Глава XX
Торжество Амона и реорганизация империи
Мы уже говорили, что на службе у Эхнатона находился способный организатор и искусный делец, совершенно в духе Тутмоса III. Хоремхеб, как его называли, принадлежал к старинной фамилии, некогда номархов Алебастронполя, ему доверялись значительные поручения, и его награждали золотом за выдающуюся службу. Он заведовал азиатскими беглецами, спасавшимися от хабири из Палестины в Египет, и он отправил несколько чиновников, чтобы восстановить там порядок. При Эхнатоне или его преемниках он был отправлен на юг с поручением, имевшим отношение к дани, и при этом так же, как и во всех других служебных делах, он проявил себя человеком находчивым и способным. Он отличился в азиатской кампании под начальством одного из преемников Эхнатона, вероятно Тутанхамона; и в течение смутной эпохи быстрого чередования слабых царей, за Эхнатоном, он вел себя так искусно, что постепенно занял могущественное и влиятельное положение. Став, наконец, главнокомандующим и первым советником во Дворце, он наименовал себя «величайшим из великих, могущественнейшим из могущественных, великим владыкой народа, царским глашатаем во главе армии Юга и Севера, избранником царя, главенствующим над Обеими Странами в управлении Обеими Странами, военачальником над военачальниками Владыки Обеих Стран». Такого титула не носил никогда ни один офицер, подчиненный царю. При каком правителе служил Хоремхеб с такими полномочиями, в точности неизвестно, но несомненно, что подобная власть в руках подданного должна была угрожать престолу. Хоремхеб был полновластным носителем мощи престола, царь назначил его главой страны, исполнителем законов Обеих Стран, в качестве наследного князя всей страны. Он один не имел соперников… Совет склонялся передним в послушании перед дворцом, начальники Девяти Луков (чужеземных народов) являлись к нему как с Севера, так и с Юга; их руки были простерты в его присутствии, они восхваляли его как бога. Все, что было сделано, — было сделано по его приказанию.. Когда он приходил, страх перед ним был велик в народе; «благосостояние и здоровье» (царское приветствие) испрашивались для него, его приветствовали как «Отца Обеих Стран». Такое положение вещей длилось несколько лет, и в 1350 г. до н. э. он фактически стал царем, и ему оставалось лишь получить титулы и отличия царского сана. Он имел за собою армию и поддержку жрецов Амона, надо было только отправиться в Фивы, чтобы быть провозглашенным царствующим фараоном, или, как повествует набожно затемненный язык его собственной летописи: "Когда прошло много дней, между тем как старший сын Гора (Хоремхеб) был первым и наследным князем всей этой страны, вот, сердце августейшего бога Гора, владыки Алебастронполя, пожелало возвести своего сына на свой вечный престол… Гор проследовал с ликованием в Фивы… и со своим сыном в объятиях — в Карнак, чтобы привести его к Амону, чтобы облечь его в сан царя. Хоремхеб прибыл как раз в то время, когда фиванские жрецы справляли великий праздник Опет во время которого изображение Амона несли из Карнака в Луксор. Как некогда жрецы Амона признали царем Тутмоса III, так теперь оракул бога не преминул подтвердить их выбор. Но новый фараон должен был иметь какое-либо законное право на корону, и это также не заставило себя ждать; после того как оракул Амона объявил его сыном Ра и наследником царства, Хоремхеб проследовал во дворец и сочетался браком с принцессой Мутноджмет, сестрой жены Эхнатона, Нефернефруатон. Она была уже немолода, но ее положения как «Божественной Супруги», или верховной жрицы Амона, и как принцессы царской линии было достаточно, чтобы сделать вступление на престол Хоремхеба вполне законным. Дворец, где происходила церемония, находился в Луксоре, и когда изображение Амона проносилось обратно в Карнак, жрецы внесли его во дворец, где восшествие Хоремхеба было вновь признано богом. Его царская титулатура была вскоре опубликована, и новое царствование началось.
