ИЗЪ ИСТОРІИ РАБСТВА
[править]I.
[править]Получивъ приказаніе Марселя[1] поднять возстаніе между рабами и виленами, Магіэ и Кале спѣшили, насколько позволяла возможность, на родину Кэле — въ деревню Крамуази.
Деревня эта въ то время, какъ въ нее въѣзжали будущіе предводители народнаго возстанія, — представляла видъ совершеннѣйшей пустыни. Всѣ дома были оставлены ихъ обитателями. На улицахъ ни души, только кое-гдѣ завоетъ голодный песъ, да развѣ прокрадется истощенная, исхудалая кошка…
Мертво и тихо въ Крамуази. Его жители, услыхавъ о приближеніи страшнаго капитана Грифита, разбѣжались по лѣсамъ, гдѣ скрылись въ землянкахъ, выкопанныхъ имя на случай. Но въ тѣ ужасныя времена и дремучій лѣсъ и тайныя убѣжища не спасали несчастныхъ районъ отъ хищности и жадности ихъ эксплуататоровъ, имѣвшихъ у себя такихъ выдрессированныхъ ищеекъ, которыя чутьемъ угадывали присутствіе раба, и въ особенности зарытыхъ имъ въ землю сокровищъ, состоявшихъ изъ нѣсколькихъ мѣдныхъ монетъ.
Управляющій землями плоэрнельской сеньеріи принадлежалъ къ числу замѣчательно-искусныхъ ищеекъ; своимъ чуткимъ носомъ онъ угадалъ куда скрылись гонимые ужасомъ люди, и задумалъ воспользоваться своимъ открытіемъ.
Сиръ Нуантель, въ числѣ многихъ другихъ сеньоровъ, постыдно бѣжавшихъ съ поля сраженія при Пуатье, — попался въ плѣнъ англичанахъ и, но раздѣлу, достался на долю герцогу Норфольку. По обычаямъ того времени плѣнникъ могъ получить свободу, внеся за себя установленный выкупъ. Свобода Нуантеля была оцѣнена въ 6,000 флориновъ. Эти деньги управляющій его имѣніями обязанъ былъ выдать капитану Грифиту, побочному сыну Лорфолька.
Получивъ приказаніе своего сеньора управляющій задумался; такой суммы въ кассѣ не оказывалось; положимъ, нетрудно было достать недостающее количество, — въ Нуантелѣ проживалъ жидокъ, охотно снабжавшій сеньоровъ деньгами за хорошіе проценты, — но зачѣмъ же производить излишнія траты, когда эти деньги можно было получить другимъ, болѣе удобнымъ и дешевымъ способомъ, выжавъ ихъ изъ рабовъ, на то вѣдь они и рабы, чтобы расплачиваться за всѣ грѣхи и безобразія своихъ господъ.
Но гдѣ же взять рабовъ, когда они разбѣжались повсюду, даже изъ городка Нуантеля, и скрылись неизвѣстно куда? И вотъ носъ управляющаго началъ работать, и работалъ такъ успѣшно, что скоро донюхался до скрытаго въ дремучемъ лѣсу подземелья.
Заручившись такимъ открытіемъ, управляющій поскакалъ къ страшному капитану.
Интересная личность былъ этотъ капитанъ, истинное чадо своего времени. Незаконнорожденный сынъ богатѣйшаго и могущественнѣйшаго вельможи Англіи, герцога. Норфолька, онъ. несмотря на такое блистательное родство, въ одинъ прекрасный день очутился на улицѣ безъ всякихъ средствъ къ существованію. Ему самому приходилось пробивать дорогу въ жизни. Въ тотъ вѣкъ личная физическая сила была лучшей рекомендаціей свободнаго человѣка и открывала ему дорогу къ богатству, почестямъ и славѣ. У Грифита въ карманѣ не было ни гроша, за то были здоровые кулаки и достаточный запасъ наглости. Прославившись уличными драками и кабачными исторіями, онъ сталъ замѣтнымъ лицомъ и попалъ въ милость къ одному изъ начальниковъ вольныхъ дружинъ, — составленныхъ изъ превосходныхъ стрѣлковъ, — которые въ то время бороздили вдоль и подеретъ всю Англію, раззоряя мирныхъ жителей и приставая то къ той, то къ другой изъ враждующихъ партій буйныхъ сеньоровъ. Грифитъ попалъ въ одну изъ такихъ дружинъ и скоро самъ сдѣлался начальникомъ самой многочисленной и самой страшной изъ этихъ разбойничьихъ шаекъ, пополнявшихъ свой составъ сбродомъ всевозможныхъ негодяевъ и развратниковъ.
Съ своей доблестной шайкой Грифитъ, вмѣстѣ съ англійской арміей, высадился во Францію, участвовалъ въ сраженіи при Пуатье, побилъ множество французовъ, а послѣ сраженія пошелъ гулять по странѣ, предавая все огню, мечу и грабежу. Удивительные были эти люди XIV столѣтія! Суевѣрные, ханжи, они, когда разыгрывалась ихъ необузданная волюшка, съ особенной охотой издѣвались и истребляли всѣ тѣ предметы, которые считали священными, передъ которыми благоговѣли и которыхъ боялись пуще смерти. Таковъ былъ и капитанъ Грифитъ. Бывали времена, когда онъ бичевалъ себя, ползъ десятки сажень на колѣняхъ за крестнымъ ходомъ, но наступала другая пора, и тогда онъ дѣлался самымъ ярымъ преслѣдователемъ всего, имѣвшаго религіозный характеръ, онъ дѣлался самымъ безжалостнымъ мучителемъ духовенства, которому еще за нѣсколько дней передъ тѣмъ цѣловалъ руки и ноги и исполнялъ всевозможныя его требованія. Проходила пора жестокой мести и Грифитъ снова пресмыкался предъ духовенствомъ, вымаливая, прощеніе за свои прегрѣшенія. Грифитъ боялся адскихъ мукъ и надѣялся, примиряясь съ духовенствомъ, избѣжать ихъ.
Можно представить теперь, какими подвигами ознаменовала себя во Франціи шайка капитана Грифита послѣ пораженія французовъ при Пуатье, результатомъ котораго было совершенное уничтоженіе французской арміи и оставленіе страны безъ всякой защиты. Отдувались за всѣхъ и про все, разумѣется, рабы; съ ними капитанъ Грифитъ продѣлывалъ такія штуки, которыя показались ужасными даже плуэрнельскому управляющему, достаточно изощренному въ искуствѣ вытягиванія у раба послѣдняго гроша, жертвой страшныхъ лишеній припасеннаго про черный день. Не менѣе доставалось отъ Грифита и монастырямъ; обыкновенно онъ грабилъ ихъ, не исключая церквей, до послѣдней лампадки, самихъ же монаховъ вздергивалъ на висѣлицу. Въ женскихъ же монастыряхъ для молодыхъ монахинь висѣлица замѣнялась бракомъ съ солдатами шайки. Бракъ совершался по всѣмъ каноническимъ правиламъ; лейтенантъ Грифита, онъ же и капеланъ отряда, произносилъ приличныя случаю молитвы; бракъ считался законнымъ, но импровизированный мужъ оставлялъ за собой право прогнать такимъ образомъ навязанную ему жену, когда ему заблагоразсудится, или просто повѣсить ее, если такой способъ расторженія брака почему либо казался ему болѣе удобнымъ.
Вотъ къ этому-то Грифиту и отправился управляющій имѣніями сира де-Нуантеля.
Грифитъ завтракалъ ветчиной, запивая ее виномъ, налитымъ въ чашу, когда предъ его грозные очи предсталъ управляющій. Капитанъ сдѣлалъ такой выразительный жестъ, что его гость затрясся всѣмъ тѣломъ.
— Ты чего лезешь, управляющій, сказалъ Грифитъ, — вѣрно притащился конючить гроши. Врешь, братъ! меня но разжалобишь, не на- таковскаго напалъ, у меня подавай все, что есть; иначе будетъ плохо. Ты, я думаю, слышалъ, какія шутки я умѣю продѣлывать?
— Я къ вамъ пришелъ, достопочтенный капитанъ, по приказанію вашего отца, герцога Норфолька. Мнѣ поручено передать вамъ выкупъ за моего милостиваго сеньора, сира де-Нуантеля… Вотъ письмо.
— А это другое дѣло, сказалъ Грифитъ, прочитавъ письмо. — Такъ ты привезъ деньги? (5,000 флориновъ — хорошая сумма; подавай же ее. Чтожъ ты медлишь?
— Многомилостивый капитанъ, я полагаю, вамъ извѣстно, что но случаю войны съ вами, нашъ сеньеръ долженъ былъ затратить всѣ деньги, какія имѣлъ у себя, отвѣчалъ дрожащій отъ страха управляющій; — и денегъ теперь у меня въ кассѣ нѣтъ ни гроша… Оно не то, чтобы ихъ не было совсѣмъ, прибавилъ онъ, замѣтивъ грозный жестъ капитана, — по они находятся не у меня, а у нашихъ вассаловъ, которые зарыли ихъ въ землю и не платятъ ни гроша, съ той поры, какъ сеньоръ уѣхалъ въ походъ. Но съ вашею помощію я надѣюсь получить ихъ…
— Еще бы! Мнѣ рѣшительно все равно: ты ли отдашь, съ нихъ ли мы возьмемъ, — мнѣ лишь бы получить свои 0,000 флориновъ. Надо ѣхать куда, что ли, — такъ поѣдемъ.
— Видите ли, достопочтенный капитанъ, — они забрались въ такія трущобы, куда верхомъ проѣхать невозможно: придется идти узенькими тропинками, пробираться почти ползкомъ. Я полагаю также. что намъ нѣтъ надобности брать весь вашъ отрядъ, будетъ довольно человѣкъ съ десятокъ,
Они отправились. Путь ихъ лежалъ густымъ, трудно проходимымъ лѣсомъ, по краю глубокаго оврага, то спускаясь въ оврагъ, то поднимаясь опять вверхъ. Дороги никакой не существовало, даже незамѣтно было никакихъ слѣдовъ тропинки и нужны были необыкновенныя способности ищейки, столь развитыя у управляющаго, чтобы не заплутаться въ этомъ ужасномъ лабиринтѣ. Капитанъ Грифитъ безпрестанно и энергически выражалъ свое нетерпѣніе, и не разъ уже подгибались колѣни у трусливаго управляющаго, все время про себя читавшаго молитвы во избавленіе отъ лукавой напасти. Наконецъ показалась и цѣль ихъ пути. Управляющій вздохнулъ свободнѣе; капитанъ какъ будто нѣсколько успокоился.
Собственно говоря, впрочемъ, ничего не показалось очевиднаго для глазъ. Даже самый опытный, охотничій взглядъ едва ли бы усмотрѣлъ здѣсь признаки человѣческаго жилья: на землѣ ничего не возвышалось, кромѣ кустовъ и деревьевъ, не было и признаковъ какихъ либо искуственныхъ углубленій или возвышеній. Между тѣмъ тутъ было громадное подземелье, входомъ въ которое служилъ колодезь, искусно прикрытый вращающеюся дверью изъ хвороста. Было также нѣсколько отдушинъ для притока воздуха и прохода свѣту, но и они были искусно замаскированы. Такихъ подземелій было множество въ тогдашней Франціи и большая часть изъ нихъ была выкопана еще во времена набѣга норманновъ.
Въ этомъ подземелья въ описываемое время скрывалась масса обитателей деревни Крамуази и сосѣднихъ съ нею поселковъ. Печальный видъ представляли яти несчастные, почти лишенные свѣта и принужденные дышать затхлымъ, испорченнымъ воздухомъ. Они сидѣли группами, разговаривая о своихъ невзгодахъ, о возможности скораго освобожденія и копошились надъ разными работами. Между ними находились и наши старые знакомцы: Мазурекъ, Авелиня и Ализона. Послѣдняя вынуждена была искать убѣжища у Мазурека послѣ совершеннаго разрушенія англичанами городка Нуантеля, причемъ сгорѣлъ и ея кабачокъ. Ей -удалось, захвативъ съ собою деньги" кое-что изъ одежды, счастливо отдѣлаться отъ англичанъ, которые, разумѣется, замѣтили бы ея красоту и обошлись съ нею также, какъ обходились со всѣми хорошенькими женщинами. Вмѣстѣ съ Мазурекомъ изъ Крамуази она вынуждена была скрыться въ это печальное логовище.
