А. Михайловъ.
[править]Революціонный анабаптизмъ.
[править]1889.
[править]ИКАРІЯ.
[править]Іюльская революція во Франціи была однимъ изъ тѣхъ несчастныхъ выстрѣловъ, однимъ изъ тѣхъ промаховъ, которые производятъ смятеніе всюду и не измѣняютъ ничего нигдѣ. Чуть не на другой день послѣ ея окончанія всѣ уже чувствовали, что попытка была крайне неудачна, что должны послѣдовать какое-то новое волненіе, новая смута, новая революція. Всѣ только напряженно спрашивали: «но когда-же?» Этотъ вопросъ оставался открытымъ, безъ отвѣта, восемнадцать лѣтъ, — восемнадцать лѣтъ, въ которые воздвигались баррикады въ Ліонѣ, съ кровавой рѣзней на улицахъ, писались книги Виллерме и Энгельса о страшномъ положеніи рабочихъ во Франціи и Англіи, шла агитація со стороны карбонаріевъ юной Италіи, Мадзини, Гарибальди, Кошута, происходили процессы сенъ-симонистовъ, сгущались вездѣ какія-то грозовыя тучи и слышались отдѣльные громовые удары недовольства, смутъ и возстаній во всей западной Европѣ. Трудные это были годы — годы страха и надеждъ, отчаянья и упованій. Перечитайте письма Гейне и Берне, «Письма изъ Франціи и Италіи» и «Съ того берега» и вы поймете, что передумало, перестрадало то поколѣніе людей сороковыхъ годовъ, которое теперь мало-по-малу уже сошло или сходитъ въ могилы. Одинъ изъ французскихъ дѣятелей какъ-то-сказалъ: «мы танцуемъ на вулканѣ». Точно такое же ощущеніе испытывали въ эти тяжелыя восемнадцать лѣтъ всѣ мыслящіе люди, къ какимъ бы партіямъ они ни принадлежали. Волненія въ Италіи, во Франціи заставляли ежедневно ждать, что вотъ — вотъ случится нѣчто серьезное, страшное, рѣшительное, но на другой день оказывалось, что ничего такого особеннаго не случилось: кто-то дрался на улицахъ, кого-то сослали на галеры и все старое осталось по старому.
И вдругъ въ это-то мрачное время появляется книга, въ которой описывается страна, незнающая ни революцій, ни нищеты, ни преобладанія однихъ сословій надъ другими, полная однѣхъ тихихъ радостей и счастія, зиждущаяся на великой идеѣ «братства». Она, эта книга, казалось, обращалась снова къ больному человѣчеству съ великими словами утѣшенія «придите ко мнѣ всѣ трудящіеся и обремененные и я успокою васъ». Эта книга была «Путешествіе въ Икарію». Теперь можно читать этотъ объемистый томикъ только исключительно по обязанности. Онъ навѣваетъ только скуку своимъ однообразіемъ и доводитъ до тошноты своею слащавостью въ описаніяхъ счастія икарійцевъ. Это что-то въ родѣ нѣмецкой сказки про Schlarafenland, что-то въ родѣ разсказа про землю, гдѣ рѣки сытовыя, берега кисельные. Вы читаете и сознаете, что этого нѣтъ, что этого, можетъ быть, не будетъ и вамъ становится досадно, что васъ считаютъ за ребенка и хотятъ обмануть. Но тогда — тогда нашлись тысячи измученныхъ невыносимою жизнію, жаждавшихъ выхода изъ тяжелаго положенія людей, которые ухватились за эту проповѣдь братства и любви, и каждый день бѣдныя работницы и бѣдные работники приносили десятки свѣжихъ букетовъ въ даръ ея автору; они, бѣдные наивные люди, не знали какъ почтить его и дали ему трогательное названіе «отца». Отецъ Кабе сразу сдѣлался одною изъ популярнѣйшихъ личностей во Франціи, его слава перешла за границы Франціи и привлекла къ нему поклонниковъ среди представителей всѣхъ націй.
Кто же былъ этотъ Кабе? Каково было содержаніе его знаменитой книги?
Этьенъ Кабе родился въ Дижонѣ 1-го января 1788 года. Онъ былъ сынъ бочара и съ семилѣтняго возраста работалъ въ мастерской отца. На двѣнадцатомъ году онъ былъ принятъ стипендіатомъ въ городскую центральную школу, гдѣ и кончилъ курсъ ученья. Своимъ обширнымъ и разностороннимъ образованіемъ онъ былъ обязанъ своему знаменитому земляку Жакото, одному изъ самыхъ выдающихся педагоговъ того времени, искреннему патріоту и революціонеру. Кабе принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которые не сразу находятъ дорогу по своему вкусу, не сразу мирятся съ выпавшей имъ на долю ролью, а пробуютъ пристроиться то къ тому, то къ другому мѣсту и вездѣ терпятъ неудачу. Кабе изучалъ педагогику, былъ нѣкоторое время учителемъ гимназіи, позднѣе изучалъ медицину, наконецъ законовѣденіе и сдѣлался адвокатомъ въ Дижонѣ. При реставраціи онъ принималъ участіе въ политическихъ демонстраціяхъ и за это насильственно отрывался правительствомъ отъ адвокатской практики. Мелкія придирки, ежедневныя неудачи раздражали его, мѣшая его занятіямъ. Наконецъ онъ рѣшился уѣхать въ Парижъ. Здѣсь онъ примкнулъ къ сильно развившемуся тогда карбонаризму, сдѣлался членомъ высшаго отдѣла этого тайнаго общества и участвовалъ въ борьбѣ либеральной оппозиціи противъ правительства Бурбоновъ. Когда вспыхнула революція 1830 года, онъ былъ назначенъ главнымъ прокуроромъ въ Бастію, но его крайнія политическія убѣжденія скоро лишили его и этого мѣста. Правительству Луи-Филиппа были нужны не такіе люди. Съ этой поры со стороны Кабе началась еще болѣе ожесточенная борьба съ правительствомъ при помощи отдѣльныхъ памфлетовъ, а потомъ періодическаго изданія. Въ іюлѣ 1831 года онъ былъ избранъ въ департаментѣ Котъ-д’Оръ депутатомъ въ палату и примкнулъ здѣсь къ крайней лѣвой фракціи.
Въ 1832 г. онъ написалъ исторію революціи 30 года и основалъ въ Парижѣ свой радикальный органъ «Le populaire». За статью въ этомъ изданіи въ мартѣ 1834 года онъ былъ приговоренъ на два года тюремнаго заключенія и бѣжалъ въ Лондонъ, «обрекая себя на добровольное изгнаніе», какъ говоритъ составитель статейки о Кабе въ «Политико-экономическомъ словарѣ». Выборъ между двухлѣтнимъ тюремнымъ заключеніемъ или пятилѣтнимъ изгнаніемъ былъ просто предоставленъ Кабе правительствомъ. Отсюда изъ Лондона онъ осыпалъ французское правительство самыми желчными памфлетами. Въ Парижъ онъ возвратился только послѣ амнистіи 1839 года, но возвратился не только неуспокоеннымъ, непримиреннымъ, а еще болѣе смѣлымъ и самоувѣреннымъ бойцомъ. Время изгнанія прошло для него не даромъ; его взгляды получили новый складъ. Въ Англіи онъ изучалъ Томаса Мора, Кампанеллу и перешелъ на сторону комунистовъ. «Взвѣсивъ исторію всѣхъ временъ и народовъ, говоритъ одинъ изъ его учениковъ, — онъ пришелъ къ выводу, что простыя политическія реформы не могутъ обезпечить обществу безопасности и благосостоянія, къ которымъ оно стремится, что рабство древности, крѣпостное состояніе среднихъ вѣковъ и пролетаріатъ новаго времени только отличаются по названію другъ отъ друга, но не по сущности, что недугъ перемѣнилъ кличку, но не характеръ». Помочь горю долженъ былъ коммунизмъ. Въ этомъ духѣ онъ написалъ «Histoire populaire de la revolution franèaise», четырехтомный панегирикъ якобинцамъ, санкюлотамъ, горѣ и въ особенности Бутонамъ, Робеспьерамъ и Сенъ-Жюстамъ, этимъ «непонятымъ героямъ террора», какъ рѣзко замѣчаетъ Сюдръ. Неутомимо сталъ онъ проповѣдывать коммунизмъ на публистическомъ поприщѣ и, наконецъ, написалъ свой знаменитый романъ «Voyage en кагіе». «Impopulaire» сталъ въ это время выходить снова и служилъ подспорьемъ въ дѣлѣ распространенія идей Кабе. Съ этой-то минуты Кабе, какъ я уже сказалъ, сдѣлался одною изъ популярнѣйшихъ личностей того времени.
Успѣхъ этого романа можно объяснить только тѣмъ тяжелимъ положеніемъ, въ которомъ, съ одной стороны, находились рабочіе и, съ другой стороны, тѣмъ гнетущимъ настроеніемъ, которое охватило тогда умы мыслящихъ людей. Ни самъ Кабе, какъ писатель и мыслитель, ни его романъ, какъ художественное произведеніе, не могли подкупить массу новизной идей или блескомъ изложенія. Кабе не былъ своеобразнымъ мыслителемъ, открывающимъ новые кругозоры обществу: въ его разсказѣ, — по удачному выраженію Луи Рейбо, — Буонаротти и Моръ, Фенелонъ и Кампанелла, отдѣленные другъ отъ друга вѣками, протягивали одинъ другому руки". Новаго здѣсь не было почти ничего, а что было ново, то было едва-ли удачно. Кабе не быль даже однимъ изъ тѣхъ сильныхъ стилистовъ, которые, по выраженію Сюдра, «всегда умѣютъ нанизать массу громкихъ словъ, скрывающихъ передъ ослѣпленнымъ читателемъ грубыя двусмысленности и чудовищные софизмы». Кабе, какъ художникъ, вполнѣ несостоятеленъ: его исторія первой революціи состоитъ изъ неловко сшитыхъ отчетовъ о засѣданіяхъ и отрывковъ изъ рѣчей республиканцевъ; всѣ эти отрывки пересыпаны его собственными объясненіями, очень часто имѣющими характеръ какихъ-то отрывочныхъ восклицаній; цѣльнаго впечатлѣнія это произведеніе не оставляетъ вовсе и напоминаетъ не историческое сочиненіе, а репортерскій крайне тенденціозный отчетъ. Его романъ еще болѣе несостоятеленъ въ художественномъ отношеніи, такъ какъ онъ страдаетъ убійственнымъ однообразіемъ, вялостью дѣйствія, слащавыми восторгами, выражающимися почти въ одной и той-же стереотипной формѣ. Но у Кабе, какъ у писателя, было одно достоинство — достоинство, крайне рѣдко встрѣчавшееся въ людяхъ существовавшихъ тогда партій: онъ шелъ неуклонно къ своей цѣли, онъ не соглашался ни на какія сдѣлки. Несмотря на свое поклоненіе передовымъ вожакамъ первой революціи, онъ прямо говорилъ, что у нихъ часто не было строго опредѣленной цѣли, что они сами иногда шли какъ-бы въ туманѣ, подчиняясь прежде всего вспышкамъ страстей. Въ 1848 году онъ также требовалъ отъ вожаковъ революціи, чтобы они не останавливались на полдорогѣ, не отдѣлывались туманными фразами, а шли бы до конца путемъ логическаго развитія тѣхъ идей, во имя которыхъ совершался переворотъ. Этой строгой послѣдовательности не отрицаютъ даже его враги. Въ этомъ смыслѣ говоритъ о немъ Сюдръ. Но, конечно, не это качество стяжало ему поклоненіе толпы. Нѣтъ, его романъ имѣлъ успѣхъ, потому что былъ написанъ человѣкомъ, чувствовавшимъ необходимость выхода изъ невыносимаго существовавшаго тогда положенія, потому что онъ обращался къ читателямъ, чувствовавшимъ также сильно ту-же необходимость исхода. Этотъ романъ былъ одной изъ тѣхъ соломенокъ, за которыя хватаются въ такія времена утопающіе.