Энергия, благодаря которой Хоремхеб достиг высокого положения, немедленно сказалась в том, как он проявлял себя в нем. Он принялся энергично восстанавливать в стране правильную организацию, которой она некогда обладала. Пробыв не менее двух месяцев в Фивах, во время которых он приводил там в порядок свои дела и привлекал еще больше на свою сторону жреческую партию тем, что присутствовал на религиозных празднествах, Хоремхеб отплыл на север для преследования той же задачи. «Его величество отплыл вниз по реке… Он ввел порядок в стране, он укрепил ее, как было во времена Ра» (когда солнечный бог был фараоном). В то же время он не забывал храмов, остававшихся запертыми, пока главенствовал Атон. «Он восстановил храмы от болот Дельты до Нубии. Он сделал их (богов) изображения в большем количестве, чем прежде, умножая красоту в том, что он делал… Он воздвиг им храмы; он сделал сотни изображений, правильно воспроизведя их тела и (украсив их) всевозможными чудными драгоценными камнями. Он восстановил рубежи богов в областях этой страны, он обставил их так, как это было испокон века. Он установил для них ежедневные приношения. Все сосуды в их храмах были сделаны из серебра и золота. Он назначил в них жрецов и священнослужителей и отборные войска. Он даровал им земли и скот с полным снаряжением». Наряду с другими работами царь воздвиг статую, свою собственную и своей жены, в храме Гора в Алебастронполе, на которой откровенно описал, каким образом он постепенно возвысился из положения простого царского чиновника до престола фараонов. Таким образом, Амон получил свои прежние вклады, и доходы всех обездоленных храмов были восстановлены. Народ снова стал открыто поклоняться бесчисленным богам, что в продолжение главенства Атона он делал втайне. Скульпторы царя были разосланы по всей стране для продолжения реставрации, начатой Тутанхамоном, и для восстановления имен богов, обесчещенных и стертых Эхнатоном на обезображенных им памятниках. Снова и снова появляются в храме Амона в Карнаке отчеты о подобных реставрациях по повелению Хоремхеба. Все это должно было обеспечить ему единодушную поддержку жреческой партии по всей стране. В то же время почитание Атона, хотя и не запрещенное, во многих местах подавлялось путем разрушения его святилищ. В Фивах Хоремхеб срыл до основания храм Атона и употребил материал на постройку двух пилонов с южной стороны храма Амона, не использованные же им материалы были употреблены для подобных же работ его преемниками. Среди разрушенных пилонов Амона в Карнаке можно найти в настоящее время обломки святилища Атона, все еще несущие на себе имена его отверженных почитателей. Хоремхеб послал также в Ахетатон за материалами храма Атона, годными для его построек. Всюду с именем ненавистного Эхнатона поступали так же, как он сам с именами богов. Его гробница в Ахетатоне была разрушена, рельефы в ней изрублены, и гробницы его вельмож в том же месте были обесчещены подобным же образом. Сделано было все, чтобы уничтожить малейшие следы царствования этого человека, и когда в официальном делопроизводстве нужно было цитировать документы или акты из его царствования, его называли «преступником из Ахетатона».
Торжество Амона было полное, и как некогда фавориты Эхнатона воспевали счастливую судьбу последователей Атона, так теперь придворные Хоремхеба, ясно поняв новые веяния, пели: «Как обильны владения того, кому ведомы дары этого бога (Амона), царя богов! Мудр тот, кто знает его, счастлив тот, кто служит ему, обретает покровительство тот, кто следует ему». Жрец Амона Неферхотеп, произносивший эти слова, получал в этот момент богатейшие знаки царского благоволения. Подобные люди прославляли падение врагов Амона в таких словах: «Горе тому, кто нападает на тебя! Твой град существует, а нападавший на тебя — низвергнут. Тьфу (sic!) на того, кто грешит против тебя, где бы то ни было… Солнце того, кто тебя не знал, закатилось, а того, кто знает тебя — сияет. Святилище того, кто нападал на тебя, лежит разрушенным во мраке, а вся земля — озарена светом».
В то время как процесс реорганизации жреческих корпораций вполне отвечал враждебному настроению, последовавшему за переворотом Эхнатона, в других направлениях восстановление того, что Хоремхеб считал нормальным, совершалось не так легко. Грубые упущения по надзору за местной администрацией укоренились в царствование Эхнатона и его преемников, и злоeпотребления, всегда возникающие при этом на Востоке, разрослись до невероятных размеров. Местные чиновники, долгое время не боявшиеся контроля центрального правительства, всюду предавались безграничным вымогательствам, истощавшим многострадальные массы, пока, наконец, податная и административная системы не были совершенно подорваны взяточничеством и испорченностью всякого рода. Для улучшения этих условий Хоремхеб сначала основательно ознакомился с размером и характером зол, а затем в своем рабочем кабинете продиктовал личному писцу замечательный ряд специальных и в высокой мере разработанных законов соответственно с каждым случаем, о котором ему стало известно. Эти законы состояли, по меньшей мере, из девяти параграфов, и все они были направлены против вымогательства у бедных со стороны фискальных и административных чиновников. Наказания были суровы: сборщик податей, признанный виновным в подобном злоупотреблении, приговаривался к отсечению носа и изгнанию в Джару, город на границе Азии, затерянный среди песков Аравийской пустыни. Военный век и военная империя пострадали от подобных злоупотреблений со стороны безответственной солдатчины, всегда сопровождающих ее на Востоке, причем страдали всего больше простолюдины и бедняки. Войска, отправлявшие административные функции и квартировавшие на севере и на юге, имели обыкновение похищать шкуры у крестьян, арендовавших скот у фараона и ответственных за них. «Они ходили из дома в дом, избивая и грабя, причем не оставляли ни одной шкуры». В каждом таком установленном случае новый закон гласит, что крестьянин не должен быть ответствен за шкуры перед царским надсмотрщиком над скотом. С виновным солдатом обращались