Работали и разговаривали несчастные рабы, не ожидая, что надъ головами ихъ виситъ уже опасность. Вдругъ раздвинулась верхняя дверь и прогремѣлъ грозный, хорошо знакомый имъ голосъ:
— Вассалы крамуазійскаго прихода, но приказанію нашего благороднѣйшаго, могущественнѣйшаго и любимаго сеньера на васъ наложена подать въ 1,000 флориновъ; другіе приходы заплотятъ каждый по стольку же. Я знаю, вы станете отговариваться, что у васъ нѣтъ такой большой суммы, но мнѣ также хорошо извѣстно, что въ землѣ у васъ зарыто гораздо болѣе. Раскошеливайтесь же скорѣе, иначе…. вы знаете, я шутить не люблю. Вы дорожите своими деньгами, также, какъ и своей кожей. Выбирайте же, и живѣе, между смертью и уплатой денегъ. Обдумайте хорошенько, и пока я прочту «богородицу и отче нашъ», одинъ изъ васъ непремѣнно долженъ вынести ко мнѣ требуемую сумму. Въ случаѣ же вашего ослушанія, я закрою всѣ отдушины, забросаю колодезь хворостомъ, зажгу его, и посмотрю тогда какъ-то вы справитесь съ дымомъ. Вы, вѣдь, хитры, какъ лисицы, слѣдовательно и съ вами надо поступить, какъ поступаютъ съ лисой, когда желаютъ, чтобы она выскочила изъ своей норы.
Что могли отвѣчать на это наглое требованіе люди раззоренные до послѣдней возможности, люди слабые, больные? Имъ оставалось только покориться своей участи и задохнуться отъ дыму, который вскорѣ долженъ былъ наполнить всю ихъ яму. Время, назначенное управляющимъ, миновало, онъ уже успѣлъ прочитать и богородицу и отче нашъ. Видя, что никто изъ рабовъ не показывается съ деньгами, палачи спустились въ подземелье. Ставъ съ копьями у входа въ самую пещеру, чтобы препятствовать рабамъ, инстинктивно пожелавшимъ помѣшать первому огню, они завалили какъ входъ въ пещеру, такъ отчасти и самый колодезь хворостомъ и зажгли его. Ѣдкій дымъ сталъ наполнять пещеру, несчастные рабы метались изъ угла въ уголъ, ища выхода или какой нибудь отдушины, чтобы дохнуть свѣжимъ воздухомъ. Многіе попадали въ обморокъ, и въ числѣ ихъ Авелина. Отъ крайняго истощенія силъ и болѣзни, несчастная не выдержала этого послѣдняго удара и умерла. Мазурекъ, до сихъ поръ болѣе другихъ сохранявшій присутствіе духа, окончательно потерялъ его; онъ бросился на трупъ жены, цѣловалъ его и горько рыдалъ, дрожа конвульсивно всѣмъ своимъ тѣломъ.
Эта смерть также убійственно подѣйствовала и на всѣхъ другихъ обитателей пещеры. Не потерялась только одна мужественная трактирщица Адизона.
— Теперь не время плакать, сказала она, обращаясь къ Мазуреку. — Надо мстить. Попытаемся отсюда выйдти. У меня есть 300 флориновъ, отдадимъ ихъ управляющему и онъ, вѣроятно, насъ отпуститъ. Если же онъ не согласится, — нотъ твои вилы, чѣмъ онѣ не оружіе; ими также можно убить, какъ и мечомъ или стрѣлой.
Мужество трактирщицы быстро сообщилось Мазуреку. Онъ схватилъ въ одну руку вилы, другою взялъ Ализону и стремительно бросился къ выходу. Flo какъ пройдти чрезъ эту массу огня и дыма?
Въ минуты крайности человѣкъ всегда дѣлается сообразительнѣе. Имѣя въ рукахъ вилы, Мазурекъ сообразилъ, что, съ помощью ихъ, легко втащить внутрь пещеры часть костра и, такимъ образомъ, очистить свободный отъ огни и дыма проходъ. Одинъ, другой взмахъ, нѣсколько шаговъ впередъ, и Мазурекъ почувствовалъ свѣжій воздухъ, увидѣлъ небесный сводъ. Силы его удвоились, онъ рванулся впередъ и очутился предъ изумленными палачами. Еще секунда — и онъ напалъ на управляющаго, всадилъ ему вилы въ животъ, повалилъ на земь, наступилъ ногой на грудь и сталъ наносить ему ударъ за ударомъ.
— Это тебѣ, волкъ, за Авелину, силою приведенную тобой на постель сеньера; это тебѣ за Авелину, злодѣйски задушенную тобой; это тебѣ за всѣ мученія, которымъ подвергалъ ты насъ, бѣдныхъ людей….
Всѣ были такъ озадачены неожиданнымъ появленіемъ Мазурека, что никто не рѣшился или даже не успѣлъ прійдти на помощь къ управляющему. Капитанъ же Грифитъ, держась за бока, хохоталъ во все горло.
— Право молодецъ! кричалъ онъ. — Капеланъ! посмотри, какъ онъ ловко отдѣлалъ пузатаго управляющаго! Я бору этого бѣшенаго подъ свое покровительство; никто не смѣй дотронуться до него! Ей Богу, я и не подозрѣвалъ, что можно такъ ловко расправляться вилами.
— Ба, ба, ба.! А это кто же, продолжалъ капитанъ, замѣтивъ Ализону; — вотъ красотка-то.
Ализона только-что показалась; она едва дышала, силы ей измѣняли. Капитанъ схватилъ ее на руки и потащилъ.
— Отпустите меня, шептала Ализона; я дамъ за себя выкупъ.
— О выкупѣ мы потолкуемъ послѣ, а теперь займемся любовію, моя раскрасавица, отвѣчалъ Грифитъ, продолжая тащить Ализону, подальше въ лѣсъ.
— Помогите! Мазурекъ, помоги! кричала несчастная.
— Я здѣсь, сказалъ кто-то, только не Мазурекъ.
Это былъ Магіэ, въ сопровожденіи Гильома Кэле, Адама-Дьявола и многочисленной толпы рабовъ, вооруженныхъ кто топоромъ, кто вилами, кто ломомъ.
— Я здѣсь, прекрасная трактирщица, кричалъ Магіэ, перескакивая съ камня на камень съ мечомъ въ рукахъ.
— А, это мой бомонскій плѣнникъ, сказалъ Грифитъ. — Ты пришелъ помѣриться со мной. — прекрасно. Прежде покончимъ съ тобой, а красавица не уйдетъ изъ моихъ рукъ.
Между ними началась ожесточенная борьба; въ это же время спутники Магіэ напали на людей Грифита и управляющаго. Хотя англичане были отлично вооружены и пользовались славою превосходныхъ воиновъ, однакоже они не могли ничего подѣлать противъ массы напавшей на нихъ; они были подавлены численностью и погибли всѣ до одного.
Грифиту также не посчастливилось: его противникъ вышибъ у него изъ рукъ оружіе, повалилъ на земь и смертельно ранилъ.
— Утѣшаюсь мыслію, что приходится погибнуть отъ руки такого молодца, какъ ты, но разстаюсь съ жизнію въ досадѣ, что не удалось попользоваться этой красавицей, а также, что умираю безъ исповѣди. — Это были послѣднія слова знаменитаго англійскаго авантюриста, наводившаго ужасъ своимъ именемъ всюду, гдѣ онъ показывался.
Во время этой битвы Мазурекъ бросился къ подземелью и сталъ вытаскивать изъ колодца горячій хворостъ, чтобы очистить путь для несчастныхъ заключенныхъ. Его усилія увѣнчались успѣхомъ; онъ спустился въ подземелье и вскорѣ вышелъ оттуда съ трупомъ Авелины на рукахъ.
Подошли и побѣдители англичанъ.
— Идите туда, сказалъ Мазурекъ. — Тамъ найдете вы трупы, и только трупы. Сеньеру нашему понадобились деньги, онъ потребовалъ съ насъ, а откуда мы ихъ возьмемъ, когда кругомъ раззорены. Эта подлая собака, управляющій хотѣлъ попытать, не будемъ ли мы сговорчивѣе, когда попробуемъ, каково задыхаться отъ дыму…
— Отецъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Кале, — я выплакалъ всѣ слезы, ихъ нѣтъ теперь у меня. Вотъ дочь твоя, а моя жена; она умерла, несчастная, она не вынесла горя и страданій; она умерла но милости нашего господина, какъ умерли многіе другіе тамъ, въ нашемъ подземельи.
Одного за другимъ выносили мертвыхъ и умирающихъ. Очень немногихъ удалось привести въ жизни. Рабы хранили мертвое молчаніе.
— Выроемте нашимъ братьямъ и сестрамъ могилу и предадимъ ихъ землѣ, сквозь рыданія произнесъ Кэле, припадая къ трупу милой дочери. Онъ поднялъ глаза къ небу; выраженіе его лица было ужасно.
Въ мертвомъ молчаніи рабы копали могилу; по ихъ суровымъ лицамъ катились слезы.
Окончена грустная работа. Мертвецовъ одного за другимъ снесли въ могилу и положили рядомъ. Всѣ живые преклонили колѣни. Стало, кажется, еще тише, хотя вся церемонія происходила въ совершеннѣйшей тишинѣ. Какія мысли носились тогда въ умахъ бѣдныхъ. забитыхъ нуждою и притѣсненіями страдальцевъ?
Торжественна была эта печальная, безмолвная церемонія! Какая картина представлялась взорамъ наблюдателя! Съ одной стороны большой могилы, наполненной трупами жертвъ невѣжества и лютости, — толпа смиренныхъ, замученныхъ рабовъ, въ мертвомъ молчаніи преклонившихъ колѣни и. казалось, взывающихъ къ небу о мести; съ другой, обезображенный трупъ управляющаго, виновника столькихъ погибшихъ жертвъ, окруженный трупами англичанъ, Богъ знаетъ для чего забредшихъ на чужую землю и. можетъ быть, оставившихъ дома семьи, которыя будутъ горько оплакивать ихъ гибель на чужбинѣ. Да, поразительная была эта картина!
Началось торжественное печальное прощаніе. Глухія рыданія пронеслись въ спокойномъ воздухѣ.
Могилу засыпали. Тогда Кале, поднявъ дрожащія руки къ небу, произнесъ потрясающимъ голосомъ:
— Клянусь трупомъ моего дитяти, зарытаго здѣсь моими собственными руками! клянусь трупами нашихъ друзей, нашихъ родныхъ. погибшихъ въ этомъ подземелья! клянусь муками, которыя мы терпѣли! клянусь потомъ и кровью нашихъ отцовъ! клянусь нищетой, ожидающей нашихъ дѣтей! — я отомщу за свою дочь! я отомщу за нашихъ отцовъ, я постараюсь вырвать нашу расу на свободу, изъ той тюрьмы, въ которой насъ держатъ! Смерть франкамъ! Смерть нашилъ угнетателямъ! Мщеніе!…
Мщеніе! Смерть мучителямъ! повторяла толпа, потрясая своимъ разнообразнымъ оружіемъ.
Вы видѣли, сколько здѣсь мертвыхъ стариковъ и юношей, женщинъ и дѣтей! Всѣ они умерли разомъ, въ какіе нибудь полчаса! О, Жакъ Бономъ! придетъ время и ты скажешь: нѣтъ болѣе тиранновъ, нѣтъ сеньеровъ! всѣ они умерли или бѣжали изъ нашей Галліи и старики и молодые, и женщины и дѣти! Вставай же Жакъ Бономъ! Твое имя возбуждало смѣхъ, пусть же оно будетъ причинять слезы. Вставайте же Жаки; начнемте Жакерію!
— Она начнется въ замкѣ Шиври! вскричалъ Адамъ-Дьяволъ. — Сегодня туда прибудетъ нашъ сепьеръ для празднованія своей свадьбы съ красавицей Глоріандой.
— Въ день турнира, продолжалъ онъ, обращаясь ужь къ одному Мазуреку, — она смѣялась надъ тобой, эта благородная дѣвица. Теперь твоя очередь посмѣяться. Мужайтесь Жаки. Жакерія начинается!
