За полгода и чрезъ полгода *).
[править]- ) Въ этой статьѣ изображено весьма удачно, какими низкими и своекорыстными правилами руководствуются нынѣшніе почитатели Бонапарта во Франціи.
Я привыкъ всякой годъ проводить Сентябрь мѣсяцъ въ деревнѣ. Въ прошломъ году я пробылъ это время въ замкѣ Бельривъ, коего помѣщикъ, не смотря на то, что разбогатѣлъ, остался моимъ другомъ. Въ тоже время посѣтили его нѣкоторые изъ родственниковъ; всѣ они находились въ величайшемъ смущеніи. Лишенные имущества, огорченные въ сердцѣ, всѣ они осыпали проклятіями правителя Государства и охуждали его поступки; приводя на память всѣ бѣдствія, коими гибельное его честолюбіе обременило Францію они ревностно желали, чтобъ небесный Промыслъ наконецъ обратилъ взоръ свой на дѣла сего міра, которыя какъ казалось, столь долгое время были имъ забыты.
Между тѣми, которые болѣе всего оказывали свою ненависть къ тирану, находился Г. Лейри. У него не за долго предъ тѣмъ взяли послѣдняго сына, въ учрежденную вновь почетную гвардію; всѣ его сыновья постепенно должны были поступать въ армію, въ которой кончили жизнь. Одинъ изъ нихъ палъ въ Египтѣ Подпорутчикомъ; вторый, служа Капитаномъ въ кавалеріи, погибъ на сраженіи въ Испаніи; а третій, начальникъ Батальона, будучи раненъ въ Россіи, умеръ въ плѣну въ Калугѣ. Ничто не могло сравниться съ печалію нещастнаго отца, который, по своему мнѣнію, на вѣки простился и съ четвертымъ сыномъ. Мы прилагали всякое стараніе нѣсколько его успокоить, подавая ему надежду, которой сами не имѣли.
Съ меншимъ огорченіемъ нежели Г. Лейри, но проклиная подобно какъ и онъ опустошительную систему Наполеона, Госпожа Жерманси, двоюродная его сестра, съ ужасомъ предвидѣла наступающую минуту, въ которую надлежало ей выдашь за мужъ единственную свою дочь. Ни одинъ изъ жениховъ, которые за ней сватались, не могъ успокоить сей заботливой и нѣжной матери. Она опасалась равномѣрно и нещастной славы и оборотовъ торговли. Она столь же мало рѣшалась избрать зятемъ своимъ военнаго чиновника, который умретъ на полѣ славы чрезъ мѣсяцъ послѣ свадьбы, сколько и купца, который обанкрутится въ первый годъ женидьбы. «Судя по поспѣшности, съ какою похищаютъ нашихъ молодыхъ людей, вскорѣ никого не останется, за кого можнобъ было выдать дочерей своихъ, говорила Госпожа Жерманси съ выраженіемъ печали, которое приводило въ задумчивость ея дочь, a присутствующихъ заставляло улыбаться.
Г. Клеманъ, высокій и статный молодой человѣкъ, который по склонности своей занимался торговлею, не преставалъ жаловаться на худый успѣхъ въ дѣлахъ и жалѣть о томъ, что нельзя капиталовъ своихъ пускать въ обороты. Война, говорилъ онъ, останавливаетъ всякое торговое предпріятіе. Онъ обнаруживалъ къ ней негодованіе, которое доказывало великую его склонность къ миру. Мы собирались всякой вечеръ въ залѣ замка и сообщали другъ другу содержаніе новостей, собранныхъ нами съ прилежаніемъ въ продолженіе дня. Можно себѣ легко представить, что онъ не могли уменшить неудовольствія, или истребить ненависти, которую всѣ питали скрытно къ. Бонапарту. — Онъ уподоблялся въ семь случаѣ тиранамъ, представляемымъ въ Монодрамѣ, на которыхъ смотрятъ съ трепетомъ, когда они входятъ на сцену, поносятъ, говоря въ сторону, и дѣлаютъ угрозы, коль скоро они скроются.
Одинъ только хозяинъ замка, коего племянникъ недавно былъ сдѣланъ дивизіоннымъ Генераломъ, съ мужествомъ держался стороны Правительства. По мнѣнію Г. Дюперре, необходимость оправдывала всѣ дѣянія Бонапарта; онъ называлъ занятіе Испаніи великою политическою мѣрою; походъ въ Россію смѣлымъ вымысломъ, a побѣгъ изъ Москвы обдуманною ретирадою. Что касается до меня, я находилъ его мнѣнія слишкомъ отважными, однакожъ не смѣлъ ему противурѣчить; уваженіе его казалось столь сильно, что я почиталъ невозможностію, чтобъ оно когда либо поколебалось и по моему мнѣнію, ему надлежало умереть въ своей мечтѣ.