строго: «Что касается любого члена армии, о котором будут говорить, что он ходит и похищает шкуры, то, впредь от сего дня. он будет подлежать действию закона в виде получения ста ударов, причиняющих пять ран, и отнятия взятых им шкур». Одной из величайших трудностей, сопряженных с раскрытием подобных местных злоупотреблений, являлся сговор с местными чиновниками ревизоров центрального правительства. Испорченные начальники ради получения доли в грабеже готовы были оставить без внимания вымогательства, для скрытия и предотвращения которых они были посланы. Это зло было с корнем вырвано в дни энергичного Тутмоса III. Но теперь оно вновь процветало, и Хоремхеб для его искоренения применил вновь методы Тутмоса III. Были составлены законы, имевшие целью предотвратить хищения и вымогательства чиновников при собирании всевозможных продуктов страны в отделения сокровищницы. Для проведения и применения новых законов Хоремхеб лично ездил из конца в конец своего государства. В то же время он воспользовался случаем, чтобы найти подходящих людей, которых он мог бы облечь ответственностью за надлежащее отправление правосудия, где также накопилось много злоупотреблений со времени переворота Эхнатона. Он уделил особое внимание характеру двух визирей, поставленных им во главе судебной администрации, одного в Фивах, а другого в Гелиополе. или Мемфисе. Он называет их «совершенными в отношении речи, прекрасными в отношении добрых качеств, ведающими, как судить сердце, внимающими словам из дворца, законам из судебной палаты. Я назначил их, чтобы судить обе страны… Я посадил их в двух великих городах Севера и Юга». Он предостерегал их против взяточничества: «Не принимай вознаграждения от другого… Как будут подобные вам судить других, когда среди вас находится человек, преступающий законность?» С целью отучить местных суден от взяточничества, царь предпринял небывалый шаг, а именно уменьшил налог золотом и серебром на всех местных чиновников судопроизводства и позволил им удерживать в свою пользу все доходы с их должностей с тем, чтобы у них не было извинения за незаконные действия, обогащавшие их. Но он пошел еще дальше: организуя местные палаты по всей стране, он ввел чрезвычайно строгий закон против получения какой бы то ни было взятки членом местной палаты или «совета». «Теперь, что касается какого бы то ни было чиновника или какого бы то ни было жреца, о котором будут говорить: „Он сидит, дабы отправлять правосудие в судебном присутствии и совершает там преступление против законности“, то это зачтется ему как коренное преступление. Вот мое величество совершило это, дабы улучшить законы Египта». С целью привязать к себе должностных чиновников, а также оградить их от необходимости получать доходы из сомнительного источника, Хоремхеб дал им весьма щедрое содержание. Они отправлялись на ревизию несколько раз в месяц, и в этих случаях, непосредственно перед их отъездом или сейчас же после их возвращения, царь устраивал для них роскошный праздник на дворцовом дворе, причем появлялся лично на балконе, обращаясь к каждому поименно и бросая им вниз дары. Им также выдавалось в этих случаях значительное количество ячменя и пшеницы, и «не находилось никого, кто ничего не имел бы (после этого)».
Все эти мероприятия были записаны Хоремхебом на огромной плите около 16 футов высотой и приблизительно 10 футов шириной, поставленной им перед одним из его Карнакских пилонов, для которых он взял строительный материал, как мы уже говорили выше, из местного храма Атона. Он присоединил примечание: «Мое величество законодательствует для Египта, дабы сделать процветающей жизнь его обитателей», и заключил увещанием: «Внимайте этим первым велениям моего величества, управляющего всей страной, когда мое величество вспомнил случаи угнетения, происходящие перед лицом страны». Эти здравые филантропические реформы обеспечивают Хоремхебу высокое положение в истории управления людьми, в особенности если мы вспомним, что, даже и после занятия страны англичанами, те же самые злоупотребления, которые он карал, оказались налицо, и притом необычайно упорными и трудноискоренимыми.
С такими серьезными задачами внутри страны и с дезорганизацией и анархией за ее пределами, полученными им по наследству, Хоремхеб, разумеется, не мог уделять много внимания чужеземным войнам. Он имел дело с Азией и знал, чего можно было оттуда ожидать. Судя потому, что все его внимание было поглощено внутренними делами, по-видимому, он считал положение за пределами страны безнадежным. Список названий иноземных стран на стене, рядом с большим сводом законов, заключает условное перечисление зарубежных побед, которые, вероятно, не следует понимать слишком буквально; среди них появляется название хеттов, но позднейшее положение показывает, что Хоремхеб не мог значительно ослабить их могущество в Сирии. Напротив, возможно, что мы должны отнести к его царствованию союзный и дружественный договор, упоминаемый Рамсесом II, приблизительно 50 лет спустя, как существовавший прежде. На юге не было серьезной нужды в агрессивных действиях, хотя восстание обычного характера заставило его появиться в Нубии и наказать местные племена. Он имел также возможность отправить экспедицию в Пунт, которая вернулась с уже известными в то время местными продуктами. Если бы Хоремхеб и имел тщеславное желание оставить себе репутацию завоевателя, то времена были против него. Его вступление на престол произошло в ту эпоху, когда все его силы и все его великие способности по необходимости шли на реорганизацию царства после долгого предшествовавшего периода небывалой распущенности. Он исполнил свою задачу с энергией и искусством не меньшими, чем те, которые требовались для больших завоеваний; и в то же время он проявлял дух гуманной заботливости об улучшении условий среди масс, который никогда не был превзойден впоследствии в Египте. Хотя и будучи солдатом со всеми качествами, которые налагались этим званием на Древнем Востоке, все же, став царем, он мог справедливо сказать: «Вот, его величество проводило все время, преследуя благосостояние Египта».