— А, а, прекрасная Глоріанда! отвѣчалъ Мазурекъ съ ужаснымъ смѣхомъ. — Какъ я счастливъ теперь, что окривѣлъ, что мой носъ сплюснутъ, что я похожъ на чудовище. Тѣмъ ужаснѣе будетъ для нея слушать, когда я скажу: «твой мужъ изнасиловалъ мою невѣсту, я тебя изнасилую».
— Въ Шиври! въ Шиври! кричала толпа, возставшихъ рабовъ, слѣдуя за Кэле, Адамомъ и Мазурекомъ. — Смѣлѣй Жаки! Начинается Жакерія!
II.
[править]Въ замкѣ Шиври идетъ страшная суматоха. Слуги приготовляютъ обѣденный столъ, несутъ вино. въ кухнѣ навалены цѣлыя груды провизіи, готовится богатый пиръ. Сегодня назначена свадьба прекрасной Глоріапды де-Шиври. Въ замкѣ множество гостей, — цвѣтъ провинціальной сеньеріи. Нѣтъ только жениха Конрада де-Нуантеля и его вѣчнаго спутника Жерарда де-Шомонтеля. Женихъ сдержалъ половину своего слова: онъ сражался съ англичанами; ему оставалось сдержать другую: привести въ даръ своей невѣстѣ десять скованныхъ англійскихъ плѣнниковъ.
Не замедлилъ явиться и онъ. Конрадъ вошелъ въ зало въ сопровожденіи своего друга Шомонтеля. За ними слѣдовали десять скованныхъ людей въ англійской боевой одеждѣ. Они были встрѣчены громкими восклицаніями всѣхъ собравшихся гостей.
Копрадъ подошелъ къ своей невѣстѣ. Окованные люди преклонили свои колѣни.
— Моя дама приказала мнѣ идти на войну съ англичанами и привести ей десять скованныхъ плѣнниковъ, гордо сказалъ сэръ де-Нуантель. — Я точно исполнилъ ея приказаніе. Вотъ плѣнники; они принадлежатъ моей дамѣ. Она можетъ располагать ихъ судьбой, какъ ей будетъ угодно.
Мой храбрый рыцарь просить меня но моей волѣ располагать судьбой этихъ плѣнныхъ, отвѣчала Глоріанда; — я, съ своей стороны, буду просить его немедленно освободить этихъ несчастныхъ и щедро вознаградить ихъ. Я желаю, чтобы въ день моей свадьбы было какъ можно болѣе веселыхъ и счастливыхъ людей.
— Вотъ вамъ рука моя, сэръ де-Нуантель, продолжала она. — Я считаю себя самой счастливой женщиной въ мірѣ, выходя замужъ за такого храбраго и великодушнаго рыцаря.
Въ плѣнниковъ сняли цѣпи и увели изъ залы. Сеньери же отправились въ церковь, гдѣ долженъ былъ совершиться обрядъ бракосочетанія.
По окончаніи обряда, всѣ усѣлись за обѣденный столъ, который ни обычаю того времени, тянулся цѣлыхъ шесть часовъ. Вина было выпито страшное количество и во второй половинѣ обѣда языки пирующихъ развязались. Пили много, какъ мужчины, такъ и дамы, и потому разговоръ принялъ эротическое направленіе. Не пили только женихъ и невѣста. Болѣе же всѣхъ наливался виномъ Шомонтель. Онъ съ пьяна болталъ разный вздоръ.
— Припоминается мнѣ, говорилъ онъ, — прошлогодній турниръ. Помните, тотъ негодяй, что дрался со мною… мы его утопили… а онъ сказалъ мнѣ: «ты меня утопилъ и тебя утопятъ»; а тебѣ, Конрадъ: «ты изнасиловалъ мою невѣсту, твоя невѣста будетъ изнасилована»… Правда, Конрадъ, ты помнишь?
Опасаясь, чтобы пьяный Шомонгель не высказалъ еще чего нибудь худшяго, Нуантель шепнулъ Глоріандѣ, что пора вставать изъ-за стола.
Отозвавшись нездоровьемъ, Глоріаида просила отца окончить пиръ.
Въ эту минуту въ комнату вбѣжалъ окровавленный оруженосецъ. Онъ прошепталъ:, монсеньеръ… монсеньеръ", и упалъ мертвый.
За нимъ вбѣжалъ другой, крича:
— Измѣна, измѣна!.. Плѣнные англичане перерѣзали стражу. Къ нимъ присоединился разный сбродъ и они идутъ сюда.
Съ криками: «Жакерія, Жакерія»! въ залу ворвалась толпа Жаковъ, предводимыхъ Адамомъ-Дьяволомъ, который, въ числѣ десяти, игралъ роль плѣнныхъ англичанъ.
Сеньеры были застигнуты въ расплохъ; при нихъ не было оружія; оно осталось въ спальняхъ, ибо, но обычаю, брачный пиръ происходилъ въ придворныхъ костюмахъ, безъ мечей. Видя невозможность защищаться, они хотѣли спастись бѣгствомъ чрезъ другія двери; но тамъ встрѣтили новый отрядъ Жаковъ, имѣющихъ во главѣ Кале и Мазурека, Жаки были вооружены палками, топорами, ломами; все оружіе ихъ было въ крови; они только-что перебили полупьяный гарнизонъ замка. Почти всѣ они состояли изъ рабовъ, принадлежащихъ Нуантелю и Шиври.
При видѣ этой свирѣпой, полуобнаженной, окровавленной толпы, почти всѣ дамы попадали въ обморокъ. Сеньоры схватили въ руки, что попало: столовые ножи, массивные кубки, скамейки, чтобъ чѣмъ нибудь защищаться: почти у всѣхъ хмѣль вылетѣлъ изъ головы.
Кэле подалъ знакъ и между рабами водворилась тишина.
— Мои Жаки, вскричалъ онъ; — вы принесли съ собой веревки, скрутите-ка руки всѣмъ чтимъ господамъ; кто будетъ сопротивляться — убейте; не убивайте только отца и мужа этой молодой, а также кавалера Жерарда де-Шомонтеля.
— Я беру на себя этихъ трехъ, сказалъ Адамъ, — Я ихъ хорошо знаю. За мной, англичане!
Рабы бросились исполнять данное приказаніе. Нѣкоторые изъ сеньеровъ сопротивлялись до послѣдней крайности; они переранили нападавшихъ, но были убиты. Большинство же, озадаченное внезапностію нападенія, не могло оказать никакого сопротивленія; ихъ сразу перевязали. Въ числѣ послѣднихъ находился графъ Шиври. Жерардъ де-Шомоптель и сэръ де-Нуантель, изъ рукъ котораго вырвали прекрасную Глоріанду.
— Всякому свой чередъ, прекрасная барышня, сказалъ ей Адамъ-дьяволъ. — Въ прошломъ году на турнирѣ въ Нуантелѣ ты смѣялась надъ нами, сегодня мы посмѣемся надъ тобой.
— Этотъ англійскій плѣнникъ меня знаетъ; онъ говоритъ по-французски, вскричала. Глоріаяда. — Не ужасный ли сонъ всѣ эти событія?
— Я вовсе не англичанинъ, прекрасная барышня, отвѣчалъ Адамъ. — Я вассалъ сеньора Нуантеля. Голь плѣнника навязалъ мнѣ твой благородный супругъ, твой храбрый рыцарь, сэръ Нуантель; онъ слишкомъ трусливъ, чтобы взять въ плѣнъ въ бою настоящаго англичанина. Онъ намъ приказалъ играть эту роль; онъ встрѣтилъ насъ сегодня подлѣ лѣса и велѣлъ слѣдовать за собой, переодѣлъ и. подъ страхомъ висѣлицы, запретилъ намъ проговариваться о нашемъ маскарадѣ. Мы согласились помогать его обману; онъ былъ намъ на руку. Мы предупредили своихъ, и они, пользуясь темнотой, прокрались къ замку; мы перебили пьяную стражу у моста, — она перепилась чествуя твою свадьбу, — опустили моетъ и впустили своихъ. Затѣмъ перебили весь гарнизонъ замка и теперь смѣемся надъ тобой, какъ ты смѣялась надъ нами.
— Такъ Конрадъ солгалъ! Конрадъ меня обманулъ! Онъ трусъ! твердила съ грустію Глоріанда.
— Да, твой благородный супругъ лжецъ и трусъ! отвѣчалъ Адамъ. — Тебѣ нуженъ болѣе храбрый и мужественный мужъ, и я тебя отведу къ нему… Пойдемъ же… пойдемъ… твой первый бракъ ничего не значитъ.
И онъ повелъ Глоріанду, которая послѣдовала за нимъ безсознательно, удрученная горестной новостью объ обманѣ Конрада.
Они подошли къ толпѣ, среди которой находился Мазурекъ. Видъ его былъ ужасенъ. Полуодѣтый въ изорванную хламиду изъ козьей шерсти, съ окровавленными руками, кривымъ глазомъ, сплюснутымъ носомъ, всклокоченными волосами, онъ олицетворялъ собою совершеннѣйшее безобразіе.
— Вотъ твой новый мужъ, сказалъ Адамъ своей спутницѣ, указывая ей на Мазурека.
Но Глоріанда не слыхала его словъ; она отшатнулась, увидя это олицетворенное безобразіе, и могла только произнести: «какое чудовище»!
Каковъ же былъ ея ужасъ, когда она увидѣла, что это чудовище медленно подходитъ къ ней и его единственный глазъ смотритъ на нее съ ненавистью, и, наконецъ, почувствовала, что его грубая рука оперлась на ея нѣжное плечо.
— По праву побѣдителя, я беру тебя въ свою собственность, сказалъ Мазурекъ. — Ты принадлежишь мнѣ также точно, какъ моя покойная жена. Авелина принадлежала твоему мужу.
— Что говоритъ это чудовище? шептала несчастная Гдоріанда, почти совсѣмъ потерявъ разсудокъ. — Батюшка! Помогите же мнѣ, мой отецъ!
Но какую помощь могъ оказать ей отецъ, связанный по рукамъ и по ногамъ?
— Батюшка, помогите же! кричала несчастная, тщетно желавшая освободиться отъ Мазурека.
— Вассалъ! сказалъ старый Шиври, обращаясь къ Гильому Кэле, — ты. кажется, начальникъ этой бѣшеной толпы, спаси жизнь и честь моей дочери, и я, клянусь тебѣ Богомъ, — я избавлю тебя отъ наказанія, которое ты заслужилъ своими преступленіями.
— Скажи мнѣ, перебиль его предводитель Жаковъ съ ледянымъ спокойствіемъ; — скажи мнѣ, благородный сеньеръ, не правда ли, что день замужества нашихъ дѣтей — одинъ изъ самыхъ лучшихъ дней въ нашей жизни?
— Увы! Нынче утромъ я думалъ именно такъ.
— Я также думалъ, что день свадьбы моей дочери Авелины будетъ счастливымъ днемъ для меня. Повѣрь, что и рабъ имѣетъ отцовскія чувства, а я такъ нѣжно любилъ мою дочь. Она-была кротка, прекрасна и чиста, она была единственной радостью, гордостью въ моей горькой жизни… И знаешь ли ты, что случилось съ нею?.. Сиръ де-Нуантель, твой зять, приказалъ притащить ее къ себѣ на кровать, обезчестилъ ее…
— Вассалъ! вскричалъ Шиври. — Ты забываешь, что сиръ де-Нуантель дѣйствовалъ но праву; онъ имѣетъ право первой ночи на всякую дѣвушку своего раба, живущаго на его земляхъ.
— Откуда же вышло это право? Кто далъ его? Вы, сеньоры, вы сами его выдумали, потому что вы насъ побѣдили. Сегодня мы побѣдители и беремъ себѣ право надъ вашими дочерьми. Но слушай далѣе. Мазурекъ, мужъ моей дочери, попытался избавить свою жену отъ безчестія; за это его заставили испросить на колѣняхъ прощеніе у его сеньера. Слушай еще. Вчера моя дочь, вмѣстѣ со многими другими несчастными жертвами, задушена дымомъ въ подземелье. Это преступленіе совершено управляющимъ сира де-Нуантеля. Ужасна была смерть моей дочери… да, ужасна!
— Но развѣ это моя вина? сказалъ де-Шиври.
— А развѣ моя? отвѣчалъ Кэде. — Око за око, зубъ за зубъ: сиръ де-Нуантель изнасиловалъ жену Мазурека; Мазурекъ изнасилуетъ жену сира де-Нуантеля.
— Но чѣмъ же виновата моя дочь, что….
