Кольмар считается своими жителями довольно значительным городом, и оборони нас Боже сомневаться в том. В то время, но крайней мере, когда Эльзас был Французскою страной, он слыл одним из главнейших городов департамента верхнего Рейна, всюду сооружены казармы и огромные бумагопрядильные Фабрики, находятся в беспрерывном движении; кроме того, там привыкли видеть префекта. Одним словом, Кольмар, играет известную, не совсем маловажную роль; но, не смотря на все ого достоинства, он не на столько велик, чтобы отдельные личности могли входить и выходить незамеченными и в атом то собственно состоит вся разница между большим и маленьким городом. Если б Михаил Фосс и Адриян Урманд проехали через Лион или Страсбург, то никто из знакомых не имел бы и малейшего подозрении об этом; пи так как им случилось проехать через Кольмар, то это и не могло обойтись без того, чтобы не дойти до слуха мадам Фарагон, а через нее конечно и до Георга.
Она живо интересовалась его сердечными делами, частью потому, что питала страсть ко всем любовным историйкам. частью и по тому, что по её мнению, будущий владелец Hôtel de la Peslé вь Кольмаре имел гораздо больший вес, чем какой бы то ни было торговец полотнами.
— Я не понимаю, чего ваш батюшка хочет, говаривала она нередко, когда он и я были молоды, Базельцы были ему ни но чём, а на торговцев полотнами, толкающихся со своими тюками, он вовсе не обращал внимания.
Слабою стороною мадам Фарагон были воспоминания прошедших времен и часто довольно ясно намекала она Георгу, что только от неё зависело быть владетельницей гостиницы «Золотого льва» в Гронпере, чему, впрочем, он никогда не верил, так как хорошо знал огромную разницу лет между нею и его отцом. Молча слушал он также, как она хвалила звание хозяина и как можно более унижала этих базельских разносчиков, как она их называла, угадывая, что этим она старалась влить бальзам в его больное сердце. Услышан о проезде Урманда с отцом Георга, мадам Фосс тотчас же смекнула, что тут дело пошло на то, чтобы ускорить свадьбу.
— На вашем месте, я бы совсем неожиданно явилась между ними, по советовала она своему любимцу.
Помолчав немного, Георг ответил:
— Ваша правда, всего лучше будет поехать мне туда и привести дело в порядок.
— Но, Георг, ведь вы не станете затевать ссоры?
— Как вы это понимаете? Нельзя же предположить, чтобы мы встретились с этим человеком как нежные друзья!
— Бога ради, ни навязывайтесь только сами на ссору! В таком случае, я бы лучше согласилась ехать туда, вместо вас!
Озабоченность мадам Фарагон была без сомнения самая искренняя, но не смотря на то весь этот роман производил на нее в высшей степени возбуждающее и оживляющее впечатление.
На следующее утро Георг отправился через горы, хотя и не мог рассчитывать, после случившегося, на ласковый прием и едва смел считать теперь Гронпер своею родиною. Неизвестно было ему также, как намерена поступить Мария. Одно только сознавал он ясно, а именно что если хочет добиться какого-нибудь благоприятного результата, то должен действовать быстро.
Весь погруженный в свои размышлении, повернул Георг в Гронпер и остановился перед гостиницей, посреди улицы, так как сам не знал, где ему пристать. К нему в ту же минуту подбежал конюх, а под воротами он увидел отца, которого уже никак не рассчитывал встретить дома. Но хозяина казался таким озабоченным, что едва ли мог заниматься кем-либо другим.
Адриян Урманд, в тот вечер, когда получил вторичный отказ Марии Бромар, не показывался более внизу, а прямо прошел в свою спальню, где и уснул в самом гневном расположении духа. Супруги Фосс, тщетно прождавшие его до глубокой ночи, должны были наконец убедиться, что беседа его с Мариею по всей вероятности, не имела желанного успеха.
На следующий день, рано утром, на семейный совет снова был приглашен господин пастор. Хотя это не совсем приходилось по вкусу Михаилу, который будучи протестантом, вообще не любил духовного вмешательства и считал ученье отца Гондена годным разве только для слабого пола; но, в этом крайнем случае, он превозмог себя, и обратился к его посредничеству, рассчитывая что, может быть, ему удастся уговорить Марию.