Сколько он царствовал, неизвестно, но в дни Рамсеса II царствование Эхнатона и других почитателей Атона, по-видимому, присоединялось к его царствованию. Увеличивая последнее на 25 лет или более того, причем одна тяжба из времен Рамсеса II напоминает о событиях 59 года царствования Хоремхеба (надпись Меса). Следовательно, он царствовал, по-видимому, около 35 лет. В дни своей официальной карьеры, когда он еще служил фараону, он построил в Мемфисе гробницу самой чудной художественной работы. И характерно для этого человека, что он не бросил своей мемфисской гробницы и не приказал сделать для себя другую, еще более великолепную в Долине Царей, в Фивах. Он оставил нетронутыми на ее стенах все свои старые служебные титулы, как военачальника и т. д., о которых мы уже упоминали, и только поместил рядом сними свои царские имена и титулатуру. Всюду на рельефах в гробничной молельне, где встречалось его изображение, он приказал изваять на своем лбу змею (урей), чтобы было ясно, что это изображение царя. Эти добавления могут быть еще обнаружены в настоящее время.
Плодами реорганизации Хоремхеба было суждено воспользоваться его преемникам. Мы не знаем, удалось ли ему основать династию. Невозможно открыть никакой достоверной связи между ним и Рамсесом I, который следовал за ним (1315 г. до н. э.); но, принимая во внимание, что Рамсес I в момент своего воцарения был уже пожилым человеком, надо думать, что он имел на престол какое-либо законное право. Иначе в таком возрасте он едва ли мог бы осуществить свои притязания. Он был слишком стар для какой бы то ни было работы или для использования ресурсов новой нации, созданной Хоремхебом. Он задумал и начал обширный зал с колоннами, знаменитый Карнакский гипостиль, впоследствии законченный его преемниками. Во второй год своего царствования он нашел новые обязанности для себя непосильными и назначил соправителем своего сына Сети I, которому в то время было, вероятно, 30 лет. Вместе спим он, может быть, организовал кампанию в Нубию; как бы то ни было, в том же году он мог присоединить «рабов из добычи его величества» к достоянию нубийского храма в Вади-Хальфе. Надпись, сообщающая об этом и иных дарах вышеназванному храму, является единственным датированным памятником царствования Рамсеса I, и так как в конце к ней присоединено имя Сети I, то весьма возможно, что молодой принц-соправитель лично руководил экспедицией в Нубию и воздвиг плиту, прежде чем вернуться в Египет. Спустя шесть месяцев после постановки плиты старого царя не стало (1313 г. до н. э.), и Сети вступил на престол как единоличный царь Египта.
В течение своего короткого соправительства, продолжавшегося не более года. Сети I, вероятно, уже задумал все свои планы и организовал армию так, чтобы можно было попытаться с нею вернуть потерянную в Азии власть. Дорога через пустыню, ведущая в Палестину из пограничного египетского форта Джару, куда ссылались безносые изгнанники Хоремхеба, была вновь приведена в порядок. Укрепленные станции, охранявшие колодцы и цистерны вдоль нее, были перестроены и исправлены. Требовался 10-дневный переход через пустыню из Джару в Газу, в Южной Палестине, и поэтому обильный запас воды был совершенно необходим на протяжении всего перехода. Возможно, что Египет все еще удерживал некоторую власть в Палестине, но обстоятельства, которые, как мы видели, развертывались там в царствование Эхнатона, не привлекали к себе с тех пор серьезного внимания, если не считать безрезультатной кампании, предпринятой, быть может, одним из преемников Эхнатона. Сведения, полученные Сети I относительно состояния страны, указывают на положение дел, всецело вытекавшее из обстоятельств, в свое время отмеченных в письмах Абдхибы из Иерусалима к Эхнатону. Последние рисуют нам бедуинов, вторгающихся из соседней пустыни в Палестину и овладевающих городами, будьте по поручению мятежных царьков или за свой собственный страх. Мы находим подтверждение этих писем на египетских памятниках, изображающих охваченных паникой жителей Палестины, бегущих от врагов в Египет. Гонцы Сети доставляют ему подобные же сведения, они доносят: «Вожди их племен в союзе между собой и укрепляются в Палестине, они вызывают проклятие и ссору, так как каждый из них убивает своего соседа, и они презирают законы дворца». Посреди этих вторжений из пустыни в Палестину и произошло передвижение евреев, окончившееся их расселением. Для фараона было безразлично, какие семитские племена владели различными областями Палестины, если только они правильно платили дань Египту, но этого как раз в то время и не было. В первый год своего царствования Сети мог выступить из Джару походом через пустыню по пути восстановленных им станций. В южнопалестинской области Негебе он встретил шазу или шазов, как называли египтяне бедуинов той области, и совершенно рассеял их. Дойдя до границы Ханаана, под которым египтяне разумели всю Западную Палестину и Сирию, он захватил окруженный стенами город, отмечающий собою северный рубеж его столкновений с бедуинами. Оттуда он быстро двинулся на север, беря города в долине Мегиддо (Иезриля), потом на восток через Иорданскую долину, причем поставил победную плиту в Хауране, и на запад к горным склонам Ливана, где захватил лесной город Иноам, принадлежавший храму Амона после его взятия Тутмосом III около 150 лет назад. Соседние ливанские князьки немедленно явились к нему, предлагая союз. Они не видели в Азии фараона во главе армии более 50 лет, с тех пор как Аменхотеп III оставил Сидон. Но Сети немедленно дал почувствовать себя, потребовав щедрую контрибуцию в виде кедровых стволов для священной барки Амона, сооружаемой им в Фивах, а также для высоких флагштоков, возвышавшихся над пилонами храма. Ливанские подданные фараона срубили их в его присутствии, и Сети мог отправить стволы в Египет по воде из гаваней, которые он подчинил себе по примеру