ЗЕРКАЛЬНЫЯ СТЕКЛА.
[править]Два джентльмена занимали со мною вагонъ, въ которомъ я отправился, въ одинъ ненастный декабрьскій день, по блекуальской желѣзной дорогѣ, въ Гревесендъ. Одинъ, въ очкахъ, читалъ маленькое карманное изданіе своего любимаго автора. Ни одного звука не слетало съ его губъ; однако его нижняя скула и его свободная рука шевелились съ торжественностью оратора, произносящаго поразительно-благозвучные періоды. Внезапно его восторгъ разразился шумнымъ закрытіемъ книги и восторженнымъ обращеніемъ къ намъ съ похвалою сочиненій доктора Самуеля Джонсона.
— Что, напримѣръ, можетъ быть лучше, господа, его разсказа о началѣ стекольнаго производства, въ которомъ даже я, торговецъ солонины, нахожу особенный интересъ. Позвольте мнѣ прочесть вамъ этотъ отрывокъ!
— Но шумъ машины?
— Сэръ, я въ состояніи заглушить его!
Голосъ, какимъ были сказаны эти слова, убѣдили насъ въ справедливости ихъ. У Джентльмена былъ, дѣйствительно, оглушительный голосъ, несмотря на весьма умѣренный ростъ его. Когда онъ снова открылъ книгу и началъ читать, слова раздирали уши, какъ-будто ими стрѣляли изъ пушки. Чтобы добавить эффектъ округленныхъ періодовъ своего автора, онъ размахивалъ рукою, при каждомъ предложеніи бѣшено разсѣкая воздухъ.
— Кто, читалъ онъ, — увидѣвъ въ первый разъ песокъ и золу, слитые случайною силою огня въ массу грубую, неровную и нечистую, кто могъ вообразить, что въ этомъ безобразномъ кускѣ было сокрыто столько удобствъ жизни, которыя въ-послѣдствіи составили значительную часть благополучія міра? Такое случайное соединеніе научило человѣчество получать вещество твердое и вмѣстѣ прозрачное, которое можетъ пропускать солнечный свѣтъ и преграждать силу вѣтра, которое можетъ простирать взоръ философа до новыхъ міровъ и очаровывать его въ одно время безпредѣльнымъ протяженіемъ матеріяльнаго созданія, а въ другое безконечною зависимостью животной жизни; и что еще важнѣе, можетъ исправлять недостатки природы я доставлять старости вспомогательное зрѣніе. Первый изобрѣтатель стекла сдѣлался безсознательно благодѣтелемъ рода человѣческаго! Онъ облегчилъ и продолжилъ пользованіе свѣтомъ, расширилъ область науки…. съ помощію стекла человѣкъ достигаетъ взоромъ до громаднѣйшихъ и отдаленнѣйшихъ міровъ; съ помощію стекла мельчайшая былинка принимаетъ значеніе въ глазахъ его…. Стекло….
— Блекуаль, джентльмены! Блскуаль, леди! Пароходъ въ Гревесендъ!
Намъ, безъ сомнѣнія, пришлось бы выслушать конецъ девятаго нумера «Прогуливающагося» (въ которомъ помѣщенъ предъидущій отрывокъ), еслибы не это возвѣщеніе.
— Одного тутъ я не понимаю, однако, сказалъ маленькій джентльменъ громовымъ голосомъ, когда мы шли съ платформы къ плотинѣ, что хочетъ сказать знаменитый писатель словами случайное соединеніе песка съ золою? Развѣ случай открылъ стекло?
Къ-счастію, лучъ школьныхъ классиковъ озарилъ уголъ нашей памяти, и мы разсказали извѣстную исторію Плинія, какъ одни финикійскіе купцы, везшіе селитру къ устью рѣки Белы, вышли на берегъ, и положили нѣсколько кусковъ своею груза подъ котлы, чтобы варить себѣ пищу; какъ жаръ огня расплавилъ селитру, которая разлилась по песку на берегу. Повара, найдя, что это соединеніе произвело прозрачное вещество, открыли искусство дѣланія стекла.
