Крестьянский вопрос при Екатерине II (Семевский)/ОЗ 1879 (ДО)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Крестьянский вопрос при Екатерине II
авторъ Василий Иванович Семевский
Опубл.: 1879. Источникъ: az.lib.ru • Гл. V-VI.

КРЕСТЬЯНСКІЙ ВОПРОСЪ ПРИ ЕКАТЕРИНѢ II.[править]

V.[править]

Труды Беарде де-Лабея, Вольтера, Граслена и другія одобренныя вольнымъ экономическимъ обществомъ французскія сочиненія. — Сочиненія Вёлльнера, Меха и прочіе нѣмецкіе отвѣты. — Трудъ Полѣнова въ двухъ его редакціяхъ.

Для нашей цѣли нѣтъ никакой надобности знакомить читателей со всѣми сохранившимися отвѣтами на задачу, объявленную экономическомъ обществомъ. Въ данномъ случаѣ, для насъ интересно не то, какъ смотрѣли на крестьянскій вопросъ въ Европѣ, а то, какія идеи по этому предмету казались наиболѣе справедливыми русскимъ людямъ того времени. Поэтому изо всѣхъ сохранившихся въ рукописи или напечатанныхъ отвѣтовъ мы остановимся на тѣхъ, которыя въ большей или меньшей степени заслужили одобреніе экономическаго общества. Эти отвѣты иностранцевъ не могутъ казаться для насъ совершенно чуждыми, хотя бы они ограничивались чисто теоретическимъ разсмотрѣніемъ вопроса: если они возбуждали извѣстное сочувствіе въ членахъ общества, то, слѣдовательно, они или служили выраженіемъ взглядовъ, назрѣвшихъ въ извѣстной части нашихъ образованныхъ людей, или, по крайней мѣрѣ, были уже доступны для воспринятія многими изъ нашего общества. Мы будемъ говорить отдѣльно о трудахъ французскихъ, нѣмецкихъ и русскихъ, такъ какъ они отличаются по своему характеру и носятъ печать тѣхъ поземельныхъ отношеній, которыя существовали въ той или другой странѣ.

Во Франціи въ это время значительное большинство народонаселенія было людьми совершенно свободными; сервовъ было никакъ не болѣе полутора милліона, при томъ лишь весьма незначительная часть крестьянъ была прикрѣплена въ землѣ такъ, что не могла ее покинуть (такъ называемое servitude personuelle), напротивъ, цѣлыя области знали только форму зависимости, обусловленную пользованіемъ извѣстнымъ участкомъ: при этой, такъ называемой servitude réelle, крестьянинъ былъ въ зависимости лишь до тѣхъ поръ, пока владѣлъ землею, съ которою была соединена эта зависимость: онъ не былъ прикрѣпленъ къ ней и дѣлался свободнымъ, какъ только покидалъ землю[1]. Свободное сельское населеніе по большей части пользовалось землею сеньёровъ на условіяхъ половничества, но было немало и мелкихъ поземельныхъ собственниковъ. Поэтому, писатели французы, въ своихъ отвѣтахъ на задачу экономическаго общества, требуютъ для крестьянина, по крайней мѣрѣ, въ теоріи, нетолько личной свободы, но и дарованія земли въ полную собствеи ность, хотя нѣкоторые изъ нихъ совѣтуютъ при этомъ соблюдать постепенность, на основаніи убѣжденія, высказываемаго самыми замѣчательными французскими писателями, что достиженіе крестьянами извѣстной степени образованія должно предшествовать ихъ освобожденію, а иные не прочь удовольствоваться и однимъ личнымъ освобожденіемъ. Въ Германіи, напротивъ того, почти вовсе не было свободныхъ крестьянъ, и мы встрѣчаемъ тамъ прикрѣпленіе къ землѣ (Hörigkeit), а не то и закрѣпощеніе самой личности крестьянина (Leibeigenschaft); поэтому, если въ нѣмецкихъ отвѣтахъ мы встрѣчаемъ указаніе на необходимость дать крестьянамъ землю въ собственность, то подъ правомъ собственности авторъ разумѣетъ только наслѣдственное пользованіе землею за опредѣленныя повинности. Изъ нѣмецкихъ отвѣтовъ наибольшій интересъ для насъ представляютъ сочиненія остзейскихъ нѣмцевъ[2]; они обыкновенно выставляютъ образцомъ лифляндское поземельное устройство съ нѣкоторыми ограниченіями помѣщичьей власти. Въ заключеніе мы подробно разберемъ еще [болѣе важное для насъ сочиненіе Полѣнова.

Беарде де-Лабей раздѣляетъ свое изслѣдованіе на двѣ части: въ первой онъ рѣшаетъ вопросъ: что полезнѣе для государства — чтобы крестьянинъ имѣлъ право собственности или не пользовался имъ, а во второй говоритъ о томъ, какъ осуществить на дѣлѣ теоретическіе выводы, полученные въ первой части.

Крестьяне, говоритъ авторъ: — корни основанія всего государства; они — барометръ, показывающій его истинныя силы. Самый бѣдный крестьянинъ полезнѣе для государства, чѣмъ праздный, невѣжественный, скупой вельможа. Крестьяне уже чѣмъ приносятъ пользу государству, что, главнымъ образомъ благодаря имъ, увеличивается народонаселеніе; поэтому, крестьянинъ долженъ имѣть неотъемлемую собственность, чтобы онъ не опасался, что его дѣтямъ придется голодать. Но, прежде чѣмъ давать ему землю, необходимо сдѣлать его лично свободнымъ; вся вселенная требуетъ отъ государей, чтобы они освободили крестьянъ. Сила Англіи основывается на совершенствѣ ея земледѣлія, которое, въ свою очередь, зависитъ отъ того, что крестьяне свободны и владѣютъ землею[3]; напротивъ, въ Польшѣ нищета составляетъ слѣдствіе того рабства, въ которомъ томятся крестьяне. Повсюду богатство и могущество государства есть прямое слѣдствіе свободы и благосостоянія крестьянъ. Земледѣлецъ питаетъ другихъ своимъ трудомъ, и имѣетъ право требовать для себя премій, отличій и въ особенности права поземельной собственности. Самое лучшее средство поощрять земледѣльцевъ — сдѣлать ихъ собственниками земли, которую они обрабатываютъ. Имѣть только движимую собственность, значитъ не имѣть почти никакой. Въ странѣ, гдѣ мало земли, быть можетъ, надо принять предосторожности, чтобы слишкомъ большое количество ея не перешло въ руки крестьянъ; но въ обширной, малонаселенной имперіи не слѣдуетъ пренебрегать никакимъ средствомъ, которое можетъ увеличить народонаселеніе. Особенно необходимо, чтобъ земли были неприкосновенною собственностію крестьянъ, чтобы ихъ нельзя было отнять иначе, какъ за долги или по какимъ либо другимъ обязательствамъ.

