецъ его, чтобъ имѣть возможность воспитать сына, переѣхалъ изъ своей горной и пустынной фермы въ городъ Страбену. Здѣсь мальчикъ былъ помиценъ въ единственную имѣвшуюся школу и умъ его началъ самъ собой быстро развиваться. Въ свободное отъ ученія время онъ постоянно занимался разрѣшеніемъ разныхъ математическихъ задачь, а между-тѣмъ, съ самаго начала, увѣряютъ, очень неохотно брался за начала эвклидовой геометріи, потому-что безъ всякихъ объясненій отъ него требовали заучиванія и безсмысленнаго повторенія ихъ наизусть. Такой способъ преподаванія не могъ удовлетворить его умъ, который успокоивался только добившись до причины и свойствъ всего, что представлялось его наблюденію. По этому нѣсколько времени онъ ходилъ и блуждалъ съ своимъ Эвклидомъ, не зная отъ безпокойства что дѣлать, и какое средство отъискать для уразумѣнія книги; къ-счастію, онъ познакомился въ это время съ однимъ изъ отцовскихъ сосѣдей, плотничнымъ мастеромъ, который, видя это жалкое положеніе ребенка, вздумалъ разспросить его о причинѣ. Молодой Мэк-Коллахъ обрадовался и разсказалъ, что его заставляютъ учить наизусть множество странныхъ и для него вовсе непонятныхъ словъ, и въ то же время показалъ урокъ, который долженъ былъ выучить къ слѣдующему дню. Добрый плотничный мастеръ, входя въ положеніе мальчика, постарался ему объяснить, что значатъ предложеніе и доказательство или рѣшеніе и пр., и съ-этихъ-поръ призваніе къ математическимъ наукамъ начало рѣшительно обнаруживаться въ Мэк-Коллахѣ.
Послѣ того, молодой Мэк-Коллахъ продолжалъ свое ученіе въ Лиффордѣ, сперва въ школѣ г. Грагама, а потомъ г. Роллестона; для окончанія же курса онъ поступилъ въ ноябрѣ 1824 года въ коллегію Св. Троицы, въ Дублинѣ; тогда ему было около пятнадцати лѣтъ, и вскорѣ онъ отличилъ уже себя предъ товарищами и въ наукахъ и въ словесности. Въ 1835 году, почти тотчасъ по выходѣ изъ коллегіи, онъ былъ сдѣланъ профессоромъ математики, а въ 1843 профессоромъ естественныхъ наукъ въ этой же самой коллегіи.
Первую записку свою о преломленіи лучей свѣта представилъ онъ Дублинской Академіи въ 1830 голу; эта первая записка уже много содѣйствовала къ занятію авторомъ того высокаго положенія, которое онъ занималъ послѣ въ ученомъ мірѣ. Въ 1838 году Академія присудила ему большую золотую конингемскую медаль за другое сочиненіе объ отраженіи и преломленіи свѣта въ кристаллахъ; въ введеніи къ этому сочиненію, президентъ Академіи сэръ В. Гамильтонъ помѣстилъ изложеніе тогдашняго состоянія науки. Въ-послѣдствіи МэкКоллахъ былъ членомъ этой Академіи.
Можно сказать, что Мэк-Коллахъ положилъ въ 1839 толу основаніе драгоцѣнному собранію ирландскихъ древностей въ Дублинѣ; онъ поднесъ тогда королевской Ирландской Академіи знаменитый конгской крестъ. Цѣлью его было съ одной стороны спасти отъ разрушенія и уничтоженія эту древность, а съ другой — положить начало національнаго музея, недостатокъ въ которомъ, по словамъ Валтера-Скотга, былъ стыдомъ для страны, такъ богатой драгоцѣнными остатками стари мы.
Труды и записки Мэк-Коллаха неограничивались одними учеными предметами; они относились тогда и къ всеобщей литературѣ, въ особенности же къ древней египетской хронологіи.
Въ 1842 году изслѣдованія Мэк-Коллаха о свѣтѣ были награждены медалью коплея; соискателями его были Бессель, Дюма и Мурчисонъ. Этому особенному отличію много способствовало и блистательное донесеніе г Ллойда о всѣхъ соискателяхъ. Въ слѣдующемъ году Мэк-Коллахъ былъ избралъ членомъ королевскаго общества, хотя впрочемъ никогда, ни прежде ни послѣ, не помѣщалъ своихъ сочиненій или статей въ издаваемыхъ этимъ обществомъ трудахъ; и причиною этому было одно желаніе способствовать улучшенію изданій ученыхъ обществъ и Академіи своей родины. Мэк-Коллахъ считалъ это долгомъ чести; это же самое чувство заставило его въ 1847 году употребить, вовсе недумая о томъ, какую задачу онъ себѣ задавалъ, всѣ силы свои, чтобъ избавить университетъ, къ которому онъ былъ такъ привязанъ, отъ униженія имѣть представителями своими въ парламентѣ людей, воспитанныхъ не въ этомъ же самомъ университетѣ. Впрочемъ, его побуждало къ этому и другое прекрасное чувство; онъ считалъ необходимымъ для пользы наукъ и литературы, чтобъ они имѣли достойныхъ и ученыхъ представителей въ парламентѣ.
Мэк-Коллахъ не вышелъ побѣдителемъ изъ битвы при этой попыткѣ, но его личное поведеніе было таково, что онъ заслужилъ и удивленіе и любовь всѣхъ, и друзей и противниковъ. Битва эта была, какъ и надо было ожидать, и зачата и преслѣдуема на его собственный счетъ; многіе часто и съ особенною горячностію предлагали ему денежныя пособія для этого, но онъ всякой разъ скромно и съ благодарностію отклонялъ ихъ.
Въ сентябрѣ 1847 года онъ началъ сочиненіе о предметѣ, который ему болѣе всего хотѣлось привести къ концу. Мы знаемъ одно названіе этого сочиненія: полная теорія отраженія свѣта; но чрезмѣрные труды и изнуреніе отъ кабинетныхъ занятій разстроили его и физическія и умственныя отправленія, — и послѣ непродолжительной болѣзни, жизнь его исполнилась 24 октября, на 38 году отъ роду.
Королевская Ирландская Академія вѣрно незамедлитъ отдать всю должную почесть памяти Мэк Коллаха; вѣроятно при этомъ сдѣлаютъ самый подробный обзоръ совершенно всѣхъ ученыхъ трудовъ и изслѣдованій покойнаго; здѣсь же собрано только нѣсколько фактовъ и чиселъ — неболѣе, и указанъ тотъ взглядъ, съ которымъ надо смотрѣть на ученую дѣятельность Мэк-Коллаха.
Со времени полученія Мэк-Коллахомъ коплеевской медали, кромѣ помѣщенія разныхъ записокъ въ изданіяхъ Ирландской Академіи, онъ читалъ лекціи о разныхъ отрасляхъ философіи естественныхъ наукъ; а передъ тѣмъ временемъ, восемь лѣтъ занималъ кафедру математики; и о достоинствѣ этихъ лекцій могутъ имѣть ясное понятіе только тѣ, которые хорошо знаютъ положеніе курсовъ въ дублинскомъ университетѣ и до и послѣ Мэк-Коллаха, и которые по этому изъ сравненія могутъ вывести, что онъ сдѣлалъ. Курсы эти и лекціи дѣйствительно замѣчательны: тутъ-то Мэк-Коллахъ, дѣйствуя всегда совѣстливо и съ одушевленіемъ, и былъ въ полномъ своемъ блескѣ; тутъ то онъ охотнѣе и развивалъ свою обширную ученость, глубокія изслѣдованія и геніальную силу своего вполнѣ образованнаго ума; тутъ то онъ и любилъ прилагать ко всякому предмету, которымъ занимался, тѣ высокія качества своего изобрѣтательнаго генія, которыми такъ щедро наградила его природа. Всѣ, знающіе цѣну подобныхъ лекцій и имѣвшіе случай слышать ихъ, сознаются, что онъ преподавалъ чисто математическіе предметы, съ такимъ совершенствомъ что ничто не можетъ превзойдти ихъ глубокость или сравниться даже со вкусомъ и изяществомъ его неподражаемыхъ соображеній и въ анализѣ и въ геометріи. Никто не будетъ также отрицать, что въ продолженіи послѣднихъ трехъ лѣтъ, читая лекціи философіи естественныхъ наукъ, онъ употреблялъ всѣ свои могучія силы ума, чтобъ напечатлѣть въ умахъ слушателей самыя здравыя и вѣрныя понятія, и превлечь ихъ къ наукѣ, даже и тогда когда по необходимости выражался на [математическомъ языкѣ, всѣми очарованіями необыкновеннаго вкуса и постояннаго изящества слова.
Еще въ самомъ первомъ своемъ курсѣ Мэк-Коллахъ обратилъ вниманіе на задачу о вращеніи твердаго тѣла около неподвижной точки, и вполнѣ рѣшилъ случай, когда это тѣло получило первоначально въ какомъ-нибудь направленіи толчекъ и, не подвергаясь никакимъ внѣшнимъ ускорительнымъ силамъ, было предоставлено самому себѣ. Рѣшеніе это было найдено имъ за нѣсколько лѣтъ еще до того, и онъ уже намѣревался сообщить его ученому міру, какъ увидѣлъ, что г. Пуансб предупредилъ его во многомъ, хотя впрочемъ и не во всемъ, напечатавъ небольшую, но прекрасную записку о томъ же предметѣ. Въ тотъ же курсъ Мэк-Коллахъ объяснилъ нѣсколько любопытныхъ и остроумныхъ теоремъ о коловратномъ движеніи поверхностей вращенія, которыя свободно движутся въ пространствѣ и подвергаются какимъ-нибудь ускорительнымъ силамъ, направленнымъ къ данному числу неподвижныхъ точекъ или центровъ.
Въ лекціяхъ о притяженіи Мэк-Коллахъ изложилъ также нѣсколько замѣчательныхъ теоремъ о притяженіи тѣла, какой бы ни было формы и состава, на точку находящуюся въ слишкомъ большомъ отъ него разстояніи относительно величины самаго того тѣла. Онъ показалъ еще нѣсколько простыхъ и прекрасныхъ геометрическихъ способовъ для опредѣленія притяженія, производимаго элипсоидою на какую бы ни было внутри ея находящуюся точку. Сила притяженія была, кажется, однимъ изъ любимыхъ предметовъ его; по-крайней-мѣрѣ Мэк-Коллахъ во многихъ случаяхъ и много далъ намъ прекрасныхъ и новыхъ теоремъ по этому предмету, а также улучшилъ во многихъ важныхъ случаяхъ существовавшія уже теоремы, и все это, нетеряя никогда изъ виду цѣли — подвигать науку впередъ. Наконецъ, онъ читалъ лекціи также объ одной части Ньютоновыхъ началъ, о теплородѣ, электричествѣ и магнетизмѣ.
Скажемъ наконецъ о пространныхъ и прекрасныхъ лекціяхъ Мэк-Коллаха, о динамической теоріи свѣта, которая въ томъ, что относится собственно до него и каковы бы то ни были труды другихъ ученыхъ по тому же предмету, есть созданіе принадлежащее единственно и безъ раздѣла одному его генію. Теорія эта основана на совершенно особой и самой простой гипотезѣ, на которой, говоря словами Ллойда по поводу теоріи Френеля о двойномъ преломленіи, „онъ воздвигъ самое высокое зданіе изъ всѣхъ, которыя когда-либо возвышались на полѣ физическихъ наукъ, исключая только ньютоновской всеобщей системы міра“. Если мы скажемъ, что Мэк-Коллахъ въ этомъ дѣлѣ сталъ выше Френеля (а допуская это, конечно мы не ставимъ его ниже никого другаго), то, разумѣется, мы скажемъ это не для сравненія столь различныхъ между собою трудовъ двухъ великихъ ученыхъ. — Мэк-Коллахъ относится къ Френелю, какъ Ньютонъ къ Кеплеру. Неоспоримо, что Френель открылъ всѣ законы распространенія и двойнаго преломленія свѣта, въ кристаллизованныхъ и обыкновенныхъ средахъ и даже нѣкоторые относящіеся до полнаго отраженія отъ поверхности обыкновенныхъ срединъ, но онъ не объяснилъ ихъ или даже не показалъ вѣрныхъ механическихъ началъ для нихъ. Что касается до распространенія свѣта, то самыя первыя начала принятыя имъ въ этомъ случаѣ, нынѣ уже неудовлетворительны; а для обыкновеннаго отраженія онъ частію старался объяснить ихъ вѣрными началами въ частномъ случаѣ при обыкновенныхъ средахъ, и единственныхъ, для которыхъ онъ сдѣлалъ приложеніе. Мэк-Коллахъ, напротивъ, не только вывелъ извѣстные законы во всѣхъ трехъ случаяхъ механическихъ началъ, и вывелъ съ такою простотою и вѣроятностію, что законы эти не могутъ не убѣдить человѣка вникающаго въ дѣло, но онъ сдѣлалъ болѣе, — онъ далъ намъ общія уравненія распространенія свѣта, какъ для всѣхъ извѣстныхъ срединъ, такъ и для всѣхъ другихъ, которыя могутъ быть открыты или которыя можемъ себѣ вообразить. На основаніи этихъ уравненіи онъ опредѣлилъ общія условія, которымъ должны удовлетворять соприкасающіяся между собою поверхности двухъ срединъ, и это повторилъ, какъ для всѣхъ извѣстныхъ срединъ, такъ и для всѣхъ тѣхъ, которыя мы можемъ только себѣ вообразить; условія эти во всѣхъ случаяхъ показываютъ законы отраженія и обыкновеннаго и полнаго преломленія.