Всѣ находились въ семъ расположеніи духа, когда я оставилъ замокъ, чтобъ возвратиться въ Парижъ. Происшествія слѣдовали одно за другимъ съ такою быстротою, что менѣе нежели въ годичное время произвели перемѣны, безпримѣрныя въ лѣтописяхъ міра. Законный Государь, призванный подданными, возвратился для принятія вѣнца, прославленнаго Королями, предками его. Миръ, изгнанный на столь долгое время изъ нѣдръ Европы, вмѣстѣ съ нимъ возсѣлъ на тронъ Франціи, и одинъ человѣкъ въ продолженіе одного дня, положилъ конецъ волненію народовъ, распрямъ царей, и горести семействъ!…
Съ великимъ нетерпѣніемъ ожидалъ я приближенія того времени, въ которое по обыкновенію ѣздилъ въ деревню. Я твердо рѣшился отправиться туда и въ семъ году, чтобъ утѣшить бѣднаго моего друга Дюперре и раздѣлить радость съ его родственниками.
Въ первыхъ числахъ Сентября мѣсяца я отправился въ замокъ Бельривъ. Г. Дюперре встрѣтилъ меня съ радостію и пригласилъ прогуляться съ нимъ въ саду прежде нежели войду въ замокъ. Удивясь его веселости тогда, какъ думалъ застатъ его погруженнаго въ печаль, я не могъ воздержаться отъ ужасныхъ мечтаній, полагая, что другъ мой, можетъ быть получитъ дурныя извѣстія о жителѣ острова Эльбы. И такъ, сказалъ я ему дрожащимъ голосомъ, вашъ герой худо оправдалъ уваженіе ваше. Бонапарте…
Не говорите мнѣ болѣе объ немъ, отвѣчалъ онъ; это тиранъ, котораго я всегда ужасался. — „Мнѣ казалось, что вы его нѣкогда хвалили“… — Одну только его дерзость. „Вы почитали успѣхи его“… Преступленіями. — „Возшествіе его на престолъ.“ Наказаніемъ небеснымъ» — Я васъ увѣряю, любезной Дюперре, что въ Октябрѣ мѣсяцѣ прошлаго года вы мнѣ представляли Испанскія дѣла…" — Какъ измѣну. — «Сѣверную войну?» — Какъ дурачество. — «Побѣгъ изъ Москвы?» — Какъ первое наказаніе виновнаго. Я въ самомъ дѣлѣ находилъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ достоинство въ семъ человѣкѣ; онъ умѣлъ узнавать и награждать людей достойныхъ; онъ далъ крестъ почетнаго легіона моему сыну, который между тѣмъ его ненавидѣлъ, и весьма естественно… онъ слѣдовалъ чувствамъ своего отца!… Чтожъ касается до меня… я никогда не имѣлъ причины его хвалить: хотя онъ мнѣ и прислалъ орденъ соединенія, но онъ былъ принужденъ къ тому общимъ голосованіемъ публики… и сверхъ того онъ соблюдалъ такимъ образомъ болѣе собственную свою пользу нежели мою… Онъ поступилъ безчеловѣчно съ моимъ племянникомь; повѣртители вы, что отказавшись отъ Правленія, онъ его лишилъ половины того, что даровалъ ему? — Я никогда не могъ вамъ говорить въ пользу такого человѣка…. Я былъ благоразуменъ въ своихъ выраженіяхъ; потому что въ его правленіе полиція повсюду разставляла свои сѣти, но въ душѣ никто объ немъ не думалъ хуже моего. — Желательно, чтобъ всякой могъ читать, что происходитъ въ глубинѣ человѣческой души! — «Безъ сомнѣнія!» — Но дѣло не въ томъ; я радъ, что васъ вижу, ибо имѣю въ васъ надобность, для возстановленія спокойствія въ моемъ семействѣ, которое никакъ не соглашается съ моими правилами. — «Что вы говорите?» — Да! родственники мои не оставляли замка, но что вы подумаете, любезной другъ, есть ли я васъ долженъ предварить, что они жалѣютъ о потерѣ власти тиранской? — Человѣческое сердце наполнено такими противурѣчіями. Г. Лейри получилъ письмо отъ своего сына, который уволенъ и долженъ на дняхъ прибыть сюда; онъ въ отчаяніи. — "Какъ! въ отчаяніи увидѣться съ сыномъ, онъ, который столько грустилъ при отъѣздѣ? — Племянникъ мой прежде не могъ дождаться мира, а теперь сердится, что война прекратилась. «Возможно ли?» — Госпожа Жерманси раскаевается что пропустила время, когда могла выдать свою дочь за офицера, послѣ котораго она могла овдовѣть, не бывъ еще матерью. — «Эти люди заставятъ меня съ ума сойти!» — Говоря такимъ образомъ Г Дюперре привелъ меня въ замокъ. Когда мы въ него вошли Г. Лейри держалъ еще въ рукахъ письмо своего сына; я его поздравилъ съ обратнымъ его пріѣздомъ… Ахъ, Государь мой! сказалъ онъ мнѣ, напротивъ жалѣйте обо мнѣ; я объ этомъ сынѣ болѣе ужъ не думалъ! Куда мнѣ съ нимъ дѣться? Щастіе его