Но недаромъ въ первой либеральной части своего девиза — «въ пользу свободы вопіютъ всѣ права» — авторъ прибавилъ: «но есть мѣра всему». Второй отдѣлъ своего труда онъ начинаетъ съ того, что предостерегаетъ государей отъ вредной поспѣшности: вѣдь опасно спустить съ цѣпи медвѣдя, не приручивъ его. Есть и другая опасность: крестьянинъ предастся праздности и будетъ страдать отъ голода, подобно тому, какъ вольноотпущенные негры въ Америкѣ вслѣдствіе лѣности впадаютъ въ нищету. Прежде чѣмъ даровать нѣкоторое право собственности, нужно приготовить рабовъ въ воспринятію свободы; теперь же, вслѣдствіе своей грубости и невѣжества, крестьяне, быть можетъ, и сами предпочтутъ рабство. Прежде всего слѣдуетъ обратиться жъ образованію. Заставьте людей познать цѣну свободы; пусть они самымъ горячимъ образомъ будутъ стремиться въ ней. Не дѣлайте ихъ собственниками земли прежде, чѣмъ они будутъ того достойны. Такой ходъ дѣла полезенъ и дли богатыхъ землевладѣльцевъ, потому что крестьяне будутъ надѣяться на свободу, лишь какъ на вознагражденіе за большее трудолюбіе. «Прошлый годъ вы обработали только 100 арпановъ земли, могъ бы сказать господинъ нѣсколькихъ семьямъ своимъ крѣпостныхъ: — въ прошломъ году я получилъ, съ помощію вашего труда, только 100 мѣръ хлѣба; удвойте ваши усилія и ваши заботы о моихъ выгодахъ, воздѣлывайте съ величайшимъ прилежаніемъ землю, которую я вамъ довѣрилъ, и когда вы достигнете того, что увеличите ея производительность на 100 мѣръ хлѣба, я дамъ вамъ землю въ собственность». — «Такимъ образомъ, прибавляетъ авторъ: — одно обѣщаніе свободы можетъ значительно увеличить доходы богатыхъ землевладѣльцевъ». "Давайте крестьянину собственность и свободу, говоритъ онъ: -только, такъ сказать, по мелочамъ. Устройте отличія между рабами; пусть усердіе, заслуги будутъ вознаграждены. Дайте сначала право имѣть только движимое имущество, а потомъ и уже недвижимое. Пусть крестьянинъ, сдѣлавшись собственникомъ, презираетъ своихъ прежнихъ товарищей, остающихся въ рабствѣ, пусть свободные отличаются отъ несвободныхъ одеждою. Когда умы будутъ достаточно подготовлены, можно будетъ разорвать цѣпи рабства. Землевладѣльцамъ нечего опасаться освобожденія крестьянъ: доходы даже возрастутъ, полученіе ихъ сдѣлается вѣрнѣе, не будетъ столько хлопотъ съ присмотромъ за барщинными работами. Но какъ же это сдѣлать? «Дайте крестьянину собственность, чтобы онъ могъ считать себя господиномъ маленькаго владѣнія; вы можете тогда съ полною безопасностію довѣрить ему ваши фермы; вамъ нечего будетъ опасаться, что вы не получите арендной платы: его маленькій клочокъ земли или, лучше сказать, привязанность, которую онъ будетъ имѣть къ своему маленькому имѣнію, послужитъ вамъ порукою. Такимъ образомъ, богатые, осчастлививъ крестьянъ, увеличатъ свои собственныя средства и сдѣлаютъ болѣе вѣрнымъ полученіе доходовъ». Вотъ единственное мѣсто въ сочиненіи Беарде, которое даетъ отвѣтъ на самый существенный вопросъ при освобожденіи крестьянъ съ землею: какъ и въ какихъ размѣрахъ предоставить имъ поземельный надѣлъ; но, какъ оно ни кратко, оно достаточно объясняетъ намъ, почему это сочиненіе заслужило одобреніе вольнаго экономическаго общества, въ которомъ всѣ самые либеральные члены были все таки болѣе или менѣе крупные землевладѣльцы. И такъ, Беарде предоставляетъ самимъ помѣщикамъ все рѣшеніе крестьянскаго вопроса, государство вовсе не должно вмѣшиваться въ это дѣло, господинъ самъ надѣлитъ землею крестьянъ въ вознагражденіе за ихъ особенное прилежаніе, причемъ опредѣленіе степени этого прилежанія и размѣровъ надѣла будетъ вполнѣ отъ него зависѣть. Но во всякомъ случаѣ, очевидно, что, по мысли Беарде, участокъ земли, дарованный крестьянамъ, не долженъ быть великъ, не долженъ вполнѣ обезпечивать существованіе его семьи; это ясно изъ того, что авторъ говоритъ о «quelque petite possession», о «petit domaine», и что всѣ разсчеты помѣщика, всѣ надежды на увеличеніе дохода основываются на томъ, что крестьяне должны будутъ брать его земли въ аренду, должны уже не въ силу юридическаго принужденія, но побуждаемые еще болѣе сильнымъ мотивомъ — необходимостью обезпечить свое пропитаніе. Къ тому же, даже и это благополучіе предоставляется, какъ награда крестьянамъ, въ весьма отдаленномъ будущемъ: ему предшествуютъ наставленія священника съ цѣлію развитія крестьянъ, затѣмъ, послѣ того, какъ хотя одинъ добился освобожденія, переодѣваніе всѣхъ остальныхъ изъ прежняго платья въ рабскую одежду одинаковаго образца, потомъ, освобожденіе только личности и дарованіе права на движимое имущество и, наконецъ, какъ вершина всего зданія, Богъ знаетъ, черезъ сколько лѣтъ, дарованіе маленькаго клочка земли. Неизвѣстно только, когда произойдетъ новое переодѣваніе изъ рабской одежды въ форму, присвоенную додямъ свободнымъ: при дарованіи ли личной свободы или при надѣленіи землею, но во всякомъ случаѣ эти смѣшныя мѣры, которыя, навѣрно, не пришли бы въ голову ни одному русскому писателю, до такой степени подобныя внѣшнія отличія чужды духу русскаго народа — совершенно для насъ непригодны.

Переходимъ теперь къ обзору другихъ французскимъ сочиненій, ограничиваясь, согласно нашему плану, только тѣми, которыя заслужили одобреніе экономическаго общества. О небольшомъ французскомъ сочиненіи, подъ № 14-мъ, общество постановило, что эта пьеса «хотя и писана весьма изрядно и притомъ нѣкоторымъ образомъ соотвѣтствовала и къ рѣшенію самой задачи, — однако, по общему всего собранія мнѣнію, въ число конкурсныхъ вступить не могла», потому что составитель подписалъ свое имя. Авторъ этого маленькаго сочиненія, занимающаго всего три четвертки, нѣкій французъ Арнольди изъ герцогства Лимбургскаго, также считаетъ желательнымъ, чтобы крестьянинъ владѣлъ извѣстнымъ участкомъ земли, достаточнымъ для того, чтобы онъ ногъ жить со своимъ семействомъ «въ посредственномъ состояніи».

Обративъ вниманіе на то, что Вольтеръ въ одномъ изъ своихъ писемъ къ императрицы Екатеринѣ интересовался судьбою двухъ французскихъ сочиненій, посланныхъ въ наше экономическое общество[4], мы заподозрили, не было ли въ числѣ полученныхъ отвѣтовъ и его собственнаго произведенія. Наша догадка оправдалась, такъ какъ одно изъ французскихъ сочиненій оказалось лишь болѣе подробною редакціею статьи о собственности, помѣщенной Вольтеромъ въ его «философскомъ Лексиконѣ». Въ первомъ изданіи этого лексикона, появившемся въ 1764 г., этой статьи нѣтъ[5]; но послѣ того, какъ она была написана въ 1767 г., ее включили въ «Философскій Лексиконъ», хотя при этомъ она и подверглась сокращенію болѣе чѣмъ вдвое[6].