Такимъ-образомъ, Мэк-Коллахъ развивалъ передъ слушателями и передалъ потомству совершенную и полную механическую теорію свѣта, то есть, полную въ отношеніи аналитическомъ; съ этихъ поръ всякой другой не можетъ не идти въ этомъ дѣлѣ по слѣдамъ Мэк-Коллаха. Дѣйствительно, онъ открылъ и развилъ намъ самыя общія начала, примѣнимыя ко всѣмъ случаямъ; въ будущемъ остается дѣлать одни приложенія. Самъ онъ сдѣлалъ приложенія этихъ началъ къ двумъ самымъ общимъ случаямъ разпространенія свѣта, а именно, поляризованныхъ дрожаній съ постояннымъ напряженіемъ въ кристаллизованной средѣ, и распространяющихся особаго рода дрожаній, которыя бываютъ въ средѣ рѣдкой, во всѣхъ случаяхъ полнаго отраженія на поверхности или обыкновенной или кристаллизованной среды. Въ первомъ случаѣ онъ пришелъ ко всѣмъ законамъ распространенія свѣта въ кристаллизованныхъ средахъ, которые, то-есть законы, были открыты Френелемъ, съ тою только разницею, что прежняя поправка, сдѣланная Мэк-Коллахомъ въ Френеленыхъ показаніяхъ, осталась на его же сторонѣ, то-есть, что дрожанія эфира не перпендикулярны къ плоскости поляризаціи, какъ говорилъ Френель, а параллельны съ ней.
Благодаря собственнымъ своимъ открытіямъ, мэк-Коллахъ еще разъ былъ приведенъ къ новому и самому легкому выводу всѣхъ геометрическихъ законовъ отраженія и преломленія свѣта въ кристалахъ, законовъ, которые онъ объяснилъ еще прежде, въ 1837 году Ирландской Академіи, и за которые эта Академія назначила ему, какъ сказано выше, конингёмскую медаль. Открытія эти, впрочемъ, подтверждали вполнѣ то остроумное положеніе, которое онъ отгадалъ своимъ геніальнымъ. умомъ, и которое онъ дѣйствительно къ удивленію своему нашелъ, а именно, что законъ отраженія зависитъ, въ отношеніи своего существованія, отъ закона распространенія, развѣ только, говорилъ онъ, начало живыхъ силъ, которое онъ принялъ въ основаніе, есть законъ не основной, а второстепенный; онъ прибавлялъ тогда еще впрочемъ, что первый шагъ, который физическая оптика сдѣлаетъ, будетъ можетъ-быть выводъ всѣхъ законовъ распространенія и отраженія изъ какого-нибудь высшаго и болѣе общаго закона, который заключитъ ихъ въ себѣ въ видѣ частныхъ случаевъ. Оба эти наведенія были помѣщены въ введеніи г. Гамильтона, о которомъ говорено выше; и оба эти наведенія сбылись по милости могучаго и творящаго ума Мэк-Коллаха
При общемъ случаѣ полнаго отраженія на поверхности пристала, онъ, самымъ остроумнымъ, приложеніемъ мнимыхъ величинъ, доказалъ, что преломленіе тутъ двойное и никогда болѣе двойнаго; въ тоже время онъ доказалъ, что направленіе проломленныхъ лучей, всегда одинаково, каковъ бы ни былъ уголъ паденія, только, чтобъ отраженіе было полное. Точно также, какъ онъ сдѣлалъ для случая обыкновеннаго отраженія посредствомъ прекрасной своей теоремы полюсной плоскости, также онъ опредѣлилъ и для случая полнаго отраженія оба направленія поляризаціи поляризованной волны поданной плоскости паденія, которая даетъ преломленные лучи исходящіе изъ одной точки, посредствомъ не плоскости полюсной, но цилиндра полюснаго, который въ этомъ случаѣ игралъ роль плоскости, т. е. былъ совершенно подобною же ей поверхностью, но въ болѣе-сложномъ случаѣ.
Въ частномъ случаѣ отраженія на поверхности обыкновенной среды, теорія полнаго отраженія дѣлалась чрезвычайно-простою, и случай этотъ былъ также пополненъ доказательствомъ Мэк-Коллаха. Онъ доказалъ, что, какое бы ни было паденіе свѣта, преломленная волна всегда перпендикулярна къ пересѣченію плоскости паденія и поверхности кристала, и что оси элипса волненія проэктированнаго на плоскость паденія, параллельны и перпендикулярны къ этой линіи; въ слѣдствіе этого, онъ показалъ намъ прекрасное построеніе, посредствомъ равносторонней гиперболы, чтобъ опредѣлить скорость преломленной волны и отношеніе осей этихъ глиптическихъ дрожаній, при какомъ бы ни было паденіи. Онъ опредѣлилъ въ тоже время уголъ предѣла полнаго отраженія; наконецъ, онъ доказалъ двѣ эмпирическія формулы Френеля для ускоренія Фазы преломленія на счетъ паденія и для ровнаго и послѣдовательнаго ускоренія Фазы отраженія на счетъ преломленія, одну для случая паденія свѣта поляризованнаго въ плоскости паденія, а другую для такого же свѣта поляризованнаго въ плоскости перпендикулярной. Для всѣхъ этихъ случаевъ распространенія или отраженія, обыкновеннаго или полнаго, вся его теорія, такъ-какъ онъ ее оставилъ, въ аналитическомъ отношеніи совершенно-полна и окончена; но геометрическія построенія или объясненія этого анализа, въ общемъ случаѣ полнаго отраженія на поверхности кристала, представляютъ большія затрудненія. Большая часть этихъ затрудненій были побѣждены умомъ и трудолюбіемъ МэкКоллаха въ послѣдній мѣсяцъ его жизни; онъ даже началъ составлять для академическаго изданія записку о всѣхъ послѣднихъ своихъ изслѣдованіяхъ; заглавіе этой записки, какъ мы уже сказали выше, написано собственною его рукой; и все это можетъ-быть пропало для насъ; впрочемъ, можно полагать, что фамилія его сохранила какія-нибудь лажныя для насъ рукописи, хотя, надо сказать, Мэк-Коллахъ не имѣлъ обыкновенія сохранять никакихъ записокъ или замѣтокъ.
— До-сихъ-поръ въ курсахъ физики говорится только о поперечныхъ линіяхъ или чертахъ въ солнечномъ спектрѣ. Нѣкто Эли Вартманъ помѣстилъ въ „Bibliothèque Universelle de Genève“ нынѣшняго года описаніе другихъ, замѣченныхъ имъ въ спектрѣ, продольныхъ линій. Хотя описаніе это и принято большою частію физиковъ за первое извѣстіе или за новое открытіе, но должно сказать, что еще за нѣсколько лѣтъ предъ симъ были уже указанія на продольныя линіи; впрочемъ, эти прежнія указанія были частію неопредѣлительны, а частію писаны на итальянскомъ языкѣ и, вѣроятно, по малоупотребительности послѣдняго не дошли до ученаго міра. Какъ бы то ни было, г. Вартманъ обратилъ теперь всеобщее вниманіе на этотъ предметъ, и мы сообщимъ извлеченіе изъ его описанія, а за тѣмъ приведемъ и указаніе на изслѣдованія другихъ ученыхъ. Опыты г. Вартмана были сдѣланы въ 1840 и 1841 годахъ. Вотъ извлеченіе изъ его описанія.
Пропустимъ въ камер-обскуру солнечный лучъ чрезъ вертикальное отверстіе шириною въ 0,8 миллиметра; лучъ будетъ отражаться туда отъ амальгамированнаго и вычерненнаго стекла. Лучь этотъ преломляется въ вертикальной въ 8 метрахъ расположенной Фрауенгоферовой призмѣ. Непосредственно за этимъ инструментомъ находится ахроматическій теодолитъ въ 0,04 метра отверстія, сдѣланный въ Ларгау, или зрительная труба Кошуа, употребляемая для открытія кометъ, увеличивающая въ 7 разъ, съ фокуснымъ разстояніемъ въ 0,66 метра и предметнымъ стекломъ 0,069 метра въ діаметрѣ. Призма, уголъ преломленія которой въ 45°, 4', 20», поставлена въ положеніи, дающемъ самую наименьшую девіацію.
Такимъ образомъ, г. Вартманъ открылъ на солнечномъ горизонтально-проектированномъ спектрѣ множество продольныхъ толстыхъ и тонкихъ линій, параллельныхъ между собой и длинѣ спектра. Слѣдовательно, новыя линіи перпендикулярны къ извѣстнымъ уже поперечнымъ чертамъ. Первыя появляются прежде, нежели зрительная трубка будетъ выдвинута до мѣста, при которомъ видны вторыя; г. Вартману рѣдко удавалось видѣть вдругъ обѣ системы линій. Продольныя черты не могутъ происходить отъ нечистоты призмы или зрительныхъ стеколъ, потому-что онѣ были видны при употребленіи разныхъ инструмеи: товъ; подобнымъ же образомъ нельзя отнести ихъ къ неправильностямъ прямолинейныхъ реберъ или краевъ отверстія, ни къ несовершенству поверхности зеркала. Но вообще, видъ этихъ чертъ зависитъ отъ величины отверстія, разстоянія и положенія призмы, состоянія атмосферы, высоты солнца палъ горизонтомъ и времени дня. Г. Вартману казалось иногда, что нѣкоторыя черты перемѣщаются и исчезаютъ, какъ-будто бы прозрачность воздуха вдругъ измѣнялась. При измѣненіи разстоянія между глазнымъ и предметнымъ стеклами, если по всѣ, то нѣкоторыя черты переходятъ изъ черныхъ въ блестящіе и обратно
Если наблюдать продольныя черты въ хорошую равностороннюю солнечную призму, то вообще онѣ тѣмъ явственнѣе, чѣмъ отверстіе больше; форма же этого отверстія, будь оно круглое или прямоугольное, не имѣетъ на нихъ вліянія. Отнявъ наружное зеркало и, слѣдовательно, проводя свѣтъ непосредственно, мы замѣтимъ, что черты будутъ измѣняться и въ числѣ и въ положеніи своемъ, по мѣрѣ движенія невооруженнаго глаза паралелльно ребрамъ призмы[1]. Это происходитъ отъ интерференціи центральныхъ лучей съ тѣми, которые отражаются отъ краевъ отверстія, и исчезаетъ, когда всякое отраженіе, какъ отъ этихъ краевъ такъ и отъ призмы, будетъ уничтожено и когда ось зрѣнія или трубы направлена какъ должно. Явленіе это остается также и при свѣтѣ лампы какъ и при свѣтѣ облачнаго неба или солнца, или даже и тогда, когда помѣстимъ цвѣтныя тѣла на пути лучей прежде или послѣ ихъ разсѣянія. Наконецъ, можно производить его по волѣ, помѣщая близь оконечностей отверстія сдѣланнаго въ дверцѣ или ставнѣ, одно или два плоскія зеркала, и наклоняя эти зеркала къ горизонту подъ разными углами, такъ-чтобъсвѣтлые лучи, которые они отъ себя отбрасываютъ, производили спектръ, частію ложащійся на спектръ прямыхъ лучей. Опытъ этотъ, по мнѣнію г. Вартмана, можетъ служить замѣной или особымъ случаемъ опыта Френеля съ двумя зеркалами и долженъ быть введенъ въ учебные курсы. Онъ удобнѣе Френелевскаго, не требуетъ никакого дорогаго или ломкаго прибора, и приспособляется вдругъ ко всѣмъ монохроматическимъ полосамъ спектра.
Такъ-какъ лучъ, пропущенный въ призму, происходитъ отъ разныхъ частей неба, то измѣненія въ линіяхъ легко объясняются разными степенями прозрачности атмосферы. Измѣненіе въ системѣ продольныхъ линій отъ перемѣны наружнаго свѣта объясняется неровнымъ распредѣленіемъ дневнаго свѣта, который при одинаковой ясности атмосферы измѣняется отъ удаленія солнца отъ меридіана.
Въ началѣ мы упомянули о прежнихъ изслѣдованіяхъ потому же предмету; можетъ-быть, многіе, которымъ случится въ первый разъ слышать о продольныхъ линіяхъ, не совершенно повѣрять г. Вартману, и потому вотъ указанія на тѣ прежнія изслѣдованія.
Въ 1844 году Ад. Эрманъ замѣтилъ явленіе продольныхъ линій спектра, но приписалъ ихъ несовершенству своихъ инструментовъ и потому не обратилъ на это особеннаго вниманія. Въ 1846 году г. Зантедески напечаталъ въ Венеціи сочиненіе подъ названіемъ: Ricerche fisico-chimico-fisiologiche sulla luce (физико-химико-Физіологическія изслѣдованія о свѣтѣ); въ книгѣ этой авторъ подробно описалъ и объяснилъ явленіе продольныхъ линій. Палермскій ученый г. Рагона-Счина напечаталъ также во второмъ томѣ Raccolla fisico-chimica ilaliana статью подъ заглавіемъ: Sulle righe transverаali e longitudinali dello speltro luminoso e su taluni fenomenti affini (О поперечныхъ и продольныхъ чертахъ въ солнечномъ спектрѣ, и проч.)
Всѣ эти различныя наблюденія, не смотря на небольшія несогласія или даже противорѣчій, удостовѣряютъ, однакожь, въ существованіи явленія продольныхъ линій спектра. Ученымъ остается найдти удовлетворительное объясненіе.
— Изъ всѣхъ новыхъ открытій въ области науки, наиболѣе интересны, по нашему мнѣнію, тѣ, которыя служатъ къ усовершенствованію земледѣлія и, слѣдовательно, увеличиваютъ благодѣтельное вліяніе, какое око имѣетъ на бытъ людей. Вопросъ объ удобреніи земли, уже съ давняго времени обработываемый агрономами съ большимъ усердіемъ, въ послѣднее время нашелъ новыхъ жаркихъ поборниковъ во Франціи и Англіи. Вопросъ этотъ чрезвычайно важенъ для земледѣлія. Разрѣшеніе этого вопроса, тѣсно связаннаго съ началами физіологіи растеній, далеко подвинуто въ Англіи посредствомъ опытовъ, произведенныхъ въ обширномъ размѣрѣ, и во Франціи и Германіи посредствомъ тщательныхъ ученыхъ изысканій.
Многіе находятся въ большомъ заблужденіи, думая, что составныя части умершихъ животныхъ совершенно уничтожаются. Собственно въ природѣ ничто не уничтожается и ничто не производится вновь: одна и та же матерія находится въ вѣчномъ движеніи, то входя въ составъ животныхъ и растеній, образуя ткани нашего тѣла, то разлагаясь на вещества, распространяющіяся въ почвѣ и воздухѣ по прекращеніи жизни въ организмахъ и по сгниваніи ихъ, или отдѣляясь изъ веществъ, извергаемыхъ организмами.
