Глава V[править]
Смерть папы во время схизмы являлась наиблагоприятнейшим поводом к ее улажению, ибо весь вопрос заключался в том, чтобы воздержаться от новых выборов и тем засвидетельствовать о серьезном желании мира, по крайней мере в одном лагере.
14 римских кардиналов действительно находились в сомнении, давать или нет преемника Иннокентию VII. Но эгоизм и боязнь революции привели их 18 ноября на конклав, дабы не оставлять римскую церковь без видимого главы. При этом подписали они торжественную декларацию о готовности каждого из них в бытность его папой вести переговоры об унии и в видах достижения оной сложить с себя тиару; они объявили вообще, что избирают нового папу в тех лишь видах, дабы он являлся прокуратором унии. Равно должен был избранник обязаться не назначать никаких новых кардиналов.
Выбор пал 30 ноября на кардинала Св. Марко, венецианца Анджело Коррера, 6 декабря 1406 г. вступившего на Святой престол. Григорий XII немедленно утвердил этот декрет, объявил на первой же консистории о намерении добросовестно придерживаться своей присяги и выказал готовность к унии. «Я полечу навстречу унии, — так свидетельствовал он, — коли морем, то в рыбачьем челне даже, коли на суше, то даже со странническим посохом». Так говорил 80-летний старец, избранный по всем вероятиям кардиналами в тех лишь видах, что, по человеческим соображениям, честолюбие способно в виду могилы преображаться в самоотречение. Они заблуждались; одна минута дрожащей власти имеет в глазах пурпуроносных старцев столько еще драгоценностей, что усталое их самообожание обретает юношескую силу. Григорий XII отправил к противнику своему Леонарда Аретинуса с письмом, которым приглашал его к совместному отречению, и испанец Петр де Луна отвечал в том же духе. Гонцы летали взад и вперед для устройства свидания. Христианство требовало все с большей настойчивостью собора. С авиньонской эпохи с каждым годом впадала церковь в большее и большее развращение. Аннаты, десятины, резервации, индульгенции и дисиенсации истощили систематическим грабежом весь Запад. Духовные должности составляли повсюду предмет торговли; прелаты массами набирали приходы, не заглядывая в духовные свои резиденции. Властелином церкви был Симон Волхв, а апостолическая камера подобна Харибде. При схизме зло это разрослось до чудовищности. Во всех странах ратовали благородные люди против мерзостного этого состояния и требовали реформы. Нигде не нашли эти жалобы лучшего выражения, как в сочинении Николая де Клеманж, ректора Парижской академии и долголетнего секретаря при авиньонском дворе. Около 1393 г. написал он свой трактат «О разорении церкви или о поврежденном ее состоянии». В нем пересчитывал он все разъедавшие ее язвы и возводил их к их первоисточнику — мирской алчности пап и клира. Настаивая на реформе, изрек он знаменательные слова: «Сперва предстоит церкви быть униженной, затем воспрянуть». Само папство поколеблено было во всех коренных его устоях; оно поплатилось иерархическим своим могуществом, престижем всесветной своей юрисдикции, повелевающим народами положением. Оно расплавилось, как империя, и распалось даже на две половины, из которых каждая обязана была раздельным существованием своим лишь покровительству сильных монархов. Великое папство Гильдебранда и Иннокентия сделалось теперь по всему свету предметом критических изысканий. Короли, парламенты, синоды, университеты, народное мнение воздвиглись теперь в равное число трибуналов, подвергающих расследованию в лице враждующих пап сам сан папы, а в лице враждующих кардиналов — права самой священной коллегии. Декреталии, основные законы пап, подверглись уничтожению, и из критического этого процесса выдвинулось снова то мощное гибеллинское или монархическое право, которое присвоило высшей светской власти — императору — компетенцию судить собором и низлагать папу.
Под давлением воли Франции заключили оба папы, Бенедикт XIII и Григорий VII, марсельский договор, по которому обязались устроить в сентябре 1408 г. в Савоне, под Генуей, конгресс; но оба мистифицировали намерениями, которых вовсе не имели. Григорий, старый и слабый, доминируем был своими непотами, с которыми в детском обжорстве проводил дни и расточал вымогаемые им под покровом унии десятины. Помимо сего, ставил препоны и Владислав; все выгоды короля неаполитанского зиждились на продолжении схизмы; тогда как уния и, что было весьма возможно, французский папа могли лишить его не только протектората Рима, но и короны, ибо Людовик Анжуйский сохранял еще на нее свои притязания под покровительством могущественного своего родственника, короля французского. И вот когда стало походить на то, что состоится конгресс об унии, Владислав начертал план его расстроить путем завладения одним ударом Римом. Здесь народ признал суверенитет нового папы и получил в сенаторы от него Иоанна де Цимис из Чинголи. Он не был поэтому расположен в пользу короля, но многие бароны желали его.
По наущению Владислава оба Колонны с прочими аристократами и неаполитанскими войсками ворвались ночью 17 июня 1407 г. в город через пролом стены в воротах С.-Лоренцо. Григорий XII тотчас бежал в замок Ангела. Однако замысел заговорщиков не удался, ибо Павел Орсини, кондотьер папы, подоспел на следующее утро от Кастель-Вальха, вступил в Ватикан, соединился с Коррерами, непотами папы, и поспешил встретить врагов у Porto S. Lorenzo. Иоанн и Николай Колонны, Антонио Савелли, Иаков Орсини, Конрадин Антиохийский попали в руки победителя. Рим осветился в знак радости огнями. Колонны откупились от Орсини, но менее привилегированные бароны на Капитолии подверглись смертной казни. В числе казненных были Галеотт Норманни, «кавалер свободы», Ричард Сангвиньи и Конрадин Антиохийский, отрасль Гогенштауфенов и носитель имени, оказавшегося роковым и для него самого.