своего великого предшественника Тутмоса III. Есть некоторое основание предполагать, что он продвинулся на север до Симиры и Улладза и что князь Кипра, как и в былые дни, прислал ему свои дары. Как бы то ни было. Тир и Озу, несомненно, покорились, и, после того как он обеспечил за собою берег и восстановил водный путь между Сирией и Египтом для будущих операций. Сети отправился домой. Возвращение победоносного фараона после завоеваний в Азии, столь обычное в дни великих покорителей, являлось в то время зрелищем, которого сановники царства не видели в течение двух поколений. Вести об успехах Сети предшествовали ему, и вельможи административного управления поспешили к нему навстречу к границе. В Джару, за воротами пограничной крепости, вблизи моста через канал, который, если припомнит читатель, уже соединял Нил с горькими озерами Суэцкого перешейка, собрались они ликующей толпой, и когда усталые колонны Сети показались, покрытые пылью длинного перехода через пустыню, с фараоном во главе, гнавшим впереди своей колесницы пленных царьков Палестины и Сирии, воздух задрожал от радостных возгласов вельмож. В Фивах произошло второе праздничное шествие пленников и добычи перед Амоном, обычное в дни империи, но в то время уже невиданное фиванцами лет 50 или больше; и во время торжества царь принес в жертву богам несколько взятых им пленников.
Этой кампании было вполне достаточно, чтобы вернуть Южную Палестину, а также, вероятно, и большую часть Северной. Но прежде, чем Сети I мог продолжать свои операции в Азии, он должен был отвратить опасность, которая, так же как и в начале XVIII династии, привлекла к себе внимание фараона и стоила ему войны. Ливийцы, на запад от устий Нила, никогда не упускали случая воспользоваться наличием слабого правительства в Египте, чтобы вторгнуться в Дельту и захватить всю территорию, какую они могли за собой удержать; и западная граница Дельты оставалась всегда более или менее неопределенной там, где она соприкасалась с их территорией. Сети провел весь следующий год, бывший вторым годом его царствования, в Дельте, как показывает ряд придворных документов, касающихся его продовольствия; и поэтому весьма вероятно, что он производил свои операции против ливийцев именно в этом году. Он дал им сражение в неизвестном пункте Западной Дельты, и, как видно из скудных данных, дошедших до нас, царь мог вернуться с триумфом в Фивы с обычными пленниками и добычей, чтобы пожертвовать их в храм Амона. Возможно, что это возвращение в Фивы произошло не непосредственно, но что царь после поражения ливийцев отправился в Азию, дабы продолжать восстановление египетского могущества в Сирии, начатое им столь успешно в предыдущее благоприятное время года. Во всяком случае мы вслед за этим находим его в Галилее, штурмующим защищенный стенами Кадеш, который не следует смешивать с Кадешом на Оронте. Аморейское царство, основанное Абдаширтой и Азиру, как мы могли это проследить по письмам Риб-Адди, образовало род буферного государства, к которому принадлежал галилейский Кадеш, расположенный между Палестиной, на юге, и южной хеттской границей в Оронтской долине, на севере. Сети было необходимо подчинить себе это промежуточное царство, прежде чем он мог направить оружие против хеттов. Проложив себе путь через его территорию и, вероятно, взяв Кадеш, Сети двинулся на север против хеттов. Их царь Сеплель, вступивший в договорные отношения с Египтом к концу XVIII династии, уже давно умер, вместо него правил его сын Мерасар. В одном из пунктов в долине Оронта Сети I встретил хеттов, и произошла первая битва между ними и фараоном. О характере и размерах дела мы не знаем ничего, мы имеем лишь один военный рельеф, изображающий Сети, стремительно атакующего на своей колеснице врага. Однако невозможно, чтобы он встретил главную армию хеттов, и несомненно, что он не сломил их могущества в Сирии. Кадеш на Оронте остался в их руках, и самое большее, что мог сделать Сети, — это оттеснить назад их авангарды, тем самым воспрепятствовав им захватывать территорию далее на юг, по направлению к Палестине. Он вернулся в Фивы для другого триумфа, гоня впереди себя хеттских пленников, дабы пожертвовать их вместе с добычей богу империи Амону Карнакскому. Граница, установленная им в Азии, в общих чертах совпадала внутри страны с северными границами Палестины и, вероятно, захватывала также Тир и финикийский берег, на юг от устья Литании. Хотя это и было значительным увеличением египетской территории в Азии, тем не менее это было лишь небольшой третьей частью того, что Египет некогда завоевал там. При таких условиях было бы вполне естественно для Сети I продолжать войну в Сирии. Но по какой-то причине он, насколько нам известно, никогда больше не появлялся со своими силами в Азии. Возможно, что он признал безнадежность борьбы против хеттов, которые к тому времени прочно внедрились в Сирию. Положение Египта в Сирии было в самом деле совершенно отлично от положения в ней хеттов. Последние фактически занимали страну; по меньшей мере, это справедливо относительно их военного класса; тогда как фараоны никогда не пытались колонизировать страну, а только желали держать ее в рабстве, другими словами — обязанной платить ежегодную дань. Такой метод удерживания за собой отдаленных владений едва ли был уместен на пороге могущественного царства хеттов, нации, не способной сдерживать собственных центростремительных сил, постоянно переливавшихся через границу Сирии. Если бы фараону удалось лишить их владений, то стоило бы непрерывных войн в Северной Сирии удерживать хеттов в их старых границах. Сети, быть может, понял изменившиеся условия и то, что приемы, создавшие империю Тутмоса III, были уже недействительны при наличии в Сирии великой державы. Поэтому тогда же или позже он заключил мирный договор с хеттским царем Метеллой, наследовавшим своему отцу Мерасару.