Содержаніе романа просто и несложно. Молодой лордъ Карисдаль, женихъ богатой пятнадцатилѣтней миссъ Генріеттъ, прочитавъ книгу объ Нкаріи, пришелъ въ такой восторгъ отъ описанія этой страны, что рѣшился совершить туда путешествіе. Не ищите на географическихъ картахъ Нкаріи — эта страна существуетъ только въ безпредѣльной области фантазіи, хотя въ романѣ и описывается маршрутъ лорда Карисдаля, отправившагося въ Икарію изъ Лондона и прибывшаго въ фантастическій портъ Камирисъ, на восточной сторонѣ фантастической же страны Mapволовъ, союзниковъ икарійцевъ. Отсюда лордъ прибылъ въ фантастическій городъ Икаріи Тираму, гдѣ консулъ взялъ съ него двѣсти гиней за него и его слугу. На эти деньги Икарія обязывалась въ теченіи четырехъ мѣсяцевъ кормить, поить, одѣвать, перевозить изъ города въ городъ, возить въ театры и на лекціи лорда Карисдаля и его слугу, такъ какъ за деньги въ Икаріи самому ничего нельзя достать: деньги тамъ не обращаются, деньги это «язва, отъ которой избавилъ страну преобразователь Икаріи великій Икаръ». Въ Икаріи нѣтъ таможенъ, этихъ «притоновъ воровъ, болѣе безжалостныхъ, чѣмъ пираты и бури». Корабль, на которомъ ѣхалъ лордъ Карисдаль, былъ устроенъ удивительно: на немъ устранены всѣ причины, вслѣдствіе которыхъ могло бы случиться несчастіе, на немъ приняты всѣ мѣры, чтобы путники не страдали даже морской болѣзнью. При входѣ на корабль, начальникъ корабля собралъ пассажировъ и успокоилъ ихъ, объявивъ имъ, что за ихъ безопасность можно вполнѣ поручиться, и напомнивъ, что главная цѣль Икаріи — это благополучіе и удобства ея гражданъ. Уже на первыхъ шагахъ лордъ убѣдился, что предусмотрительность икарійцевъ доходитъ до мелочей: вездѣ на стѣнахъ есть необходимыя свѣдѣнія для проѣзжающихъ, всюду приняты мельчайшія мѣры для удобнаго путешествія и удобной жизни, все поражаетъ сразу роскошью, изобиліемъ и блескомъ. Съ этой минуты начинается рядъ восторговъ лорда КаІрисдадя, восторговъ уже скучныхъ потому, что даже случайная буря, случайно подгорѣвшее жаркое, случайно споткнувшійся на дорогѣ человѣкъ, ничто не нарушаетъ этого блаженнаго восхищенія лучшею изъ всѣхъ лучшихъ странъ. Тутъ нѣтъ ни промаховъ, ни ошибокъ, ни недосмотровъ, точно все здѣсь создали боги, а не люди, эти вѣчныя жертвы случайностей и заблужденій. Лордъ Карисдаль знакомится съ икарійцемъ Вальморомъ и восторги дѣлаются еще неудержимѣе, такъ какъ лордъ Карисдаль все хвалитъ, а Вальморъ все повторяетъ: «вы еще и не то увидите». Вальморъ вводитъ англичанина въ свою семью, знакомитъ его со своимъ дѣдомъ, отцомъ, сестрою, подругою дѣтства Динапзой.
Лордъ очарованъ этими людьми, они очарованы имъ, всѣ обнимаются и цѣлуются чуть-ли не по нѣсколько разъ въ одну минуту. Среди этого счастія темнымъ облачкомъ является неожиданный отказъ Динаизы выйдти замужъ за Вальмора. Вальморъ и его семья страдаютъ, но сила воли беретъ верхъ на столько, что Вальморъ даже не чувствуетъ ревности, узнавъ, что Динаиза любитъ лорда Карисдаля. Лордъ рѣшается жениться на Динаизѣ.
Но для этого ему нужно натурализоваться въ Икаріи, что и совершается. Назначается день свадьбы и въ эту минуту счастія Динаиза падаетъ мертвою. Лордъ сходитъ съ ума, бѣжитъ въ Англію, но… все это романическіе эффекты, читатель: Динаиза не умерла, а была въ продолжительномъ обморокѣ, она скачетъ за лордомъ и онъ, конечно, выздоровѣетъ. Вотъ нехитрая канва романа, которой, конечно, не придавалъ ровно никакого значенія и самъ Кабе, никогда не имѣвшій претензій на титулъ «талантливаго беллетриста»; его занимали тѣ узоры, которые онъ выведетъ при помощи ея.
Въ Икаріи царствуетъ полное равенство, люди не отличаются по сословіямъ, по характеру труда, по матеріальному положенію: они работники и только. Они ничего не покупаютъ и ничего не продаютъ; каждый избираетъ трудъ по своимъ способностямъ и работаетъ на государство; государство удовлетворяетъ всѣ ихъ потребности и доставляетъ имъ все нужное. Это избавляетъ ихъ съ одной стороны, отъ эксплоатаціи работодателями съ другой стороны уничтожаетъ возможность эксплуатаціи лавочниковъ, то есть уничтожаетъ двѣ главныя язвы существующаго строя общественной жизни.
Въ Икаріи нѣтъ даже извозчиковъ, лодочниковъ: у государства есть перевозные экипажи для всѣхъ, доставляющіе въ опредѣленное время, въ опредѣленныя мѣста публику. Но этого мало: Кабе очень хорошо зналъ, что онъ пишетъ для французовъ, которыхъ трудно прельстить какой-бы то ни было теоріею общественной жизни, если эта жизнь будетъ такъ скучна и однообразна, какъ напримѣръ, жизнь ессеевъ или шэкеровъ. Вслѣдствіи этого Кабе не забылъ и удовольствій. Удовольствія доставляются гражданамъ государствомъ безплатно и государство не скупится на эти удовольствія, устраивая массу баловъ, публичныхъ увеселеній, театральныхъ представленій, создавая даже театры маріонетокъ для дѣтей. Во всемъ этомъ Кабе только развилъ мысль Морелли: е Каждый гражданинъ есть общественный счетъ ". Правда, въ Икаріи ни у кого нѣтъ частной недвижимой собственности, нѣтъ капиталовъ, но за то ни у кого нѣтъ никакихъ заботъ: довольно, чтобы человѣкъ работалъ по мѣрѣ силъ и способностей и онъ будетъ пользоваться всѣми удобствами жизни наравнѣ съ другими: государство предусматриваетъ всѣ его потребности и нужды. Въ этомъ была привлекательная сторона Икаріи: бѣдный, эксплуатируемый людъ, люди темнаго труда, презираемые при настоящемъ положеніи дѣлъ, не могли не отозваться сочувственно на планы Кабе, видя, что въ его Икаріи нѣтъ эксплуатаціи труда, нѣтъ дѣленія на почетный и непочетный трудъ. Ихъ должна была увлечь картина того, что въ Икаріи замѣчательные люди, выборные правители государства — не болѣе какъ портные, швеи, кузнецы и тому подобные представители механическаго или чернаго труда. Кромѣ того Кабе испугался зайдти такъ далеко въ своей коммунистической теоріи, какъ заходили другіе крайніе коммунисты: онъ оставилъ существованіе семьи. Это крайне важная сторона его теоріи, такъ какъ коммуна съ сохраненіемъ семьи создавала лишнихъ поклонниковъ теоріи, и въ то же время вызывала самыя рѣзкія нападенія критиковъ. Въ этомъ онъ отступилъ отъ логической послѣдовательности Платона и Кампанеллы и склонился на сторону Томаса Мора и Морелли. Но такъ какъ въ Икаріи нѣтъ ни приданаго, ни наслѣдства, ни сословныхъ предразсудковъ, то браки заключаются по любви, и въ Икаріи нѣтъ ни проституціи, ни незаконныхъ сожительствъ, ни измѣнъ. Порокомъ считается въ Икаріи холостая жизнь. Въ ней и нѣтъ холостяковъ. Эта сторона точно также не могла не привлечь поклонниковъ на сторону Кабе. такъ какъ Икарія не разрушала семьи, супружескаго счастія, а напротивъ того создавала какую-то идеально-чистую и прекрасную семью. Такова была одна сторона медали — сторона безспорно привлекательная, симпатичная.
Но, спрашивается чѣмъ-же покупаются всѣ эти блага. Трудомъ. Трудиться должны всѣ икарійцы равное число часовъ. Дѣти начинаютъ работать: мальчики съ восемнадцатилѣтняго возраста, дѣвочки съ семнадцатилѣтняго возраста. Старики освобождаются отъ работы: мужчины на 65 году жизни, а женщины на 59 году жизни. Человѣкъ можетъ не работать только въ случаѣ болѣзни, но его тотчасъ-же отправляютъ въ такомъ случаѣ въ госпиталь; онъ можетъ получить временной отпускъ, но исключительно въ случаяхъ, указанныхъ закономъ, и только съ согласія его сотрудниковъ; беременныя и кормящія грудью женщины тоже освобождаются отъ работы, а также матери семействъ не ходятъ въ мастерскія, такъ какъ присмотръ за семьей и домомъ есть трудъ, полезный республикѣ. Работаютъ икарійцы по семи часовъ лѣтомъ и по шести зимою, съ шести или съ семи часовъ утра до часу пополудни; республика принимаетъ всѣ мѣры, чтобы облегчить трудъ, сократить его, улучшить его условія; она поощряетъ всякія изобрѣтенія въ этой области.