Теодорих Ним утверждал, будто Григорий VII посвящен был в план Владислава и преднамеренно бежал в замок Ангела, чтобы для вида явиться там осажденным и тем воздержаться от путешествия на конгресс унии. Буде Григорий действительно имел лицемерный этот замысел, то таковой был разрушен поведением римлян и самостоятельной волей Павла Орсини. Возникшая между папой и храбрым этим воином, его избавителем, разладица могла бы подтверждать справедливость мнения Теодориха, но объясняется другими причинами. Со времени своей победы Павел Орсини был могущественнейшим лицом в Риме. Григорий нанял его в качестве военного капитана церковной области и предоставил ему доходы с Романьи и прочих провинций. В награду отдал он ему викариатство Нарни, но деньгами не дал ничего. Он сам был вынужден заложить у флорентийских менял драгоценную папскую свою корону, постыдный акт, могущий вообще служить символом унижения тогдашнего папства. Павел Орсини страшил Григория своими требованиями, а еще более возрастающим своим влиянием. Богатый военачальник из знатнейшего гвельфского дома в городе был теперь вторым Рицимером в Риме. Это побудило Григория покинуть город. Папа уступил предводителю банды. Генеральным викарием своим назначил он уважаемого кардинала Петра Стефанески де С.-Анжело и отправился 9 августа 1407 г. со своими в Витербо, с тем чтобы проследовать оттуда далее (как он, по крайней мере, делал вид) на конгресс в Савону.
Отъезд Григория состоялся прямо наперекор воле римлян, боявшихся тирании могущественного Орсини или же предвидевших неминуемые смуты, в которые должно было их вовлечь честолюбие короля Владислава. Павел оставлен был, впрочем, с несколькими тысячами рейтаров в качестве верховного главнокомандующего церкви и защитника города, между тем как магистраты Капитолия повиновались кардиналу Петру; в руки последнего сложил сенатор Иоанн де Цимис свой должностной жезл, а три консерватора правили сенатом.
Из Витербо в сентябре переехал Григорий XII с восемью кардиналами в Сиену, где его встретили послы Франции и другого папы. Савона казалась ему теперь ненадежной, он требовал для конгресса другого места; бесполезно, ибо с обеих сторон происходили лицемерные переговоры, и алчные непоты Григория достигли своего умысла — затянуть раскол. Пользуясь теперь дальностью папы, поспешил властолюбивый Владислав извлечь из этого выгоды. Церковная область имела вид выморочного имущества; и не представлялось ли вообще для короля неаполитанского неотразимым искушением объявить вообще Dominiun Теrrporale упраздненным и вместо папы сделаться в ней властелином? Владислав задался, таким образом, идеей завоевать Рим. В нем повержено было все в ужас и в распадение. 1 января обложил кардинал-легат налогом в 30 000 гульденов клир города; последний собрался в монастыре делла Роза и порешил не производить никаких платежей, не звонить более в колокола, не служить более обеден. Магистраты ввергли тогда в тюрьму многих духовных, а прочие покорились силе. Массивные статуи святых и сосуды отданы были в плавку; так повелел папа. Открылся голод, устраивать стали процессии, показывали народу платье св. Вероники; но хлеба не было. Римляне стали волноваться. Возвышение податей ожесточило их, грабежи производились на всех улицах, партия из ста пилигримов убита была наемниками Павла Орсини, некоторые римляне желали теперь Владислава, надеясь иметь через него порядок и изобилие. Король с сильным войском двинулся в путь. При таких обстоятельствах кардинал-легат счел целесообразным возвратить снова народу прежнюю его власть. 11 апреля восстановил он снова правление бандерези, снял с них в Ватикане присягу верности и роздал знамена. Народный магистрат тотчас же при звуке труб совершил въезд на Капитолий, на ступенях которого почтительно был приветствуем всеми капитанами кварталов. Так восстановлено было в последний раз демократическое правление в Риме; при всем том оно было одной лишь бессильной руиной, ибо сам народ, расшатанный во всех своих элементах, убедился скоро в неспособности своей сохранять обладание свободой. Через несколько дней после того появился перед стенами Рима король с 12 000 рейтаров и многочисленной пехотой, причем галеры его стали в устье Тибра. 16 апреля стал он перед Остией. Крепостью командовал от имени церкви римский капитан Павел Баттиста ди Джовио; плохо снабженная продовольствием капитулировала она 18-го, 20-го расположился король станом поблизости Св. Павла. С ним находились выдающиеся капитаны: граф де Тройа, граф де Каррара, Джентиле де Монтерано, оба Колонны, Баттиста Савелли и Людовик Милиорати, который, будучи изгнан Григорием XII из мархии Анконы, завладел Асколи и Фермо и отдал их Владиславу, на службу к которому тогда же и вступил. Король приказал, как некогда Тотила, навести понтонный мост на Тибре. Павел Орсини засел в Риме с 1400 лошадей и пехоты; городская стена укреплена была рвами и засеками, над чем вскоре по отъезде папы должны были работать толпы поселян; удачная оборона была не невозможна, ибо зачастую победоносно преодолеваемы были римлянами и несравненно большие атаки. Но падение Остии затормозило подвоз; скудость, раздоры и измена подтачивали всякую энергию, и быстрое завоевание Рима Владиславом явилось ясным как день доказательством, что римская республика отжила свой век. В начале XV века не действовал более в Риме ни один из тех трех принципов, взаимной борьбой которых держалась столь долго великая партийная жизнь. Все распалось, аристократия и гражданство; муниципальный дух, цезаризм и папизм. Из-за раскола опустился сам Рим на низкую степень провинциального города и мог вследствие этого сделаться добычей первого всякого завоевателя, не вызвав даже своим падением заметного изменения в свете. Одно уже это отсутствие самоуважения вполне объясняет полную его несостоятельность к обороне. Сверх того она была вверена ненадежным рукам военачальника банды, готового продаться дающему наивысшую цену. Павел Орсини завел переговоры с Владиславом, предложившим ему за сдачу Рима золото и почести. Узнав про это, римляне его заклеймили названием изменника отечества, но сами поспешили удалить от себя гибель. Послы от народа явились в лагерь короля, и 21 апреля заключен был следующий договор: все крепости и Капитолий имеют быть сданы Владиславу, народное правительство слагает власть в его руки. Бандерези немедленно отреклись, назначенный королем сенатор Ианнотус Торти занял Капитолий, а неаполитанское войско с музыкой вступило в город.