Каждый организмъ есть лабораторія, въ которой эти вещества соединяются въ опредѣленныхъ пропорціяхъ и составляютъ такимъ-образомъ сложныя вещества или ткани, исключительно принадлежащія организму.животныя и растенія живутъ и развиваются одни при содѣйствіи другихъ; между тѣми и другими существуетъ удивительная гармонія.животныя питаются растеніями, а растенія принимаютъ свою пищу изъ атмосферы и почвы.
Агрономъ, желающій получить обильную жатву, долженъ стараться единственно о томъ, чтобъ найдти истинную, пропорцію, которая должна существовать между количествомъ питательныхъ веществъ, заключающихся въ почвѣ и воздухѣ, и тѣмъ количествомъ, которое необходимо для развитія растеній.
Для достиженія этой цѣли, не достаточно слѣпо производить опыты; тутъ необходимы теоретическія изслѣдованія и разрѣшеніе земледѣльческихъ вопросовъ должно быть осуществленіемъ идей, развитыхъ наукою; вопросы эти суть только частныя приложенія общихъ законовъ науки. Такимъ-образомъ органическая химія, которая, благодаря трудамъ гг. Наена, Бусенго, Дюма, Либиха и другихъ знаменитыхъ ученыхъ, безпрестанно обогащаете" новыми открытіями, даетъ практическія средства для земледѣльцевъ и завѣряетъ этимъ плодородіе земель.
Однако при развитіи теоріи необходимъ и опытъ; онъ указываетъ уклоненія отъ истиннаго пути, останавливаетъ порывы воображенія. Опыты, производимые въ Англіи и постоянно повторяемые въ департаментахъ Сѣверной Франціи, окончательно уничтожили всякое сомнѣніе относительно спорнаго вопроса о навозахъ, какъ средствахъ удобренія земли.
Подъ именемъ навоза или удобренія въ химіи разумѣется всякое вещество, твердое, жидкое или газообразное, которое можетъ усвояться растеніями во время ихъ роста. Растенія извлекаютъ изъ атмосферы извѣстныя вещества, служащія для ихъ развитія, то-есть, растенія дышатъ воздухомъ, какъ животныя. При дѣйствіи солнечныхъ лучей на зеленыя части растеній, углекислота, поглощаемая растеніемъ изъ воздуха, разлагается, углеродъ ея входитъ въ составъ органической ткани или органическихъ соковъ, а кислородъ обратно выдыхается; точно также и азотъ воздуха поглощается и усвояется растеніемъ. Вода и нѣкоторыя химическія соединенія, извѣстныя подъ именемъ окисловъ солей, какъ напримѣръ, фосфорнокислыя, углекислыя, кремнекислыя, сѣрнокислыя соли и проч., принимаются растеніемъ изъ почвы. Такимъ-образомъ вопросъ, объ оплодотвореніи земли, приводится къ тому, чтобъ найдти удобренія, которыя бы состояли изъ веществъ, заключающихъ въ себѣ всю необходимую пищу для растеній. На этомъ основаніи Либихъ полагалъ, что можно получить урожай, если землю удобрить золой растеній. Растеніе, развивающееся при недостаткѣ минеральныхъ веществъ въ почвѣ и, слѣдовательно, худо растущее, можно сравнить съ молодой дѣвушкой, страдающей дѣвичьей блѣдностью: цвѣтъ лица у ней блѣдный, блеклый. Сосуды больной бѣднѣютъ кровью, въ крови оказывается существенный недостатокъ, именно недостатокъ въ желѣзѣ. Но если въ кровь этого больнаго организма ввести достаточное количество желѣза, на-примѣръ, посредствомъ внутреннихъ пріемовъ, желѣзистыхъ ваннъ и проч., то во всѣхъ органахъ будетъ чувствительно возстановляться здоровье, снова появится на лицѣ румянецъ и, однимъ словомъ, появятся всѣ признаки хорошаго здоровья. Подобнымъ же образомъ, по мнѣнію ученаго гессенскаго химика, минеральныя удобренія снабжаютъ растенія тѣми необходимыми минеральными солями, которыя должны входить въ составъ растеніи, и способствуютъ такимъ-образомъ къ полученію обильныхъ жатвъ.
Опыты нѣкоторыхъ англійскихъ агрономовъ удобрять землю минеральными веществами были неудачны отъ того, что многія соли, которыя получались отъ этого удобренія, растворялись въ дождевой водѣ и уносились ею. Напрасно они старались уничтожить это неудобство, прибавляя къ удобренію мѣла и т. п. Вещества эти не ослабили растворяющей силы воды. Не смотря на то, цѣлыя заводы устроены для приготовленія минеральныхъ удобреній и дѣятельность ихъ достигла огромныхъ размѣровъ. Вопросъ о минеральныхъ удобреніяхъ вполнѣ рѣшенъ; польза его вполнѣ дознана въ Великобританіи. Уже значительность самыхъ потерь при употребленіи этого удобренія, самое несовершенство это много говоритъ въ его пользу.
Растенія берутъ углеродъ и азотъ, входящія въ ихъ составъ, не только изъ воздуха, но необходимо должны извлекать ихъ также и изъ почвы. Если не принимать этого, то какимъ образомъ объяснить однимъ атмосфернымъ питаніемъ созрѣваніе зеренъ, которыя такъ много содержатъ въ себѣ углерода и азота, когда именно въ періодъ развитія ихъ, листья, особенно у злаковъ/ засыхаютъ, между-тѣмъ какъ органы эти почти исключительно выполняютъ процессъ дыханія, и способность ихъ извлекать пищу изъ воздуха зависитъ отъ присутствія въ нихъ зеленаго вещества (хлорофиля)? Подобнымъ же образомъ, какъ введеніе въ кровь желѣза не можетъ вполнѣ возстановить ее до приведенія въ нормальное состояніе, если не руководствоваться при этомъ гигіеническими правилами, -точно также и почва, даже очень-богатая минеральными веществами, не будетъ удовлетворять условіямъ питанія растеній, если въ ней не содержится довольно другихъ веществъ.
По мнѣнію Либиха, для развитія растеній нужны только минеральныя вещества и воздухъ; присутствіе же въ почвѣ амміака или азотистыхъ веществъ совершенно безполезно. Французскіе химики, напротивъ, постоянно утверждаютъ необходимость азотистыхъ удобреній. Земледѣльческія опыты, произведенные въ Англіи въ огромныхъ размѣрахъ ревностными партизанами ученія Либиха вполнѣ оправдали взглядъ Французскихъ химиковъ и опровергли окончательно теорію нѣмецкихъ.
Итакъ, весьма-важная пища для растеніи есть азотъ, находящійся въ зернахъ злаковъ, необходимость присутстія котораго во время проростанія такъ очевидно доказана г. Паевомъ; вещество это входитъ въ составъ всѣхъ аммоніакальныхъ соединеній. Очень многія растительныя тѣла содержатъ въ себѣ азотъ въ большемъ или меньшемъ количествѣ, такъ-что въ южной-Франціи и Италіи употребляютъ древесныя листья, многія травянистыя растенія, на-прим. хмѣль, бобовыя растенія, маисъ, какъ азотистыя удобренія, пропахивая ихъ молодые всходы. Кровь животныхъ, разныя остатки животныхъ веществъ, мясо и проч. служатъ превосходнымъ удобреніемъ. Въ Англіи преимущественно употребляются кости какъ лучшее удобреніе. Кости доставляютъ растеніямъ, особенно злакамъ, двойную пользу, — снабжаютъ ихъ азотомъ и особенно фосфорно-кислыми солями, которыя всегда находятся въ составѣ злаковъ. Органическое вещество (хондринъ), заключающееся въ костяхъ вмѣстѣ съ солями извести, разлагается очень медленно, такъ-что составныя части его, служащія для питанія растеніи, отдѣляются въ-продолженіи очень долгаго времени. Такимъ-образомъ, земля, удобренная костьми, въ-продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ сохраняетъ свойства, отъ которыхъ зависитъ плодородіе. Еслибъ эти азотистыя вещества были свободны, то, безъ сомнѣнія, дѣйствовали бы гораздо сильнѣе.
Съ цѣлью сдѣлать ихъ свободными отъ соединенія съ минеральными основаніями, на-прим. съ известью, въ Великобританіи уже очень давно употребляется извѣстный способъ. Способъ этотъ въ такомъ обширномъ употребленіи, что въ Англіи устроены цѣлые заводы для приготовленія азотистыхъ удобреній. Обломки костей, разные остатки гніющихъ животныхъ веществъ складываютъ въ большіе чаны и обливаютъ потомъ водой съ примѣсью сѣрной кислоты.
Эта кислота имѣетъ свойство препятствовать гніенію органическихъ веществъ и растворять углекислыя и фосфорнокислыя соли землистыхъ основаній (извести, магнезіи, и пр.). Производство азотистыхъ удобреній такъ обширно, что въ Англіи устроены особенные заводы для приготовленія сѣрной кислоты, съ цѣлью удовлетворить требованіямъ на этотъ продуктъ для всего производства азотистыхъ удобреній. Кислота, приготовляемая для этой цѣли, извѣстна подъ особеннымъ названіемъ земледѣльческой сѣрной кислоты, хотя по составу и свойствамъ нисколько не отличается отъ обыкновенной.
Такимъ-образомъ, отъ химіи зависитъ не только начертаніе правилъ для раціональнаго сельскаго хозяйства, исправленіе погрѣшностей и предотвращеніе потерь, къ которымъ приводятъ дѣйствія, основанныя на правилахъ чисто эмпирическихъ, но она даетъ еще удобныя средства для сохраненія веществъ, оказывающихъ столь благодѣтельное вліяніе на свойства почвы и въ то же время согласуется съ гигіеной, сохраняя чистоту и здоровыя свойства воздуха. Сколько органическихъ тѣлъ пропадаютъ безъ пользы каждый день, частію поглощаясь землею, частію распространяясь въ воздухѣ, въ видѣ вредныхъ для человѣка испареній; еслибъ всѣхъ ихъ можно было употребить въ пользу? Если въ землѣ не возстановлять матеріалъ необходимый для произрастанія и оплодотворенія растеній, то сборъ хлѣба не будетъ улучшаться и даже можетъ сдѣлаться недостаточнымъ въ извѣстный промежутокъ времени для прокормленія всего народонаселенія при чрезвычайно быстромъ приращеніи его почти во всѣхъ мѣстахъ Европы. Напрасно будетъ вспахиваніе и всякая механическая обработка земли, если она не содержитъ въ достаточномъ количествѣ минеральныхъ солей и азотистыхъ веществъ, тѣлъ, которыя разносятся растительною силою вмѣстѣ съ соками во всѣ органы растенія. Весь секретъ земледѣльца заключается единственно въ искусствѣ постоянно сохранять равновѣсіе между произведеніями и потерею, претерпѣваемою почвою. Точно также и равновѣсіе между количествомъ жизненныхъ припасовъ и цифрою, народонаселенія есть условіе благосостоянія народнаго. Потеря равновѣсія въ томъ или другомъ случаѣ необходимо производитъ бѣдность и бѣдствіе. Нельзя не удивляться, какъ до-сихъ-поръ пособія науки не имѣютъ всеобщаго приложенія, какое, на-примѣръ, мы видимъ въ Великобританіи и Голландіи.
Богатство почвы, изобильной азотомъ, зависитъ отъ амоніакальныхъ солей: растенія извлекаютъ изъ нея азотъ какъ и изъ атмосферы. По этому весьма было бы выгодно собирать амміакъ распространяющійся въ воздухѣ въ чрезвычайно большомъ числѣ мѣстъ на земной поверхности, отдѣляясь или изъ жидкостей извергаемыхъ животными, или изъ сгнивающихъ животныхъ веществъ. Достаточно небольшаго количества сѣрной кислоты для того, чтобъ удержать амміакъ и нѣкоторыя летучія животныя вещества. Всѣ эти вещества, соединясь съ кислотой, дадутъ произведенія твердыя, нелетучія, которыя могутъ быть съ пользою употреблены какъ удобреніе земли. Порошокъ желѣзнаго купороса можетъ замѣнить сѣрную кислоту въ этомъ случаѣ, даже имѣетъ передъ ней ту выгоду, что онъ есть тѣло среднее, слѣдовательно съ нимъ удобнѣе обращаться. Если къ этому порошку прибавить еще животнаго угля, то всѣ зловредныя испаренія, отдѣляющіяся при гніеніи, будутъ поглощаться имъ и отчасти соединяться съ известью (животный уголь обыкновенно получается чрезъ пережиганіе костей и, слѣдовательно, содержитъ въ себѣ известь). Такимъ образомъ, смѣсь изъ равныхъ частей купороса и животнаго угля приноситъ двойную пользу: поглощаетъ заразительные газы и собираетъ амміакъ важный для земледѣлія. Способъ этотъ объявленъ г-мъ Дюма, которому искусство обязано столь многими и полезными открытіями.
Нѣсколько килограммовъ животнаго угля и желѣзнаго купороса достаточны для того, чтобъ прекратить всѣ испаренія изъ самыхъ большихъ отлогихъ мѣстъ, и такимъ образомъ вполнѣ уничтожить отвратительный, ѣдкій запахъ, который такъ часто поражаетъ наше обоняніе въ большихъ городахъ. Издержки, необходимыя для этого, составятъ около 1 1/4 к. с. въ день (5 сантимовъ), въ большихъ домахъ, какъ на-примѣръ, въ городскихъ больницахъ, въ которыхъ часто вопреки всѣмъ стараніямъ, распространяется запахъ вредный для больныхъ и выздоравливающихъ.
И такъ, уничтоженіе заразительныхъ испареній въ одно и то же время служитъ — и экономическимъ средствомъ, и какъ улучшеніе въ-отношеніи гигіеническомъ. Никакіе вентилаторы, которые по большей части стоють довольно дорого, не могутъ замѣнить этого средства, потому-что совсѣмъ не прекращаютъ отдѣленія вредныхъ газовъ.