Домашнія работы дѣлаются дѣвушками и женщинами съ пяти или шести часовъ утра до восьми съ половиной, въ девять часовъ женщины и дѣвушки идутъ въ мастерскія и работаютъ тамъ до часу. Но чтобы все шло въ порядкѣ, чтобы сохранить излишнія расходы республики, чтобы люди были вполнѣ равны, республика должна ввести въ жизнь однообразный порядокъ и слѣдить за всѣмъ: икарійцы должны вставать отъ сна и ложиться спать въ опредѣленное время; они должны ѣсть и пить въ опредѣленный часъ; они должны идти въ театръ по жребью; правда, имъ можно ходить ежедневно въ театръ, но только въ тотъ, въ который ихъ толкнетъ жребій. Этотъ порядокъ во имя равенства доходитъ до послѣднихъ мелочей и связываетъ человѣка по рукамъ и по ногамъ, уничтожая его волю, его «Я» и ставя впереди всего законъ, повелѣвающій дѣлать то-то и то-то. Республика разсматриваетъ планы домовъ и выбираетъ лучшіе: граждане должны въ нихъ жить. Республика выбираетъ форменныя одежды для людей разныхъ возрастовъ: граждане обязаны въ нихъ одѣваться. Республика запрещаетъ носить цвѣты или перья въ такомъ-то возрастѣ: граждане должны повиноваться. Республика опредѣляетъ пищу на каждый день, на каждый часъ: граждане должны ѣсть именно эту пищу и въ эти часы. Республика является самымъ строгимъ цензоромъ: писателемъ можно сдѣлаться послѣ экзамена, книга пропускается послѣ самаго строгаго цензированія, журналы разрѣшаются по одному на комуну, редакторы являются избранными и смѣняемыми чиновниками республики и журналъ можетъ наполняться только «протокольными» статьями. Республика воспитываетъ актеровъ и заказываетъ поучительныя пьесы: граждане только и могутъ видѣть эти заказныя патріотическія пьесы. Сторона цензурнаго вмѣшательства въ дѣла литературы, науки и искусства у Кабе, пожалуй, еще болѣе рѣзко проведена, чѣмъ у родоначальника этихъ воззрѣній, у Платона, такъ какъ Кабе, конечно, яснѣе и лучше Платона понималъ значеніе литературы, сдѣлавшейся въ его времена страшной силой и иногда прививавшей къ обществу не одно хорошее, доброе и честное, а развращавшей это общество. Вся эта система опеки производится съ благонамѣренною цѣлью. Правда, граждане въ Икаріи сами избираютъ правителей, обсуждаютъ всѣ мѣры опеки, вотируютъ всѣ правила. Но опека, въ какомъ-бы видѣ она ни являлась, отпугиваетъ многихъ и многихъ, въ Икаріи-же, какъ и во всѣхъ подобныхъ планахъ, она забирала въ руки всего человѣка, распоряжаясь его сномъ, отдыхомъ, его разговорами и мыслями, его удовольствіями и вкусами. Эта система и была ахилесовой пятой Кабе: его противники говорили, что его система создаетъ самую худшую изъ тираній, залѣзая въ душу человѣка. При этомъ противники совершенно упускали изъ виду то, что и при настоящемъ положеніи человѣческихъ обществъ извѣстные нравы и обычаи, приличія и моды, постановленія и законы создаютъ опредѣленный образъ жизни для каждаго человѣка и онъ является далеко не свободнымъ въ своихъ поступкахъ, помня всегда, что «съ волками жить — по волчьи и выть». Кабе хотѣлъ подчинить человѣка извѣстнымъ правиламъ, которыя онъ считалъ разумными, теперь-же подчиняютъ человѣка нерѣдко тому, что не только не разумно, но положительно вредно. По есть у Кабе и еще одна болѣе слабая сторона — это его объясненіе блаженнаго состоянія гражданъ Икаріи. Читая его книгу, вы поминутно наталкиваетесь на фразы въ родѣ слѣдующихъ: «воровство — его нѣтъ въ Икаріи»: «тюрьмы — ихъ нѣтъ въ Икаріи»; «ревность — икарійцы ее подавляютъ»; «аресты — при коммунѣ ихъ не существуетъ»; «незаконное сожительство — неизвѣстно въ Икаріи»; нищенство, вредное честолюбіе, преступленія… да ничего-же этого нѣтъ въ Икаріи, въ ней все уменьшается, даже болѣзни, все болѣе развивается долговѣчіе, все сильнѣе распространяется красота. Вы, конечно, начинаете справляться, во сколько тысячелѣтій совершился этотъ прогрессъ, зная, какъ медленно перерождается человѣчество, и узнаете вдругъ, что тиранія въ Икаріи свергнута только въ 1782 году. Вы начинаете думать, что авторъ смѣется надъ вами: въ какія-нибудь пятьдесятъ лѣтъ люди не могли настолько переродиться въ физическомъ и нравственномъ отношеніяхъ; но если они могутъ перерождаться гораздо медленнѣе, то какія-бы мѣры приняла Икарія въ переходную эпоху, втеченіе тѣхъ столѣтій, которыя должны были пройти прежде, чѣмъ люди превратятся въ икарійцевъ, т. е. въ существа безъ страстей, безъ личныхъ особенностей,, безъ эгоистическихъ наклонностей, безъ наслѣдственныхъ пороковъ и недуговъ — этого авторъ не говоритъ. Какъ только вы тронете съ этой стороны построенное имъ зданіе — оно разлетится въ прахъ: онъ могъ создать такъ легко свою коммуну, потому что онъ взялъ не людей, а созданныхъ въ его воображеніи безгрѣшныхъ духовъ. Къ несчастію, трудно сказать, дойдутъ-ли люди когда-нибудь до того, что они сдѣлаются и безпорочными, и вполнѣ разумными, и вполнѣ здоровыми, покуда-же это существа крайне безнравственныя, часто очень недалекія по уму, почти всегда страдающія наслѣдственными недугами, и именно для нихъ-то и нужно создать болѣе или менѣе сносныя условія жизни. Этого не брали въ расчетъ ни Платонъ, ни Моръ, ни Кампанелла, ни Кабе. Для переходныхъ эпохъ ихъ планы не пригодны, а безъ переходныхъ эпохъ новый порядокъ немыслимъ. Кабе искренно и страстно желалъ видѣть людей счастливыми, но, къ сожалѣнію, онъ съумѣлъ представить ихъ счастливыми, только отрѣшивъ ихъ отъ всего, что свойственно людямъ; этимъ онъ низвелъ свой планъ на степень одной изъ тѣхъ сказокъ, гдѣ герои добиваются счастія только потому, что у нихъ есть и ковры-самолеты, и семимильныя сапоги, и шапки-невидимки, и тѣ богатырскія силы, при которыхъ достаточно дунуть — и города рушатся, и полчища враговъ разлетаются. Къ сожалѣнію, въ дѣйствительной жизни счастія добиться нѣсколько труднѣе.
Самъ Кабе чувствовалъ, что онъ не можетъ развить своей теоріи научнымъ путемъ. Когда одинъ изъ его учениковъ просилъ его объ этомъ, онъ отвѣтилъ въ своемъ журналѣ: «Мой принципъ — братство, моя теорія — братство, моя система — братство, моя наука — братство». Это значило, отдѣлаться отъ серьезнаго вопроса громкой, но, нужно признаться, лишенной всякаго здраваго смысла фразой. Впрочемъ, во Франціи такія фразы въ ходу, онѣ подкупаютъ многихъ, появляясь въ сочиненіяхъ лучшихъ французскихъ писателей, начиная съ Виктора Гюго…
Кабе, какъ и нужно было ожидать, пріобрѣлъ себѣ поклонниковъ среди довѣрчивыхъ массъ и нажилъ противниковъ среди самыхъ разнообразныхъ партій интеллигенціи: противъ него вооружились коммунисты, не признававшіе семьи, довольно значительная и распространенная партія такъ называемыхъ бабефистовъ; противъ него возсталъ Прудонъ, доказывая несостоятельность его теоріи въ научномъ отношеніи и со стороны логической послѣдовательности; на него напали, конечно, и такія люди, какъ Сюдръ, упорный и не лишенный извѣстныхъ, хотя и поверхностныхъ познаній.
Возраженія Кабе современныхъ и позднѣйшихъ его противниковъ сводились къ слѣдующему. Бабефисты не соглашались съ его введеніемъ въ Икарію религіи съ священнослужителями и священно-служительницами, искусствъ съ содержимыми на счетъ правительства художниками, актерами, писателями, и семьи съ законными женами, съ дѣтьми, ростущими дома. Бабефисты отрицали и церковь, и искусство, и семью, являясь болѣе радикальными и болѣе послѣдовательными коммунистами, чѣмъ Кабе. Когда въ журналѣ «l’Humanitaire» открыто потребовали общность женъ, — Кабе, не рѣшаясь разрубить прямо гордіевъ узелъ, сказалъ, что онъ «временно» желаетъ сохранить въ Икаріи бракъ и семью. Ему, разумѣется, стали доказывать, что достаточно одной такой капитальной уступки, чтобы вызвать сотни другихъ уступокъ. Это замѣчаніе было совершенно основательно и Кабе не могъ что-нибудь возразить на это, не смѣя въ то же время возстать противъ брака и семьи, такъ какъ именно это примиряло многихъ съ его теоріей. Прудонъ, этотъ сильный представитель литературнаго здраваго смысла во французской литературѣ, въ разборѣ коммунизма, оцѣнивая критически теорію Кабе, главнымъ образомъ, доказываетъ, что коммуна принимаетъ конечную цѣль за свое начальное основаніе; она несовмѣстима съ семьей, прототипомъ коммуны; она не можетъ существовать безъ закона распредѣленія, но распредѣленіе уничтожаетъ ее; она не можетъ обойтись безъ организаціи, но при организаціи она гибнетъ; то же самое относительно справедливости въ коммунѣ. «Первое, о чемъ должна позаботиться коммуна, какъ и религія, это поскорѣе задушить духъ противорѣчія при которомъ никакое учрежденіе въ ней не прочно и не окончательно установлено, говорилъ Прудонъ. — Я посовѣтую Кабе, когда онъ получитъ изъ рукъ народа бразды государства, чтобы всѣ партіи слились подъ его отеческой диктатурой, измѣнить съ начала до конца нашу систему университетскаго образованія, эту противную систему, при которой молодые люди дѣлаются людьми сомнѣвающимися, спрашивающими, аргументирующими безъ конца, безъ сожалѣнія». «Въ противномъ случаѣ ему зададутъ сотни вопросовъ, на которые онъ не отвѣтитъ. Его спросятъ, почему онъ основаніемъ всего считаетъ братство, когда мы видимъ только борьбу людей и знаемъ, что далеко не такъ легко доискаться основъ, на которыхъ-бы можно построить вѣчный миръ. Какъ, удерживая бракъ, не создать среди великой коммуны новой общины, imperium in imperio; водворяя-же въ общинѣ семью, нужно водворить и ея неразлучные аттрибуты, хозяйство, собственность, наслѣдство, все то, что несовмѣстимо съ коммуной. Кабе въ сущности и дѣлаетъ это: „каждый домъ, имѣющій дворъ и садъ, занимается одной семьей“. Вотъ однимъ взмахомъ пера созданы три исключенія изъ общаго правила: 1) отдѣльность семей, 2) отдѣльность жилищъ, 3) отдѣльность хозяйствъ. Но это не все. Изъ четырехъ разъ ежедневной ѣды, предлагаемой Кабе икарійцамъ (Фурье предлагалъ ѣсть семь разъ въ день!), два раза ѣдятъ въ мастерскихъ, третій разъ въ общемъ ресторанѣ республики, четвертый разъ ѣдятъ вечеромъ дома, въ своей семьѣ. Для чего это различіе? для чего эта ѣда въ собраніяхъ съ согражданами, съ семьей? Отчего не ѣсть всегда съ коммуной или съ семьей?» Прудонъ доказываетъ, что уже здѣсь даже въ этихъ мелочахъ заключается цѣлый рядъ противорѣчій: людямъ позволяютъ, какъ-бы въ награду имѣть право хоть разъ въ день удаляться изъ общины и поѣсть въ своей семьѣ. «Къ этому снисхожденію Кабе прибавляетъ другое: въ воскресенье всѣ свободны! Каждый можетъ ѣсть гдѣ ему угодно, дома, въ ресторанѣ, въ деревнѣ, ad libitum. Какъ добрая и снисходительная мать, законодатель ІІкаріи почувствовалъ необходимость время отъ времени отпускать