Вернувшись в Египет, Сети I посвятил себя мирным интересам, в особенности храмам. Порча памятников в течение переворота Атона была лишь отчасти исправлена Хоремхебом; отец Сети царствовал слишком недолго для того, чтобы сделать что-либо в этом направлении; поэтому Сети было уже достаточно дела в том, чтобы только восстановить в прежнем виде обезображенные памятники своих предков, что он и сделал с поразительным благоговением. Все крупные памятники XVIII династии, начиная с нубийского храма в Амаде на юге и кончая Бубастом на севере, хранят записи его реставраций с заключительными словами: «Восстановление памятника произведено Сети I». По всем большим каменоломням Египта, в Асуане, Сильсиле, Гебелейне были разосланы его рабочие. Военнопленных эксплуатировали по-прежнему; там же, где он прибегал к труду египтян. Сети I повествует с большой гордостью о гуманном обращении и щедром содержании их. В Сильсиле, откуда добывался песчаник, каждый из многих сотен работавших там каменщиков получал ежедневно около четырех фунтов хлеба, два пучка овощей и кусок жареного мяса, а кроме того, дважды в месяц каждому человеку выдавалось чистое льняное платье. На территории всех крупных святилищ древних богов возвышались теперь его здания, по размерам не превзойденные и в победоносные дни империи — факт, указывающей на то, что доходы даже и меньшей по размерам империи Сети I, простиравшейся от четвертых нильских порогов до истоков Иордана, все еще были достаточны для осуществления грандиозных предприятий. Впереди пилона Аменхотепа III. образующего фасад государственного храма в Карнаке. Сети продолжал постройку обширного зала с колоннами, задуманного и начатого его отцом и превзошедшего своими размерами даже огромный неоконченный гипостиль Аменхотепа III в Луксоре. Военные рельефы на лицевой стороне пилона Аменхотепа III были закрыты постройкой Сети I. Царь добавил с северной стороны несколько колонн, а также стену, на наружной стороне которой его скульпторы изваяли колоссальное количество рельефов, изображающих его кампании. Последние покрывают ее всю, от основания до потолка (на протяжении более двухсот футов); начинаясь с обеих сторон, они сходятся около двери посередине, по направлению к которой изображен царь, возвращающийся в Египет, далее — совершающий приношения из числа добычи и пленных Амону, и в заключение — приносящий в жертву пленников перед лицом бога возле самой двери, как если бы царь входил в нее для совершения церемонии. Подобные произведения встречались в храмах XVIII династии, но все они погибли, за исключением только что упомянутых остатков рельефов Аменхотепа III, и потому военные сцены Сети I являются самыми внушительными произведениями подобного рода, сохранившимися в Египте. Большой зал. который они должны были украшать, никогда не был закончен Сети; эту задачу предстояло выполнить его преемникам. Подобно своим предшественникам из XVIII династии, фараон воздвиг большой заупокойный храм в западной части фиванской равнины. Этот храм находился в северном конце ряда подобных же святилищ прежних царей: и так как отец Сети умер слишком рано, чтобы успеть выстроить для себя храм, то он посвящен также и ему. Заупокойный храм Сети I, ныне известный под названием Гурна. также остался неоконченным. В Абидосе фараон построил великолепное святилище в честь великих богов империи, триады Осириса и себя самого, с боковой молельней для отправления служб в память древних царей, в особенности I и II династий, гробницы которых все еще находятся в пустыне за храмом. Перечень их имен, высеченных на стенах, все еще является одним из наиболее важных источников подобного рода, на основании которого восстанавливается хронология и последовательность фараонов. Хотя храм потерял первый и второй пилоны, тем не менее, он все еще остается благороднейшим памятником египетского искусства, сохранившимся в стране. Мы еще будем говорить о его художественной ценности. Храм в Мемфисе, вероятно, еще другой в Гелиополе и еще, без сомнения, другие в Дельте, о которых мы не знаем ничего, и далее — огромный храм в Абу-Симбеле в Нубии, оставшийся недостроенным и впоследствии законченный Рамсесом II, довершают ряд наиболее значительных сооружений Сети.