Сочиненіе Вольтера, присланное къ намъ съ девизомъ «si populus dives, rex dives» (если народъ богатъ, богатъ и государь) (№ 9), было одобрено обществомъ и включено въ число тѣхъ отвѣтовъ, которые удостоились почетнаго отзыва (см. предисловіе въ «Dissertation» и пр.). Упомянувъ о томъ, что для самихъ землевладѣльцевъ гораздо выгоднѣе раздать земли небольшими участками за извѣстный оброкъ, чѣмъ воздѣлывать ихъ рабскимъ трудомъ, Вольтеръ не ограничивается, однако, рекомендаціею хозяйства на арендныхъ началахъ «Есть другой родъ собственности, не менѣе полезный, говоритъ онъ: — когда земля освобождена отъ всякаго оброка, и владѣющій ею платитъ только общія подати, наложенныя для блага и поддержанія государства. Это та собственность, которая особенно содѣйствовала обогащенію Англіи, Франціи и свободныхъ городовъ Германіи. Государи, освободившіе земли, которыя входили въ составъ ихъ доменовъ, извлекли изъ этого прежде всего большую выгоду, такъ какъ у нихъ дорого покупали эти вольности, и извлекаютъ еще большую теперь, особенно въ Англіи и Франціи, вслѣдствіе увеличенія промышленности и торговли». Но авторъ нетолько не настаиваетъ, какъ и Беарде, на вмѣшательствѣ государства при рѣшеніи крестьянскаго вопроса, но прямо высказывается противъ него. «Справедливость требуетъ, говоритъ онъ: — чтобы государь освобождалъ только церковныхъ сервовъ и своихъ собственныхъ: крѣпостныхъ, принадлежащихъ церкви потому, что она не должна ихъ имѣть, своихъ — потому что отъ этого онъ выигрываетъ, создавая себѣ дѣятельныхъ подданныхъ, и обогащаетъ себя, дѣлая добро. Но что касается сеньёровъ, которымъ давнее пользованіе предоставило крѣпостныхъ въ вотчину, то, кажется, нельзя, несдѣлавъ несправедливости, принудить ихъ измѣнить сущность ихъ наслѣдственнаго имѣнія. Они должны имѣть право освободить своихъ сервовъ по собственному усмотрѣнію. Это уже ихъ дѣло, послѣдовать ли примѣру государя… они должны быть приглашены къ этому, а не обязаны»[7]. Вольтеръ не настаиваетъ даже въ такой степени какъ Беарде — на предоставленіи крестьянамъ поземельной собственности. «Всѣ крестьяне не будутъ богатыми, говоритъ онъ: — да этого и не нужно. Нужны люди, у которыхъ не было бы ничего, кромѣ ихъ рукъ и доброй воли; но даже и они, хотя и кажутся пасынками фортуны, будутъ участвовать въ благополучіи другихъ», прибавляетъ онъ имъ въ утѣшеніе. «Они будутъ имѣть право продавать свой трудъ тому, кто болѣе заплатитъ, и это замѣнитъ имъ собственность». Уже Беарде высказывалъ мысль, что, по крайней мѣрѣ, въ государствѣ не слишкомъ обширномъ, бытъ можетъ, слѣдуетъ принять мѣры, чтобы въ руки крестьянъ не перешло слишкомъ большое количество земель; въ Вольтерѣ этотъ вопросъ не возбуждаетъ сомнѣній. «Во многихъ королевствахъ случилось, говоритъ онъ: — что освобожденный крѣпостной, разбогатѣвъ съ помощію промышленности, занялъ мѣсто прежнихъ своихъ господъ, обѣднѣвшихъ отъ роскоши; онъ скупилъ ихъ земли, принялъ ихъ фамиліи, старинное дворянство было унижено». Поэтому онъ желаетъ «противопоставить узду закона гордости новыхъ выскочекъ, опредѣлить, сколько они могутъ пріобрѣтать крестьянскихъ земель, запретить имъ пріобрѣтеніе земель благородныхъ сеньёровъ».

Въ этомъ сочиненіи ясно высказались взгляды Вольтера на крестьянскій вопросъ[8]. Вѣрный своей всегдашней ненависти въ духовенству, онъ всего болѣе желаетъ, чтобы было уничтожено крѣпостное право на монастырскихъ земляхъ (извѣстно его энергическое заступничество за сервовъ монастыря св. Клавдія), а затѣмъ въ доменахъ. Освобожденіе крѣпостныхъ частныхъ владѣльцевъ, хотя бы и безъ земли — желательно, но въ этомъ отношеніи господамъ должна быть предоставлена полная свобода.

Екатерина исполнила эту программу, хотя и не вполнѣ: она съ одной стороны превратила въ государственныхъ крестьянъ населеніе монастырскихъ и другихъ духовныхъ вотчинъ, съ другой — не посягнула на права частныхъ землевладѣльцевъ. Но въ своихъ собственныхъ вотчинахъ она нетолько не освободила крестьянъ, но брала съ нихъ шестирублевый оброкъ въ то время, когда въ Наказѣ признавала пятирублевый сборъ чрезмѣрнымъ обремененіемъ.

Неизмѣримо выше отвѣтовъ Беарде и Вольтера стоитъ сочиненіе француза Граслена, получившаго accessit и напечатанное вмѣстѣ съ работою Беарде. Такъ какъ, въ поставленной на обсужденіе задачѣ, спрашивалось: дарованіе крестьянину права собственности на землю полезно ли для общества или (какъ это было сказано во французскомъ отвѣтѣ) для общаго блага, то авторъ такимъ образомъ начинаетъ свое сочиненіе: «общее благо можетъ быть разсматриваемо съ двухъ различныхъ точекъ зрѣнія: или какъ наибольшая польза для всѣхъ членовъ общества, или какъ благо государства при извѣстномъ его устройствѣ. Въ первомъ случаѣ предлагаемый вопросъ имѣетъ характеръ общности и долженъ быть рѣшенъ на основаніи началъ, почерпнутыхъ изъ свойствъ человѣка и непреложныхъ законовъ природы; во второмъ случаѣ, это задача частная, условная и имѣющая столько же различныхъ рѣшеній, сколько есть формъ правленія». Авторъ обѣщаетъ разсматривать вопросъ съ первой течки зрѣнія. Уже приведенное различеніе интересовъ государства и его членовъ, другими словами, націи и народа, дѣлаютъ честь автору изслѣдованія, такъ какъ понятія эти сплошь и рядомъ смѣшивались нетолько въ то время, но не рѣдко смѣшиваются и теперь. Затѣмъ авторъ говоритъ: «если считать крестьянъ членами государства, то общее благо требуетъ, чтобы имъ были предоставлены выгоды, связанныя съ правомъ собственности какъ на землю, такъ и на движимое имущество, допуская при этомъ только тѣ ограниченія, какія существуютъ и для другихъ, такъ какъ… общее благо заключается всегда въ счастіи наибольшаго числа людей». Но современные философы утверждаютъ, продолжаетъ авторъ, что при естественномъ порядкѣ вещей (dans Vordre de la nature) земля не составляетъ ни чьей собственности. Какъ же можетъ въ такомъ случаѣ существовать частная поземельная собственность; какимъ образомъ извѣстное количество людей можетъ посредствомъ своего труда пріобрѣсти право собственности на всю землю, не давая ею пользоваться другимъ людямъ, тогда какъ земля должна принадлежать всѣмъ. Но, по мнѣнію автора, это противорѣчіе только кажущееся, и онъ обѣщаетъ устранить его, доказавъ, что когда владѣніе землею гарантировано тѣмъ, кто ее обрабатываетъ, то другіе, хотя и не непосредственно. пользуются благами природы, т. е. производительностію земли. Для этого авторъ, отвлекаясь отъ существующаго общественнаго строя, разсматриваетъ тѣ отношенія, которыя устанавливаются между земледѣльцами и ремесленниками, если все населеніе раздѣляется только на два класса: земледѣльцевъ-собственниковъ и работниковъ, занимающихся неземледѣльческимъ трудомъ, разбираетъ законы обмѣна, возникающаго при этомъ, и указываетъ на то, что при предполагаемомъ имъ составѣ народонаселенія ремесленники и другіе работники не земледѣльцы, обмѣнивая свои продукты на хлѣбъ, въ сущности пользуются плодами земли. Изъ этого слѣдуетъ, что и они заинтересованы въ томъ, чтобы обработывающіе землю имѣли на нее ненарушимое право собственности. Другой результатъ разбора отношеній между земледѣльцами и ремесленниками заключается въ томъ, что право отдѣльнаго человѣка или какого-нибудь класса общества на плоды труда другихъ людей основывается единственно на томъ, что другіе нуждаются въ произведеніяхъ его собственнаго труда. Съ этой точки зрѣнія, авторъ признаетъ цѣлесообразность установленія власти, заботящейся объ охраненіи личности и собственности членовъ общества, но онъ считаетъ совершеннымъ извращеніемъ естественнаго порядка вещей какъ рабство, такъ и то, что правомъ собственности на землю пользуются люди, незанимающіеся ея обработкою. При естественныхъ отношеніяхъ, земледѣльцы обмѣниваютъ избытокъ своихъ произведеній на плоды труда другихъ работниковъ и, слѣдовательно, всякое уменьшеніе той доли продуктовъ, которую путемъ обмѣна они передаютъ другимъ производительнымъ классамъ, есть потеря для этихъ послѣднихъ, а, слѣдовательно, и для всего общества, такъ какъ, чтобы удовлетворить прежней потребности, придется увеличить число земледѣльцевъ и слѣдовательно уменьшить численность остальныхъ классовъ. И все это только потому, что извѣстное количество людей, пользующихся властію, поработили себѣ подобныхъ или — что въ сущности тоже самое — не дозволяютъ пользоваться захваченною ими землею иначе, какъ за предоставленіе имъ безплатно извѣстной части урожая. Окончательный выводъ, къ которому приходитъ авторъ, понятенъ уже изъ всего сказаннаго: «общее благо требуетъ, чтобы земля была собственностію единственно и исключительно тѣхъ, кто ее обрабатываетъ, т. е. крестьянъ, но въ то же время они должны владѣть только тѣмъ количествомъ земли, какое могутъ сами обработать, иначе они обратятся въ землевладѣльцевъ вотчинниковъ». Только при этомъ условіи, слѣдовательно, имѣетъ raison d'être право собственности на землю.