возжи коммунистическихъ строгостей: онъ желалъ напомнить гражданамъ, что они не только братья, но и личности. По воскресеньямъ онъ имъ даетъ свободу!» Раздѣленіе труда необходимо для успѣшности труда, безъ этого трудъ не можетъ усовершенствоваться, безъ этого онъ тяжелѣе и совершается медленнѣе; по раздѣленіе труда, различіе ремеслъ и занятій кладетъ особую неизгладимую печать на духъ и тѣло отдѣльныхъ личностей, создаетъ индивидуальныя особенности. А все, что содѣйствуетъ созданію индивидуализма, подрываетъ коммуну. «Для коммуны Кабе, говоритъ Прудонъ, нужнѣе всего послушаніе, повиновеніе, принятіе всего на вѣру». "Въ нашихъ школахъ — начиная первоначальной и кончая нормальной — не перестаютъ заботиться о томъ, чтобы ученикъ умѣлъ работать одинъ. Если задаютъ иногда всѣмъ одно и то-же сочиненіе, то требуютъ, чтобы каждый писалъ отдѣльно, на состязаніе юношу хотятъ пріучить думать самостоятельно; преподавая ему общія основанія науки, хотятъ, чтобы онъ ихъ усвоилъ; въ немъ пробуждаютъ изобрѣтательныя способности; въ немъ развиваютъ, если можно такъ выразиться, эгоизмъ генія, право на собственность мнѣній. И чѣмъ больше воспринятая имъ эрудиція принимаетъ оригинальныя, личныя, особенныя формы, тѣмъ сильнѣе привѣтствуютъ его, радуются, что не даромъ потратили деньги. Изъ воспитанія литературнаго и научнаго проистекаетъ образованіе профессіональное и ясно, что эта манія воспитывать изъ молодыхъ людей, оригинальныхъ, способныхъ къ иниціативѣ и изобрѣтеніямъ, все болѣе и болѣе отдаляетъ отъ коммунистическаго принципа; вмѣсто работниковъ, соединенныхъ братски, мы получимъ въ концѣ концовъ людей самолюбивыхъ, характеры не покорные. «Я обращаю вниманіе мыслителей-коммунистовъ на этотъ страшный вопросъ». «Коммунизмъ, чтобы существовать, исключаетъ такую массу словъ, понятій и фактовъ, что существа, созданныя его усиліями, въ концѣ концовъ не будутъ имѣть надобности ни говорить, ни думать, ни дѣйствовать: это будутъ устрицы, прикованныя другъ подлѣ друга, безъ дѣятельности и безъ чувствъ, къ скалѣ… братства. Какая интеллигентная и прогрессивная философія этотъ коммунизмъ!» «Коммунизмъ есть отвращеніе къ труду, скука жизни, уничтоженіе мысли, смерть собственнаго „я“, утвержденіе ничтожества. Коммунизмъ въ наукѣ, какъ и въ природѣ, есть синонимъ нигилизма, нераздѣльности, неподвижности, ночи, молчанія: это противоположность существующаго, тотъ черный хаосъ, изъ котораго Создатель, Богъ свѣта, вызвалъ міръ». Интересны въ страстной и часто пристрастной критикѣ Прудона подробности частныхъ вопросовъ, напримѣръ, вопроса объ изданіи книги при теоріи Кабе. Человѣкъ задумалъ напечатать книгу. Кто дастъ ему бумагу, наберетъ книгу, напечатаетъ, сброшюруетъ? Община, конечно, такъ какъ все принадлежитъ общинѣ, и у частнаго лица нѣтъ средствъ для печатанія книги. Но печатая книгу, община дѣлаетъ безполезный расходъ: ей нужны гарантіи въ полезности книги. Значитъ назначутъ цензора для разсмотрѣнія книги. Значитъ свободы печати нѣтъ и есть произволъ единичныхъ личностей. Но. можетъ быть, можно аппелировать къ общественному мнѣнію, въ всеобщему голосованію. При этомъ нужно предположить, что голосующіе изданіе книги знаютъ ее во всѣхъ подробностяхъ, и выходитъ, что или цензорское запрещеніе ни къ чему не ведетъ, такъ какъ книгу узнаютъ и при запрещеніи, или голосованіе будетъ безсмысленно, если будутъ голосовать, не зная всего сочиненія. Въ разборѣ Икаріи, сдѣланномъ Сюдромъ, критикъ прежде всего указываетъ на отсутствіе оригинальности въ трудѣ Кабе, на его уступки въ родѣ сохраненія семьи и, главнымъ образомъ, на то, что весь порядокъ въ Икаріи существуетъ и можетъ существовать только потому, что Кабе взялъ не людей съ ихъ пороками, а безгрѣшныхъ ангеловъ. Далѣе Сюдръ нападаетъ на Кабе за систему деспотизма: регламентація всего, принудительная работа, стѣсненія мысли, все это крайне непривлекательно. Сюдръ выписываетъ слова Кабе: «нужно, чтобы коммуна подчинила всѣ воли и всѣ дѣйствія своимъ правиламъ, своему порядку и общей дисциплинѣ», и кончаетъ эту выписку вопросомъ: «нужно-ли еще что нибудь прибавлять къ этому признанію?» Зло подсмѣивается Сюдръ надъ свободой совѣсти въ Икаріи, гдѣ допускаются всѣ религіи, но отцамъ и матерямъ запрещается сказать хоть слово о божествѣ дѣтямъ до шестнадцати или семнадцатилѣтняго возраста этихъ дѣтей, когда профессоръ философіи, но никакъ не священникъ излагаетъ имъ всѣ религіи. Еще большее поле для насмѣшекъ открываетъ Сюдру исторія Икаріи, гдѣ въ какія-нибудь пятьдесятъ лѣтъ злодѣйства превратились въ добродѣтель, нищета въ богатство, люди въ ангеловъ. Въ концѣ разбора теоріи Кабе, Сюдръ говоритъ, что «ясность и точность доктринъ Кабе менѣе опасны, чѣмъ смутныя декламаціи тѣхъ туманныхъ писателей, которые преслѣдуютъ тѣ-же цѣли, но не сознавая этого или не признаваясь въ этомъ». И, можетъ быть, онъ говорилъ именно это не безъ основанія; нѣтъ ничего труднѣе какъ создать теоретически новый строй жизни во всѣхъ мельчайшихъ подробностяхъ и нѣтъ ничего легче, какъ найдти темныя, слабыя и непривлекательныя стороны въ этой фантастической картинѣ несуществующаго строя жизни. Говорятъ: лучше синицу дай въ руки, чѣмъ обѣщать журавля въ небѣ; но дай вамъ синицу въ руки и вы тотчасъ-же начнете роптать, что она и мала, и нехороша, а покуда вамъ только обѣщаютъ какого-то неизвѣстнаго журавля въ небѣ — у васъ разыгрывается воображеніе, вы рисуете себѣ этого журавля именно въ томъ видѣ, въ какомъ вы желали-бы его имѣть. Такія системы, какъ система Кабе, не даютъ возможности воображенію развернуться ни на шагъ. У него нѣтъ ничего недосказаннаго, ничего туманнаго. Онъ менѣе всего способенъ былъ къ шарлатанству и надувательству: всѣ, кто шелъ за нимъ, знали, какія условія жизни ждутъ ихъ впереди. Это, можетъ быть, наполовину уменьшало число его адептовъ. Но какъ-бы ни были ожесточенны нападки на Кабе все-таки въ 1847 г. существовали уже сотни тысячъ икарійскихъ коммунистовъ, людей, страстно, желавшихъ осуществить на практикѣ золотыя мечты своего учителя. Число этихъ безусловныхъ поклонниковъ Кабе въ 1847 г. доходило до четырехсотъ тысячъ, не считая людей, болѣе или менѣе сочувствовавшихъ новой проповѣди. Они были не только во Франціи, но и въ Швейцаріи, Испаніи, Германіи, Англіи, Южной Америкѣ.
Кабе не довольствовался одной пропагандой своихъ мнѣній; онъ рѣшился испытать соціализмъ на практикѣ и съ этою цѣлью сталъ дѣлать приготовленія для основанія большой колоніи въ Соединенныхъ Штатахъ. Для этой цѣли онъ, по всей вѣроятности, по совѣту хорошо знакомаго съ Америкой Оуэна, пріобрѣтаетъ землю въ Техасѣ[1] и обращается къ своимъ ученикамъ, съ приглашеніемъ помочь ему основать Икарію. Въ маѣ 1847 года появилась въ журналѣ Кабе статья подъ заглавіемъ «Въ Икарію!» Въ слѣдующемъ нумерѣ журнала была напечатана другая статья: «Работники, въ Икарію!» Описывая горькое положеніе рабочихъ во Франціи, авторъ говорилъ: «Мы создадимъ Икарію въ Америкѣ». Далѣе въ новой статьѣ Кабе обращается къ женщинамъ, призывая ихъ въ Америку. «По всѣмъ отчетамъ и письмамъ, говоритъ онъ, мы можемъ заключить, что сочувствіе къ нашему предпріятію очень велико, что мы и теперь можемъ разсчитывать на милліонъ сотрудниковъ въ нашемъ дѣлѣ». Эффектъ этого воззванія былъ невѣроятенъ. Тысячи поздравленій посыпались къ нему со всѣхъ сторонъ. Его намѣреніе сдѣлалось темою разсужденій для всѣхъ журналистовъ. Одни допускали это, другіе смѣялись и бранили его, но большая часть благопріятствовала Кабе. Онъ, какъ всѣ хорошо знали, никогда не былъ шарлатаномъ и этотъ опытъ долженъ былъ, повидимому, имѣть серьезное значеніе, провѣряя на практикѣ выводы теоріи. Тысячи икарійцевъ просиди чести быть первыми колонистами. При содѣйствіи комитета, приставленнаго къ Кабе парижскими икарійцами, онъ принялъ всѣ необходимыя мѣры съѣздилъ въ сентябрѣ въ Лондонъ для совѣщанія съ Робертомъ Оуэномъ, сдѣлалъ нужныя приготовленія и выбралъ 69 человѣкъ между своими самыми преданными учениками. Всѣ избранные были люди молодые и сильные, способные выдержать всѣ труды и лишенія, которые ихъ ожидали. Кабе очень хорошо зналъ, что колонистовъ ожидаетъ не мало испытаній. Въ четвергъ 3-го февраля 1848 г., въ 9 часовъ утра въ Гаврѣ трогался въ путь корабль «Римъ». Это первый отрядъ икарійцевъ оставлялъ Францію и ноилылъ къ Соединеннымъ Штатамъ, унося съ собою лучшія пожеланія отъ сотни тысячъ коммунистовъ. Это были первыя ласточки, которыя должны были сдѣлать весну новой жизни — жизни, не похожей на мрачную, полную бурь и вражды жизнь тогдашняго общества. Эти люди отплывали отъ стараго свѣта въ новый свѣтъ съ яркими надеждами сдѣлаться провозвѣстниками новой эры братства и любви… и какъ странна судьба! Три недѣли спустя отправка первыхъ икарійцевъ въ Америку врядъ-ли бы осуществилась, и до сихъ поръ основаніе ІІкаріи было бы только одной мечтой. Ни Кабе, ни его школа не предвидѣли, что двадцать одинъ день спустя послѣ отъѣзда перваго отряда икарійцевъ, въ Парижѣ будетъ провозглашена республика. Революція, которая случилась 25 февраля 1848 Г., была первымъ и самымъ страшнымъ ударомъ, испытаннымъ икарійскою попыткою. Икарійская школа, которая была такъ согласна до тѣхъ поръ — вдругъ раздѣлилась. Нѣкоторые были готовы вызвать назадъ первый отрядъ, отказаться отъ идеи эмиграціи и посвятить себя исключительно служенію новой республикѣ. Другіе, которые лучше оцѣнивали событія, держали сторону Кабе и хотѣли продолжать начатое дѣло, предвидя, что нельзя ожидать ничего хорошаго отъ республики, во главѣ которой стояли такіе люди, какъ Ламартинъ, Ледрю-Ролленъ, Мари, Маррастъ и другіе республиканцы этого оттѣнка; ихъ непріязненность ко всѣмъ соціальнымъ реформамъ была хорошо извѣстна, а, между тѣмъ, одно измѣненіе политическихъ формъ не могло привести ни къ чему. Но первый толчекъ былъ данъ икарійцамъ, и ихъ единство рушилось. Самъ Кабе колебался между двумя планами, которые парализировали его энергію. Это было для него страшное время. Между тѣмъ авангардъ переселенцевъ, прибывъ 27 марта въ Новый Орлеанъ, услышалъ въ городѣ веселую пушечную пальбу. Это не было привѣтствіе, посылаемое прибывшему къ городу отряду икарійцевъ. Сойдя на берегъ, отрядъ узналъ о провозглашеніи республики во Франціи. Между прибывшими высказывались самыя горькія сожалѣнія. Было даже сдѣлано предложеніе возвратиться во Францію, но оно не было принято большинствомъ и піонеры «великой икарійской коммуны» направились къ мѣсту своего назначенія. Въ іюлѣ 1848 г., ими было положено основаніе икарійской колоніи въ Техасѣ.