Короли Неаполя из норманнского дома, из швабского рода, Анжу устремляли все помыслы своего честолюбия на замок Капитолия; опасность для пап была поэтому велика, и в их светской истории наиболее поражающим представляется, быть может, следующее: что единственных монархов в Италии сумели они с самого начала низвести на степень вассалов церкви. В иных случаях путем договора с папой и с народом жалуемы бывали короли неаполитанские почетным званием сенатора римского, но ни одному из них не удавалось приять скипетр Цезаря. Поэтому, когда Владислав покорил Рим, то был могущественнее всех своих предшественников, и перед ним раскрывалась, казалось, великая будущность. Для великолепного въезда убирался юный монарх у Св. Павла, подобно пращуру своему, Карлу Анжуйскому. В Рим въехал он 25 апреля. Ввиду того что замок Ангела держал еще сторону папы, направил он свой путь по мосту сенаторов через Трастевере, восседая на коне, под несомом восемью баронами балдахином, причем римляне сопутствовали ему с пальмовыми ветками и с факелами в руках. Городские колокола и вечерние веселые огни возвестили о печальнейшем из всех торжеств, о падении Рима под власть короля. На жительство поселился он у С. Хрисогона, где и остался. В день же его въезда отступил Павел Орсини, отныне слуга Владислава, в Кастель Валька; городские ворота и мосты были сданы, и первые, по повелению короля, заделаны. Он произвел тотчас новые выборы консерваторов, капитанов кварталов и прочих магистратов. Также и местечки в городской области, Веллетри, Тиволи, Кори и иные поклонились ему и послушно приняли его кастелланов. Прибыли послы от Флоренции, Сиены и Лукки для принесения ему поздравлений по поводу триумфа над Римом и для заключений с ним союза. Тем временем войска его двинулись на Патримониум и на Умбрию, где Перуджии, Тоди, Амелия, Орте, Риэти, Ассизи без дальнейших разговоров признали его своим синьором. Таким образом присоединил он провинции церковной области к неаполитанскому своему королевству.
Монархия, Италия, даже императорская корона представала перед отважным умом Владислава. На одежде своей приказал он выткать изречение: aut Caesar, aut nihil. Говорят, что он домогался титула короля римского, но что в оном отказали ему римляне, заявив, что имеют уже цезаря. Королем их был Рупрехт Пфальцский, и государя этого должно было устыдить завоевание Рима. Теодорих фон Ним, покинувший Рим до въезда Владислава, обратился к Рупрехту с патриотическим увещательным письмом, в котором входил в роль Данте и Петрарки, и призывал ленивого короля римского припомнить славу германских императоров, опоясать чресла мечом и восстановить империю.
Сенатор от Владислава правил городом с железной строгостью; всякая попытка к возмущению наказывалась секирой палача. Помимо же этого, не сотворимо было никаких насилий. Блестящая личность юного и великодушного короля, на которого начала взирать вся Италия как на человека будущности, приобрела ему симпатии народа, а изобилие жизненных припасов, о чем он заботился, равно как и строгая юстиция, вернувшая спокойствие городу, были лучшей опорой его власти. Занятый предначертаниями к завоеванию Средней Италии, пробыл король в Риме до 24 июня 1408 г. Перед отъездом повелел он влиятельнейшим баронам, в том числе самим даже Колоннам и Савелли, до возвращения его пребывать вдали от Рима. Стражами города определил он сенатора, маршала своего Христофора Гаэтани, графа Фунди, консерваторов и капитанов кварталов, еще на некоторое время оставил графа де Тройа с войском и затем вернулся в Неаполь.