— А чѣмъ же виновата моя, что ее силой привели на постель сеньера? Нѣтъ, нѣтъ, пусть страдаютъ сегодня тѣ, кто долженъ пострадать! Сегодня побѣдилъ Жакъ Бономъ, и онъ воспользуется своей побѣдой. Долго вы смѣялись надъ нимъ; пришло время и вамъ поплакать!
Жаки восторженными кликами высказали свое согласіе съ словами своего предводителя. Адамъ-Дьяволъ перешелъ галлерею и отворилъ дверь, за которой находилась спальня для новобрачныхъ.
— Пойдемъ! сказалъ Мазурекъ, таща несчастную Глоріанду. — Пойдемъ!
— Отецъ! защити меня! Убей, но спаси мою честь! кричала она. — Избавь меня отъ этого чудовища.
Въ отвѣтъ на ея отчаянныя вопли графъ Шиври отвѣчалъ одними рыданіями.
— Авелина также тщетно призывала меня на помощь, сурово сказалъ Кэле, обращаясь къ Шиври. — Да, я понимаю, какъ ужасно отцу знать, что въ эту минуту безчестятъ его дочь и быть не въ силахъ подать ей помощь. Это мученіе Жакъ Бономъ испытывалъ въ теченіе сотень лѣтъ; попробуй же его на себѣ, и ты, гордый сеньеръ!
— О, лучше смерть, чѣмъ всѣ эти оскорбленія, вскричалъ выведенный изъ себя Конрадъ де-Нуантель. — Этотъ подлый рабъ осмѣливается наложить руку на Глоріанду!
— А и тебя разобрало, отвѣчалъ ему Адамъ, хохоча во все горло. — Ты на колѣняхъ испросишь прощеніе у Мазурека за то, что ругалъ его.
— Конрадъ, покажемъ этимъ негодяямъ, какъ надо умирать, сказалъ Жерардъ де-Шомонтель. — Наши страданія не останутся безнаказанными. За ними воспослѣдуетъ страшная месть, и ни одинъ изъ этихъ негодяевъ не ускользнетъ отъ заслуженной кары.
— И тебя мы хорошо помнимъ, Жерардъ де-Шомонтель, отвѣчалъ ему Кэле. — Придетъ и твой чередъ. Ты вооруженный и въ латахъ дрался противъ Мазурека, имѣющаго оружіемъ одну палку. Завтра онъ будетъ съ мечомъ, а ты съ палкой. Если ты будешь побѣжденъ, тебя зашьютъ въ мѣшокъ и бросятъ въ воду.
— А пока придетъ время битвы, вскричалъ Адамъ, — сядемъ-ка за столъ. Здѣсь осталось довольно еще вина въ погребахъ. Выпьемъ его, Жаки! Здѣсь много женщинъ; берите каждый по своему вкусу. Сажайте ихъ въ колѣни. Пусть отцы и братья любуются. какъ мы станемъ цѣловать, миловать ихъ дочерей и сестеръ. Частенько заставляли насъ присутствовать при безчестіи вашихъ дочерей и сестеръ, пускай же узнаютъ теперь, какъ это пріятно! Смѣлѣй, Жаки! да здравствуетъ любовь, да здравствуетъ вино!
Затѣмъ началась адская оргія. Возмутительныя дѣйствія слѣдовали одно за другимъ. Обезумѣвшіе отъ мести и вина люди совершенно утратили человѣческія чувства. Но и можно ли было ожидать чего либо другого отъ людей, перенесшихъ такія ужасныя страданія, какія выпали на долю галловъ, ставшихъ рабами франковъ? Франки, побѣдивъ галловъ, варварски воспользовались побѣдой, они отняли у своего побѣжденнаго врага все, что дорого человѣку; они третировали его, какъ вьючный скотъ. Что же удивительнаго, если этотъ загнанный, забитый, доведенный до нищеты рабъ, одержавъ побѣду, прибѣгнулъ къ самому ужасному возмездію, запятналъ себя возмутительными, кровавыми поступками?
III.
[править]Ночь оргіи прошла. Настало утро. Жаки, предавъ въ замкѣ все мечу и истребленію, зажгли его. Исполнивъ спою месть они направились къ орвильскому мосту, съ котораго, въ прошломъ году, Мазурекъ. зашитый въ мѣшокъ, былъ брошенъ въ воду. Во главѣ толпы шли Кале, Мазурекъ, Магіэ и Адамъ. За ними вели сира де- Нуантеля и шевалье де-Шомонтеля; у обоихъ были крѣпко связаны руки. Мазурекъ имѣлъ на себѣ шлемъ Шомонтеля, также какъ и его мечъ и кинжалъ.
Выйдя на равнину, откуда открывался видъ на окрестность, версты на 3, на 4 во всѣ стороны, Кале, указывая на свѣтящіяся красныя точки на горизонтѣ, сказалъ:
— Смотрите, это все горятъ замки. Слышите ли, звонятъ деревенскіе колокола: они призываютъ къ мести вассаловъ! Цѣлую ночь звонили они, звонятъ и теперь… Слушайте! слушайте!
Въ самомъ дѣлѣ отдаленный звонъ слышался со всѣхъ сторонъ, отдаленныя зарева слабо мерцали тамъ и сямъ на горизонтѣ.
— Смотрите, они въ огнѣ, въ развалинахъ теперь эти гордыя твердыни, эти тюрьмы, въ которыхъ столько вѣковъ мучили и терзали бѣдныхъ рабовъ, сказалъ Адамъ. — О, франки, о сеньоры! сколько зла вы намъ сдѣлали! Я объ одномъ жалѣю, что не могу быть разомъ на всѣхъ мѣстахъ, гдѣ теперь льется кровь, гдѣ летятъ головни, гдѣ слышатся стоны и вопли умирающихъ! Съ какимъ бы наслажденіемъ я помогалъ вездѣ истреблять нашихъ мучителей!…
— Утѣшься, прервалъ его Гильонъ. — Не одни мы упиваемся побѣдой. На всемъ пространствѣ Бовуази, Даоне, Пикардіи, Вермандуа, Шампаніи, — вездѣ наши братья сегодня торжествуютъ свою первую побѣду!
— Я бы хотѣлъ видѣть всѣ пожары, я бы желалъ слышать всѣ крики, твердилъ свое неугомонный Адамъ.
— Да, сказалъ Магіэ съ горечью, — если бы мы могли слышать теперь предсмертные крики нашихъ бѣдныхъ отцовъ, рабовъ или вассаловъ, замученныхъ со времени франкскаго завоеванія; если бы теперь раздались раздирающіе душу вопли нашихъ матерей, изнывшихъ на тяжкой работѣ, изнасилованныхъ нашими сеньерами; если бы могли дойти до нашихъ ушей эти вопли и крики, — какой бы страшный концертъ составился изъ проклятій, горестныхъ рыданій, съ какой ужасающей силой взывалъ бы онъ къ ненависти и мести!
— Братъ мой, сказалъ Мазурекъ, дотрогиваясь до руки Магіэ, и отставая нѣсколько отъ своихъ товарищей; — твои слова произвели во мнѣ трепетъ и дрожь; мнѣ стало стыдно за свою слабость….
— Какую слабость?
— Когда сегодня ночью я втащилъ Глоріанду въ спальню и дверь заперлась за нами, это несчастное прекрасное созданіе упало къ моимъ ногамъ и раздирающимъ душу голосомъ стало молить о пощадѣ. Этотъ вопль поразилъ меня въ самое сердце. «Моя бѣдная Авелина также молила о пощадѣ въ ту ночь, когда она была изнасилована… она должна была чувствовать тѣ же страданія, которыя чувствуетъ теперь Глоріанда», подумалъ я. Въ мое сердце прокралась жалость… Я плакалъ, думая объ Аволинѣ; я забылъ о своей ненависти и мести…. Прекрасная Глоріанда, увидя меня плачущимъ, удвоила свои просьбы. Я поднялъ ее съ колѣнъ и посадилъ на стулъ. «Въ моемъ бѣдственномъ и презираемомъ положеніи раба — сказалъ я ей — у меня была только одна радость: любовь Авелины… Она была изнасилована моимъ сеньоромъ, твоимъ женихомъ; потомъ, послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ горя и печали, она умерла, задушенная дымомъ въ подземельяхъ нуантельскаго лѣса… Я имѣю право и возможность отмстить на тебѣ за нее; но я итого не сдѣлаю… Въ твоихъ слезахъ, въ твоихъ вопляхъ, я вижу слезы и слышу вопли Авелины, умоляющей сеньера не насиловать ее…. Это воспоминаніе о ней возбудило мою жалость къ тебѣ… не бойся же меня!» Глоріанда схватила мои руки, покрыла ихъ поцѣлуями и слезами… она просила меня дозволить ей бѣжать чрезъ потайной ходъ… я согласился. Я оставался въ комнатѣ до тѣхъ поръ, пока не зажгли замокъ. Гильомъ и Адамъ думаютъ, что Глоріанда погибла въ пламени. Но у меня недостало мужества отомстить до конца. Скажи же, братъ, насколько я виноватъ, насколько я измѣнилъ своимъ братьямъ.
— О, великодушный братъ, отвѣчалъ Магіэ, сжимая ему руку. — Какое нѣжное у тебя сердце! Ты рожденъ для любви, ненависть тебѣ не сродна; и если ты иногда доходилъ до жестокости, то какія же страшныя страданія должны были вызывать ее! Увы! ты правъ: месть не возвращаетъ потеряннаго счастія. Смерть, которой законъ наказываетъ убійцу, не возвращаетъ убитому жизни… но въ теченіи цѣлыхъ вѣковъ рабства, къ кому могли обратиться наши отцы за справедливостію? Всѣ остались глухи къ ихъ законному ропоту. Что же имъ оставалось дѣлать? Теперь они рѣшились мстить, и разомъ во многихъ мѣстахъ поразили своихъ притѣснителей и потомковъ мучителей ихъ отцовъ. Правда, все это ужасно, все это безчеловѣчно. Но что же дѣлать, если люди иначе не умѣютъ устроить своихъ отношеній. Всегда зло влечетъ за собой зло; кровь смывается кровью же; насиліе очищается насиліемъ! Пускай же пролитая кровь падетъ на головы тѣхъ, кто первые ее пролили! Въ такія ужасныя времена, какъ наше, милосердію нѣтъ мѣста!…
— Ты никому не говори о своемъ великодушіи, продолжалъ онъ. — Необходимо, чтобы Конрадъ вѣрилъ, что ты изнасиловалъ его жену.
Въ это время они перешли мостъ и вступили на лугъ, гдѣ происходилъ турниръ. Здѣсь они остановились. Большинство изъ нихъ было свидѣтелями юридической дуэли между Мазурекомъ и кавалеромъ Шомонтелемъ. Тотчасъ били срублены молоденькія деревца и отгорожено мѣсто для арены.
Подвели сюда, и плѣнниковъ. Шомонтель былъ хотя блѣденъ, но твердъ; Конрадъ же былъ совершенно убитъ: онъ видѣлъ исполненіе предсказанія своего вассала: «ты изнасиловалъ мою невѣсту, твоя будетъ изнасилована.» Его богатыя одежды были частію съ него сняты, частію изорваны и висѣли клочьями.
— Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, — обратился къ нему Гильомъ Кэле. — мою дочь силой притащили къ тебѣ на постель и ты ее изнасиловалъ; нынче ночью Мазурекъ сдѣлалъ тоже съ Глоріандбй… Моя дочь и столько другихъ жертвъ погибли страшной смертью въ подземельѣ нуантольскаго лѣса; нынче ночью Глоріанда и ея гости, вмѣстѣ съ замкомъ Шиври, преданы огню и мечу. Но этого мнѣ мало. Мазурека заставили испросить у тебя публично прощеніе за то, что онъ, послѣ тщетной мольбы объ избавленіи своей невѣсты отъ позора, съ горяча сказалъ нѣсколько бранныхъ словъ; нынче ночью ты ругалъ Мазурека подлымъ рабомъ, когда онъ тащилъ твою супругу…. Ты долженъ испросить прощеніе у Мазурека… Если же ты откажешься, продолжалъ страшный предводитель Жаковъ, замѣтивъ, что Конрадъ бѣшено топнулъ ногой — тогда мы привяжемъ тебя къ двумъ молодымъ деревьямъ и разорвемъ на части.
