Китай (Дорошевич)/ДО
| Китай |
| Источникъ: Амфитеатровъ А. В., Дорошевичъ В. М. Китайскій вопросъ. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1901. — С. 1. |
Во Владивостокѣ я присутствовалъ при томъ, какъ инженеры, отправлявшіеся на изысканія Манчжурской желѣзной дороги, нанимали манзъ — китайцевъ.
Китайцы улыбались наивной улыбкой и лопотали на своемъ дѣтскомъ языкѣ:
— Твоя есть машинка-капитанъ?
«Капитанъ» — всякій русскій служащій. «Машинка», — вѣроятно, «машина», желѣзная дорога.
Инженеры отвѣчали:
— Да! да! Машинка-капитанъ!
Китайцы смѣялись и махали руками.
— Манзика нѣтъ служи! Машинка-капитанъ нѣтъ плати!
И уходили.
Потомъ оказалось, что «машинка» значитъ «мошенникъ», и что китайцы справлялись у инженеровъ:
— Мошенники вы или нѣтъ?
Это былъ первый вопросъ, который задавали желтые бѣлымъ. Таково мнѣніе желтыхъ о бѣлыхъ. Мнѣніе, основанное на опытѣ.
Достаточно будетъ сказать вамъ, что крупнѣйшій представитель крупнѣйшаго пароходнаго предпріятія во Владивостокѣ носитъ у китайцевъ названіе — «ламаза-капитанъ», капитанъ-тигръ. А другой крупный представитель Владивостока носитъ названіе: «капитанъ-морда-ломай».
Вы поймете, какія отношенія существуютъ у бѣлыхъ къ желтымъ.
Во Владивостокѣ вы безпрестанно слышите разсказы о томъ, какъ какой-нибудь капитанъ забралъ на бортъ столько-то сотъ китайцевъ, съ обязательствомъ отвезти ихъ на родину, въ такой-то китайскій портъ.
Но путь ему лежалъ совсѣмъ не туда. Совсѣмъ въ противоположную сторону. Содравъ съ китайцевъ деньги за проѣздъ, онъ завезъ ихъ въ первый попавшійся портъ, выбросилъ на берегъ и ушелъ.
Такіе разсказы возбуждаютъ только смѣхъ. И никому не придетъ въ голову подумать, что будутъ дѣлать эти несчастные, которыхъ забросили, какъ забрасываютъ слѣпыхъ котятъ, — вдали отъ родины, обобранные и на чужбинѣ.
Вѣдь это только китайцы!
Въ Нагасаки, на американскомъ пароходѣ «China[1]», пересматривали партію «кули», человѣкъ 500 китайцевъ, которыхъ пароходъ везъ изъ Китая въ Америку.
Въ Нагасаки въ то время свирѣпствовала оспа и начиналась чума.
Юноша пароходный докторъ свидѣтельствовалъ на палубѣ кули, а помощникъ капитана сидѣлъ въ отдаленіи подъ тентомъ, съ поименнымъ спискомъ китайцевъ.
Пощупавъ гланды на шеѣ, подъ мышками и въ пахахъ, докторъ давалъ китайцу пощечину и принимался за слѣдующаго.
Меня заинтересовалъ этотъ медицинскій пріемъ, и по окончаніи осмотра я спросилъ у доктора, зачѣмъ эти пощечины.
— А это, чтобъ не кричать каждый разъ «здоровъ». Помощникъ капитана слышитъ пощечину и ставитъ крестикъ, — значитъ «здоровъ!» — очень просто объяснилъ мнѣ докторъ.
Лучше всего, однако, было, когда пароходъ пришелъ въ Санъ-Франциско.
Оспа свирѣпствовала въ трюмѣ, и каждый день мы кидали въ море по нѣскольку китайцевъ.
— Сколько человѣкъ умерло? — спросили съ карантиннаго катера, вышедшаго намъ навстрѣчу.
— Ни одного человѣка и 52 китайца! — отвѣчалъ нашъ капитанъ.
А знаете ли вы, что въ колоніальныхъ войскахъ существуетъ «охота на китайцевъ».
Это можно доказать съ фактами въ рукахъ, но никто не потребуетъ доказательствъ, потому что въ колоніяхъ всѣ объ этомъ знаютъ.
Солдаты колоніальныхъ войскъ и европейцы-жители выходятъ въ лѣсъ, прячутся около уединенныхъ тропинокъ, подстерегаютъ и убиваютъ китайцевъ, отбирая у нихъ драгоцѣнный корень жень-шень и оленьи «панты» которые китайцы несутъ съ сѣвера на югъ, какъ очень дорогое медицинское средство.