— Это, сказалъ намъ другой спутникъ, придерживая свою шляпу, чтобы не унесъ со вѣтеръ съ гревесендскаго парохода (который долженъ былъ отправиться черезъ десять минутъ), было главною сказкою всѣхъ писавшихъ объ этомъ предметѣ, отъ Плинія до Юра; но серъ Гардинеръ Вилкинсонъ сдѣлалъ невозможнымъ для будущихъ писателей ея повтореніе. Этотъ неутомимый посѣтитель египетскихъ катакомбъ открылъ подробныя представленія раздуванія стекла, нарисованныя на гробницахъ времени Орсиртазина перваго, почти за тысячу-шестьсотъ лѣтъ до событія, разсказаннаго Плиніемъ. Дѣйствительно, стеклянное ожерелье съ именемъ короля, жившаго за тысячу пятьсотъ лѣта" до Рождества Христа, было найдено въ другой гробницѣ капитаномъ Гепвесмъ; удѣльная тяжесть того стекла совершенно одинакова съ тяжестью англійскаго бѣлаго стекла.
— Вамъ, кажется, все извѣстію о стеклѣ! вскричалъ громкогласный человѣкъ.
— Будучи директоромъ компаніи выдѣлки зеркальныхъ стеколъ, я поставилъ себѣ обязанностію изучить всѣ тѣ книги, которыя могли меня наставить въ этомъ предметѣ.
— Я желалъ бы видѣть, какъ приготовляютъ стекло! сказалъ чтитель д-ра Джонсона, и преимущественно зеркальныя стекла.
На это другой отвѣчалъ съ любезною вѣжливостію:
— Если вы имѣете сильное желаніе и свободное время, я готовъ показать вамъ работы, — къ которымъ я отправляюсь, — Темзинской компаніи выдѣлки зеркальныхъ стеколъ. Это отсюда недалеко.
— Дѣло въ томъ, былъ отвѣтъ, что мистрисъ Боссль (я съ сожалѣніемъ говорю, Мистрисъ Боссль больная женщина) ожидаетъ меня въ Грсвесендъ къ чаю; но одинъ часъ немного значитъ.
— А вы, серъ? сказалъ услужливый джентльменъ, обращаясь ко мнѣ.
Мое желаніе было одинаково сильно, и я имѣлъ свободное время; такъ какъ мой пріятель, котораго я провожалъ, отправлялся лишь на слѣдующее утро, то мнѣ было все-равно, прощусь ли я съ нимъ въ Гревесендѣ часомъ ранѣе или позже.
Слѣдуя за нашимъ путеводителемъ чрезъ ворота доковъ, по узкимъ подъемнымъ мостамъ, вдоль набережныхъ, то пробираясь межъ корабельныхъ снастей, то спотыкаясь за1 канаты, то перелѣзая чрезъ оставленныя бревна, то обходя разбросанные боченки, то лавируя между странными развалинами разснащенныхъ пароходовъ, для которыхъ, повидимому, была устроена правильная больница въ этой плачевной странѣ нечистотъ и водъ; потомъ, войдя въ грязные закоулки и повернувъ за уголъ домовъ безъ крышъ, мы пришли наконецъ къ двумъ высокимъ воротамъ. Одни изъ нихъ ввели насъ въ предѣлы самаго южнаго изъ шести заводовъ зеркальныхъ стеколъ, находящихся въ этомъ мѣстѣ.