— Какъ сдѣлалъ твой управляющій съ моимъ кумомъ въ прошломъ году, замѣтилъ Адамъ. — О, я хорошо знаю, какъ производится это мученіе. Выбирай же: испрошеніе прощенія или мука? Что тебѣ больше нравится?
— Конрадъ, сказалъ съ надменной горечью Шомоптель, — покоримся до конца всѣмъ безумствамъ этихъ бродягъ. Повторяю тебѣ, мы будемъ отмщены. Недолго они станутъ безобразничать: шлемъ и копье всегда возьмутъ верхъ надъ колпакомъ и вилами….
— Хорошо, я согласенъ, сказалъ Конрадъ. — Жерардъ, не оставляй меня одного, прошу тебя.
— Я буду твоимъ вѣрнымъ товарищемъ до конца, отвѣчалъ шевалье. — Вмѣстѣ веселились, вмѣстѣ и умремъ.
Обоихъ плѣнниковъ ввели на арену, гдѣ гордо стоялъ Мазурекъ, опираясь на мечъ. Конрада силой поставили на колѣни.
— Повторяй за мной, сказалъ Адамъ, положивъ ему на плечо свою сильную руку. — «Сеньеръ Жакъ Бономъ, я раскаиваюсь въ томъ, что осмѣлится произнести бранная слова противъ васъ нынче ночью. Въ то время, какъ вы вели мою жену, прекрасную Глоріанду, чтобы ее изнасиловать».
Насмѣшки, гиканья, усканьи Жаковъ послѣдовали на этими словами. Конрадъ молчалъ, его душила злоба, кровь прилила въ головѣ и невольныя слезы закапали изъ его глазъ.
— Не правда ли, сиръ де-Нуантель, какъ ужасно узнать, что та, которую любишь, изнасиловали, сказалъ Гильомъ Кэле, — И потомъ еще испытывать униженіе просить прощеніе за то, что хотѣлъ воспрепятствовать насилію надъ любимой женщиной. Да, это ужасно, это мучительно; по вспомни, что по твоей милости эту самую муку терпѣлъ къ прошломъ году Мазурекъ!…
— Однакоже поспѣшимъ, рѣзко прервалъ его Адамъ. — Или проси прощенія, или мы тебя разорвемъ.
Нуантель отвѣчалъ только рычаніями,
— Конрадъ, сказалъ Жерардъ. — повтори эти глупыя слова, утѣшь этихъ бездѣльниковъ, что ты подѣлаешь противъ силы?
— Никогда, вскричалъ Конрадъ, — лучше тысячу разъ умереть самой мучительной смертью, чѣмъ просить прощенія у этого подлаго раба, который… на моихъ глазахъ… тащилъ мою прекрасную и гордую Глоріанду… Я чувствую адъ въ душѣ… О, еслибы я былъ свободенъ, я изтерзалъ бы этихъ бродягъ ногтями, зубами!…
— Сиръ де-Нуантель, если ты согласишься просить прощенія, даю тебѣ слово драться съ тобой съ мечомъ въ рукѣ. Я дамъ тебѣ мечъ, и если ты будешь побѣжденъ, такъ, по крайней мѣрѣ, умрешь храбрымъ человѣкомъ,
— Въ самомъ дѣлѣ, вскричалъ Конрадъ съ радостію, — ты дашь мнѣ мечъ и я увижу, какъ потечетъ кровь одного изъ васъ, возмутившихся подлыхъ рабовъ! О, я жажду крови, я готовъ, пить ее! Я согласенъ
— Такъ повторяй за мной, началъ Адамъ, — «Сеньеръ Жакъ Бономъ, я раскаиваюсь въ томъ, что осмѣлился произнести бранныя слова противъ васъ нынче ночью»…
Конрадъ повторилъ при громкомъ хохотѣ, крикахъ и свисткахъ толпы.
— «… въ то время, какъ вы вели мою жену, прекрасную Глоріанду, чтобы ее изнасиловать», продолжалъ Адамъ.
— Ни за что, никогда не повторю этихъ словъ, съ бѣшенствомъ вскричалъ Конрадъ.
— Смотри, я раненъ сегодня, сказалъ Mariэ, снимая съ себя латы и растягивая кафтанъ. — Я буду драться съ гобой съ обнаженной грудью. Вотъ мечъ, я кладу его около тебя; и какъ только ты повторишь требуемыя слова, тебѣ развяжутъ руки и мы вступимъ въ честный бой.
— А, незаконнорожденная собака подлой плебейской расы, покоренной моими предками! Я тебя убью, и упьюсь твоею кровью! вскричалъ Копрадъ внѣ себя отъ возбужденія, и, съ глухими рыданіями, повторилъ за Адамомъ послѣднія слова.
— Встань, могущественный сеньеръ Нуантель! Жакъ Бономъ прощаетъ тебѣ оскорбленіе, произнесъ Мазурекъ, посреди криковъ торжества, хохота и свистковъ.
— Мечъ, мечъ! кричалъ Конрадъ, обращаясь къ Магіэ. — Ты обѣщалъ мнѣ крови, моей или твоей — это все равно, но лишь бы мнѣ увидѣть ее передъ смертію.
Пока Жаки развязывали Конрада, къ нему подошелъ Жерардъ де-Шомонтель.
— Прощай, Конрадъ, сказалъ онъ. — Тебя ослѣпляетъ ярость, ты ослабѣлъ вслѣдствіе событій этой ночи; тебя убьетъ этотъ геркулесъ, одинъ изъ извѣстнѣйшихъ судебныхъ адвокатовъ.
— Меня убьетъ? вскричалъ Шуантель съ ужаснымъ смѣхомъ. — Нѣтъ, нѣтъ, я убью эту незаконнорожденную собаку: ты увидишь, какъ растянется эта туша подъ моими ударами.
Но толпѣ, повидимому, хотѣлось поскорѣе увидѣть кровавую расправу.
— Смерть ему, къ чему бой; убьемъ его просто, кричали въ толпѣ.
— Я имѣю твое слово, сказалъ трепещущій Конрадъ. — Неужели ты не дашь мнѣ умереть съ мечомъ въ рукѣ.
— Я сказалъ, что мы будемъ драться и будемъ. Одинъ изъ насъ долженъ умереть. Бери же мечъ!
— И я съ своей стороны буду биться на смерть съ этимъ мошенникомъ, который причинилъ мнѣ столько несчастій, сказалъ Мазурекъ. — Только я стану противъ него не съ мечомъ, какъ онъ бился со мной въ турнирѣ, а съ вилами. Адамъ, развяжи его.
Жерардъ де-Шомонтель, освобожденный отъ веревокъ и верхней одежды, съ палкою въ рукѣ сталъ противъ Мазурека.
Подали сигналъ къ бою. Скоро Шомонтель, отступая отъ вилъ Мазурека, — очутился за оградой.
— Стой, стой, закричалъ Адамъ; — за ограду не выходить. Станемъ-ка, братцы, въ нѣсколькихъ шагахъ сзади этого трусливаго рыцаря, и если ему придетъ охота въ другой разъ удрать за барьеръ. такъ онъ встрѣтить наши вилы и попробуетъ, крѣпки ли они.
— Подлые бродяги! съ яростію закричалъ Жерардъ; — вы злоупотребляете вашею силой!
— А ты, отвѣчалъ Адамъ, — ты развѣ не злоупотреблялъ своей силой, когда сражался верхомъ на лошади, вооруженный съ ногъ до головы, противъ Мазурека, полуобнаженнаго и имѣющаго для своей защиты одну простую палку.
Пока происходили эти переговоры, сиръ де-Нуантель яростно напалъ на Магіэ. Молодой, ловкій, сильный Конрадъ отлично владѣлъ мечомъ; онъ началъ нѣсколькими чрезвычайно-искусными ударами, но Магіэ отстранилъ ихъ не менѣе искусно, какъ знатокъ своего дѣла.
— Такъ хорошо владѣть мечомъ и бѣжать съ поля сраженія при Пуатье — тройной стыдъ! сказалъ адвокатъ.
Въ эту минуту, искуснымъ нападеніемъ, Магіэ, отстранивъ мечъ Конрада, нанесъ своему противнику довольно сильный ударъ. Къ его удивленію, Нуантель упалъ на землю безъ движенія.
— Какъ, сказалъ адвокатъ опуская свой мечъ; — уже умеръ… отъ такихъ пустяковъ!
— Братъ, берегись, это можетъ быть хитрость! вскричалъ Maзурекъ, которому Жерардъ де-Шомонтель нанесъ страшный ударъ палкой по шлему. — Если бы не этотъ шлемъ, моя голова была бы раздроблена. Берегись же, братъ!
Оказавъ это, Мазурекъ съ новыми силами напалъ на Жерарда и всадилъ ему вилы въ животъ. Тотъ упалъ, изрыгая проклятія.
Магіэ же осторожно приблизился къ своему противнику, имѣя мечъ въ рукахъ; тотъ внезапно поднялся, схватилъ адвоката за ногу, вытащилъ изъ за сапога тайно-спрятанный короткій кинжалъ и намѣревался всадить его въ животъ Магіэ.
— А, лисица, сказалъ послѣдній, поражая Конрада мечомъ въ грудь. — Я зорко слѣдилъ за тобой, и твоя хитрость тебѣ не удалась. Умри же измѣнникомъ!
— Жерардъ! прошепталъ Конрадъ умирающимъ голосомъ. — Я раскаиваюсь въ томъ, что изнасиловалъ жену этого вассала. О, Глоріанда! Глоріанда!
И сеньеръ Нуантель испустилъ духъ при громкихъ крикахъ торжества его вассаловъ.
Магіэ грустно посмотрѣлъ на него, покачалъ головой и медленно удалился въ сторону.
Едва онъ отошелъ, какъ вассалы Конрада, столько разъ испытавшіе на себѣ его жестокость, бросились на арену и стали наносить удары уже холодному трупу. Магіэ. увидѣвъ это, отвернулся; онъ понялъ, что эти люди, доведенные страданіемъ и нищетой до звѣрства, достойны скорѣе сожалѣнія, чѣмъ укора.
Въ тоже время Адамъ съ нѣсколькими другими Жаками, поднялъ шевалье до-Шомонтеля, еще живого, хотиясмертельно-раненаго.
— Дайте мѣшокъ и веревку, сказалъ Адамъ.
Принесли мѣшокъ и положили въ него окровавленный трупъ Жерарда. Онъ еще дышалъ, но уже отходилъ.
— Вспомни мое предсказаніе, сказалъ Мазурекъ. — Оно исполнилось.
— Я наказанъ справедливо, — слабо проговорилъ Шомонтель; — я дѣйствительно похитилъ тогда твой кошелекъ. Боже, прости меня!
И испустилъ духъ.
Тѣло его, завязанное въ мѣшокъ, было брошено въ воду.
— Такъ погибнутъ всѣ тѣ, которые терзали и мучили нашихъ братьевъ! рѣзкимъ голосомъ вскричалъ Каде. — Смерть франкамъ! Да освободится отъ нихъ наша Галлія!
Жаки сняли шапки, стали на колѣни и произнесли горячую молитву за свободу родины.
Едва они встали и хотѣли двинуться далѣе, какъ вдали показался скачущій всадникъ. Его лошадь была въ мылѣ. Магіэ узналъ въ немъ парижанина.
— Это ко мнѣ. сказалъ онъ. принимая изъ рукъ всадника свернутый въ трубочку пергаментъ,
— Я долженъ возвратиться въ Парижъ, продолжалъ Магіэ, прочитавъ письмо. — Меня зоветъ Марсель. Онъ знаетъ, что теперь уже вездѣ поданъ сигналъ къ возстанію и, вѣроятно, хочетъ дать ему правильное направленіе. Регентъ въ Компьенѣ; онъ объявилъ Парижъ внѣ закона, и предполагаетъ идти на него съ королевскими войсками. Всѣ главные города пристали къ Парижу; они вооружаются. Король наварскій назначенъ главнокомандующимъ Парижа; этотъ человѣкъ заслуживаетъ названіе «Злобнаго», которое ему дано, но онъ необходимъ Марселю и безопасенъ пока съ нами въ союзѣ. Часъ возстановленія народныхъ правъ пробилъ!… Но чтобы вести дѣло какъ слѣдуетъ, необходимо организовать Жакерію; отдѣльныя ея банды должны быть Соединены въ одно цѣлое, и дисциплинированы такъ, чтобы могли составить армію, способную сражаться сначала противъ регента, а потомъ противъ англичанъ.