Охота на людей — въ колоніяхъ явленіе болѣе частое, чѣмъ охота на тигровъ, и вамъ укажутъ даже на зажиточныхъ господъ, положившихъ начало своему благосостоянію именно этой охотой.
— Какой ужасъ! — скажете вы, — но вѣдь Европа посылаетъ къ этимъ несчастнымъ не только людей-звѣрей, — она посылаетъ также миссіонеровъ, проповѣдниковъ вѣры и любви.
О, да. Цѣлыя арміи миссіонеровъ. По большей части, іезуитовъ и протестантовъ.
Преданныхъ, горячихъ, страстныхъ, богатыхъ.
Они начинаютъ съ помощи страдающимъ ближнимъ. По большей части, съ устройства больничекъ, преимущественно дѣтскихъ.
Они подбираютъ больныхъ дѣтей и ухаживаютъ за ними любовно и нѣжно.
Бѣдная китаянка, жена кули, нищая, живущая со всѣмъ семействомъ на 2—3 копейки въ день, видитъ своего ребенка чистымъ, вымытымъ, лежащимъ въ чистенькой постели, на бѣлоснѣжномъ бѣльѣ, на какомъ, по ея представленію, спятъ только дѣти богдыхановъ. Онъ ѣстъ то, что ей никогда не снилось, — настоящую пищу боговъ!
Она видитъ чудо своими глазами. На ея глазахъ ребенокъ выздоравливаетъ, полнѣетъ, — веселъ, красивъ, какъ никогда прежде.
И когда этотъ ребенокъ, вслѣдъ за добрымъ, самоотверженнымъ «братомъ» или за доброй самоотверженной «сестрой», сложивъ ручонки, повторяетъ слова молитвы и благодарности спасшему его невѣдомому Богу, — онъ обращаетъ свою мать въ христіанство.
Полная любви къ тѣмъ, кто спасъ ея ребенка, полная благодарности, — ея душа открыта для ихъ словъ, для ихъ ученій.
Развѣ это не лучшая изъ вѣръ, гдѣ богатые только и дѣлаютъ, что помогаютъ бѣднымъ? Развѣ она не видѣла этого своими собственными глазами, развѣ она не испытала этого больше, чѣмъ на самой себѣ, — на своемъ ребенкѣ.
И вотъ, представьте себѣ картину.
Мужъ, держащійся вѣры своихъ отцовъ, — и жена христіанка-прозелитка, вдвойнѣ христіанка, потому что никто такъ страстно не преданъ вѣрѣ, какъ прозелиты.
Мужъ и жена, каждый другъ друга считаютъ погибшими.
То, что кажется дозволеннымъ, законнымъ, нравственнымъ ему, — кажется грѣхомъ ей. То, что онъ считаетъ святымъ, она считаетъ заблужденіемъ, ужаснымъ, гибельнымъ.
Она кажется ему преступницей, вѣроломной, измѣнившей вѣрѣ предковъ, — онъ кажется ей слѣпымъ, блуждающимъ во тьмѣ.
Когда они сходятся на вечерней молитвѣ, посвященной памяти предковъ, — мужъ молится имъ, какъ святымъ, — жена оплакиваетъ ихъ, какъ погибшихъ грѣшниковъ.
Мужу они кажутся на небѣ, женѣ — въ аду.
Больше одной христіанкой, но больше и одной разбитой семьей.
Семьей, въ которую внесена рознь, раздоръ, непримиримая, фанатическая религіозная вражда.
Обратите вниманіе на то, что при избіеніи иностранцевъ китайцы всегда первыми рѣжутъ, вѣшаютъ, жгутъ миссіонеровъ.
Потому что никто не вноситъ столько внутренняго разлада, розни, вражды во внутреннюю жизнь, въ святая святыхъ — въ семью.
Миссіонеры, ведущіе пропаганду главнымъ образомъ среди женщинъ, разрушаютъ китайскую семью, и китайцы считаютъ ихъ безнравственными.
Точно такъ же, какъ они считаютъ лжецами этихъ людей, увѣряющихъ, будто Богъ европейцевъ велитъ любить всѣхъ, какъ братьевъ,— въ то самое время, какъ европейцы относятся къ китайцамъ какъ къ собакамъ.
Знаете ли вы, что такое лавочка, гдѣ курятъ опіумъ?
