«У насъ неслыханное дcло, (говоритъ Виллеменъ въ превосходномъ предувѣдомленіи, находящемся при его переводѣ Школы злословія), чтобы одинъ человѣкъ былъ поперемѣ.нно, а иногда и на одно и тоже время, Комикомъ и начальникомъ Парламентской оппозиціи, Директоромъ Театра и Государственнымъ Министромъ. Одинъ только Министръ нашъ былъ драматическимъ Писателемъ — Кардиналъ Ришелье, да и тотъ издавалъ свои піесы не подъ своимъ именемъ, и притомъ сочинялъ ихъ, большею частію, посредствомъ своихъ Секретарей Поэтовъ. Но ни одинъ Комикъ не сдѣлался еще у насъ Министромъ. Въ Англіи, это случалось нѣсколько разъ, и сіе явленіе кажется тамъ очень обыкновеннымъ.»
Должно думать, что не далеко отъ насъ то время, когда и во Франціи это не будетъ казаться дивомъ. Благодари Бога и успѣхи человѣческаго разума, теперь уже не думаютъ, чтобы Інінерати|п" не могъ быть человѣкомъ Государственнымъ[1].
Но займемся Шериданомъ и новымъ его Біографамъ — Томасомъ Муромъ. Школа злословія — лучшее титло перваго на литературную славу. Вторый, котораго въ Англіи почитаютъ однимъ изъ лучшихъ Поэтовъ нашего времени, извѣстенъ большей части нашихъ соотечественниковъ (т. е. Французовъ) только по своей Поэмѣ Любовь Ангеловъ.[2]
Англичане сами признаются, что въ описаніи жизни Шеридана Томасъ Муръ слишкомъ расточителенъ на метафоры и піитическія изображенія. Въ его описаніи такое множество фигуръ и сравненій, что онъ конечно наскучили бы читателю, если бы Переводчикъ, Г. Паризо, не взялъ смѣлости отбросить большую ихъ часть.
Въ Запискахъ сихъ находится множество любопытныхъ подробностей и занимательныхъ анекдотовъ, касающихся до Театра и Политики: книга сія должна также нравиться читателямъ всѣхъ націй, какъ и Англичанамъ.
Двѣ кровопролитныя дуэли, которыхъ необыкновенныя обстоятельства плодовито описаны Т. Муромъ, были первыми примѣчательными происшествіями въ молодости Шеридана. Онъ, съ оружіемъ въ рукахъ, оспаривалъ обладаніе прелестной пѣвицы, Миссъ Лейилей, на которой послѣ женился и пріѣхалъ съ нею во Францію. Отецъ Шеридана, содержатель Театра и актеръ превосходный, успѣшно состязавшійся съ знаменитымъ Гаррикомъ не оставилъ ему никакого состоянія. Онъ долго жилъ только тѣмъ, что печаталъ въ журналахъ разныя статейки, но не смотря на свою бѣдность, предавался безъ мѣры склонности своей къ роскоши и расточительности, и потому входилъ въ долги.
Жена его рѣшилась наконецъ давать концерты, а Шериданъ занялся сочиненіемъ театральныхъ піесъ. Вскорѣ послѣ того Гаррикъ уступилъ ему управленіе Дрюри-ленскаго Театра. Фортуна, которая долго была къ нему жестокою, начала ему улыбаться, и въ душѣ его родилось благородное желаніе служить отечеству. Онъ явился въ Нижней Палатѣ Парламента, и въ 1783 году сдѣланъ быль Секретаремъ Казначейства.
Вступивъ на поприще политики, на коемъ отличался въ продолженіе двадцати пяти лѣтъ, Шериданъ не такъ уже заботился объ удовольствіяхъ народа, но занимался правами его. Онъ, однакожъ, все еще былъ Директоромъ Дрюриленскаго Театра, и привязанность его къ занятіямъ Литературою умножалась, кажется, съ лѣтами.
Онъ уже былъ обремененъ долгами, когда, въ 1809 году, сгорѣть Дрюриленскій Театръ. "Вечеромъ 24 Февраля, " говоритъ Т. Муръ: «въ то время, какъ Нижняя Палата разсматривала предложеніе Г. Понсонбея объ Испанской войнѣ и Шериданъ хотѣлъ говоритъ, въ залѣ собранія вдругъ разлился чрезвычайный свѣтъ. Разсужденія были прерваны, и тогда узнали, что горишь Дрюри-ленскій Театръ; тотчасъ предложили отсрочить разсматриваніе дѣла до другаго времени, но Шериданъ сказалъ, съ величайшимъ спокойствіемъ, что какъ бы ни было велико частное бѣдствіе, оно никогда не должно останавливать разсужденія о дѣлахъ Государственныхъ. По окончаніи засѣданія, онъ побѣжалъ въ Дрюри-ленъ, и стоя на площади, смотрѣлъ съ твердостію души, поразившею всѣхъ присутствовавшихъ, на уничтоженіе своей собственности.»
