КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ[править]
(*) Первыя семь статей напечатаны въ «Отеч. Зап.» 1815 года (томы XL, XLI, XLIII и XLIII), восьмая и девятая въ 1846 году (томы XLIV и XLVI). — Десятою статьею, здѣсь помѣщаемою, оканчивается изложеніе всѣхъ вышедшихъ доселѣ пяти частей сочиненія Тьера: «Histoire du Consulat et de l’Empire». Когда выйдутъ въ Парижѣ шестая и слѣдующія части, и выйдутъ ли когда-нибудь, — неизвѣстно.
Три дня спустя послѣ церемоніи помазанія на царство, Наполеонъ хотѣлъ раздать арміи и національной гвардіи орлы, долженствовавшіе украсить собою знамена имперіи. Эта церемонія, устроенная съ такимъ же достоинствомъ, какъ и ей предшествовавшая, происходила на Марсовомъ-Полѣ. Представители отъ всѣхъ корпусовъ явились принять назначенные для нихъ орлы къ подножію великолѣпнаго тропа, воздвигнутаго передъ зданіемъ Военной-Школы, и предъ принятіемъ орловъ, произнесли клятву (которую сдержали въ-послѣдствіи), защищать ихъ до послѣдней капли крови. Въ тотъ же день, данъ былъ въ Тюльери пиръ: императоръ и папа сидѣли за столомъ, другъ подлѣ друга, — одинъ облеченный въ императорскія, другой въ первосвящснническія украшенія!
Толпа, жадная до зрѣлищъ, была въ восхищеніи отъ этихъ торжествъ. Многіе умы, не поддававшіеся господству чувствъ, допускали все это, какъ необходимое слѣдствіе возстановленія монархіи. Люди мудрые возсылали обиты о томъ, чтобъ новый монархъ не предался упоенію своего всемогущества. Впрочемъ, никакое роковое предзнаменованіе не смущало еще всенародной радости. Вѣрили прочности новаго порядка вещей. Видѣли въ немъ, при большомъ, можетъ-быть, ужь слишкомъ-большомъ великолѣпіи, вѣрное освященіе общественныхъ началъ, провозглашенныхъ Французскою революціею, постоянно, не смотря на войну, возраставшее благоденствіе, и продолженіе величія, которому было чѣмъ очаровать національную гордость.
Папѣ не хотѣлось-было долго пробыть въ Парижѣ; но онъ надѣялся, продливъ тамъ свое пребываніе, найдти благопріятный случай выразить Наполеону тайныя желанія римскаго двора, и покорился необходимости прожить тамъ два или три мѣсяца. Наполеонъ, который желалъ имѣть ею у себя за тѣмъ, чтобъ показать ему Францію, дать уразумѣть духъ ея, заставить понять, при какихъ условіяхъ возможно возстановленіе религіи, овладѣть, наконецъ, его довѣренностью, Наполеонъ старался со всею своею любезностью удержать его, и успѣлъ совершенно очаровать первосвященника. Пій VII жилъ въ Тюльери, имѣя полную свободу предаваться своимъ скромнымъ и религіознымъ привычкамъ, но когда выѣзжалъ, былъ окружаемъ всѣми аттрибутами верховнаго могущества; за нимъ слѣдовала императорская гвардія; словомъ, онъ былъ осыпаемъ величайшими почестями. Его интересная наружность, въ которой отражались его добродѣтели, плѣнила парижскій народъ, слѣдовавшій за нимъ всюду съ любопытствомъ, смѣшаннымъ съ сочувствіемъ и почтеніемъ. Папа объѣзжалъ поочередно парижскіе приходы, гдѣ совершалъ службу, посреди необычайнаго стеченія народа. Онъ посѣщалъ публичныя зданія, музеи, обогащенные Наполеономъ, и, казалось, самъ принималъ живѣйшее участіе въ величіи новаго царствованія. При посѣщеніи одного изъ общественныхъ заведеній, онъ велъ себя съ тактомъ и умѣньемъ, заслужившими ему всеобщее одобреніе. Будучи окруженъ колѣнопреклоненною толпою, жаждавшею его благословенія, онъ примѣтилъ человѣка, котораго ожесточенное лицо носило еще на себѣ слѣды угасшихъ революціонныхъ страстей, и который отворачивался, для избѣжанія первосвященническаго благословенія. Папа, подошедъ къ нему, сказалъ съ кротостью: «Не бѣгите отъ меня. Благословеніе старца никогда не приносило несчастія». Эти благородныя и трогательныя слова съ восторгомъ повторялись по всему Парижу.
Празднества и гостепріимство, расточаемыя Наполеономъ своему достопочтенному гостю, не могли отвлечь его самого отъ главныхъ дѣлъ. Флоты, предназначенные способствовать высадкѣ, продолжали привлекать на себя все его вниманіе. Брестскій флотъ былъ наконецъ готовъ выступить въ море; но тулонскій, который хотѣли увеличить еще тремя кораблями, вмѣсто прежнихъ восьми, потребовалъ для своего вооруженія весь декабрь мѣсяцъ. Когда онъ былъ снаряженъ совершенно, противный вѣтеръ препятствовалъ ему выйдти изъ порта въ-продолженіе всего января. Адмиралъ Миссіесси, съ пятью кораблями, вооруженными въ РоніФорѣ, выжидалъ бури, чтобъ при ея покровительствѣ выйдти въ море, не будучи замѣченнымъ Англичанами. Наполеонъ посвящалъ это время внутренней администраціи своей новой имперіи.
Рѣшившись вести съ Англіей войну на жизнь или смерть, онъ считалъ, однакоже, своимъ долгомъ начать свое царствованіе поступкомъ въ это время безполезнымъ, который былъ неудачнымъ повтореніемъ того, что было сдѣлано имъ такъ кстати при вступленіи въ званіе перваго консула. Онъ написалъ письмо англійскому королю съ предложеніемъ мира, и отправилъ это письмо съ бригомъ къ англійскому крейсеру передъ Булонью. Письмо немедленно было сообщено англійскому кабинету, который отозвался, что пришлетъ отвѣтъ черезъ нѣсколько времени. Миръ былъ возможенъ въ 1800 г., даже необходимъ для обѣихъ державъ. И потому тогдашняя попытка перваго консула была очень-умѣстна; отказъ же на его мирныя предложенія, за которымъ слѣдовали побѣды при Маренго и Гогенлинденѣ, смутилъ Питта, и былъ даже одною изъ главныхъ причинъ паденія этого министра. Но, въ 1805 г., оба народа были наготовь вступить въ новую войну; ихъ взаимныя притязанія возросли до такой степени, что могли быть улажены только силою, и мирное предложеніе слишкомъ-очевидно казалось придуманнымъ для обнаруженія притворной умѣренности или для снисканія удобнаго случая говорить съ англійскимъ королемъ какъ съ равнымъ монархомъ.
Въ это время, предстояло разрѣшить чрезвычайно-важный вопросъ — дать окончательное устройство Итальянской-Республикѣ. Эта республика, дочь Французской-Республики, должна была во всемъ слѣдовать судьбѣ своей матери. Въ 1802 г., по опредѣленію ліонской копсульты, она получила конституцію по образцу французской, принявъ правленіе по формѣ республиканское, въ сущности монархическое. Теперь естественно было ей сдѣлать послѣдній шагъ по слѣдамъ Франціи и изъ республики прекратиться въ монархію.
Вице-президентъ Мельци и члены государственной консульты довольно-благосклонно приняли предложенія Камбасереса и Марескальки, полномочнаго министра Итальянской-Республики въ Парижѣ. Итальянцы соглашались принять короля и признать споимъ королемъ одного изъ братьевъ Наполеона, съ тѣмъ условіемъ, чтобъ выборъ палъ на Іосифа или Лудовика Бонапарте, а отнюдь не на Люсьяна, котораго они отвергали формально; другія условія состояли въ томъ, чтобъ этотъ король весь принадлежалъ имъ и имѣлъ постоянное мѣстопребываніе въ Миланѣ; чтобъ короны французская и итальянская были непремѣнно раздѣлены. Всѣ должностныя лица въ королевствѣ будутъ Итальянцы; прекратится плата субсидій на содержаніе французской арміи, и, наконецъ, Наполеонъ возьмется заставить Австрію признать эту новую перемѣну.
Архиканцлеръ Камбасересъ былъ уполномоченъ вступить въ переговоры съ Іосифомъ Бонапарте касательно возведенія его на итальянскій престолъ. Къ великому изумленію Наполеона, Іосифъ отказался отъ этого престола по двумъ причинамъ, изъ которыхъ одна была очень-естественна, другая имѣла основаніемъ странное притязаніе. Іосифъ объявилъ, что, принявъ итальянскую корону, онъ долженъ будетъ навсегда отказаться отъ французскаго престола, и что потому онъ желаетъ остаться французскимъ принцемъ со всѣми правами на наслѣдованіе имперіею. Наполеонъ не имѣлъ дѣтей, и Іосифъ предпочиталъ отдаленную возможность нѣкогда царствовать во Франціи несомнѣнности царствовать теперь же въ Италіи. Такая причина была очень-естественна и исполнена патріотизма. Другая причина отказа Іосифа состояла въ томъ, что ему предлагали королевство слишкомъ-сосѣдственное, и потому слишкомъ-зависимое) что онъ долженъ будетъ царствовать подъ вліяніемъ главы Французской имперіи, и что ему не приходится такъ царствовать.
Тщетны были всѣ старанія убѣдить Іосифа, и хотя о его назначеніи королемъ повѣщено было всѣмъ дворамъ, съ которыми Франція находилась въ сношеніяхъ, Австріи, Пруссіи, римскому двору, однако надо было придумать что-нибудь другое. Наполеонъ, видя изъ этого опыта, что ему не слѣдуетъ возводить на престолъ Ломбардіи короля, который могъ бы противорѣчить его намѣреніямъ, рѣшился принять самъ желѣзную корону и наименоваться Императоромъ французовъ, Королемъ Итальянскимъ. Но такой поступокъ слишкомъ напоминалъ бы присоединеніе къ Франціи Пьемонта, глубоко оскорбилъ бы Австрію и привлекъ бы ее отъ идей мирныхъ на сторону воинственныхъ идей Питта, который, по возвращеніи своемъ къ кормилу правленія, всѣми средствами старался затѣять третью коалицію. Для отвращенія этого неудобства, Наполеонъ положилъ объявить формально, что итальянская корона останется на главѣ его только до водворенія мира въ Европѣ; что тогда онъ приступитъ къ раздѣленію обѣихъ коронъ, и изберетъ себѣ въ преемники одного изъ французскихъ принцевъ. Въ настоящее время, онъ усыновилъ Евгенія де-Боарне, сына Жозефины, котораго онъ любилъ какъ собственнаго сына, и назначилъ вице-королемъ Италіи.
Талейранъ подалъ Наполеону рапортъ, въ которомъ изъяснялъ, что всѣ провинціи, зависѣвшія нѣкогда однѣ отъ бывшей Венеціянской-Республики, другія отъ австрійскаго дома, герцога моденскаго или римскаго двора, бывъ соединены побѣдою въ одно государство, зависѣли теперь, какъ побѣжденныя провинціи, отъ воли императора Французовъ; что императоръ былъ обязанъ дать имъ правленіе правосудное, приспособленное къ ихъ интересамъ и основанное на началахъ Французской революціи; но что, впрочемъ, онъ могъ дать этому правленію форму, какая наиболѣе согласовалась бы съ его предначертаніями. За этимъ слѣдовалъ декретъ о конституціи новаго королевства, долженствовавшій быть одобренъ государственною консультою и итальянскими депутатами, находившимися въ Парижѣ, потомъ внесенъ во Французскій сенатъ, какъ одинъ изъ важнѣйшихъ конститутивныхъ актовъ имперіи, и обнародованъ въ засѣданіи императорскомъ. Между-тѣмъ, надо было, чтобъ и Италія казалась чѣмъ-нибудь при этихъ перемѣнахъ. Придумали устроить для ней зрѣлище торжественной коронаціи. Рѣшено было извлечь изъ сокровищницы Монцы знаменитую желѣзную корону ломбардскихъ королей, за тѣмъ, чтобъ Наполеонъ возложилъ ее на главу свою, по благословеніи ея архіепископомъ миланскимъ, сообразно съ древнимъ обыкновеніемъ императоровъ германскихъ, вѣнчавшихся въ Римѣ — короною Западной Имперіи, а въ Миланѣ — итальянскою.
Положено было, что, но принятіи новаго декрета, итальянскіе депутаты, министръ Марескальки и обер-церемоніймейстеръ Сегюръ, отправятся въ Миланъ прежде Наполеона, устроютъ тамъ итальянскій дворъ и приготовятъ торжества коронаціи.
Въ эту минуту носилось много слуховъ въ европейской дипломами. Говорили, что Наполеонъ отдаетъ корону Голландіи своему брату Лудовику, неаполитанскую предназначаетъ Іосифу и хочетъ присоединить Геную и Швейцарію къ Французской территоріи. Нѣкоторые даже утверждало, что Наполеонъ хотѣлъ сдѣлать кардинала Феша напою, и поговаривали, что испанская корона приберегалась для кого-нибудь изъ принцевъ дома Бонапарте. Ненависть враговъ Наполеона угадывала отчасти его планы, отчасти преувеличивала ихъ, прописывала ему и такіе, о которыхъ онъ еще не осмѣливался и думать, и конечно способствовала ихъ выполненію, приготовляя къ нимъ общее мнѣніе Европы, Въ засѣданіи сената, но случаю обнародованія декрета о конституціи Итальянскаго-Королевства, долженствовалъ быть дань отвѣтъ на всѣ эти предположенія истинныя или ложныя, и въ настоящее время зашедшія слишкомъ-далеко.
Сначала, собрали въ Парижъ итальянскихъ депутатовъ, дали имъ на разсмотрѣніе декретъ, на который они согласились единогласно; затѣмъ императорское засѣданіе назначено 17 марта 1805 г. (26 вантоза XIII года). Императоръ отправился въ сенатъ въ два часа, окруженный всѣмъ великолѣпіемъ конституціональныхъ государей Англіи и Франціи, отправляющихся на королевское засѣданіе. При входѣ въ Люксембургскій-Дворецъ, онъ былъ встрѣченъ многочисленною депутаціею, и за тѣмъ возсѣлъ на тропъ, вокругъ котрраго стояли принцы, высшіе сановники, маршалы. Онъ приказалъ приступить къ докладу актовъ, долженствовавшихъ составить предметъ этого засѣданія. Талейранъ прочелъ свой рапортъ, а за рапортомъ, императорскій декретъ.
Вслѣдъ за тѣмъ прочитана была вице-президентомъ Мсльци копія съ того же декрета на итальянскомъ языкѣ, подписанная ломбардскими депутатами. Послѣ того, министръ Марескальки представилъ этихъ депутатовъ Наполеону, которому они, какъ королю итальянскому, принесли присягу въ вѣрности. По окончаніи церемоніи, Наполеонъ, сидя и накрывшись, произнесъ твердо и ясно слѣдующую рѣчь:
"Мы хотѣли, въ настоящемъ обстоятельствѣ, явиться посреди васъ, "чтобъ высказать предъ вами вполнѣ мысль пашу объ одномъ изъ важнѣйшихъ предметовъ государственной политики.
"Мы покорили Голландію, три четверти Германіи, Швейцарію, Ита"лію. Мы были умѣрены посреди величайшаго благоденствія. Изъ "столькихъ провинцій, мы сохранили за собою только то, что было "необходимо для поддержанія насъ на той точкѣ уваженія и могущества, на которой всегда находилась Франція…
"Мы возвратили все, что сочли безполезнымъ для возстановленія нарушеннаго всеобщаго равновѣсія.
"Германія была очищена; ея провинціи возвращены потомкамъ "столькихъ знаменитыхъ домовъ, которые погибли бы на вѣки, если бъ мы не оказали имъ великодушнаго покровительства.
"Сама Австрія, послѣ двухъ несчастныхъ воинъ, добыла себѣ венеціанское государство. Во всякое время, она промѣняла бы охотно Венецію на провинціи, которыя утратила.
"Тотчасъ но завоеваніи, Голландія была объявлена независимою. Присоединеніе ея къ нашей имперіи было бы дополненіемъ нашей коммерческой системы, потому-что самыя большія рѣки половины нашей территоріи изливаются въ Голландіи въ море. А между-тѣмъ, Голландія свободна, и ея таможни, торговля и администрація управляются по волѣ ея правительства.
"Швейцарія была занята нашими войсками; мы защитили ее противъ соединенныхъ силъ Европы. Присоединеніе ея пополнило бы нашу военную границу. Но при всемъ томъ, Швейцарія управляется посредническимъ актомъ, по волѣ своихъ девятнадцати кантоновъ, будучи независима и свободна.
"Присоединеніе территоріи Итальянской Республики къ Французской Имперіи было бы полезно для развитія нашего земледѣлія; однакожъ, послѣ вторичнаго покоренія, мы утвердили въ Ліонѣ независимость этой республики. Сегодня дѣлаемъ еще болѣе, провозглашаемъ принципъ раздѣленія коронъ французской и итальянской, назначая эпохою этого раздѣленія ту минуту, когда оно содѣлается возможнымъ и безопаснымъ для народовъ Италіи.
"Мы приняли и возложимъ на главу свою эту желѣзную корону древнихъ Ломбардовъ, чтобъ снова закалить и скрѣпить ее. Но не колеблемся объявить, что передадимъ эту корону одному изъ дѣтей нашихъ запойныхъ, но крови, или но усыновленію, въ тотъ самый день, какъ перестанемъ тревожиться на охраняемою нами независимость другихъ «государствъ Средиземнаго-Моря.
„Духъ злобы вотще будетъ искать предлоговъ воспламенить войну на материкѣ; то, что было присоединено къ нашей имперіи по конституціональнымъ законамъ государства, останется къ ней присоединеннымъ. Никакая новая провинція не будетъ включена въ составъ этихъ земель; но законы Батавской-Рсспублики, посредническій актъ девятнадцати швейцарскихъ кантоновъ и этотъ первый статутъ Итальянскаго-Королевства будутъ постоянно подъ покровительствомъ нашей державы, и мы не потерпимъ, чтобъ кто-нибудь дерзнулъ наложить на нихъ руку.“
Послѣ этой столь-высокомѣрной, столь-рѣшительной рѣчи, Наполеонъ выслушалъ присягу отъ только-что назначенныхъ имъ сенаторовъ и возвратился, въ сопровожденіи того же поѣзда, въ Тюльери. Гг. Мельци, Мирескальки и другіе Итальянцы получили приказаніе отправиться въ Миланъ для приготовленія умовъ къ новому готовившемуся торжеству. Кардиналъ Капрара, легатъ папы при Наполеонѣ, былъ архіепископъ миланскій. Онъ принялъ этотъ санъ только изъ повиновенія, будучи уже очень-старъ, удрученъ немощами и, послѣ долгой жизни, проведенной при дворахъ, будучи болѣе расположенъ удалиться отъ свѣта, нежели продолжать играть въ немъ роль свою. По убѣдительной просьбѣ Наполеона и съ согласія папы, онъ отправился въ Италію, за тѣмъ, чтобъ короновать тамъ новаго короля по древнему обычаю ломбардской церкви. Сегюръ поѣхалъ тотчасъ же, получивъ приказаніе ускорить приготовленія. Наполеонъ назначилъ свой собственный отъѣздъ въ апрѣлѣ, а коронованіе въ маѣ мѣсяцѣ.
