Кавказские богатыри (Немирович-Данченко)/Есть нечего!/ДО
| ← Горе забытой крѣпости | Кавказскіе богатыри — Ѣсть нечего! | Корабль въ бурю → |
| Источникъ: Немировичъ-Данченко В. И. Кавказскіе богатыри. Часть третья. Побѣда! — М.: Изданіе редакціи журналовъ «Дѣтское чтеніе» и «Педагогическій листокъ», 1902. — С. 1. |
Положеніе Самурскаго укрѣпленія съ каждымъ днемъ становилось все ужаснѣе и ужаснѣе. Дошло до того, что комендантъ долженъ былъ собрать вечеромъ у себя офицеровъ.
Всѣ были покалѣчены. Роговой едва вошелъ и тотчасъ-же долженъ былъ опуститься въ кресло. Послѣ раны его мучила лихорадка, рука была перебита у плеча. Пуля еще сидѣла въ лѣвой ногѣ, и онъ ходилъ, опираясь на костыль… Незамай-Козелъ, весь въ шрамахъ и царапинахъ, угрюмо ждалъ коменданта… Шашка взбалмошнаго лезгина украсила потомка славныхъ запорожцевъ не опасною, но громадною раной черезъ весь лобъ… Кнаусъ тоже былъ молчаливѣе обыкновеннаго… Сюда-же пригласили и Хаби-Мехтулина, какъ уже представленнаго за отличіе въ прапорщики…
Брызгаловъ вышелъ суровый и молчаливый…
Онъ долго сидѣлъ безъ слова, потомъ, точно опомнившись, скороговоркой произнесъ:
— Извините, господа, — не предлагаю вамъ ничего… У насъ нѣтъ ни крохи…
И опять смолкъ.
Кнаусъ кашлянулъ. Брызгаловъ поднялъ на него вопрошающій взглядъ и тотчасъ же опустилъ его… Странно было видѣть выраженіе непреклонной рѣшимости на этихъ измученныхъ истомленныхъ лицахъ.
— Господа! — наконецъ, началъ комендантъ. — Я васъ пригласилъ на военный совѣть… Наше положеніе безвыходно… Ѣсть нечего… Люди утомлены и голодны… Завтра Шамиль набросится на насъ со всѣми своими силами…
Такая тишина стояла кругомъ, что можно было слышать пѣніе цикадъ въ вершинѣ чинары…
— Я получилъ уже свѣдѣнія объ этомъ… На утро — съ восходомъ солнца — онъ назначилъ общій штурмъ крѣпости. Костры ихъ придвинулись. Отдѣльные отряды почти у стѣнъ… Они уже не считаютъ нужнымъ бояться насъ. Кабардинцы раскинулись ближе пушечнаго выстрѣла и безцеремонно зажгли огни. Съ юга на насъ идутъ хунзахцы и дидойцы. Ихъ тоже придвинули такъ, что наши часовые на башнѣ слышатъ ихъ разговоры, разбираютъ отдѣльныя слова…
Онъ утомленно опустилъ голову… Видимо, собирался съ силами…
— Рѣчи о сдачѣ — не должно быть… Мы всѣ умремъ, какъ приличествуетъ воинамъ Россійскія державы… Итакъ сдачи не можетъ быть!.. Я не допущу ея, хотя вмѣстѣ съ нами (у него дрогнулъ голосъ) погибнетъ и моя дочь… Но драться мы тоже ее въ состояніи. У многихъ солдатъ ружья валятся изъ рукъ. Нѣтъ силы ни у кого… Что намъ дѣлать? Хаби-Мехтулинъ, какъ младшій, съ васъ начинаю, что вы скажете?..
— Я буду драться…
— Хорошо… А вы, Роговой?..
— Умремъ, Степанъ Ѳедоровичъ, и только… О чемъ-же толковать?..
И онъ устало опустился опять…
— Штабсъ-капитанъ?..
Незамай-Козелъ приподнялся.
— По моему мнѣнію… слѣдовало-бы выйти всѣмъ и постараться пробиться черезъ нихъ, паршивцевъ.