При других обстоятельствах завоевание Рима Владиславом составило бы весьма важное событие. Даже Бенедикт XIII возымел смелый план завладеть Римом и воссесть там римским папой на очищенный соперником его престол; в этих видах отправил он к устьям Тибра одиннадцать генуэзских галер; но флот этот вышел из Генуи лишь в тот самый день, в который совершил въезд свой в Рим Владислав. Наоборот, Григорий XII не был испуган узурпацией короля. Коль скоро он знал о замыслах своего соперника, то должен был желать завладения королем Рима скорее, чем чтобы содеяно это было Петром де Луна. Когда, бежав при падении города, предстал перед ним в Лукке легат, то принят был им без упреков, наоборот, с такими знаками благоволения, что приходилось думать, что кардинал действовал согласно повелению папы. Говорили, что Павел Орсини с его воли передал Рим, равно так же занял город и даже церковную область король, и в самом деле, настолько мало гневался Григорий XII на Владислава, что не возбудил никакого протеста, но продолжал по-прежнему держать при нем своих нунциев. Завоевание Рима и Патримонии давало ему и племянникам его повод ставить препятствия делу унии. Ухищрения, пускаемые в ход обоими папами для заклеймления одним другого как единственного виновника продолжения раскола — тогда как оба они единодушно не желали унии, — представляют отвратительнейший спектакль злокозненного своекорыстия. Обманувшийся мир утомился ими и порвал наконец искусную паутину, сотканную вокруг церкви этими кощунниками. После несостоявшегося савонского конгресса оба они друг с другом сблизились. Бенедикт XIII приехал в Porto Venere, Григорий же XII отправился из Сиены в Лукку, где отдался под покровительство синьора этого города, Павла Гвиниджи. Оба обменивались посольствами, предложениями и жалобами. Сотканное одним разделывал другой; предлагаемое одним отвергал другой. Никогда не было ведено более гнусной игры с глубочайшими потребностями мира. Григорий XII совершенно без средств, без наемных войск, кроме набранных Коррерами, поднял вопль против галер, состоявших еще в распоряжении его противника, ибо умный Бенедикт XIII опирался на могущество Буссино, наместника французского короля в Генуе, и Григорий, не без оснований, объявил, что не может отправиться в предложенные для конгресса приморские города ввиду небезопасности для него последних. Поэтому когда Бенедикт предпринял с генуэзскими галерами неудавшуюся экспедицию на Рим, то это явилось для противника его желанным предлогом к прерванию переговоров. Ежедневно осаждали его неотступно кардиналы, посланцы Франции, Венеции и флорентинцев. Один монах-проповедник выступил в Лукке и публично обозвал его безбожным клятво-нарушителем; он приказал заключить смелого оратора в тюрьму; не хотел ничего более слышать про унию. Тем временем Бенедикт XIII выведен был из прежней своей сдержанности. В январе 1408 г. король французский повелел эдиктом не повиноваться ни одному из двух пап, если ко дню Вознесения не улажен будет раскол; против этого выступил Бенедикт с грозившей экскоммуникацией буллой, последствием чего явилось, что французский парламент и парижский университет объявили его низложенным. На одну минуту остался соперник его триумфатором; забыл о своей присяге, которой обязался не назначать кардиналов более, назначил четырех новых. Это привело в ярость кардинальскую коллегию, которую и без того уже по подозрительности своей окружал он вооруженными людьми и держал, как в плену. Прежде всех секретно покинул 11 мая Лукку кардинал люттихский и, безуспешно преследуемый Павлом Коррером с рейтарством, отправился в Castell Libra Practa в пизанской области. За ним последовали, среди сильного смятения и памятуя о судьбе кардиналов Урбана VI, шесть других князей церкви. Они все собрались в Пизе, где избрали единственный практический путь, могущий спасти церковь, — апелляции к собору. Клич «Собор!» моментально потряс мир, ибо обстоятельства для оного уже назрели, и моментально же очутились оба противника обезоруженными. Бенедикт XIII, беззащитный в Генуе, как и в Авиньоне, сел 17 июня в Porto Venere га корабль и бежал в отечество свое, в Перпиниан, куда созвал на 1 ноября собор. Непреклонный этот испанец боролся с этого времени с судьбой с мужеством, доставившим бы ему в благородном другом деле название великого. Поистине Петр де Луна являлся как по твердости воли, так и по разуму несчастливым последователем Гильдебранта и Александра III, попавшим во всемирную историю на ненадлежащее место и в ненадлежащее время, через что редкая его энергия пропала без пользы.
Французские кардиналы покинули Бенедикта XIII; ободряемые королем французским и отзывом парижского университета, отправились они в Ливорно; в первый раз увиделись и перемешались здесь обе враждебные коллегии и образовали отныне элемент, из которого вышел собор. Последнего требовали они сообща", и созвали его на 26 марта 1409 г. в Пизу. Когда Григорий XII очутился перед лицом выросшей грозной этой Немезиды, то созвал немедленно собор и сам, долженствовавший прославлять Троицу следующего за тем году в имевшем еще назначену быть месте, в провинции Аквилее или Равенне, и внезапно изменил свое решение. Григорий намеревался теперь покинуть Лукку и возвратиться в Рим. Он просил короля Владислава прислать ему для конвоирования его войска, но подозрительные флорентинцы возбудили против этого вооруженный протест. Тогда решил он ехать в Мархии, где мог отдаться под охрану сторонника своего Карла Малатесты; но Балтазар Косса принял меры к заграждению ему проезда. Еще со времен Бонифация IX сидел Косса легатом в Болоньи, которой сделался повелителем. Изменнически и насильственно завладел он частью Романьи, и в то время как церковная область распалась, сам он остался там независимым тираном. Иннокентий VII не отважился отнять у этого интригана-неаполитанца болонскую легацию, но угрожал ему этим, и потому говорили, что кардинал отравил его через посредство епископа фермоского. И вот теперь, когда Григорий XII колебался, Косса сделал все для довершения его гибели. Честолюбию его открывалась перспектива папской короны; он вскоре стал душой всех касавшихся собора переговоров. Он открыто порвал связь с Григорием и заключил с флорентинцами союз против Владислава, могшего быть еще опорой этого папы и единственным государем, способным препятствовать унии. Тем временем Григорий XII поехал 14 июля 1408 г. из Лукки в Сиену, вступившую в союз с Владиславом. Здесь предал он отлучению Коссу и других отставших от него князей церкви и создал для себя новых кардиналов. В начале ноября поехал он к Карлу Малатеста в Римини и вел переговоры с Владиславом.