Эти работы легли тяжелым бременем на казну, и, когда Сети решил навсегда обеспечить заупокойную службу в абидосском храме, он увидел необходимость искать добавочных источников дохода. Он обратил поэтому внимание на возможные ресурсы и нашел, что добыча золота из гор Гебель-Джебара вблизи Красного моря значительно сократилась из-за трудностей пути, в особенности из-за недостатка воды. Дорога, ведшая туда из Нильской долины, отходила от реки в нескольких милях выше Эдфу, и Сети посетил лично это место, дабы найти, что можно было сделать для устранения затруднений. Он нашел нужным углубиться в пустыню на расстояние двух дней пути, до пункта, отстоящего от реки приблизительно на 37 миль, где находилась старая и, вероятно, покинутая станция, известная караванам XVIII династии. Здесь под его непосредственным наблюдением был вырыт колодец с богатым запасом воды. Затем Сети построил близ него небольшой храм и основал поселок. По всей вероятности, на той же дороге были устроены и другие станции. Терпевшие от жажды участники караванов пели в его честь: «О боги, обитающие в колодце, дайте ему ваше долголетие, ибо он открыл нам путь для передвижения, закрытый перед нами. Мы подвигаемся, и мы спасены; мы прибываем, и мы живы. Трудный путь на нашей памяти сделался добрым путем». Затем Сети передал доход с копей, с которыми было установлено таким путем сообщение, в виде постоянного вклада, в свой храм в Абидосе, и призвал ужасающее проклятие на любого из потомков, который нарушил бы его постановление. Тем не менее, уже в первый год после его смерти, последнее потеряло силу и должно было быть возобновлено его сыном. Преследуя ту же цель пополнения сокровищницы из золотых копей далее на юг, в Вади-Алаки, Сети выкопал колодец глубиной в 200 футов по дороге, ведущей на юго-восток из Куббана в Нубию, но ему не удалось найти воду, и попытка увеличить добычу золота в этой области была, по-видимому, неудачна.
Искусство, развивавшееся в связи с сооружениями Сети I, было едва ли менее мощно, мужественно и прекрасно, чем то, которое преобладало в эпоху XVIII династии. Импульсы, начавшие действовать вместе с возвышением Египта как империи, хотя теперь и не столь могущественные, как в дни великих императоров, все же не иссякли окончательно. Замысел постройки большого зала в Карнаке, хотя и осуществленный не с тем искусством, как в эпоху XVIII династии, как мы это увидим позднее, все же является одним из благороднейших плодов египетского могущества и благосостояния и остается поныне, несмотря на бросающиеся в глаза ошибки, одним из наиболее внушительных из числа дошедших до нас памятников египетского архитектурного гения. В скульптуре сцены битв Сети являются самой смелой попыткой детальной композиции, согласной с заветами школы XVIII династии. Будучи весьма совершенны по композиции, они, однако, несовершенны по рисунку. Тем не менее, фигура Сети с поднятым копьем, поражающего ливийского вождя, на северной стене Карнакского храма, является одним из самых сильных и выразительных художественных созданий египетских художников также, как и в отношении композиции. Но лучшие рельефы того времени следует искать в храме Сети I в Абидосе, где мы находим редкое сочетание нежности и утонченности со смелыми и гибкими линиями и изысканной моделировкой. Едва ли ниже их рельефы великолепной гробницы Сети в Фивах. Живопись того времени также обнаруживает много силы, присущей амарнской школе. Фиванские гробницы сохранили изысканные образцы, вроде пасущихся стад или охоты среди болот, из которых последний обнаруживает тонкое понимание дикой животной жизни в изображении свирепости гибкой кошки, которая топчет под ногами двух птиц, вонзая в то же время зубы в третью жертву.
Далее 9-го года царствования Сети мы ничего фактически о нем не знаем. Его энергия, по-видимому, была направлена на обширные постройки, наряду с ними он не забыл высечь величайшую гробницу, когда-либо сделанную в Долине Царей, в Фивах. Она сложного устройства, и к ней приходится спускаться в глубь скалы через ряд галерей и обширных зал на протяжении не менее 470 футов.
Когда приблизилась 30-я годовщина его назначения наследным принцем. Сети озаботился приготовлением необходимых обелисков, и около того же времени его старший сын, имя которого нам неизвестно, был назначен наследным принцем. Желая фигурировать в деяниях своего отца, последний приказал вставить свое изображение в сцену на северной стене карнакского храма своего отца, изображающую его битву с ливийцами. Так как это изображение не находилось там с самого начала, то для него не было места, и чтобы получить его, понадобилось уничтожить часть надписи. Обман очевиден и по сие время вследствие того, что краска, которой он был замаскирован, исчезла. Но Рамсес, другой сын Сети от Туйи, замышлял стать на место старшего брата, и в последние дни жизни своего отца Рамсес повел дело столь успешно, что вполне подготовил переворот к моменту смерти старшего царя. За некоторое время до юбилея, когда обелиски для него были еще неокончены. Сети умер (около 1292 г. до н. э.), после более чем 20-летнего царствования, считая со времени смерти его отца. Он был положен в пышный саркофаг из алебастра в великолепной гробнице, высеченной им в западной равнине. Его тело, сохранившееся благодаря счастливому случаю, как и тела многих других фараонов, о которых мы говорили выше, показывает, что он был одной из самых величественных фигур, когда-либо восседавших на престоле Египта, поскольку мы можем об этом судить в настоящее время по дошедшим до нас останкам.