Первый матеріалъ для выдѣлки стекла заключался въ порядочномъ числѣ боченковъ съ извѣстнымъ клеймомъ «Трумана, Генбюри, Бюкотона и Ко.» Это общеупотребительный экстрактъ изъ солода и хмѣля, который, повидимому, почти такъ-же необходимъ для производства хорошихъ зеркальныхъ стеколъ, какъ кремень и сода. Плавить послѣдніе матеріалы посредствомъ огня, правда, сухая работа; и нашъ cicerone объяснилъ, что, послѣ многолѣтней опытности, признаны необходимыми семь никтовъ въ день на человѣка отъ г. г. Трумана, Генбюри, Бюкстона и компаніи, для орошенія глины, ежечасно запекаемой въ жерлахъ пылающихъ печей. Эти печи даютъ страшный жаръ, котораго не можетъ опредѣлить самый сильный термометръ. Однажды была сдѣлана попытка измѣрить степень жара: вложили пирометръ (термометръ высшей степени, или «мѣритель огня») въ жерло печи, ибо каждая печь имѣетъ свой зѣвъ, свое жерло (жирло — гирло — горло) и свои пламенные языки; но, злополучный инструментъ, послѣ нѣсколькихъ минутъ коробленія, сдѣлавъ послѣднее усиліе показать тысячу триста градусовъ надъ точкою кипяченія, лопнулъ, былъ разбитъ въ куски, и наконецъ поглощенъ ненасытнымъ элементомъ, дѣйствія котораго онъ пытался высчитать.
Перейдя, между-тѣмъ, дворъ, мы явились на краю грязной набережной Темзы, дотого отвратительно нечистой, что, казалось, скорѣе можно было встрѣтить въ такомъ сосѣдствѣ крокодила, или аллигатора, или какого-нибудь чешуйчатаго чудовища, чѣмъ прекрасное вещество, дѣлающее наши комнаты столь свѣтлыми и блестящими, наши улицы столь ослѣпительными, и наши окна столь яркими и вмѣстѣ столь прочными.
— Чтобы совершенно понять нашу процедуру, сказалъ услужливый директоръ семи акровъ факторіи и четырехъ сотъ работниковъ, которыхъ мы пришли смотрѣть, — мы должны начать сначала. Это, — взявъ пригоршню тончайшаго песку блестящаго сандарака, которымъ паши дѣды посыпали свои письма — это составляетъ основаніе всякаго стекла. Это самый бѣлый, самый мелкій кремневый песокъ, какой только можно достать. Его привозятъ изъ Линна, съ береговъ Порфолька. Его соединеніе съ другими матеріалами остается секретомъ даже для насъ. Мы даемъ владѣльцу этого секрета славное жалованье за пользованіе его тайною.
— Секретъ! вскричалъ мистеръ Боссль. Каждый, я думаю, знаетъ, по-крайней-мѣрѣ, каждый торговецъ солониной пожелаетъ узнать, изъ чего дѣлается стекло. Я могу повторить на память рецептъ, данный д-ромъ Юромъ.
На каждыя сто частей матеріаловъ приходится чистаго песку сорокъ-три части, соды двадцать-пять съ половиною, погашенной извести четыре, селитры одна съ половиною, битаго стекла двадцать-шесть. Докторъ исчисляетъ, если я не ошибаюсь, что тридцать частей всего этого состава сгораютъ при плавленіи, такъ-что семьдесятъ частей становятся стекломъ.
— Это все очень справедливо, былъ отвѣтъ: но наше стекло, какъ мы надѣемся, гораздо лучшаго цвѣта и выдерживаетъ лучше накаливаніе, чѣмъ сдѣланное изъ простаго состава, отъ котораго, впрочемъ, нашъ отличается немного, я думаю только относительнымъ количествомъ матеріаловъ. Въ этомъ-то и заключается секретъ.
Мистеръ Боссль выразилъ сильное желаніе посмотрѣть на человѣка, владѣвшаго секретомъ, стоившимъ нѣсколько тысячъ въ годъ, выплачиваемыхъ еженедѣльно. Занимательность неизмѣнно соединяется съ таинственностью, и мы увѣрены, судя по уважительному виду, съ какимъ мистеръ Боссель понизилъ свой голосъ до тихаго шопота, что онъ, входя въ комнату предъ плавильнею, ожидалъ найти человѣка, одѣтаго какъ отшельникъ въ «Расселасѣ», или соединяющаго свои «элементы» магическимъ прутикомъ Гермеса Трисмегиста. Онъ смотрѣлъ, какъ-будто едва довѣрялъ своимъ очкамъ, когда увидѣлъ добродушнаго, почтеннаго вида человѣка, нисколько невнушающаго страха, человѣка, запыленнаго болѣе мельника въ торговый день.