Эта поѣздка въ Италію согласовалась съ его военными планами, и даже чрезвычайно имъ споспѣшествовала. Наполеонъ принужденъ былъ ожидать всю зиму, чтобъ его эскадры изготовились выйдти изъ Бреста, Рошфора, Тулона. Въ январѣ 1805 года, было уже годъ и восемь мѣсяцевъ со дня разрыва съ Англіею, а между-тѣмъ линейные корабли не могли еще выступить въ море. При всемъ томъ, распорядительность Наполеона не усыплялась ни на минуту; но создать морскую силу можно не такъ-то скоро. Гантомъ, котораго приготовленія были окончены, простоялъ всю зиму въ ожиданіи, что Миссіесси и Вильнёвъ, вышелъ изъ Рошфора и Тулона, увлекутъ за собою Англичанъ. Миссіесси, который быль храбръ, хотя и не отличался стремительными порывами души, вышелъ изъ Рошфора 11 января, въ ужасную бурю, не будучи замѣченъ, ни настигнутъ Англичанами. Онъ поплылъ къ Антильскимъ-Островамъ съ 5 кораблями и 4 фрегатами. Его суда потерпѣли нѣкоторыя аваріи, исправленныя имъ въ морѣ. Что до Вильнёва, котораго министръ Декре наэлектризовалъ непродолжительнымъ энтузіазмомъ, онъ тотчасъ же охладился, увидѣвъ поближе тулонскую эскадру. Для того, чтобъ изъ одиннадцати экипажей сдѣлать восемь, должно было раздѣлить охъ, и слѣдовательно ослабить. Ихъ пополнили конскриптами, заимствованными изъ сухопутной арміи. Матеріалы, употреблявшіеся въ тулонскомъ портѣ, были нехорошаго качества; желѣзо, спасти, мачты не отличались прочностью. Вильнёвъ иного и, можетъ-быть, ужь слишкомъ-много занятъ былъ мыслію объ опасности, при такихъ судахъ и такихъ экипажахъ, встрѣтиться съ непріятельскими кораблями, пріобрѣвшими навыкъ и опытность послѣ крейсированія въ-продолженіе года и восьми мѣсяцевъ. Онъ упалъ духомъ прежде, нежели выступилъ въ море. Между-тѣмъ, понуждаемый Наполеономъ, министромъ Декре, генераломъ Лористономъ, онъ былъ наготовѣ поднять якорь съ исхода декабря до 18 января. 18 числа подулъ попутный вѣтеръ, и Вильнёвъ поднялъ паруса и успѣлъ ускользнуть отъ непріятеля. Ночью поднялась страшная буря, и многія его суда сильно пострадали, въ-слѣдствіе неопытности экипажей и дурныхъ матеріаловъ. Эскадра была разсѣяна. На утро, Вильнёвъ увидѣлъ себя разлученнымъ съ четырьмя кораблями и однимъ фрегатомъ. На однихъ судахъ были поломаны марсы, на другихъ оказалась течь и замѣчены аваріи, которыя трудно было исправлять въ морѣ. Въ довершеніе этихъ несчастій, два англійскіе фрегата наблюдали за ходомъ французской эскадры, и адмиралъ боялся быть застигнутымъ непріятелями въ минуту, когда онъ могъ противопоставить имъ только пять кораблей. Итакъ, онъ рѣшился возвратиться въ Тулонъ, хотя проѣхалъ ужь 70 льё, и не смотря на настоятельныя требованія Лористона продолжать путь. Вильнёвъ возвратился 27 января въ Тулонъ и благополучно ввелъ туда всю свою эскадру.
Время не было потеряно. Занялись исправленіемъ поврежденій, чтобъ имѣть возможность снова выйдти въ море. Но адмиралъ Вильнёвъ былъ сильно огорченъ) онъ писалъ министру, въ самый день возвращенія въ Тулонъ: „Объявляю вамъ, что никуда не годны корабли такъ снаряженные, съ такимъ малымъ числомъ матросовъ, набитые войсками, построенные изъ старыхъ или негодныхъ матеріаловъ, — корабли, у которыхъ при малѣйшемъ вѣтрѣ ломаются мачты или раздираются паруса, и которые, въ благопріятную погоду, проводятъ время въ исправленіи аварій, причиненныхъ вѣтромъ или неопытностью матросовъ. Я уже предчувствовалъ все это еще до отплытія и теперь жестоко убѣдился въ этомъ на опытѣ[1])“.
Наполеонъ сильно негодовалъ, узнавъ объ этомъ безполезномъ выходѣ. Что дѣлать, говорилъ онъ, съ адмиралами, которые при первой аваріи упадаютъ духомъ и помышляютъ о возвращеніи? Надо вовсе отказаться отъ мореплаванія и ничего не предпринимать, даже и въ самое лучшее время года, когда операція могла быть остановлена разлученіемъ нѣсколькихъ судовъ. Должно было бы, говорилъ онъ еще, назначить, посредствомъ запечатанныхъ депешъ, Канарскіе-Острова сборнымъ мѣстомъ всѣмъ капитанамъ эскадры. Аваріи были бы исправлены на пути. Еслибъ на какомъ-нибудь корабль оказалась опасная течь, его оставили бы въ Кадиксѣ, пересадивъ съ него экипажъ и дессантъ на корабль Орелъ, который стоялъ въ этомъ портѣ наготовь пуститься въ море. Нѣсколько поломанныхъ марсовъ, кое-какіе безпорядки во время бури, — вещи самыя обыкновенныя. Два дня благопріятной погоды утѣшили бы эскадру и поправили бы все. Но величайшее несчастіе нашего флота состоитъ въ томъ, что люди, начальствующіе имъ, новы во всѣхъ шансахъ начальствованіи[2].
Къ-несчастію, удобное время для экспедиціи въ Суринамъ уже прошло, и Наполеонъ долженъ былъ, съ своею обычною изобрѣтательностью, придумать что-нибудь новое. Первое его намѣреніе, состоявшее въ отправленіи Латуша изъ Тулона въ Ла-Маншъ, рушилась съ смертію этого неоцѣненнаго моряка. Второе состоявшее, въ томъ, чтобъ отвлечь Англичанъ въ моря Америки, отправивъ эскадру Вильнёва въ Суринамъ, а Миссіесси къ Антильскимъ-Островамъ, и, воспользовавшись этою диверсіею, ввести Гантома въ Ла-Маншъ, — также не удалось отъ замедленіи при снаряженіи флота, отъ противныхъ вѣтровъ, и въ-слѣдствіе безплоднаго выхода изъ Тулона. Итакъ, необходимо было прибѣгнуть къ другому плану. Новая потеря, потеря адмирала Брюи, несходнаго съ Латушемъ, по по-крайней-мѣрѣ равнаго ему по достоинству, еще болве увеличивала затруднительность морскихъ операціи. Несчастный Брюи, столь замѣчательный по характеру, опытности, обширности ума, умеръ жертвою своей ревности и самоотверженія въ дѣлѣ устройства флотиліи. Если бъ онъ остался въ живыхъ, Наполеонъ навѣрное поставилъ бы его во главу эскадры, долженствовавшей выполнить задуманный имъ маневръ. Можно было бы сказать, что судьба, въ заговорѣ противъ французскаго флота, нарочно похитила у него въ-продолженіе десяти мѣсяцевъ двухъ его первыхъ адмираловъ, которые оба могли безъ-сомнѣнія помѣряться съ англійскими адмиралами. И потому надобно было, пока обстоятельства не обнаружатъ новыхъ людей съ талантами, покориться необходимости и довольствоваться адмиралами Гантомомъ, Вильнёвомъ и Миссіесси.
На моряхъ въ это время только-что совершилось важное событіе, измѣнившее положеніе воюющихъ державъ. Англія неожиданно и несправедливо объявила войну Испаніи. Съ нѣкотораго времени она стала замѣчать, что нейтралитетъ Испаніи, не будучи слишкомъ-благопріятенъ для Франціи, былъ, однакожь, полезенъ ей во многихъ отношеніяхъ. Англія объявила мадритскому двору, что считаетъ нарушеніемъ нейтралитета происходившее въ портахъ Пиренейскаго-Полуострова, и грозила войною въ случаѣ, если французскіе корабли по-прежнему будутъ снаряжаться тамъ, и если французскіе корсары будутъ по-прежнему находить тамъ убѣжище и сбытъ для своей добычи. Она требовала, сверхъ-того, чтобъ Карлъ IV оградилъ Португалію отъ всякой попытки со стороны Франціи. Не смотря на всю безмѣрность этихъ требованій, Франція дозволяла мадритскому двору выслушивать ихъ, желая продлить выгодное для нея положеніе вещей. И дѣйствительно, военное содѣйствіе Испаніи не могло замѣнить для Франціи субсидію въ мильйоновъ въ годъ, а эта субсидія не могла быть выплачиваема безъ нейтралитета, который одинъ дѣлалъ возможнымъ привозъ металловъ новаго-свѣта. И потому готовы были уже согласиться на все; но Англія, дѣлаясь все болѣе и болѣе неограниченною въ своихъ требованіяхъ но мѣрь того, какъ уступали ея притязаніямъ, Англія потребовала, чтобъ немедленно прекращено было всякое вооруженіе въ испанскихъ портахъ, а она подразумевала подъ этимъ, чтобъ Французскіе корабли тотчасъ же были выгнаны изъ Ферроля, т. е. отданы ей на жертву. Нарушая наконецъ явно право народовъ, она повелѣла, безъ предварительнаго повѣщенія, остановить испанскіе корабли, которые попадутся на моряхъ. Такой поступокъ былъ настоящимъ пиратствомъ, потому-что Англичане имѣли въ виду захватить суда, шедшія изъ Америки съ грузомъ серебра и золота. Въ эту минуту, четыре испанскіе фрегата, везшіе 12 мильйоновъ піастровъ (около 60 мильйоновъ франковъ), плыли изъ Мехики къ берегамъ Испаніи. Они были остановлены англійскимъ крейсеромъ. Испанскій офицеръ, отказавшійся сдать свои суда, былъ варварски аттакованъ несравненно-превосходнѣйшею силою, и, посла мужественнаго сопротивленія, взятъ въ плѣнъ. Одинъ изъ четырехъ фрегатовъ взлетѣлъ на воздухъ, остальные три были отведены въ порты Великобританіи.
Этотъ гнусный поступокъ возбудилъ негодованіе Испаніи и порицаніе всей Европы. Не недоумѣвая больше, Карлъ IV объявилъ войну Англіи. Въ то же время онъ повелѣлъ арестовать Англичанъ, схваченныхъ на Пиренейскомъ-Полуостровъ, и секвестровать ихъ имущества, въ обезпеченіе имуществъ и личности купцовъ испанскихъ.
Наполеонъ, не могши болѣе требовать субсидію въ 48 мильйоновъ, поспѣшилъ устроить содѣйствіе ему Испаніи въ веденіи войны, и въ особенности старался внушить ей рѣшимость, достойную ея самой и ея прежняго величія.
Испанскій кабинетъ, желая понравиться Наполеону, и по чувству справедливости къ достоинству, избралъ адмирала Гравину посланникомъ во Францію. Это быль первый офицеръ испанскаго флота; подъ простою наружностью онъ скрывалъ рѣдкій умъ и неустрашимость. Наполеонъ сильно привязался къ адмиралу Гравинѣ, а тотъ къ Наполеону. По тѣмъ же причинамъ, по которымъ назначили его посланникомъ, ввѣрили ему теперь главное начальствованіе надъ испанскимъ флотомъ, и, до отбытія его изъ Парижа, уполномочили его условиться съ французскимъ правительствомъ на счетъ морскихъ дѣйствій. Съ этою цѣлью, адмиралъ подписалъ, 4 января 1805 г., конвенцію, опредѣлявшую то участіе, которое прійметъ въ войнѣ каждая изъ обѣихъ державъ. Франція обязывалась содержать постоянно въ морѣ 47 линейныхъ кораблей, 29 фрегатовъ, 14 користтъ, 25 бриговъ, и спѣшить какъ-можно-скорѣе окончаніемъ строившихся на верфяхъ 10 кораблей и 14 фрегатовъ; посадить на каждый корабль 500 человѣкъ войска, а на каждый фрегатъ 200 человѣкъ, и, наконецъ, имѣть французскую флотилію всегда наготовь для перевезенія 90 тысячъ человѣкъ, не считая 30 тысячъ, которыхъ назначено было посадить на голландскую флотилію. Если присоединить силу флотиліи къ линейному флоту, то можно сказать, что всѣ тогдашнія морскія силы Франціи равнялись 60 кораблямъ и 40 фрегатамъ.
Испанія съ своей стороны обѣщала вооружить немедленно 32 линейные корабля, снабдивъ ихъ подою на четыре мѣсяца и продовольствіемъ на полгода. Было положено, что адмиралъ Гравина прійметъ главное начальствованіе надъ испанскимъ флотомъ, и будетъ находиться въ прямыхъ сношеніяхъ съ французскимъ министромъ Декре. Это значило, что онъ будетъ получать инструкціи отъ самого Наполеона, и испанская гордость могла не краснѣя принять такія условія. Само-собою разумѣется, что субсидія прекратилась со дня начатія непріязненныхъ дѣйствій Англіи противъ Испаніи. Кромѣ того, обѣ дружественныя націи обязывались не заключать сепаратнаго мира. Франція обѣщала Испаніи содѣйствовать возвращенію ей колоніи Тринидадъ и даже Гибральтара, въ случаѣ, если воина будетъ увѣнчана какимъ-либо блистательнымъ успѣхомъ.
Мадритскій дворъ бралъ на себя обязательство, гораздо превосходившее его средства. Много-много, если, вмѣсто 32 кораблей, онъ могъ снарядить кое-какіе 24 корабля. Такимъ-образомъ, морскія силы Франціи, Испаніи и Голландіи, взятыя вмѣстѣ, простирались до 92 линейныхъ кораблей, изъ которыхъ 60 принадлежали Франціи, 24 Испаніи, 8 Голландіи. Между-тѣмъ, флотилію надо считать за 15 кораблей: значитъ, настоящая сила линейнаго флота всѣхъ трехъ націй простиралась всего до 77 кораблей. Англичане считали у себя 89 кораблей, отлично вооруженныхъ, во всемъ превосходившихъ союзническіе, и готовились вскорѣ увеличить число ихъ до ста. Итакъ, перевѣсъ былъ на ихъ сторонѣ. Они могли быть побѣждаемы только превосходствомъ соображеній, которое почти, можно сказать, никогда не имѣетъ такого вліянія на морѣ, какъ на сушѣ.
Къ-несчастію, морскія силы Испаніи, имѣвшей нѣкогда славный флотъ, находились теперь, какъ мы и говорили неоднократно, въ самомъ жалостномъ состояніи. Верфи и арсеналы ея были пусты. Число матросовъ въ Испаніи было очень-незначительно съ-тѣхъ-поръ, какъ торговля ея стала почти ограничиваться перевозомъ металловъ; ихъ еще сдѣлалось менѣе отъ желтой лихорадки, свирѣпствовавшей по всему прибрежью и принуждавшей матросовъ бѣжать или въ чужіе края, или во внутренность страны. Присоединивъ къ этому ужасные неурожаи и финансовое разстройство, увеличившееся потерею недавно-похищенныхъ гальйоновъ, мы составимъ себѣ приблизительное понятіе о всѣхъ бѣдствіяхъ, удручавшихъ эту державу, нѣкогда столь-великую, а теперь находившуюся въ столь-плачевномъ положеніи.
Наполеонъ, такъ-часто и напрасно совѣтывавшій ей, во время послѣдняго мира, сохранить по-крайней-мѣрь часть своихъ средствъ для возстановленія флота, Наполеонъ хотѣлъ сдѣлать послѣднюю попытку при этомъ дворѣ, не надѣясь даже, чтобъ его послушали. На этотъ разъ, онъ дѣйствовалъ не угрозами, какъ въ 1803 г., а ласками и ободреніями. Онъ отозвалъ изъ Португаліи маршала Ланна, съ тѣмъ, чтобъ ввѣрить ему начальство надъ гренадерами, долженствовавшими прежде всѣхъ высадиться въ Англію. Онъ назначилъ генерала Жюно на мѣсто Ланна въ Португаліи. Онъ любилъ Жюно, который имѣлъ природный умъ, характеръ слишкомъ-горячій, но былъ преданъ ему безпредѣльно. Наполеонъ приказалъ Жюно остановиться въ Мадритѣ и свидѣться тамъ съ Княземъ-Мира, королевою и королемъ. Новый уполномоченный долженъ былъ задѣть тщеславіе Князя-Мира, дать ему почувствовать, что въ его рукахъ судьба испанской монархіи, и что въ его волѣ выбрать или роль презрѣннаго временщика, или роль министра, пользующагося благосклонностью своихъ владыкъ для возстановленія могущества своего отечества. Жюно былъ уполномоченъ обѣщать ему всяческое благорасположеніе Наполеона, и даже княжество въ Португаліи, если онъ ревностно будетъ служить общему дѣлу и постарается придать достаточную дѣятельность испанской администраціи. Посолъ Наполеона долженъ былъ потомъ увидѣть королеву, объявить ей, что въ Европѣ всѣмъ извѣстно вліяніе ея на правленіе, т. е. на короля и Князя-Мира, и стараться всѣми силами внушить ей благія чувствованія. Что касается до короля, то онъ по-прежнему занимался только охотою и ремеслами.
Жюно получилъ приказаніе пожить въ Мадритѣ до отправленія своего въ Португалію, и играть тамъ роль чрезвычайнаго посланника, стараясь хоть сколько-нибудь оживить этотъ такъ-низко павшій дворъ.
Теперь дѣло шло о томъ, какъ бы наилучшимъ образомъ употребить морскія силы трехъ націй, Франціи, Голландіи и Испаніи. Наполеона безпрерывно занималъ планъ ввести неожиданно болѣе или менѣе значительный флотъ въ Ла-Маншъ; и этотъ проектъ уже два раза подвергался видоизмѣненію. Но внезапно-блеснувшая въ головѣ Наполеона великая мысль отвлекла его на время отъ этого плана.
Наполеонъ часто получалъ рапорты отъ генерала Декана, начальника французскихъ конторъ въ Индіи, который извѣщалъ его, что англійское владычество въ этой странѣ непрочно, что Маратты готовы возмутиться для сверженія съ себя ига, и что высадка шести тысячь французовъ съ достаточнымъ количествомъ военныхъ припасовъ можетъ рѣшить судьбу британско-индійской имперіи. Наполеонъ задумалъ экспедицію, которая стоила бы египетской и могла бы исторгнуть у Англичанъ важное завоеваніе, составлявшее, въ настоящій вѣкъ, ихъ величіе и славу. Правда, отдаленность Индіи дѣлала эту экспедицію гораздо-труднѣе египетской. Основываясь на собственномъ опытѣ, Наполеонъ думалъ, что на необозримыхъ моряхъ можно надѣяться избѣжать встрѣчи съ непріятелемъ. Такъ онъ, въ 1798 г., прошелъ межъ англійскихъ флотовъ съ нѣсколькими сотнями судовъ и съ цѣлою арміею, взялъ Мальту и присталъ къ Александріи, не будучи встрѣченъ Нельсономъ. Такимъ же точно образомъ надѣялся онъ ввести флотъ въ Ла-Маншъ. Для успѣха въ подобныхъ предпріятіяхъ, необходима была глубокая тайна и большое искусство провести британское адмиралтейство. Но онъ уже издавна подготовилъ все, чтобъ поставить Англичанъ въ совершенный тупикъ. Онъ собралъ войска, готовыя сѣсть на суда, во всѣхъ пунктахъ, гдѣ только находились эскадры, въ Тулонъ, Кадиксѣ, Ферролѣ, Рошфорь, Брестѣ, Текселѣ, и постоянно имѣлъ возможность отправить въ путь армію такъ, чтобъ Англичане и не знали о томъ и не могли угадать ни назначенія этой арміи, ни числительной ея силы. Намѣреніе произвести высадку приносило и ту пользу, что вниманіе непріятеля было безпрестанно обращено на этотъ предметъ, и Англичане ежеминутно должны были помышлять объ экспедиціи въ Ирландію или на берега Англіи. Итакъ, настоящее время было благопріятно для одной изъ тѣхъ необычайныхъ экспедицій, которыя Наполеонъ у мѣлъ столь быстро соображать и приводить въ исполненіе. Онъ думалъ, на-примѣръ, что для исторженія Индіи изъ рукъ Англичанъ можно было согласиться отложить всякіе другіе планы, даже и высадку, и готовъ былъ употребить на это всѣ свои морскія силы. Вотъ его разсчеты при этомъ случаѣ. Въ портахъ, кромѣ эскадръ, готовыхъ выступить въ море, находились въ резервѣ старыя суда, почти вовсе негодныя для военныхъ дѣйствій. Также и въ экипажахъ, кромѣ хорошихъ матросовъ, находились очень-молодые новобранцы, или конскрипты, только-что переведенные въ морскую службу. На этихъ обоихъ обстоятельствахъ Наполеонъ основалъ планъ свой. Онъ хотѣлъ присоединить къ извѣстному количеству новыхъ кораблей всѣ тѣ, которые были негодны къ службѣ, но которые могли, однакожъ, совершить переѣздъ, хотѣлъ помѣщать на нихъ артиллерію, а вмѣсто этого груза помѣстить большую массу войскъ, пополнить экипажи всякими людьми, взятыми изъ портовъ, отправить такимъ образомъ изъ Тулона, Кадикса, Ферроля, Рошфора, Бреста флоты, которые, не влача за собою ни одного транспортнаго судна, могли перевезти въ Индію значительное войско. Онъ предполагалъ отправить изъ Тулона тринадцать кораблей, изъ Бреста двадцать-одинъ, всего-на-все тридцать-четыре, изъ которыхъ на половину было бы старыхъ судовъ, и присоединить къ этимъ тридцати-четыремъ кораблямъ съ двадцать фрегатовъ, и въ числѣ этихъ послѣднихъ десять почти негодныхъ къ службѣ. Оба эти флота, которые вышли бы почти въ одно и то же время и встрѣтились бы другъ съ другомъ у Иль-де-Франса, могли помѣстить на себѣ всего-на-все сорокъ тысячъ человѣкъ, и солдатъ и матросовъ. По пріѣздѣ въ Индію, должно было уничтожить всѣ негодныя суда, а остальные пятнадцать кораблей и десять фрегатовъ съ экипажемъ изъ четырнадцати или пятнадцати тысячь матросовъ, должны были отплыть обратно въ Европу. Такимъ способомъ перевезено было бы въ Индію 25,000 или 26,000 человѣкъ войска, а въ европейскія моря возвратился бы флотъ изъ пятнадцати кораблей, превосходныхъ во всѣхъ отношеніяхъ, съ отборнымъ экипажемъ, пріобрѣвшимъ опытность въ долгомъ плаваніи. Итакъ, французы потеряли бы только нѣсколько никуда-негодныхъ судовъ и оставили бы въ Индіи войско, которое могло бы одолѣть Англичанъ, въ-особенности находясь подъ начальствомъ такого предпріимчиваго человѣка, каковъ былъ генералъ Деканъ.