Король неаполитанский, угрожаемый подготовлявшимися в Пизе событиями, решился поддерживать Григория. Папа этот в нужде своей уступил ему (что не слыхано в летописях папства!) Рим, даже всю церковную область за ничтожную сумму 25 000 гульденов золотом. В силу этого соглашения двинулся король в марте 1409 г., с тем чтобы, буде окажется возможным, через Рим перебраться в Тоскану и разогнать собор. В город прибыл он 12 марта. Шестнадцать дней провел в Ватикане. 28 марта отбыл с Павлом Орсини в Тусцию, но по странной случайности возвратился из-за непогоды назад и 2 апреля снова двинулся на Витербо. Он взял Кортону и двинулся до Ареццо и окрестностей Сиены, но организованная Коссой лига флорентинцев и сиенцев положила преграду его успехам и избавила собор от всякой опасности. Избрание нового папы изменило наконец положение дел. Собор в Пизе открылся 25 марта 1409 г. Пресветлый гибеллинский город только что перед этим закончил свою блестящую некогда карьеру в образе вольной республики. После геройского отпора, обессмертившего ее гибель, 9 октября 1406 г. была она не покорена мечом флорентинцев, а за презренный металл предана в руки этих наследственных своих врагов дожем своим Джованоло Гамбакорта. Ввиду того что Милан повержен был в бессилие, флорентинцы заняли теперь наряду с Венецией первое место в Италии. Под их эгидой собрались прелаты и делегаты от королей, князей и народов, даже уполномоченные от университетов и свыше ста магистров обоих прав, что явилось многознаменательным симптомом нового всемирного могущества приобретшей самостоятельность европейской науки. Явились и послы Рупрехта в качестве поборников признаваемых еще в германской империи прав Григория XII. Пизанский собор, созванный кардиналами без папы, составил эпоху в истории церкви. Со стороны канонической точки зрения являлся он актом открытого мятежа против папы и с самого начала повлек сильнейшие коллизии. Устроившие его 23 кардинала отказались от послушания своему папе, одни — Григорию XII, другие — Бенедикту XIII, а за всем тем требовали, чтобы те признавали их своими обвинителями и судьями; наконец они образовали такую коллегию судей, из коих одна часть считала другую схизматической. Но христианский мир, представляемый наряду с кардиналами делегатами, признал революционное решение и впервые поднялся в лице всех своих состояний для образования трибунала, перед которым привлек папство. Основное положение знаменитого Герсона, что церковь составляет церковь и без папы и что последний стоит ниже собора, получило на пизанском собрании санкцию. Это был первый фактический шаг к освобождению света от средневековой папской иерархии, то была уже реформация.
Синод в Пизе учредился как христианский конгресс и законный, представляющий видимую церковь Вселенский собор. В достопамятный день 5 июня 1409 г. изрек он приговор, что Бенедикт XIII и Григорий XII, как схизматики и еретики, подпали под отлучение и извергаются изо всех духовных степеней. Тотчас же приступил собор к избранию вселенского папы. Заставленные голосом собрания, обязались наперед того клятвенной присягой кардиналы, что тот из них, кто выйдет из конклава папой, не дерзнет распускать собор прежде, чем проведена будет реформа церкви. Балтазар Косса, не почитавший еще время свое наставшим, счел за лучшее повелевать до времени переходным папой; он предложил 70-летнего старца с чистой нравственностью и слабой волей, и 17 июня провозглашен был папою Александр V Соборный папа не был ни француз, ни итальянец, но с благоразумною предусмотрительностью взят из посторонней национальности. Отечеством Пиетро Филарго был остров Кандия, принадлежавший венецианцам; сам он был темного происхождения, не имел никаких непотов. Говорят, что он не знал ни отца, ни матери. Нищим мальчиком был он, на острове том же призрен и воспитан итальянскими миноритами, впоследствии вступил в их орден, путешествовал по Италии, Англии и Франции, где приобрел громадную эрудицию, подобно английскому нищему мальчику, прославившемуся под именем Адриана IV
Как протеже Галеаццо, вызвавшего его в Ломбардию и о герцогском титуле для которого вел он переговоры с Венцеславом, сделан был Филарго епископом наваррским, брешианским и пиаченцским, патриархом Градо, архиепископом миланским и возведен Иннокентием VII в кардиналы Двенадцати Апостолов. Корону папскую принял он 7 июля 1409 г., и так спустя более семисот лет вступил снова на Святой престол грек, ибо последним папой этой национальности был в 705 г. Иоанн VII.
Была ли через соборного папу действительно устранена схизма? В Перпиниане собрал синод Бенедикт XIII, в Чивидале — Григорий XII; оба протестовали против пизанского сборища и схизматика Петра из Кандии; как тот, так и другой буллами приглашали христианство к повиновению как правомерному папе лишь каждому из них; и оба были еще признаваемы, первый в Арагоне и Шотландии, второй — в Неаполе, Фриуле, Венгрии, Баварии и у короля римского. Христианство имело отныне трех пап, из коих каждый требовал признания, осыпая при этом другого громами анафем. Из противников Александра слабейший был Бенедикт XIII; он сидел в одном из замков далекой Испании недостижимый, но и неопасный; наоборот, Григорий XII находился вблизи и под покровительством могущественнейшего монарха Италии, во владения которого скоро и переправился. Ближайшей задачей соборного папы, следовательно, должно было быть уничтожение Григория, а это могло совершиться лишь путем крестового похода против самого Владислава.