Мы не хотимъ сказать, чтобъ мистеръ Боссль старался «похитить самое сердце тайны», хотя ничто, казалось, не избѣгало фокуса сто очковъ. Здѣсь лежали, въ отдѣльныхъ кучахъ, песокъ, сода, селитра, известь и битое стекло; а тамъ, въ огромной кучѣ, эти матеріялы были перемѣшаны и ожидали открытія трапа, чтобы наполнить шахту или животъ печи. Но несмотря на хитрыя изслѣдованія и громкіе вопросы мистера Босселя, онъ оставилъ залу «элементовъ» съ такимъ же знаніемъ, съ какимъ въ нее вошелъ.
Переходя чрезъ различныя мѣста, въ которыхъ происходило толченіе, растираніе и очищеніе матеріаловъ, мы поднялись въ верхній этажъ. Онъ былъ наполненъ рядами глиняныхъ кувшиновъ, похожихъ на боченки. Каждый, вмѣсто ручки, имѣлъ ушко посрединѣ для вклада желѣза, посредствомъ котораго, въ должное время, ихъ опускали и поднимали изъ палящихъ печей. О ни были двоякой величины; одни четырехъ футовъ глубины и трехъ съ шестью дюймами въ діаметрѣ, технически называемые горшками и назначенные для принятія матеріаловъ при ихъ первомъ плавленіи. Меньшіе сосуды (curettes) были такой же формы, по только двухъ футовъ шести дюймовъ глубины и двухъ футовъ въ діаметрѣ. Въ нихъ стеклянный составъ подвергался огню во второй разъ, для отлитія въ форму. Эти сосуды строятся — ибо таковъ дѣйствительно процессъ; и требуется двѣнадцать мѣсяцевъ, чтобы выстроить одинъ, такъ постепенно долженъ онъ твердѣть и такъ медленно должно его складывать, иначе печь немедленно разрушитъ его. Его строятъ изъ стоурбриджской глины, которая самая чистая и имѣетъ менѣе кремнезема изъ извѣстныхъ родовъ глины.
— Теперь мы видѣли, сказалъ мистеръ Боссль, протирая свои очки и собираясь съ духомъ для громкаго джонсонскаго періода, видѣли сырые матеріялы, приготовленные къ принятію дѣйствія огня, мы видѣли также сосуды, въ которыхъ должно произойти стеклообразованіе. Покажите намъ теперь настоящій и лавъ….
Это было поразительное зрѣлище. Высокая и пространная зала, съ окнами въ верхнихъ частяхъ стѣнъ, открытыхъ въ дождливую ночь. Въ центрѣ рядъ страшныхъ печей, накаленныхъ добѣла, и смотрѣть на которыя, даже сквозь отверзтія мѣдныхъ ширмъ, даже въ маскѣ, кажется, значило бы ослѣпнуть. Въ прямой линіи съ этою залою, другая, огромное зданіе само-по-себѣ, со страшными инструментами, развѣшенными по стѣнамъ и разбросанными около нихъ, какъ-будто для какой адской стряпни. Въ темныхъ углахъ, куда печки бросали красное зарево, группы загорѣлыхъ, мускулистыхъ людей, съ сѣтями, спущенными на лица, въ безпорядкѣ расположенныя, дико одѣтыя, едва слышно разговаривающія посреди треска пламени, таинственно двигающіяся, подобно живописнымъ тѣнямъ, отражаемымъ ужаснымъ огнемъ.