Наполеонъ предполагалъ отправить, кромѣ того, три тысячи Французовъ на голландскомъ тексельскомъ флотѣ, двѣ тысячи на вновь-формировавшейся въ Рошфорѣ дивизіи, четыре тысячи Испанцевъ на испанскомъ кадикскомъ флотѣ, что составляло новое подкрѣпленіе въ девять тысячь человѣкъ и такимъ-образомъ увеличило бы армію Декана до 35,000 или 36,000 человѣкъ. Весьма-вѣроятно, что подобная сила могла бы разрушить владычество Англичанъ въ Индіи, только-что порабощенной ими.
Этотъ планъ былъ временною отсрочкою высадки; но дѣло статочное, что онъ могъ бы благопріятствовать этой высадкѣ совершенно-необыкновеннымъ образомъ: Англичане, получая извѣстія объ отправленіи французскихъ эскадръ, должны были бы пускаться въ-слѣдъ за ними и чрезъ то оставлять на свободѣ европейскія моря; а тѣмъ временемъ эскадра, возвращающаяся изъ Индіи съ пятнадцатью кораблями и десятью фрегатами, могла появиться въ проливѣ, гдѣ Наполеонъ, ежечасно готовый пуститься въ путь при первомъ удобномъ случаѣ, могъ воспользоваться даже хоть минутною благосклонностью судьбы. Правда, что эта послѣдняя часть комбинаціи предполагала, что французамъ посчастливилось бы вдвойнѣ, и при походѣ въ Индію, и на возвратномъ пути оттуда, а судьба рѣдко ущедряетъ человѣка до такой степени, какъ бы великъ онъ ни былъ. Цѣлый мѣсяцъ колебался Наполеонъ въ раздумьи, не зная, на что лучше рѣшиться, отправить ли эту экспедицію въ Индію, или переѣхать чрезъ проливъ Калэ.
Однакожъ, булонская экспедиція была предпочтена Наполеономъ. Онъ полагалъ, что это предпріятіе приведетъ къ желанному успѣху скорѣе, рѣшительнѣе и вѣрнѣе, лишь только французскій флотъ внезапно появится въ Ла-Маншъ. И Наполеонъ снова принялся за соображенія и придумалъ третью комбинацію, которая была еще обширнѣе, глубже, изумительнѣе обѣихъ прежнихъ; основною мыслію ея было соединить, безъ вѣдома Англичанъ, всѣ французскія морскія силы между Дувромъ и Булонью.
Наполеонъ рѣшился на этотъ планъ въ первыхъ числахъ марта и немедленно разослалъ приказы. Планъ состоялъ въ томъ, чтобъ привлечь Англичанъ въ Индію и къ Антильскимъ-Островамъ, куда уже привлекала ихъ вниманіе эскадра адмирала Миссіесси, отправившаяся 11 января, и потомъ возвратиться тотчасъ же въ европейскія моря, въ такомъ числѣ силъ, которое превосходило бы всякую англійскую эскадру. Этотъ планъ походилъ отчасти на планъ, составленный въ прошломъ декабрѣ мѣсяцѣ, но онъ былъ увеличенъ, пополненъ теперь присоединеніемъ силъ Испаніи. Островъ Мартиника назначенъ общимъ сборнымъ пунктомъ: къ находившимся уже здѣсь пяти кораблямъ Миссіесси должны были примкнуть сперва двѣнадцать кораблей Вильнёва, который приведетъ за собою изъ Кадикса шесть или семь испанскихъ кораблей Гравины и французскій корабль Орелъ, вслѣдъ за тѣмъ, долженъ былъ прибыть сюда и Гантомъ съ двадцатью-однимъ кораблемъ, а вмѣстѣ съ нимъ и французско-испанская феррольская эскадра. Такимъ-образомъ, въ Мартиникѣ должно было собраться около пятидесяти или шестидесяти кораблей: страшная сила, какая никогда и нигдѣ не сосредоточивалась воедино! На этотъ разъ, комбинаціи была такъ полна, такъ хорошо разсчитана, что Наполеонъ не усомнялся въ успѣхъ. Самъ даже министръ Декре соглашался, что она представляетъ всевозможные шансы удачи. Всего затруднительнѣе былъ выходъ Гантома изъ брестскаго рейда. Но можно же было разсчитывать, что въ мартъ мѣсяцѣ подуетъ, наконецъ, попутный вѣтеръ. Англичанамъ не могло прійдти въ голову, чтобъ непріятель задумалъ собрать, въ одномъ пунктъ, въ Мартиникѣ, разомъ пятьдесятъ или шестьдесятъ кораблей. Вѣроятнѣе всего было, что догадки ихъ устремятся на Индію. Во всякомъ случаѣ, соединись только всѣ вмѣстѣ Гантомъ, Гурдомъ, Вильнёвъ, Гравина и Миссіесси, то никакая англійская эскадра, съ которой бы они повстрѣчались и которая могла состоять по большей мѣръ изъ двѣнадцати или пятнадцати кораблей, не осмѣлилась бы напасть на ихъ соединенныя силы, и тогда возвращеніе въ Ла-Маншъ было бы обезпечено. Итакъ, всѣ французскія морскія силы должны были находиться вкупѣ межъ берегомъ Англіи и Франціи въ то самое время, какъ флоты Англіи устремились бы на Востокъ, въ Америку или въ Индію. Событія доказали вскорѣ, что эта комбинація могла осуществиться, даже и при посредственномъ выполненіи.
Этотъ планъ тщательно сохранялся въ глубочайшей тайнъ. О немъ не было сообщено Испанцамъ, которые обязались послушно слѣдовать во всемъ велѣніямъ Наполеона. Изъ всѣхъ адмираловъ тайна ввѣрена была только лишь Вильнёву и Гантому, и то не при отправленіи, а въ моръ, когда они уже не могли имѣть сообщенія съ твердою землею. Въ тайну предпріятія не былъ посвященъ ни одинъ капитанъ корабля. Имъ только назначены были пункты для сбора, на случай, еслибъ корабли принуждены были разлучиться другъ съ другомъ. Ни одинъ изъ министровъ не зналъ плана, за исключеніемъ адмирала Декре. Ему было приказано сноситься прямо съ Наполеономъ и писать свои депеши собственноручно. Между-тѣмъ, во всѣхъ портахъ распространили слухъ объ экспедиціи въ Индію. Дѣлали видъ, что сажаютъ на суда много войска; на самомъ же дѣлъ, тулонская эскадра должна была взятъ съ собою едва три тысячи человѣкъ, а брестская шестъ или семъ тысячъ. Адмираламъ предписано было высадитъ на Антильскіе-Острова половину этой силы для подкрѣпленія тамошнихъ гарнизоновъ и привезти обратно въ Европу четыре или пять тысячь лучшихъ солдатъ для участія въ булоньской экспедиціи.
Ко всѣмъ этимъ хитростямъ для обмана Англичанъ присоединялось, въ довершеніе всего, путешествіе Наполеона въ Италію. Онъ предполагалъ, что его флоты, пустясь въ море въ концѣ марта, употребятъ весь апрѣль на плаваніе въ Мартинику, май на соединеніе другъ съ другомъ, іюнь на обратное плаваніе въ Европу, и уже въ первыхъ числахъ іюля будутъ въ Ла-Маншѣ. Онъ долженъ былъ оставаться все это время въ Италіи, производить смотры, давать празднества, скрывать свои глубокіе помыслы подъ тщеславною, великолѣпною наружностью, потомъ, въ назначенное время, уѣхать потихоньку, перенестись въ пять дней изъ Милана въ Булонь, и между-тѣмъ, какъ всѣ будутъ увѣрены, что онъ еще въ Италіи, разразиться надъ Англіею ударомъ, которымъ онъ давно уже угрожалъ ей. Сама Англія начинала уже не вѣрить болѣе этимъ угрозамъ. Европа считала ихъ просто острасткою, придуманною для того, чтобъ тревожить британскую націю и заставлять ее истощаться въ безполезныхъ усиліяхъ. Между-тѣмъ, какъ всѣ предавались этой мысли, Наполеонъ, напротивъ, безпрерывно пополнялъ свою армію, расположенную на берегу океана. Такимъ-образомъ, булоньская армія увеличилась почти 30 тысячами человѣкъ, а никто и не подозрѣвалъ этого. Мнѣніе о томъ, что экспедиція въ Англію была просто демонстраціею, дѣлалось ежедневно болѣе и болѣе господствующимъ.
Устроивъ все для приведенія въ исполненіе своего предпріятія и питая глубокую увѣренность въ успѣхѣ, Наполеонъ готовился отправиться въ Италію. Папа остался въ Парижъ на всю зиму. Сначала, онъ думалъ уѣхать во-свояси въ половинѣ февраля. Снѣга, въ обиліи выпавшіе на Альпахъ, послужили предлогомъ удержать его еще на нѣкоторое время. Первосвященникъ не могъ не уступить обаятельнымъ просьбамъ Наполеона и согласился отложить свой отъѣздъ до половины марта. Наполеонъ былъ очень-радъ, чтобъ Европа замѣтила продолжительность этого посѣщенія, старался ежедневно все болѣе и болѣе сближаться съ Шемъ VII и удерживать его во Франціи, между-тѣмъ, какъ французскіе агенты дѣлали въ Миланъ приготовленія ко вторичной коронаціи. Дворы неаполитанскій, римскій и даже этрурскій не безъ сокрушенія взирали на образованіе обширнаго французскаго королевства въ Италіи, и самъ папа, можетъ-быть, былъ бы не слишкомъ благосклоненъ къ политикъ Наполеона, еслибъ былъ въ это время въ Ватиканъ, подъ вліяніемъ всяческихъ наущеній.
Пій VII, совершенно сдружившись съ Наполеономъ, сознался наконецъ предъ нимъ въ своихъ тайныхъ желаніяхъ. Онъ былъ очарованъ почестями, оказанными его особъ, почестями, приносившими пользу самой религіи; онъ былъ очарованъ благомъ, произведеннымъ, по-видимому, его присутствіемъ, и тѣмъ, что совершалъ во Франціи новый императоръ для способствованія возстановленію алтарей. Но при всей своей святости, Пій VII былъ человѣкъ, былъ государь, и торжество духовныхъ интересовъ, исполняя его удовольствіемъ, не могло заставить его забыть земные интересы римскаго двора, крѣпко-пострадавшіе съ потерею легацій. Онъ привезъ съ собою шесть кардиналовъ, изъ которыхъ одинъ, кардиналъ Борджіа, умеръ въ Ліонъ. Другіе, именно кардиналы Антонелли и ди-Пьетро, принадлежали къ партіи ультрамонтанской, и были въ непріязненныхъ отношеніяхъ къ кардиналу Капраръ, который и не могъ быть имъ подъ-стать по своему просвѣщенію и высокому уму. Они-то довели папу до того, что онъ сталъ скрывать свои дѣйствія отъ этого кардинала, долженствовавшаго, по званію легата, знать о всѣхъ негоціаціяхъ, въ которыя вступали въ Парижѣ. Безъ сомнѣнія, онъ не научилъ бы ихъ средству успѣть въ планахъ, ибо все, что возможно было сдѣлать для церкви, Наполеонъ дѣлалъ самъ, безъ всякихъ понужденій. Но этотъ человѣкъ, опытный и мудрый, отсовѣтовалъ бы имъ безполезныя попытки, которыя очень-часто дѣлаются причинами раздора.
Наполеонъ, вспомоществуемый совѣтомъ Порталиса, кротко, но съ непреклонною твердостью отвергъ всѣ притязанія папы. Что до возврата легацій, Наполеонъ говорилъ, что, согласившись на это, онъ поступилъ бы измѣннически относительно Итальянской-Республики, избравшей его своимъ главою, объявивъ, впрочемъ, намѣреніе свое улучшить въ-послѣдствіи положеніе римскаго двора. Наполеонъ возложилъ на кардинала Феша объясниться по этому предмету съ папою. Онъ хотѣлъ, въ настоящее время, помочь ему денежными средствами и намекалъ на то, что, въ непродолжительномъ времени, будетъ имѣть возможность вознаградить его за потерянныя земли. Дѣйствительно, Наполеонъ провидѣлъ уже, что скоро возгорится на материкъ война, что онъ на этотъ разъ завоюетъ всю Италію, отниметъ у Австріи Венецію, у Бурбоновъ Неаполь и найдетъ средство удовлетворить пану.
Но эти добрыя намѣренія въ будущемъ не мѣшали въ настоящее время родиться неудовольствію, которое сдѣлалось вскорѣ источникомъ непріятнѣйшихъ послѣдствій.
Наполеонъ и папа разстались не столько недовольные другъ другомъ, сколько бы того надо было опасаться послѣ такихъ требованій и отказовъ. Папа, вмѣсто западни, которую пророчили ему безумцы при выѣздѣ изъ Рима, нашелъ въ Парижѣ великолѣпнѣйшій пріемъ и занималъ во Франціи мѣсто, достойное славнѣйшихъ эпохъ церкви. Самымъ трогательнымъ образомъ распростился онъ съ императоромъ и императрицею и отправился обратно въ Римъ, будучи осыпанъ богатыми дарами. Онъ выѣхалъ изъ Парижа 4 апрѣля 1805 года, посреди еще болѣе значительнаго стеченія народа, нежели какое было при вступленіи его въ этотъ городъ. Онъ долженъ былъ остановиться на нѣсколько дней въ Ліонѣ для празднованія тамъ праздника Пасхи.
Наполеонъ все устроилъ такъ, чтобъ въ это же время самому отправиться въ путь. Давъ послѣднія повелѣнія Флоту и арміи и повторивъ испанскому двору свои просьбы, чтобъ все было готово въ Ферроль и Кадиксѣ, оставивъ архиканцлеру Камбасересу, не для вида только, но на самомъ дѣлѣ, управленіе имперіею, онъ отправился 1-го апрѣля въ Фонтенбло, гдѣ долженъ былъ остановиться на два или на три дня. Онъ удалялся въ восторгѣ отъ своихъ плановъ, полный увѣренности въ ихъ успѣхѣ. Первымъ залогомъ къ тому служилъ счастливый выходъ адмирала Вильнёва. Вильнёвъ, при попутномъ вѣтрѣ, 30 марта, поднялъ наконецъ паруса, и его потеряли изъ вида съ высотъ Тулона, не могши опасаться, чтобъ онъ повстрѣчался съ Англичанами. Одно неблагопріятное обстоятельство препятствовало полнотѣ счастія. 1-е апрѣля, равноденствіе еще не дало почувствовать себя въ Брестѣ, и погода тихая, ясная, помогшая способствовать удаленію Англичанъ, или скрытію отъ нихъ выхода эскадры, дѣлала невозможнымъ отплытіе Гантома. Будь только этотъ адмиралъ внѣ Бреста, тогда успѣхъ соединенія эскадръ не казался бы больше сомнительнымъ, и надо было бы предположить настоящій феноменъ, предположивъ, что равнодействіе не принесетъ съ собою попутнаго вѣтра въ-теченіе всего апрѣля мѣсяца. И такъ, Наполеонъ покинулъ Фонтенбло 3 апрѣля, направляясь чрезъ Труа, Шалонъ и Ліонъ, и обгоняя папу за тѣмъ, чтобъ оба поѣзда не помѣшали другъ другу.
Между-тѣмъ, какъ онъ ѣхалъ въ Италію, предавшись своимъ обширнымъ замысламъ и развлекаясь по временамъ почестями, которыя оказывались ему народами, Европа, вся въ волненіи, разражалась третье ю коалиціею.
Но тѣмъ временемъ, какъ все въ Европѣ волновалось противъ Наполеона, онъ, будучи окруженъ въ Италіи всѣмъ блескомъ королевской власти, занять былъ идеями, совершенно-противоположными идеямъ его противниковъ, даже наиболѣе-умѣренныхъ. Видъ Италіи, поприща его первыхъ побѣдъ, предмета всѣхъ его предпочтеній, породилъ въ немъ новые планы касательно величія его имперіи и устройства его собственнаго семейства. Онъ вовсе не хотѣлъ раздѣлять обладаніе этою страною съ кѣмъ бы то ни было и, напротивъ, мечталъ овладѣть ею во всей ея цѣлостности, создавъ нѣкоторыя изъ тѣхъ вассальныхъ королевствъ, которыя долженствовали служить оплотомъ новой Имперіи-Запада. Члены итальянской консульты, присутствовавшіе при обрядъ учрежденія Итальянскаго-Королевства, поѣхали впередъ, въ сопровожденіи вице-президента Мельци и министра Марескальки, для того, чтобъ приготовить принятіе Наполеона въ Миланѣ. Хотя Итальянцы гордились тѣмъ, что будутъ имѣть его королемъ, хотя правительство его болѣе всякаго другаго могло успокоить ихъ, однако потерянная или по-крайней-мѣрѣ отложенная надежда на королевство чисто-итальянское, страхи войны съ Австріей въ-слѣдствіе этой перемѣны, даже самая общность этого титула короля итальянскаго, придуманная съ цѣлію понравиться имъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и встревожить Европу, — все это сильно возмутило Итальянцевъ. Партія либеральная день-ото-дня все болѣе и болѣе отдалялась отъ новаго правительства, а аристократія не сближалась съ нимъ. Одинъ Наполеонъ могъ измѣнить этотъ порядокъ вещей. Присутствіе его, какъ генерала, всегда глубоко трогало сердца Итальянцевъ; присутствіе его, какъ императора и короля, должно было поразить ихъ еще болѣе. Славныя войска, собранныя на поляхъ битвы Маренго и Кастильйоне, готовились выполнить большіе маневры и представить безсмертныя сраженія. Всѣ иностранные министры были созваны въ Миланъ. Приливъ любопытныхъ, стекшихся въ Парижъ посмотрѣть на коронацію, отхлынулъ въ Ломбардію. Дано было движеніе — и пламенное воображеніе Итальянцевъ снова закипѣло любовью и удивленіемъ къ человѣку, который въ-продолженіе девяти лѣтъ столь сильно волновалъ ихъ. По примѣру городовъ во Франціи, сформирована была для принятія Наполеона гвардія изъ молодыхъ людей лучшихъ фамилій.