Имѣя въ рукахъ этотъ способъ уничтожать гнилыя испаренія, можно вполнѣ устранить главное неудобство при фабрикаціи удобреній изъ человѣческихъ испражненій и при перевозкѣ ихъ, и отъ-того это производство дѣлается гораздо-легче. Двухъ фунтовъ амміака, распространеннаго въ воздухѣ, достаточно для произрастенія тридцати фунтовъ ржи, если его удержать въ почвѣ. Г. Жакмаръ, искусный химикъ, совѣтуетъ устраивать на самыхъ мѣстахъ помойныхъ ямъ обработку сѣрнокислой аммоніакальной соли, для того, чтобъ предотвратить улетучиваніе амміака, и чтобъ добывать изъ него соли. По его мнѣнію, надо вонючую жидкость смѣшивать съ известью, и улетучивающійся въ-слѣдствіе того амміакъ собирать въ водѣ, содержащей въ себѣ нѣсколько кислоты.
Съ тѣхъ-поръ, какъ аммоніакальныя соли стали употребляться въ земледѣліи, были дѣланы опыты въ большихъ размѣрахъ во многихъ странахъ Европы и во всей Франціи и Англіи; результаты постоянно получались удовлетворительные. Новѣйшая химія, снабдившая насъ столькими плодотворными пособіями, безъ-сомнѣнія въ скоромъ времени броситъ новый свѣтъ на земледѣліе. Теперь она находится въ такомъ положеніи, что каждое новое открытіе ведетъ къ развитію народнаго благосостоянія.
— Зеленая древесная лягушка испытываетъ частыя измѣненія наружныхъ цвѣтовъ кожи, подобныя тѣмъ измѣненіямъ, какія встрѣчаемъ у хамелеоновъ, игуанъ и другихъ ящерицъ. Иногда эти перемѣны цвѣтовъ бываютъ такъ разительны, что совершенно измѣняютъ наружный характеръ породы. Явленіе это состоитъ или въ томъ, что кожа принимаетъ цвѣтъ блѣднѣе или темнѣе обыкновеннаго, или въ томъ, что на кожѣ развивается особенная система пятенъ или рисунокъ, различныхъ цвѣтовъ, свѣтлыхъ и темныхъ, такъ-что принимаетъ видъ узорнаго мрамора. Г. Пуше дѣлалъ многочисленныя наблюденія по этому предмету, и старался изъяснить измѣненіе цвѣтовъ, тщательно изучая микроскопическое строеніе общихъ покрововъ (кожи).
Если смотрѣть въ сильно-увеличивающую лупу на поверхность кожи, взятой со спины лягушки, то ясно видно ея сѣтчатое строеніе. Клѣточки рѣзко ограничены, имѣютъ правильную фигуру и почти пяти-угольныя, онѣ нѣсколько выдаются, черноватаго цвѣта, имѣютъ въ діаметрѣ около0,015 миллиметровъ. Промежутки между клѣтками или ячейками представляютъ вогнутости, выполненныя маленькими цвѣтными пластинками съ зеркальною поверхностью. Всѣ эти микроскопическія зеркальца, при большомъ освѣщеніи сверху, отражаютъ золотой матовой оттѣнокъ. Между-тѣмъ, если просто смотрѣть на кожу безъ увеличительнаго стекла, то она кажется превосходнаго ярко-зеленаго цвѣта; этотъ цвѣтъ зависитъ отъ совокупности свѣта, отраженнаго отъ вогнутостей ячеекъ.
Кромѣ общаго цвѣта, на кожѣ примѣчаются также черныя круглыя пятнышки, размѣры которыхъ больше наружныхъ клѣточекъ. Это накожные поры; они отстоятъ другъ отъ друга на 0,1 миллиметра, такъ-что на каждомъ квадратномъ миллиметрѣ ихъ находится числомъ до ста.
Кожа въ разрѣзѣ представляетъ четыре слоя: внѣшняя кожица (epidermis), окрашенный наружный сдои, окрашенный внутренній слой и собственно кожа (derma).
Внѣшняя кожица чрезвычайно тонкая, безцвѣтная, прозрачная и стекловидная; она состоитъ изъ безчисленнаго множества клѣточекъ, большею частію правильныхъ, почти пяти-угольныхъ, соотвѣтствующихъ клѣточкамъ слѣдующаго слоя. Кожица вся усѣяна маленькими утолщеніями въ видѣ зернышекъ, которыя всѣ приходятся въ ячейки втораго слоя. Въ разныхъ мѣ: стахъ расположены поры, о которыхъ уже было говорено и которые, кажется, принадлежатъ внѣшней кожицѣ. Каждый поръ состоитъ изъ маленькаго утолщенія въ видѣ подушечки съ длинной щелкой, и, кажется, имѣетъ сообщеніе съ кожей (derma). Изъ этихъ поръ отдѣляется слизь, увлажающая кожу снаружи, и особенная бѣловатая пахучая жидкость, которая извергается лягушками, если ихъ тормошить.
Наружный окрашенный слои, отъ котораго зависитъ зеленый цвѣтъ животнаго, состоитъ изъ вогнутыхъ многогранныхъ пластинокъ, расположенныхъ въ.углубленіяхъ между ячейками ткани; эти блестящія пластинки дѣлаютъ поверхность кожи похожею на надкрылія маленькаго древеснаго жучка изъ породы слониковъ(curculia regalis). Внутренній окрашенный слой гораздо толще наружнаго и темнѣе цвѣтомъ. Онъ.состоитъ изъ черноватаго пигмента, выполняющаго пропуски или углубленія въ слоѣ кожи; промежутки ихъ представляютъ сосочки въ видѣ звѣздочекъ или кисточекъ, развѣтвленія которыхъ переплетаются между собою до безконечности; они оканчиваются въ ячейкахъ сѣтчатой ткани кожи.
Самый внутренній слой кожи (derma) состоитъ изъ тонкой ячеистой ткани. На внутренней сторонѣ его видны ряды довольно крупныхъ клѣточекъ, почти правильныхъ, многоугольныхъ, очень похожихъ на клѣтки растительной клѣтчатой ткани.
Г. Пуше объясняетъ физіологическія отправленія всѣхъ этихъ анатомическихъ элементовъ во время процесса измѣненія цвѣтовъ кожи.
Черноватый оттѣнокъ происходитъ отъ растяженія къ наружи сосочковъ темнаго пигмента внутренняго слоя; они входятъ въ ячейки наружнаго слоя и, расширяясь тамъ, растягиваютъ самыя ячейки, слѣдовательно сжимаютъ ихъ промежутки, а съ ними вмѣстѣ-зеркальныя пластинки, отъ которыхъ зависитъ зеленый цвѣтъ Такимъ-образомъ, зеленый цвѣтъ промежутковъ ячеекъ уменьшится, а черный цвѣтъ самыхъ ячеекъ увеличится и сдѣлается преобладающимъ.
Бѣлый оттѣнокъ кожи зависитъ отъ явленій совершенно противоположныхъ. Въ этомъ случаѣ сосочки пигмента сжимаются, ихъ Фиброзныя развѣтвленія выходятъ изъ ячеекъ наружнаго слоя и углубляются внутрь; ясно, что отъ этого ячейки наружнаго слоя, сдѣлавшись пустыми, теряютъ темный цвѣтъ, бѣлѣютъ, и слѣдовательно производятъ блѣдный оттѣнокъ поверхности кожи. Золотисто-зеленыя пластинки то же видимо измѣняются; они принимаютъ видъ перламутра, что, вѣроятно, происходить отъ быстраго отдаленія отъ нихъ пигмента, который находился непосредственно подъ ними. Оба эти явленія вмѣстѣ придаютъ кожѣ бѣлый цвѣтъ. Далѣе, изслѣдованія г. Пуше показываютъ, что физіологическій процессъ измѣненія цвѣтовъ кожи у древесныхъ лягушекъ зависитъ отъ тѣхъ же самыхъ причинъ, какъ и у хамелеона.
— Въ послѣднее время сдѣланы Физіологическія наблюденія, цѣлью которыхъ было:
1) Изслѣдованіе, какимъ образомъ концы периферическихъ нервовъ языка оканчиваются въ сосочкахъ коническихъ и грибовидныхъ у млекопитающихъ и амфибій; 2; обращеніе крови, разсматриваемое въ микроскопъ, въ обоихъ видахъ сосочковъ у многихъ животныхъ и особенно у человѣка.
Помощію этихъ наблюденій найдено, что грибовидныя сосочки назначены единственно для ощущенія вкуса, а коническія сосочки для осязанія, слѣдовательно, посредствомъ однихъ нервныхъ нитей, оканчивающихся въ грибовидныхъ сосочкахъ, мы получаемъ понятіе о химическихъ свойствахъ принимаемой въ ротъ пищи, т. е. узнаемъ, что горько, сладко или кисло, жирно или пресно и т. п., а посредствомъ другихъ — о физическихъ свойствахъ пищи; слѣдовательно судимъ о томъ, жестка ли она, мягка или жидка, упруга или клейка и т. п. Для того, чтобъ ощущать вкусъ какого-нибудь вещества, оно необходимо должно растворяться. Грибовидныя сосочки имѣютъ устройство совершенно приноровленное къ принятію впечатлѣнія отъ растворимыхъ веществъ, и это выражается, во-первыхъ, въ томъ, что оконечность ихъ покрыта чрезвычайно тонкой перепонкой; во вторыхъ, въ томъ, что множество нервовъ непосредственно прикасаются къ этой перепонкѣ, и въ третьихъ, въ большомъ развитіи кровеносныхъ сосудовъ въ мѣстѣ прикосновенія оконечностей нервовъ.
Г. Бабине изобрѣлъ новый инструментъ «атмидоскопъ» (atmidoscope) для опредѣленія количества испареній воды въ данномъ мѣстѣ, при извѣстной степени сухости воздуха, извѣстной температурѣ и опредѣленномъ теченіи воздуха. Онъ состоитъ изъ ящика, сдѣланнаго изъ простой необожженной глины, и наполненнаго водой, поглощеніе которой измѣняется пониженіемъ уровня въ изогнутой трубкѣ, имѣющей сообщеніе съ сосудомъ. Г. Бабине указываетъ полезное употребленіе его для гигіены, физики, метеорологіи, земледѣлія, для содержанія мастерскихъ, выбора мѣстъ для жительства.
Этотъ приборъ имѣетъ простое устройство и можетъ быть чрезвычайно точенъ въ своихъ показаніяхъ. Онъ имѣетъ то преимущество предъ обыкновеннымъ гигрометромъ, что подвергается вліянію теченія воздуха, и вообще указанія его зависятъ отъ результата совокупнаго дѣйствія многихъ явленій, имѣющихъ прямое вліяніе на количество испаряющейся воды.
— Г-нъ Рейеръ (Rayer) обратилъ вниманіе на чрезвычайно — важный вопросъ, именно: существуетъ ли у птицъ, у млекопитающихъ, и въ-особенности у человѣка, какая-нибудь связь между дѣятельностью половыхъ органовъ и болѣзнями сердца? — Онъ много лѣтъ посвятилъ изученію болѣзней птицъ, какъ воспитанныхъ человѣкомъ (домашнихъ и въ клѣткахъ), такъ и птицъ въ дикомъ состояніи, у которыхъ болѣзни встрѣчаются гораздо рѣже, чѣмъ у первыхъ. Изъ своихъ многочисленныхъ изслѣдованій онъ выводитъ слѣдующія любопытныя замѣчанія объ отношеніяхъ между болѣзнями сердца и отправленіями половыхъ органовъ у птицъ.
1) Всѣ птицы, у которыхъ онъ встрѣчалъ болѣзни сердца, были самцы, хотя онъ для этой цѣли разсѣкалъ несравненно болѣе самокъ.
2) Всѣ птицы, имѣвшія эти болѣзни, отличались необыкновенною производительною силою и были домашнія, именно: обыкновенный пѣтухъ, фазанъ, домашній голубь, селезень пахучій (anas inoschala).
Мы съ своей стороны должны прибавить, что ничего подобнаго не замѣчается у самцовъ изъ воробьевъ, которые извѣстны своимъ необыкновеннымъ, жаромъ во время любви; но воробьи находятся не въ тѣхъ условіяхъ, въ какихъ домашнія птицы, о которыхъ говоритъ г-нъ Реперъ. У обыкновеннаго пѣтуха половыя отправленія прерываются во время линянія, у голубя во время сидѣнія на яйцахъ; фазанъ въ-продолженіи четырехъ мѣсяцевъ можетъ служить по нѣскольку разъ въ день десяти или двѣнадцати самкамъ, селезень — пяти или шести въ продолженіе Февраля, марта, апрѣля и мая; у воробьевъ же время любви гораздо короче этого срока.
— По новѣйшимъ наблюденіямъ узнано, что наливочныя животныя (инфузоріи) размножаются двоякимъ образомъ:
1) Низшія помощію дѣленія, т. е. животное разрывается на двѣ части, и каждая часть дѣлается новымъ животнымъ. Для того, чтобы раздѣлиться, они внѣдряются, или, пробуравливаютъ встрѣчающіяся имъ тѣла, растенія или другія инфузоріи и, пробуравливая ихъ, распадаются на двѣ части, изъ которыхъ каждая половина дѣлается совершенно такимъ же животнымъ, каково было цѣлое животное прежде раздѣленія.
2) Высшіе инфузоріи размножаются помощію яйцъ. Каждое животное несетъ яйца, изъ которыхъ развиваются новыя животныя.