Мы были пробуждены ощущеніемъ какъ-бы внезапнаго прикосновенія къ лицу горячей маски. Когда мы инстинктивно подносили руку къ нашему лицу, чтобы удостовѣриться, сколько снято съ него кожи, нашъ хладнокровный толкователь объявилъ, что передъ нами была открыта печь, для литья бульона, жидкости изъ широкихъ горшковъ въ меньшіе.
— Я долженъ предувѣдомить, сказалъ онъ, что сначала кладется одна треть сырыхъ матеріаловъ, соединенныхъ нашимъ таинственнымъ другомъ; а когда она расплавится, кладется еще треть; по расплавленіи и этой трети, прибавляется послѣдняя. Тогда затворяютъ жерло печи, и кочегаръ поддерживаетъ огромный жаръ цѣлые шестнадцать часовъ. Такъ-какъ время это уже прошло для пылающаго горшка, то печь и открыли. Человѣкъ съ длинною ложкою пробуетъ, вы видите, составъ въ горшкѣ, почерпнувъ полную ложку, и съ помощію двухъ товарищей выливаетъ стекловитое тѣсто на желѣзную наковальню. Два другіе работника переворачиваютъ его, разстилаютъ на гладкомъ желѣзѣ и вытаскиваютъ щипцами каждую соринку; оно снова кладется на ложку и бросается въ меньшій горшокъ въ другой печи. Когда эти горшки бываютъ наполнены, печь закрывается для поддержанія жара на другіе восемь часовъ; церемонія кончена, какъ говорятъ работники.
Въ это мгновеніе раздался шумъ послѣдовательныхъ ударовъ, выходившій изъ закрытаго мѣста, такой сильный, что онъ даже заглушилъ громовые вопросы, которыми мистеръ Боссли мѣшалъ одному изъ «мѣшателей». Въ одну минуту, работники поспѣшили къ очагу, и не слышно было ни малѣйшаго шопота.
— Ага! воскликнулъ директоръ, они отправились выливать въ формы. Сюда, джентльмены!
Кухня, въ которой Людоѣдъ угрожалъ состряпать Жака и его пять братьевъ, не могла быть вполовину такъ страшна, какъ та огромная поварня, куда насъ ввели. Одинъ конецъ былъ занять рядимъ грозныхъ печей; посрединѣ стоялъ чудесный желѣзный столъ, а на немъ лежала скалка, столь большая, что ее можно было только сравнить съ полдюжиной садовыхъ цилиндровъ, соединенныхъ концами. Наверху былъ желѣзный кранъ для поднятія огромныхъ котловъ съ горячею кашею, густою и липкою; ихъ теперь приносили изъ печей.
— Берегитесь! Приближается огромная чаша, бѣлая отъ жара, на желѣзномъ каткѣ, на одномъ концѣ котораго сидитъ торжествующая саламандра, въ человѣческомъ образѣ, для уравновѣшенія плутоновой массы, играя съ ней въ игру — кто кого перевѣситъ. Она останавливается у крана. Мистеръ Боссль подходитъ посмотрѣть, что это такое, и находитъ кувшинъ, наполненный растопленнымъ стекломъ, блестящимъ изъ огнеметной печи.
— Что это за человѣкъ съ глянцовитою маскою на лицѣ?
— Если вы мнѣ вѣрите, восклицаетъ мистеръ Боссль, съ громомъ рупора (мы находимся въ благоразумномъ разстояніи), онъ снимаетъ ложкою пѣну такъ спокойно, какъ-будто это былъ супъ изъ черепахи!
Мистеръ Боссль становится отважнѣе и подходитъ немного ближе. Смѣльчакъ! Навѣрно онъ обжегъ себѣ носъ; онъ отскакиваетъ назадъ и снимаетъ свои очки, чтобы удостовѣриться, сколько распустилось минерала. Ужасный горшокъ поднятъ на кранѣ, и немедленно опущень на столъ; работника" опрокидываетъ его, и льется водопадъ расплавленнаго опала, который растилается равномѣрно, подобно адской скатерти, но желѣзному столу; который течетъ въ толпѣ людей, и никого не ожигаетъ. Никого не ожигаетъ съ прошедшаго года, послѣ того какъ одному бѣдняку залилось въ широкіе башмаки добѣла раскаленное стекло. Затѣмъ большая желѣзная скалка начинаетъ его раскатывать.