Александр V предал отлучению и Григория, и короля неаполитанского. Изрекши низведение с трона последнего, выставил он против него жадного претендента. Ибо юный Людовик Анжуйский поспешил уже в Пизу для предъявления прав своих на Неаполь. Косса ревностно снаряжал теперь экспедицию, ибо флорентинцы, Сиена, Анжу и кардинал-легат заключили уже против Владислава лигу в Пизе. Войска, насланные из Мархий Коссой, заставили короля вернуться из Тосканы, где он оставил Павла Орсини с воинской ратью. Не теряя времени, в сентябре же двинулось в поход союзное войско, предводимое флорентийским военачальником Малатеста де Малатестис, под командой которого служили Сфорца де Аттендоло и Браччио ди Монтоне, капитаны, долженствовавшие вскоре наполнить именами своими Италию. С ними шли сам Косса и Анжу. Переход на службу их Орсини раскрыл перед ними дороги в церковную область, Орвието, Витербо, Монтефиасконе, Сутри, Корнето, Нарни и Тоди сдались кардиналу, и вся страна до самых ворот Рима преклонилась перед Александром V
Союзное войско показалось перед городом 1 октября. Здесь залегли с ратями своими в сильных позициях граф де Тройа и Колонны, причем Ианнотус Торти держался в Капитолии, замок же Ангела под начальством Витуччио Вителлески оставался нейтральным. Неаполитанцы изгнали многих граждан, а некоторых отправили даже узниками в Неаполь. Под гнетом их оружия римляне порешили энергично обороняться. Тем не менее уже 1 октября удалось лигистам проникнуть в портик Св. Петра, вслед за тем, 2-го уже, открыл замок против неаполитанцев огонь, а 5 октября поднял знамя Александра V Но в город проникнуть им не удалось; наоборот, 10-го отступили они от Борго, переправились при Монте Ротондо через Тибр и пытались штурмовать город с северо-восточной стороны. Штурм этот не удался, как и прочие неоднократные нападения. Дорогостоящая экспедиция грозила рушиться об это неожиданное сопротивление Рима. С досадой и срамом возвратились Людовик Анжуйский и Косса в Пизу, поручив ведение осады Малатесте и Павлу Орсини. Ввиду столь благоприятных обстоятельств было крупной ошибкой со стороны Владислава, что он не двинулся на освобождение Рима сам. 23 декабря раскинул Малатеста свой лагерь у Св. Агнесы за воротами, Павел же Орсини, раздельно от него, в ту же ночь произвел снова наступление на Борго. Теперь рассчитывал граф де Тройа здесь его раздавить, но 29 декабря потерпел сам полное поражение при Porta Septimiana, замыкающей Трастевере. Это решило судьбу города. Ибо в нем партия Александра ожидала первого удобного случая, чтобы восстать. Малатеста завязал сношения с одним влиятельным римлянином Колой ди Лелло Чербелло и обещал ему большие суммы за устройство восстания народа. Это состоялось. В канун нового года вечером в кварталах Парионе и Регола подняли подученные дети клич: «Да здравствует церковь и народ!» Колокола Св. Лоренцо in Damaso били набат, а заговорщики этих кварталов двигались на Campi di Fiore. Теперь весь Рим гудел одним и тем же кличем: «Церковь! Церковь!» Согласно уговору, тотчас же вторгся Павел Орсини с Лоренцо Анибальди в Трастевере; затем переправился с другими своего дома в день нового 1410 г. через мост Иудеев в город и на площадь di Fiore, где нашел сборище народа, объявил неаполитанское правление отмененным и назначил новых официалов. В тот же день вступили в Рим и Малатеста и Франческо Орсини. Сенатор положил оружие на Капитолии 5 января; то же сделали, но не прежде, как после храброго сопротивления, неаполитанские стражи городских ворот. Ворота эти, расположенные посреди двух круглых башен и обнесенные зубчатыми стенами, составляли сами по себе требовавшие взятия крепости. Porta S.-Paul была в особенности сильна, равняясь почти замку, как можно распознать и поныне, и усилена еще гробницей Кая Цестия, впервые за все время существования Рима обращенной в бастион с брустверами. Тогдашний летописец римский с изумлением созерцал бомбарду на Монте Тестаччио, обстреливавшую ворота С. Павла. Эти ворота, а также Аппийские пали 8 января, 15 февраля взяты были штурмом Porta S.-Lorenzo и Maggiore, и по сдаче 2 мая Ponte Molle преклонился перед папой Александром V весь Рим.
Ничто не препятствовало теперь Александру последовать призыву римлян и основать резиденцию свою у Св. Петра. Тем временем он назначил через три года новый реформенный собор, покинул Пизу и переехал в Пистою в тех видах, чтобы отправиться оттуда в Рим. Но хитрый Косса убедил его избрать резиденцией Болонью, и бесхарактерный папа последовал приказанию кардинала, которому обязан был тиарой. Посольство от римлян поднесло ему 12 февраля в Болоньи ключи и городскую хоругвь с неотступной просьбой вступить в город повелителем оного; флорентинцы присоединили к просьбам римлян и свои. Из рук этих послов принял Александр V владычество над Римом и 1 марта дипломом подтвердил им вольности города. Из оного выказывается форма тогдашнего городского управления и важнейших магистратов, которые были следующие; иностранный шестимесячный сенатор; иностранный капитан и апелляционный судья с двумя нотариусами; три консерватора; каммерарий; 13 капитанов кварталов; консилиум или городской совет из 32 человек; 60 констаблей; один протонотариус; четыре маршала; два канцлера; два синдика римского народа; два сенатских писца; два сборщика податей (gabellarii); таможенный соляной пристав (dohanerius salis); два синдика над всеми официалами; два смотрителя зданий (Magisiri edificiorum). Папа имел действительное намерение ехать вскоре в Рим, но смерть застигла его 3 мая 1410 г. в Болоньи. Если верить упорно ходившей молве, то отправил папу этого в вечность тот же Балтазар Косса. По отзывам современников, Александр V был щедрый и ученый человек, но добродушный бонвиван без самостоятельности разума. На Святом престоле терпел он столь великую нужду, что она напомнила ему его собственные первые годы; он говорил сам про себя: епископом был я богат, кардиналом — беден, папой — нищий.
Могущественнейшему из кардиналов оставалось теперь лишь домогаться тиары, цели своего честолюбия, чтобы и ее назвать своей. Лицемер Косса наружно противился своему избранию; но если бы не заручился голосами конклава, то добыл бы их копьями своих наемников. Сверх того только что снарядившийся в поход против Владислава Людовик Анжуйский сильно поддерживал возведение на трон Коссы, при помощи энергии которого мнил вступить в обладание Неаполем. Собранные в Болоньи 18 кардиналов 17 мая избрали и 25-го короновали в соборе Св. Петрония страшного человека под именем Иоанна XXIII.