Путники прибыли на мѣсто. Передъ ихъ глазами раскидывалась дѣвственная пустынная степь, непривѣтная прерія, наполнявшая душу невольною тоской. Здѣсь приходилось основать поселеніе, здѣсь приходилось создать новое государство, которое заставило бы переселенцевъ забыть ихъ «прекрасную Францію». Прежде всего нужно было устроить себѣ хоть какой-нибудь кровъ и переселенцы приступили въ сооруженію нѣсколькихъ убогихъ хижинъ, принялись за обработку земли. Но что знали эти портные, сапожники, столяры въ дѣлѣ земледѣлія? Они не умѣли даже владѣть плугомъ и только надрывали свои силы, совершая незнакомое имъ дѣло. Они принялись за работу усердно; но въ этой пустынѣ ихъ уже сторожилъ страшный, неотразимый врагъ — маларія. Грозная болѣзнь нежданно, негаданно посѣтила ихъ кружокъ, отняла сразу у нихъ всю энергію и вырвала изъ ихъ общества ихъ единственнаго доктора Ровейера: бѣднякъ сошелъ съ ума. Кромѣ сошедшаго съ ума доктора, пятеро изъ колонистовъ умерли. Остальнымъ поселенцамъ оставалось одно — оставить нездоровую мѣстность и искать другого пріюта. Эта необходимость была горькимъ разочарованіемъ для первыхъ икарійцевъ. Кромѣ того самая земля, купленная для нихъ, оказывалась неудобной для коммунистической жизни: это было черезполосное владѣніе разными отдѣльными клочками, а не сплошное, принадлежащее коммунѣ пространство. Селиться тутъ было невозможно. Они не безъ борьбы, не безъ труда рѣшились на удаленіе, оставивъ на мѣстѣ пять труповъ своихъ собратьевъ: Гильо, Колле, Герина, Шовена и Соже. Они вернулись по направленію Шрьюпорта и Нью-Орлеана, гдѣ они надѣялись встрѣтить другихъ икарійцевъ, долженствовавшихъ присоединиться къ нимъ. Передъ ними лежала дорога въ пятьсотъ миль: имъ приходилось сдѣлать путешествіе чрезъ пустынную страну безъ всякихъ средствъ и при страшныхъ лишеніяхъ. Нужно было глубоко вѣрить въ правоту своихъ идей, чтобы не пасть духомъ, не бросить всего начатаго дѣда. Отступленіе изъ Техаса было однимъ изъ самыхъ печальныхъ явленій въ этой попыткѣ. Изъ боязни не найдти на пути необходимыхъ средствъ для такого многочисленнаго общества, какъ ихъ кружокъ, икарійцы раздѣлились поровну на три отряда, условившись о мѣстѣ соединенія. Эти партіи разсѣялись по дорогѣ; болѣзнь помѣшала многимъ слѣдовать за ихъ друзьями. Четверо изъ нихъ умерли въ дорогѣ отъ усталости и лишеній. Остатокъ первой партіи съ немногими членами второй прибылъ наконецъ въ Нью-Орлеанъ въ концѣ 1848 года. Между тѣмъ другія партіи отправлялись уже изъ Франціи. Кабе лично оставилъ Парижъ въ декабрѣ, а въ мартѣ 1849 г. всѣ икарійцы, въ числѣ 280 человѣкъ, со своимъ вождемъ во главѣ, оставили Нью-Орлеанъ съ намѣреніемъ поселиться въ Нову въ штатѣ Илинойсѣ. Нову было хорошимъ мѣстомъ для временнаго поселенія. Никѣмъ незанятыхъ домовъ было очень много. Отсюда за нѣсколько времени передъ тѣмъ были изгнаны извѣстный мормонскій пророкъ Джозефъ Смитъ и его послѣдователи; вслѣдствіе этого населеніе Нову уменьшилось съ 15—20 тысячъ человѣкъ на 3—4 тысячи. Дома и обработанныя земли продавались за безцѣнокъ. Это была счастливая случайность, на какую, разумѣется, нельзя разсчитывать въ подобныхъ предпріятіяхъ. Кабе и его спутники поселились здѣсь. Между 1850—1855 годами многіе новые члены увеличили ихъ число. Колонія стала процвѣтать. Они имѣли рабочіе станки, фермы, мельницу и водочный заводъ. Съ большимъ успѣхомъ обработывая поля въ Нову, они устраивали разныя торговыя спекуляціи, занимались различными видами мануфактурной промышленности съ ловкостью истыхъ французовъ. У нихъ была школа для дѣтей; они завели типографію, издавали газету. Отъ времени до времени, они разсылали множество книгъ и памфлетовъ для распространенія своихъ принциповъ во Франціи. Одинъ изъ этихъ памфлетовъ крайне интересенъ, потому что онъ показываетъ, что самъ Кабе остался все тѣмъ же мечтателемъ и далеко не практикомъ. Этотъ памфлетъ изданъ въ Нову, въ 1854 году, въ немъ всего 12 страницъ: онъ носилъ заглавіе «Если бы я имѣлъ полмилліона долларовъ». Это мечты о томъ, что могъ бы и что хотѣлъ бы сдѣлать Кабе для общины, если бы кто нибудь далъ ему 500,000 долларовъ… «Самый фактъ, что послѣ четырехлѣтняго пребыванія въ Нову онъ все время тратилъ на подобныя неосуществимыя мечты, достаточно ясно показываетъ, что онъ не былъ хорошимъ руководителемъ для подобнаго предпріятія, говоритъ Нордгофъ. Мнѣ кажется, что для развитія коммунистической общины прежде всего требуются физическое и нравственное побужденія, происходящія изъ жизни, полной лишеній и направленной на безпрерывное пріобрѣтеніе собственности трудами ея членовъ. Мало того, кабе въ первомъ же параграфѣ показываетъ полное пренебреженіе къ одному изъ основныхъ принциповъ коммунистической общины. „Будь у меня 500,000 долларовъ, пишетъ онъ, намъ открылся бы громадный кредитъ, который могъ бы сильно увеличить наши средства“. Но очень хорошо извѣстно, что долги — это гибель подобныхъ общинъ». Среди остатка икарійцевъ, которые такъ мужественно и упорно потомъ продержались въ Іовѣ, лучше всего сознается, сколько они испытали бѣдствій въ теченіи многихъ лѣтъ вслѣдствіе долговъ. Будь у Кабе полмилліона долларовъ, говорится далѣе въ памфлетѣ, — онъ могъ бы поставить свою общину на болѣе широкую ногу: онъ рисуетъ прелестную картину жилищъ съ газовымъ освѣщеніемъ, съ проведенной горячей и холодной водой, болѣе обширныхъ фабрикъ, плодородныхъ и хорошо обработываемыхъ полей и фермъ, высшихъ и элементарныхъ школъ, театровъ и другихъ увеселительныхъ мѣстъ, роскошно устроенныхъ садовъ и такъ далѣе въ этомъ родѣ. Но мечты оставались однѣми мечтами и жизнь въ Нову была далеко не такъ привлекательна, хотя дѣла икарійцевъ шли не дурно. Они имѣли контору въ Парижѣ, корреспондентовъ — вездѣ. Такъ какъ колонія состояла большею частью из". французовъ, то и удовольствія, имѣющія и въ теоріи Кабе не малое значеніе, не были забыты. Икарійцы имѣли небольшой театръ съ особенными артистами. Они устроили оркестръ изъ пятидесяти человѣкъ.
Въ 1855 г. колонія считала въ своемъ составѣ пятьсотъ членовъ. Это не удовлетворяло икарійцевъ. Убѣжденные, что Нову было только временнымъ мѣстопребываніемъ и что главная община должна была быть основана въ другомъ мѣстѣ, они пріобрѣли три тысячи акровъ земли въ штатѣ Іовѣ, мечтая о переселеніи. Это была роковая ошибка; они еще не успѣли вполнѣ твердо стать на ноги, а уже подготовляли себѣ новыя испытанія. Какъ бы то ни было, но нѣсколько человѣкъ было послано въ Іову, чтобы устроить мѣсто для общины. До сихъ поръ нравственный авторитетъ Кабе на его послѣдователей, казалось, нисколько не уменьшился. Онъ все-таки былъ глаза и отецъ икарійской семьи. Когда-же колонія достигла до крайняго предѣла своего процвѣтанія и порѣшила вопросъ о переселеніи въ Іову, мирная картина измѣнилась окончательно. Большая часть икарійцевъ состояла изъ людей, бывшихъ прежде революціонерами. Авторитетъ основателя общины, какъ-бы мягокъ, справедливъ и законенъ онъ ни былъ, сдѣлался для нихъ подъ конецъ тягостнымъ; они ему подчинялись, потому что сознавали необходимость для успѣха предпріятія, но теперь они думали, что шастало время отъ него освободиться. Это было вполнѣ понятно, тѣмъ болѣе, что Кабе, какъ говоритъ Нордгофъ, проявлялъ одно время въ Нову диктаторскія стремленія, что главнымъ образомъ и возбудило расколъ въ общинѣ. Къ тому-же теперь Кабе дѣлался старъ. Его умственныя способности понизились; среди икарійцевъ составлялся тайный заговоръ противъ его власти. Открылась борьба, грозившая разрушеніемъ Икаріи. Достаточно сказать, что послѣ тихой, хотя упорной и ожесточенной борьбы, продолжавшейся цѣлый годъ, меньшинство (всего 200 человѣкъ) оставили Нову съ Кабе во главѣ.