Никакой кабакъ, гдѣ продаютъ сивуху, абсентъ или виски, не можетъ сравниться съ этимъ отвратительнымъ притономъ, гдѣ людей отравляютъ на вашихъ глазахъ.
Черезъ крохотную каморку, гдѣ сидитъ хозяинъ, вы входите въ заднюю комнату, темную, еле освѣщеную маленькими лампочками, стоящими на нарахъ.
На этихъ нарахъ лежатъ недвижные, окоченѣвшіе люди, со стеклянными глазами, съ блѣдными, словно восковыми, лицами. Съ холодными руками и ногами, покрытыми каплями пота.
Это похоже скорѣе на моргъ, чѣмъ на комнату, гдѣ лежатъ живые люди. Это страшнѣе всякаго «кабинета ужасовъ» при музеяхъ восковыхъ фигуръ.
И это на виду у всѣхъ китайцевъ, и всѣ китайцы знаютъ, что Англія и Франція извлекаютъ выгоды изъ этого національнаго несчастія, горя.
Да, несчастія, горя.
Если бы вы слышали эту интонацію, съ которой хорошій китаецъ говоритъ:
— Такой-то славный человѣкъ, но онъ началъ курить опій.
Интонацію, полную скорби, сожалѣнія, горя. Такъ говорятъ только о смертельно больныхъ.
И англичане и французы, держащіе въ своихъ рукахъ торговлю опіумомъ, губящіе, развращающіе страну, считаютъ это почти подвигомъ, — во всякомъ случаѣ необходимостью.
— Кто знаетъ, быть-можетъ, Европа не разъ съ благодарностью вспомнитъ о насъ, какъ о своихъ спасителяхъ. Быть-можетъ, мы предупреждаемъ новое нашествіе варваровъ на Европу, спасаемъ европейскую цивилизацію отъ желтой расы, огромной, страшной, могучей. Она слишкомъ быстро и слишкомъ страшно растетъ. Для блага и безопасности нашей цивилизаціи надо ослаблять, обезсиливать эту расу.
Какое, поистинѣ, христіанское разсужденіе. А вы услышите его на каждомъ шагу на Востокѣ и отъ людей, продающихъ опіумъ, и отъ людей, допускающихъ, поощряющихъ, поставленныхъ охранять торговлю опіумомъ.
Слѣдуетъ сказать правду, — что Европа играетъ роль самую скверную, самую гнусную, роль кабатчиковъ, роль корыстныхъ отравителей въ Китаѣ.
— Но-но-но! Вѣдь не однимъ опіумомъ торгуемъ мы, европейцы, въ Китаѣ! Мы развиваемъ промышленность въ ихъ странѣ.
Да, но промышленность потому и развивается въ Китаѣ, европейскіе капиталы потому именно и хлынули въ Китай, что тамъ трудъ дешевъ, что тамъ трудъ нипочемъ, что тамъ можно платить такъ, что это скорѣй значитъ — ничего не платить.
— Китаецъ не требователенъ. Китаецъ доволенъ малымъ. Китаецъ довольствуется тѣмъ, чѣмъ не удовольствовался бы послѣдній нищій въ Европѣ.
И на этомъ основаніи мы, европейцы, платимъ этимъ нищимъ такъ мало, чтобы они всегда оставались нищими, готовыми съ голоду работать на насъ за безцѣнокъ.
Эта промышленность, растущая, развивающаяся, обогащаетъ иностранцевъ, — но что она оставляетъ странѣ, жителямъ?
Посмотрите на колоссальные оклады, которые получаютъ въ Китаѣ европейцы, служащіе различныхъ европейскихъ предпріятій, и сравните съ тѣми несчастными грошами, какіе платятся китайцамъ за трудъ колоссальный, непосильный, изнуряющій, какого никогда не осмѣлился бы потребовать ни одинъ европейскій наниматель отъ европейскаго рабочаго.
Каждое отребье лондонскихъ или парижскихъ мостовыхъ желаетъ жить и живетъ на Востокѣ съ блескомъ, съ роскошью! Я не говорю о самихъ предпринимателяхъ, о директорахъ предпріятій, которые живутъ съ роскошью, совсѣмъ королевской, въ настоящихъ дворцахъ, окруженные непремѣнно десятками слугъ. Но даже мелкіе служащіе, какъ живутъ они!
Кромѣ огромныхъ, другихъ гонораровъ тамъ не существуетъ.