Балтазар Косса происходил из знатного неаполитанского дома.
В юности занимался он с братьями прибыльным делом морского пиратства. Он поехал в Болонью, в университет, где предался распутной жизни. Бонифаций IX возвел его там в архидиакона, а затем перевел каммерарием своим в Рим. В курии, где фортуна бывает чудовищно благосклонна, воспользовался он этой должностью для обогащения посредством индульгенций и иных ростовщических путей. Он сделан был кардиналом Св. Евстафия и, наконец, вернулся в Болонью легатом, где не останавливался ни перед какой гнусностью, ни перед какими злодеяниями, не исключая и убийства, для достижения владычества над Романьей. Современники единогласно называли его столь же великим человеком в делах светских, сколько невежественным и негодным в духовных. Не было недостатка в голосах, негодовавших по поводу избрания в папы подобного человека, которого заслуги совсем были неизвестны, зато известны были многочисленные злодеяния, греховное прошлое, и, наконец, подозрение в убийстве двух пап оскверняло священный пожалованный ему сан.
Незадолго до восшествия Коссы умер 18 мая Рупрехт, бесславный, но непорочный король римский. Иоанн XXIII поспешил вследствие этого отправить в Германию своих нунциев для воздействования в пользу избрания Сигизмунда, короля венгерского и брата развенчанного Венцеслава. 20 сентября во Франкфурте избран был Сигизмунд в короли римские. Другая партия выставила, правда, 1 октября маститого Иова, маркграфа моравского, из того же люксембургского дома, но он скончался уже 8 января 1411 г., после чего Сигизмунд еще раз единогласно 21 июля избран был во Франкфурте.
Новый римский король немедленно признал Иоанна XXIII законным папой. Рим покорился ему беспрекословно и принял назначенного им в сенаторы Рожера ди Антильола из Перуджии. Тем временем Павел Орсини в качестве капитана церкви деятельно продолжал войну с партией Владислава. Многие города ему сдались, даже Колонны просили мира; изъявил покорность и Баттиста Савелли. Таким путем оказались город и область его в покойном обладании Иоанна XXIII, между тем как соперник его Григорий XII нашел себе убежище под покровом Владислава в Фунди или в Гаэте. Для ведения военной кампании против Неаполя прибыл 20 сентября Людовик Анжуйский в Рим. Отсюда 31 декабря возвратился он с Павлом Орсини назад в Болонью, где настойчиво убеждал Иоанна XXII! поехать с ним а Рим и вблизи оказывать энергичную поддержку его экспедиции. Римляне также приглашали папу вернуться.
Ценой величайших издержек, налогов, высосанных с провинций, и беззаконно накопленных церковных сокровищ снаряжена была теперь завоевательная армия. Знаменитые военачальники эпохи, Павел Орсини, Сфорца, Гентиле де Мочтерано, Браччио де Монтоне состояли на службе Анжу и служили ему залогом победы. 1 апреля 1411 г. тронулись из Болоньи. Иоанн XXIII и все кардиналы конвоируемы были Людовиком и многочисленными французскими и итальянскими синьорами, главные же силы следовали за ними. 11 апрели достигли у С.-Панкрацио Рима; на следующий день совершил папа среди ликования смирившихся теперь римлян торжественный въезд свой в город и к Св. Петру, где с зажженными в руках свечами предстали на поклонение к нему магистраты. 23 апреля освятил он знамена, переданные им Анжу и Орсини, а несколькими днями позднее отбыл претендент, сопутствуемый кардинал-легатом Петром Стефанески, во главе 12 000 рейтаров а многочисленной пехоты на завоевание Неаполя той же самой дорогой, которой следовали ранее его Карл I Анжуйский, Карл Дураццо и прочие иные завоеватели.
Беспрепятственно вторглось войско это через Лирис, под Чеперано, в королевство, где противник расположился станом на сильной позиции у Понте Корво. Блистательная победа 19 мая 1411 г. Анжу под Рокка Секка могла бы обойтись Владиславу ценой короны, если бы победитель ею воспользовался. С трудом избежал король плена. Он собрал войска свой в С.-Жермано, изумляясь, что ему давали на это время. «В первый день после моего поражения, — так говорил рыцарственный Владислав, — имели враги в руках меня самого, на второй — мое царство, на третий — ни моей особы, ни моего царства». С поля битвы отправил Людовик захваченные у короля и Григория XII знамена в виде трофеев в Рим, и Иоанн XXIII принял их с неописанной радостью. Устроенное им торжество рисует дух тогдашнего папства, в котором духовный элемент совершенно угас. Иоанн приказал водрузить знамена эти на башне Св. Петра, дабы весь Рим мог их видеть; затем они были сброшены вниз, и во время следования папы в блестящей процессии по городу влачимы позади него в пыли. В таком-то образе величался 14 веков после Христа глава святой церкви. Но вскоре после победного этого ликования настали часы ужаса; битва Рокка Секка не была нисколько похожа на день Беневента или Талиакоццо, ибо разбитый король снова стоял уже с новым войском в поле и на столь сильных позициях, что враги его не отваживались штурмовать их. В лагере их царила скудость, раздирали их раздоры; Анжу обозвал Павла Орсини изменником за то, что тот умышленно не преследовал короля. Уже 12 июня возвратился злополучный претендент в Рим с победоносным, но расшатанным войском; блестящая экспедиция обратилась в ничто. Сам он со срамом сел 3 августа в Рипа Гранде на корабль, с тем чтобы еще раз вернуться без короны в Прованс; ни один из разочаровавшихся римских баронов не дал почетного эскорта отъезжающему.