Г-нъ Лоранъ (Laurent) нашелъ еще третій способъ размноженія инфузорій помощію ядра (суtobleslus), какъ размножаются клѣточки, именно: ему удалось нѣсколько разъ наблюдать возрожденіе наливочнаго животнаго volvox globator изъ тѣлъ, образующихся внутри животнаго. Эти тѣла всегда окрашены зеленымъ цвѣтомъ, голы и съ дрожательными волосками. Послѣ совершеннаго развитія, они движутся внутри животнаго и выходятъ наружу чрезъ отверстіе, происшедшее отъ разрыва внѣшней оболочки, какъ воспроизводительныя крупинки водорослей. Кромѣ того, г-нъ Лоранъ замѣтилъ въ томъ же инфузоріи еще другаго рода тѣла, которыя гораздо менѣе первыхъ, одѣты однородною, прозрачною и плотною перепонкою и наполнены густымъ краснымъ веществомъ, составленнымъ изъ шариковъ Онъ почитаетъ эти послѣднія тѣла за настоящія яйца, хотя и не видѣлъ, чтобъ изъ нихъ развивались новыя животныя
Для науки чрезвычайно важно подтвердить наблюденія г-на Лорана и опредѣлить роль послѣднихъ тѣлъ.
— Г-нъ Дюваль доказываетъ несправедливость мнѣнія, господствующаго въ растительной физіологіи, будто растенія, убитыя холодомъ, погибаютъ отъ того, что ихъ ткань механически разрывается льдомъ, образовавшихся изъ замерзшихъ соковъ этихъ растеній.
Для подтвержденія этого, онъ приводитъ наблюденія, дѣланныя за тридцать лѣтъ дю-Пти-Туаромъ, и присоединяетъ къ нимъ свои собственныя, которыя состоятъ въ слѣдующемъ:
4-го февраля 1847 года, въ ботаническомъ саду въ Монпелье термометръ показывалъ въ 5 часовъ утра —5° Цельсія, и въ 7 часовъ — 3°. На поверхности воды въ бассейнахъ образовался толстый слой льда, въ которомъ находились замерзшія листья многихъ водныхъ растеній, — листья растенія Aponogelon dislacbion не погибли. Въ это время цвѣли Evanlhis byemalis и Helleborus niger, всѣ части ихъ замерзли ночью, такъ что утромъ черешки и цвѣточныя ножки ломались, какъ стеклянныя палочки. Днемъ они оттаяли такъ же здоровыя, какъ и прежде, какъ будто и не подвергались дѣйствію мороза. Ткань этихъ растеній подъ микроскопомъ не представляла ни малѣйшаго разрыва, ни малѣйшаго поврежденія.
Всѣ факты, приводимые г-мъ Дювалемъ, доказываютъ, что если температура растеній будетъ менѣе 0, то при извѣстной степени холода, которая измѣняется, смотря по виду растеній, ихъ соки болѣе или менѣе замерзаютъ. Одни изъ нихъ погибаютъ, другія напротивъ (и такихъ гораздо больше) непретерпѣваютъ ни малѣйшаго поврежденія. И такъ смерть растеній не можетъ быть объяснена механическимъ разрывомъ ткани замерзшими соками.
Чтобъ устранить всякое сомнѣніе въ истинѣ своего заключенію, Дюваль заморозилъ два фута мехиканскаго растенія изъ сложно цвѣтныхъ Eupatorium adenophorum, воспитаннаго въ теплицѣ. Эти два фута погибли: ни одной льдинки небыло въ листьяхъ между-тѣмъ какъ стебель былъ усѣянъ ими; ткань же стебля ни была нисколько повреждена.
— Одна французская газета сообщаетъ слѣдующія любопытныя свѣдѣнія о состояніи парижскихъ театровъ. Сначала директорамъ театровъ приказано было закрыть театры; потомъ 27 февраля они получили отъ министра внутреннихъ дѣлъ циркуляръ, такого содержанія; «Я повторяю вамъ мое настоятельное предложеніе, давать представленія каждый вечеръ, не смотря на убытки, могущіе отъ того для васъ произойдти; мѣра сія необходима для возстановленія порядка и общественнаго спокойствія». Директоры поняли, что отъ нихъ требовали для общей пользы пожертвованія собственными выгодами; и, нечего дѣлать, исполнили. Тогда какъ мастерскія, магазины, и лавки запирались, театры оставались открытыми. Фабрики переставали дѣйствовать, театры же продолжали принимать, повторять и ставить на сцену новыя пьесы. Фабриканты уменьшали число своихъ прикащиковъ, отпускали рабочихъ; директоры театровъ сохранили всѣхъ своихъ актеровъ, музыкантовъ, машинистовъ, служителей, однимъ словомъ все это трудящееся народонаселеніе, живущее однимъ театромъ, многолюдное, такъ легко возбуждаемое, и которое, благодаря сдѣланнымъ пожертвованіямъ, не появлялось на улицѣ иначе какъ въ мундирѣ національной гвардіи. Условія съ артистами были соблюдаемы въ полной силѣ и жалованье выдаваемо, хотя бы директоры и могли сослаться на оговорку находящуюся всегда во всѣхъ контрактахъ: «Въ случаѣ закрытія театра въ слѣдствіе высшаго распоряженія жалованье прекращается и выдача начинается только со дня открытія».
Временное закрытіе (тогда все было «временное», даже самое правительство) прекращало самые важные расходы. — Что касается до права временнаго закрытія, оно не подлежало сомнѣнію; частные банки, Французскій банкъ, сохранная казна, воспользовались правомъ прекратить на нѣкоторое время свои дѣйствія, чтобъ потомъ возобновить ихъ какъ скоро обстоятельства позволятъ. Театры не воспользовались этой свободой; они терпѣли также три мѣсяца нищету и послѣ трехъ мѣсячныхъ страданій пришли въ какое положеніе
Вотъ для семи театровъ таблица четырехъ первыхъ мѣсяцевъ 1847 года сравненныхъ съ четырьмя мѣсяцами 1848 года:
т. е. 461,406 фр. 35 ц. менѣе прошлаго года. Сверхъ того революція случилась именно въ то время, когда театры запасаются средствами для лѣтняго времени, и вотъ они встрѣчаютъ лѣтній сезонъ не пріобрѣтя ни чего, истощивъ всѣ свои средства и покрытые долгами.
Въ такомъ положеніи дѣлъ, нѣтъ другаго спасенія кромѣ закрытія театра, если правительство не согласится на предложеніе директоровъ, которые просятъ вспоможенія за четыре мѣсяца, слѣдующимъ образомъ распредѣленнаго:
За Variétés — 10,000 фр.
— Gymnase — 10,000 —
— Montansier — 8,000 —
— LaPorte Saint-Martin — 10,000 —
Les Folies dramatiques — 5,000
— Les Délassements — 4,000 —
— Les Funambules — 4,000 —
Всего 51,000 фр. въ мѣсяцъ, или 204,000 фp. за четыре лѣтніе мѣсяца.
Видя печальное состояніе театровъ, и замѣтивъ, что сборъ убавлялся съ каждымъ днемъ, два изъ нихъ отправились въ Лондонъ искать убѣжища отъ равнодушія публики. Théâtre Historique и театръ Palais-Royal эмигрировали. — Вотъ что говорятъ газеты о сдѣланномъ имъ пріемѣ: "Французскіе артисты (пишетъ очевидецъ изъ Лондона), которые обыкновенно были хорошо принимаемы въ Лондонѣ, послѣ высылки изъ Франціи англійскихъ работниковъ, увидѣли внезапную холодность.
Въ это-то самое время артисты историческаго театра пріѣхали въ Лондонъ, гдѣ должны были играть — на театрѣ Drury-Lane’s, пьэсы знаменитаго Александра Дюма, Монте-Кристо, Королева Марго, Рыцарь Краснаго Дома, Мушнатеры. Эти творенія были подвержены по тогдашнему обычаю пересмотру лорда камергера.
"Между-тѣмъ образовался злой умыселъ. Онъ былъ задуманъ сначала соперническими предпріятіями, потомъ присоединились къ нимъ ревностные патріоты, желавшіевоздать французамъ той же монетой, прогнавъ парижскихъ артистовъ съ англійской сцены. Эта буря все болѣе и болѣе возрастала. Прошенія отъ имени лондонскихъ актёровъ были поданы въ палату лордовъ о запрещеніи французскихъ представленій; аффиши, объявленія возбуждали публику воспротивиться иностранному вторженію: много статей въ журналахъ поддерживали эти нападенія.
"День представленія, опоздавшій цѣлою недѣлью, наконецъ наступилъ. Бальная зала Друриленскаго-Театра наполнилась зрителями. Дамъ было не много въ ложахъ.
"Въ теаральномъ Фойё, недружелюбныя отношенія смѣнялись угрозами. Актёры видѣли, какъ многіе зрители наклеивали на шляпы слѣдующія надписи: "Ni les acteurs, ni les auteurs anglais ne sont tolérés en France (Ни актёры, ни сочинители англійскіе не терпимы во Франціи). "У же начался шумъ, когда французскій оркестръ вдругъ за игралъ первые такты God save the queen. Эта неожиданная вѣжливость возбудила громъ рукоплесканій, и занавѣсъ поднялся.
"Меленгъ, при первомъ появленіи, былъ встрѣченъ криками «браво» и свистъ. Публика въ ложахъ и всѣ порядочные зрители въ креслахъ изъявили одобренія. Но актера было неслышно. Онъ оставался неподвиженъ въ-продолженіе пяти минутъ, потомъ принялся за свою роль. Въ залѣ крикъ, свистъ, скрипучія трещотки сопровождали все первое дѣйствіе, съ неизмѣняющейся гармоніей, съ дикими тонами которой не могли бы сравниться и десять самыхъ полныхъ звѣринцевъ взятыхъ вмѣстѣ.
"Г. Жюльенъ былъ на сценѣ, онъ пользовался большимъ расположеніемъ въ Лондонѣ, и англійская публика слушала его обыкновенно съ удовольствіемъ. Онъ смѣло выступилъ, чтобъ помочь актёрамъ и просить тишины отъ имени обѣихъ націй. Крикъ, свистъ, насмѣшки, трещотки не дали ему выговорить слова.
"Артисты, однакоже, съиграли пьесу съ начала до конца не останавливаясь, не пропустивъ ни слова, такъ же совѣстливо, такъ же старательно, какъ будто они играли на сценѣ Историческаго-Театра, гдѣ, два мѣсяца тому назадъ, апплодировали имъ соотечественники.
"Странное происшествіе, перетолкованное разнымъ манеромъ, подожгло еще болѣе зрителей. Въ роли Видльфора есть два разговора въ сторону и эти два aparté должны быть сказаны у самой рампы. Однимъ изъ нихъ оканчивается пятое дѣйствіе. Публика, видя актёра, приближающагося съ одушевленными жестами, думала, что онъ говоритъ ей оскорбительную рѣчь, и шумъ усилился. Актёръ былъ этимъ очень-удивленъ, и я потомъ объяснилъ ему смыслъ этой двойной комедіи, которую онъ могъ понять изъ моей ложи. Благоразумная часть публики также энергически защищала свое мнѣніе, и видъ этихъ Англичанъ былъ исполненъ достоинства, благоволенія и смѣлости. Рукоплесканіе, браво, топанье не переставали, равно какъ крикъ и свистъ. Трещотки замолкли, за недостаткомъ рукъ…
"Англичане снова потребовали: «God save the queen»; оркестръ съигралъ его еще разъ. Наконецъ, послѣднее слово въ пьесѣ было произнесено Меленгомъ; но во все продолженіе представленія человѣческое ухо не могло разслышать ни одного Французскаго слога. Я очень жалѣлъ помощника лорда каммергера, который имѣлъ порученіе, слѣдуя по рукописи, замѣчать, сдѣланы ли были назначенныя сокращенія. Шумъ усиливался. Рукоплесканія начинали одерживать верхъ. Вездѣ кричали: «Меленгъ! Меленгъ! актёры!».. Это была рѣшительная минута.
«Жюльенъ побѣжденный въ самомъ началѣ, но не обезкураженный, появился; онъ буквально тащилъ на сцену Меленга, который боролся какъ левъ, отказываясь отъ торжества послѣ обиды. Но въ эту минуту зала была наэлектризована; красные, желтые, бѣлые и синіе платки пестрѣли въ ложахъ и галереяхъ; трости, ноги, завыванія вторили замирающимъ свистамъ; букеты посыпались на актёра, и Дрюриленскій-Театръ дрожалъ подъ громомъ „браво“… Пьесы никто не слышалъ, но она имѣла успѣхъ. Весь этотъ шумъ не принесъ Французамъ и 800 луидоровъ, какъ говорятъ въ Лондонѣ».
— Въ прошедшемъ мѣсяцѣ мы обѣщали досказать о парижской выставкѣ художественныхъ произведеній, именно — о произведеніяхъ живописи. Область этого искусства гораздо-обширнѣе, нежели у родственницы его, скульптуры; оно обнимаетъ все видимое и, по разнообразію предметовъ, въ немъ существуетъ рѣзкое раздѣленіе на роды, которые не обязаны идти всѣ одинаковымъ шагомъ-отъ-того, что предметы и примѣненія живописи такъ разнообразны и близки къ общественной жизни, замѣтнѣе и сильнѣе отражается въ ея успѣхахъ измѣненіе и развитіе общественныхъ понятій. Такъ было время, когда историческая живопись стояла высоко надъ всѣми другими родами, когда посвятившіе себя этой живописи глубоко презирали живопись характерную и ландшафтную; на историческихъ живописцевъ всѣ другіе художники смотрѣли съ такимъ-же почтеніемъ, какъ смотрѣли на творцовъ классическихъ трагедій всѣ другіе поэты. Наконецъ разсудили, что Андромаха уже совсѣмъ оплакала Гектора, что Дидона должна же когда-нибудь кончить разсказъ о своихъ приключеніяхъ, и что Ореста уже довольно преслѣдовали Фуріи. Однимъ словомъ, историческая живопись слабѣетъ по мѣрѣ того, какъ идеалы перестаютъ увлекать человѣческое воображеніе, по мѣрѣ того, какъ богатство природы и дѣйствительной жизни глубже проникаетъ въ сознаніе людей; характерный и ландшафтный роды живописи выдвигаются впередъ и получаютъ болѣе серьёзное значеніе по обилію представляющихся для нихъ на каждомъ шагу сюжетовъ Дѣйствительно, далекій міръ прошедшаго, переданный намъ болѣе или менѣе живыми чертами историческихъ сказаній, служащій единственнымъ источникомъ вдохновенію историческихъ живописцевъ, долженъ наконецъ показаться отчасти блѣднымъ для взгляда современныхъ намъ художниковъ, въ сравненіи съ окружающими ихъ образами, живущими съ ними одною жизнью. И развѣ, создавая повѣствующую Дидону, или преслѣдуемаго Ореста, художникъ не долженъ былъ насиловать своего воображенія? развѣ не нужно ему было употребить нѣкоторое усиліе, чтобъ заставить себя сочувствовать этимъ Богъ-знаетъ когда существовавшимъ и Богъ-знаетъ на кого изъ насъ похожимъ героямъ? Изъ этого слѣдуетъ, что историческая живопись, взятая въ томъ тѣсномъ смыслѣ, какъ понимали ее до-сихъ поръ, не теряя своего почетнаго значенія, не можетъ удержать за собою всеобщей симпатіи, которая, какъ извѣстно, имѣетъ могучее вліяніе на развитіе того, на что устремляется.