Переходя отъ общихъ выводовъ, построенныхъ на отвлеченныхъ началахъ справедливости, къ современному общественному строю, авторъ говоритъ, что если невозможно въ данное время думать объ его измѣненіи согласно указаннымъ принципамъ, если нельзя отдать землю однимъ земледѣльцамъ, то не слѣдуетъ, по крайней мѣрѣ, лишать ихъ поземельной собственности, такъ какъ это было бы большимъ ущербомъ для всего общества. Нечего и говорить о томъ, что авторъ считаетъ необходимымъ предоставить земледѣльцу право собственности на движимое имущество.

Изъ сдѣланнаго нами краткаго изложенія сочиненія Граслена видно, что это трудъ, написанный весьма логично, въ высшей степени замѣчательный для своего времени; нельзя не подивиться, что его одобрило вольное экономическое общество, господствующимъ вліяніемъ въ которомъ пользовались наши вельможи — крупные собственники. Напечатаніе такой статьи, совершенно отрицавшей ихъ права на владѣніе нетолько крестьянами, но даже и землею, повидимому, должно было бы казаться имъ гораздо опаснѣе, чѣмъ переводъ труда Беарде; тутъ дѣло шло уже не о надѣленіи крестьянина клочкомъ земли по усмотрѣнію помѣщика въ награду за особенное прилежаніе, а о томъ, что предоставленіе земледѣльцамъ всей обработываемой земли было бы только исполненіемъ элементарныхъ требованій справедливости. Но къ такимъ идеямъ тогдашнее русское общество было совершенно не подготовлено, и эта слишкомъ отвлеченная статья была мало понятна нетолькко всему русскому обществу, но, быть можетъ, и тѣмъ, кто рѣшалъ вопросъ о ея напечатаніи. Какъ бы то ни было, нельзя не признать, что изъ всѣхъ сочиненій, присланныхъ въ отвѣтъ на задачу, объявленную экономическимъ обществомъ, это было произведеніе самое замѣчательное по своимъ идеямъ.

Прежде чѣмъ покончить съ разборомъ французскихъ сочиненій, мы упомянемъ еще объ одномъ неизданномъ отвѣтѣ, означенномъ въ печатномъ спискѣ подъ № 162. Это, собственно говоря, только предисловіе къ сочиненію, которое авторъ не успѣлъ прислать къ опредѣленному сроку; опоздало и это предисловіе и потому не было разсмотрѣно. Оно любопытно для насъ только потому, что было несомнѣнно написано физіократомъ (хотя вліяніе этой школы сказывается и въ нѣкоторыхъ другихъ отвѣтахъ), слѣдовательно, принадлежало перу человѣка, раздѣлявшаго мнѣнія, которыя были въ то время послѣднимъ словомъ экономической науки. Поэтому не безъинтересно указать на то, какое значеніе придавали въ Европѣ постановкѣ самой задачи, объявленной экономическимъ обществомъ: "Если роковое стеченіе обстоятельствъ, говоритъ онъ: — лишаетъ мое отечество преимущества подать первый примѣръ постояннаго и совершеннаго счастія, которое должно быть непремѣннымъ результатомъ осуществленія выводовъ этой науки (физіократіи), то я желаю, чтобы вы, русскіе, воспользовались этимъ неоцѣненнымъ правомъ и подали всѣмъ возвышенный примѣръ… Вы научились отъ насъ научно истреблять людей съ помощію свинца, желѣза и пороха; вы научились искусно предавать свою жизнь ярости бурныхъ морей въ судахъ, «толь же ломкихъ, сколько и достойныхъ удивленія. Прекрасно и благородно будетъ съ вашей стороны научить насъ… какъ гарантировать счастіе людей, производящихъ необходимые жизненные припасы… свободою и правомъ собственности, не тѣми неполными собственостію и свободою, которыми мы въ настоящее время пользуемся въ нашихъ полуцивилизованныхъ государствахъ, но тѣми, которымъ только высшая справедливость полагаетъ границы». Если даже извѣстную долю этихъ фразъ и счесть за комплименты, которыми многіе авторы, особенно французы, приправляли свои отвѣты, то все-таки нельзя не согласиться, что, дѣйствительно, постановка этой задачи принесла извѣстную долю пользы нетолько Россіи, но и западной Европѣ: она вызвала не "дни письменные, но и печатные отвѣты. Не говоря уже про иностранныя сочиненія, Напечатанныя нашимъ экономическимъ обществомъ и, такимъ образомъ, сдѣлавшіяся доступными всему образованному міру, мы напомнимъ, что нѣкоторые авторы (Меркель и Гессъ) сами, даже ранѣе присужденія преміи, напечатали свои труды; другіе же рѣшали эту задачу въ журнальныхъ статьяхъ или особыхъ сочиненіяхъ, вовсе не претендуя на премію. Для примѣра, укажемъ, что, въ отвѣтъ на задачу вольно-экономическаго общества, аббатъ Васко изъ Пьемонта написалъ поитальянски цѣлый трактатъ, въ которомъ требуетъ раздѣленія земли между возможно большимъ числомъ гражданъ, отдачи крестьянамъ въ полную собственность опредѣленныхъ земельныхъ участковъ. Предвидя, что если даже всѣ земли будутъ поровну раздѣлены между ними, современенъ все-таки явится сильное имущественное неравенство, аббатъ Васко требуетъ, чтобъ былъ установленъ maximum и minimum количества земли, какимъ могутъ владѣть граждане государства, первымъ шагомъ къ чему должно служить регулированіе закономъ права наслѣдованія[9]. Если сопоставить этотъ трудъ, вовсе не присланный въ экономическое общество, съ только-что разобраннымъ нами сочиненіемъ Граслена, то мы увидимъ, что хотя многіе выдающіеся писатели того времени, дававшіе тонъ вѣку, игнорировали соціальные вопросы, то все*таки не было недостатка въ голосахъ, рѣшительна высказывавшихся въ пользу обдѣленнаго судьбою крестьянина.

Мы не разобрали еще одного изъ сохранившихся французскихъ сочиненій, которое было включено въ число конкурсныхъ (впрочемъ, отъ послѣдняго комитета оно не заслужило почетнаго отзыва), не разобрали потому, что хотя оно и написано по-французски, но, присланное изъ Берлина, оно заключаетъ въ себѣ не мало и чисто нѣмецкихъ идей (въ спискѣ означена подъ № 72).

Люди никогда не были равны, говоритъ авторъ: — всегда существовала родительская власть, всегда сильный и ловкій бралъ верхъ надъ слабымъ и глупымъ. Избытокъ просвѣщенія, такъ же, какъ и излишняя зажиточность, вредятъ людямъ, особенно тѣмъ, умъ которыхъ, по ихъ образу жизни и по назначенной имъ судьбою роли въ обществѣ, долженъ остаться ограниченнымъ. Понятно, что. при такихъ взглядахъ, авторъ не одобряетъ сочиненій Руссо, такъ какъ они возбуждаютъ, по его словамъ, ропотъ и возстаніе, между тѣмъ, какъ онъ самъ хочетъ внушить людямъ необходимость послушанія и объяснить имъ выгоды зависимаго положенія. Развѣ не испортили бы мнѣ хорошаго слугу, спрашиваетъ онъ: — еслибы ежедневно стали твердить ему, что я ничѣмъ не лучше его и что для него унизительно мнѣ служить? Нѣтъ, спасительныя правила евангелія гораздо лучше всей этой ложной философіи. — Однако, Даже и при такихъ взглядахъ, взявшись писать на тэму о собственности крестьянъ, авторъ не рѣшается сказать прямо, что она не нужна. Онъ совѣтуетъ прежде всего внимательно изучить положеніе русскаго мужика: обремененъ ли онъ чрезмѣрно работою и, главное, дѣйствительно ли онъ недоволенъ своею судьбою. Если да, нужна ему помочь; въ противномъ случаѣ, пусть не предлагаютъ ему проэктовъ объ увеличеніи его правъ. Если же и окажется нужнымъ измѣнить положеніе крѣпостныхъ, то во всякомъ случаѣ сразу даровать имъ всѣмъ право собственности — было бы весьма неблагоразумно, это можно дѣлать не иначе, какъ постепенно, на извѣстныхъ условіяхъ, и пріобрѣтенное ими право собственности должно подлежать ограниченію. Можно начать съ того, что объявить собственниками заслуживающихъ этого своимъ прилежаніемъ, честностію и проч., и затѣмъ дѣлать тоже самое въ извѣстные промежутки времени. Авторъ такъ же, какъ и Беарде, полагаетъ, что крестьяне будутъ придавать значеніе внѣшнимъ отличіямъ и потому предлагаетъ, чтобы пріобрѣтшіе право собственности отличались отъ остальныхъ особою одеждою. За дурное поведеніе крестьянинъ можетъ лишиться своего участка по рѣшенію суда, составленнаго изъ лицъ того же сословія.

