Замѣчанія Англичанина о Русскихъ.[править]
Въ 1810 году издана въ Лондонѣ Англійскимъ офицеромъ Серъ-Робертомъ Вилысономъ книга подъ слѣдующимъ, по Русскому переводу, названіемъ: Краткія замѣчанія о свойствѣ и составѣ Россійскаго войска, и описаніе войны, бывшей въ Польшѣ въ 1806-мъ и 1807-мъ годахъ, на 276 страницахъ, съ картами и планами. Благородномыслящій Англичанинъ, не смотря что дружественныя сношенія между Россійскимъ и Англійскимъ правительствами прекращены уже были, обнаруживаетъ ложь и клеветы нѣкоторыхъ злонамѣренныхъ писателей. Онъ смѣло говоритъ, что неблагоразумно отчуждать отъ себя дружбу великаго народа, а особливо когда войска его приобрѣли столько правъ на благодарность къ нимъ и удивленіе, безкорыстно проливая кровь свою для защиты общаго дѣла и выгодѣ. Впрочемъ выхваляя добрыя качества Русскихъ, онъ неоставилъ безъ замѣчанія и нѣкоторыхъ недостатковъ. Изъ сей превосходной книги извлечена выписка[1] на Россійскомъ языкѣ и напечатана съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы возбудить охоту въ людяхъ, имѣющихъ способность и досугъ переложить на Русской языкъ все твореніе. Здѣсь помѣщаются нѣкоторыя замѣчанія изъ выписки.
«Самыя дѣла Правительства ясно доказываютъ, какъ оно далеко отъ того, чтобъ налагать новыя цѣпи рабства; но что, напротивъ, оно всѣми мѣрами старается распространить благоразумную свободу. Съ чувствами и съ правилами, совсѣмъ противными продавцу невольниковъ, я утверждаю, что самое большое несчастіе, могущее постигнуть Россію, было бы внезапное и общее истребленье крѣностнаго права; никакое предпріятіе не могло бы возродить равныхъ бѣдствій и столь великаго негодованія. Что сдѣлалось съ больными, хворыми и престарѣлыми, еслибъ они вдругъ лишились прокормленія, (которое имъ нынѣ обязаны давать помѣщики, прибавляешь переводившій)? Чтобы сдѣлалось даже съ здоровымъ, который, не имѣя никакой собственности, нигдѣ въ скоромъ времени не нашелъ бы мѣста для своего промысла? Защитники революціи не устрашатся всѣхъ сихъ затрудненій; но человѣкѣ государственный. добрый гражданинъ, разсматривая оныя, уважитъ послѣдствія, прежде нежели приметъ всѣ сіи умствованія. Отъ многихъ знатныхъ особъ въ Россіи можно удостовѣриться, сколько людей отпущенныхъ на волю и пришедшихъ въ старость просятъ убѣжища у своихъ прежнихъ помѣщиковъ…»
"Храбрость Русскихъ въ полѣ безпримѣрна. Но движенія ихъ войска, не соотвѣтствующія Русскимъ правиламъ войны и тактикѣ Суворова, даютъ предпріимчивому и даже слабѣйшему неприятелю всѣ выгоды, происходящія отъ разстройства свойственнаго имъ военнаго порядка; самое трудное дѣло для человѣческаго ума (въ 1807 году) состояло въ томѣ, чтобъ управлять Русскими во время отступленія.
"Когда Генералѣ Беннигсенъ, стараясь избѣгнуть нападенія непріятеля, ретировался отъ Янкова во время темныхѣ ночей Польской зимы; то не смотря на превосходство французскихъ силъ, простиравшихся до 90 тысячъ человѣкѣ, негодованіе Русскихъ солдатѣ было столь дерзко, требованіе сраженія столь Сильно и неотступно и начавшійся отъ того безпорядокъ сдѣлался столь великъ, что Генералѣ Беннигсенъ принужденъ былъ обѣщать исполнишь ихъ требованіе..
«Русскій, приученный съ самыхъ молодыхъ лѣтъ считать Русскихъ за народъ первый въ свѣтѣ, почитаетъ самаго себя членомъ необходимо нужнымъ въ составѣ непреоборимаго Государства. Суворовъ зналъ сей образъ мыслей, и пользуясь онымъ, достигалъ съ самыми малыми способами блистательнѣйшихъ успѣховъ; и хотя онъ менѣе дорожилъ человѣческою кровью, чѣмъ его предшественники, но солдатами былъ любимъ какъ отецъ; и народная гордость, равно и личное къ нему удивленіе столь много его возвеличили; что Суворовъ понынѣ признается божествомъ, присутствующимъ при ихъ сраженіяхъ[2]. Извѣстный составъ его арміи, малозначущее число солдатъ ея, внутреннія препятствія всегда ему встрѣчавшіяся, въ самомъ дѣлѣ возвышая достоинство подвиговъ его, даютъ ему все право на имя первѣйшаго военачальника, какой когда либо существовалъ въ свѣтѣ».
"Высоко цѣнить свою землю свойственна Русскому офицеру, какъ и солдату. Онъ досадуетъ, если въ счетѣ оной дѣлается какое; либо замѣчаніе, или разсказывается происшествіе, которое по его мнѣнію уменьшаетъ достоинство его Отечества.