Старый боецъ за великую идею братства былъ нравственно уничтоженъ. Онъ все переносилъ во время своей долгой карьеры: рѣзвую критику, оскорбленія, клевету, вызовы, заключеніе, ссылки. Достаточно сказать, что въ 1849 году нѣкоторые изъ послѣдователей Кабе рѣшились даже обвинить его въ обманѣ относительно собраннаго имущества въ 200,000 франковъ и судъ исправительной полиціи сенскаго департамента присудилъ 30 сентября 1849 г. его заочно къ двухлѣтнему тюремному заключенію и къ пятилѣтней потерѣ гражданскихъ правъ, — Кабе вернулся во Францію въ іюнѣ 1851 года, отдался въ руки власти и, лично защищая свое дѣло по аппеляціи, былъ оправданъ 26 іюля 1851 г. Нужно было имѣть много вѣры въ свои идеи и желѣзной воли, чтобы не пасть духомъ при такихъ обстоятельствахъ и даже надѣяться попасть въ президенты республики: въ 1852 г. Кабе непремѣнно хотѣлъ заявить свою кандидатуру на званіе президента французской республики. Ничто не поразило его такъ, какъ послѣднія печальныя событія. Кабе было 69 лѣтъ. 8 ноября 1856 г. онъ умеръ отъ апоплексическаго удара въ Сенъ-Луи, столицѣ миссурійскаго штата. Смерть Кабе была большимъ бѣдствіемъ для тѣхъ, кто за нимъ послѣдовалъ. Многіе потеряли надежду на окончаніе предпріятія и оставили своихъ собратьевъ, которые, имѣя болѣе вѣры въ свое призваніе, съ большимъ мужествомъ посвятили себя своему дѣлу. Они поселились въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Сенъ-Луи и основали Чельтенгэмскую колонію. Они испытали временное, очень кратковременное благосостояніе, но бѣдствія не заставили себя ждать. Болѣзни, нищета и несогласія разстроили общину. Но все-таки нѣкоторые изъ оставшихся не сдались-бы, если-бы финансовыя затрудненія не принудили ихъ къ тому. Когти ихъ кредиторовъ все глубже и глубже проникали въ горло несчастной жертвы и въ январѣ 1864 г. Чельтенгэмская колонія прекратила свое существованіе. Такъ кончилась одна изъ вѣтвей икарійской общины. Другая, расположенная въ Нову, осталась тамъ до 1859 г., такъ какъ ея вожаки хотѣли показать, что они могутъ жить и рости безъ управленія своего основателя. Потомъ эти колонисты удалились въ Іову. Новыя бѣдствія ожидали ихъ здѣсь. Неизвѣстность за свою будущность, нужда и бѣдность, были ихъ удѣломъ на много лѣтъ. Трудно повѣрить, сколько требовалось вѣры въ свои принципы и постоянства, чтобы довести до болѣе или менѣе счастливаго окончанія свое дѣло. Упорные бойцы выдержали все и создали Икарію, хотя и не такую, какая грезилась Кабе. Ихъ средства позволяли имъ построить только одни шалаши. Они стали считать за значительное благоденствіе, когда нашли возможность построить нѣсколько хижинъ, хотя и онѣ были такъ бѣдны, что вѣроятно этимъ людямъ еще много лѣтъ не пришлось бы видѣть никакого комфорта, если бы они были менѣе энергичны.
Эта икарійская община находится на разстояніи 4 миль отъ Корнинча, станція желѣзной дороги изъ Берлингтона къ рѣкѣ Миссури. Икарійцы начали здѣсь свое дѣло съ 4 тысячами акровъ земли, довольно хорошо обработываемыхъ, и съ долгомъ въ 20,000 долларовъ. По прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ они отдали землю своимъ кредиторамъ подъ условіемъ, что они имѣютъ право выкупить половину ея до истеченія опредѣленнаго срока. Благодаря упорному труду, они достигли этого. Въ 1874 году они уже владѣли 1,936 акрами земли, часть которой состояла изъ лѣса. Теперь Икарія, какъ кажется, свободна отъ всякаго матеріальнаго стѣсненія. Не будучи въ особенно блестящемъ положеніи, она уже стоитъ на довольно твердомъ основаніи. Приверженность ея членовъ къ великой идеѣ человѣческаго братства не поколебалась. Теперь, какъ и въ первый день своего существованія, они вѣрятъ и провозглашаютъ равенство правъ и равенство обязанностей между всѣми дѣтьми природы. Они возстаютъ противъ всякой мысли превосходства, основаннаго на мускульной силѣ, умѣ или богатствѣ. Они не дѣлаютъ различія между сыномъ бѣдняка и сыномъ богача. По ихъ мнѣнію всѣ равны, всѣ имѣютъ права требовать отъ общества полнаго удовлетворенія своихъ нуждъ, всѣ обязаны производить пропорціонально силѣ и способности, даннымъ человѣку природою. Такими остались принципы Икаріи. Лѣтомъ 14 августа 1876 г. Уильямъ Гиндсъ посѣтилъ Икарію и тогда-же написалъ слѣдующее письмо въ «American Socialist».
"Дюжина небольшихъ домиковъ расположена здѣсь по краямъ параллелограмма; большое центральное зданіе содержитъ общую кухню и общую столовую, которая также служитъ мѣстомъ общественныхъ увеселеній, будутъ ли то какіе нибудь танцы или театральныя представленія; подъ рукой находится пекарня и прачешная; множество деревянныхъ шалашей, расположенныхъ около главнаго строенія, напоминаютъ о прежней бѣдности и нищетѣ этого народа. Небольшая молочная ферма около покрытаго соломою сарая для скота, на югѣ конюшни для лошадей, на сѣверѣ помѣщенія для овецъ; всѣ эти строенія находятся на возвышенномъ берегу рѣки Нодавэи и окружены владѣніями общины. У икарійцевъ около 2 тысячъ акровъ плодородной земли, изъ которыхъ обработывается 700, нѣсколько строевого лѣса, сочные луга, на которыхъ пасется ?00 овецъ и 140 головъ рогатаго скота. Въ настоящій годъ обработано 5 акровъ картофеля, 100 пшеницы, 250 ржи, 11—12 земляники, не считая виноградниковъ и плодовыхъ деревьевъ. По звуку общественнаго колокола, всѣ направляютъ свои шаги къ центральному строенію. Если вы войдете сюда во время обѣда, то увидите всю общину, нынѣ числящую 75 членовъ, сидящею за круглыми или продолговатыми столами, такъ дружно и весело, какъ умѣетъ быть только французскій народъ. Надъ входной дверью вы замѣтите слово «Равенство», а какъ разъ на противоположномъ пунктѣ слово «Свобода»; на одномъ изъ концовъ комнаты стоятъ цифры годовъ: 1776—1876. Вы также замѣтите, что на столѣ стоитъ множество питательныхъ кушаньевъ. Если вы войдете въ тоже помѣщеніе вечеромъ, то застанете нѣсколько семействъ, собранныхъ вмѣстѣ; одни танцуютъ, другіе поютъ свои пѣсни про равенство и братство.
"Войдя туда въ воскресенье послѣ обѣда, какъ мнѣ и удалось, вы услышите избранные отрывки изъ писаній ихъ «великаго апостола», Этьена Кабе, или разсказы, или пѣсни, которыя въ состояніи возбудить соціалистическій энтузіазмъ. Одна изъ слышанныхъ мною пѣсенъ имѣла слѣдующій припѣвъ:
Travailleurs de la grande cause,
Soyons fiers de notre destin;
L’egoiste seul se repose,
Travaillons pour le genre humain 1).
1) Работники великаго дѣла, будемъ гордиться своею участью: только эгоисты покоятся, мы же трудимся для человѣческаго рода.
Тутъ же я слышалъ декламацію пятнадцатилѣтней дѣвушки; декламація была очень эффектна. Дѣвушка вложила много выраженія въ слова:
«Mes frères, il est temps que les haines s’oublient,
Que sous un seul drapeau les peuples se rallient;
Le chemin du salut va pour nous s’aplanir,
La grande liberté, que l’humanité rêve,
Comme un soleil nouveau, radieuse, se leve
Sur l’horizon de l’avenir» 1).
1) Братья моя, настало время забыть всѣ ненависти; пусть всѣ народы соединятся подъ однимъ знаменемъ; путь спасенія разстилается передъ нами, великая свобода, о которой грезитъ человѣчество, какъ новое солнце, сверкая, поднимается на горизонтѣ будущаго.