Переходимъ къ нѣмецкимъ сочиненіямъ, отличающимся инымъ характеромъ, чѣмъ произведенія французскихъ авторовъ.

Первый трудъ съ девизомъ Catharina (№ 54), принадлежащій гальберштадскому канонику Вёлльнеру[10], прямо начинается съ той мысли, что для общества полезнѣе и выгоднѣе, чтобы крестьянинъ имѣлъ собственную землю. Это подтверждается соображеніями о важномъ значеніи для земледѣлія права собственности, плохомъ качествѣ барщиннаго труда и невозможности для срочнаго арендатора заботиться о прочныхъ усовершенствованіяхъ. Авторъ совѣтуетъ роздать землю крестьянамъ въ собственность съ тѣмъ, чтобы они вносили за нее точно опредѣленный оброкъ и исполняли извѣстныя работы; по его мнѣнію, это единственное и самое вѣрное средство для развитія земледѣлія; вмѣстѣ съ тѣмъ оно будетъ чрезвычайно содѣйствовать и увеличенію народонаселенія. Правительство должно награждать всячески (титулами, деньгами, землями) тѣхъ землевладѣльцевъ, которые передадутъ землю въ собственность своимъ крестьянамъ, а также поощрять крестьянъ, у которыхъ всего болѣе дѣтей. О нравѣ собственности на движимое имущество авторъ не находитъ нужнымъ и говорить, такъ какъ гораздо важнѣе поземельное устройство.

Затѣмъ Вёлльнеръ переходитъ ко второй части задачи: какъ далеко должно простираться право собственности на землю? Онъ предлагаетъ, чтобы землевладѣльцы дали вольному экономическому обществу полномочіе составить, съ соизволенія государыни, законъ, которымъ крѣпостное право было бы измѣнено и согласовано съ требованіями общаго блага[11]. Этимъ закономъ, установленнымъ съ согласія всѣхъ землевладѣльцевъ, земля должна быть передана крестьянину въ собственность и гарантировано ему спокойное пользованіе ею. Но онъ долженъ остаться въ подданствѣ и послушаніи своему господину, нести платежи и повинности даже въ большемъ размѣрѣ, чѣмъ прежде. Слѣдуетъ постановить: 1) что крестьянинъ можетъ быть лишенъ земли только въ такомъ случаѣ, если онъ будетъ дурно вести себя и пренебрегать земледѣліемъ; тогда у него можно отжать землю, согнать его со двора и сдѣлать рабомъ (Sclave). 2) Крестьянинъ долженъ имѣть право производить на своей землѣ какія угодно улучшенія, сѣять по своему усмотрѣнію хлѣбъ или кормовыя травы, огораживать землю. Дня этого участокъ долженъ быть отведенъ въ одномъ мѣстѣ, общинныя угодья (die Gemeinheiten) уничтожены, такъ хе, какъ и обыкновеніе пасти скотъ на землѣ сосѣда. Разверстаніемъ общинныхъ угодій и огораживаніемъ полей Англія положила первое основаніе успѣхамъ земледѣлія, а послѣднее время (seit paar Jahren) почти всѣ нѣмецкія государства начинаютъ слѣдовать ея примѣру[12]. 3) Крестьяне, получившіе землю въ собственность, должны платить вдвое болѣе, чѣмъ прежде, но разъ установленные взносы не должны быть возвышаемы. 4) Крестьянинъ долженъ имѣть право продать свое поле, но, однакоже, лишь съ согласія землевладѣльца; это дозволяется только въ томъ случаѣ, если, по старости или болѣзни, онъ не можетъ работать или захочетъ купить другой участокъ (само собой разумѣется, что пріобрѣтшій его землю долженъ будетъ принять на себя исполненіе лежащихъ на ней повинностей). 5) Крестьянинъ можетъ завѣщать свою землю дѣтямъ и родственникамъ, но если наслѣдникъ не хочетъ самъ заниматься ея обработкою, то долженъ не отдавать земли въ наемъ, а непремѣнно продать ее земледѣльцу.

Таковъ проэктъ, представленный Вёлльнеромъ; онъ сходенъ съ предложеніемъ Беарде въ томъ отношеніи, что въ сущности также предоставляетъ рѣшеніе крестьянскаго вопроса усмотрѣнію помѣщиковъ, такъ какъ только съ ихъ согласія предлагаетъ экономическому обществу установить правила объ улучшеніи быта крестьянъ. Что касается предложенныхъ имъ мѣръ, то очевидно, что онъ предоставляетъ землю крестьянину не въ собственность, а только въ наслѣдственное пользованіе за опредѣленныя повинности, которыя къ тому же онъ предлагаетъ увеличить. Такимъ образомъ, еще вопросъ, улучшилось ли бы при этихъ условіяхъ положеніе крестьянъ. Наконецъ, онъ вовсе не касается вопроса о вотчинномъ судѣ, а отъ правильнаго разъясненія его зависитъ очень многое. Въ проэктѣ Вёлльнера есть одно предложеніе, въ которомъ онъ сходится съ проэктомъ Елагина и принятіе котораго было бы крайне вредно для русскихъ крестьянъ: мы разумѣемъ совѣтъ уничтожить общинное землевладѣніе. Авторъ ссылается на примѣръ въ этомъ отношеніи западной Европы. Прошло послѣ того сто лѣтъ до тѣхъ поръ, пока на западѣ пришли къ убѣжденію, что хотя мѣра эта содѣйствовала развитію земледѣлія, но зато вредно отразилась на интересахъ земледѣльцевъ. Мы же всегда все принимали отъ запада заднимъ числомъ: вводимъ строго классическую систему средняго образованія, когда объ ослабленіи ея думаютъ на западѣ, желаемъ уничтожить поземельную общину, когда многіе западные ученые пришли къ убѣжденію въ полезности для крестьянъ этой формы землевладѣнія.