— Справедливо, сказалъ Кэле, — десять бандъ, каждая отдѣльно, значатъ мало, соединенныя же вмѣстѣ онѣ составятъ достаточную, серьезную силу. Меня хорошо знаютъ во всемъ округѣ; я постараюсь соединить всѣхъ возставшихъ рабовъ этой провинціи.
— Но слушай далѣе, продолжалъ Магіэ. — Вотъ что велѣлъ передать вамъ Марсель. Король наварскій на нашей сторонѣ; онъ надѣется, посредствомъ народной партіи, завладѣть французскимъ трономъ; онъ находится теперь въ Клермонтѣ съ своими войсками; онъ долженъ вести ихъ къ Парижу, чтобы тамъ встрѣтиться съ арміей регента; онъ нуждается въ подкрѣпленіяхъ. Къ тому же Марсель но совсѣмъ довѣряетъ ему. Собери всѣ банды Жаковъ и ступай въ Клермонтъ съ отрядомъ въ 7, 8.000 человѣкъ. Ты безбоязненно можешь соединиться съ январскимъ королемъ, хотя, предупреждаю тебя, будь остороженъ съ нимъ. Въ его войскѣ считается всего 2,000 человѣкъ пѣхоты и 500 кавалеристовъ. Противъ такой силы у тебя будетъ 8,000 Жаковъ; слѣдовательно, ты можешь помѣриться съ нимъ въ случаѣ надобности….
— Въ Клермонтѣ ты получишь новыя инструкціи отъ Марселя, продолжалъ Магіэ, послѣ непродолжительнаго молчанія. — Цѣль Марселя: сдѣлать безвредной сеньорію, лишить престола регента и изгнать иностранцевъ. Когда она будетъ достигнута, тогда придетъ часъ совершеннаго освобожденія Франціи, и она будетъ процвѣтать, спокойно наслаждаясь плодами рукъ своихъ… Ты, Гильомъ, ты, Мазурекъ и ты, Адамъ, — вы, можетъ быть, послѣднія жертвы безчеловѣчной тиранніи франковъ, такъ ужасно воспользовавшихся побѣдой надъ галлами!.. Прощайте, друзья мои.
Онъ сѣлъ на лошадь и поскакалъ по дорогѣ въ Парижъ.
IV.
[править]Во второмъ этажѣ замка графовъ Клермонтскихъ, въ огромной комнатѣ, окна которой выходили на городскую площадь, король наварскій, Карлъ Злобный, разговаривалъ съ однимъ изъ своихъ оруженосцевъ. Было раннее утро.
— Поставили эшафотъ? спросилъ король.
— Да, государь, вы можете видѣть его изъ этого окна.
— Ну, а каково состояніе умовъ?
— Горожане ошеломлены, всѣ лавки заперты, никто не выходитъ на улицу. Простой народъ устрашенъ, если можно, еще болѣе буржуазіи.
— Прекрасно, однакожъ нужна осторожность; пусть мои наварцы хорошенько стерегутъ городскіе ворота; пусть они держатъ патрулей на улицахъ и безъ милосердія убиваютъ всякаго — буржуа, поселянина, ремесленника, который бы вздумалъ показать носъ на улицу до полудня.
— Приказанія объ этомъ отданы самыя точныя.
— А начальники этихъ проклятыхъ Жаковъ?
Все также хладнокровны и спокойны, государь.
— Гм! Надо чтобы все было окончено къ семи часамъ. Привели сюда этого человѣка, который сегодня ночью былъ арестованъ и прислалъ мнѣ медаль.
— Да, государь, его привели безоружнаго и связаннаго веревками. Онъ здѣсь внизу.
— Ввести его ко мнѣ.
Карлъ Злобный всталъ со стула и подошелъ къ окну, откуда былъ видѣнъ эшафотъ, сооруженный на площади. Онъ отворилъ окно и долго разсматривалъ эшафотъ съ злобной, иронической улыбкой. Послышался шумъ отворяемой двери и на порогѣ показались оруженосцы, окружающіе связаннаго человѣка, Карлъ обернулся и пристально посмотрѣлъ на Магіэ (связанный человѣкъ былъ онъ), потомъ махнулъ рукой. Стража удалилась и она, остался наединѣ съ адвокатомъ.
— Государь, что значитъ такое обращеніе со мной? вскричалъ Магіэ. — Ошибка это или измѣна? Для вашей чести я желалъ бы. чтобы это была только ошибка.
— Тутъ нѣтъ никакой ошибки.
— Тогда это измѣна! обезоружить меня! скрутить веревками, меня! который вручилъ медаль и письмо, удостовѣряющія, что и посланъ къ вамъ Марселемъ. Это измѣна, государь! недостойное вѣроломство!
— Повторяю тебѣ, что тутъ нѣтъ ни ошибки, ни вѣроломства, а простая мѣра предосторожности… Скажи-ка лучше, съ какимъ порученіемъ прислалъ тебя ко мнѣ Марсель?
— Вы узнаете его только тогда, какъ освободите меня отъ веревокъ.
— Но веревки нисколько не мѣшаютъ тебѣ говорить,
— Они унижаютъ мое достоинство.
— Ты, можетъ быть, и правъ, но время дорого; твое порученіе вѣроятно не пустое, и дѣло можетъ пострадать, если ты станешь медлить.
— Государь, я пришелъ къ вамъ, если не какъ другъ, то, по крайней мѣрѣ, какъ союзникъ, а вы обходитесь со мной, какъ съ врагомъ; поэтому я не намѣренъ произнести ни слова и убѣжденъ, что Марсель оправдаетъ меня.
— Пусть будетъ по твоему, сказалъ наварскій король, и ударилъ въ мѣдную доску.
Вошелъ оруженосецъ.
— Отведите этого человѣка за городъ и заприте за нимъ ворота.
Магіэ поразмыслилъ немного и объявилъ, что станетъ говорить.
— Марсель поручилъ мнѣ передать вамъ, государь, что теперь самое удобное время для васъ открыть компанію, началъ Магіэ, по уходѣ оруженосца; — армія регента идетъ на Парижъ; недовольные вассалы взялись за оружіе; многочисленные отряды Жаковъ — какъ они назвали себя въ воспоминаніе оскорбительнаго имени даннаго имъ сеньеріей — теперь на походѣ къ Клермонту, чтобы присоединиться къ вамъ. Я даже удивился, что не нашелъ здѣсь Жаковъ…
— Пока ты ожидалъ моего отвѣта, ты не разговаривалъ ни съ однимъ изъ моихъ солдатъ? спросилъ Карлъ.
— Нѣтъ, меня сейчасъ же заперли въ какой-то комнатѣ и оставили одного.
— Продолжай.
— Марсель желаетъ знать вашъ планъ компаніи, когда къ вамъ присоединятся 8 или 10,000 Жаковъ, которые сегодня непремѣнно должны придти въ Клермонтъ.
— Мы поговоримъ объ этомъ послѣ, а теперь скажи-ка мнѣ, каково положеніе Парижа?
— Партизаны регента дѣйствуютъ энергически; они пытаются устрашить населеніе, приписывая возмущенію всѣ бѣдствія, отъ которыхъ страдаетъ городъ. Королевскіе отряды расположились было въ Этампѣ и Корбейлѣ, чтобы мѣшать подвозу съѣстныхъ припасовъ въ Парижъ и произвести въ немъ голодъ; но Марсель, съ городской милиціей, разбилъ ихъ и очистилъ дорогу отъ непріятеля. Тайные лазутчики регента, однакоже, проникли въ городъ и мутятъ горожанъ. Впрочемъ, до сихъ поръ они ничего по сдѣлали; горожане по прежнему твердо идутъ за Марселемъ и вѣрятъ ему, въ особенности съ той поры, какъ узнали о возстаніи Жаковъ…
— Ты говоришь, что партизаны регента не сидятъ сложа руки. Мальяръ — одинъ изъ вожаковъ этой партіи?
— Можетъ быть тайно, но открыто нѣтъ. Извѣстные предводители этой партіи: шевалье Шарни и шевалье Жакъ де-Понтуазъ. Да, государь, нужно дѣйствовать быстро, рѣшительно. Ваши шансы царствовать будутъ безспорны, если вы придете на помощь Парижу; разбейте войска регента; употребите на пользу могучій союзъ, который вамъ дастъ Жакерія! Марсель желаетъ, воспользовавшись возмущеніемъ Жаковъ, организовать ихъ банды и потомъ ударить съ ними на англичанъ. Побѣда несомнѣнна; Жаки экзальтированы, они ненавидятъ англичанъ и съ радостію пойдутъ на избавленіе родины отъ этихъ наглыхъ чужеземцевъ. Вотъ съ какой цѣлью Марсель желаетъ присоединить къ вашей арміи армію Жаковъ.
— Да, да, отвѣчалъ Карлъ; — нашъ другъ Марсель весьма разсудительно набираетъ мнѣ союзниковъ.
И онъ опять ударилъ въ мѣдную доску.
Явился оруженосецъ. Карлъ сказалъ ему что-то на ухо. Не прошло и минуты, явились еще двое здоровыхъ молодцовъ и кинулись на Магіэ. Онъ богатырски защищался, хотя его руки были связаны, и одинъ изъ оруженосцевъ отлетѣлъ шаговъ на десять.
— Ого! какой ты геркулесъ! Какая страшная у тебя сила! Хорошо, что я принялъ противъ тебя мѣры.
Трое оруженосцевъ пересилили адвоката и стянули веревками его ноги.
— Посадите господина посланника на стулъ подлѣ окна, я уйдите, сказалъ Карлъ. — Теперь мы можемъ продолжать нашъ разговоръ спокойно, я не рискую, что тебѣ можетъ прійти охота брыкаться.
— Мои подозрѣнія оправдались. Значитъ, я жертва недостойнаго вѣроломства. Вы хотите сообщить мнѣ о своей измѣнѣ и боитесь моего гнѣва, вскричалъ внѣ себя Магіэ.
Король наварскій презрительно пожалъ плечами.
— Вассалъ, если бы и сдѣлалъ тебѣ честь и боялся тебя, ты былъ бы давно повѣшенъ; если бы я измѣнилъ договору моему съ Марселемъ, я былъ бы въ Компьенѣ, подлѣ регента. Ты не повѣшенъ, я не въ Компьенѣ, слѣдовательно ты говоришь вздоръ. Ну, такъ возобновимъ нашъ разговоръ, прерванный на Жакахъ, этихъ честныхъ союзникахъ, которыхъ мнѣ далъ Марсель, Они пришли сюда, эти Жаки, въ числѣ 8,000 человѣкъ.
— Но гдѣ же они?
— Гдѣ они? отвѣчалъ Карлъ съ злобной усмѣшкой. — Они тамъ, гдѣ мы будемъ всѣ…
— Умерли, перебиты? вскричалъ Магіэ, пораженный ужасомъ.
— Успокойся и выслушай хладнокровно подробности… Ну, такъ эти Жаки, дикіе звѣри, которые грабили и жгли замки, убивали сеньеровъ, насиловали женщинъ… эти свирѣпые безумцы пришли сюда… Права побѣдителя надъ побѣжденнымъ, права сеньера надъ рабомъ — абсолютны, безспорны. Всякій виденъ или рабъ, который возмутится противъ своего господина, долженъ умереть… они и умерли.
Магіэ задрожалъ всѣмъ тѣломъ, кровь бросилась ему въ голову, онъ забылъ, что находится во власти этого человѣка, и закричалъ страшнымъ голосомъ:
— Карлѣ Злобный, ты не выпустишь меня живого отсюда, ты погибъ, если я передамъ твои слова Марселю.
— Напротивъ, ты выйдешь отсюда живой, отвѣчалъ холодно Карлъ; — и передашь Марселю всѣ факты… да, всѣ факты… Прежде всего ты скажешь Марселю, что какъ онъ ни хитеръ, а я все-таки не намѣренъ быть его игрушкой: начальники Жаковъ, которыхъ онъ мнѣ прислалъ, какъ союзниковъ, должны были стать моими надзирателями, а, въ случаѣ надобности, и палачами… если я удалюсь хотя на лилію отъ плана, предначертаннаго этимъ дерзкимъ горожаниномъ. По его словамъ, я, въ его рукахъ, не болѣе, какъ «орудіе, которое онъ разобьетъ при случаѣ»… Я разбилъ одно изъ страшныхъ орудій Марселя, я уничтожилъ Жакерію… Въ настоящую минуту мои друзья Гастонъ Фебусъ, графъ де-Фуа и капитанъ Бухъ рѣжутъ въ Mo послѣдніе остатки этой проклятой змѣи бунта, которая думала задушить сеньорію.