Увѣряли, что въ кофеиномъ домѣ de la Piazza, гдѣ онъ по время пожара лакомился, подошелъ къ нему одинъ изъ его знакомыхъ и удивлялся философскому равнодушію, съ которымъ переносилъ онъ свое несчастіе, а безпечный Шериданъ отвѣчалъ: "Мнѣ кажется, что всякой воленъ выпить рюмку вина, грѣясь у своего огонька? Англійскіе журналы утверждали, что этотъ анекдотъ несправедливъ.
Какъ бы то ни было, Дрюри-ленскій пожаръ совершенно разорилъ Шеридана, котораго дѣла давно уже были въ дурномъ положеніи. Съ пустымъ кошелькомъ и съ умомъ, растроеннымъ отъ излишняго употребленія горячихъ напитковъ, онъ оставленъ былъ и тѣми, на коихъ имѣлъ полное право надѣяться, и которые были обязаны ему благодарностію. Шериданъ, блестящій Ораторъ и отличный Писатель, подвергся всѣмъ ужасамъ нищеты. Не задолго передъ смертію, полицейскій служитель хотѣлъ его въ одномъ одѣялѣ помещенъ въ тюрьму, но Докторъ Бель вырвалъ его изъ рукъ этого безжалостнаго человѣка. Шериданъ умеръ шестидесяти пяти лѣтъ, 7 Іюля 1816 года. Онъ погребенъ въ Вестминстерѣ.
Знатнѣйшія особы въ Англіи, покинувшія его въ несчастіи, почли долгомъ присутствовать при его погребеніи. Это заставило одного изъ нашихъ соотечественниковъ сказать весьма справедливо «что Литераторамъ надобно жить во Франціи, а умирать въ Англіи.»
Анекдотъ, заимствованный нами изъ Записокъ Маркграфини Аншпахской, еще болѣе покажетъ оригинальный умъ этого страннаго человѣка.
«Во время ужаснѣйшаго своего безденежья, Шериданъ вздумалъ позвать, къ себѣ обѣдать нѣкоторыхъ изъ друзей своихъ, и въ томъ числѣ нѣсколькихъ Лордовъ оппозиціи; но осмотрѣвъ свой погребъ, нашелъ въ немъ совершенное запустѣніе. Онъ много былъ долженъ Шалье, богатому винопродавцу, который уже два года ничего не отпускалъ ему въ долгъ. Однако жъ все таки лучше было обратишься къ нему, нежели къ кому другому; надобно было только искусно провести его. Шериданъ выдумалъ слѣдующую хитрость. Въ назначенный для обѣда день, онъ послалъ за Шалье и сказалъ ему, что такъ какъ у него теперь случились, деньги, то онъ хочетъ уплатить счетъ свой. Шалье былъ въ восхищеніи, но не принести съ собой счета, отправился раннимъ домой. Только что Шалье подходитъ къ дверямъ, Шериданъ его ворочаетъ, какъ будто бы что-то вспомнилъ, и говоритъ ему: „Кстати, Шалье, приходите ко мнѣ сегодня обѣдать; я васъ познакомлю съ нѣкоторыми изъ моихъ пріятелей; всѣ они имѣютъ большой вѣсъ въ обѣихъ Палатахъ Парламента.“ Шалье, любившій большой свѣтъ, и надѣявшійся, можетъ быть, что этотъ случай доставишь ему многихъ покупщиковъ, обѣщалъ непремѣнно возвратиться къ обѣду. Дома онъ объявилъ, что обѣдаетъ у Г. Шеридана, и вѣроятно, долго тамъ пробудетъ. Шериданъ же сказалъ ему, что обѣдать будутъ въ шесть часовъ, но чтобы онъ приходилъ въ пять, для того, что ему нужно поговорить съ нимъ. Какъ скоро онъ пришелъ, Шериданъ послалъ къ его прикащику человѣка, и велѣлъ сказать, что такъ какъ Г. Шалье у него обѣдаетъ, то чтобы онъ прислалъ сей часъ три дюжины бутылокъ Бургонскаго, двѣ дюжины Бордо, двѣ дюжины Портвейна и дюжину стараго Реинвейна. Прикащикъ, зная, что хозяинъ его обѣдаетъ у Шеридана, подумалъ, что это дѣлается съ его позволенія, и потому тотчасъ прислалъ все требуемое. Послѣ обѣда гости единогласно хвалили прекрасное вино Г. Шеридана и спрашивали имя продавца, у котораго онъ бралъ его. Шериданъ, показывая Шалье, сказалъ имъ: „Вотъ пріятель, который доставилъ мнѣ вино, и я очень радъ, что могу намъ рекомендовать его.“ На другой день Шалье узналъ о хитрости Шеридана, но врядъ ли доволенъ былъ его шуткою.»
Въ молодости Шериданъ съигралъ не одну такую штуку, и чтобы создать роль Карла въ Школѣ злословія ему, какъ видно, нужно было только вспомнить прежнія свои шалости.