Изъ сочиненій лифляндскихъ дворянъ, которыхъ до насъ дошло 3, первое, напечатанное вмѣстѣ съ отвѣтами Беарде, Вёлльнера и Граслена, было написано фонъ-Мекомъ, котораго общество наградило за этотъ трудъ медалью въ 12 червонцевъ. Крѣпостные должны имѣть собственность, говоритъ онъ, же не слѣдуетъ спѣшить (эпиграфъ автора — festina lente): если сразу уничтожить крѣпостное право, то свобода обратится въ необузданность, крестьяне покинутъ земли, которыя прежде обработывали, и начнутъ бродить, ища мѣста, гдѣ бы могли получить землю безъ повинностей и денежныхъ оброковъ. Нужно, чтобы крестьяне познали цѣну собственности; нужно позаботиться о лучшемъ воспитаніи крѣпостныхъ дѣтей; нужно научить крестьянина любить земледѣліе. Въ этихъ мысляхъ нѣтъ ничего новаго, мы уже встрѣчали ихъ и встрѣтимъ еще и въ нѣмецкихъ сочиненіяхъ; но авторъ рекомендуетъ оригинальную мѣру для пріученія крестьянъ къ земледѣлію, честь изобрѣтенія которой принадлежитъ исключительно ему. Нужно препятствовать крестьянину заниматься побочными промыслами; съ этою цѣлію можно установить, что все, что онъ заработываетъ съ ихъ помощію, должно идти въ пользу господина. Каждый обязанъ оставаться членомъ своего сословія, а не «быть счастливымъ, какъ ему вздумается». Такъ же, какъ и предыдущіе авторы, онъ полагаетъ, что нужно навсегда опредѣлить, какія земледѣльческія работы и сборы долженъ нести крестьянинъ въ пользу господина. По его мнѣнію, нужно начать дарованіе права собственности съ движимаго имѣнія и обставить это дѣло слѣдующими формальностями. Господинъ заявляетъ въ судѣ, что онъ дозволяетъ лучшимъ крестьянамъ, хорошо ведущимъ свое хозяйство, неограниченно распоряжаться движимымъ имуществомъ; заявленіе это записывается въ книгахъ, и потомъ чиновники наблюдаютъ за его исполненіемъ. Если крестьянинъ будетъ дурно хозяйничать, то его не слѣдуетъ прогонять съ земли, а нужно назначить опекуновъ надъ нимъ изъ лучшихъ хозяевъ. При такомъ смягченномъ крѣпостномъ правѣ, крестьянинъ будетъ находиться въ наилучшемъ положеніи: онъ пользуется землею, а между тѣмъ, въ случаѣ неурожая, помѣщикъ помогаетъ ему. Когда всѣ или большая-часть крестьянъ пріобрѣтутъ движимую собственность, то помѣщикъ въ награду лучшимъ и зажиточнѣйшимъ можетъ продать за опредѣленную цѣну участокъ земли, который [они обработываютъ. Хорошо было бы подать примѣръ реформы въ казенныхъ имѣніяхъ: тогда каждый убѣдился бы, что такимъ образомъ увеличивается благосостояніе крестьянъ. Крестьянинъ, пріобрѣтшій землю, будетъ имѣть на нее полное право собственности, но подъ слѣдующими условіями: 1) его участокъ не долженъ быть никакимъ образомъ отдѣленъ отъ всего имѣнія; 2) крестьянинъ, обработывающій его, не можетъ его покинуть и 3) за каждый такой участокъ, господинъ имѣетъ право на извѣстную и разъ навсегда опредѣленную работу. Такимъ образомъ и здѣсь дѣло идетъ не о правѣ собственности, а о наслѣдственномъ пользованіи землею за извѣстныя повинности, причемъ нѣтъ и мысли о назначеніи какого-нибудь срока этимъ платежамъ, о выкупѣ земли въ теченіе извѣстнаго времени посредствомъ ежегодныхъ взносовъ.

Отвѣтъ фонъ-Мека имѣетъ нѣкоторое сходство съ сочиненіемъ Вёлльнера и не лишенъ вовсе либеральныхъ намѣреній, за то неизданное сочиненіе неизвѣстнаго лифляндца (№ 97) обнаруживаетъ весьма консервативный образъ мыслей автора. Нужно замѣтить, что въ третьей комиссіи, читавшей это сочиненіе, было высказано о немъ два противуположныхъ мнѣнія; въ перечнѣ его отзывовъ въ одной отмѣткѣ сказано: "дѣлаетъ дурныя и смѣшныя предложенія!, но тутъ же другою рукою приписано: "заслуживаетъ вступить бъ конкурсъ!. Сочиненіе это дѣйствительно включено было въ число конкурсныхъ, но комитетъ, произносившій окончательное сужденіе надъ всѣми одобренными отвѣтами, не нашелъ, чтобы оно заслуживало нетолько accessit, но и почетнаго отзыва; да это и понятно, такъ какъ онъ одобрялъ преимущественно пьесы, гдѣ предлагались какія-нибудь мѣры для надѣленія крестьянъ собственностію или, по крайней мѣрѣ, предоставленія имъ наслѣдственнаго пользованія землею.

Въ теоріи и этотъ неизвѣстный лифляндецъ признаетъ, что для общества полезнѣе, чтобы крестьянинъ имѣлъ собственную землю; но примѣнительно къ существующимъ отношеніямъ, онъ держится другихъ взглядовъ; правда, онъ настолько любезенъ, что считаетъ несправедливостію, еслибы какой-нибудь государь вздумалъ обратить въ крѣпостныхъ свободныхъ людей (если только они не сдѣлались недостойными свободы какими нибудь возмущеніями и предательскими поступками)[13]; онъ согласенъ даже, чтобы казна дала свободу крестьянамъ коронныхъ имѣній, но крѣпостные частныхъ вотчинъ — дѣло другое. «Государь, который освобождаетъ крѣпостныхъ аллодіальнаго имѣнія (хотя бы это и казалось полезнымъ для общества) — великодушенъ и милостивъ относительно крестьянъ, но онъ обижаетъ такимъ образомъ самыхъ знатныхъ своихъ подданныхъ, которые смотрятъ на крѣпостное населеніе какъ на свою безспорную собственность, такъ какъ это право даровано имъ или подтверждено привилегіями прежнихъ государей». Все это, очевидно, прямой отвѣтъ на посягательство русскаго правительства улучшить бытъ крѣпостныхъ крестьянъ. Но, оставляя вопросъ о томъ, что законно и справедливо, авторъ заявляетъ, что, но его мнѣнію, «для общества полезнѣе и выгоднѣе, если крестьяне владѣютъ землею и движимымъ имуществомъ какъ рабы, или, лучше сказать, какъ крѣпостные». Онъ не отрицаетъ, что есть благоустроенныя, богатая, цвѣтущія государства, въ которыхъ всѣ крестьяне — люди свободные; онъ признаетъ даже, что есть случаи, когда странѣ мало повредитъ или даже принесетъ пользу дарованіе свободы крѣпостнымъ крестьянамъ; къ числу такихъ, онъ причисляетъ тѣ страны, въ которыхъ находится болѣе крестьянъ, чѣмъ сколько нужно для обработки полей, такъ какъ тамъ слѣдуетъ заводить фабрики, а для нихъ свободные работники болѣе удобны, чѣмъ рабы. Но въ государствахъ менѣе населенныхъ, нужно руководиться иными правилами, особенно если крестьяне грубы, непослушны и лѣнивы. «Свободные и притомъ невоспитанные крестьяне-это дикія лошади, которыя, чувствуя свою силу, мало слушаются всадниковъ; онѣ не годятся для полевыхъ работъ. Тутъ не нужно большаго ума, но за то необходимы тѣлесная сила, трудолюбіе и послушаніе, а все это можно имѣть и безъ свободы». Авторъ оговаривается, что, желая, чтобы крѣпостные, оставались рабами (Sclaven), онъ разумѣетъ «такое рабство, которое согласуется со справедливостію и христіанствомъ» и затѣмъ дѣлаетъ слѣдующую характеристику желаннаго для него крѣпостнаго права. «Рабъ, какъ я понимаю — это крѣпостной, который принадлежитъ своему господину, не можетъ покинуть этого послѣдняго безъ его согласія; господинъ же можетъ продать его другому какъ съ землею, такъ и безъ нея, и наказывать его за провинности — воровство, неисполненіе работы и т. п.; это право господинъ или унаслѣдовалъ отъ своихъ предковъ, или купилъ самъ, и оно должно основываться на твердыхъ и несомнѣнныхъ привилегіяхъ. Если же владѣлецъ злоупотребляетъ этимъ нравомъ, то крестьянинъ можетъ жаловаться, и тотъ будетъ наказанъ правительственными властями». Умный господинъ, если онъ притомъ истинный христіанинъ, не будетъ обижать своихъ крѣпостныхъ, но такъ какъ не всѣ хорошо обходятся съ крестьянами, а нѣкоторые «относятся къ нимъ какъ къ безсловеснымъ животнымъ, чрезмѣрно обременяютъ ихъ работою, безъ причинъ бьютъ и тиранятъ», то «нужно, чтобы государь ограничилъ произволъ помѣщиковъ и велѣлъ въ каждой провинціи, съ помощію умныхъ и хорошо знающихъ хозяйство людей, точно опредѣлить, сколько крестьянинъ — владѣлецъ двора, долженъ работать или платить оброка, смотря по количеству земли и числу батраковъ». Такой «экономическій регламентъ» долженъ служить общимъ уставомъ для всѣхъ сельскихъ хозяевъ, и если господинъ нарушить его, то долженъ подвергнуться денежному штрафу и вознаградить убытки, причиненные имъ крестьянину; если же послѣдній принесетъ несправедливую жалобу, то, въ примѣръ прочимъ, его слѣдуетъ наказать розгами и, кромѣ того, господинъ можетъ лишить его земли и сдѣлать батракомъ другого хозяина, точно также какъ и въ томъ случаѣ, если уличитъ его въ воровствѣ въ помѣщичьей ригѣ, амбарѣ или въ полѣ.