— Но у этихъ двухъ работниковъ, пристально разсматривающихъ каждый дюймъ докрасна раскаленнаго листа помѣрѣ приближенія скалки, развѣ кожа саламандры? — глаза несгараемы?
— Они смотрятъ, намъ сказали, не попалась-ли случайно соринка во-время стеклообразованія, и если имъ удастся вытащить ее своими длинными щипцами, они получаютъ награду. По формѣ, которую эти соринки принимаютъ, будучи вынуты, ихъ называютъ слезами.
Когда скалка прошла по всему столу, она оставляетъ листъ докрасна раскаленнаго стекла.
Этотъ прозрачный листъ кладется на плоскую деревянную платформу на колесахъ; онъ мечетъ искры, прикасаясь къ дереву, подобныя безчисленнымъ брилліантамъ, и быстро отвозится къ печи, для закалки или уничтоженія. Ложе или подошва этой обжигательной печи разгорячено до совершенно одинаковой температуры съ температурою стекла, которое еще не простыло дотого, чтобы вы могли стать отъ него въ разстояніи сажени, не опасаясь сжечь свои рѣсницы. Горшокъ, вынутый изъ ночи, лежалъ около, разбитый на тысячи кусковъ. Хорошій былъ это горшокъ; онъ выдержалъ семидесяти-дневный огонь.
Такъ проворно совершается весь описанный процессъ; съ того времени какъ мистеръ Боссль вообразилъ, что у него на носу расплавились очки, до того, когда стеклянный листъ былъ запертъ въ обжигательной печи, прошло около пяти минутъ.
Когда восемь досокъ положены въ обжигательную печь, она запирается герметически; ибо тончайшій токъ холоднаго воздуха раскалитъ стекло. Огню даютъ потухнуть, а охлажденіе происходитъ такъ постепенно, что не оканчивается ранѣе восьми дней. Когда стекло бываетъ вынуто, оно является тою «грубою доской», которую мы видимъ въ дверяхъ станцій желѣзной дороги и въ полахъ мануфактуръ. Чтобы сдѣлать его совершенно прозрачнымъ для оконъ и зеркалъ, необходимо полированіе. Оно имѣетъ три степени: — скобленіе, сглаживаніе и полированіе.
— Я замѣчаю, сказалъ мистеръ Боссль, когда онъ пришелъ въ комнату скобленія, гдѣ паровая машина сильно приводила въ движеніе многочисленныя доски стекла, положенныя одна на другую, — замѣчаю что здѣсь принято правило: брилліантъ гранитъ брилліантъ.
— Такъ-точно: нижняя доска прикрѣпляется къ столу парижскимъ цементомъ, а верхняя, совершенно грубая, подвергается сильному тренію воды съ осевомъ посредствомъ машины. Потомъ прикрѣпляютъ къ столу верхнюю доску, и трутъ другою первую доску; ибо нижняя всегда ровнѣе.
Затѣмъ слѣдуетъ сглаживаніе. Для этого употребляется наждакъ различныхъ степеней тонкости. До послѣдняго мѣсяца процесъ сглаживанія могъ производиться только человѣческимъ трудомъ. Человѣческая рука одна была способна для потребной стойкости тереть скользкую поверхность одну другою; сверхъ того, необходимо при этомъ такое тонкое чувство осязанія, что даже рука мужчины рѣдко имѣетъ чувствительность, достаточную для этой работы; оттого ею занимаются до-сихъ-поръ однѣ женщины.