Еще бы! Онъ, отребье, оказавшееся неспособнымъ зарабатывать себѣ хлѣбъ на родинѣ, принесъ такую великую жертву! Онъ отправился на дальній Востокъ!
Онъ насадитель культуры! Онъ солдатъ перваго эшелона великой арміи цивилизаціи!
Вы должны оплачивать его самоотверженіе, вы должны относиться съ величайшимъ почтеніемъ къ великой миссіи, которую онъ выполняетъ, кровью и тѣломъ вашихъ честныхъ, вашихъ благородныхъ солдатъ, дѣтей вашего народа, вы должны защищать его, когда онъ своими гнусностями, подлостями, своей наглостью доведетъ эксплоатируемый народъ до возстанія, до мятежа.
Мы, европейцы, эксплоатируемъ самыя дурныя стороны китайскаго общественнаго устройства. Развиваемъ, поощряемъ взяточничество мандариновъ, потому что оно намъ полезно, намъ выгодно.
Мы, европейскіе предприниматели, презираемъ народъ и ухаживаемъ за мандаринами.
Мы льстимъ ихъ тщеславію, устраиваемъ имъ торжественные пріемы, праздники, пользуемся ихъ корыстолюбіемъ и задариваемъ ихъ, чтобы имѣть возможность безнаказанно выжимать соки изъ народа.
Мандаринъ — это все. Каждый предприниматель въ отличныхъ отношеніяхъ съ мандариномъ. И кто когда подумалъ объ отношеніяхъ къ простому народу?
Каждый разъ, когда приходится входить въ соприкосновеніе съ народомъ, европейцы выказываютъ себя деспотами, жестокими и отвратительными.
— Этотъ народъ надо держать въ рукахъ! Этотъ народъ надо держать такъ, чтобы онъ не подумалъ пикнуть!
Это общее мнѣніе европейцевъ на Востокѣ. Мнѣніе не только промышленниковъ-эксплоататоровъ, но и европейскихъ резидентовъ, защищающихъ ихъ интересы:
— Надо поддерживать престижъ европейцевъ!
«Престижъ»! Какія гнусности, какія несправедливости не прикрываются этимъ громкимъ словомъ! «Престижъ» начинается тамъ, гдѣ кончается справедливость, правда, логика.
— Это несправедливо, это неправильно, это дурно, даже, можетъ-быть, глупо, — но этого требуетъ «престижъ».
«Престижъ» — индульгенція, отпускающая всѣ грѣхи!
При всякомъ неудовольствіи на китайца-рабочаго, на китайца-служащаго, европеецъ проситъ мандарина наказать виновнаго «примѣрно».
Благо, — китайцамъ не занимать стать «примѣрныхъ» наказаній. И легчайшее изъ ихъ наказаній считалось бы безчеловѣчнѣйшимъ въ Европѣ.
Безъ суда и слѣдствія, по одной запискѣ европейца, мандаринъ забиваетъ виновнаго въ колодки.
Это что-то ужасное. Надо быть китайцемъ, чтобы выносить такую пытку. Надо быть народомъ, отъ котораго, — не пахнетъ, — отъ котораго воняетъ терпѣніемъ, чтобы, проводя недѣли въ колодкѣ, еще имѣть возможность улыбаться доброй, милой улыбкой, которой обязательно улыбаются китайцы, когда разговариваютъ съ иностранцами, чтобы быть вѣжливыми.
Колодка — это доска съ отверстіями для головы и рукъ. И въ этой мучительной позѣ, съ постоянно поднятыми руками, ходятъ провинившіеся китайцы по улицамъ.
Помимо мученій физическихъ, это страшное мученіе нравственное для китайцевъ: такъ наказываютъ обыкновенно воровъ.
И на улицахъ китайскихъ городовъ вы часто встрѣтите китайцевъ, забитыхъ въ такія колодки, по требованію какого-нибудь европейца, за ничтожную провинность, за недостаточную почтительность, за маленькую дерзость. Китайцы не дорожатъ жизнью — это правда. Таковы ихъ религіозныя воззрѣнія, что дѣлаютъ ихъ равнодушными къ смерти. Но все-таки китайцы, вѣроятно, предпочитаютъ жить.
Смертныя казни надъ китайцами, по требованію европейцевъ, вещь самая заурядная, самая обычная въ Китаѣ. Грабежъ, насиліе, нападеніе, — и европейцы требуютъ примѣрнаго «наказанія виновныхъ».
Но гдѣ жъ найти виновныхъ, если они убѣжали?