"Дѣйствительно, — продолжаетъ Гиндсъ, — пора, чтобы всѣ вражды забылись и люди соединились подъ одно знамя. Но долженъ ли быть такимъ знаменемъ коммунизмъ? Икарійцы съ энтузіазмомъ отвѣтятъ: «да», и если кто спроситъ: «забыты ли всѣ ненависти въ самой Икаріи?» они также отвѣтятъ: «да». Къ сожалѣнію, въ дѣйствительности у медали есть и оборотная сторона, какъ мы увидимъ далѣе. «Икарія просуществовала уже двадцать девять лѣтъ. Она побѣдила отчасти враждебныя отношенія и испытала трудныя лишенія, неразлучно соединенныя съ устройствомъ коммуны въ новой странѣ, и безъ капитала. Она началась въ бѣдности. А теперь она имѣетъ 60,000 ф. с. въ полной и неотъемлемой собственности, а долгу всего только 4,000. Членовъ у нея теперь вдвое больше, чѣмъ было восемь или десять лѣтъ тому назадъ. Икарійцами воздѣлываются овощи и разводятся виноградники; здѣсь приступаютъ къ разведенію мелкихъ плодовыхъ деревьевъ. Икарійцы поговариваютъ о разныхъ радикальныхъ измѣненіяхъ, съ надеждой осуществить ихъ въ близкомъ будущемъ. Они стараются о пріобрѣтеніи новыхъ членовъ и недавно они приняли четыре семейства. И хотя Икарія представляетъ мало развлеченія, не имѣетъ возможности для болѣе высокаго образованія или эстетической культуры, лишена многихъ удобствъ общинной жизни, я все таки не вижу причини, почему она не достигнетъ полнаго успѣха, такъ какъ она имѣетъ достаточно силы. Здѣсь дѣло идетъ о попыткѣ устроить цвѣтущую коммуну безъ господствующей религіи или, можетъ быть, мы вѣрнѣе выразимъ икарійскую идею, сказавъ: безъ всякаго богословія. Если это удастся, то икарійцы разрѣшатъ довольно трудную задачу. Построить общину все равно, что построить каменный домъ: чѣмъ лучше цементъ или известь, тѣмъ крѣпче стѣны. Было доказано, что при помощи строгаго религіознаго духа можно сдѣлать хорошую известь. Икарійцы убѣждены, что они могутъ приготовить известь, годную на самыя высокія стѣны, съ помощью однихъ принциповъ равенства, свободы и братства. Увидимъ. Многіе икарійскіе принципы будутъ строже выражены, когда число икарійцевъ увеличится. Ихъ система основана на чистѣйшей демократіи, съ ея незапрещенной свободой разсужденія. Такія разсужденія можно допустить въ небольшой коммунѣ, но не сдѣлаются ли они невыносимыми въ большой? Тогда не будетъ ли коммуна зависѣть отъ произвола большинства? Если простое большинство ведетъ дѣло, какъ это мы и видимъ въ Икаріи, можетъ случиться, что самый достойный въ общинѣ будетъ имѣть самое маленькое значеніе. Бѣда коммунѣ въ такомъ состояніи. Лучше бы ей было не родиться. Какъ я уже раньше замѣчалъ въ своихъ письмахъ, однимъ изъ самыхъ жизненныхъ вопросовъ для успѣха коммунизма — это вопросъ, какъ будутъ относиться между собой индивидуальная свобода и подчиненіе центральной власти. Принципъ субординаціи можетъ быть такъ силенъ, что будетъ серьезно препятствовать развитію индивидуальныхъ членовъ; съ другой стороны, индивидуализмъ можетъ представить такія требованія, что будетъ грозить уничтожить правительственную власть общины. Если многіе американскіе коммунисты дошли до крайности въ вопросѣ о послушаніи, то икарійцы придерживаются другой крайности. Настоящій человѣкъ выкажется тогда, когда найденъ будетъ способъ обезпечить полное подчиненіе центральному принципу организаціи, и въ то же самое время дать личности возможность постоянно и свободно развивать всѣ тѣ способности, которыя она получила отъ природы. Нельзя удержаться отъ удивленія передъ небольшой кучкой икарійцевъ, передъ этимъ веселымъ остаткомъ арміи, собранной въ Нову, подъ предводительствомъ Кабе. Изъ каждыхъ двадцати пришедшихъ сюда икарійцевъ, въ живыхъ остался едва одинъ, и все таки они кажутся такими же мужественными и преданными коммунизму, какими они были бы, если бы путь ихъ былъ усѣянъ цвѣтами и розами, а не терновыми шинами». Икарійцы живутъ, руководствуясь конституціею, разработанной для общины Кабе. Въ основу ея положены принципы равенства и братства; коммунизмъ заставляетъ пользоваться всѣмъ сообща и отрицать не только рабство, но всякихъ наемныхъ слугъ. Слѣдующіе вопросы и отвѣты, приводимые въ сочиненіи Гипдса, познакомятъ читателя во всѣхъ подробностяхъ со всѣми практическими данными икарійской общины. Надо замѣтить, что отвѣты эти были даны въ сентябрѣ 1878 года президентомъ Икаріи. «Сколько теперь жителей въ Икаріи?» — «83». — «Имѣете ли вы много приспособленій для ремеселъ? — „Мы имѣемъ подъ рукой около пятидесяти“. — „Сколько членовъ вы приняли прошедшій годъ?“ — „17 окончательно и трехъ временно“. — „Какія у васъ правила о принятіи новыхъ членовъ?“ — „Каждый желающій можетъ быть принятъ; ему могутъ позволить провести шесть мѣсяцевъ въ качествѣ новиціата; какъ членъ коммуны, онъ принимается только по согласію трехъ четвертей полноправныхъ членовъ“ — „Желаете-ли вы большаго прибавленія членовъ?“ — „Конечно. Это наша обязанность, а вмѣстѣ съ тѣмъ и нашъ интересъ; но наши средства и трудность найдти подходящій матеріалъ до настоящаго времени предупреждали слишкомъ быстрое распространеніе“. — „Что составляетъ вашъ доходъ?“ — „Кромѣ паровыхъ лѣсопильни и мельницы, мы разсчитываемъ на обработку нашихъ стадъ и плантацій хлопка“. — „Сколько вы имѣете земли, и какое количество ея подъ обработкой?“ — „Мы имѣемъ 2,150 акровъ. 700 теперь подъ распашкой, 400 покрыты лѣсомъ; остальные составляютъ пастбище“. — „Сколько у васъ скота?“ — „Мы имѣемъ отъ 30 до 40 лошадей, 140 головъ рогатаго скота, 600 овецъ“. — „Была ли ваша община счастлива прошедшій годъ, въ финансовомъ и другихъ отношеніяхъ?“ — „Послѣдніе два года не были матеріально благопріятны для Икаріи; наши урожаи были очень нехороши, мы до сихъ поръ чувствуемъ послѣдствія“. — „Ваша система, какъ я ее понимаю, по теоріи одна изъ самыхъ чистыхъ коммуническихъ?“ — „Да“. — „Вполнѣ ли осуществляется ея идея на практикѣ?“ — „Наша система, какъ вы знаете, смотритъ на общность имуществъ самымъ широкимъ образомъ; но мы все-таки очень несовершенно ее примѣнили, но это противорѣчіе между практикой и теоріею у насъ понемногу исчезаетъ. Членамъ не даютъ денегъ для ихъ частнаго употребленія“. — „Каждый домъ, я это замѣтилъ, окруженъ садомъ. Обработываются ли сады для общины или для индивидуальной пользы?“ — „Каждая семья имѣетъ свой небольшой садъ, гдѣ она можетъ разводить цвѣты и плоды, и вполнѣ ими распоряжаться; но значительная часть общества находитъ, что этотъ обычай противорѣчитъ остальному правилу, и требуетъ его запрещенія“. — „Я вижу, что ваша система чисто демократическая“. — „Какъ далеко можно провести ее во вседневной жизни?“ — „Наша система совершенно демократическая и мы не испытываемъ никакихъ затрудненіи, чтобы привесть ее въ исполненіе“. — „Такъ какъ вы рѣшаете все голосованіемъ, то служащіе, значитъ, должны имѣть только исполнительную власть?“ — „Наши чиновники избираются только для того, чтобы приводить въ исполненіе постановленія общаго собранія или законодательнаго корпуса; другой власти они не имѣютъ. Какіе у васъ служащіе? какъ они избираются? надолго?“ — „Чиновники икарійской общины слѣдующіе: директоръ земледѣлія, директоръ промышленности, директоръ одежды и жилья, секретарь, казначей и президентъ. Они избираются ежегодно 3-го февраля простымъ большинствомъ; ихъ положеніе всегда зависитъ отъ доброй воли членовъ общины“. — „Говорятъ, что бракъ у васъ обязателенъ? какъ это понимать? означаетъ ли это, что желательно, чтобы всѣ члены были женаты и что тотъ, кто отъ этого откажется, не будетъ принятъ въ ваше общество?“ — „У насъ бракъ обязателенъ, это значитъ, что безбрачіе считается аномаліею, противной природѣ. Его можно допустить только теперь, когда число членовъ такъ ограничено, что нельзя требовать, чтобы всѣ мужчины и женщины непремѣнно сошлись по склонности“. — какія ваши средства дисциплины? какъ вы поступаете съ нарушителями общественнаго порядка и съ виноватымъ противъ нравственности?» — «Нарушеніе правилъ, законовъ и постановленій общины наказывается по общественному приговору: лишеніемъ гражданскихъ правъ или исключеніемъ изъ общества, смотря по тяжести вины». — «Какое положеніе занимаетъ женщина въ Икаріи? имѣетъ ли она право, голоса въ собраніи?» — «Женщины приходятъ на собранія, принимаютъ участіе въ преніяхъ, онѣ могутъ вносить предложенія и опровергать проекты другихъ, но права рѣшающаго голосане имѣютъ». — «Правъ ли я, говоря, что вы возносите принципъ коммунизма до религіи, думая, что онъ вполнѣ олицетворяетъ религію»? — «Вы совершенно правы, если предполагаете, что мы возносимъ идею коммунизма и особенно принципъ братства на мѣсто религіи; но нами очень уважается христіанство въ его первоначальной чистотѣ. Въ Икаріи допускается большая индивидуальная свобода въ дѣлѣ религіи, лишь бы только ея проявленіе не производило безпорядка и неудовольствія».
Увѣреніе президента коммуны, что нѣтъ никакихъ трудностей въ примѣненіи на практикѣ всей чисто демократической теоріи Икаріи, заставляетъ предполагать существованіе полной гармоніи въ обществѣ; хотя это трудно допустить, обративъ вниманіе на факты. Извѣстно, что въ общинѣ въ послѣднее время было сильное стремленіе раздвоиться на двѣ отдѣльныя почти совершенно противоположныя партіи. Это стремленіе тѣмъ болѣе знаменательно и тѣмъ болѣе печально, что оно происходитъ въ сравнительно очень малолюдной общинѣ, гдѣ невидимому гораздо легче было бы сохранить согласіе. Передъ посѣщеніемъ общины Гиндсомъ, лѣтомъ 1876 г., было даже серьезное столкновеніе между двумя партіями; столкновеніе, однако, кончилось довольно миролюбиво и потому коммуна думала, что не стоитъ и упоминать объ этомъ фактѣ. Но согласіе, полученное при помощи составленнаго тогда компромиса только внѣшнее и воображаемое. Старый антагонизмъ сталъ снова проявляться за послѣднее время и, повидимому, между обѣими партіями лежитъ непроходимая пропасть. Одна партія осторожна, благоразумна, противится всякимъ радикальнымъ перемѣнамъ, желая двигаться понемногу, какъ прежде при Кабе. Между тѣмъ какъ другіе полагаютъ, что настало время сдѣлать нововведенія въ практической жизни общины, увеличить ея промышленность, измѣнить ея образовательныя средства, дать право голоса икарьянкамъ и т. н. Молодежь чувствуетъ, что старики являются не особенно умѣлыми хозяевами, что полная равноправность женщины съ мужчиной есть необходимое условіе подобной общины, и не можетъ не волноваться. Первая партія состоитъ большею частью изъ старыхъ членовъ общины; вторая изъ молодыхъ, особенно женщинъ и почти всѣхъ вновь прибывшихъ. По числу приверженцевъ она превосходитъ консервативную партію, но имѣетъ меньше голосовъ на собраніи, такъ какъ по икарійскимъ постановленіямъ только мужчины старше двадцати лѣтъ имѣютъ право подавать голосъ. Вторая партія, сдѣлавъ нѣсколько предложеній исправить конституцію, которыя были отвергнуты генеральнымъ собраніемъ, наконецъ предложила условія раздѣленія. Члены этой партіи потребовали, чтобъ было сдѣлано по жребію раздѣленіе земли и имущества, чтобъ каждый собственникъ, мужчины, женщины и дѣти, получилъ по десяти акровъ земли. Затѣмъ они поведутъ свои дѣла, земледѣльческія, промышленныя и финансовыя, какъ двѣ разныя отрасли одной общины; земля будетъ находиться только въ пользованіи, но каждая сторона имѣетъ право заложить ее въ пятой части ея.настоящей стоимости; каждая сторона можетъ принимать къ себѣ тѣхъ новыхъ членовъ, которыхъ она захочетъ. Оставшаяся земля, послѣ дѣлежа, будетъ служить для снабженія новыхъ членовъ и будетъ находиться въ распоряженіи обѣихъ сторонъ. Въ случаѣ смерти, если приписанная члену земля не будетъ въ извѣстный срокъ занята какимъ нибудь новымъ членомъ, противная сторона имѣетъ право ее требовать. Это предложеніе было также отвергнуто большинствомъ голосовъ. Молодая партія тогда рѣшилась принять exstra-конституціонныя средства, чтобы привести дѣлежъ въ исполненіе. Изъ свидѣтельствъ обѣихъ сторонъ можно видѣть, что въ нихъ нѣтъ недостатка въ привязанности къ коммунизму. Всѣ готовы за него умереть. Непримиримое различіе касается вопроса общественной политики. Если бы община раздѣлилась на двѣ части, то каждая сторона сдѣлалась бы самостоятельною общиною и постаралась бы осуществить свой соціальный идеалъ. Одинъ недавній посѣтитель Икаріи, въ письмѣ, написанномъ послѣ десятидневнаго пребыванія въ общинѣ, говоритъ: «Икарійская община есть ничто иное какъ республика въ миніатюрѣ съ ея разработанной конституціею, ея законами, правилами и постановленіями, съ ея президентомъ и гражданскими властями, ея политиками, чиновниками и собраніями, и она также подвержена всѣмъ условіямъ, измѣненіямъ и перемѣнамъ, какъ и всякая другая. Республика не можетъ существовать безъ партій и это ключъ для разгадки волненій въ Икаріи, до того сильныхъ, что республика пошатнулась, точно отъ землетрясенія, между тѣмъ какъ машина ея внутренняго управленія, законовъ и правилъ перестала дѣйствовать. Тамъ было столкновеніе между консервативною и прогрессивною партіею, какъ и во всѣхъ государствахъ; да иначе и быть не могло. Развѣ прогрессъ не есть толчекъ, необходимый для крайняго консерватизма? И развѣ консерватизмъ не составляетъ преграды для крайняго прогрессизма? Развѣ не этому соединенію человѣчество обязано всѣмъ, что оно имѣетъ и почти всѣмъ, что оно знаетъ?»
