Красное Яичко 1848 года. Литературный сборникъ. Санктпетербургъ. Въ тип. Эдуарда Праца. 1848. Въ 16-ю д. л. 297 стр.
Эта книжка принадлежитъ къ извѣстному разряду праздничныхъ подарковъ съ неожиданностями или такъ-называемыми сюрпризами, каковы, на пр., сахарные раки, картонные огурцы и т. п. Розовая обвертка, съ написаннымъ на ней заглавіемъ: «Красное Яичко», можетъ подвигнуть всякаго отца семейства — не раскрывая этой обвертки, пріобрѣсти книжку на утѣшеніе милому малюткѣ. Но, если потомъ отвернетъ онъ первый листокъ, положимъ даже, благополучно минуетъ картинку, изображащую, какъ молодой человѣкъ съ непрерывными бакенбардами, изогнувшись, христосуется съ очень-нарядной дамой, узнаетъ, что повѣсть, занимающая болѣе двухъ третей всей книжки, называется: Петя и Митя, и наконецъ доберется до мелкаго шрифта, составляющаго эпиграфъ, то вдругъ почувствуетъ на самомъ-себѣ всю силу сюрприза, прочтя: «странныя вещи приходятъ въ голову человѣку, когда у него нѣтъ выхода, когда жажда дѣятельности бродитъ болѣзненнымъ началомъ въ мозгу, въ сердцѣ, и надобно сидѣть сложа руки… а мышцы такъ здоровы, а крови въ жилахъ такая бездна!..» Если же почтенный пріобрѣтатель до того будетъ озадаченъ этою неожиданностью, что не поколеблется самъ прочитать предлежащую повѣсть, то испытаетъ другое, еще болѣе странное чувство: онъ… сконфузится, хотя въ повѣсти нѣтъ рѣшительно ничего неприличнаго. По внимательномъ размышленіи, онъ конечно, найдетъ причину этого чувства, замѣтивъ, Что костюмъ самой повѣсти не очень-исправенъ; швы расползлисъ, нитки наружи… Содержаніе повѣсти, по увѣренію автора, взято изъ купеческаго быта. Петя и Митя — купеческія дѣти, идеально-доблестные, идеально-прекрасные молодые люди, т. е. такіе, какихъ нужно искать днемъ да съ огнемъ. Петя — человѣкъ разумноположительный, Митя — идеалистъ, романтикъ (авторъ съ большимъ удовольствіемъ сравниваетъ его съ Карблемъ, или, какъ значится въ текстѣ, Королемъ де-Росвальдъ). Петя кончилъ курсъ въ университетѣ и остался купцомъ; Митя воспитывался дома, въ собственной купеческой семьѣ, но до того развился, до того опередилъ все, его окружающее, что задумалъ сдѣлать такое; чтобъ всѣ купцы вдругъ стали образованными, и, кажется, помѣшался на этой мысли, потому-что все пишетъ какіе-то проекты.
«…Онъ, до безумія любившій свою среду, часто восклицалъ: какъ она грязна! да возможно-ли для нея усовершенствованіе! И тотчасъ же послѣ такихъ вспышекъ онъ садился къ столу и, не отдыхая, нѣсколько часовъ писалъ проекты и предположенія на тему своей любимой мечты… Полны были ума, рѣзкихъ истинъ, душевной теплоты, Искандеровской симпатіи эти диссертаціи, замѣтки ученаго купца…»
У Мити есть сестра — Ленхенъ (почему же Ленхенъ?), которая выходитъ замужъ. Процессъ свадьбы тянется во всю длину повѣсти, хотя эта свадьба не имѣетъ никакого вліянія на судьбу героевъ — Пети и Мити. Они каждый самъ-по-себѣ, каждый кончаетъ тѣмъ, чѣмъ необходимо слѣдовало имъ кончить, по сдѣланному авторомъ плану: Петя разумно женится; Митя сначала неразумно влюбляется, потомъ неразумнѣе разочаровывается (разочарованіе произошло отъ-того, что предметъ митиной страсти не понималъ его проектовъ и не умѣлъ имъ сочувствовать), наконецъ — захворалъ и умеръ.