Замысел молодого Рамзеса был немедленно приведен в исполнение. Занимал ли старший брат престол достаточно долго, чтобы вставить свое изображение на отцовском рельефе или же тому было причиной его влияние в бытность его наследным принцем, мы не можем сказать. Как бы то ни было, Рамзес его отстранил без минуты колебания и овладел престолом. Единственное официальное свидетельство притязаний его брата — его изображение, вставленное рядом с изображением Сети в битве с ливийцами — было немедленно стерто вместе с его именем и титулами, причем на их место художники Рамзеса вставили изображение своего нового владыки с титулом «наследного принца», которого он никогда не носил. Краска, некогда тщательно скрывавшая следы этих изменений, с тех пор давно исчезла, и опытный глаз может найти свидетельство жестокого конфликта между двумя принцами, в который были, несомненно, вовлечены гарем и придворные чины — целый утраченный роман придворных интриг на северной стене карнакского гипостиля! Таково было восшествие на престол знаменитого фараона Рамзеса II. Немедленно были пущены вход обычные придворные уловки, чтобы заставить забыть, как в действительности фараон завоевал себе престол. В своем обращении ко двору Рамзес в особенности ссылался на тот день, когда его отец представил его еще ребенком вельможам и объявил его своим наследником. Сановники знали слишком хорошо путь к милостям, чтобы не ответить тривиальными восхвалениями чудесных способностей царя, проявившихся еще в детстве, когда он командовал армией десяти лет от роду. Молодой монарх обнаруживал большую силу и выдающиеся способности, и если его несчастный соперник и имел партию, то, насколько можно видеть, она не становилась в открытую оппозицию к молодому царю. Как бы то ни было, Рамзес не терял времени утвердиться в средоточии власти — Фивах. Он немедленно поспешил туда, вероятно, из Дельты, и отпраздновал в государственном храме большой ежегодный праздник Опет. Приобретя расположение жрецов Амона, он посвятил себя с великим рвением благочестивым трудам в память своего отца. Для этой цели он отплыл из Фив вниз по реке в Абидос, где, вероятно, уже высаживался на короткое время по пути в Фивы. В Абидосе он нашел великолепный заупокойный храм своего отца в плачевном состоянии: он был без крыши, части колонн и глыбы для наполовину выведенных стен лежали разбросанными в грязи, и памятник в целом, не оконченный Сети, был почти совершенно разрушен. И что еще хуже, вклады, оставленные Сети для его поддержания, были незаконно присвоены людьми, заботам которых они были поручены, но которые вполне презрели торжественное и страшное проклятие, начертанное их царственным господином, умершим менее года назад. Гробницы древних царей V династии, правивших более 2000 лет назад, также требовали к себе внимания. Рамзес собрал двор и возвестил ему о своем намерении исправить и закончить все эти работы, в особенности же отцовский храм. Он осуществил замыслы своего отца, закончив постройку храма, и в то же время возобновил его земельное обеспечение и реорганизовал управление его собственностью, к которой Рамзес присоединил стадо, подать охотников и рыбаков, торговое судно на Красном море, флотилию барок на реке, рабов и крепостных, а также жрецов и должностных лиц для заведования храмовыми поместьями. Все это, хотя и было приписано придворными благочестивейшим побуждениям царя, не было, однако, без пользы для самого жертвователя; заключительная часть огромной надписи, в которой Рамзес увековечил свои добрые дела в храме своего отца, говорит, что тем самым Рамзес приобрел себе его благоволение и что его отец, как спутник богов, действует перед ними в его пользу и обеспечивает своему сыну помощь божественных сил, дарующих ему долгое и могущественное царствование. Подобное же упоминание о предстательстве умершего перед богами в пользу живого находится еще в одной надписи, восходящей к Древнему царству, встречается также в эпоху Среднего царства и, наконец, приводится Рамзесом в поминальном храме его отца в Фивах, равным образом недостроенном Сети и законченном его сыном.
Возможно, что тяжелое бремя заупокойных вкладов его отца заставило Рамзеса искать новые источники доходов. Как бы то ни было, мы его находим в третий год его царствования в Мемфисе, советующимся со своими Чиновниками о возможности достижения нубийской области Вади-Алаки и развития в ней горного дела, к чему безуспешно стремился Сети. Присутствовавший на совещании наместник Куша объяснил царю затруднения и рассказал о бесплодной попытке найти по дороге воду. Путь был настолько плохой, что когда караваны отваживались отправиться по нему через пустыню, «только половина из их (состава) доходили туда (в Куш) живой, ибо они (люди) умирали от жажды по дороге вместе с ослами, которых они гнали перед собой». Они должны были брать с собой достаточно воды вплоть до возвращения в Египет, так как невозможно было найти ее в копях. Итак, золото не доставлялось вовсе из этой страны вследствие отсутствия воды. Вкрадчиво льстя, наместник и двор советовали сделать еще попытку снабжения дороги водой, и в результате утвердительного царского повеления явилось письмо наместника Куша, сообщавшего о полном успехе предприятия и нахождении богатого источника воды на глубине всего двадцати футов. В Куббане, где дорога к копям покидала долину Нила, Рамзес велел наместнику поставить памятную плиту с записью бегло описанных нами событий. Подобные предприятия внутри страны знаменовали собой лишь начало деятельности Рамзеса. Честолюбие влекло его к более великим задачам: он замышлял ни больше ни меньше как восстановление великой Азиатской империи, покоренной его предшественниками, царями XVIII династии.