Обращаясь къ парижской выставкѣ, мы прежде взглянемъ на историческія картины, потомъ на характерныя (peinture de genre) и кончимъ пейзажемъ.
Прежде всего, замѣчается и этой выставкѣ отсутствіе многихъ уже извѣстныхъ публикѣ именъ. Энгръ, Деларошъ, Деканъ, Ари-Шефферъ, Глэръ, Жюль Дюпре, Изабэ, Роберъ Флёри — ни кто не явился! Конечно, нѣкоторые изъ этихъ художниковъ заняты общественными работами, впрочемъ г. Делакруа, не смотря на работу въ зданіи библіотеки, принадлежавшей палатѣ депутатовъ, успѣлъ представить на выставку до пяти картинъ, изъ которыхъ важнѣйшая, если не лучшая, есть: Христосъ во гробѣ. Это одинъ изъ тѣхъ вѣчно-юныхъ предметовъ, которые, послѣ тысячи повтореній, остаются не исчерпанными, какъ высшее выраженіе любви и скорби. Божественное тѣло, покрытое смертною блѣдностію, покоится на колѣняхъ скорбящей матери. Сцена, состоящая изъ лицъ, по евангельскому сказанію, полна истиннаго, непринужденнаго драматизма. Одну, стоящую на колѣняхъ фигуру, покрываетъ ярко-красная драпировка — смѣлость, которую развѣ только одинъ Рубенсъ могъ себѣ позволить. Этотъ красный цвѣтъ среди печальной сцены — ошибка ли искуснаго колориста, недосмотръ или разсчитанный эффектъ? Яркое пятно, брошенное на первый планъ, придаетъ невыразимо грустный характеръ всей картинѣ; страшны, болѣзненны, мертвенны, кажутся отъ него всѣ другіе тоны; при этомъ рѣзкомъ разладѣ получаютъ безъотрадную мрачность — и густой, сѣроватый цвѣтъ неба, съ ползущими по немъ тучами, и угрюмо-пустынная вершина Голгофы, осѣненная. тремя крестами
Другая, представленная г-мъ Делакруа картина, отличающаяся наибольшей оконченностію, представляетъ Смерть Валентина, брата Маргариты. Суровый ветеранъ, смертельно раненный Фаустомъ, окруженъ собравшимися къ нему на помощь сосѣдями. Прибѣжавшая вмѣстѣ съ другими Маргерита остановилась, пораженная проклятіями умирающаго брата. Въ глубинѣ картины видны убѣгающіе Фаустъ и Мефистофель Сцена происходитъ въ узкой улицѣ нѣмецкаго города, об ставленной островерхими домами, съ множествомъ лѣстницъ и вычурныхъ надстроекъ, перспектива которой оканчивается силуэтомъ готической церкви, рисующимся сквозь туманъ при лунномъ сіяніи. Фаустъ и его достойный другъ уже далеко; тамъ на вершинѣ ската видно, какъ убійца вкладываетъ въ ножны окровавленную шпагу. Умирающій приподнялся съ послѣднимъ усиліемъ и посылаетъ грубо оскорбительный упрекъ бѣдной сесгрѣ. Фигура Маргериты превосходна. Трудно представить себѣ съ большимъ совершенствомъ изображенное отчаяніе, застывшее въ такомъ уничиженно-драматическомъ, въ такомъ раздирающемъ душу положеніи!..
Еще объ одной изъ картинъ Делакруа нельзя не упомянуть: это Смерть Лары, маленькій, небрежно набросанный эскизъ; но полное страсти движеніе, съ которымъ таинственный пажъ бросается на трупъ господина и обнаруживаетъ тайну своего пола, раскрывъ въ порывѣ рыданія часть корсажа, — ставитъ этотъ эскизъ выше иной, весьма большой и тщательно отдѣланной картины.
Г-нъ Жеромъ представилъ картину подъ названіемъ: Анакреонъ среди Вакха и Амура. Таланту г. Жерома приписываютъ такія странныя качества: ученую наивность, просвѣщенное простодушіе (naïveté savante, ingénuité instruite). Его называютъ естественно-манернымъ (naturellement maniéré). Здѣсь подъ этимъ словомъ, конечно, понимается особый взглядъ на вещи, манера брать неожиданную сторону предмета, составлять контуръ изъ свое образныхъ линій, класть на каждый предметъ ту неизмѣнную печать стиля, которая одна можетъ увѣковѣчить произведеніе. Сильная флорентійская школа породила геніально манерныхъ художниковъ, и во главѣ ихъ — Микель-Анжело.
Стремленіе къ манерности такого рода увлекаетъ иныхъ далеко отъ той вседневной дѣйствительности, которую въ состояніи оцѣнить большинство, сравнивая картину съ натурой: наглядная истина теряется въ стремленіи къ истинѣ отвлеченной; отъ того, желая быть наивнымъ, художникъ можетъ иногда показаться ложнымъ, а отъ излишней простоты легко переходитъ къ смѣшному.
Природа, не такъ проста, какъ о ней думаютъ; ти, чіо называютъ у насъ простотой, есть вё что иное, какъ утонченная цивилизація. Напримѣръ, хорошо держаться, для женщины значитъ-держать станъ и голову прямо, съ свободно-опущенными руками. Посмотрите же! надъ этимъ, по-видимому, такимъ натуральнымъ положеніемъ бьются чуть не двадцать лѣтъ. Сколько тысячъ разъ и мать и гувернантка и танцовальный учитель повторятъ надоѣвшую имъ самимъ фразу: « Mademoiselle, tenez-vous droite!» (т. е. держитесь прямо); и все это для того, чтобъ привести дорогое дѣтище въ самое простое положеніе. А вотъ ребенокъ, живой и веселый, сколько игры въ его движеніяхъ: онъ клонится во всѣ стороны, рисуется; онъ манеренъ, но непринужденно; ему это нравится. Еще примѣрь: подите въ лѣсъ и, выбравъ потолще пень близь какой-нибудь поляны, спрячьтесь за него и наблюданіе за играющимъ на этой полянѣ звѣркомъ.-Сколько граціозныхъ позъ, сколько сладострастныхъ изгибовъ! А потомъ-походка его и поступь: то побѣжитъ зыблющейся мѣрной рысью, то будетъ выступать бережно и тихо, волнуясь и переливаясь, и вдругъ кончитъ воздушнымъ, отважнымъ прыжкомъ. И полевой, совсѣмъ простодушный цвѣтокъ, часто очень-манерно опускаетъ головку, вмѣсто того, чтобъ рости въ натуральномъ, т. е. совершенно прямымъ положеніи.
Анакреонъ Жерома, во всякомъ случаѣ, плодъ самобытнаго, непритворнаго вдохновенія. Пѣвеуъ теосскій держитъ въ рукахъ лиру изъ слоновой кости, и изъ струнъ ея брызжутъ звуки одной изъ тѣхъ летучихъ пѣсенъ, которыя еще и теперь носятся на устахъ людей. На лицѣ его вовсе нѣтъ веселости витязей новѣйшихъ погребовъ; по грустному, даже строгому выраженію, это скорѣй философъ, нежели весельчакъ. Но.. "наслажденіе — важное дѣло.; и у розы есть свое раздумье; потому-что она разцвѣтаетъ только для того, чтобъ дышать ароматомъ, и помнитъ, что листъ жизни облетаетъ скорѣй, нежели у ней. Чтобъ удалить мысль о смерти, вино должно имѣть въ своей эссенціи сонъ и забвенье. Древніе жрецы наслажденья болѣе всего заботились о краткости жизни Да! тамъ, подъ прекраснымъ небомъ Іоніи, въ лавровыхъ рощахъ, въ виду чуднаго горизонта, сливающагося съ синей полосой моря, или пересѣкающагося бѣлымъ угломъ храма — тамъ мысль о смерти сидѣла съ гостями на пирахъ, не въ видѣ страшнаго, безобразнаго скелета, но блѣдная и ясно-спокойная, съ фіалковымъ вѣнкомъ на мраморномъ челѣ, съ изсякнувшимъ кубкомъ въ холодной рукѣ. И, конечно, Анакреонъ вмѣшалъ въ свои строфы какое-нибудь размышленіе о необходимости хватать за крыло улетающеее время, уносящее съ собой и любовь и молодость — вѣчная грустно веселая тэма всѣхъ застольныхъ пѣсенъ.
Важная мина поэта не мѣшаетъ пиру идти своимъ чередомъ. Полуодѣтыя женщины рокочутъ по струнамъ кимваловъ и бьютъ въ кроталы. Наливаютъ и пьютъ. Маленькіе амуры порхаютъ, заигрываютъ, обнимаются. Все смѣется и потѣшается; поэтъ размышляетъ и ноетъ; онъ грустенъ.
Всѣ эти лица рисуются частію на пейзажѣ, частію на тонкомъ, прозрачномъ фонѣ неба, какой встрѣчается у старинныхъ итальянскихъ мастеровъ. Небольшія деревья, усѣянныя свѣтло-зелеными листьями, нѣжно отдѣляются на освѣщенномъ фонѣ, что доказываетъ, что у г. Жерома, кромѣ свойствъ историческаго живописца, есть еще замѣчательный талантъ пейзажиста. Вся эта часть картины дышитъ чудесной теплотой, безъ ложнаго жара, и напоминаетъ тѣ прекрасные фоны, на которыхъ Тиціанъ помѣщалъ своихъ Венеръ и Адонисовъ Граціозны и написаны вполнѣ рукою мастера два амура, сидящіе не обѣ стороны Анакреона.
Г. Шассеріо представилъ Жидовскій шабашъ въ Константинѣ. Въ первый разъ Востокъ является въ размѣрахъ исторической картины. Произведенія Декана и Мирила не выходили изъ предѣловъ молберта, т. е. это были такъ называемыя tableaux de chevalet, представляющія смѣсь архитектуры съ пейзажемъ, а фигуры въ нихъ имѣли достоинства эпизодическія; они помѣщались для Фона, а не фонъ для нихъ. Обыкновеннымъ сюжетомъ этихъ картинъ была узкая улица Каира, Дамаска или другаго города. минаретъ уходящій вверхъ какъ мачта, круглящійся куполъ, бѣло-розовый дворецъ, пальма; странный профиль каравана дромадеровъ, рисующійся на красномъ вечернемъ Фонѣ, видныя тамъ и сямъ лица арабовъ, турковъ, мограбиновъ… Но лучшіе, чистые, благородные типы восточныхъ народовъ еще не были ни кѣмъ изучены и представлены съ ихъ эпической стороны: старались только брать черты странныя, характеристическія и живописныя.
Г. Шассеріо воспроизвелъ тѣ прекрасныя, но неизвѣстныя черты восточныхъ племенъ, которыя, можетъ-быть, скоро исчезнутъ въ наплывѣ нашей ложной цивилизаціи и уступятъ мѣсто нашимъ изношеннымъ, утратившимъ первобытную силу типамъ. Вся эта прекрасная мечта, разцвѣченная огнями африканскаго солнца, пока еще истина; завтра-она уже будетъ мечта, и ни чего больше… «При взглядѣ на этихъ красавицъ, говоритъ очевидецъ картины, въ ихъ пышныхъ одеждахъ, съ ихъ черными влажными глазами, намъ стало невыразимо-грустно.
Да! въ этихъ чистыхъ профиляхъ, въ этихъ дѣвственныхъ, удлиненныхъ овалахъ, въ устахъ съ изящно выгнутыми углами, въ большихъ глазахъ газели, въ мощно-изваянныхъ рукахъ, величаво стройномъ станѣ, античныхъ ножкахъ, въ этихъ благородныхъ фигурахъ есть что-то таинственное, безпокойное, какая-то неизцѣлимая задумчивость, какъ будто предчувствіе будущей смерти, близкаго исчезновенія ихъ рода. Въ этихъ глубокихъ, зоркоустремленныхъ глазахъ нѣтъ ни искры будущности, одно прошедшее оживляетъ ихъ своимъ печальнымъ свѣтомъ… Онѣ сидятъ на каменныхъ скамейкахъ, или стоятъ въ полу-отворенныхъ дверяхъ домовъ; ихъ гибкія таліи обхватываютъ тяжелыя пояса, окованные золотомъ и дорогими камнями; тройныя золотыя цѣпи падаютъ съ головъ; серебряныя браслеты на рукахъ. На праздникъ субботы они собрались показать всю свою дѣтскую роскошь. Юдиѳь, сбираясь къ Олоферну, не была богаче одѣта; а черты-тѣ-же самыя: кровь разсѣяннаго племени сохранилась, подъ словомъ проклятія, во всей своей чистотѣ; библейская древность найдетъ тутъ всѣ свои типы, всѣ свои характеры… Какая гордая осанка и какая полная восточно-дикой красоты головка у этой женщины, которая держитъ на рукахъ нагаго ребенка! Я на лѣво — ея молоденькая дочь, поражающая своимъ правильнымъ и кроткимъ лицомъ, и печальнымъ и нѣжнымъ вмѣстѣ. Художникъ удивительно понялъ свѣтлую задумчивость, свойственную жаркимъ странамъ, эту небрежность положенія, эту истому, порождаемую борьбой человѣческаго тѣла противъ могущественнаго климата. Онъ съ изумительной вѣрностью передалъ эти движенія газели и позы серны, которыя принимаютъ, съ своимъ наивнымъ кокетствомъ, восточныя красавицы, неискаженныя цивилизаціей. Онѣ счастливы, бѣдныя, тѣмъ, что могутъ смотрѣть на вольный свѣтъ, не закрывая, какъ мусульманки, лица покрываломъ, не поднимающимся ни для кого, кромѣ мужа!