Прибывъ въ Туринъ, онъ встрѣтился здѣсь съ Піемъ VII и нѣжно простился съ нимъ въ послѣдній разъ. Затѣмъ онъ принималъ съ необыкновенною граціею своихъ новыхъ подданныхъ и занимался ихъ интересами, отличными еще отъ интересовъ прочей части Французской Имперіи. Онъ поправлялъ ошибки или несправедливости администраціи, удовлетворялъ множество просьбъ, и, желая очаровать народы, выказывалъ всю благость и величіе верховной власти; потомъ посвятилъ нѣсколько дней на осмотръ своего созданія, — Алессандрійской-Крѣпости, служившей базисомъ его утвержденія въ Италіи. Въ настоящую минуту тамъ собраны были тысячи рабочихъ. Наконецъ, 5 мая, посреди равнины Маренго, съ высоты трона, воздвигнутаго на этой равнинѣ, гдѣ, три года назадъ, онъ стяжалъ себѣ самодержавіе, присутствовалъ онъ при славныхъ маневрахъ, представлявшихъ маренгское сраженіе. Ланнъ, Мюратъ, Бессьеръ начальствовали войсками на этихъ маневрахъ. Здѣсь не доставало одного только Дезэ! Наполеонъ заложилъ первый камень въ основаніе монумента въ память храбрымъ, павшимъ на полѣ битвы. Изъ Алессандріи отправился онъ въ Навію, гдѣ привѣтствовали его власти новой его столицы, Милана, и вступилъ въ Миланъ 8 мая, при громѣ пушекъ и звонѣ колоколовъ, при кликахъ народа, пришедшаго въ энтузіазмъ отъ его присутствія. Окруженный итальянскими властями и духовенствомъ, онъ колѣнопреклонился въ старомъ ломбардскомъ каѳедральномъ соборѣ, созданномъ на удивленіе Европы и предназначенномъ судьбою быть построену окончательно Наполеономъ. Итальянцы, энтузіасты въ высшей степени, всегда поражаются великолѣпными зрѣлищами: что должны были испытать они въ присутствіи человѣка, котораго величіе взошло предъ ихъ глазами, какъ звѣзда, замѣченная ими прежде всѣхъ на горизонтѣ европейскомъ?
26 мая, Наполеонъ былъ помазанъ на царство въ миланскомъ каѳедральномъ соборъ съ такимъ же блескомъ, какъ и въ Парижъ за полгода предъ тѣмъ, въ присутствіи министровъ Европы и депутатовъ отъ всей Италіи. Желѣзная корона, почитаемая древнею короною королей ломбардскихъ, была доставлена изъ Монцы, гдѣ се хранили, какъ сокровище. По благословеніи ея кардиналомъ Капрарою, архіепископомъ миланскимъ, съ соблюденіемъ формъ, употреблявшихся нѣкогда относительно германскихъ императоровъ при коронованіи ихъ королями итальянскими, Наполеонъ самъ возложилъ ее на главу свою, какъ нѣкогда возложилъ на себя корону императора французовъ, произнося по-итальянски эти клятвенныя слова: Богъ далъ мнѣ ее: горе тому, кто до ней коснется! (Dio me l’ha data, guai a chi la toccherа). Энергія, съ которою онъ произнесъ эти слова, привела въ трепетъ всѣхъ присутствующихъ. Эта торжественная церемонія, приготовленная руками Итальянцевъ, а именно извѣстнымъ живописцемъ Аппіани, превзошла все доселѣ видѣнное въ Италіи.
Послѣ этой церемоніи, Наполеонъ обнародовалъ органическій статутъ, которымъ создавалъ въ Италіи монархію, по образцу монархіи французской, и назначалъ вице-королемъ Евгенія Боарне. Затѣмъ онъ представилъ итальянской націи этого принца во время королевскаго засѣданія законодательнаго сословія. Весь іюнь мѣсяцъ онъ присутствовалъ въ государственномъ совѣтѣ и далъ администраціи въ Италіи движеніе, какое далъ и французской администраціи, занимаясь ежедневно дѣлами во всей ихъ подробности.
Присутствіе Наполеона съ этими страшными арміями, которыя онъ устроивалъ и пополнялъ на великій случаи, разсѣяло опасенія насчетъ воины. Итальянцы начали вѣрить, что они не увидятъ ея болѣе на своей территоріи, и что до нихъ дойдетъ молва о ней съ береговъ Дуная и отъ воротъ самой Вѣны. Наполеонъ всякое воскресенье производилъ въ Миланѣ смотры войскамъ; потомъ онъ возвращался въ свой дворецъ и принималъ на публичной аудіенціи посланниковъ всѣхъ дворовъ Европы, извѣстнѣйшихъ иностранцевъ, и въ особенности представителей знатныхъ итальянскихъ фамилій и духовенства. Въ одинъ изъ этихъ пріемныхъ дней, обмѣнялся знаками почетнаго-легіона на знаки древнѣйшихъ и славнѣйшихъ орденовъ Европы. Прусскій министръ представился ему первый для врученія ему чернаго орла и бѣлаго орла. Затѣмъ явился испанскій посланникъ, который вручилъ ему орденъ золотаго-рука, потомъ, наконецъ, министры баварскій и португальскій, поднесшіе ему ордена св. Губерта и Христа. Наполеонъ представилъ имъ въ обмѣнъ знаки первой степени почетнаго-легіона, и далъ такое же количество орденовъ, сколько получилъ самъ. Затѣмъ онъ роздалъ иностранные ордена знатнѣйшимъ лицамъ имперіи. Въ нѣсколько Мѣсяцевъ, дворъ его сталъ на такую же ногу, какъ и всѣ прочіе европейскіе дворы; носилъ такіе же ордена, и богатыя одежды, походившія на военные мундиры. Посреди этого блеска, Наполеонъ, оставшись самъ простъ по-прежнему, имѣя на груди только знакъ почетнаго-легіона, нося мундиръ гвардейскихъ егерей безъ малѣйшаго золотаго шитья, черную шляпу, на которой виднѣлась только трехцвѣтная кокарда, Наполеонъ хотѣлъ, чтобъ всѣ знали, что роскошь, которою онъ окруженъ, была не для него. Любопытнымъ взорамъ народовъ хотѣлъ представить онъ только свой благородный и прекрасный образъ, который воображеніе людей окружало столькими славными трофеями. А между-тѣмъ, всѣ искали, всѣ желали видѣть его одного посреди этой свиты, блиставшей золотомъ и пестрѣвшей орденскими лентами всей Европы.
Различные города Италіи присылали къ нему депутаціи съ просьбою посѣтить ихъ. Они добивались не простой почести, но и выгоды, потому-что проницательный взглядъ императора открывалъ всюду, гдѣ какое благо надо было совершить, а его могущественная рука находила средства это выполнить. Рѣшившись провести весну и половину лѣта въ Италіи, чтобъ лучше отвратить вниманіе Англичанъ отъ Булони, онъ обѣщалъ посѣтить Мантую, Бергамъ, Верону, Феррару, Болонью, Модену, Пьяченцу. Эта новость обрадовала Итальянцевъ и позволила всѣмъ имъ надѣяться имѣть свою долю въ благодѣяніяхъ новаго царствованія.
Исключительно занятый высадкою, Наполеонъ не хотѣлъ вызывать въ настоящее время континентальной войны. Между-тѣмъ, задуманное имъ присоединеніе Генуэзской-Республики, дало предлогъ всѣмъ непріязненнымъ ему державамъ жаловаться на честолюбіе Франціи, и особенно на нарушеніе имъ своихъ обѣщаній, потому-что самъ Наполеонъ, учреждая Итальянское-Королевство, обѣщалъ сенату не присоединять болѣе ни одной провинціи къ своей имперіи. Но, надѣясь вскорѣ разсѣчь въ Лондонѣ гордіевъ узелъ всѣхъ европейскихъ вопросовъ, онъ не поколебался въ своемъ намѣреніи и рѣшился даровать Геную французскому флоту.
Министромъ его при этой республикѣ былъ его соотечественникъ Саличетти, которому онъ препоручилъ вызнать расположеніе Генуэзцевъ и приготовить умы. Дѣло кончилось тѣмъ, что генуэзскій сенатъ и дожъ, по совѣту Саличетти, отправились въ Миланъ объявить Наполеону желаніе всего народа признать надъ собою верховную власть Франціи. Они были введены предъ Наполеона съ обрядами, напомнившими собою тѣ времена, когда побѣжденные народы молили о чести быть частію Римской-Имперіи. Наполеонъ принялъ ихъ на своемъ тронь, 4 іюня, объявилъ, что снисходитъ на ихъ просьбу, и обѣщалъ посѣтить Геную при выѣздѣ изъ Италіи.
За этимъ присоединеніемъ послѣдовало другое, малозначительное само-по-себѣ, но какъ капля воды переполнившее чашу терпѣнія европейскихъ державъ. Луккская-Республика была безъ правительства и находилась въ затруднительномъ положеніи между Этруріею и Пьемонтомъ, подобно кораблю, лишенному кормила. Власти этой республики, подражая властямъ Генуи, явились въ Миланъ съ просьбою дать имъ конституцію и правительство. Наполеонъ согласился выполнить и ихъ желаніе; по считая эту республику слишкомъ-отдаленною отъ Имперіи, онъ отдалъ ея территорію въ удѣлъ старшей сестрѣ своей, принцессѣ Элизѣ, женщинѣ умной, мудро управлявшей этою страною, и заслужившей за то придуманное Талейраномъ прозваніе Луккской Семирамиды. Наполеонъ уже отдалъ ей герцогство Піомбино; теперь же отдавалъ ей и супругу ея, принцу Баккіоки, Лукку, въ видѣ наслѣдственнаго княжества, зависѣвшаго отъ Французской-Имперіи, долженствовавшаго быть возвращеннымъ корой г. въ случаѣ пресѣченія мужескаго колѣна, на всѣхъ условіяхъ, слѣдовательно, старинныхъ феодовъ Германской-Ммнеріи. Эта сестра Наполеона должна была впредь именоваться принцессою піомбинскою и луккскою.
Талейрану поручено было написать Пруссіи, Австріи, и объяснить имъ эти поступки, которые Наполеонъ считалъ, впрочемъ, некасающимися вовсе до политики этихъ державъ. Между-тѣмъ, опытный глазъ императора французовъ былъ пораженъ вооруженіями Австріи. Цѣлые корпуса были въ движеніи къ Тиролю и къ бывшимъ венеціанскимъ провинціямъ. Вѣнскій кабинетъ увѣрялъ, что это движеніе войскъ было дѣломъ чистой предосторожности, возбужденной сосредоточеніемъ французскихъ войскъ при Маренго и Кастильйоне, въ числѣ слишкомъ-значительномъ для простыхъ воинскихъ празднествъ. Наполеонъ отправилъ немедленно переодѣтыхъ офицеровъ въ Тироль, Фріуль, Каринтію для осмотра этихъ приготовленій на самомъ мѣстѣ, и въ то же время потребовалъ отъ Австріи рѣшительныхъ объясненій.
Онъ придумалъ еще другое средство вызнать настоящее расположеніе этого двора. Обмѣнявшись орденомъ почетнаго-легіона на ордена дружественныхъ дворовъ, онъ не обмѣнялся еще съ Австріею, а между-тѣмъ онъ хотѣлъ поставить себя съ этою державою на такую же ногу, какъ и съ другими, и потому вознамѣрился отнестись объ этомъ съ непосредственнымъ предложеніемъ къ Австріи, чтобъ такимъ образомъ удостовѣриться въ ея настоящихъ чувствованіяхъ. Онъ полагалъ, что если она дѣйствительно хочетъ въ скоромъ времени начать войну, то не осмѣлится, предъ лицомъ Европы и своихъ союзниковъ, оказать такое изъявленіе дружбы, считающееся, по обычаямъ дворовъ, самымъ знаменательнымъ, какое только оказать возможно, въ-особенности державѣ столь новой, какова Французская-Имперія. Ла-Рошфуко замѣнилъ въ Вѣнѣ Шамнаньи, сдѣлавшагося министромъ внутреннихъ дѣлъ. Ему было предписано заставить Австрію объясниться на счетъ ея вооруженіи и предложить ей обмѣнъ ея орденовъ на орденъ почетнаго-легіона.
Наполеонъ, продолжая изъ Италіи поддерживать Англичанъ въ заблужденіи, что пресловутая высадка была пустою выдумкою, самъ между-тѣмъ безпрестанно старался увѣряться, что эта экспедиція могла быть лѣтомъ приведена въ исполненіе. Никогда по случаю какой бы то ни было операціи не посылалось такого множества депешъ и курьеровъ. Консульскіе агенты и морскіе офицеры, поставленные въ испанскихъ и французскихъ портахъ, въ Картагенѣ, Кадиксѣ, Ферроль, Байоннѣ, при устьѣ Жиронды, въ Рошфорь, при устьѣ Луары, въ Лорьянь, Брестъ, Шербурь, имѣя въ своемъ распоряженіи курьеровъ, передавали малѣйшія новости, случавшіяся на морѣ, и посылали извѣстія о нихъ въ Италію. Множество тайныхъ агентовъ, содержавшихся въ портахъ Англіи, отправляли свои рапорты, которые были передаваемы непосредственно самому Наполеону. Наконецъ, де-Марбуа, которому хорошо извѣстны были британскія дѣла, имѣлъ особенное назначеніе читать всѣ журналы, издававшіеся въ Англіи, и переводить изъ нихъ все, относившееся до морскихъ операцій; и — обстоятельство, заслуживающее вниманія, — наиболѣе по этимъ-то журналамъ узнавалъ о всемъ Наполеонъ, умѣвшій съ необыкновенною вѣрностью предупреждать намѣренія англійскаго адмиралтейства. Хотя англійскіе журналисты часто сообщали лживыя извѣстія, однако изъ ихъ словъ чудная проницательность Наполеона всегда находила средство угадывать истину. Но вотъ что еще страннѣе. Приписывая Наполеону самые несбыточные, самые нелѣпые планы, нѣкоторые журналисты, сами не подозрѣвая того, открыли его настоящее намѣреніе, и говорили, что онъ посылалъ флоты вдаль за тѣмъ, чтобъ потомъ вдругъ соединить ихъ въ Ла-Маншѣ. Адмиралтейство не остановило своего вниманія на этомъ предположеніи, которое, однакожь, открывало истину. Его предначертанія заставляютъ по-крайней-мѣрѣ предполагать, что оно не вѣрило тому.
Исключая одно обстоятельство, которое сильно препятствовало соображеніямъ Наполеона и которое заставило его еще, въ послѣдній разъ, видоизмѣнить свой планъ. Наполеонъ, вообще говоря, не могъ не быть доволенъ ходомъ своихъ операцій. Адмиралъ Миссіесси, какъ мы уже видѣли, поплылъ въ январѣ мѣсяцѣ къ Антильскимъ-Островамъ. Еще не извѣстно было о подробностяхъ его экспедиціи, но уже знали, что Англичане были сильно встревожены за свои колоніи; что одна изъ нихъ, островъ Доминикъ, была взята, и что они посылали въ моря Америки подкрѣпленіе, и это было очень-выгодною диверсіею для французовъ. Адмиралъ Вильнёвъ, вышедъ изъ Тулона 30 марта, послѣ плаванія, котораго подробности были неизвѣстны, показался у Кадикса, соединился съ адмираломъ Гравиною, и такимъ образомъ, присоединивъ къ своей эскадръ испанскую дивизію, состоявшую изъ (5 кораблей и нѣсколькихъ фрегатовъ, и еще корабль Орелъ, направился къ Мартиникѣ. Послѣ того, отъ него не получали извѣстіи, но знали, что Нельсонъ, стерегшій Средиземное-Море, не могъ настигнуть его ни при выходѣ изъ Тулона, ни при выходѣ изъ пролива.
Но тѣмъ временемъ, какъ адмиралъ Миссіесси распространялъ ужасъ на англійскихъ Антильскихъ-Островахъ, а адмиралы Вильнёвъ и Гравина плыли вмѣстѣ безъ всякихъ приключеній къ Мартиникѣ, Гантомъ, долженствовавшій примкнуть къ нимъ, — Гантомъ, по случаю необыкновеннаго Феномена во временахъ года, не имѣлъ ни одного благопріятнаго дня для выхода изъ брестскаго порта. Досель никто не запомнитъ, чтобъ равноденствіе было совершенно безвѣтрено. Между-тѣмъ, прошли мѣсяцы мартъ, апрѣль, май (1805), а англійскій флотъ ни разу не былъ вынужденъ удалиться отъ прибрежій Бреста. Адмиралъ Гантомъ, знавшій, какой важной операціи онъ долженъ былъ содѣйствовать, съ величайшимъ нетерпѣніемъ выжидалъ удобной минуты для выхода изъ порта, и наконецъ, съ горя, сдѣлался болѣнъ. Погода почти неизмѣнно стояла тихая и ясная. По временамъ западный вѣтеръ, сопровождаемый громоносными тучами, казалось, готовъ былъ поднять на морѣ бурю, но небо тотчасъ прояснялось. Не было инаго средства, какъ вступить въ невыгодное сраженіе съ эскадрою, которая теперь была почти въ равномъ числѣ съ французскою, но превосходила ее своимъ качествомъ. Англичане, не подозрѣвая въ точности всего, имъ угрожавшаго, пораженные присутствіемъ флота въ Брестъ, другаго въ Ферролѣ, свѣдавъ, кромѣ того, о выходѣ кораблей изъ Тулона и Кадикса, усилили свои блокадныя эскадры. Они имѣли съ двадцать кораблей передъ Брестомъ, подъ начальствомъ адмирала Корпуаллиса, и 7 или 8 передъ Ферролемъ, подъ начальствомъ адмирала Келлера. Въ такомъ положеніи дѣлъ, адмиралъ Гантомъ выходилъ изъ рейда и возвращался туда, держа уже въ-продолженіе двухъ мѣсяцевъ на корабляхъ и десантное войско и матросовъ. Въ отчаяніи, онъ спрашивалъ, хотятъ ли, чтобъ онъ далъ сраженіе для выхода въ открытое море, но это было ему воспрещено рѣшительно.
Разсчитывая, что въ половинѣ мая будетъ уже опасно заставлять Вильнёва, Гравину и Миссіесси ожидать долѣе въ Мартиникѣ, что англійскія эскадры, посланныя за ними въ погоню, тогда уже настигнутъ ихъ, Наполеонъ еще разъ видоизмѣнилъ планъ свой. Онъ положилъ, что если Гантомъ не отправится 20 мая, то не долженъ отправляться вовсе, а ждать въ Брестѣ, покуда пріидутъ освободить его изъ блокады. И потому Вильнёвъ получилъ приказаніе возвратиться въ Европу и выполнить тамъ то, что прежде поручено было Гантому, т. е. освободить изъ блокады Ферроль, гдѣ онъ долженъ былъ найдти 5 французскихъ кораблей, 7 испанскихъ, подойдти потомъ, если будетъ возможно, къ Рошфору, для соединенія тамъ съ Миссіесси, который, вѣроятно, къ этому времени возвратится съ Антильскихъ-Остроповъ, наконецъ явиться передъ Брестомъ, для открытія выхода Гантому, и такимъ-образомъ съ огромнѣйшею эскадрою въ 56 кораблей войдти въ Ла-Маншъ.
Этотъ планъ былъ очень выполнимъ и заключалъ въ себѣ шансы успѣха, что вскорѣ и доказано было самыми событіями. При всемъ томъ, онъ былъ менѣе надеженъ предъидущаго. И дѣйствительно, еслибъ Гантомъ могъ выйдти въ апрѣль мѣсяцѣ, освободить отъ блокады Ферроль (что было возможно безъ сраженія, ибо въ то время 5 или 6 англійскихъ кораблей блокировали этотъ портъ), и отправиться въ Мартинику, то соединеніе съ Вильнёвомъ и Гравиною могло бы совершиться безъ всякаго сраженія; они возвратились бы въ Европу въ числѣ 50 кораблей, и имъ не надо было бы нигдѣ останавливаться, а можно было прямо устремиться въ Ла-Маншъ. Предстояли развѣ только встрѣчи на морѣ, но эти шансы такъ рѣдки, что можно даже не разсчитывать на нихъ. Новый планъ, напротивъ, заключалъ въ себѣ то неудобство, что подвергалъ Вильнёва необходимости дать сраженіе передъ Ферролемъ, другое передъ Брестомъ; и хотя, при обѣихъ этихъ стычкахъ, силы его были бы гораздо въ превосходнѣйшемъ числѣ противъ непріятельскихъ, однако никакъ нельзя было предположить навѣрное, что обѣ эскадры, которыя онъ пришелъ освободить отъ блокады, будутъ имѣть время подоспѣть къ нему на помощь и принять участіе въ сраженіи. Дѣйствительно, изъ Феррола и Бреста выходятъ только чрезъ узкія тѣснины; здѣсь, какъ и въ другихъ мѣстахъ, вѣтеръ, благопріятный для входа въ портъ, неблагопріятенъ для выхода, и дѣло статочное, что сраженіе могло произойдти при входѣ в!» эти порты, и даже кончено прежде, чѣмъ флоты, стоявшіе внутри, на рейдѣ, могли бы принять въ немъ участіе. Не только пораженіе, но даже нерѣшительное сраженіе могло совершенно обезкуражить генераловъ, которые какъ бы, впрочемъ, ни были храбры лично, не имѣли слишкомъ-большой довѣренности къ морю. Въ особенности, адмиралъ Вильнёвъ, хотя воинъ неустрашимый, не имѣлъ твердости характера, пропорціональной этимъ шансамъ, и надо было жалѣть, чтобъ хорошая погода воспрепятствовала первому намѣренію.
