Кавказские богатыри (Немирович-Данченко)/Есть нечего!
| ← Горе забытой крепости | Кавказские богатыри — Есть нечего! | Корабль в бурю → |
| Источник: Немирович-Данченко В. И. Кавказские богатыри. Часть третья. Победа! — М.: Издание редакции журналов «Детское чтение» и «Педагогический листок», 1902. — С. 1. |
Положение Самурского укрепления с каждым днём становилось всё ужаснее и ужаснее. Дошло до того, что комендант должен был собрать вечером у себя офицеров.
Все были покалечены. Роговой едва вошёл и тотчас же должен был опуститься в кресло. После раны его мучила лихорадка, рука была перебита у плеча. Пуля ещё сидела в левой ноге, и он ходил, опираясь на костыль… Незамай-Козёл, весь в шрамах и царапинах, угрюмо ждал коменданта… Шашка взбалмошного лезгина украсила потомка славных запорожцев неопасною, но громадною раной через весь лоб… Кнаус тоже был молчаливее обыкновенного… Сюда же пригласили и Хаби-Мехтулина, как уже представленного за отличие в прапорщики…
Брызгалов вышел суровый и молчаливый…
Он долго сидел без слова, потом, точно опомнившись, скороговоркой произнёс:
— Извините, господа, — не предлагаю вам ничего… У нас нет ни крохи…
И опять смолк.
Кнаус кашлянул. Брызгалов поднял на него вопрошающий взгляд и тотчас же опустил его… Странно было видеть выражение непреклонной решимости на этих измученных истомлённых лицах.
— Господа! — наконец, начал комендант. — Я вас пригласил на военный советь… Наше положение безвыходно… Есть нечего… Люди утомлены и голодны… Завтра Шамиль набросится на нас со всеми своими силами…
Такая тишина стояла кругом, что можно было слышать пение цикад в вершине чинары…
— Я получил уже сведения об этом… На утро — с восходом солнца — он назначил общий штурм крепости. Костры их придвинулись. Отдельные отряды почти у стен… Они уже не считают нужным бояться нас. Кабардинцы раскинулись ближе пушечного выстрела и бесцеремонно зажгли огни. С юга на нас идут хунзахцы и дидойцы. Их тоже придвинули так, что наши часовые на башне слышат их разговоры, разбирают отдельные слова…
Он утомлённо опустил голову… Видимо, собирался с силами…
— Речи о сдаче не должно быть… Мы все умрём, как приличествует воинам Российские державы… Итак сдачи не может быть!.. Я не допущу её, хотя вместе с нами (у него дрогнул голос) погибнет и моя дочь… Но драться мы тоже её в состоянии. У многих солдат ружья валятся из рук. Нет силы ни у кого… Что нам делать? Хаби-Мехтулин как младший, с вас начинаю, что вы скажете?..
— Я буду драться…
— Хорошо… А вы, Роговой?..
— Умрём, Степан Фёдорович, и только… О чём же толковать?..
И он устало опустился опять…
— Штабс-капитан?..
Незамай-Козёл приподнялся.
— По моему мнению… следовало бы выйти всем и постараться пробиться через них, паршивцев.
— Пробиться нельзя… — коротко ответил Брызгалов. — Лезгинцы перехватают нас руками как кур. Мы не далеко уйдём. Пробиться нельзя. Теперь их здесь более 18.000… А нас слишком мало — раз, и мы истощены голодом — два…
— Всё одно… Они нас и в крепости перехватают…
— Я имею план… Вы, господа, решились умереть и не сдаваться?..
— Неслыханное дело, класть оружие перед горцами.
— Ну так вот… Мы отступаем к пороховому погребу… В ту минуту, когда неприятель ворвётся; — мы отбиваемся около погреба… сколько можем, чтобы в наше бедное Самурское укрепление набралось побольше врагов… Я буду в погребе и…
— Ура! — крикнул Незамай-Козёл, да так, что забывшаяся было в тяжёлой дрёме Нина, рядом, вздрогнула и широко открыла впалые глаза…
Но там было опять тихо, и только ровный медленный голос отца её раздавался среди общего молчания… Нина взглянула в окно. Широко и ровно струился в комнату лунный свет, рисуя параллелограммы окон на полу. Вон в одном чёрною тенью отразилась какая-то ветка и колышется в окне, и на полу колышется. Тёмное пятно проплыло по полу… Должно быть, между луною и окнами пролетела сова…
— Вы меня поняли, господа?.. Приготовьтесь к смерти!.. Мы не сдаём крепости… Я в последний момент взорву её вместе с оставшимися в живых нашими товарищами и массами ворвавшихся горцев. Нам остаётся теперь одно — слава в потомстве и молитвы в настоящую минуту… Прощайте, господа!
И, не подав никому руки, такой же суровый и решительный он повернулся и пошёл к Нине…
— Ты не спишь, голубка?
— Нет…
— Прости меня… Я погубил тебя… Я не должен был вызывать тебя сюда…
И он устало опустил голову на руки.
— О чём ты, папа? Как тебе не стыдно!.. Разве я не должна быть там, где ты?..
— Нам надежды не осталось вовсе… Завтра последний день… Приготовься!..
— К чему?.. — Нина приподнялась в постели на локте и обернула бледное лицо к лунному свету.
— К чему?.. Завтра горцы ворвутся сюда… И… мы решились умереть…
Лицо её хранило задумчивое выражение…
— Ты это скрывал от меня, папа?
— Да!
— Напрасно… Я не боюсь… Я давно готова…
Только одна слезинка покатилась по её впалой щеке на подушку.
— Я пугалась одного… Попасть в плен к ним… Этот Хатхуа такими глазами смотрел на меня… А умереть — что ж… Бог нас ждёт там… И мама тоже… Я её теперь часто вижу во сне. Она такая счастливая, радостная… Я спокойна, папа… Мне не страшно…
Брызгалов взялся за голову… Точно она у него болела. Потом быстро наклонился, поцеловал Нину и, благословив её, вышел вон…
Ночь была тепла и тиха…
Луна, уже на ущербе, всё ещё сияла ярко… В серебряном блеске словно очарованные стояли горные вершины… Цикады громко пели в листве чинары… Их не испугала боевая тревога. Тени ложились черно и резко… Издали слышался гул… Брызгалов печально улыбнулся… Он понял — Шамиль придвигает остальные отряды…
— Последняя ночь жизни… Жена моя милая! Теперь уже скоро… Завтра встретимся… И дочь свою я приведу с собою…
И вдруг ни с того, ни с сего тихо, чуть слышно он запел:
«Во блаженном успении вечный покой — новопреставившимся рабам Твоим подаждь, Господи!»