Хороши и эти туггурскіе и бискарскіе всадники, проѣзжающіе вдали, приподнимаясь на своихъ широкихъ стременахъ и оглядываясь, чтобъ бросить пламенный взглядъ на чудныхъ дочерей Израиля. А вотъ — бѣдныя арабскія плѣнницы выглядываютъ сквозь узкія отверстія своихъ клѣтокъ, завидуя счастливымъ соперницамъ, которыя не обязаны быть прекрасными incognito.
Г. Шассеріо, привыкшій къ ясному колориту, въ бѣлизнѣ греческаго мрамора, на этотъ разъ далъ себѣ полную волю и пустилъ въ ходъ всю роскошь живыхъ тоновъ и за то не пренебрегъ ни однимъ деталенъ. Но при всемъ томъ, онъ отличается легкостью исполненія, быстротой и свободой кисти.
Г. Зьеглеръ выставилъ картину весьма небольшаго размѣра, изображающую одну фигуру; но не смотря на то, это узенькое полотно — историческая картина, потому что на немъ представленъ Карлъ V въ кельѣ монастыря Св. Юста.
Наскучивъ славой и властью, разочарованный въ людяхъ и во всемъ, убѣжденный въ ничтожествѣ всего земнаго, императоръ добровольно лишаетъ себя сана; бывши всѣмъ, хочетъ быть ничемъ. Ему мало было цѣлаго міра, онъ захотѣлъ ограничиться кельей въ нѣсколько шаговъ; царскую мантію смѣнилъ на грубую монашескую одежду; вмѣсто короны, украсилъ чело вѣнкомъ постриженія. Онъ, управлявшій ходомъ мировыхъ дѣлъ, занялся повѣркой стѣнныхъ часовъ, убавкой и прибавкой имъ хода. И скоро заточеніе стало ему не легче дворца, покой не легче дѣятельности, и идетъ онъ, живой стучаться въ собственную гробницу, узнать, какой звукъ издастъ его смерть. Лежа въ гробѣ, онъ услышитъ вокругъ себя погребальное пѣніе, молитвы по усопшемъ; сквозь гробовой покровъ, увидитъ тусклое мерцаніе свѣчъ…
За минуту до начала этого страннаго представленія, г. Зьеглеръ вводитъ зрителя въ келью монастыря св. Юста. Карлъ стоитъ въ клобукѣ іеронимитовъ, опершись одной рукой на спинку грубаго стула и держа въ другой миніатюръ, представляющій его во всемъ блескѣ, со всѣми атрибутами прежней славы. Въ глубинѣ, въ тѣни, виднѣется страшный пред метъ — длинный ящикъ, въ которомъ скоро должны улечься его усталые отъ жизни члены. Задумчивая голова, сгрого обвитая сѣроватымъ капюшономъ, поникла въ размышленіи, и по груди разсыпалась знаменитая рыжая борола, неразлучная съ мыслью о Карлѣ V. Онъ мечтаетъ, пытаясь прочесть свое настоящее въ прошедшемъ, задавая вопросъ: этотъ портретъ, украшенный всѣми знаками силы и власти, точно ли его потретъ? Такъ отдѣлился онъ отъ собственной жизни! такъ далеко улетѣла отъ него эта блестящая мечта! А можетъ-быть, и сожалѣніе пронеслось сквозь его глубокую думу, и прежняя царская кровь немножко скорѣй побѣжала по жиламъ монаха, при взглядѣ на этого мощнаго, торжествующаго императора, облитаго золотомъ, осыпаннаго дорогими камнями, который такъ мало похожъ на него и который все-таки быль онъ!
Эта картина, строгая по колориту, твердая до испоіненію, напоминаетъ сильныя, серьёзныя качества испанской школы. Здѣсь реализмь сочетался съ стилемъ въ удивительной пропорціи…
Художникъ Леманъ представилъ нѣсколько картинъ, изъ которыхъ замѣчательны двѣ слѣдующія:
У подножія креста. Эта картина отличается отъ другихъ, писанныхъ на ту же тэму, чѣмъ, что на ней нѣтъ Христа, хотя мысль о немъ наполняетъ сцену. Божественное тѣло только-что унесено въ изготовленный гробъ; но скорбная группа еще окружаетъ древо, облитою-кровію праведника». Часть драпировки, распахнутая вѣтромъ, обвила нижнюю часть креста, къ которому прислонились двѣ фигуры: Магдалина и Іоаннъ. Профиль Магдалины рисуется на густой пряди ея собственныхъ волосъ, раскинутой вѣтромъ; она пристально смотритъ въ слѣдъ за унесеннымъ тѣломъ, какъ-бы боясь оторвать отъ него взоръ. Іоаннъ, погруженный въ болѣе отвлеченную печаль, отираетъ слезы полою мантіи. Неутѣшная мать, съ опущенной головой и помертвѣлыми руками, лежитъ безъ чувствъ на рукахъ Іосифа и святыхъ женъ. Передъ ней на землѣ лежатъ разбросанныя орудія страсти: терновый вѣнецъ, щипцы, молотъ, копье, трость съ губкой, напитанной уксусомъ и желчью. Картина прекрасно сочинена; колоритъ силенъ.
Другая картина г. Лемана на полукругломъ полотнѣ представляетъ группу Сиренъ. Лукавыя красавицы-пѣвуньи, столпившіяся на серебристомъ гребнѣ волны, кажется, не слишкомъ расчитываютъ на сладость своихъ голосовъ для обольщенія Улисса. Можетъ-быть, пребываніе въ соленой водѣ попортило ихъ горлышки и они немножко охрипли; по-крайней-мѣрѣ дѣвы моря, дѣйствуя на слухъ, видимо хотятъ дѣйствовать и на зрѣніе; потому-что, скользя ни скалу и драпируясь порослью, онѣ принимаютъ самыя увлекательныя пластическія позы. Непрозрачностью волнъ онѣ польвуются именно на столько, сколько нужно для того, чтобъ не показать своихъ чешуйчатыхъ ногъ и чтобы мудрый царь Итакскій не угадалъ напередъ истины, заключающейся въ одномъ изъ стиховъ Горація, написанномъ, спустя нѣсколько вѣковъ, о женщинѣ «которая прекрасна сверху, а оканчивается рыбой».
Картину Лемана упрекаютъ въ од немъ недостаткѣ: излишней правильности группы, — упрекаютъ на томъ основаніи, что въ живописи, какъ и въ лирической поэзіи, часто изящный безпорядокъ есть знакъ искусства.
Усѣкновеніе Главы Іоанна Кресттпеля, картина Глаза (Glaize), отличается суровымъ и страннымъ характеромъ, который напоминаетъ старинную живопись итальянскихъ мастеровъ; но г. Глэзъ съ стариннымъ элементомъ сочеталъ другой совершенно новый: онъ ввелъ нынѣшніе восточныя типы въ сцену почти библейской древности.
Стоящая задомъ фигура палача, занимающая средину картины, найдется точь-въ-точь у Доминики на или Корреджія: впрочемъ голословное заимствованіе въ живописи не такъ преступно какъ въ литературѣ, притомъ г. Глэзъ выкупилъ его другими собственно ему принадлежащими фигурами, богатствомъ колорита и отчетливостью то новъ.
Юная Иродіада, появляющаяся на порогѣ темницы и принимающая на серебряномъ блюдѣ голову Іоанна, представляетъ типъ жестокой красоты; матовая бѣлизна и пурпуровыя уста вампира характеризуютъ это женственно-не отразимое, обольстительно хитрое существо.
Орасъ Верне явился съ одной небольшой картиной. Очевидецъ говоритъ, что посмотрѣвъ на эту картину, онъ такъ объяснилъ себѣ ея содержаніе: нѣкоторый арабскій старшина, прогуливаясь въ окрестностяхъ Дели или инаго города, увидѣлъ лежащаго земляка и соплеменника, израненнаго невѣрными и умирающаго въ пыли, полъ кустами алоэ и кактуса. Но въ послѣдствіи оказалось, что это — сострадательный Самаритянинъ. Такъ-какъ о костюмахъ, употреблявшихся въ Самаріи, не дошло до насъ положительныхъ свѣдѣній, то на подобную ошибку зрителя и нельзя претендовать. Что касается до лицъ, то они умно задуманы и выполнены.
Безуміе Гаиды — Мюллера — сюжетъ, который самъ-по-себѣ былъ бы почти необъяснимъ, если-бы не хранился у всѣхъ въ живомъ воспоминаніи прекрасный эпизодъ о любви Донъ Жуана и дочери Ламбро. Но художникъ, конечно, имѣлъ право расчитывать на вѣрность этого воспоминанія. Гайда, потерявшая разсудокъ въ минуту разлуки съ Донъ-Жуаномъ, стоитъ, прислонивъ къ мраморной стѣнѣ поникшую, какъ забитая дождемъ лилія, голову, въ которой бьется одна неотступная мысль. Черты ея неподвижны, глаза сухи; на безцвѣтныхъ устахъ бродитъ блѣдная улыбка — безумный свѣтъ, озаряющій отчаяніе. Возлѣ Гайды — старый Ламбро, который чувствуетъ, какъ при видѣ дочери смутилось его хищное сердце; онъ пытается напомнить Гайдѣ знакомыя предметы; между тѣмъ какъ Грекъ-музыкантъ наигрываетъ на арфѣ, стараясь звуками струнъ разогнать это страшное онѣмѣніе, эту холодную неподвижность статуи, — потому что музыка, какъ сказалъ Жанъ-Поль Рихтеръ, есть тоска души по родинѣ. И дѣйствительно, чѣмъ привлечь слухъ безумія, кромѣ мелодическихъ аккордовъ?.. Въ глубинѣ картины подруги Гайды плачутъ, закрывая хорошенькія личики бѣлыми руками, изъ-подъ которыхъ льются обильныя слезы.
Фигура Гайды написана рукою мастера, искусной и широкой кистью. Выраженіе безумія, прекрасно понятое и еще лучше выполненное, ни сколько не уменьшаетъ красоты чертъ; оно трогательно, оно раздираетъ душу, но нѣтъ въ немъ ничего судорожнаго, искажающаго. Глядя на эту блѣдную неподвижную красавицу, замкнутую въ своей печали какъ въ темницѣ, чувствуешь, чти душа ея улетѣла съ Донъ-Жуаномъ, что ей уже не очнуться, не воротите ея къ жизни. Надо полагать, что впечатлѣніе, производимое этой фигурой, было-бы еще сильнѣй и глубже, если бы Гайда была одна на всей картинѣ: другія лица теряются при ней, и, какъ-бы они ни были хорошо сдѣланы, глаза зрителя упорно обращаются къ Гайдѣ. Но кто будетъ въ силахъ оторвать отъ нея взглядъ, тому совѣтуютъ обратить его на плачущую въ углу картины молоденькую гречанку — она стоитъ того; у ней видно только пол-лица; ли эта половинка внушаетъ неодолимое желаніе взглянуть на остальное.
Голова старика Ламбро характерна; новогреческій типъ виденъ въ человѣкѣ съ открытымъ челомъ, съ красной феской на головѣ, перебирающемъ струнами арфы, устремивъ глаза на Гайду.
Шитыя золотомъ и серебромъ костюмы, кашмировые пояса, пистолеты и ятаганы, шелковыя подушки дивана, — словомъ, вся обстановка лицъ отдѣлана въ совершенствѣ. Колоритъ картины тёпелъ, живъ и свѣжъ. Г. Мюллеръ, подъ туманнымъ небомъ Парижа, сохранилъ много свойствъ венеціанскаго художника.
Было еще много историческихъ картинъ на выставкѣ; но свѣдѣнія о достоинствахъ ихъ не довольно обстоятельны; а потому мы о нихъ умолчимъ, и перейдемъ къ такъ называемой характерной живописи, въ которой французская школа — въ своей сферѣ; тамъ раздолье живому и легкому воображенію, гдѣ оригинальность изобрѣтенія и изящество отдѣлки всего нужнѣе; гдѣ главная цѣль-ласкать и лелѣять зрѣніе.
Селестинъ Нантёль (Nanteuil), прекрасный и скромный талантъ, въ продолженіи десяти лѣтъ блеститъ умомъ и граціей въ виньеткахъ, литографіяхъ и иллюстраціяхъ ярче инаго важнаго члена института. На настоящей выставкѣ, не больше какъ въ другой или въ третій разъ, является онъ въ ролѣ искуснаго колориста, съ картиною подъ названіемъ Лучъ, небольшимъ, но дышащимъ поэзіею произведеніемъ.
Молодой человѣкъ лежитъ на свѣжей муравѣ лѣсной поляны. Близь него течетъ ручей, растенія блестятъ росой, древесный сокъ бѣжитъ по вѣтвямъ, толстые пни погружаютъ въ траву свои узловатыя пальцы, лѣнивыя вѣтви вытягиваютъ руки; пчела кружится надъ цвѣточной чашечкой, муравей ползетъ между сѣтью корней, бабочка танцуетъ съ пылинкой. — Весь таинственный микрокозмъ лѣса живетъ, лепечетъ и бьется, со всей довѣрчивостью, со всей свободой уединенія, предъ глазами поэта — потому что лежащій молодой человѣкъ — непремѣнно поэтъ.
Сквозь густоту листьевъ солнце пропускаетъ яркій пукъ лучей въ которомъ играютъ тысячи позлащенныхъ бездѣлушекъ, всегда встрѣчаемыхъ на пути блудящимъ лучемъ.