Это разсужденіе очень вѣрно; но понятно, что республика можетъ быть въ самомъ цвѣтущемъ состояніи подъ управленіемъ одной партіи. Дѣйствительно народъ Соединенныхъ Штатовъ указываетъ на одинъ эпизодъ своей исторіи, на время управленія президента Монро, какъ на золотой вѣкъ.[2] Но оставивъ въ сторонѣ вопросъ о политикѣ, скажемъ, что общины должны найти средства обезпечить единство и единодушную дѣятельность; въ противномъ случаѣ чѣмъ онѣ будутъ больше, тѣмъ больше будетъ въ нихъ неурядицъ. Религіозное вдохновеніе мажетъ привести сотни, даже тысячи, къ одному сердцу и къ одной мысли; способный вождь можетъ сдѣлать многое, что утвердитъ желаемое единство, управляя по идеѣ правды и любви, но трудно доказать на практикѣ, что чистая демократія съ ея частными антогонизмами можетъ соединить гораздо большое число членовъ. Партія въ Икаріи которая требуетъ отдѣленія, говоритъ, что ея члены пришли къ сознанію, что они не могутъ жить въ мирѣ и единствѣ со старымъ народомъ". По общему разсмотрѣнію общины, Гиндсъ убѣдился, что гармоническое соединеніе старого и молодого элементовъ есть одна изъ самыхъ трудныхъ задачъ, которыя приходится рѣшать коммунизму. Въ обыкновенномъ обществѣ, когда человѣкъ достигаетъ двадцати однолѣтняго возраста, онъ дѣлается легально свободнымъ и въ правѣ самъ избрать себѣ образъ жизни; онъ обыкновенно удаляется изъ отцовскаго дома и выбираетъ себѣ занятія, религію, политическія убѣжденія. Не такъ въ общинахъ. Въ Икаріи молодой человѣкъ пріобрѣтаетъ право голоса въ двадцать лѣтъ; въ большинствѣ же общинъ положеніе членовъ ни въ чемъ не измѣняется, когда они достигаютъ законной зрѣлости. Они могутъ только надѣяться занять мѣста, когда, послѣ долгаго испытанія въ честности, они зарекомендуютъ себя, какъ людей, вполнѣ способныхъ. Если съ другой стороны старшіе привыкли къ своимъ обязанностямъ и сознаютъ, что они не будутъ въ такой безопасности, когда власть будетъ въ рукахъ молодыхъ, то очевидно, что процессъ передачи интересовъ общины отъ одного поколѣнія къ другому будетъ ограниченнымъ, хотя рано или поздно онъ долженъ совершиться. Нужна самая высокая мудрость, чтобъ сдѣлать эту передачу, не повредивши согласію общины. Это можетъ касаться не только служебныхъ и дѣловыхъ интересовъ, но можетъ также возбудить политическіе вопросы, что очень важно; потому что каждое поколѣніе приноситъ съ собою новыя истины, которыя поражаютъ даже тѣхъ, кто въ свою очередь въ молодости считался либеральнымъ. Счастлива та община, въ которой старшіе члены такъ мудры, что, пожертвовавъ самолюбіемъ, передаютъ свои почетныя обязанности другимъ, когда интересы общества этого потребуютъ. Правда, въ Икаріи каждый человѣкъ, имѣя отъ роду 20 лѣтъ, можетъ занимать всѣ мѣста, на которыя будетъ выбранъ, и здѣсь все рѣшается голосованіемъ. Но очевидно, что въ общинѣ, гдѣ болѣе сильная партія перестанетъ возбуждать уваженіе и довѣріе меньшинства, тамъ будутъ дурныя мысли и дѣла, тамъ нарушатся миръ и согласіе, и община скорѣе напомнитъ про адъ, чѣмъ про рай. Въ Икаріи каждая партія думаетъ, что другая виновата во всѣхъ бѣдствіяхъ, окружающихъ общину, хотя, вѣроятно, ни одна изъ нихъ не права совершенно, ни вполнѣ виновата. Если время сотретъ всѣ эти слѣды раздѣленія и сдѣлаетъ изъ общины одну партію, которая отброситъ всѣ крайности, соединитъ мудрость осторожности съ мудростію прогресса, то Икарія можетъ дойти до процвѣтанія. Одна изъ главныхъ бѣдъ Икаріи это то, что икарійцы надѣлали враговъ въ одномъ и томъ же домѣ, возстановивъ жену противъ мужа и дѣтей противъ отцовъ и разрѣзали узы, которыя должны были усиливаться съ каждымъ годомъ. Раздоры въ общинѣ гораздо серьезнее чѣмъ раздоры въ обыкновенныхъ семьяхъ, такъ какъ числа ея членовъ больше, соціальныя обязанности сложнѣе. Отсюда вытекаетъ важность тщательнаго избранія матеріала въ строеніи подобнаго общества. Отсюда, значитъ, необходимая обязанность каждаго члена работать для единства и мира. Трудность хорошаго и справедливаго дѣленія имущества есть также одна изъ причинъ неудовольствія. Предложеніе «молодой партіи» въ Икаріи, напр., раздѣлить имущество по жребію, на первый взглядъ кажется совершенно справедливымъ; но одна партія заключаетъ въ себѣ людей, которые состарѣлись на служеніи общинѣ, тогда какъ другую составляютъ люди только нѣсколько лѣтъ связанные съ дѣлами ея; въ этомъ случаѣ понятно, что предложенныя условія дѣлежа будутъ несправедливы. И, вѣроятно, никакія предложенія, сдѣланныя одной изъ сторонъ, не будутъ идеально справедливы. Вѣроятно, суды и адвокаты тоже не съумѣютъ рѣшить этого вопроса. И дѣйствительно, если община должна отъ времени до времени раздѣляться, какъ и много другихъ организацій, то нужно найти средство обойтись безъ насилія или судебнаго иска. Гораздо лучше прибѣгнуть къ рѣшенію третейскаго суда и при всеобщемъ согласіи подчиниться этому рѣшенію. Еще лучше раздѣлить свое имущество самимъ, какъ было сказано основателемъ Путнейской общины, который сказалъ, когда община была наканунѣ распаденія вслѣдствіи внѣшняго давленія: «Если раздѣленіе собственности необходимо, чтобъ удовлетворить нашихъ враговъ, я былъ бы недоволенъ, еслибы это сдѣлалось по самолюбивымъ расчетамъ или по постановленіямъ легальнаго нрава; это надо сдѣлать на основаніи принципа, что сильный долженъ помочь слабому». Чтобъ вполнѣ оцѣнить благородство этихъ словъ, надо знать, что основатель этой общины и его жена вложили половину общиннаго капитала; а многіе члены не принесли ничего. Дѣйствіе, которое можетъ произвести такой совѣтъ при такихъ обстоятельствахъ, будетъ громадное, онъ привлечетъ всѣ сердца и учредитъ общины, которыя противустоятъ давленію какъ внутреннему, такъ и внѣшнему".
Гиндсъ писалъ эти строки такъ сказать, наканунѣ раздѣленія Икаріи на двѣ части. Въ 1878 году разрывъ сдѣлался неизбѣжнымъ; январь и февраль 1879 года прошли въ разбирательствѣ претензій обѣихъ партій, а въ апрѣлѣ 1879 года юная Икарія отдѣлилась отъ старой Икаріи. Говорить о дальнѣйшемъ существованіи небольшой горсти этихъ піонеровъ коммунизма было-бы излишне, такъ какъ это существованіе покуда далеко не блестяще…
Таковы были результаты, добытые этими людьми, потратившими втеченіи тридцати лѣтъ много усилій, много энергіи, много мужества, чтобы осуществить на практикѣ созданныя теоретически планы новой жизни. Нельзя безъ уваженія и грусти смотрѣть на эти разбитыя надежды, погибшія мечты. Это были люди убѣжденія, и честь и слава имъ за то, что они не отшатнулись ни передъ какими испытаніями, чтобы вполнѣ мирнымъ путемъ добиться отвѣта на вопросъ: «можно ли такъ жить?» Въ нихъ бросаютъ насмѣшками, ихъ обвиняютъ. Но за что? Развѣ тысячи алхимиковъ, дѣлая свои невозможные опыты, не создали химіи? Развѣ опыты воздухоплавателей, думающихъ найдти средства управлять воздушнымъ шаромъ, безполезны и не нужны? Развѣ эти икарійцы, жертвуя своею жизнью, не дали полезныхъ уроковъ человѣчеству? Развѣ человѣчество можетъ рѣшить что нибудь безъ сотенъ и тысячъ подобныхъ опытовъ?
- ↑ Гиндсъ, а вслѣдъ за нимъ и Уемдеръ, никогда, впрочемъ, какъ кажется, не провѣряющій заимствуемыхъ имъ свѣдѣній, говорятъ, что Кабе пріобрѣлъ въ Техасѣ 1.000,000 акровъ земли.
- ↑ Джемсъ Монро, былъ презид. Соед. Штатовъ съ 1817 г. по 1825 годъ. Впослѣдствіи принималъ участіе въ составленіи конституціи шт. Виргинія Ум. 1834 г., 73 лѣтъ.