— Жакерія разбита! уничтожена! Нѣтъ, я обманутъ. Не можетъ быть, чтобы такъ легко было истребить 8,000 человѣкъ; гдѣ достаточныя для этого силы — были ли онѣ у васъ?
— Господинъ посланникъ, ты слишкомъ торопишься своими заключеніями. Прежде выслушай, а выводы дѣлай послѣ. Я тебѣ обѣщалъ факты; вотъ они: вчера въ полдень меня увѣдомили о приближеніи Жаковъ; горожане и ремесленники Клермонта, но наущенію одного стараго бунтовщика, вышли изъ города на встрѣчу чтимъ безумцамъ, намѣреваясь устроить имъ праздникъ. Я не мѣшалъ такому настроенію, напротивъ, старался усилить его. Пока Жаки братались съ горожанами на равнинѣ, трое изъ ихъ начальниковъ подошли къ подъемному мосту, прося свиданія со мною, и объявляя, что они идутъ ко мнѣ въ качествѣ друзей.
— Какъ имена этихъ начальниковъ? вскричалъ Магіэ.
— Гильомъ Кэле, Адамъ Дьяволъ и Мазурекъ Ягненокъ, твой братъ.
— Мой братъ! Откуда вы знаете объ этомъ?
— О, я знаю многое и ничего отъ тебя не скрою; я полагаю, тебѣ извѣстна моя искренность. Я приказалъ привести къ себѣ этихъ начальниковъ Жаковъ, и принялъ ихъ самымъ вѣжливымъ образомъ. Мы порѣшили, съ общаго согласія, что намъ весьма, кстати соединиться и вмѣстѣ идти къ Парижу; въ ожиданіи же выступленія, ихъ армія должна расположиться лагеремъ въ равнинѣ. Устроивъ лагерь, начальники должны были возвратиться ко мнѣ для переговоровъ о дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ. Вотъ они и возвратились; первой моей заботой, разумѣется, было избавиться отъ нихъ, и я бросилъ ихъ въ тюрьму; лишенныя начальниковъ, эти безпорядочныя банды были уже на половину побѣждены. Я послалъ къ нимъ одного изъ своихъ офицеровъ, сира Бигора, который сообщилъ имъ, что ихъ начальники, по соглашенію со мною, желаютъ устроить небольшіе маневры, вмѣстѣ съ моими войсками, чтобы, такимъ образомъ, пріучить ихъ, Жаковъ, къ воинской командѣ, и что ими будетъ командовать онъ, сиръ Багоръ. Жаки дались въ обманъ и съ радостію приняли сдѣланное имъ предложеніе… Ихъ начальники были не такъ глупи; они поняли, кажется, въ чемъ тутъ штука и не дали себя провести…
Магіэ всего передернуло и онъ застоналъ отъ злобы и негодованія.
— Клермонтскіе жители выкатили много бочекъ вина для угощенія своихъ союзниковъ, продолжалъ Карлъ; — тѣ не положили охулки на руку, выпили здорово и потребовали поскорѣе начать воинскія упражненія. Сиръ Бигоръ, искусный полководецъ, командовалъ маневрами; послѣ нѣсколькихъ маршей и контрмаршей онъ завелъ ихъ въ ущелье; мои стрѣлки заняли всѣ пункты, съ которыхъ можно было удобно стрѣлять въ эту дикую толпу; а кавалеристы расположились на обоихъ выходахъ изъ ущелья, такъ, чтобы отрѣзать отступленіе бѣглецамъ и, по возможности, всѣхъ ихъ положить въ мѣстѣ.
— О, король, король! вскричалъ Магіэ съ горечью. — И ты согласился на такое низкое убійство?
— Убійство, рѣзня — все это слова, отвѣчалъ Карлъ. — Эти дикія и свирѣпыя животныя, Жаки, гордые, что могутъ пародировать по военному въ глазахъ клермоятской буржуазіи, старались нести свои палки, вилы, топоры и проч. на манеръ рыцарскаго вооруженія. Они, какъ дѣти, радовались, что и ихъ считаютъ способными быть воинами. Когда ихъ завели куда слѣдуетъ, былъ поданъ сигналъ къ всеобщему истребленію. Мои стрѣлки съ разныхъ сторонъ пустили въ нихъ тучу стрѣлъ. Ошеломленные такой неожиданностью, они бросились къ выходамъ изъ ущелья, но тамъ приняла ихъ моя кавалерія…
Магіэ такъ былъ пораженъ всѣми этими ужасами, что не могъ произнести ни слова. Карлъ злобный презрительно улыбался.
— Растерянные, загнанные въ западню, продолжалъ Карлъ, — эти дикіе Жаки почти безъ всякого сопротивленія давали себя убивать. Не знаю, многіе ли изъ нихъ спаслись отъ общей рѣзни. Думаю, что очень немногіе. Досталось и зрителямъ маневровъ, клермонтскимъ жителямъ: многіе изъ нихъ раздѣлили участь своихъ союзниковъ, и избѣжали смерти только тѣ. кто догадался убраться домой заранѣе. Такимъ образомъ однимъ ударомъ я разомъ избавлялся я отъ Жаковъ и отъ безпокоившихъ меня клермонтскихъ горожанъ. Теперь г. посланникъ, передай Марселю, чтобы онъ не вмѣшивалъ Жаковъ въ наши операціи. Тебя сейчасъ развяжутъ, приведутъ твою лошадь и ты можешь ѣхать… Ахъ, да, я и забылъ тебѣ сказать, что трое начальниковъ еще живы, и если ты будешь говорить со мною спокойно и разсудительно, ты увидишь своего брата.
— Такъ Мазурекъ живъ и я его увижу!
— Говорю тебѣ, что онъ живъ и ты его увидишь, только прежде поговоримъ толково о томъ, какія мѣры слѣдуетъ намъ принять для будущихъ нашихъ совокупныхъ дѣйствіи съ Марселемъ.
— Съ Марселемъ! вскричалъ съ изумленіемъ Магіэ. — Послѣ того, что ты сдѣлалъ, ты думаешь оставаться съ нимъ въ союзѣ? Этотъ пагубный союзъ, заключенный въ силу обстоятельствъ. — онъ уже разорванъ!
— Какой ты простофиля! Ты клевещешь на здравый смыслъ Марселя и не умѣешь цѣнить его политической мудрости. О, это одинъ изъ самыхъ замѣчательнѣйшихъ людей нашего времени! Знаешь ли, что онъ скажетъ тебѣ. когда ты ему сообщишь объ истребленіи Жакеріи?… Онъ скажетъ: «буржуазія и Жакерія составляли мою армію; и надѣялся ее дисциплинировать и быть въ состояніи сказать королю наварскому: моя армія сильнѣе вашей, принимайте мои условія, идемъ вмѣстѣ противъ регента, я вамъ обѣщаю корону, если вы согласитесь признать волю національнаго собранія; иначе вы короны не получите. Соединяйтесь съ регентомъ, меня не страшитъ этотъ союзъ; и города, и деревни въ моихъ рукахъ; я васъ не боюсь. Но когда Жакерія, большая часть моей арміи уничтожена, прибавитъ разсудительно Марсель, мнѣ остается только два, пути: или покориться регенту и отдать ему голову мою и моихъ друзей, или послужить планамъ короля наварскаго, который имѣетъ армію, способную противостать королевскимъ войскамъ: слѣдовательно, вмѣсто того, чтобы предписывать условія королю наварскому, я долженъ принять его условія.»
— Какъ! Онъ измѣнитъ дѣлу, которому посвятилъ всю свою жизнь?
— Какъ измѣнитъ! Напротивъ, онъ приведетъ въ исполненіе свои планы. Не считаешь ли ты меня такимъ глупцомъ, что, завладѣвъ трономъ силой, я не вынужденъ буду согласиться на многія уступки? Я долженъ буду осуществить нѣкоторыя реформы, надъ которыми столько лѣтъ работаетъ этотъ неутомимый Марсель. Иначе, рано или поздно, буржуазія возмутится противъ меня, какъ она возмутилась противъ регента. Вѣдь Марсель сказалъ мнѣ съ своимъ обычнымъ здравомысліемъ: «государь, вы въ каждой реформѣ увидите средство взойти на французскій престолъ, а регентъ видитъ въ ней одно посягательство въ свои наслѣдственныя нрава. Въ этомъ между вами большая разница».
— Но если таковы ваши побужденія, зачѣмъ же вы истребили Жаковъ? Зачѣмъ уничтожили народное возстаніе? За нимъ должно было послѣдовать возстановленіе Галліи и изгнаніе англичанъ съ нашей почвы?
— Ты, право, очень наивенъ. Повторяю, что, волей, неволей, я соглашусь на нѣкоторыя реформы, которыя успокоятъ буржуазію, но я вовсе не намѣренъ быть орудіемъ въ рукахъ національнаго собранія; я употреблю всѣ усилія, чтобы не ссориться съ нимъ, и буду помогать ему, но съ условіемъ, чтобы оно не вмѣшивалось въ мои дѣла. Я сдѣлаю все возможное, чтобы скорѣе окончить войну съ англичанами. Что же касается Жака Бонома, то какой разсчетъ мнѣ ссориться съ сеньеріей: Жакъ Бономъ долженъ остаться тѣмъ же, чѣмъ онъ быль. Таково право побѣдителя надъ побѣжденнымъ. Передай точно весь нашъ разговоръ Марселю, скажи, что я скоро буду въ Парижѣ, но желалъ бы прежде повидаться съ нимъ въ Сент-Уэнѣ; я буду тамъ послѣ завтра вечеромъ. Я обѣщалъ тебѣ, что ты увидишь своего брата и исполню свое обѣщаніе — ты его увидишь сейчасъ.
Съ этими словами Карлъ удалился, а въ комнату вошелъ одинъ изъ оруженосцевъ.
— Твой государь позволилъ мнѣ видѣться съ братомъ, гдѣ же онъ?
Оруженосецъ отворилъ окно и сказалъ: «смотри».
Потомъ ушелъ, заперевъ комнату на ключъ.
Магіэ быстро подошелъ къ окну и сердце его сжалось. Онъ увидѣлъ эшафотъ. Палачи расхаживали взадъ и впередъ по его платформѣ. ожидая своихъ жертвъ. Тутъ же стояла небольшая желѣзная жаровня, употребляемая въ деревенскомъ хозяйствѣ: подъ нее были подложены раскаленные угли; жаровня уже покраснѣла, но палачи безпрерывно работали мѣхомъ, раздувая угли. На площади и на улицахъ не было ни души.
Но вотъ затрубили въ трубы. Показался отрядъ солдатъ, конвоирующій Гильома Кэле, Адама Дьявола и Мазурека. Предводителя Жаковъ шли спокойно, высоко поднявъ голову.
Взойдя на эшафотъ друзья простились и Кэле произнесъ громкимъ, голосомъ,:
— Смѣлѣй, Жаки! мужайтесь до конца! Мы отмстили нашимъ личнымъ врагамъ. Насъ, будутъ теперь мучить, насъ убьютъ, но что нужды? Враги, которымъ мы отмстили, уже не оживутъ. Мы проиграли теперь битву. Другіе выиграютъ, и придетъ день, когда Галлія будетъ свободна и чуждые пришельцы покинутъ, ее! Смѣлѣй, же Жаки! мужайтесь до конца.
Палачи, занятые приготовленіями, не мѣшали говорить Гильому, но когда жаровня побѣлѣла, они сказали: «готово».
Солдаты сдали имъ осужденныхъ. Адамъ и Мазурекъ, со связанными за спиной руками, были поставлены подлѣ деревянныхъ чурбановъ, а Кале, связанный по рукамъ и ногамъ, посаженъ на скамейку. Палачъ снялъ съ его головы холщовый колпакъ, взялъ щипцами раскаленную жаровню, перевернулъ ее ножками вверхъ и надѣлъ ее на голову старому рабу.
— Я тебя короную, король Жаковъ, сказалъ онъ.