погибло… «Да развѣ не противъ своей непротивъ вашей воли онъ вступилъ въ службу?» — Конечно такъ, но дѣло уже сдѣлано, я думалъ, что при помощи моихъ связей и щастливаго случая, онъ могъ бы продолжать свой путь, какъ и всякой другой. Вѣдь одинъ изъ его умершихъ братьевъ былъ уже батальоннымъ Начальникомъ! — «Тѣмъ болѣе вы имѣете причины радоваться, что онъ избѣжитъ подобнаго нещастія.» — Говорите, что хотите, а все таки пріятно имѣть въ своемъ семействѣ знатнаго военнаго чиновника. — «Конечно такъ, прервала Госпожа Жерманси; и вотъ дочь моя лишена этаго щастія. Прежде, по крайней мѣрѣ можно было выходить въ замужство за Генераловъ и Полковниковъ, Статскихъ Совѣтниковъ, a преимущественно за Аудиторовъ. Я знаю, что за сими Господами вообще не всегда жены были щастливы, но имя и знаніе ихъ льстили гордости и самолюбію, a это наслажденіе чего нибудь стоитъ. Сверхъ того можно было начать тѣмъ, что выйдешь за Капитана и овдовѣешь, a отъ вдовства до вдовства непримѣтно дойдешь до дивизіоннаго Генерала. Такія перемѣны неоспоримо имѣютъ свои достоинства… Нынѣ, надобно будетъ провести всю жизнь съ первымъ мужемъ, котораго выберешь… Ахъ, сказала Госпожа Жерманси, вздыхая, путь честолюбія отнынѣ закрытъ женщинамъ!» — Я ей представилъ что по этой системѣ восхожденія женщины могутъ пріобрѣтать щастіе только на щетъ своихъ мужей, Она оставалась при своемъ, находя, что это весьма естественно и жалуясь на варварство вѣка, въ которомъ легко случиться можетъ, что женщина умретъ не бывши вдовою. Дочь ея, казалось, не была одного съ нею мнѣнія; мнѣ послышалось, что она сказала въ полголоса: по крайней мѣрѣ мнѣ предоставленъ выборъ, зато всегда приносятъ удовольствіе женщинѣ.
Могутъ ли всѣ почести замѣнить богатство? сказалъ Г. Клеманъ: во время семнадцати или восемнадцати перемѣнъ, которыя мы имѣли въ правительставѣ и пріобрѣталъ и опять лишался своего имѣнія съ такою легкостію, которой отнынѣ не будетъ…. Великія нещастія производятъ великія жертвы. Помѣщики и купцы вдавались въ предпріятія, которыя часто поглощали все ихъ имѣніе и для которыхъ они занимали деньги по 15 и 20 процентовъ. увы! теперь торговлю будутъ вести попросту, нельзя будетъ удвоить своего имѣнія нещастнымъ банкрутомъ; кто захочетъ нажить имѣніе, долженъ будетъ итти по битой дорогѣ; естьлижъ изберетъ кривую, то на половинѣ ея встрѣтитъ правосудіе… Истинная торговля рушилась. — «Правда, сударь, сущая правда сказалъ садовникъ Г. Дюперре, который пришелъ донести своему Господину, что его спрашиваютъ… Нѣтъ больше торгу, и я разорился!» — Разорился, спросилъ съ живымъ участіемъ Г. Лейри. — «Конечно такъ, сударь, уничтоженіе конскрипціи меня погубило.» — Какимъ образомъ, Яковъ? Это уничтоженіе составляетъ благополучіе десяти миліоновъ семействъ… «Но меня дѣлаетъ нещастнымъ.» — Говори яснѣе. — «Вы знаете, сударь, что мнѣ удалось продать старшаго сына за двѣ тысячи ефимковъ, чтобъ онъ занялъ мѣсто Мерова-сына. Я продалъ его за безцѣнокъ, парень былъ славной! Втораго уступилъ я вашему племяннику за десять тысячь франковъ. У меня оставалось еще три здоровыхъ мальчика, которые и ростомъ и всѣмъ годились въ рекруты. Я воспиталъ ихъ, какъ должно, на службу, a теперь… Надобно же, чтобъ такъ случилось. — Вотъ они остались y меня на шеѣ. A при Бонапартѣ они принесли бы мнѣ каждый по крайней мѣрѣ по 15.000 франковъ. Ахъ, сударь, трудно, трудно лишиться своего имѣнія!» Разсужденіе Якова сдѣлало во всѣхъ внезапное и глубокое впечатлѣніе, котораго бы я вѣрно не произвелъ своими примѣчаніями. Всякъ устыдился въ сердцѣ, что жалѣлъ о правительствѣ, при которомъ ожесточеніе нравовъ дошло до такой степени, что отецъ не стыдясь воспитывалъ сыновей своихъ для того только, чтобъ ихъ продать на убой!…
Молодой Лейри, прибывшій на другой день, былъ принять отцомъ своимъ съ сердечною радостію, и Госпожа Жерманси обѣщала своей дочери выдать ее замужъ до истеченія года, не принуждая ея склонностей. — Храброй воинъ смотрѣлъ на нее такъ умильно, a она отвѣчала ему такъ робко — что я думаю, обѣщаніе матери теперь ужь исполнено!