Таковы взгляды лифляндца, отнюдь неповиннаго въ либерализмѣ; его сочиненіе можетъ показать намъ, насколько бар. Шульцъ былъ выше своихъ сотоварищей-помѣщиковъ. Тогда какъ онъ установилъ, что крестьянина нельзя продавать безъ земли, авторъ разбираемаго сочиненія дозволяетъ это; крестьянину дано право жаловаться, но подъ угрозою такихъ страшныхъ для него наказаній, если жалоба будетъ признана неосновательною (нетолько тѣлесное наказаніе, но и лишеніе земли и отдача въ батраки), что, можно смѣло сказать, при такихъ условіяхъ никто въ Лифляндіи не рѣшился бы жаловаться на господина, тяжелымъ опытомъ убѣдившись, какъ трудно ему доказать справедливость своего заявленія. Помѣщикъ же, даже изобличенный въ различныхъ истязаніяхъ, долженъ былъ, по проэкту автора, подвергнуться только денежному штрафу. Единственное, дѣйствительно полезное для крестьянина требованіе (опредѣленіе размѣра повинностей въ Лифляндіи, поземельныя отношенія которой весьма нравятся автору) могло быть выполнено безъ помощи его «умныхъ и знающихъ людей», стоило только потребовать примѣненія шведскихъ вакенбуховъ, составленныхъ на основаніи внимательно произведеннаго кадастра; но авторъ очевидно надѣялся, что его «умные и знающіе люди», т. е. помѣщики, постановятъ болѣе выгодныя для дворянъ правила.

Затѣмъ, авторъ переходитъ къ опроверженію возраженій противъ рабства (Sclaverey). Говорятъ, что рабство противорѣчитъ естественной свободѣ и равенству людей, но вѣдь и то, и другое уничтожается при первомъ установленіи общественной жизни. Важнѣе, по его мнѣнію, другое возраженіе, что рабство противорѣчитъ основнымъ началамъ христіанства. Авторъ признаетъ, что, дѣйствительно, нельзя свободнаго человѣка сдѣлать рабомъ, но крѣпостной — дѣло другое: онъ уже родился въ рабствѣ. «Его не лишаютъ свободы, а только оставляютъ въ томъ состояніи, въ какомъ онъ родился; по правиламъ же христіанства каждый долженъ быть доволенъ положеніемъ, назначеннымъ ему божественнымъ промысломъ». Слѣдовательно, рабъ долженъ охотно повиноваться своему господину и можетъ желать только того, чтобы положеніе его было сдѣлано настолько сноснымъ, сколько позволяютъ обстоятельства. На основаніи священнаго писанія, нельзя доказать, что всякое рабство противно религіи, скорѣе можно убѣдиться въ противоположномъ. Еслибы всякое безъ исключенія рабство было грѣхомъ, то какимъ образомъ Богъ позволилъ бы еврейскому народу держать рабовъ; а тѣмъ паче апостолы не предписали бы господамъ и рабамъ правилъ объ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ, а между тѣмъ, мы видимъ это, напримѣръ, въ посланіяхъ Павла въ жителямъ Ефеса.

Говорятъ еще, что рабство вредно потому, что власть помѣщика составляетъ государство въ государствѣ. На это авторъ отвѣчаетъ, что на помѣщика слѣдуетъ смотрѣть, какъ на низшее правительственное учрежденіе, установленное государемъ для наблюденія за трудолюбіемъ и порядкомъ среди крестьянъ и прекращенія всякихъ волненій. Такое устройство «нетолько не вредно для государства, но скорѣе представляетъ единственное и весьма дѣйствительное средство обуздывать толпу неспокойныхъ и грубыхъ крестьянъ[14]. Въ какой странѣ съ крѣпостнымъ сельскимъ населеніемъ, говоритъ авторъ, можно услышать о столькихъ возстаніяхъ и возмущеніяхъ, какъ въ Англіи, гдѣ крестьяне и другіе простые люди, злоупотребляя своею свободою, производятъ страшныя волненія, часто вслѣдствіе какой-нибудь ничтожной причины, напримѣръ, нѣкотораго возвышенія налога на сидръ или небольшаго вздорожанія хлѣба (какъ это произошло еще въ настоящемъ 1767 г.). Развѣ не ясно видно изъ этого, что единственная причина такихъ безпорядковъ въ Англіи — большая свобода крестьянъ?»

Авторъ признаетъ, что рабство не есть необходимое слѣдствіе счастія и благополучія общества, но оно вовсе не составляетъ и признака его упадка и разложенія. Онъ указываетъ на примѣръ могущественной римской имперіи, въ которой, однако, рабство было суровѣе, чѣмъ гдѣ нибудь. Крестьяне въ Англіи и Голландіи живутъ въ изобиліи и богатствѣ, но это объясняется благопріятными условіями климата, почвы и т. п.; напротивъ того, въ Швеціи, несмотря на свободу, большинство изъ нихъ бѣдно, и въ Ботніи часто должно питаться древесною корою. Да, наконецъ, и среди англичанъ много бѣдныхъ крестьянъ и людей изъ простого народа, такъ какъ свобода мало помогаетъ при отсутствіи средствъ.

Затѣмъ авторъ переходитъ еще къ одному и, по его мнѣнію, послѣднему возраженію, которое представляетъ одна попытка измѣненія быта крѣпостныхъ крестьянъ. Какъ мы уже упоминали, задача вольнаго экономическаго общества возбудила большое вниманіе въ Европѣ и отвѣты на нее не ограничивались тѣми рукописями или книгами, которыя были присланы въ Петербургъ. Такъ, въ «Альтонскомъ Меркуріи» появилось слѣдующее письмо изъ Гольштиніи отъ 13-го января 1767 года: «Извѣстно, что въ дворянскихъ имѣніяхъ Гольштиніи, какъ и въ нѣкоторыхъ другихъ странахъ, все еще существуетъ крѣпостное право, и крестьяне, не имѣющіе никакой собственности, должны работать на землевладѣльцевъ; поэтому задача русскаго экономическаго общества близко касается Гольштиніи и основательный отвѣтъ на нее былъ бы столько же важенъ здѣсь, какъ и тамъ». Такъ какъ, по мнѣнію автора письма, при обсужденіи подобнаго вопроса, ничего не можетъ быть убѣдительнѣе примѣра, то онъ и разсказываетъ, какъ одинъ «патріотъ, другъ человѣчества», очевидно гр. Ранцау-фонъ Ашбергъ, начиная съ 1739 года, постепенно вводитъ въ своемъ имѣніи наслѣдственную аренду и уничтожаетъ личное рабство, и это сопровождается весьма благодѣтельными результатами.

Авторъ разбираемаго нами отвѣта замѣчаетъ по этому поводу, что онъ ничего не имѣетъ противъ предоставленія земли крестьянамъ въ наслѣдственную аренду, но, даруя имъ навсегда личную свободу, гольштинскій дворянинъ, на котораго было указано, поступаетъ «скорѣе какъ другъ человѣчества, чѣмъ какъ хозяинъ, заботящійся о будущемъ, и что онъ встрѣтитъ болѣе поклонниковъ, чѣмъ послѣдователей». Если же онъ имѣлъ при этомъ въ виду увеличить свои доходы, то, безъ сомнѣнія, избралъ не самыя вѣрныя и удобныя средства: большая разница вести хозяйство съ крѣпостными крестьянами, которыхъ можно принудить работать и противъ ихъ желанія, или со свободными людьми, которыхъ господинъ долженъ просить выполнить то, что они обязаны сдѣлать. Къ тому же, ядовито замѣчаетъ авторъ, еслибы превращать своихъ крестьянъ въ наслѣдственныхъ арендаторовъ было -такъ выгодно, то гольштинскіе дворяне давно уже послѣдовали бы примѣру, поданному 28 лѣтъ тому назадъ. Наконецъ, будь такая система и вполнѣ пригодна для Германіи, это еще не значитъ, чтобы она годилась для менѣе населенныхъ странъ, какъ напримѣръ, Прибалтійскаго края, гдѣ крестьяне «лѣнивые и наклонные къ воровству и непослушанію, навѣрное взглянули бы на свободу, какъ на право безнаказанно совершать всевозможныя злодѣйства, и, въ концѣ-концовъ, господа должны были бы терпѣть нужду или даже ежедневно опасаться за свою жизнь и имущество».