Кэле испустилъ нечеловѣческій крикъ.
Магіэ видѣлъ все это, сердце его облилось кровію и онъ, задыхающимся голосомъ, воскликнулъ:
— Братъ, милый братъ!…
Мазурекъ слышалъ этотъ крикъ; онъ поднялъ голову и посмотрѣлъ на окно, но въ эту минуту блеснули топоры и головы несчастныхъ отдѣлились отъ туловища.
Магіэ потерялъ сознаніе и упалъ на полъ…
Когда онъ пришелъ въ себя, онъ лежалъ въ другой комнатѣ на связкѣ соломы; руки и ноги его были свободны. На дворѣ было темно, и въ комнатѣ горѣла лампа. Магіэ былъ не одинъ, здѣсь же въ комнатѣ сидѣлъ оруженосецъ короля наварскаго, который сообщилъ ему, что онъ свободенъ и можетъ оставить Клермонтъ, когда ему вздумается. Магіэ просилъ оруженосца передать королю просьбу о дозволеніи похоронить Мазурека, Карлъ охотно на это согласился.
V.
[править]Прошелъ мѣсяцъ послѣ описанныхъ событій. Карлъ наварскій оказался очень плохимъ политикомъ. Истребивъ Жакерію, онъ уничтожилъ могущественнаго союзника, съ пособіемъ котораго могъ легко бороться съ регентомъ, и теперь съ своими слабыми силами онъ едва могъ держаться. Партія регента чрезъ это стала усиливаться въ Парижѣ; въ самой буржуазіи произошелъ расколъ. Жанъ Мальяръ работалъ неутомимо и число его приверженцевъ росло съ каждымъ днемъ. Онъ давно уже вошелъ въ сношенія съ регентомъ и дѣйствовалъ, сообразно его инструкціямъ, вмѣстѣ съ сиромъ де-Шарни, возбуждая народъ противъ Марселя.
Въ это время пронесся слухъ, что и Карлъ Злобный вошелъ въ тайныя сношенія съ регентомъ.
Партія Марселя была еще сильна, его боготворили парижане, но онъ ясно видѣлъ, что, въ случаѣ измѣны короля наварскаго, Парижу, имѣющему домашнихъ враговъ, не устоять противъ регента. Парижъ будетъ взятъ штурмомъ и отданъ на разграбленіе солдатъ.
Въ виду такого печальнаго исхода, Марсель рѣшился на послѣднее средство: онъ назначилъ свиданіе Карлу Злобному, думая уговорить его дѣйствовать рѣшительно и дать генеральное сраженіе регенту; но если бы король не явился на это свиданіе, Марсель вознамѣрился пожертвовать собою. Въ этомъ случаѣ онъ рѣшился отправиться прямо въ лагерь къ регенту и сдаться безусловно. Онъ разсчитывалъ, что тогда регентъ оставитъ въ покоѣ парижанъ и не предастъ городъ разграбленію. Объ этомъ рѣшеніи онъ сообщилъ нѣсколькимъ изъ своихъ друзей, главнѣйшимъ вожакамъ народной партіи. Тѣ долго отговаривали своего друга, но, наконецъ, согласились, что другого исхода нѣтъ.
Эти соображенія, къ несчастію, стали извѣстны врагамъ Марселя и тѣ устроили ему западню.
Пробилъ часъ пополуночи. Къ сент-антуанскимъ воротамъ подошелъ Марсель, имѣя въ рукахъ два огромные, тяжелые ключа отъ воротъ. Рядомъ съ нимъ шли Филиппъ Жифаръ и Магіэ. Сзади нихъ слѣдовалъ служитель, ведя лошадь въ поводу. Все было тихо кругомъ.
— Да, мы переживаемъ теперь, важный моментъ, сказалъ Марсель. — Если Карлъ Злобный явится на свиданіе, у насъ еще могутъ быть шансы для успѣха, Если же нѣтъ, я сяду ни лошадь и тотчасъ же отправлюсь въ регенту.
Едва онъ успѣлъ проговорить эти слова, двое шпіоновъ вышли изъ-подъ темнаго свода воротъ и крикнули: «Монтжуа, за короля и герцога!» Это восклицаніе было лозунгомъ партіи регента. На этотъ крикъ изъ-подъ того же свода вышелъ Жанъ Мальяръ. Увидѣвъ своего стараго друга, объ измѣнѣ котораго онъ уже зналъ, Марсель остановился. Лицо его выразило негодованіе и презрѣніе. Но ни онъ, ни его спутники не замѣтили, что Мальяръ заложилъ правую руку за спину и что-то въ ней держалъ.
— Марсель, сказалъ Мальяръ рѣзкимъ тономъ; — что дѣлаете вы здѣсь такъ поздно?
— Вамъ какое дѣло? отвѣчалъ Марсель съ неудовольствіемъ. — Но, пожалуй, я готовъ удовлетворить ваше любопытство; я осматриваю посты, какъ начальникъ города.
— Ну, не думаю, вскричалъ Мадьяръ, быстро подходя къ городскому головѣ. — Вѣрнѣе, что вы затѣваете что-то недоброе.
И обращаясь къ шпіонамъ, онъ прибавилъ;
— Вы видите, онъ держитъ въ рукахъ ключи отъ городскихъ воротъ; ясно, онъ намѣренъ измѣнить городу!..
— Презрѣнный! закричалъ Марсель; — вы лжете!
— Нѣтъ, измѣнникъ! это ты лжешь!
И внезапно поднявъ топоръ, скрытый у него за спиной, онъ бросился на Марселя, крича:
— Ко мнѣ, мои друзья! Смерть Марселю! Смерть всѣмъ его послѣдователямъ! Они всѣ измѣнники!
Прежде чѣмъ Магіэ и Жифаръ могли предупредить нападеніе, Мальяръ нанесъ топоромъ такой страшный ударъ по головѣ Марселя, что тотъ зашатался и упалъ; кровь потекла ручьями изъ глубокой раны.
На крикъ Мальяра: «ко мнѣ, друзья», въ аркахъ воротъ появился свѣтъ; оттуда вышла многочисленная толпа людей, вооруженныхъ пиками, алебардами, ножами. Между ними находились сиръ де-Шарни, шевалье де-Поитуазъ и членъ магистрата Пьеръ Дессесаръ. Съ крикомъ: «Монтжуа, за короля и герцога!» они бросились въ Марселя, чтобы покончить съ нимъ; несчастный, съ разрубленнымъ черепомъ, съ окровавленнымъ лицомъ, пытался подняться, поддерживаемый Магіэ и Жифаромъ, которые дѣлали неимовѣрныя усилія, чтобы защитить раненаго; но скоро и они были смяты и получили на свою долю множество ударовъ. Друзья Марселя, главнѣйшіе изъ вожаковъ народной партіи, ожидавшіе въ одномъ изъ ближайшихъ домовъ результата свиданія Марселя съ наварскимъ королемъ, услышавъ увеличивающійся шумъ и частое повтореніе лозунга партіи регента, прибѣжали къ сент-антуанскимъ воротамъ, надѣясь помочь своему предводителю, если онъ находится въ опасности. Ихъ красныя и голубыя шапки возбудили ярость убійцъ Марселя; они бросились на нихъ, и народные вожди, несмотря на героическое сопротивленіе, были всѣ перебиты. Но это убійство не удовлетворило ревности Мадьяра, и Шорни.
— Смерть всѣмъ врагамъ регента! вскричалъ онъ. — Мы знаемъ, гдѣ они живутъ; побѣжимъ къ ихъ домамъ и умертвимъ ихъ въ постеляхъ.
Смерть всѣмъ друзьямъ Марселя! отвѣчалъ Мадьяръ, потрясая своимъ топоромъ.
— Смерть краснымъ и голубымъ шапкамъ! вторила толпа.
— Друзья, замѣтилъ де-Шарни; — тѣло шевалье де-Конфланса было выставлено на позоръ. Въ возмездіе мы выставимъ тамъ же тѣло Марселя.
— Завтра мы прикажемъ волочить его по землѣ до Лувра, а потомъ бросимъ въ Сену, какъ недостойнаго христіанскаго погребенія, прибавилъ Мадьяръ.
Тѣло Марселя было отыскано въ кучѣ труповъ, положено на плечи четырехъ сильныхъ солдатъ и выставлено для оскорбленій и насмѣшекъ толпы, глупой и неблагодарной, для которой онъ трудился всю свою жизнь. На другой день его кровавые, изуродованные останки были влачимы по городу и брошены въ Сену.
Таковъ былъ конецъ одного изъ величайшихъ гражданъ Франціи.
Большая часть его друзей перебита или бѣжала изъ Парижа.
Регентъ вернулся въ Парижъ, а Мальяръ, за свою низкую измѣну, получилъ достоинство городскаго головы и сдѣлался самымъ ревностнымъ слугою безпощаднѣйшей реакціи.
- ↑ Предлагаемый очеркъ, составляя отдѣльный эпизодъ изъ исторіи рабства, тѣмъ не менѣе служитъ продолженіемъ очерковъ, напечатанныхъ въ 11-й и 12-й книжкахъ «Дѣло» за 1868 годъ. Поэтому считаемъ необходимымъ для новыхъ подписчиковъ передать вкратцѣ содержаніе предыдущаго очерка. Въ XIV вѣкѣ злоупотребленія власти сеньеровъ, надъ ихъ рабами и вассалами, дошли до крайнихъ предѣловъ: поселяне были совершенно раззорены, отягчены чрезмѣрными налогами; самая жизнь ихъ зависѣла отъ каприза сеньеровъ. Правосудіе находилось въ рукахъ тѣхъ же самыхъ сеньеровъ, слѣдовательно обращаться къ нему было безполезно. Въ это время, въ деревнѣ Крамуази, принадлежащей сиру де-Нуантелю, проживалъ энергическій человѣкъ Гильомъ Кэле. Его дочь, Авелина, была просватана за раба той же сеньеріи Мазурски. Авелина была очень хороша собой, потому естественно было предполагать, что сеньеръ Вуантель воспользуется правомъ первой ночи съ новобрачной". Надобно было выкупать это право, что допускаюсь обычаемъ феодальнаго произвола. Кэле продалъ, что было можно и передалъ деньга Мазуреку, который понесъ ихъ въ видѣ выкупа сеньеру. По дорогѣ несчастныя былъ ограбленъ шевалье де-Шомонтедомъ, — случай не рѣдкій въ то время. Мазурекъ жаловался своему сеньеру, но его жалоба признана клеветой. Такимъ образомъ сеньоръ воспользовался правомъ первой ночи, а судъ приговорилъ: Мазуреку испросить публичное прощеніе сеньора за го, что онъ хотѣть воспрепятствовать ему въ его правѣ; затѣмъ сражаться на турнирѣ съ палкой въ рукѣ противъ Шомонтели, вооруженнаго съ могъ до головы, и если безоружнаго раба побѣдятъ, то онъ будетъ брошенъ въ воду. Разумѣется, Мазурекъ былъ побѣжденъ и его, зашитаго въ мѣшокъ, бросили въ воду. Онъ не погибъ, его спасли Магіэ, адвокатъ, пріѣхавшій на турниръ изъ Парижа, и Кале, но событіе, помимо другихъ предлоговъ, послужило причиной взрыва, который на время былъ удержанъ Магіи, посовѣтовавшимъ ждать сигнала изъ Парижа. Въ Парижѣ городскимъ головой былъ Марсель, одинъ изъ самыхъ замѣчательнѣйшихъ людей Франціи. Англичане объявили войну; произошла битва при Пуатье; французы были разбиты; король Жанъ взятъ въ плѣнъ. Регентомъ королевства назначенъ былъ его сынъ Карлъ. Между тѣмъ собрались генеральные штаты; Карлъ утвердилъ всѣ ихъ постановленія и обязался клятвою исполнять ихъ. Марсель, во главѣ милиціи, на время остановилъ успѣхи англичанъ. Когда прошла первая опасность, Карлъ сталъ нарушать свои обѣщанія; парижское населеніе произвело торжественную демонстрацію. Регентъ оставилъ Парижъ и рѣшился силой принести его къ повиновенію. Марсель обратился къ Карлу Злобному, королю наварскому, пожелавшему овладѣть французскимъ трономъ, и назначилъ его главнокомандующимъ Парижа, и подалъ знакъ ко всеобщему возстанію рабовъ, которымъ стали руководить Магіэ и Кэле.