Былъ и еще планъ, на которомъ Наполеонъ остановился на минуту; этотъ планъ доставлялъ менѣе силъ, но велъ Вильнёва прямо къ цѣли, въ Ла-Маншъ: адмиралъ не долженъ былъ останавливаться ни передъ Ферролемъ, ни передъ Брестомъ, но обогнуть Шотландію и потомъ устремиться въ Сѣверное-Море, передъ Булонь. Правда, что онъ прибылъ бы только съ 20-го кораблями вмѣсто 50-ти; но этого было достаточно для трехъ дней, и флотилія подъ этимъ прикрытіемъ могла навѣрное переплыть проливъ. Эта мысль вдругъ мелькнула въ головѣ Наполеона, и онъ написалъ ее; потомъ, желая еще большей несомнѣнности въ успѣхѣ, онъ предпочелъ большее соединеніе силъ большей несомнѣнности проникнуть въ Ла-Маншъ, и снова обратился къ плану, по которому Вильнёвъ долженъ былъ снять блокаду съ Ферроля и Бреста.
Это было послѣднее измѣненіе, которое онъ сдѣлалъ, по обстоятельствамъ, въ своемъ планѣ. Самъ онъ въ post-scriptum къ одному изъ своихъ писемъ разсказываетъ, что посреди празднества передумалъ всѣ эти комбинаціи и рѣшился окончательно. Онъ немедленно разослалъ необходимыя инструкціи для приведенія въ исполненіе всего имъ задуманнаго.
Разсылая множество приказовъ, Наполеонъ продолжалъ свое путешествіе по Италіи. Онъ посѣтилъ Бергамъ, Верону, Мантую, присутствовалъ на маневрахъ, представлявшихъ сраженіе при Кастильйоне, произведенныхъ двадцати-пяти-тысячнымъ корпусомъ на самомъ мѣстѣ этого сраженія; прожилъ нѣсколько дней въ Болоньѣ, и очаровалъ собою ученыхъ тамошняго знаменитаго университета; потомъ проѣхалъ чрезъ Модену, Парму, Пьяченцу и, наконецъ, великолѣпную Геную, пріобрѣтенную однимъ почеркомъ пера. Онъ провелъ здѣсь время съ 30 іюня но 7 іюля, посреди празднествъ, достойныхъ мраморнаго города, и превосходившихъ собою все, что Итальянцы доселѣ придумывали для принятія новаго властелина. Здѣсь встрѣтилъ Наполеонъ особу знаменитую, утомленную двѣнадцати-лѣтнимъ изгнаніемъ и оппозиціей, которой не оправдывали болѣе религіозныя обязанности; то былъ кардиналъ Мори. Онъ рѣшился послѣдовать примѣру папы и перейдти на сторону возстановителей алтарей. Подобно сообщникамъ Помпея, искавшимъ нѣкогда, одинъ вслѣдъ за другимъ, встрѣчи съ Цезаремъ въ одномъ изъ городовъ Римской-Имперіи, чтобъ добровольно предаться его обольщеніямъ, кардиналъ Мори въ Генуѣ преклонился предъ новымъ Цезаремъ. Онъ былъ принятъ съ предупредительною ласкою человѣкомъ геніальнымъ, желавшимъ понравиться человѣку знаменитому умомъ своимъ, и могъ провидѣть, что. возвратясь во Францію, будетъ вознагражденъ вернѣйшими степенями іерархіи.
Принявъ отъ Генуэзцевъ присягу въ вѣрности и ввѣривъ государственному казначею Лебрену устройство администраціи этой покой части имперіи, Наполеонъ отправился въ Туринъ, гдѣ дѣлалъ видъ, что занимается смотрами; потомъ, 8 іюля вечеромъ, оставивъ императрицу въ Италіи, уѣхалъ въ двухъ простыхъ почтовыхъ каретахъ, выдавая себя на дорогѣ за министра внутреннихъ дѣлъ, и съ необыкновенною быстротою прибылъ въ Фонтенбло. Онъ былъ уже тамъ 11-го числа утромъ. Архиканцлеръ Камбасересъ и министры явились туда, чтобъ получить отъ него послѣднія приказанія. Онъ отправлялся въ экспедицію, долженствовавшую или сдѣлать его всемірнымъ властелиномъ, или поглотить его, новаго фараона, въ пучинахъ Океана. Никогда не былъ онъ болѣе спокоенъ, болѣе въ духѣ, болѣе увѣренъ въ себѣ. Но самые великіе геніи могутъ хотѣть; ихъ воля, какъ бы ни была могущественна, какъ воля человѣка, есть не болѣе, какъ безсильный капризъ, когда Провидѣніе хочетъ иначе. Предъ нами достопамятный тому примѣръ. Между-тѣмъ, какъ Наполеонъ приготовлялъ все для встрѣчи съ вооруженною Европою между Булонью и Дувромъ, Провидѣніе готовило ему эту встрѣчу совсѣмъ въ другихъ мѣстахъ!
Европейскій горизонтъ застилался страшными, громовыми тучами. Отвсюду доходили вѣсти о движеніи войскъ въ Фріулѣ, Тиролѣ и Верхней-Австріи. Австрія ремонтировала кавалерію, усиливала артиллерію на берегахъ Эча, строила всюду запасные магазины, мосты на Піавѣ и Тальяменто, укрѣпляла венеціанскія лагуны. Все это не оставляло ни малѣйшей тѣни сомнѣнія на счетъ ея непріязненныхъ намѣреній, не смотря на то, что она увѣряла, будто все это не болѣе, какъ предосторожности ради ея венеціанскихъ владѣній, по случаю собранія въ Италіи французскихъ войскъ. Что же касается до обмѣна орденовъ, котораго отъ ней требовали, она отказывалась отъ этого подъ различными предлогами.
При такомъ стеченіи обстоятельствъ, Наполеонъ долженъ былъ рѣшиться на что-нибудь окончательно въ нѣсколько дней, которые долженъ былъ провести въ Фонтенбло и Сен-Клу, до отъѣзда въ Булонь. Надо было рѣшиться или на высадку, или на войну съ континентальными державами. 11 іюля, въ самый день его прибытія въ Фонтенбло, архиканцлеръ Камбасересъ явился туда и сталъ говорить съ нимъ о важныхъ настоящихъ дѣлахъ. Камбасересъ былъ въ ужасѣ при мысли о состояніи материка, при мысли о поразительныхъ признакахъ близкой войны, и основательно считалъ присоединенія, совершенныя въ Италіи, причинами разрыва. Въ такомъ положеніи, онъ не могъ ясно представить себѣ, какъ Наполеонъ оставлялъ Италію и Францію въ жертву коалиціи, а самъ готовился ринуться на Англію. Наполеонъ, исполненный довѣрчивости, страсти къ своему обширному морскому плану, котораго во всей цѣлости онъ не повѣрилъ даже и самому архиканцлеру, Наполеонъ не былъ приведенъ въ смущеніе ни однимъ изъ возраженій Камбасереса. «Имѣйте довѣріе ко мнѣ», говорилъ ему Наполеонъ: "имѣйте довѣріе къ моей дѣятельности; я изумлю свѣтъ величіемъ и быстротою своихъ ударовъ! «
Вслѣдъ за тѣмъ, онъ сдѣлалъ нѣкоторыя распоряженія относительно расположенія своихъ войскъ въ Италіи и на границахъ Рейна; потомъ далъ послѣднія инструкціи Талейрану относительно дипломатическихъ дѣлъ.
Время не терпѣло отлагательствъ; все уже было готово на берегахъ Океана, и адмиралъ Вильнёвъ могъ всякую минуту появиться предъ Ферролемъ, Брестомъ, или въ Ла-Маншѣ. Адмиралъ Миссіесси возвратился въ Рошфоръ, обрыскавъ всѣ Антильскіе-Острова, захвативъ у Англичанъ Доминикъ, завезши войска, оружіе и военные припасы на Гваделупу и Мартинику, взявъ много призовъ и проѣхавъ подъ французскимъ флагомъ по Океану, безъ всякихъ несчастныхъ приключеній. Однакожь, онъ возвратился слишкомъ рано, и такъ-какъ не совсѣмъ охотно готовъ былъ снова пуститься въ море, то Наполеонъ замѣнилъ его капиталомъ Лальманомъ, отличнымъ офицеромъ, который, но его повелѣнію, отплылъ немедленно, не выждавъ даже покуда будутъ починены корабли, и отправился на встрѣчу Вильнёву въ окрестностяхъ Ферроля. Кончивъ все это, Наполеонъ поѣхалъ въ Булонь, оставивъ Камбасереса и Талейрана въ Парижѣ, взявъ съ собою маршала Бертье и давъ приказаніе адмиралу Декре немедленно присоединиться къ нему. 3 августа прибылъ онъ въ Булонь и былъ встрѣченъ радостными кликами арміи, начинавшей уже скучать ежедневнымъ въ-продолженіи двухъ съ половиною лѣтъ повтореніемъ однихъ и тѣхъ же воинскихъ упражненій: она была твердо увѣрена, что Наполеонъ на этотъ разъ пріиметъ надъ нею начальство и наконецъ перейдетъ въ Англію.
На другой день но прибытіи, онъ собралъ всю пѣхоту на морское прибрежье. Она занимала болѣе 3 льё и представляла огромную массу во сто тысячи человѣкъ, вытянутую въ одну линію. Съ-тѣхъ-поръ, какъ Наполеонъ командовалъ войсками, ему не удавалось видѣть ничего 6олье прекраснаго. Возвратясь вечеромъ въ свою главную квартиру, онъ написалъ адмиралу Декре слѣдующія многознаменательныя слова: Англичане не знаютъ, что у нихъ на носу. Овладѣй мы проливомъ только на двѣнадцать часовъ, Англія погибла (Les Anglais ne savent pas ce gui leur pend a l’oreille. Si nous sommes maîtres douze heures de la traversée, l’Angleterre a vécu)[3].
Теперь онъ соединилъ въ четырехъ портахъ: Амбльтёзѣ, Вимрё, Булони, Этаплѣ, т. е. налѣво отъ мыса Грине и подъ вѣтромъ изъ Булони всѣ корпуса, долженствовавшіе сѣсть на флотилію. Это давнишнее желаніе его было наконецъ выполнено, благодаря стараніямъ арміи, благодаря славной битвъ, выдержанной батавскою флотиліею подъ начальствомъ адмирала Верюэля, для обогнутія мыса Грине въ присутствіи англійской эскадры. Эта битва, 18 іюля (20 мессидора), за нѣсколько дней до прибытія Наполеона, была самою значительною, какую когда-либо выдерживала флотилія. Нѣсколько дивизій голландскихъ канонерскихъ шлюбокъ повстрѣчали у мыса Грине І5 англійскихъ судовъ, какъ кораблей, такъ и фрегатовъ, корветтъ и бриговъ, и сразились съ ними съ рѣдкимъ хладнокровіемъ и съ полнымъ успѣхомъ. Встрѣча у мыса была опасна, потому-что въ этомъ мѣстѣ воды были глубоки, и англійскіе корабли могли, не боясь сѣсть на мель, тѣснить французскія утлыя суда. Не смотря на эту выгоду непріятеля, голландскія канонерскія шлюбки устояли передъ своими могучими противниками. Артиллерія, стоявшая по прибрежью, приспѣла поддержать ихъ, булоньская флотилія вышла имъ на подкрѣпленіе, и сквозь градъ ядеръ и картечь, адмиралъ Верюэлъ; имѣя подлѣ себя маршала Даву, прошелъ подъ выстрѣлами англійской эскадры, не потерявъ ни одного судна. Эта битва доставила въ арміи репутацію адмиралу Верюэлю, который пользовался уже большимъ уваженіемъ, и ободрила сто-шестьдесятъ тысячѣ человѣкъ солдатъ и матросовъ, готовыхъ переѣхать Ла-Маншъ на французской и батавской флотиліяхъ.
Наполеонъ въ настоящее время имѣлъ подъ рукою всю свою армію. Въ два часа, люди и лошади могли быть посажены на суда и въ двадцать-четыре часа перевезены въ Дувръ. Что касается до военныхъ снарядовъ, то они уже давно находились на судахъ.
Армія, собранная въ этомъ пунктѣ, постепенно до того возраставшая, заключала въ себѣ почти 132 тысячи солдатъ и 15 тысячь лошадей, независимо отъ 24 тысячнаго корпуса генерала Мармона, расположеннаго на Текселѣ, и 4 тысячь брестской дивизіи, долженствовавшей плыть на эскадръ Гантома.
Съ такими-то страшными силами ждалъ Наполеонъ эскадры Вильнёва.
Этотъ адмиралъ, какъ мы уже видѣли, отправился изъ Тулона 30 марта, съ II кораблями, въ числѣ которыхъ 2 были восьмидесяти-пушечные, и съ 6 фрегатами. Нельсонъ крейсировалъ у Барцелоны. Стараясь утверждать французовъ въ мнѣніи, что онъ намѣренъ основаться у этихъ прибрежій, онъ вдругъ перенесся на югъ Сардиніи, въ надеждѣ, что французы, обманутые распространенными имъ слухами, будутъ стараться избѣгать береговъ Испаніи и сами наткнутся ему на встрѣчу. Французскій флотъ, вышедъ при попутномъ вѣтрѣ и узнавъ истину отъ одного рагузскаго судна, направилъ свое плаваніе между Балеарскими-Островами и Картагеною, присталъ къ этому мѣсту 7 апрѣля и простоялъ здѣсь за безвѣтріемъ цѣлый день. Вильнёвъ предложилъ испанскому адмиралу Сальцедо присоединиться къ французскому флоту, чего тотъ, за неимѣніемъ приказаній, не могъ принять, и, при подувшемъ благопріятномъ вѣтрѣ снова пустившись въ путь, Вильнёвъ, 9 апрѣля, появился при входѣ въ Гибральтарскій-Проливъ. Въ тотъ же день, въ полдень, онъ вступилъ въ проливъ въ боевомъ порядки. Изъ Гибральтара узнали французскій флотъ; принялись звонить въ колокола, стрѣлять изъ пушекъ для поданія сигналовъ, потому-что здѣсь, въ порть, находилась только самая слабая дивизія. Вильнёвъ подъ-вечеръ появился въ виду Кадикса. Извѣщенный сигналами, капитанъ корабля Орелъ поспѣшилъ сняться съ рейда, и храбрый Гравина, употребившій всѣ старанія, чтобъ быть готовымъ, торопился поднять якорь и соединиться съ французскимъ адмираломъ. Но многое еще не было готово въ Кадиксѣ. 2,500 Испанцевъ, которыхъ должно было перевезти на острова, не были еще посажены на суда. Оканчивали нагрузку съѣстныхъ припасовъ. Адмиралу Гравини нужно было еще по-крайней-мѣрь двое сутокъ, по Вильнёвъ торопился и говорилъ, что онъ не будетъ больше ждать, если не присоединятся къ нему сейчасъ же. Хотя нѣсколько оправившись отъ смущенія послѣ перваго своего выхода, французскій адмиралъ былъ однако безпрестанно преслѣдуемъ образомъ Нельсона, все мерещившимся ему за плечами.
Гравина, въ высшей степени преданный планамъ Наполеона, нагрузилъ суда на скорую руку, рѣшившись устроиться уже въ морѣ, и вышелъ въ ночь изъ Кадикса.
Въ два часа утромъ, Вильнёвъ, при попутномъ вѣтрѣ, поплылъ къ западу. 11 числа онъ былъ въ открытомъ Океанѣ, избѣгнувъ страшной бдительности Англичанъ. 11 и 12, онъ сталъ поджидать испанскихъ кораблей, но изъ нихъ явились только два, и, не желая больше терять времени, адмиралъ поднялъ паруса, полагая, что Испанцы примкнутъ къ нему послѣ, или на пути, или у самой Мартиники, ибо всякій командиръ зналъ, что этотъ островъ назначенъ общимъ сборнымъ мѣстомъ. Но никто, впрочемъ, кромѣ самого Вильнёва, не зналъ великаго назначенія эскадры
Вильнёвъ долженъ былъ бы ободриться духомъ, потому-что ему удалось побѣдить самыя важныя затрудненія; онъ выѣхалъ изъ Тулона, проѣхалъ Гибральтарскій-Проливъ и соединился съ Испанцами безъ всякихъ приключеніи. Но видъ экипажей сильно печалилъ его. Онъ находилъ ихъ гораздо-ниже того, чѣмъ были Англичане, и чѣмъ были нѣкогда Французы, во время американской воины. Это было очень естественно, потому-что они впервые выходили изъ порта. Онъ жаловался не только на экипажи, но и на корабли своей эскадры. Трое изъ его кораблей шли или посредственно или худо. На новомъ кораблѣ Плутонъ безпрестанно ломалось желѣзо. Адмиралъ Вильнёвъ былъ въ совершенномъ отчаяніи. Адьютантъ императора, Лористонъ, употреблялъ всѣ усилія, чтобъ ободрять его, но безуспѣшно. Впрочемъ, адмиралъ имѣлъ отличныхъ капитановъ, которые вознаграждали собою, сколько то было возможно, неопытность экипажей и недостатки вооруженія. Вильнёвъ утѣшался только при видѣ испанскихъ судовъ, которыя были гораздо-хуже французскихъ. При всемъ томъ, плаваніе, замедляемое тремя кораблями (что не необыкновенно при ходѣ цѣлой эскадры), было, по-видимому, благополучно и продолжалось безъ всякихъ приключеніи.
Обманутый Нельсонъ искалъ французскую эскадру сперва на югѣ и востокѣ Средиземнаго-Моря. 16 апрѣля, узналъ онъ, что она приближается къ проливу, былъ задержанъ западными вѣтрами до 30 числа, очутился въ Океанѣ не прежде 11 мая и поплылъ къ Антильскимъ-Островамъ, гдѣ предполагалъ настичь ее.
Въ это время, Вильнёвъ былъ очень-близокъ къ своей цѣли, ибо 14 мая достигъ Мартиники, послѣ плаванія, продолжавшагося шесть недѣль. По прибытіи, онъ имѣлъ удовольствіе найдти здѣсь четыре испанскіе корабля, которые были разлучены съ эскадрою и прибыли почти въ одно время съ нею. Это было важною выгодою, и онъ долженъ быль положиться нѣсколько на судьбу свою, которая до-сихъ-поръ путеводила его благосклонно.
Это плаваніе было очень-полезно для французскихъ экипажей, потому-что въ это время они пріобрѣли довольно опытности. Бурь не было. Французы воспользовались этимъ и улучшили оснастку судовъ своихъ. „Теперь“, писалъ генералъ Лористонъ императору: „мы сильнѣе цѣлою третью, нежели при нашемъ выходѣ.“
Адмиралъ Вильнёвъ, ужасаемый свою отвѣтственностью, не видѣлъ выгодъ настоящаго своего положенія и находилъ, что эскадра его въ самомъ плохомъ состояніи. Какъ человѣкъ упавшій духомъ, онъ преувеличивалъ достоинство непріятеля и не оцѣнялъ по заслугамъ солдатъ своихъ. Онъ говорилъ, что съ двадцатью французскими или испанскими кораблями онъ не хотѣлъ бы вступить въ сраженіе съ четырнадцатью англійскими, и говорилъ это передъ собственными офицерами. Къ-счастію, офицеры и солдаты, бывшіе въ лучшемъ расположеніи духа, чувствовавшіе менѣе своего вождя недостаточность своихъ средствъ, и исполненные довѣренности къ своему собственному мужеству, пламенно желали встрѣчи съ непріятелемъ. Генералъ Лористонъ, назначенный императоромъ къ Вильнёву для того, чтобъ ободрять и одушевлять его, съ постоянною ревностью выполнялъ возложенную на него обязанность; но онъ только больше сокрушалъ его и раздражалъ противорѣчіемъ. Гравина, человѣкъ простой, умный, полный энергіи, думалъ подобно Вильнёву на-счетъ качества своихъ кораблей, подобно Лористону на-счетъ необходимости жертвовать собою, и твердо рѣшился на все, лишь бы содѣйствовать намѣреніямъ Наполеона.
