Отец Феофан, усталый, но сияющий, как в первый день Пасхи, сидел в своей столовой за белоснежной скатертью и пил кофе, душистый, сдобренный свежими сливками.
В открытое окно робко заглядывала полуразвернувшаяся сирень, душистая и юная, кротко лился тёплый весенний воздух, пронизанный ароматом молодой травы, пронизанный бодрым солнечным светом. Было легко дышать и радостно думать. Матушка, полная и белёсая, как всегда, нарядная и ласковая по-праздничному, гостеприимно нагромождала тарелки горками пухлых золотистых булок, сдобных, заманчивых, щекочущих своим видом язык.
— Ты бы, Фофчик, скушал вот эту! — угощала она мужа. И отец Феофан кушал с нескрываемым удовольствием.
Васенька и Капочка сидели рядышком на диване, аппетитно поедали булки и, прихлёбывая «бычком» из стоящих перед ними на столе блюдцев, дружелюбно болтали, словно между ними никогда не бывало ссор и драк. Даже маленький Валечка, загороженный в высоком креслице, улыбался, как херувимчик, болтал вязаным башмачком и, смешно надувая пухлые губки, пускал безмятежные пузыри. Улыбался день, улыбалась нарядная, чистая комната, улыбалась удовлетворённая душа отца Феофана.
Кончили кофе. Матушка, громыхая посудой, принялась её перетирать; дети, сорвавшись с места, защебетали, словно ласточки, и скрылись с глаз. Отец Феофан пошёл прилечь на часок в кабинете. «Указ» всё ещё лежал на столе в развёрнутом виде — жалкий и ненужный. Отец Феофан взял его пренебрежительно за уголок, как берут обыкновенно бросовую бумажку.
— Ха!.. в моём-то приходе буйственны?.. Побыли бы они сегодня за литургией, послушали поученье...
— Мать! — крикнул он попадье.
Матушка вплыла в кабинет.
— Я вот всё размышляю относительно сегодняшнего поучения моего... как полагаешь?..
— Ничего себе, — лениво зевнула матушка, перекрестив рот.
— Плакали ведь?
— Ну-у! Михаловна это... она всегда плачет. На Фоминой — ты обыск оглашал об Гришкиной свадьбе — она тоже плакала... у неё глаза на мокром месте.
— Ну нет, и другие слушали с умиленьем... вообще, нам с тобой грех жаловаться на приход свой.
— Ну уж, мякинники, ни гусей, ни свиней не разводят...
Матушка томно пожала плечами.
Отец Феофан, размякший, разнеженный и сытый, привлёк к себе её тучную шелковистую талию.