Когда нашъ путеводитель кончилъ говорить, онъ отворилъ однѣ двери, и мы увидѣли зрѣлище, которое заставило мистера Боссля протереть очки, а насъ вообразить на минуту, что вередъ нами открылась сцена восточнаго сказочника, такъ изящны и граціозны были положенія, принимаемыя непрестанно собраніемъ около пятидесяти женщинъ, изъ коихъ многія прекрасно сложены и красивы лицомъ. То протянувъ руки, растягиваясь во всю длину своего тѣла, онѣ пихали доски къ противуположному краю низенькихъ столовъ; отбрасываясь назадъ, онѣ выпрямлялись, притягивая доски къ себѣ; потомъ снова принимали чуть не горизонтальное положеніе. Свободная красота ихъ движеніи, блескъ стекла, свѣтъ газовыхъ рожковъ, яркіе цвѣта большей части одеждъ, составляли coup-d’oeil, которымъ наслаждался мистеръ Боссль гораздо болѣе, чѣмъ бы это одобрила мистрисъ Боссль, еслибы она была тутъ.
Сцена эта однако скоро исчезнетъ. Мистеръ Блекъ, опытный надзиратель работъ, выдумалъ искусственную женскую руку, посредствомъ которой, при особенной машинѣ, можно будетъ сглаживать стекло паромъ.
Послѣдній процессъ есть полированіе. Оно происходитъ въ пространной комнатѣ, совершенно красной. Каждый уголокъ этой дѣятельной залы такъ красенъ, какъ голландская маслобойня. Полъ красный, стѣны красныя, потолокъ красный, столбы красные, машины красныя. Красное стекло прикрѣпляется краснымъ парижскимъ пластыремъ къ краснымъ подвижнымъ столамъ; суконки краснаго войлока, подъ краснымъ свинцомъ, быстро двигаются по красной поверхности. Маленькіе красные мальчики, краснѣе самыхъ красныхъ изъ красныхъ Индѣйцевъ, постоянно брызгаютъ на покраснѣлое стекло краскою (размоченнымъ сафраномъ въ желѣзной окиси).
Послѣ полировки, стекло подвергается осмотру. Корпусъ бдительныхъ осмотрщиковъ ставитъ каждый листа, на свѣтъ; гдѣ открывается царапина или неровность, гамъ дѣлаютъ знака, мѣломъ. Эти неровности, если возможно, полируютъ отъ руки. Стекло послѣ этого готово для отдѣлки, дающей возможность «красавицѣ любоваться собою». Натираніе ртутью однако составляетъ отдѣльный процессъ, производимый въ другомъ мѣстѣ и совершенно другимъ классомъ работниковъ. Это весьма простое искусство.
Производство зеркальныхъ стеколъ представляетъ одно изъ тысячи доказательствъ выгодъ торговли. Большое требованіе имѣло такое вліяніе на Темзинскіе стеклянные заводы, что они теперь выработывають въ недѣлю столько зеркальныхъ стеколъ сколько выработывалось прежде всѣми заводами, вмѣстѣ взятыми.
Поблагодаривъ услужливаго джентльмена, показавшаго намъ работы, мы оставили мистера Боссля въ совѣщаніи съ директоромъ. Такъ-какъ, проходя дворъ, мы слышали слово «сода», часто повторяемое, то заключили, что джонсоновскій торговецъ солониною старался покончить сдѣлку объ этомъ матеріалѣ, предложенную имъ прежде директору. Но мы не въ состояніи сказать ничего положительнаго на этотъ счетъ, ибо наше вниманіе было развлечено двумя другими предметами.
Во-первыхъ, рядами работниковъ, тѣхъ самыхъ, которыхъ мы только-что видѣли между огнемъ и расплавленнымъ стекломъ, весело сидящихъ, съ совершеннымъ спокойствіемъ, на бревнахъ, смотрящихъ на грязную набережную и распивающихъ свое пиво, какъ-будто для нихъ не существовало температуры. Во-вторыхъ, наше вниманіе было развлечено узкими проходами, или погребами подъ печками, куда падали горящіе уголья сквозь рѣшетку. Они походили на длинныя египетскія улицы въ темную ночь, съ огненнымъ, падающимъ въ нихъ дождемъ.