Теперь, по приплытіи въ Мартинику, надобно было ждать здѣсь сорокъ дней прибытія Гантгома, котораго принужденная неподвижность въ Брестѣ не была еще здѣсь извѣстна. Итакъ, Вильнёвъ, пріѣхавшій 14 мая, долженъ былъ остаться въ этомъ мѣстѣ до 23 іюня, и онъ съ прискорбіемъ говорилъ, что этого времени достаточно для того, чтобъ быть настигнуту Нельсономъ и засажену въ блокаду въ Мартиникѣ или разбиту при малѣйшемъ покушеніи оттуда выйдти.
Ему приказано было ждать Гантома, что поставляло его въ совершенную бездѣйственность; но, подобно людямъ не въ духѣ, онъ хотѣлъ имѣть движеніе. Онъ жаловался, что не можетъ идти опустошать англійскіе острова, а это онъ легко могъ бы сдѣлать съ двадцатью кораблями. Чтобъ убить время, овладѣли Алмазнымъ-Фортомъ (du Diamant), лежащимъ передъ Мартиникою, и невзятымъ адмираломъ Миссіесси, къ величайшему сожалѣнію Наполеона. Хотѣли довершить завоеваніе Доминика взятіемъ морны Кабри, которую взять Миссіесси также упустилъ изъ вида; но это мѣсто, сильно укрѣпленное природою и искусствомъ, требовало правильной осады, а ее не осмѣливались предпринять. Вильнёвъ отправилъ свои фрегаты, самые быстрые на ходу, крейсировать у Антильскихъ-Острововъ, затѣмъ, чтобъ захватить призы, и доставить ему свѣдѣнія объ англійскихъ эскадрахъ.
Всего войскъ на французскихъ Антильскихъ-Островахъ было до двѣнадцати тысячъ. Съ такою силою можно было бы выполнить немаловажныя операціи, по адмиралъ не смѣлъ объ этомъ и думать, боясь проглядѣть Гантома. Надо присовокупить, что французскіе острова находились въ лучшемъ состояніи, имѣли въ достаточномъ количествѣ солдатъ и военные снаряды, были обильно снабжены съѣстными припасами, благодаря корсарамъ, и сверхъ-того одушевлены смѣлостію.
Между-тѣмъ, чтобъ не подвергать экипажей болѣзнямъ, которыя начинали обнаруживаться отъ пребыванія въ этихъ странахъ, и для воспрепятствованія также побѣговъ, къ чему очень-склонны были Испанцы, адмиралъ Вильнёвъ рѣшился предпринять экспедицію на Барбаду, гдѣ у Англичанъ находились всѣ депо ихъ колоніальныхъ войскъ. Генералъ Лористонъ привезъ съ собою дивизію въ пять тысячь человѣкъ, тщательнѣйшимъ образомъ устроенную и экипированную. Она-то предназначалась для этой операціи. Генералъ Лористонъ придумалъ идти чрезъ Гваделупу, чтобъ взять тамъ въ подкрѣпленіе еще батальйонъ, ибо на Барбадь полагалось встрѣтить до десяти тысячь человѣкъ, на половину милиціи, на половину строевыхъ войскъ. Рѣшено было отправиться 4 іюня; но въ самый день, назначенный для отправленія пріѣхалъ контр-адмиралъ Магонъ съ двумя кораблями изъ Рошфора, которые отправилъ Наполеонъ для поданія первой вѣсти о приключившемся измѣненіи въ его планахъ. Магонъ пріѣхалъ сказать, что Гантомъ не могъ выйдти изъ Бреста, и что поэтому должно отправиться освободить его изъ блокады, и не только его, но и феррольскую эскадру, и, присоединивъ къ себѣ флоты, находившіеся въ этихъ портахъ, устремиться всею массою силъ въ Ла-Маншъ. При всемъ томъ, онъ привезъ также приказъ ждать до 21 іюня, ибо возможно было, что до 21 мая Гантомъ могъ еще выйдти изъ Креста, и такъ-какъ потребенъ былъ цѣлый мѣсяцъ для перехода изъ Бреста въ Мартинику, то нельзя было знать здѣсь ранѣе 21 іюня о томъ, что этотъ адмиралъ окончательно не могъ выйдти изъ порта. Такимъ-образомъ, было еще довольно времени для приведенія въ исполнепіе экспедиціи на Барбаду. Магонъ имѣлъ на своихъ корабляхъ войска и военные припасы. Онъ присоединился къ эскадрѣ, заключавшей въ себѣ теперь 27 судовъ, въ числѣ которыхъ было 14 французскихъ кораблей, 6 испанскихъ и 7 фрегатовъ. 6 іюня, эскадра пришла къ Гваделупѣ, гдѣ и взяла батальйонъ войска. 8 числа она обогнула островъ Антигоа, съ котораго не переставали стрѣлять, какъ вдругъ завидѣла выходившій оттуда конвой въ пятнадцать судовъ. То были купеческіе корабли, нагруженные колоніальными товарами и сопровождаемые простою корветтою. Адмиралъ немедленно отдалъ приказаніе эскадрѣ ринуться на эту добычу. Къ исходу дня конвой былъ взятъ. Стоимость его простиралась отъ 9 до 10 милліоновъ франковъ. Нѣкоторые пассажиры, Американцы и Итальянцы, сообщили извѣстія о Нельсонѣ. По ихъ словамъ, онъ прибылъ на Барбаду, въ то самое мѣсто, куда плыли французы. Они разногласили на-счетъ числительной силы его эскадры. Вообще говорили, что у него кораблей съ двѣнадцать. Но онъ соединился съ адмираломъ Кохрэномъ, стерегшимъ эти моря. Это извѣстіе произвело необыкновенное впечатлѣніе на адмирала Вильнёва. Ему чудился Нельсонъ съ 14, 16, даже 18 кораблями, т. е. съ силою почти равною его эскадръ, совсѣмъ готовый настичь его и схватиться съ нимъ. Поэтому онъ тотчасъ же задумалъ вернуться въ Европу. Лористонъ, напротивъ, основываясь на показаніи плѣнныхъ (которые говорили, что у Кохрэна не болѣе 2 кораблей, и слѣдовательно, у Нельсона всего-на-все 14), утверждалъ, что съ 20 кораблями можно было вступить въ сраженіе съ Нельсономъ и чрезъ это, избавившись отъ его преслѣдованія, вѣрнѣе выполнить свое назначеніе. Вильнёвъ не раздѣлялъ этого мнѣнія и хотѣлъ рѣшительно ѣхать въ Европу. Онъ т, жъ торопился, что не согласился даже возвратиться на французскіе Антильскіе-Острова для высадки взятыхъ тамъ войскъ, и рѣшился, выбравъ четыре лучшіе фрегата, посадить на нихъ сколько было возможно войскъ, и отправить ихъ въ Мартинику. Онъ далъ имъ приказаніе примкнуть къ эскадрѣ у Азорскихъ-Острововъ. Но при-всемъ-томъ на флотѣ оставалось еще 4 или 5 тысячъ человѣкъ. Чрезъ это колоніи лишались драгоцѣнныхъ силъ, которыя чрезвычайно-трудно было выслать имъ изъ Европы; флотъ же былъ поставленъ въ самое затруднительное положеніе, ибо и безъ того на немъ было мало съѣстныхъ припасовъ, а прѣсной воды едва достало на переѣздъ. Наконецъ, подвергались опасности проглядѣть Гантома, ибо до 21 іюня нельзя было знать навѣрно, вышелъ ли онъ, или нѣтъ, изъ Бреста, для отправленія въ Мартннику. На дѣлѣ не ошибались, предполагая, что онъ не отправился; но этого не знали, и потому распоряженія адмирала были важною ошибкою. На эти возраженія Вильнёвъ отвѣчалъ, что если Гантомъ отправился, то надо этому радоваться, что тогда не надо будетъ освобождать Бреста» изъ блокады, а пройдти безъ всякихъ остановокъ мимо этого порта, отправляясь въ Ла-Маншъ.
Вильнёвъ рѣшился немедленно, насажалъ какъ только было можно больше войска на фрегаты и отправилъ ихъ въ Мартинику. Не желая оставлять у себя на рукахъ конвоя, ни терять его, онъ поручилъ другому фрегату препроводить его на одинъ изъ французскихъ острововъ. 10 іюня, онъ былъ на пути въ Европу. Его рѣшимость, хотя заслуживавшая порицаніе по своему побужденію, не была дурна на дѣлѣ, еслибъ онъ вернулся въ Мартинику для того, чтобъ высадить тамъ весь свои дессантъ, налиться водою, запастись съѣстными припасами и узнать новыя извѣстія изъ Европы.
Нельсонъ, котораго онъ такъ боялся, прибылъ на Барбаду въ первыхъ числахъ іюня, послѣ изумительно-быстраго плаванія, идучи безъ страха всего-на-все съ 9 кораблями. Полагая, что французы отправились отвоевывать Тринидадъ для Испанцевъ, онъ взялъ на Барбадѣ 2 тысячи человѣкъ, присоединила" къ себѣ два корабля адмирала Кохрэна и не останавливаясь ни на минуту, явился 7 числа въ заливъ Паріа, на островъ Тринидадъ. Здѣсь, узнавъ свою ошибку, онъ снова пустился въ путь, и 10 числа пріѣхалъ къ Гренадѣ. Онъ располагалъ возвратиться на Барбаду, высадить здѣсь некстати-взятыя войска и пуститься назадъ въ Европу съ 11 кораблями. Сколько дѣятельности! сколько энергіи! какое удивительное умѣнье пользоваться временемъ! Вотъ еще новое доказательство, что въ войнѣ, и въ морской еще болѣе, нежели въ сухопутной, качество силъ значитъ болѣе количества. Нельсонъ съ 11 кораблями былъ полонъ довѣрчивости на томъ самомъ морѣ, на которомъ трепеталъ Вильнёвъ съ 20 кораблями, имѣя притомъ на своей эскадрѣ храбрыхъ матросовъ!
Вильнёвъ шелъ въ Европу, направляя паруса къ сѣверо-востоку; погода была довольно-благопріятна. По прибытіи, 30 іюня, на Азорскіе-Острова, онъ нашелъ тамъ свои фрегаты, которые употребили не болѣе четырехъ дней на высадку дессанта и не встрѣтили Англичанъ; это доказывало, что и самъ Вильнёвъ могъ бы то же самое сдѣлать безъ всякой опасности. Четыре отряженные фрегата встрѣтили пятый фрегатъ, препровождавшій захваченный конвой, но никакъ не могшій довести его до мѣста назначенія. Они рѣшились сжечь эту добычу съ богатымъ грузомъ, что влекло за собою потерю 10 мильйоновъ. Такимъ-образомъ, французскій флотъ былъ собранъ воедино у Азорскихъ-Острововъ и пустился въ путь съ 20 кораблями и 7 фрегатами, направляясь къ берегамъ Испаніи. Онъ былъ вознагражденъ за потерю конвоя богатымъ призомъ, гальйономъ изъ Лимы, нагруженнымъ піастрами на 7 или 8 милліоновъ; этотъ гальйонъ былъ похищенъ однимъ англійскимъ корсаромъ и теперь былъ отнятъ у этого корсара. Это была подмога въ средствахъ, сдѣлавшаяся вскорѣ весьма-полезною. Вдругъ, въ первыхъ числахъ іюля, въ шестидесяти миляхъ отъ мыса Финистерре, подулъ совершенно-противный вѣтеръ, съ сѣверо-востока. Стали лавировать, чтобъ выиграть время и не быть отнесенными назадъ. Но вѣтеръ дулъ упорно и сдѣлался такъ силенъ, что многія суда потерпѣли аваріи; нѣкоторыя даже потеряли свои марсы. Два корабля, пріѣхавшіе съ Магономъ изъ Рошфора, привезли съ собою тарантскія лихорадки. Они были избиты больными. Войска, увезенныя изъ Европы въ Америку и привезенныя обратно изъ Америки въ Европу, почти не коснувшись земли, сдѣлались жертвою всевозможныхъ страданій. Уныніе царствовало на эскадрѣ. Восьмнадцати-дневный противный вѣтеръ усилилъ его до нельзя. Адмиралъ Вильнёвъ еще болѣе упалъ духомъ. Онъ хотѣлъ идти въ Кадиксъ, т. е. въ сторону противоположную тому пункту, на которомъ ждалъ его Наполеонъ, и куда призывали его данныя ему инструкціи. Генералъ Лористонъ противился этому всѣми своими силами, и наконецъ взялъ верхъ надъ Вальцевомъ. Къ-тому же, около 20 іюля измѣнился вѣтеръ, и французскій флотъ снова поплылъ къ Ферролю.
Неблагопріятная погода была причиною двухъ несчастій: во-первыхъ, привела въ уныніе эскадру и вождя ея; во-вторыхъ, открыла глаза англійскому адмиралтейству. Бригъ, посланный Нельсономъ въ Англію, съ бюллетенемъ о его походѣ, завидѣлъ французскую эскадру, и на всѣхъ парусахъ пріѣхалъ въ Портсмутъ 7 іюля. Не зная еще Дѣли эскадры, но воображая себѣ, что она хочетъ, можетъ-быть, освободить изъ блокады Ферроль, англійское адмиралтейство приказало адмиралу Стерлингу, отряженному изъ брестскаго блокаднаго Флота для плаванія передъ Рошфоромъ, присоединиться съ пятью кораблями къ Кэльдеру, крейсировавшему въ окрестностяхъ мыса Финистерре. Соображая всѣ предъидущія обстоятельства, Англичане начали наконецъ мало-по-малу подозрѣвать, по-крайней-мѣрѣ смутно, часть плановъ Наполеона. Они не думали именно о соединеніи эскадръ въ Ла-Маншъ, но хотѣли предупредить снятіе блокады съ Ферроля или Бреста, казавшееся имъ вѣроятными. И потому они увеличили флотъ Корнуаллиса передъ Брестомъ до 24 кораблей, изъ которыхъ 5 были отряжены передъ Рошфоръ, а Феррольскій до 10 кораблей. Этотъ послѣдній, по соединеніи съ Рошфорскою дивизіею, долженъ былъ состоять изъ 14 или 15 кораблей. Всякая медленность въ дѣлѣ, требующемъ тайны, — истинное несчастіе.
22 іюля, въ полдень, Вильнёвъ завидѣлъ передъ собою 21 судно, въ числѣ которыхъ было 15 кораблей: то была эскадра Кэльдера, шедшая отрѣзать ему дорогу къ Ферролю. Отъ мѣста встрѣчи портъ находился льё въ сорока.
Никакъ нельзя было усомниться въ неизбѣжности морской битвы. Вильнёвъ не думалъ болѣе избѣгать ее, ибо одной отвѣтственности, а отнюдь не опасности, боялся онъ; находясь въ безпрерывной душевной тревогъ, онъ упустилъ благопріятное время построиться въ боевой порядокъ. Генералъ Лористонъ, безпрестанно понукая его, убѣждалъ его съ одиннадцати часовъ утра сдѣлать расположенія, которыя онъ сдѣлали уже въ часъ по полудни. Такимъ-образомъ была потеряна лучшая часть дня. Не смотря на всѣ ошибки адмирала Вильнёва, результатъ этого сраженія могъ бы счесться за побѣду, еслибъ не были потеряны два испанскіе, корабля, по оплошности французовъ уведенные Англичанами. Экипажи, не смотря на свою неопытность, бились хорошо; по, съ одной стороны, туманъ, усилившій еще больше врожденную нерѣшительность Вильнёва, съ другой, излишняя недовѣрчивость адмирала къ самому себѣ и къ матросамъ, парализировали средства, бывшія у него въ рукахъ, и воспрепятствовали этой стычкѣ обратиться въ блистательную побѣду. Здѣсь, какъ и во многихъ другихъ морскихъ битвахъ, одно крыло французской арміи не пришло на помощь другому; но на этотъ разъ тутъ не было ошибки крыла, оставшагося въ бездѣйствіи, ибо контрадмиралъ Магонъ не былъ охотникъ стоять вдали отъ огня битвы. Въ первую минуту послѣ сраженія, Вильнёвъ былъ почти счастливъ, смогши встрѣтиться съ Англичанами, не потерпѣвъ пораженія; по когда онъ сталъ потомъ раздумывать, тогда его обычное уныніе и упадокъ духа превратились въ глубокую скорбь. Онъ слышалъ уже надъ собою порицанія Наполеона и общественнаго мнѣнія за то, что потерялъ два корабля, сражаясь съ двадцатью противъ пятнадцати. Онъ считалъ себя покрытымъ безславіемъ, и впалъ въ уныніе, близкое къ отчаянію. Прямо въ сердце поражалъ его строгій судъ экипажей, громко жаловавшихся на его нерѣшительность и превозносившихъ храбрость, рѣшительность адмирала Гравины. Въ довершеніе немилости судьбы, вѣтеръ, въ-продолженіе двухъ дней благопріятный, подулъ въ противную сторону. Къ больнымъ, которыхъ число увеличилось, надо было прибавить еще раненныхъ. Нечѣмъ было прохлаждать ихъ; воды было всего на пять или на шесть дней. При такомъ положеніи, Вильнёвъ хотѣлъ еще плыть въ Кадиксъ. Генералъ Лористонъ снова воспротивился этому: стали толковать, и рѣшились остановиться у Виго.
Корабль Атласъ былъ превращенъ въ госпиталь, куда положили больныхъ и раненныхъ. При помощи денегъ съ испанскаго гальйона, эскадра запаслась всѣмъ необходимымъ, и, послѣ пятидневнаго отдыха, поднялась изъ Виго къ Ферролю, и, 2 августа, вступила въ открытый рейдъ, раздѣляющій Ферроль отъ Коруньи.
Лишь-только появилась Французская эскадра, консульскіе агенты, поставленные на берегу но повелѣнію Наполеона, сообщили адмиралу Вильнёву данные ему приказы. Но этимъ приказамъ, онъ не долженъ былъ входить въ Ферроль, откуда выходъ очень затруднителенъ, а соединиться только съ поджидавшими его двумя дивизіями и отправиться къ Бресту. Вильнёвъ передалъ это повелѣніе Гравинѣ, но тотъ былъ уже въ проходъ въ портъ и не могъ вернуться; часть арміи вошла туда вмѣстѣ съ нимъ. Остальной флотъ, повинуясь Вильнёву, остановился насупротивъ, т. е. въ Коруньѣ.
Чрезъ это обѣ эскадры были разлучены одна отъ другой на разстояніе трехъ или четырехъ лье. Самое непріятное послѣдствіе такой разлуки состояло въ потерѣ двухъ или трехъ дней, необходимыхъ для обратнаго выхода. Такая потеря была бы очень прискорбна съ адмираломъ, непривыкшимъ терять дни; но съ Вильнёвомъ въ этомъ можно было утѣшиться.
Этотъ адмиралъ нашелъ въ Коруньѣ настоятельные приказы Наполеона, его ободрительныя слова, великолѣпныя обѣщанія и собственноручныя письма министра Декре, друга дѣтства Вильнёва. Императоръ и министръ убѣждали его не медлить ни минуты, плыть передъ Брестъ, дать сраженіе Корнуаллису, дать истребить себя, если это нужно, лишь бы Гантомъ могъ выйдти здравъ и невредимъ и присоединить къ себѣ остатки освободившей его эскадры. Всѣ эти извѣстія ободрили на минуту Вильнёва. Еслибъ онъ понялъ хорошенько свое назначеніе, то не имѣлъ бы причины отчаиваться, ибо, не смотря на потерю двухъ кораблей, онъ достигъ своей цѣли. Такъ судили, по-крайней-мѣрѣ, немного дней спустя англійское адмиралтейство и самъ Наполеонъ: адмиралтейство призвало адмирала Кэльдера передъ военный судъ; а Наполеонъ публично превозносилъ похвалами Вильнёва за то, что онъ, но словамъ императора, выполнилъ данное ему порученіе, хотя и оставилъ два корабля во власти непріятеля.
