Эдмунд Грейсе, при своем возвращении, очень хорошо помнил о возложенном на него поручении, но всё еще не знал как ему удобнее взяться за дело. Прежде всего необходимо было увериться, действительно ли Мария дала слово Адрияну Урманду. Перед отъездом Эдмунда, это обстоятельство было передано ему Петром, как нечто не подлежащее никакому сомнению, кроме того Эдмунд обсудил его с другими молодыми людьми, его товарищами и все уверяли, что Адрияну Урманду, в которого влюблялись все девушки, ни в каком случае не будет отказано. По возвращении же из Кольмара, Эдмунд узнал, что Петр уже не так уверен в успехе этого дела; тогда он понял, как трудно выполнить данное ему поручение, потому что он боялся сознаться Марии в распущенном о ней слухе и решился сообщить ей только о намерении Георга в скором времени приехать на родину.
— Знает дядя о приезде сына? спросила Мария.
— Нет, вы сами должны ему это сообщить, ответил Эдмунд Грейссе.
— Почему же? Нет — пойдите вы к нему сами.
— Но Георг полагает, что лучше если отец узнает о его приезде через вас!
Это показалось Марии совершенно непонятным, но она сознавала, что после последнего её разговора с дядей, ей неловко будет заговорить с ним о Георге, потому она предпочла ничего ему не сказать. Таким образом случилось, что появление Георга Фосс в гостинице «Золотой лев» было совершенно неожиданно для его отца и для мадам Фосс.
Отец принял его ласково, а мачеха встретила так, как будто высоко ценила его приезд. Георг не старался узнать, добросовестно ли выполнил Эдмунд Грейссе данное ему поручение, и при первом его свидании с Мариею говорилось только то, что обыкновенно говорится молодыми родственниками после годовой разлуки. Георг был на стороже, чтобы не высказать своей привязанности девушке, забывшей его и как он полагал, обручившейся с другим, и Мария в свою очередь также твердо решилась не дать ему заметить ни малейшего признака своей горячей любви. Он приехал в тот самый момент, когда судьба её должна была решиться. Она поняла, как важно было то словечко, сказанное ею дяди из одного только страха еще более, раздражить его своим дальнейшим упорством, а принятое им как за уступку с её стороны. Девушки, которые соглашаются подумать о сделанном им предложении, наполовину выражают спою готовность принять его. По взглядам, звуку голоса и по всему обращению дяди, она ясно видела, что он именно в том смысле понял то, почти невольно вырвавшееся у нее слово и горько раскаивалась теперь в нём. До приезда Адрияна Урманда оставалось десять дней — в эти десять дней должно было созреть ее решение и Георг, как посланник с неба, явился именно в этот роковой промежуток. Неужели он не поможет ей выйти из этого стесненного положения? Если б только он попросил ее остаться свободною из любви к нему, она с радостью повернула бы спину своему обожателю из Швейцарии, не смотря ни на какие возражения дяди. Ей конечно и в голову не приходило обручиться с Георгом, вопреки желания дяди, но один взгляд, одно слово любви, придало бы ей силу противиться этому ненавистному браку!
Наружность Георга казалась Марии теперь еще привлекательнее, чем прежде и какая девушка действительно могла бы колебаться в выборе между этими двумя молодыми людьми? Адриян, правда был очень приятный мужчина, с черными кудрявыми волосами, белыми руками, живыми, карими, маленькими глазками, к сожалению только слишком близкими друг к другу, правильным носом, маленьким ртом, черною бородкою, с тщательно закрученным Острым кончиком.
Георг за этот год значительно возмужал и хотя росту не прибавилось в нём, но за то плечи сильно развились. Кроме того в его глазах, римском носе, энергических губах и резко очертанномь подбородке, лежало то же повелительное выражение, как и у его отца; женщинам, руководящимся более чувством, чем разумом, это очень нравится. Было ясно, что если б Мария вышла за Адрияна Урманда, то всё в доме плясало бы но её дудке, между тем как не подлежало никакому сомнению, что Георг до конца своей жизни, сохранит роль повелителя. Но Мария ни минуты не колебалась бы в выборе. Георг Фосс был мужчина в полном смысле слона, Адриан Урманд же был только богатый купец, которому нужна была хозяйка.
Несколько дней после приезда Георга был зарезан откормленный теленок и нее между отцом и сыном шло в наилучшем порядке, они вместе ходили на гору для осмотра леса и вместе обсудили вопрос оставаться ли Георгу в Кольмаре.
— Если ты полагаешь, что дом в Кольмаре что-нибудь да стоит, — сказал Михаил Фосс, — то я охотно пожертвую несколькими тысячами Франков, для того чтобы ты мог привести его в порядок и я думаю, что выгоднее всего для тебя будет назначить для мадам Фарагон ежегодную известную сумму.
Из теплого, полного участия сердца Михаила давно уже исчезло всякое неудовольствие и всякая злоба против сына.
— Для тебя лучше этого и быть ничего не может, — продолжал он. Но для этого, право, не нужно чтобы ты целый год не показывался к нам на глаза; тогда и мне можно будет также изредка предпринимать небольшие путешествия за горы и поживиться чем нибудь в Кольмаре. Если ты можешь удовольствоваться десятью тысячью Франков, то они к твоим услугам.
Георг Фосс был того мнения, что этой суммы для него более, чем достаточно, но так как у него на сердце, как известно читателю, было еще что то такое, то он и не мог выразить свою благодарность, таким радостным и довольным тоном, как того был вправе ожидать отец.