Тѣмъ и кончается повѣсть. Но нужно послушать, какъ авторъ проводитъ свою идею чрезъ головы дѣйствующихъ лицъ! Чрезвычайно-хорошо! На пр., говорится о дѣвушкѣ, въ которую былъ влюбленъ Митя:
«Анализа Катинька пугалась: онъ представлялся ей разрушительной силой, способной исказить всѣ ея сердечныя вѣрованія. Анализъ можетъ открыть мнѣ гадкія стороны человѣка: это было ея убѣжденіе.»
Петя ѣдетъ къ отцу своей будущей невѣсты, Полипы, и, сидя въ коляскѣ, разсуждаетъ такъ:
«Вотъ я добивался разумной любви — и нашелъ ее въ Полинѣ; это слишкомъ ясно, чтобъ можно было мучить себя сомнѣніемъ, что можетъ быть это и не такъ… Да и я-то не могу любить иначе, какъ разумно. Значатъ, я и Полина — это, что называется, существа симпатичныя. Что жъ! долго думать нечего: женюсь!..»
Петя пріѣхалъ, остался наединѣ съ Полиной и черезъ четверть часа пожалъ плечами:
" — Что съ тобой? съ улыбкой спросила Полина.
Петя мялся, мялся, наконецъ отвѣчалъ откровенно:
— Вотъ уже четверть часа жду я, что ты спросишь, отъ чего я опоздалъ.
— За чѣмъ-же спрашивать о такихъ пустякахъ?
— Вотъ прекрасно! пустяки! Все, что до меня касается, для тебя, кажется, не должно быть…
— Пустяками? перебила Полина. — Не-уже-ли у тебя такой узкій эгоизмъ?
Однимъ словомъ, всѣ дѣйствующія лица удивительно разумны, кромѣ одного дѣдушки Мити, который, впрочемъ, ничего не дѣлаетъ и не принимаетъ ни малѣйшаго участія въ повѣсти.
За сей разумной повѣстью слѣдуетъ историческій анекдотъ, разсказанный безъ всякаго признака таланта.
Прочитать 270 страницъ сейчасъ разсмотрѣнной нами литературы и потомъ прямо попасть на «Остальную начинку изъ мячика Н. И. Хмѣльипцкаго» — это все равно, что въ удушливый жаръ пройдтись по длинной улицѣ, наполненной безъ толку шумящимъ народомъ, наглотаться вдоволь пыли, и потомъ, добравшись до берега рѣки, броситься въ ея чистую, прозрачную воду. Правда, это перекидываніе мячика, эта игра въ слова — собственно и не литература въ строгомъ смыслѣ, а такъ, шалость, шутка, но шутка умнаго, безъ всякихъ претензій человѣка. На этихъ нѣсколькихъ страничкахъ, гдѣ одно произвольно-выбранное слово перекидывается, какъ мячикъ, изъ фразы въ фразу въ разныхъ направленіяхъ — на этихъ, страничкахъ дѣлается человѣку такъ легко и свободно, какъ-будто онъ у себя дома.
Повторяемъ, въ другомъ мѣстѣ, эта «начинка» могла бы и не печататься; но здѣсь она совершенно у мѣста и очень отрадна — въ-отношеніи къ предшествующимъ статьямъ.
Въ заключеніе книжки, pour la bonne bouche, находимъ немножко изъ Гейне, переведеннаго А. Плещеевымъ. Переводы изъ Гейне извѣстны читателямъ. Напомнимъ, что они не отличаются обиліемъ содержанія, на-пр.
Все тихо вокругъ одинокой могилы;
Склонились фіялки надъ ней,
Душистая липа ее осѣнила
Покровомъ зеленыхъ вѣтвей…
И ношу тяжелую снявъ, отдыхаетъ
Тамъ мельникъ въ раздумьѣ нѣмомъ,
И птичекъ влюбленныхъ чета затихаетъ…
И плачетъ, — незная о чемъ.
Т. е. говоря проще, это значитъ, что есть такая могила, надъ которой склонились фіялки и которую осѣнила липа; тамъ отдыхаетъ мельникъ и плачетъ чета влюбленныхъ птичекъ… незная о чемъ.