Отец Гонден, однако, мог только уверить, что тут ни он, ни церковь, ничего не в состояние сделать, а что цель могла быть только достигнута авторитетом Михаила, в качестве друга и советника.
— Всё это теперь для Марии ничего не значит. С тех пор, как мальчишка был здесь, она не обращает более внимание ни на меня, ни на данное ее слово.
С негодованием оставил Михаил пастора с женой и только вы шедши за ворота заметил подъехавшего сына. Адриян также увидел Георга из окон бильярдной. Мария же, в ожидании дяди, не выходила из своей комнаты.
Михаил не трогался с места; он всё еще сильно сердился на сына, но все угрозы, сыпавшиеся па него так недавно, разлетелись теперь в прах — ему и в голову не приходило прогнать сына из его родины. С засунутыми в карман руками, стоял он не отступая ни на один шаг и только в знак того, что узнал Георга, наклонил голову, как будто хотел этим выразить: «Я очень хорошо вижу тебя, но не могу оказать, чтобы ты быль желанным гостем в Гронпере».
Георг обратился к отцу с вопросом:
— Правда ли то, что Адриян Урманд здесь, у вас?
— Он вероятно там, где-нибудь дома, — угрюмо ответил Михаил.
— Можно мне с ним говорить?
— Не стерегу же я его, — его то во всяком случае, нет! — прибавил он, сильно напирая на слово «его», чтобы показать этим что есть кто другой, кого он стережет. — Ступай к матери.
Таким образом благополучно произошло свидание Георга с отцом и не повлекло за собой никаких дурных результатов.
— О, Георг, мне даже и не снилось видеть тебя, здесь, сегодня, — вскричала мадам Фосс, как только он вошел к ней.
— Верю, что никто из вас не ожидал меня,— возразил он. — Ну, что, однако, принято ли какое-нибудь решение?
— Я должна сознаться, к своему крайнему сожалению, что дело всё еще колеблется!
Так Мария не изменила ему! Какая ж была она, в таком случае, великодушное, прелестное, милое создание и как признателен хотел он ей быть! С какою радостью готов был принести ей всевозможные жертвы и с какою нежною и горячею любовью собирался беречь и холить ее!
— Где же она? — спросил Георг.
— Она в постели, тебе нельзя ее видеть.
— Но ведь она не больна?
— Я знаю только одно, что опа всех в доме делает больными, — с сердцем проговорила мадам Фосс.
— И надо тебе сказать, Георг, что отец был бы вправе, с твоей стороны ожидать другого обращения. Это старить его. Ты знаешь, как горячо отец желает этот брак и кажется, ты мог бы уступить!
Эти слова ясно как день показывали, что Мария оставалась тверда и верна своей первой любви и то обстоятельство, что она до сих пор сохраняла свою непреклонность, позволяло надеяться, что свадьба не состоится. Адриян Урманд значит был тут ни при чём. Теперь оставалось только переселить отца.
— Мужчина, в обстоятельствах подобного рода, не так легко может уступить, — ответил Георг. Мадам Фосс молча продолжала заниматься своим шитьем. Тогда её пасынок пошел отыскивать Урманда, которого нашел в обществе своего отца, в бильярдной. Оба соперника раскланялись самым вежливым образом; они весьма мало знали друг друга, потому что близкие отношения Урманда с семейством Фосс, начались очень недавно.
Михаил обратился к сыну с несколькими не значу щи ми вопросами и наконец спросил, долго ли он намерен оставаться.
— О, нет, батюшка. Я приехал, так как ты меня видишь, ничего даже не захватил с собой. —
Довольно и этого, если ты намерен служить нам помехою.
После этих слов настало глубокое, тягостное, молчание, во время которого Георг сел немного поодаль, а Адриян, вынув оной порт-сигар, предложил из него сигару своему старому другу, но Михаил отказался. Его голова была переполнена самыми тяжелыми мыслями, при виде как всё слагалось против него. Его тянуло к сыну, действующему, в чём он должен был сознаться, как истый мужчина, а обстоятельства вынуждали его обращаться с ним сухо и строго и вместо того, чтобы с любовью довериться сыну, он принужден был отвернуться от него и быть заодно с человеком, к которому в нём начинало уже шевелиться чувство, похожее на ненависть. Несмотря на то, для удовлетворении своей чести ему следовало настоять на браке Марии с Урмандом.