"Нѣкогда Англійскій офицеръ, удивляясь выраженію Русскаго Генерала, воскликнулъ въ восторгѣ, что чувство его есть Римское. А что такое Римское чувство, спросилъ Генералъ? Но поелику онъ былъ человѣкъ весьма хорошо воспитанный, то Англичанинъ не могъ предполагать, чтобъ онъ не понималъ силы сего выраженія; однакожъ съ замѣшательствомъ началъ было толковать оное. Нѣтъ, любезный Другъ! прервалъ Генералъ его толкованіе: я знаю силу твоего уподобленія; но для чего намъ въ примѣръ приводить Римъ и недовольствоваться Россію, сказавъ просто — что это русское чувство. Въ любви къ Отечеству мы не уступаемъ ни древнимъ, ни новѣйшимъ народамъ, и лучше поймемъ тебя, если ты скажешь, что сіе чувство достойно Русскаго народа, ибо такое чувствованіе намъ природно и съ нами неразлучно; оно не подражаніе. — Многимъ бы людямъ рѣчь сія была неприлична; но въ устахъ Графа Остермана она была истинными изображеніемъ его характера и поведенія….
«Высшіе воинскіе чиновники щедры, благосклонны, ласковы, честны въ ихъ поведеніи и весьма откровенны; хорошо и скоро говорятъ многими языками, а особливо пофранцузски; но они не довольны тѣмъ, что сей послѣдній языкѣ часто у потребляютъ въ походѣ и даже при Дворѣ. Когда одинъ Англичанинъ смѣялся надъ никоторыми ошибками своего товарища, говорившаго пофранцузски: то Графъ Остерманъ защищалъ его въ большомъ обществѣ, которое было одного съ нимъ мнѣнія, замѣчая, что для каждаго народа похвальнѣе знать иностранной языкъ только до того чтобы умѣть объяснишься на немъ, или говорить имъ обыкновенныя учтивости; но гораздо предосудительнѣе говоришь имъ чисто единственно для того, чтобы смѣяться надъ незнающими всѣхъ отличныхъ свойствъ чужаго языка; и что ему, какъ Россіянину, стыдно и досадно видѣть, что, теперь Французской языкѣ столько уважается, что его скоро предпочитать будутъ даже и природному языку.»
«Воинскія достоинства козаковъ также отличительны какъ и всего Русскаго народа; но наслѣдственный навыкъ къ войнѣ, а можетъ быть и врожденное дарованіе къ оной, умножаетъ и изощряетъ ихъ понятія и способности. По теченію звѣздъ, по направленію вѣтровъ, посредствомъ соображенія самыхъ остроумныхъ наблюденій, козакъ проходитъ чрезъ незнакомыя ему земли и чрезъ непроходимые лѣса достигаетъ своего назначенія, преслѣдуя неприятеля съ такою же точностію и упорствомъ, какъ гончій песъ преслѣдуетъ зайца. Ничто не можетъ избѣжать его дѣятельности, сокрыться отъ его проницанія и обмануть его бдительность. Неумолимый гнѣвъ Начальства и вѣчное безчестіе навлекаетъ на себя козакъ, который небрежностію своею содѣйствовалъ успѣху неприятеля. — Вооруженный копьемъ, пистолетомъ и саблею, козакъ никогда не боится соперника въ единоборствѣ; а въ послѣднюю войну нападеніе козаковъ на всякую конницу даже въ чистомъ полѣ было непреодолимо. Страху предшествовалъ ихъ натиску. Напрасно военное искусство старается противупоставить направленнымъ ихъ копьямъ какую либо преграду.»
"Между простыми козаками часто встрѣчаются люди рыцарскаго духа и исполненные чувства чести: многіе изъ нихъ могли бы быть украшеніемъ даже рыцарскаго вѣка и были бы достойны памяти въ потомствѣ по ихъ знаменитымъ подвигамъ вѣрности и мужества.
Когда одинъ Англійской офицеръ смотрѣлъ въ зрительную трубу на отступленіе Маршала Нея изъ Гутштата; то непріятель, завидя его киверъ и телескопъ, навелъ на него пушку; первое ядро попало въ грязь близь ногъ лошади и только забрызгало ее и офицера; второй выстрѣлъ былъ столько же мѣтокъ. Тутъ провожавшій сего офицера козакъ прискакалъ къ нему съ сердитымъ лицемъ, и указывая на его киверъ, просилъ его надѣть вмѣсто кивера козачью шапку; но когда офицеръ на это не согласился, то козакъ хотѣлъ сорвать съ его головы киверъ и вмѣсто его насильно надѣть свою шапку. Во время сего спора ружейные выстрѣлы непріятеля испугали лошадей, и они разъѣхались въ разныя стороны. Послѣ того, когда Атаманѣ съ притворнымъ гнѣвомъ выговаривалъ козаку за его неучтивость; то козакъ на сей выговорѣ отвѣчалъ: «Я видѣлъ, какъ неприятель наводилъ пушку на Англійскаго офицера, примѣтивъ его по киверу и перу; — вы приказали мнѣ беречь его, я зналъ, что нашей братьи козаковъ у васъ много, а чужихъ только одинъ человѣкъ; и такъ я подумалъ отвести отъ него бѣду на свою голову, дабы послѣ вамъ и всѣмъ козакамъ нашимъ не тужить, что гость погибъ въ нашей службѣ.»
Уилсон Р. Т. Замечания англичанина о русских / [Из кн. сэра Роберта Вильсона «Brief remarks on the character and composition of the Russian army, and a sketch of the campaigns in Poland in the years 1806 and 1807…»] // Вестн. Европы. — 1812. — Ч. 65, № 18. — С. 135—141.
- ↑ Выписка изъ книги: Краткія замѣчанія о свойствѣ и проч. С. Петербургѣ. Въ тип. Императорскаго Театра 1812. 27 страницъ въ 8ю долю.
- ↑ „Пусть всякой помнитъ Суворова: онъ научалъ сносить голодъ и холодъ, когда дѣло шло о побѣдѣ и о славѣ Русскаго народа“ — такъ взывалъ къ побѣдоноснымъ арміямъ Свѣтлѣйшій Князь, истребитель Наполеоновыхъ полчищъ. Приказъ 29 Ок. Изд.