Неудача великой экспедиции оказалась для Иоанна XXIII роковой, ибо могущество короля Владислава осталось несокрушимым. Флорентинцев привлек он продажей Кортоны, так что они отстали от лиги с папой, ослабленной сверх того отпадением Болоньи. Город этот, в котором столь долго тираном господствовал Косса, едва убедился в удалении его, теперь уже папы, из своих стен, как 12 мая поднял старый клич: «Народ! Народ!», прогнал кардинал-викария и восстановил снова свою свободу. Все эти события вдохнули новое мужество в Григория XII, жившего в сильной Гаэте. Что было пользы для Иоанна XXIII в том, что он вторично отлучил Владислава и проповедал против него крестовый поход? Король мог без большого сопротивления явиться перед Римом, где бароны его ожидали, народ же ожесточен был неимоверными налогами. Полагаться на наемные войска было нельзя; капитаны Сфорца и Орсини враждовали между собой и могли ежеминутно изменить. Вследствие этого Иоанн XXIII с подозрительностью окопался в Ватикане и соединил дворец этот крытым ходом с замком Ангела. Виселица и секира палача наказывали беспокойных на Капитолии, где с 27 августа 1411 г. держал строго бразды правления сенатор Риккардус де Алидозиис. Рим оставался послушен; но неверность наемных капитанов скоро повергла Иоанна ХХ111 в немалые затруднения.
Сфорца д’Аттандоло, теперь в службе церкви, был юный соперник Павла Орсини и находился с ним в распре. Знаменитый сей предводитель банды, заимствовавший имя свое от качества геркулесовой силы, был родом из Коттиниолы в Романьи, где родился около 1369 г. Из темных зачатков достиг он быстрого преуспеяния. Рассказывают, что в молодости зарабатывал он себе хлеб киркой и, прискучив низкой судьбой, забросил однажды орудие своих мук на высокий дуб; если бы кирка свалилась, он решил остаться крестьянином, если же осталась бы торчать на дереве, то намеревался поступить солдатом на службу к одному из тех капитанов, слава которых распаляла тогда фантазию юношества. Кирка повисла на верхушке дерева, сын мужика Аттандоло сел на коня и сделался со временем великим коннетаблем Неаполя и отцом герцога миланского. Войны пап в Неаполе наиболее всего доставили Сфорце случай развернуть военный и политический свой гений. Но вот, проникаясь все более и более страхом перед Владиславом, призвал Иоанн XXIII обоих своих капитанов на военный совет в Рим. Здесь они поссорились; Сфорца, передавшийся уже Владиславу, покинул с бандой своей город и окопался на Алгиде в июне 1312 г. Папа командировал к нему с 36 000 гульденами золота кардинала, чтобы побудить вернуться; но необузданный капитан вскоре открыто перешел в службу короля неаполитанского, предпринял маршрут на Остию и занял там враждебную позицию. По тогдашнему обычаю папа приказал выставить изменника на всех городских воротах и мостах, изображенного с правой ногой, висящей на виселице, с крестьянским заступом в правой руке, со свитком в левой, гласившими: «Я Сфорца, крестьянин из Котоньолы, изменник, двенадцать раз бесчестно нарушивший верность церкви».
Отпадение Сфорцы, бунт префекта де Вико, господствовавшего с помощью неаполитанцев в Чивита-Веккии, мятеж других баронов и возбужденное настроение римлян заставили наконец Иоанна изменить политику и с дипломатическим искусством заманить короля в сеть договоров. В июне папские послы устроили мир. Тот же самый Косса, который был ревностнейшим поборником неаполитанской экспедиции, изъявлял теперь готовность предать Анжу, если Владислав предаст Григория XII. Он вызывался признать его законным королем Неаполя, сделать знаменосцем церкви, заплатить ему большую сумму за освобождение Косе, его родственников, и отдать ему в виде залога Асколи, Витербо, Перуджию и Беневент. За это Владислав должен был признать Иоанна XXIII папой, поставить на службу церкви 1000 копий и заставить Григория XII отречься или же изгнать из королевства. Владислав, видимо, боялся повторения анжуйской экспедиции, король французский убеждал его отшатнуться от Григория; король римский Сигизмунд, ставший врагом его, как претендент на Венгрию и как энергичная личность, помышлявший об осуществлении прав империи на Италию, грозил ему; и поэтому он решился пойти с Иоанном XXIII на компромисс. Неожиданный мирный договор в июне же 1412 г. заключен был в Неаполе и 19 октября провозглашен в Риме. Он был позорен для обеих сторон. Ради соблюдения внешности созвал король синод из епископов и магистров в Неаполе; собрание это нашло, что Григорий XII именуется папой незаконно и есть явный еретик. Владислав не постеснялся бы теперь продать своего протеже, и лишь бегство преданного папы избавило его от последнего этого позора. Получив однажды, к глубокому своему изумлению, повеление в кратчайший срок покинуть королевство, маститый Григорий XII оказался в полной беспомощности; случайное пребывание двух венецианских купеческих кораблей в гавани Гаэты вывело его из беды. 31 октября вступил он на один из них с немногими своими друзьями или родственниками, в числе коих находился племянник его, кардинал Контульмер, впоследствии Евгений IV, и в смертельном страхе перед пиратами и неприятелем переплыл через оба итальянских моря, пока достиг берега Славонии. Оттуда на барке перевезли его в Цезену, куда явился Карл Малатеста и дал ему почетный конвой и приют в Римини. Потомок знаменитых синьоров этого города был единственный, хотя и бессильный династ, борющийся еще за дело Григория. Непоколебимая его верность, как бы ни судить о ее причинах, внушает уважение и получает еще больший ореол при сравнении с позорным предательством Владислава.
Договор с Иоанном был, впрочем, весьма важным шагом к дальнейшему улажению схизмы, ибо через это Григорий XII лишился последней своей политической точки опоры, и вскоре последовали события, обезоружившие и Иоанна XXIII и принудившие его предстать перед трибуналом, предназначенным судить всех трех пап.