Мандаринъ хватаетъ первыхъ попавшихся. Въ особенности, благо китайцы, на нашъ европейскій взглядъ, — всѣ на одно лицо.
Это не анекдотъ. Это фактъ, который вамъ подтвердитъ всякій, жившій на Востокѣ. Фактъ самый заурядный, самый обычный.
Мандаринъ спрашиваетъ, сколько требуется головъ, чтобы удовлетворить возмущенное чувство европейцевъ.
— Будетъ достаточно, если я казню 10 человѣкъ?
— Зачѣмъ же десять, когда на мой домъ напало только шесть?!
— Шесть, такъ шесть.
Это дѣлается очень просто.
Рано утромъ на базаръ выводятъ шестерыхъ, приказываютъ стать на колѣни, что тѣ и исполняютъ съ чисто восточной покорностью.
Помощникъ палача оттягиваетъ голову за косу, а палачъ саблей ударяетъ по шеѣ.
Шесть минутъ — шесть головъ.
Лужи крови. Брызги крови, которыя летятъ на толпу, на лежащія груды зелени и овощей.
И европейцы, которые, покуривая папиросы, смотрятъ на это зрѣлище, приговаривая:
— Какое варварство!
Европейцы съ моментальными фотографіями, которыми они снимаютъ казнь, чтобы послать сувениръ кузинѣ въ Европу.
У какого комми въ Китаѣ вы не найдете фотографіи казни, — фотографіи, сдѣланной имъ или его пріятелемъ-приказчикомъ.
И все это на глазахъ народа.
Правда, китайское правосудіе — не высокой марки правосудіе. Но чувство справедливости вѣдь врождено же имъ, какъ и всѣмъ людямъ. Что долженъ чувствовать этотъ народъ, когда на его глазахъ разыгрываются такія сцены?
Своевременно ли, однако, говорить обо всемъ этомъ теперь? Теперь, когда бѣдные европейцы въ Китаѣ переживаютъ такіе ужасы?
Да, да, да. Своевременно именно теперь. Теперь больше, чѣмъ когда-либо.
Теперь, когда льется кровь нашихъ братьевъ, нашихъ солдатъ, жертвъ долга.
Когда я прочиталъ въ одной изъ вечернихъ газетъ о нѣсколькихъ первыхъ убитыхъ офицерахъ и солдатахъ, — кровь бросилась мнѣ въ голову, и слезы сдавили мое горло при мысли объ ихъ крови и о слезахъ ихъ матерей.
Въ уплату за какія гнусности «европейцевъ» пошла эта кровь и эти слезы, эта безвинная кровь и эти неутѣшныя слезы?
Въ уплату за какія гнусности «европейцевъ», доведшихъ несчастную страну, несчастный народъ до отчаянья, до мятежа?
Именно теперь своевременно и умѣстно спросить себя:
— За что мы платимъ такой дорогой цѣной?
Говорятъ, — все, что происходитъ въ Китаѣ, дѣло придворныхъ интригъ.
Тысячу разъ неправда. Имѣйте мужество смотрѣть правдѣ прямо въ лицо и сознайтесь, что намъ, европейцамъ, приходится имѣть дѣло съ явленіемъ, гораздо болѣе глубокимъ, чѣмъ придворныя интриги, съ огромнымъ народнымъ движеніемъ, народнымъ волненіемъ, народнымъ негодованіемъ, нами вызваннымъ, нами заслуженнымъ.
Правы ли мы, защищая европейцевъ? Да, несомнѣнно. Всякій человѣкъ правъ, защищая.
Но Европа не должна себя успокаивать:
— Это фанатизмъ, который слѣпъ!
Нѣтъ, это тѣло человѣческое, которое чувствуетъ боль. Этотъ мятежъ — это крикъ страшной, невыносимой боли, которую причиняетъ Европа, вонзаясь въ Китай грязными когтями эксплоатаціи.
И эти грязные когти эксплоатаціи намъ выдаютъ за благодѣтельныя руки цивилизаціи. Не поддавайтесь обману!
Европа лжетъ, когда называетъ эту печальную необходимость кровью тушить огонь «войной за цивилизацію».
Нѣтъ. Это война за эксплоатацію.
И не «боксеры», не «большіе кулаки», поднявшіеся на иностранцевъ и на продажныхъ мандариновъ, — истинные виновники этой войны, — а грязныя лапы гг. европейцевъ, жадныхъ, жестокихъ, третирующихъ людей, какъ собакъ.
Примѣчанія[править]
- ↑ англ. China — Китай