Чудно-хороша и живописна эта сіяющая полоса, пробѣжавшая по листьямъ и травѣ, осыпавъ ихъ алмазными искрами. Но не то видитъ мечтатель въ солнечномъ лучѣ. Посмотрите пристальнѣй: мало-по-малу вы замѣтите въ блѣдномъ, трепещущемъ сіяніи воздушныя фигуры, какъ призраки сна, то появляющіяся, то исчезающія — такъ онѣ легки, прозрачны, неосязаемы. Что это — феи, сильфиды, романтическія гамадріады, которыя еще выходятъ изъ дубоваго дупла для того, кто любитъ природу и понимаетъ смыслъ лѣсовъ? а та, что такъ граціозно наклонилась въ изнеможеніи, прекрасная, почти незримая, не воспоминаніе ли это о давно-любимой, уснувшей тамъ подъ зеленымъ холмомъ? другая, болѣе цвѣтущая, ярче облитая свѣтомъ — не настоящая ли любовь, избранница сердца? Наконецъ, третья, которая такъ кротко улыбается, прекрасная какъ надежда, — это мечта о будущемъ, женщина, которую полюбятъ…
Исполненіе этой картины стоитъ внушившей ее идеи. Фигуры очаровательны; пейзажъ задуманъ и выполненъ съ пантеистическимъ пониманьемъ внутренней жизни природы, пониманіемъ, которымъ очень-немногіе художники владѣютъ въ такой степени.
Г. Антинья является художникомъ-реалистомъ, потому-что ищетъ больше истиннаго, нежели прекраснаго; его манера напоминаетъ Караваджи и Эспаньйолета. Онъ выставилъ картину: Бѣдное семейство въ мансардѣ, представляющую народные типы, мощно очерченные и рисующіеся въ темныхъ тѣняхъ сказанныхъ художниковъ. Есть сила и энергія въ этой картинѣ. Она обѣщаетъ въ г. Антинья самостоятельнаго мастера.
Еслибъ описывать всѣ прихоти художниковъ, носимыхъ своей горячей фантазіей по всѣмъ странамъ міра — изъ Фонтенбло въ Богемію, оттуда прямо въ міръ греческой миѳологіи, на самый Олимпъ, оттуда на высоты Шварцвальда, въ долины Италіи, въ Андалузію, въ Ламанчь (собственно для Донъ-Кихота), въ глубину среднихъ вѣковъ (для фигуры алхимика), въ Алжиръ (собственно для разнообразія), и т. д., еслибъ носиться за ними по всѣмъ этимъ странамъ, то у насъ вышло бы весьма-много словъ, но читатели остались бы неудовлетворенными; потому-что плоды этихъ воздушныхъ путешествій должны имѣть цѣну для однихъ непосредственныхъ зрителей; а для насъ имѣетъ смыслъ только самый фактъ этихъ путешествій: онъ доказываетъ, какъ неутомимы французскіе художники въ исканіи сюжетовъ для своихъ картинъ, и какъ по этому разнообразны ихъ произведенія. За тѣмъ, выберемъ немногое, что болѣе замѣчательно и оригинально.
Адольфъ Лелё путешествовалъ въ Африку и воротился съ картиной, изображающей Арабскаго импровизатора. Дѣйствіе происходитъ, кажется, въ Константинѣ, за городскими воротами. Импровизаторъ — негръ, съ добрымъ лицомъ, съ виду довольный собой; онъ, какъ кажется, распѣваетъ одну изъ тѣхъ безконечныхъ исторій, наполненныхъ Джинами и Пери, которыя восточные сказочники умѣютъ растягивать на такое пространство, какому позавидовалъ бы самъ Александръ Дюма. Толпа слушателей, состоящая изъ Кабиловъ, Мазабитовъ и Бискровъ, виситъ на устахъ разскащика, привязанная нитью повѣствованія. Длинная, обращенная спиной къ зрителямъ фигура, въ красномъ плащъ, вѣроятно, шейхъ какого-нибудь бѣднаго племени пустыни, слушаетъ съ глубокимъ вниманіемъ и совершеннымъ добродушіемъ; смуглый мальчикъ, который тянется изо всѣхъ силъ, чтобъ слѣдить за игрой подвижной физіономіи оратора, кажется, живой схваченъ художникомъ: такъ наивна его поза и натураленъ жестъ. Сцена хорошо сочинена, хорошо выполнена, мѣстный колоритъ переданъ вѣрно. Замѣчаютъ только недостатокъ живаго освѣщенія, какое бы шло африканской сценѣ.
Маленькое круглое полотно Эмиля Перрэна изображаетъ извѣстный анекдотъ о томъ, какъ великій Корнель собственноручно чинилъ свою обувь въ лавочкѣ башмачника. Гармонія въ цѣломъ и оконченность въ деталяхъ этой картины составляютъ несомнѣнные признаки таланта г на Перрэна. Корнель сидитъ противъ башмашника; положеніе его натурально и полно достоинства, благородная мысль просвѣчиваетъ въ чертахъ; онъ думаетъ о контрастѣ между его геніемъ и настоящимъ положеніемъ, но думаетъ безъ горечи; можетъ-быть, у него уже образовалась одна изъ тѣхъ поэтическихъ антитезъ, которыя такъ свойственны его таланту. Молодой, беззаботный работникъ прервалъ свой обѣдъ, — обстоятельство, которое, вѣроятно1 сдѣлаетъ его еще требовательнѣе въ цѣнѣ. Въ глубинѣ картины, чрезъ растворенное окно, виднѣется на улицѣ молодой щегольски-одѣтый всадникъ, который, можетъ-быть, проѣзжая мимо, увидѣлъ великаго человѣка въ лавкѣ башмашника… Эта свѣтленькая картина прекрасно понята и полна счастливыхъ подробностей.
Г. Мессонье представилъ нѣсколько маленькихъ картинъ, изъ которыхъ самая замѣчательная — Три друга. Это — тріада курильщиковъ и почитателей пива, которые вовсе не принадлежатъ къ категоріи тѣхъ отчаянныхъ сумасбродовъ, о которыхъ сказалъ Альфредъ де-Мюссе:
Qui jettent la bouteille après le premier verre
Et cassent une pipe après l’avoir fum
Нѣтъ! они спокойно удалились въ особую комнатку и потихоньку вкушаютъ блаженство дружеской бесѣды, потягивая густую струю пива и пуская синеватыя волны табачнаго дыма. Ихъ старинныя стулья такъ покойны; ихъ платье французскаго покроя такъ свыклось съ ихъ плечами и всѣми переломами туловища; ихъ чулки такъ плотно облегли тощія икры; ногамъ ихъ такъ ловко и привольно въ просторныхъ башмакахъ! Они вкушаютъ покой, довольство и вѣчно-новое наслажденіе удовлетворенной привычки, потому-что-будьте увѣрены — три друга уже двадцать лѣтъ сходятся, всегда въ одинъ и тотъ же часъ, въ эту самую комнатку и садятся за этотъ самый столъ, вылощенный ихъ собственными локтями, каждый на свое мѣсто, выпиваютъ по однажды-установленной кружкѣ и выкуриваютъ по извѣстной горсти табаку — ни больше ни меньше.
Такова-то сердечная повѣсть друзей, которую зритель угадываетъ при первомъ взглядѣ на эти три добродушныя фигуры, такія вѣрныя дѣйствительности, такія наивныя, такъ дружелюбно собравшіяся, которыя какъ-будто и не подозрѣваютъ, чтобъ что-нибудь существовало на свѣтѣ внѣ ихъ маленькой рамки!.. Вѣрность природѣ въ этой картинѣ изумительна; утверждаютъ рѣшительно, что это совершеннѣйшее произведеніе Мессонье.
Г. Шгейнгелль, выставленною имъ картиною: Утро, проводитъ зрителя въ завѣтный уголокъ молодыхъ супруговъ, ни чего о томъ но подозрѣвающихъ. На широкой постели, возлѣ которой стоитъ колыбель, лежатъ, помѣстивъ головы почти на одной подушкѣ, молоденькая женщина въ бѣломъ, совершенно-свѣжемъ ночномъ чепцѣ, и соотвѣтствующихъ лѣтъ мужчина съ современной бородкой; къ нимъ подошелъ за утреннимъ поцалуемъ ребенокъ…
Эта маленькая, мѣщански сентиментальная сцена исполнена съ очаровательной граціей. Занавѣски изъ старинной матеріи, желтой, съ краснымъ узоромъ, драпируютъ постель супруговъ и колыбель ребенка; всѣ детали — обои, мебель и пр. исполнены съ удивительной вѣрностью.
Было много художниковъ, которые усердно, съ любовію искали въ красивой семьѣ цвѣтовъ изящества и богатства красокъ; но никто и никогда не подумалъ о скромно прозябающемъ волчцѣ. Г Фовле рѣшился отмстить за обиженное растеньице, такъ горячо любимое ослами и даже бабочками, какъ замѣтилъ Альфонсъ Карръ. Въ картинѣ подъ названіемъ Цвѣты и волчецъ, г. Фовле воздалъ послѣднему должную честь: невозможно представить себѣ ничего милѣй этихъ кружевныхъ листьевъ, съ ихъ жилками, иглами, бутонами, цвѣтами въ вѣнчикахъ. Ихъ скульптурно рѣзвая форма такъ и напрашивается обвить колонки
Художники среднихъ вѣковъ замѣтили достоинства волчца: онъ занимаетъ такое же почетное мѣсто въ готической архитектурѣ, какъ акантъ въ греческой; но съ-тѣхъ поръ, бѣдный волчецъ оставался въ забвеніи, пока г. Фовле не возстановилъ доблестно его утраченную славу. Въ борьбѣ, которую онъ заставилъ его выдержать противъ розы, роза была сильно побита, и не по слабости оружія, потому-что у нея шипы исправные, но по недостатку красоты и граціи. Такимъ-образомъ, при помощи рисунка и красокъ, г. Фовле поддержалъ парадоксъ волчца, согласивъ почти всѣхъ съ мнѣніемъ клячь и ословъ.
Изображеніе животныхъ составляетъ переходъ къ ландшафтной живописи. Во главѣ художниковъ, занимающихся этимъ родомъ живописи, является мадемуазель Роза-Бонёръ. Критикъ чуть не клятвенно увѣряетъ что онъ даетъ ей это первенство ни какъ не изъ любезности; а по долгу совѣсти и согласно съ внутренимъ убѣжденіемъ. Кантальскіе быки, представленные г-жею Роза-Бонёръ, привели его въ совершенной восторгъ своей величественной красотой: спокойно пережевывая жвачку, пасутся они по скату муравчатаго холма,.опускаются на колѣни на мягкую короткую траву, уже подровненную ихъ жесткими языками.
Влажное дыханіе облило глянцемъ ихъ черныя морды, и большіе глаза, въ которыхъ знатоки въ дѣлѣ красоты Греки нашли сравненіе съ глазами сестеръ и женъ Зевеса, блестятъ, неподвижные подъ выпуклыми вѣками, или отягченныя сладкой дремотой, закрываются трепещущими рѣсницами Солнце переливаетъ тѣнями и свѣтомъ по ихъ лоснящимся, вздрагивающимъ бокамъ и украшеннымъ величавыми складками подгрудкамъ. Ни что не забыто, даже бѣлая слюна, выпавшая на серебристый мохъ изъ угла рта, вытолкнутая усерднымъ жеваньемъ. Какая истинность, какая точная наблюдательность!..
Послѣ этого уже рѣшительно нечего сказать о картинахъ, изображающихъ животныхъ, кромѣ того только, что г. Салеръ идетъ по слѣдамъ г-жи Розы-Бонёръ; но — что тутъ удивительно? кто жь бы не пошелъ по такимъ слѣдамъ.
Намъ очень бы хотѣлось больше поговорить о ландшафтной живописи; но, кажется, этому желанію не суждено исполниться. Теофилъ Готье вызвался-было вести васъ далеко отъ жилищъ людскихъ, туда, гдѣ царствуетъ одна нерукотворная природа, дѣвственная, полная жизни, гдѣ такъ свѣжо, такъ вольно…По вмѣсто всей этой великолѣпной прогулки., онъ просто прошелся по галереѣ выставки, указывая пальцемъ то на того, то на другаго пейзажиста и приговаривая: этотъ дуренъ тѣмъ-то, а этотъ тѣмъ-то; одинъ впалъ въ излишнюю правильность чуть не до геометрическаго размѣра въ деревьяхъ; другой пишетъ виды невиданныхъ странъ, забывъ, что за природой не нужно холить далеко: стоитъ выглянуть въ окно, да поманить ее съ любовью и лаской; съ ней знакомиться легко; сосредоточиваться въ себѣ она не любитъ… Нашелся, впрочемъ, одинъ, г. Лапьерръ, написавшій Ошибку, и оказавшійся безъукоризненнымъ. Ошибка представляетъ одинъ изъ тѣхъ истинныхъ пейзажей, которые имѣютъ видъ ложныхъ, не заботясь о томъ, чтобъ быть правдоподобными. Сквозь полу-обнаженный осенними вѣтрами лѣсъ, осѣненный яснымъ, холоднымъ небомъ, мелькаютъ красныя платья, охотничьи палатки и хвосты суетящихся собакъ, потому-что они потеряли слѣдъ; — въ этомъ-то и состоитъ объясненіе названія пейзажа. — Оригинально и мило!
За пейзажами, такъ не радушно встрѣченными, слѣдуетъ бѣглый перечень картинъ, составляющихъ плодъ путевыхъ впечатлѣній туристовъ. Изъ нихъ (изъ туристовъ) мы не можомъ умолчать только объ одномъ: г. Ивонъ представилъ чай въ Москвѣ на Лубянкѣ, т. е. семейство пьющее чай; да сверхъ-того, пляску русскихъ крестьянокъ, которая, какъ слышно, «a beaucoup de caractère et de fierté».
- ↑ Призма, которую употреблялъ при этихъ опытахъ г. Вартманъ, была сдѣлана изъ такого чистаго флинт-гласса, что при дѣйствіи непосредственнаго свѣта и въ туманную погоду, можно было видѣть по-крайней-мѣрѣ до 60 фрауенгоферовыхъ поперечныхъ линій. Линіи B и C въ красномъ цвѣтѣ были видны очень ясно, линія же II, и особенно слѣдующая за ней въ фіолетовомъ цвѣтѣ, видны были дурно. Опыты постоянно удавались г. Вартману въ разстояніи 6 метровъ отъ отверстія, діаметръ котораго былъ въ 1,4 миллиметра.