— Пробиться нельзя… — коротко отвѣтилъ Брызгаловъ. — Лезгинцы перехватаютъ насъ руками, какъ куръ. Мы не далеко уйдемъ. Пробиться нельзя. Теперь ихъ здѣсь болѣе 18.000… А насъ слишкомъ мало — разъ, и мы истощены голодомъ — два…
— Все одно… Они насъ и въ крѣпости перехватаютъ…
— Я имѣю планъ… Вы, господа, рѣшились умереть и не сдаваться?..
— Неслыханное дѣло, класть оружіе передъ горцами.
— Ну такъ вотъ… Мы отступаемъ къ пороховому погребу… Въ ту минуту, когда непріятель ворвется; — мы отбиваемся около погреба… сколько можемъ, чтобы въ наше бѣдное Самурское укрѣпленіе набралось побольше враговъ… Я буду въ погребѣ и…
— Ура! — крикнулъ Незамай-Козелъ, да такъ, что забывшаяся было въ тяжелой дремѣ Нина, рядомъ, вздрогнула и широко открыла впалые глаза…
Но тамъ было опять тихо, и только ровный медленный голосъ отца ея раздавался среди общаго молчанія… Нина взглянула въ окно. Широко и ровно струился въ комнату лунный свѣтъ, рисуя параллелограммы оконъ на полу. Вонъ въ одномъ черною тѣнью отразилась какая-то вѣтка и колышется въ окнѣ, и на полу колышется. Темное пятно проплыло по полу… Должно быть, между луною и окнами — пролетѣла сова…
— Вы меня поняли, господа?.. Приготовьтесь къ смерти!.. Мы не сдаемъ крѣпости… Я въ послѣдній моментъ взорву ее вмѣстѣ съ оставшимися въ живыхъ нашими товарищами и массами ворвавшихся горцевъ. Намъ остается теперь одно — слава въ потомствѣ и молитвы въ настоящую минуту… Прощайте, господа!
И, не подавъ никому руки, такой-же суровый и рѣшительный онъ повернулся и пошелъ къ Нинѣ…
— Ты не спишь, голубка?
— Нѣтъ…
— Прости меня… Я погубилъ тебя… Я не долженъ былъ вызывать тебя сюда…
И онъ устало опустилъ голову на руки.
— О чемъ ты, папа? Какъ тебѣ не стыдно!.. Развѣ я не должна быть тамъ, гдѣ ты?..
— Намъ надежды не осталось вовсе… Завтра послѣдній день… Приготовься!..
— Къ чему?.. — Нина приподнялась въ постели на локтѣ и обернула блѣдное лицо къ лунному свѣту.
— Къ чему?.. Завтра горцы ворвутся сюда… И… мы рѣшились умереть…
Лицо ея хранило задумчивое выраженіе…
— Ты это скрывалъ отъ меня, папа?
— Да!
— Напрасно… Я не боюсь… Я давно готова…
Только одна слезинка покатилась по ея впалой щекѣ на подушку.
— Я пугалась одного… Попасть въ плѣнъ къ нимъ… Этотъ Хатхуа — такими глазами смотрѣлъ на меня… А умереть — что-жъ… Богъ насъ ждетъ тамъ… И мама тоже… Я ее теперь часто вижу во снѣ. Она такая счастливая, радостная… Я спокойна, папа… Мнѣ не страшно…
Брызгаловъ взялся за голову… Точно она у него болѣла. Потомъ быстро наклонился, поцѣловалъ Нину и, благословивъ ее, вышелъ вонъ…
Ночь была тепла и тиха…
Луна, уже на ущербѣ, все еще сіяла ярко… Въ серебряномъ блескѣ, словно очарованныя, стояли горныя вершины… Цикады громко пѣли въ листвѣ чинары… Ихъ не испугала боевая тревога. Тѣни ложились черно и рѣзко… Издали слышался гулъ… Брызгаловъ печально улыбнулся… Онъ понялъ — Шамиль придвигаетъ остальные отряды…
— Послѣдняя ночь жизни… Жена моя милая! Теперь уже скоро… Завтра встрѣтимся… И дочь свою я приведу съ собою…
И вдругъ ни съ того, ни съ сего тихо, чуть слышно онъ запѣлъ:
«Во блаженномъ успеніи вѣчный покой — новопреставившимся рабамъ Твоимъ подаждь, Господи!»