Последний зажегши сигару, встал, подошел к бильярду и стал катать шары, потому что это тяжелое молчание было для него невыносимо.
— Если вы позволите, то я бы попросил вас уделить мне несколько минут для краткого переговори, — обратился, наконец Георг к Урманду.
— Для переговори!
— Да, если вам это будет не особенно неприятно! Я думаю, нам не мешало бы объясниться.
— В таком случае, я оставлю вас одних и прошу тебя только Георг не затевать ссоры, — сказал Михаил выходя и не обращая внимание на боязливые взгляды Урманда.
— Не знаю, для чего бы нужно было нам объясниться, — возразил последний, всё еще катая шары.
— Для того, что надо изложить вам следующее, — ответил Георг коротко. — Молодая девушка там наверху. позволила уговорил себя сделаться вашею женою, потому что она была уверена в моей измене.
— О, нет, не потому!
Уверяю нас, что это так, как я вам говорю — ступайте и спросите ее сами. Но если даже предположить, что это не так, то вам, во всяком случае, трудно будет настоять на брак против её желания, а когда вы всё-таки будете продолжать настаивать. то добьетесь разве только её отчаяния: женой же вашей она никогда не будет! Как честный человека вы верно не захотите еще дальше мучить ее, напирая па то обстоятельство, что имеете дядю, на своей стороне.
— Кто смеет утверждать, что она не хочет иметь меня мужем?
— Я — да и она также!
— Но так как мы обручены, то почему ж ей не быть моей женой?
— Но той простой причине, что она этого не желается, и по той еще — что не любить вас. Мне кажется, что этого больше, чем достаточно. Господи, Боже мой! Лучше согласился бы я пойти на галеры или толочь камень на дорогах, чем прижать к своей груди женщину, все помышления которой принадлежат другому.
— Всё это звучит очень мило!
— Так позвольте же нам сказать, что паши намерения ни в каком случае уж не могут быть названы милыми. Я не желал бы иметь с вами ссоры, почему в последний раз и спрашиваю вас: — Угодно ли вам уступить и не мешать нам более? Говорят, что вы засыпаны всеми мирскими благами, так не трудно вам будет найти для себя лучшую партию, чем племянницу простого хозяина гостиницы — девушку, занимавшуюся всю свою жизнь тяжелыми работами.
— О конечно, если б я только захотел, то мог бы сделать лучшую партию, возразил Адриян.
— Так не стесняйтесь. Разве вы не заметили, что и отцу надоела вся эта сумятица, которую вы здесь наделали. Не ждите же, чтобы вам это еще яснее дали почувствовать, указав на дверь.
— Кому же, позвольте вас спросить, могло бы придти в голову подобная нелепость?
— Мария не прочь сделать это и отец также.
— Не воображайте, пожалуйста, чтобы он, только, ради исполнения своего желания, согласился бы сделать ее несчастною на целый век. Так решайтесь же скорее высказать, что во желаете более быть причастны к этому делу. Поступок ваш тогда будет вполне достоин мужчины.
Было весьма натурально что Георг смотрел на дело с этой точки зрения, но нельзя было и очень осуждать Урманда, взяв в соображение, до какой степени оказанная ему несправедливость должна была оскорбить его. Вследствие чего он весьма ясно изложил Георгу, что так как он сам не навязывался, а его же отец более чем на половину подстрекал его, то и не намерен уступить. Урманд, заключил, с самым простодушным видом.
— И более вам нечего мне сказать, любезный друг?
— Нет — более нечего, но, если уж пошлю на то, так я от слова думаю перейти к Делу.
— Хорошо! в случае, если мне понадобится ваш совет, то я дам вам знать. А что касается до дела, то мне кажется, что здесь, в доме, не вы господин! Желаю вам доброго утра!
Адриян Урманд вышел из комнаты, а немного погодя за ниц последовал и Георг.
Остаток дня прошел в таком неприятном настроении. что каждый старался, по возможности, скорей разойтись.
Георг только что собирался лечь на приготовленную для него на постель, пак к нему в дверь, кто то тихо постучался и одна из служанок сунула ему в руку записочку. На ней было написано следующее: «Никогда и никогда не выйду я за него замуж — клянусь в этом своею жизнью».