И чего было бояться Вильнёву, когда ободрялъ его всемогущій властелинъ, располагавшій судьбами слугъ своихъ? Но, казалось, какой-то неизбѣжный рокъ преслѣдовалъ этого несчастнаго мореходца, смущалъ умъ его и велъ его, по тяжкимъ испытаніямъ, къ результату, котораго хотѣлъ онъ избѣгнуть, къ страшному пораженію, которое не повело за собою ни даже единственнаго результата, предмета желаній Наполеона — господства въ Ла-Маншѣ въ-продолженіе всего однѣхъ сутокъ.
Вильнёвъ думалъ, что, по выходѣ изъ Ферроля, онъ встрѣтитъ снова Кэльдера въ соединеніи съ Нельсономъ или Корнуаллнеомъ, и долженъ будетъ дать сраженіе, въ которомъ на этотъ разъ уже навѣрное можетъ погибнуть. И дѣйствительно, письма изъ Кадикся увѣдомляли его, что Нельсонъ возвратился въ Европу, что его видѣли въ Гибральтарь, но что онъ опять пустился въ Океанъ для соединенія или съ Кэльдеромъ передъ Ферролемъ, или съ Корнуаллисомъ передъ Брестомъ. Истина состояла въ томъ, что Нельсонъ, идя съ изумительною быстротою, присталъ къ Гибральтару въ концѣ іюля, въ то самое время, какъ Вильнёвъ сражался съ Кэльдеромъ; обратно вышедъ изъ пролива, онъ боролся въ настоящее время съ противными вѣтрами, желая пробраться въ Ла-Маншъ; у него было всего-на-все одиннадцать кораблей; онъ не соединился еще ни съ Кэльдеромъ, ни съ Корнуаллисомъ, и имѣлъ намѣреніе послѣ безпрерывнаго двухлѣтняго плаванія отдохнуть немного, чтобъ подкрѣпить свою истощенную эскадру. Эти факты не были извѣстны Вильнёву; но онъ зналъ данныя ему предписанія, которыя, для человѣка храбраго, были легко выполнимы, потому-что ему предписывалось не побѣдить, а биться на жизнь или смерть для освобожденія Бреста изъ блокады. Еслибъ, предъ Брестомъ, онъ былъ вспомоществуемъ Гантомомъ, то невѣроятно было потерять сраженіе съ 50 или 55 кораблями противъ 20 или 25. Еслибъ, напротивъ того, обстоятельства морскія воспрепятствовали Гантому принять участіе въ дѣлѣ, то Вильнёвъ, бившись на смерть, долженъ былъ поставить Корнуаллиса въ невозможность держаться въ моръ и продолжать блокаду, и Байтомъ, присоединивъ къ своему нетронутому флоту остатки славно-побѣжденнаго флота, могъ еще на нѣсколько дней завладѣть Ла-Маншемъ. Только этого и требовалъ Наполеонъ отъ своихъ адмираловъ.
Къ-несчастію, Вильнёвъ вышелъ на землю. Стали исправлять аваріи (безъ чего можно бы было плавать еще мѣсяцъ или два), наливаться водою, запасаться съѣстными припасами. Наконецъ, 10 августа рѣшились поднять якорь. Вильнёвъ сталъ внѣ Коруньи, въ Арской-Губѣ, ожидая, чтобъ Гравина и вторая испанская дивизія подошли изъ Ферроля, что было не легко по причинѣ вѣтра. Онъ ждалъ три дня въ самомъ мучительномъ состояніи духа. Онъ писалъ, между-прочимъ, министру Декре: "Я узналъ на опытѣ, что французскій и испанскій флоты не могутъ показываться большими эскадрами… Мы можемъ водить дивизіи не 6олѣе какъ въ три, четыре или пять кораблей, на большій конецъ.
"Я отправляюсь, но не знаю за чѣмъ. Выходя съ 29 кораблями, не смѣю и думать сразиться съ равнымъ числомъ кораблей непріятельскихъ, скажу вамъ безъ страха, что не хотѣлъ бы повстрѣчаться и съ двадцатью изъ нихъ. Наша морская тактика устарѣла; мы умѣемъ только строиться въ линію, а это-то и нужно непріятелю. Я не имѣю ни средства, ни времени принять другую тактику съ командирами, которымъ ввѣрены корабли обоихъ флотовъ… Я предвидѣлъ все это до отправленія изъ Тулона; моя иллюзія исчезла въ тотъ самый день, какъ я увидѣлъ примкнувшіе ко мнѣ испанскіе корабли… тогда надо «было отчаяваться во всемъ…»
Передъ выходомъ, на корабляхъ, пришедшихъ изъ Рошфора, Алджезирасѣ и Ахиллесѣ, появилась снова лихорадка; испанскіе корабли, выходя изъ Ферроля, столкнулись другъ съ другомъ; была поломаны бугсприты, изорваны паруса. Эти случаи, очень-неважные сами-по-себѣ, присоединясь къ неудачамъ, уже испытаннымъ Вильнёвомъ, окончательно привели его въ отчаяніе. Онъ предписалъ превосходной дивизіи капитана Лальмана, состоявшей изъ пяти кораблей о нѣсколькихъ фрегатовъ, идти въ Брестъ, не будучи увѣренъ, что самъ будетъ тамъ же, и такимъ-образомъ подвергая гибели эту дивизію, еслибъ она пришла туда одна. Онъ написалъ адмиралу Декре депешу, въ которой, не скрывая горестнаго состоянія своего духа, обнаружилъ свое расположеніе ѣхать скорѣе въ Кадиксъ, нежели въ Брестъ. Лористону, котораго несносное присутствіе напоминало ему императора, онъ сказалъ, что поѣдетъ къ Бресту. Лористонъ, огорченный видя его въ подобномъ состояніи, но обрадованный его рѣшимостью, написалъ императору съ курьеромъ, отправленнымъ изъ Ферроля, что флотъ идетъ наконецъ къ Бресту и изъ Бреста въ Ла-Маншъ.
Посреди этихъ душевныхъ тревогъ, Вильнёвъ удалился отъ Коруньи и потерялъ изъ вида землю въ день 14 августа. Въ довершеніе неучастія, довольно-сильный сѣверо-восточный вѣтеръ не могъ мчать его къ цѣли его великаго назначенія. Плачевное послѣдствіе смущенія, заставляющее насъ часто упускать азъ рукъ самые благіе дары судьбы! Въ это самое время, Кэльдеръ и Нельсонъ не были соединены другъ съ другомъ передъ Ферролемъ, какъ опасался того Вильнёвъ. Нельсонъ, пропекавъ напрасно Французовъ у Кадикса, поднялся къ сѣверу, долгое время лавировалъ противъ того жe сѣверо-восточнаго вѣтра, и наконецъ соединился съ Корнуаллисомъ передъ Брестомъ, въ тотъ самый день (14 августа), какъ французская эскадра выходила изъ Ферроля. Онъ оставилъ Корнуаллису небольшое число судовъ, могшихъ еще держаться въ морѣ, и съ другими отправился въ Портсмутъ, куда и прибыль 18 числа. Кэльдеръ, съ своей стороны, послѣ сраженія при Ферроль примкнулъ къ Корнуаллису съ своимъ крѣпко-пострадавшимъ флотомъ. Часть его кораблей была отправлена въ починку въ порты Ла-Манша. Корнуаллисъ немедленно составилъ для него дивизію въ 17 или 18 кораблей и отправилъ его обратно къ Ферролю, оставшись самъ на большой конецъ съ 18 кораблями для блокированія Бреста. Итакъ, Кэльдеръ возвращался въ пустой Ферроль. Еслибъ Вильнёвъ, ободрясь немного, соединился съ Лальманомъ у Виго и пустился въ Ла-Маншъ открытымъ моремъ, то могъ бы напасть на Корнуаллиса, который былъ разлученъ съ Нельсономъ и Кэльдеромъ, и имѣлъ всего-на-все 18 или 20 кораблей, Вильнёвъ наналъ бы на него съ 35 кораблями, не считая 21 корабля эскадры Гантома. Какой шансъ на успѣхъ упускалъ онъ, упавъ духомъ! Впрочемъ, генералъ,/Іористонъ ни на минуту не переставалъ убѣждать его: минутная перемѣна въ вѣтрѣ и упавшемъ духѣ Вильнёва, — и великая мысль Наполеона могла бы быть приведена въ исполненіе!
Трудно представить себѣ нетерпѣніе Наполеона, когда онъ на берегу булоньскомъ ежеминутно ожидалъ появленія своихъ флотовъ, чтобъ наконецъ привести въ исполненіе высадку въ Англію. Все уже было готово, чтобъ пуститься въ путь. Въ четырехъ портахъ: Амбльтёзѣ, Вимрё, Булони, Этаплѣ неоднократно дѣланы были опыты посадки на суда ста тридцати тысячь войска, и такимъ образомъ узнано было сколько нужно времени для этой операціи. Въ Амбльтёзь, на-примѣръ, корпусъ Диву посаженъ былъ на суда въ часъ съ четвертію, а лошади, принадлежащія къ этому корпусу, въ полтора часа.
Итакъ, все уже было готово, когда Наполеонъ свѣдалъ наконецъ о битвъ при Ферроль, остановкѣ у Виго и о вступленіи въ Корупью. Хотя онъ сильно негодовали на моральное расположеніе Вильнёва и со всею строгостью судилъ его поступки, однако былъ доволенъ общимъ результатомъ, и, по его повелѣніямъ, всѣ газеты наполнились повѣствованіями о морской битвъ, съ разсужденіями самыми лестными для Вильнёва и обояхъ соединенныхъ флотовъ. Потеря двухъ кораблей казалась ему просто несчастнымъ случаемъ, который надо было приписать густымъ туманамъ; эта потеря, конечно, была непріятна, но казалась ничтожною въ сравненіи съ полученнымъ результатомъ, т. е. съ вступленіемъ въ Виго и соединеніемъ обоихъ флотовъ.
Теперь онъ по сомнѣвался болѣе, что Вильнёвъ попытается появиться у Бреста. Гантомъ находился внѣ внутренняго рейда, въ виду открытаго моря, будучи защищенъ стами-пятьюдесятью орудіями, расположенными баттареею на берегу. Было бы неслыханнымъ несчастіемъ, еслибъ Гантомъ не имѣлъ возможности принять участіе въ сраженіи при высвобожденіи изъ блокады, и еслибъ Французы, соединивъ пятьдесятъ кораблей, двадцать-девять подъ начальствомъ Вильнёва и двадцать-одинъ подъ начальствомъ Гантома, не смогли погнать предъ собою непріятеля и войдти въ Ла-Маншъ съ тридцатью или сорока кораблями, потерявъ изъ нихъ десять или двадцать.
«Вы видите», говорилъ Наполеонъ Декре, находившемуся при немъ въ Вулони: «что, не смотря на множество ошибокъ, неблагопріятныхъ случаевъ, планъ самъ-по-себѣ такъ хорошъ въ основаніи, что всѣ выгоды еще на нашей сторонѣ, и мы можемъ имѣть успѣхъ.»
Декре, бывшій тайнымъ повѣреннымъ страданій Вильнёва и раздѣлявшій его недовѣрчивость къ судьбѣ, былъ не такъ спокоенъ. «Все это возможно», отвѣчалъ онъ: «потому-что все превосходно разсчитано; по если это удастся, я увижу въ такомъ событіи перстъ Божій! Впрочемъ, онъ столь часто являлся въ дѣяніяхъ вашего величества, что и при этомъ случаѣ я не буду удивленъ его появленіемъ.»
Съ 15 на 20 августа, Наполеонъ былъ весь ожиданіе. На всѣхъ возвышенныхъ пунктахъ берега приготовлены были сигналы, предназначенные дать знать ему о появленіи французскаго флота на горизонтѣ. Будучи внимателенъ ко всякому извѣстію, привозимому изъ Парижа или изъ портовъ, онъ давалъ ежеминутно новыя приказанія для отклоненія обстоятельствъ, которыя могли бы помѣшать его планамъ. Получивъ извѣщеніе отъ Талейрана, что вооруженіе Австріи становится день-ото-дня знаменательнѣе и грознѣе, и что надо опасаться континентальной войны, но что въ то же время Пруссія, прельщенная предлагаемою ей приманкою, т. е. Ганноверомъ, готова вступить въ союзничество съ Франціею, — Наполеонъ, не мѣшкая ни часу, призвалъ Дюрока, вручилъ ему письмо къ королю и уполномочилъ его на подписаніе трактата. «Отправьтесь сейчасъ же» сказалъ онъ ему: «ступайте прямо въ Берлинъ, не заѣзжая въ Парижъ, и убѣдите Пруссію заключить со мною союзническій трактатъ. Я отдаю ей Ганноверъ, но съ условіемъ, чтобъ она рѣшилась немедленно. Предлагаемый мною даръ стоитъ того. Черезъ двѣ недѣли, я не предложу уже ей того же. Теперь мнѣ нужно быть прикрыту со стороны Австріи, когда готовлюсь совершить переѣздъ чрезъ проливъ. За такую услугу, я отдаю Пруссіи обширную страну, которая присоединитъ къ е я арміи сорокъ тысячь человѣкъ. Но если позже я вынужденъ буду оставить берега Океана, чтобъ обратиться на материкъ, тогда не буду нуждаться ни въ комъ для образумленія Австріи и не заплачу болѣе столь-дорого за услугу, которая сдѣлается для меня безполезною.» Наполеонъ требовалъ, чтобъ Пруссія немедленно двинула свои войска къ Богеміи, и не хотѣлъ и слышать о включеніи въ трактатъ -условіи, относившихся къ Голландіи, Швейцаріи, Италіи. Онъ уступалъ Ганноверъ и хотѣлъ союза безъ всякихъ иныхъ условій.
Изъ того, что Наполеонъ рѣшился такъ скоро на столь-важный шагъ, можно судить, какую цѣну придавалъ онъ въ эту минуту свободному выполненію своихъ плановъ. Въ тотъ самый день, какъ онъ давалъ эти инструкціи Дюроку, т. е. 22 августа, прибылъ въ Булонь курьеръ, отправившійся изъ Ферроля въ то время, какъ Вильнёвъ снимался съ якоря. Наполеонъ получилъ прямо въ маленькомъ дворцѣ въ Мон-де-Брикъ депешу Лористона, между-тѣмъ, какъ депеша Вильнёва, надписанная на имя Декре, нашла адмирала на берегу моря, въ шалашѣ, въ которомъ жилъ онъ.
Очарованный словами Лористона: «идемъ къ Кресту», Наполеонъ тотчасъ же продиктовалъ два письма къ Вильнёву и Гантому. Нельзя не привести ихъ здѣсь, потому-что они заслуживаютъ быть сохраненными исторіей.
Онъ говорилъ Гантому:
«Я уже далъ вамъ знать по телеграфу о своемъ желаніи, чтобъ вы не допустили Вильнёва жЛерять ни одного дня, за тѣмъ, чтобъ, воспользовавшись превосходствомъ, которое даютъ мнѣ пятьдесятъ линейныхъ кораблей, вы немедленно пустились въ море, съ цѣлію выполнить ваше назначеніе и войдти въ Ла-Маншъ со всѣми вашими силами. Я разсчитываю при обстоятельствѣ столь-важномъ на ваши таланты, вашу твердость, вашъ характеръ. Отправляйтесь и приходите къ намъ. Мы отмстимъ за шестивѣковыя оскорбленія и стыдъ. Никогда солдаты мои и моряки не проливали крови своей за болѣе великое дѣло! — (Изъ императорскаго булоньскаго лагеря, 22 августа 1805 г.)»
Онъ писалъ Вильнёву:
«Господинъ вице-адмиралъ, я надѣюсь, что вы прибыли въ Брестъ. Отправляйтесь, не теряйте ни минуты, и съ моими соединенными эскадрами войдите въ Ла-Маншъ. Англія за нами! Мы совсѣмъ готовы, все уже на судахъ. Явитесь на однѣ сутки, и все кончено. — (Императорскій булоньскій лагерь, 22 августа).»
Но тѣмъ временемъ, какъ Наполеонъ, обманутый депешею Лористона, обращался съ этими пламенными словами къ обоимъ адмираламъ, Декре получилъ отъ Вильнёва, съ тѣмъ же курьеромъ, депешу совершенно различнаго содержанія, оставлявшую мало надежды на-счетъ отправленія его эскадры въ Брестъ. Декре поспѣшилъ сообщить императору вѣсть о плачевномъ нравственномъ состояніи, въ какомъ находился Вильнёвъ по отбытіи изъ Ферроля,
Узнавъ эти совсѣмъ другія извѣстія, Наполеонъ предался жесточайшему гнѣву. Первые взрывы этого гнѣва пали на адмирала Декре, который далъ ему такого человѣка для начальствованія флотомъ. Онъ гнѣвался на министра тѣмъ болѣе еще, что приписывалъ ему, кромѣ выбора Вильнёва, мнѣнія, сходныя съ мнѣніями, обезкуражившими совершенно этого несчастнаго адмирала, — жаловался, что нѣтъ ему помощника въ исполненіи его великихъ плановъ, и что онъ находитъ только людей, которые, щадя свою особу или свое имя, не умѣютъ даже потерять сраженіе, когда онъ, въ довершеніе всего, ничего болѣе и не требуетъ отъ нихъ, какъ чтобъ они отважились дать и проиграть сраженіе. «Вашъ Вильнёвъ» сказалъ онъ Декре: «неспособенъ даже командовать и фрегатомъ. Что сказать о человѣкѣ, который, при видѣ нѣсколькихъ матросовъ, заболѣвшихъ на двухъ корабляхъ его эскадры, при видѣ изломаннаго кончика какого-нибудь бугсприта и нѣсколькихъ изорванныхъ парусовъ, — при дошедшемъ до него слухѣ о соединеніи Нельсона съ Кэльдеромъ, совершенно теряется и отказывается отъ выполненія своихъ плановъ? Но еслибъ Нельсонъ и Кэльдеръ соединились другъ съ другомъ, они находились бы у самаго входа въ Ферроль, чтобъ схватить французовъ здѣсь, при ихъ выступленіи, а не въ открытомъ морѣ! Это ясно какъ день и поражаетъ всякаго, кто не ослѣпленъ страхомъ[4]!» Наполеонъ назвалъ Вильнёва еще разъ трусомъ, даже измѣнникомъ, и повелѣлъ послать ему немедленно приказъ, чтобъ насильно заставить его идти изъ Кадикса въ Ла-Маншъ, если онъ отправился въ Кадиксъ; а въ случаѣ, еслибъ онъ поплылъ въ Брестъ, то предписывалось Гантому принять начальствованіе надъ обѣими соединенными эскадрами. Морской министръ, не осмѣливавшійся еще высказать всего своего мнѣнія касательно соединенія флотовъ посреди Ла-Манша и при настоящихъ обстоятельствахъ, но находившій это соединеніе опаснымъ, съ-тѣхъ-поръ, какъ Англичане, свѣдавъ о томъ, сосредоточились между Ферролемъ, Брестомъ и Портсмутомъ, — морской министръ умолялъ императора не давать столь роковаго приказа, говорилъ ему, что удобное время уже миновало, что Англичане теперь сдѣлались ужь слишкомъ-осторожными, и что если французы будутъ упорствовать въ своемъ преднамѣреніи, то имъ не миновать передъ Брестомъ страшной катастрофы. Наполеонъ на все это отвѣчалъ одно, что подойди эскадра Вильнёва къ Бресту, тамъ соберется до пятидесяти кораблей, а Англичане никакъ не могутъ имѣть столько же; что во всякомъ случаѣ для него ничего не значитъ потеря одного изъ двухъ флотовъ, если другой, высвободясь изъ блокады, сможетъ войдти въ Ла-Маншъ и остаться властелиномъ этого пролива только въ-продолженіе однѣхъ сутокъ.
Декре, удрученный упреками императора, рѣшился написать ему о томъ, чего не осмѣлился высказать на словахъ, и въ тотъ же вечеръ отправилъ къ нему слѣдующее письмо:
"Я припадалъ къ стопамъ вашего величества и умолялъ васъ не пріобщать испанскихъ кораблей къ операціямъ вашихъ эскадръ. Не внявъ просьбамъ моимъ, ваше величество пожелали, чтобъ къ вашему флоту присоединились еще корабли кадикскіе и картагенскіе.