— Может быть ты имеешь что-нибудь против этого? — спросил Михаил обычным раздраженным голосом, когда чувствовал себя неприятно затронутым.
— Нет, медленно возразил Георг, — но в уме у меня было нечто другое. Скажи мне батюшка, прошу тебя, верно ли то, что Мария выходит за Адрияна Урманда?
Михаил обдумывал с минуту свой ответ. Ему показалось, что оба забыли уже о своем небольшом прошлогоднем любовном приключении, что и подтверждалось спокойствием, с которым Георг предложил вопрос об этой предполагаемой свадьбе, к тому же Марии, еще перед приездом Георга, обещала подумать об атом деде, — поэтому не имел ли он право Считать его почти что конченным.
— Я думаю, что это будет так, — ответил он наконец. Урманд сделал нам предложение и гак как я и жена считаем его отличным человеком, то и дали ему наше согласие.
— А он уже объяснился с нею?
— Да, он не замедлил этим.
— Какой же ему дали ответ?
— Право не знаю, можно ли уже об этом говорить! Мария на такая девушка, чтобы броситься тотчас же в объятия мужчины, но я думаю, что в будущее воскресенье, можно будет праздновать обручение. В среду он намерен приехать сюда.
— Так она любит его?
— Без сомнения любит.
Михаил Фосс без всякого намерения сказал эту ложь. Он был ослеплен желанием содействовать счастью своей любимице и готов на всякую жертву, подобно пеликану, питающему своих птенцов собственною кровью. Если б он только мог читать в сердцах обоих дорогих ему существ и имел бы только хоть смутное понятие о постоянстве Марии и твердом характере Георга, то верно бы отказался от Адрияна со всею его торговлею и домом в Базеле, посоветовав ему искать себе жену в каком-либо другом месте и дал бы свое родительское благословение на союз обоих любящих. Но, как у же сказано, ему недоставало ясного сознания.
— Так это дело можно считать вполне решенным? — спросил Георг, не выражая в голосе, ни малейшего признака того волнения, которое бушевало в его душе, при этом вопросе.
— Да, я полагаю, — ответил Михаил.
Прежде чем вернуться в гостиницу, Георг еще раз поблагодарил отца за его щедрый подарок и выразил свое намерение согласиться на планы мадам Фарагон. Он сообщил отцу, что должен вернуться в Кольмар в следующий понедельник — равно за да дня до прибытия Адрияна Урманда в Гронпер.
Своей жене Михаил Фосс объяснял, как неосновательны были её опасения на счет Георга и выразил при том желание, чтобы он нашел себе где нибудь хорошую жену, так как может теперь устроить свой собственный домашний очаг.
Понедельник приближался, а между Георгом и Мариею всё еще не было произнесено ни одного слона, которое могло бы разъяснить им настоящий ходя дела.
Георг двадцать раз намеревался говорить с Мариею о предстоящем ее браке и столько же раз снова откладывал это. К чему послужит подобный разговор с нею? — спрашивал он сам себя. Часто также придумывал он, как бы перед тем, чем на веки растаться, уязвить сердце Фальшиво? девушки, до такой степени, чтобы она почувствовали себя совершенно уничтоженною! Наконец, перед тем чем собраться в дорогу, случай помог ему остаться с Мариею наедине. Тогда он решился заговорить с нею.
— Я слышу, что ты выходишь за муж, Мария, желаю Тебе счастья и успеха.
— Кто тебе это сказал?
— Во всяком случае, это кажется правда.
— Не знаю. Если дядя и тетя находят удобным располагать мною, то я тут ни при чём.
— Иногда девушки находят истинное счастье в том, что другие заботятся о их судьбе, это избавляет их по крайней мере от множества неприятностей.
— Я не понимаю, что ты этим хочешь выразить. Георг, — может быть это сказано с тем, чтобы обидеть меня?
— Нет, ни в каком случае. К чему ж мне говорить тебе обидные слова? От души желаю я тебе счастья и всего хорошего и не сомневаюсь в том, что Адриян Урманд очень приличный муж для тебя. Прощай, Мария, через несколько минут я уезжаю. Тебе нечего мне сказать перед нашим раставаньем!
— Прощай, Георг!
— А было время, когда мы охотно виделись, Мария?
— Да, было время.
— Я всегда помнил те дни. Не обещаю приехать на твою свадьбу, это не могло бы доставить удовольствие никому из нас, но мои лучшие желания будут сопутствовать тебе! Бог да будет с тобою, Мария! При этом, по праву родственника, он обнял и поцеловал ее. Она не ответила ни одного слова и Георг уехал.
Марии было не по силам сказать Георгу всю правду. Тон, которым он заговорил с нею, отклонял всякую возможность сообщить ему, что она не обручена с Адрияном, и напротив, не чувствуя к нему ни малейшей привязанности, твердо решилась сопротивляться этому браку. Если б она созналась ему в этом, то ясно выразила бы желание снова привлечь его к себе. Этой мысли она ни за что не хотела допустить в нём. Но когда он ушел, предчувствие истины заставило содрогнуться Марию, она наполовину угадала душевное состояние этого человека относительно неё и в тоже время чувствовала полнейшую невозможность дать делу другой оборот: более чем когда-либо укрепилась в ней уверенность, что дядя никогда не согласится на её союз с Георгом. Что касается до последнего, то он уехал из Гронпера с полным убеждением, что Мария Бромар обрученная невеста Адрияна Урманда.