"Вы желаете, чтобъ съ подобнымъ сборищемъ приведено было въ исполненіе предпріятіе, труднѣйшее само-по-себѣ, и дѣлающееся еще затруднительнѣе при элементахъ, составляющихъ армію, при неопытности вождей, ихъ непривычкѣ начальствовать и, наконецъ, при "обстоятельствахъ, извѣстныхъ вашему величеству такъ же хорошо, какъ и мнѣ, и о которыхъ излишне упоминать здѣсь.
"При такомъ состояніи вещей, когда ваше величество ни во что ставите мое мнѣніе и мою опытность, я не знаю положенія, которое бы"по бы затруднительнѣе моего. Я желалъ бы, чтобъ ваше величество соблаговолили ваять во вниманіе, что я не имѣю въ мысляхъ иной выгоды, кромѣ выгодъ вашего флага и чести вашего оружія, и, если ваша эскадра находится въ Кадиксѣ, то умоляю васъ считать это событіе приговоромъ судебъ, сохраняющихъ ее для другихъ подвиговъ. Умоляю ваше величество не приказывать ей ѣхать изъ Кадикса въ Ла-Маншъ, ибо въ настоящее время такая попытка не обойдется безъ несчастія. Въ особенности умоляю не давать ей приказанія отважиться "на этотъ переѣздъ съ двухмѣсячнымъ продовольствіемъ, потому что д’Эстенъ (d’Eslaing) употребилъ на путь изъ Кадикса въ Брестъ, думаю, 70 или 80 дней (а можетъ-быть и болѣе).
"Если мольбы мои не покажутся вашему величеству заслуживающими вниманія, то вы должны судить, что происходитъ въ моемъ сердцѣ…
"Я долженъ сильно настаивать особенно въ эту минуту, когда я могу остановить объявленіе приказовъ, гибельныхъ, по моему убѣжденію, для службы вашего величества. О, еслибъ въ настоящемъ случаѣ, я былъ счастливѣе прежняго!
"Но къ несчастію моему послужило знаніе мое ремесла мореходца, потому-что это знаніе не внушаетъ никакой довѣренности и не производитъ ни малѣйшаго результата при соображеніяхъ вашего величества. По истинѣ, государь, положеніе мое слишкомъ-тягостно. Я упрекаю себя въ неумѣніи убѣждать ваше величество. Сомнѣваюсь, чтобъ кто бы то ни было у спѣлъ въ томъ. Соблаговолите для морскихъ операцій учредить совѣтъ, адмиралтейство, все, что сочтется удобнымъ вашимъ величествомъ; относительно же самого-себя чувствую, что, вмѣсто того, чѣмъ бы укрѣпляться, слабѣю ежедневно. И надо быть справедливымъ: морской министръ, ограниченный вашимъ величествомъ во всемъ, что касается моря, дурно служитъ вамъ, и дѣлается ничѣмъ для славы вашего оружія, если только не дѣлается для нея вреднымъ.
"Съ душевнымъ прискорбіемъ, ни мало неуменьшающимъ моей преданности и Вѣрности особь вашей, прошу ваше величество принять увѣреніе въ моемъ глубочайшемъ почтеніи.
Императоръ, недовольный, но тронутый, отвѣчалъ ему немедленно: "Прошу васъ прислать мнѣ завтра записку касательно вопроса: что должно дѣлать въ гакомъ случаѣ, если Вильнёвь остается въ Кадиксѣ? Всмотритесь съ должной точки въ обстоятельства и въ положеніе, въ "которомъ находится Франція и Англія; не ни гните ко мнѣ болѣе та"кихъ писемъ, какое написали — это ничего не доканываетъ. Мнѣ «нужно только одно: усньть въ моемъ предпріятіи.» (22 августа. — Депо Лувра).
На слѣдующій день, 21-го числа, Декре предложилъ императору свои планъ. Этотъ планъ, во-первыхъ, состоялъ въ томъ, чтобъ отложить экспедицію до зимы, ибо теперь было уже поздно вернуть флотъ изъ Кадикса въ Ла-Маншъ. Надо было бы приводить въ исполненіе предпріятіе посреди бурь равноденствія. Къ-тому же, Англичане знали обо всемъ. Всѣ, наконецъ, догадались о планѣ установить, соединеніе между Булонью и Брестомъ. Но мнѣнію Декре, должно было раздѣлить эти слишкомъ-многочисленныя эскадры на семь или восемь крейсерствъ, каждое отъ пяти до шести кораблей. Услуги, оказываемыя въ настоящее время крейсированіемъ капитана Лальмана, доказывали, чего надо было ожидать отъ этихъ отдѣльныхъ дивизіи. Слѣдовало сформировать ихъ изъ лучшихъ офицеровъ, изъ лучшихъ кораблей, и пустить въ Оксанъ. Онѣ привели бы въ отчаяніе Англичанъ, нанося пораженія ихъ торговли, и образовали бы отличныхъ матросовъ и командировъ эскадръ. Изъ этого можно было бы извлечь элементы морской силы для выполненія будущихъ великихъ плановъ.
Такая война мнѣ по сердцу, говорилъ адмиралъ Декре.
Если же зимою, присовокуплялъ онъ, вы захотите имѣть въ Ла-Маншѣ флотъ, то есть средство привести его туда. У васъ будетъ въ Кадиксѣ кораблей сорокъ. Соберите тамъ десантное войско подъ предлогомъ экспедиціи въ Индію или въ Ямайку. Потомъ, раздѣлите эскадру на двое: выберите изъ кораблей лучшіе на ходу, изъ офицеровъ такихъ, которые въ-продолженій года покажутъ себя способнѣйшими и наиболѣе отважными; выступите украдкою только съ двадцатью кораблями, постаравшись, чтобъ остальные привлекли на себя вниманіе Англичанъ; затѣмъ, проведите двадцать кораблей вокругъ Ирландіи и Шотландіи, и оттуда въ Ла-Маншъ. Призовите въ Парижъ Вильнёва и Гравину, ободрите ихъ, и они, навѣрное, выполнятъ такой маневръ.
При чтеніи этого плана, Наполеонъ отказался совершенно отъ мысли тотчасъ же вернуть флотъ изъ Кадикса, если онъ отправился туда дѣйствительно, и написалъ собственноручно на оборотѣ депеши: сформировать семь крейсерство, распредѣливъ ихъ между Африкою, Суринамомъ, Святою Еленою, Капомъ, Иль-де-Франсомъ, Вѣтряными-Островами (les îles du Vent), Соединенными-Штатами, берегами Ирландіи и Шотландіи, устьемъ Темзы. За тѣмъ, онъ принялся читать и перечитывать депеши Вильнёва, Лористона и консульскаго агента, долго слѣдившаго, въ зрительную трубу, за ходомъ французской эскадры, когда се потеряли уже изъ вида съ высотъ Ферроля. Здѣсь искалъ Наполеонъ, какъ на страницѣ книги судебъ, отвѣта на вопросъ: къ Кадиксу, или къ Бресту идетъ Вильнёвъ?.. Неизвѣстность, въ которой оставляли его эти депеши, раздражала его болѣе, нежели сколько раздражило бы несомнѣнное извѣстіе о ходѣ на Кадиксъ. При такомъ тревожномъ состояніи его духа, и въ-особенности при настоящемъ положеніи Европы, было бы величайшею заслугою сказать ему, что дѣлалось съ флотомъ, ибо вѣсти съ австрійскихъ границъ ежеминутно становились все хуже и хуже. Австрійцы почти уже не скрывались болію; они стояли на Эчѣ въ значительныхъ силахъ, и угрожали перейдти черезъ Нинъ въ Баварію. По если Наполеону не суждено было разразиться въ Лондонѣ громовымъ ударомъ, который бы заставилъ Европу затрепетать и отпрянуть, то онъ долженъ былъ устремиться форсированнымъ маршемъ къ Рейну, и тѣмъ предотвратить оскорбленіе, готовившееся ему тогда, когда непріятель вступилъ бы прежде его-самого на его границу. Чувствуя живѣйшую потребность знать истину, Наполеонъ написалъ нѣсколько писемъ адмиралу Декре изъ Пон-де-Бракъ въ лагерь, чтобъ узнать его собственное мнѣніе о томъ: на что, по разсчетамъ вѣроятности, долженъ былъ рѣшиться Вильнёвъ. Декре, опасаясь слишкомъ раздражить императора, и въ то же время почитая противнымъ совѣсти обманывать его, отвѣчалъ ему всякій разъ разно, говоря ему то да, то нѣтъ, и раздѣляя тревожное состояніе духа своего властелина, происходившее отъ неизвѣстности, по очевидно склоняясь къ мнѣнію; что Вильнёвъ идетъ къ Кадиксу. Въ сущности, онъ почти не сомнѣвался въ этомъ. Тогда-то Наполеонъ, чтобъ не быть захваченнымъ невзначай, принялъ разомъ два противоположные плана и провелъ нѣсколько дней въ нерѣшительномъ расположеніи духа, невыносимомъ для такого, какъ его характера, будучи наготовь въ одно и то же время и перешагнуть черезъ проливъ и устремиться на материкъ, произвесть высадку въ Англію или идти на Австрію. Отличительная черта его характера состояла въ томъ, что лишь-только наступала минута дѣйствовать, онъ умѣлъ разомъ сдѣлаться собственнымъ властелиномъ. «Я уже рѣшился», писалъ онъ Талейрану. «Мои флоты были потеряны изъ вида съ высотъ мыса Ортегала, 14-го августа. Если они появятся въ Ла-Маншѣ, есть еще время, я сажусь на суда и произвожу высадку; я разсѣку въ Лондонѣ гордіевъ узелъ всѣхъ коалиціи. Если же, напротивъ того, мои адмиралы струсятъ или худо сманеврируютъ, я сниму свой лагерь при Океанѣ, вступлю съ двумя стами тысячь человѣкъ въ Германію, и не остановлюсь, пока не дойду до Вѣны» (je ne m’arrête pas que je n’aie touché barre à Vienne), «пока не отниму Венеціи и всего, что сохранила еще Австрія въ Италіи, и пока не изгоню Бурбоновъ изъ Неаполя. Не позволю непріятелямъ соедипиться, и разобью ихъ до ихъ соединенія. Умиривъ материкъ, я возвращусь на берегъ Океана работать снова надъ возстановленіемъ мира на моряхъ.»
Съ быстротою, свойственною великому характеру, сдѣлавъ наинужнѣншія распоряженія, чтобъ не быть предупрежденнымъ коалиціею, онъ нѣсколько поуспокоился, и сталъ ждать, что добраго примчатъ къ нему вѣтры.
Онъ былъ мраченъ, погруженъ въ мысли, суровъ съ адмираломъ Декре, на лицъ котораго, казалось ему, видѣлъ онъ всѣ мнѣнія, поколебавшія Вильнёва, и не сходилъ съ морскаго берега, высматривая на горизонтѣ какого-нибудь неожиданнаго появленія. Морскіе Офицеры, разставленные съ зрительными трубами на различныхъ пунктахъ берега, должны были наблюдать за всѣмъ, что случалось на морѣ, и сообщать ему свои замѣчанія. Онъ провелъ такимъ-образомъ три дня, въ одномъ изъ тѣхъ нерѣшительныхъ расположеніи духа, которыя невыносимы для душъ пылкихъ и сильныхъ. Наконецъ, адмиралъ Декре, будучи мучимъ безпрерывными вопросами, объявилъ ему, что, принимая въ разсужденіе протекшее время, вѣтры, господствовавшіе на берегу, отъ Гасконскаго-Залива до пролива Калэ, и нравственное состояніе Вильнёва, онъ убѣжденъ, въ умѣ своемъ, что флоты направили паруса къ Кадиксу.
Съ глубокою скорбью, соединенной съ сильными взрывами гнѣва, отказался наконецъ Наполеонъ отъ надежды увидѣть свой флотъ въ проливѣ. Онъ былъ такъ раздраженъ, что человѣкъ, съ особенною нѣжностью имъ любимый, ученый Монжъ, видя его въ этомъ состояніи, съ скромностью удалился, считая свое присутствіе излишнимъ. Онъ пошелъ къ Дарю, бывшему тогда главнымъ военнымъ коммиссаромъ, и разсказалъ ему о томъ, что видѣлъ. Въ ту же минуту, и самъ Дарю былъ позванъ къ императору. Онъ нашелъ его въ сильномъ волненіи) Наполеонъ говорилъ самъ-съ собою и, казалось, не замѣчалъ приходившихъ. Лишь-только вошелъ Дарю, и, стоя, въ молчаніи, ожидалъ приказовъ, Наполеонъ подошелъ къ нему и, обращаясь къ нему какъ человѣкъ, которому было все извѣстно, сказалъ: «Знаете ли вы, гдѣ Вильнёвъ? Онъ въ Кадиксѣ!» Потомъ съ жаромъ распространился насчетъ слабости и бездарности всего, его окружавшаго, говорилъ, что ему измѣнили, сокрушался объ уничтоженіи прекраснѣйшаго, вѣрнѣйшаго плана, какой только онъ когда-нибудь задумывалъ въ своей жизни, и обнаружилъ скорбь генія, покинутаго судьбою. Вдругъ, отложивъ гнѣвъ свой, онъ успокоился внезапно, и, съ изумительною легкостью перенесясь духомъ съ этихъ замкнутыхъ путей Океана на открытые пути материка, диктовалъ, въ-продолженіи нѣсколькихъ часовъ сряду, съ необычайнымъ присутствіемъ духа, съ необыкновенною опредѣлительностью въ подробностяхъ, планъ, который читатель прочтетъ въ слѣдующей книгѣ. То былъ планъ безсмертной кампаніи 1805 года. Ни въ голосѣ, ни на лицѣ Наполеона не видно было болѣе и слѣда раздраженія. Душевныя страданія его разсѣялись при великихъ соображеніяхъ его духа. Вмѣсто нападенія на Англію прямымъ путемъ, онъ поведетъ противъ нея войну длинною и излучистою дорогою по материку, и добудетъ себѣ на этомъ пути неслыханную славу прежде, нежели найдетъ на немъ себѣ гибель.
Вѣрнѣе ли бы достигъ Наполеонъ своей цѣли прямымъ путемъ, т. е. высадкою? Вотъ вопросъ, который будутъ задавать себѣ и въ настоящемъ и въ будущемъ, и который рѣшить трудно. Между-тѣмъ, еслибъ онъ перешагнулъ въ Дувръ, то можно предположить, не оскорбляя британской націи, что она могла бы быть побѣждена арміею и полководцемъ, въ полтора года покорившими и поработившими Европу. Надо при этомъ сказать, что неприкосновенность англійской территоріи не пріучила этой страны къ опасности нашествія, что ни мало не уменьшаетъ славы ея эскадръ и регулярныхъ войскъ. И потому мало вѣроятно, чтобъ Англія могла противостать солдатамъ Наполеона, еще не истощеннымъ усталостью. Героическая рѣшимость ея правительства, удалившагося, напримѣръ, въ Шотландію и оставившаго Англію въ жертву опустошенія, доколь не пришелъ бы Нельсонъ со всѣми эскадрами запереть возвратъ Наполеону-побѣдителю и сдѣлать его плѣнникомъ посреди страны имъ завоеванной, — такая рѣшимость безъ сомнѣнія повлекла бы за собою небывалыя комбинаціи, но она была внѣ всякаго вѣроятія. Мы твердо убѣждены, что еслибъ Наполеонъ достигъ Лондона, Англія приступила бы къ заключенію трактата.
Итакъ, весь вопросъ зависѣлъ отъ перехода черезъ проливъ. Этотъ переходъ былъ дѣломъ чрезвычайно-отважнымъ, не смотря на то, что флотилія могла переплыть проливъ въ штиль, или зимою во время бури. И потому, Наполеонъ думалъ о пособіи флота для прикрытія экспедиціи. Скажутъ, что вопросъ былъ приводимъ къ главнѣйшему затрудненію — къ превосходству надъ Англичанами на морѣ. Нѣтъ, ибо дѣло шло не о томъ, чтобъ иревзойдти ихъ, ни даже сравняться съ ними. Требовалось единственно привести, посредствомъ искусной комбинаціи, флотъ въ Ла-Маншъ, пользуясь случайностями, которыя представляются моремъ и его неизмѣримостью, дѣлающею встрѣчи весьма-затруднительными. Планъ Наполеона, столь-часто видоизмѣняемый, воспроизводимый съ такимъ изумительнымъ творчествомъ, представлялъ всѣ шансы на успѣхъ въ рукахъ человѣка болѣе-твердаго духомъ, нежели Вильнёвъ. Безъ сомнѣнія, Наполеонъ нашелъ здѣсь, подъ иною формою, неудобства своей относительной слабости въ морскомъ дѣлѣ; Вильнёвъ, живо чувствуя ее, былъ приведенъ въ смущеніе, но уже слишкомъ, и въ такой сильной степени, что помрачилъ этимъ честь свою передъ судомъ исторіи. Какъ бы то ни было, флотъ его бился храбро при Ферролѣ, и, если предположить, что онъ далъ бы передъ Брестомъ несчастное сраженіе, которое далъ спустя нѣсколько времени при Трафальгарѣ, Гантомъ могъ бы выйдти; и если терять сраженіе, то не лучше ли было бы потерять его съ пользою для перехода черезъ Ла-Маншъ? И можно ли бы было, даже и при такомъ исходѣ сраженія, сказать, что оно было потеряно? Итакъ, Вильнёвъ былъ виноватъ, хотя его уже порицали слишкомъ, какъ обыкновенно поступаютъ съ несчастными. Человѣкъ опытный, забывая, что ревностью часто дополняютъ то, чего не достаетъ въ матеріальномъ отношеніи, онъ не умѣлъ подняться до высоты своего призванія и совершить то, что Латушъ-Тревилль навѣрное совершилъ бы на его мѣстѣ.
Итакъ, предпріятіе Наполеона не было мечтою: оно было въ высшей степени выполнимо въ такомъ видѣ, какъ онъ приготовилъ его; и, быть-можетъ, въ глазахъ истинныхъ цѣнителей, оно доставитъ ему болѣе чести, нежели столько другихъ предпріятій, увѣнчанныхъ блистательнымъ успѣхомъ. Оно не было также выдумкою, какъ воображали себѣ люди, любящіе подозрѣвать глубину тамъ, гдѣ ея нѣтъ вовсе: нѣсколько тысячь писемъ министровъ и самого императора не оставляютъ въ этомъ отношеніи ни малѣйшаго сомнѣнія. Это было предпріятіе серьёзное, преслѣдованное въ-теченіе нѣсколькихъ лѣтъ съ настоящею страстью. Равнымъ образомъ, полагали, что Наполеонъ перешелъ бы проливъ, еслибъ не отвергъ Фультона, предлагавшаго ему пароходство. Ныньче невозможно предсказать роль, какую пароходство будетъ играть въ грядущихъ событіяхъ; но съ вѣроятностью можно сказать, что оно дастъ Франціи болѣе силъ противъ Англіи. Сдѣлаетъ ли оно проливъ доступнѣе къ переѣзду, это будетъ зависѣть отъ усилій, которыя съумѣетъ употребить Франція для достиженія превосходства въ приложеніи этой новой силы; это будетъ зависѣть отъ ея патріотизма и ея предвидѣнія. Но, относительно отказа Наполеона можно утверждать, что Фультонъ предлагалъ ему это искусство въ дѣтствѣ, слѣдовательно, такое, которое тогда не могло подать никакой помощи. Итакъ, Наполеонъ сдѣлалъ все, что могъ. При этомъ обстоятельствѣ, нельзя упрекнуть его ни въ чемъ. Безъ сомнѣнія, само Провидѣніе не хотѣло, чтобъ онъ успѣлъ. И почему? Онъ, не всегда справедливый относительно враговъ своихъ, былъ на этотъ разъ правъ съ своей стороны.
- ↑ Депеша 1 плювьйоза XIII года (21 января 1805) на кораблѣ Буцентавръ, на Тулонскомъ рейдѣ.
- ↑ Письмо къ Лористону, 1 февраля 1805 г.
- ↑ Письмо къ Декре, термидора XIII года, 4 августа 1805 года; депо государственнаго секретарства.
- ↑ Эти сцены, свидѣтели которыхъ уже не существуютъ, были бы потеряны для исторіи безъ частныхъ и собственноручныхъ писемъ адмирала Декре и императора. Эти письма животрепещутъ волненіями этихъ достопамятныхъ дней. Множество изъ нихъ приходится на одинъ день, не смотря на то, что императоръ и Декре находились другъ отъ друга въ разстояніи полу-льё.