Такимъ образомъ, поземельныя отношенія Остзейскаго края, интересы тамошнихъ землевладѣльцевъ стоятъ для автора на первомъ планѣ; по его мнѣнію, все прекрасно въ этой наилучшей изъ странъ, и если что можно допустить, то развѣ одно регулированіе повинностей. Въ заключеніе онъ прямо совѣтуетъ раздѣлить землю, данную въ пользованіе крестьянамъ, на гаки, половины, четверти и восьмую часть гака, какъ это дѣлается въ Эстляндіи и Лифляндіи, опредѣлить самымъ точнымъ образомъ по количеству земли и работниковъ, сколько они должны работать на господина и давать ему сборовъ натурою, и не позволять жить крестьянамъ деревнями, а поселять каждаго на его участкѣ (слѣдовательно, авторъ враждебно относится къ общинному землевладѣнію).

Нѣсколько шире взгляды другого лифляндца, автора отвѣта также неизданнаго (№ 80), къ которому вольное экономическое общество отнеслось чрезвычайно странно. Въ журналѣ засѣданія 12-го марта сказано: "представленная отъ перваго нѣмецкаго комитета къ слушанію въ общемъ собраніи пьеса подъ № 80… хотя нѣсколько была и читана, но по усмотрѣнію, что оная въ конкурсъ вступить не могла, дальнее ея чтеніе оставлено; между тѣмъ, начало этого сочиненія, съ которымъ успѣло познакомиться собраніе, написано очень хорошо, живо затрогиваетъ крестьянскій вопросъ въ Прибалтійскомъ краѣ и, казалось, должно было бы побудить членовъ общества къ дальнѣйшему ознакомленію съ нею. Такимъ постановленіемъ былъ очень удивленъ и нѣмецкій комитетъ, который нашелъ, что это сочиненіе заслуживаетъ общаго вниманія, и въ слѣдующемъ засѣданіи настоялъ, чтобы оно было признано достойнымъ вступить въ конкурсъ. Несмотря на то, когда черезъ нѣсколько дней всѣ конкурсныя пьесы были переданы для новаго разсмотрѣнія особому комитету, отвѣта № 80 въ ихъ числѣ почему-то не оказалось. Быть можетъ, это слѣдуетъ объяснить тѣмъ, что авторъ преимущественно имѣетъ въ виду Остзейскія провинціи, а не рѣшеніе вопроса для всей Россіи.

Въ началѣ своего сочиненія онъ доказываетъ, что крѣпостное право противуестественно, и что только завоеванію оно обязано своимъ происхожденіемъ. Для подтвержденія этой мысли, онъ дѣлаетъ краткій очеркъ исторіи рабства, не забывая упомянуть о нѣкоторыхъ мѣрахъ въ пользу крестьянъ, и въ заключеніе его переходитъ къ установленію крѣпостнаго права въ Прибалтійскомъ краѣ и положенію тамошнихъ крестьянъ. «Ливы и Эсты, говоритъ онъ: были порабощены тѣми, которые ихъ открыли, за то, что они защищали свою родину и свободу и не смѣнили язычества на христіанство тотчасъ же по желанію побѣдителей… а еще дѣлали попытки сбросить съ себя иго рабства. Побѣдители, продолжаетъ авторъ, не имѣли никакого права покорять этихъ несчастныхъ, такъ какъ они не начинали съ ними войны и не подали никакого другого повода къ завоеванію ихъ страны; совершенно неповинные, они подверглись въ эти времена той же участи, какую впослѣдствіи, также безъ всякой вины съ ихъ стороны, испытали мексиканцы. Ихъ страна была открыта, найдена удобною для торговли и потому рѣшено было овладѣть ею и ввести огнемъ и мечемъ христіанство, встрѣтившее сопротивленіе. Таковы основанія правъ первыхъ рыцарей и завоевателей Лифляндіи и Эстляндіи».

Затѣмъ авторъ разсказываетъ уже извѣстные намъ факты: какъ Екатерина, во время путешествія по Прибалтійскому краю, обратила вниманіе на нищету и тяжелое положеніе крѣаостныхь крестьянъ, упоминаетъ объ извѣстныхъ предложеніяхъ гр. Броуна, приводитъ и отвѣтъ ландтага, относясь къ нему совершенно неодобрительно. Если обдумать то, на чемъ основываютъ свои права лифляндскіе дворяне, говоритъ авторъ, то «нельзя не почувствовать вдвойнѣ бѣдствія крестьянъ и не принять ихъ сторону». Желая доказать, что крѣпостное право производитъ самое вредное дѣйствіе на умственныя способности и нравственное состояніе крѣпостныхъ, онъ опять-таки ссылается на примѣръ прибалтійскихъ крестьянъ. «Крѣпостной приноситъ пользу только своему помѣщику — для государства это мертвый членъ; такъ какъ онъ не имѣетъ собственной земли, то господинъ переселяетъ его, когда найдетъ это для себя выгоднымъ; его барщинныя работы и другія повинности слишкомъ велики и совершенно неопредѣленны; онъ подвергается наказаніямъ, которыя не соразмѣряются ни съ правилами человѣколюбія и религіи, ни съ его проступками. Императорское правительство въ Лифляндіи само признало это». По его предложенію «дворянство сдѣлало кое-что для облегченія положенія крестьянъ, однако, не смягчило крѣпостнаго права; впрочемъ, все-таки, если помѣщики будутъ поступать согласно со вновь обнародованными постановленіями, то лифляндскій крестьянинъ почувствуетъ нѣкоторое облегченіе».

Отъ этой экскурсіи въ область отношеній, существующихъ въ Прибалтійскомъ краѣ, авторъ переходитъ къ рѣшенію поставленной задачи. Онъ начинаетъ прямо съ того, что «для общества выгоднѣе и полезнѣе, чтобы крестьянинъ получилъ въ собственность и землю, и движимое имущество, чѣмъ только одну движимость.» Право собственности крестьянина должно быть не ограниченно; онъ долженъ имѣть возможность распоряжаться ею но своему усмотрѣнію, даже продавать, лишь бы помѣщикъ получалъ но прежнему свои, опредѣленные правительствомъ, доходы, и чтобы продажа совершалась не чаще, какъ черезъ 30 лѣтъ, такъ какъ въ этотъ срокъ земля можетъ быть улучшена и даже приведена въ цвѣтущее состояніе. Но, подобно всѣмъ другимъ, авторъ и этого отвѣта, требуетъ, чтобы освобожденіе крестьянъ и надѣленіе ихъ собственностью совершалось постепенно, нужно устроить такъ, чтобы дворянство не пострадало: «это важнѣйшее сословіе въ государствѣ должно сохранить извѣстное величіе, блескъ и благосостояніе». Заурядъ съ другими, авторъ тянетъ знакомую уже намъ пѣсню, что крестьянинъ долженъ прежде познать цѣну свободы, такъ какъ быстрое измѣненіе его состоянія развращаетъ раба; нужно, чтобы священники объяснили имъ въ проповѣдяхъ всю цѣну этого благодѣянія и, прежде чѣмъ имъ воспользоваться, крестьяне должны предъявить слѣдующія добродѣтели: прилежаніе, трезвость, умѣнье хорошо вести хозяйство, обработывать землю и воспитывать дѣтей, а также пріобрѣсти извѣстныя знанія въ огородничествѣ, садоводствѣ и скотоводствѣ. Для этого онъ предлагаетъ подвергнуть ихъ трехгодичному испытанію, уменьшивъ въ это время поборы и барщину на помѣщиковъ. Предварительно слѣдуетъ обратить вниманіе на то, хорошую ли землю имѣютъ крестьяне и достаточно ли у нихъ рабочихъ; было бы очень хорошо увеличить число работниковъ въ тѣхъ дворахъ, гдѣ ихъ мало, взявъ оттуда, гдѣ оказывается излишекъ; если же сдѣлать это будетъ неудобно, то нужно произвести надѣлъ землями пропорціонально рабочей силѣ каждаго двора. Двое лучшихъ земледѣльцевъ или староста должны наблюдать за крестьянами и представлять свѣдѣнія о состояніи хозяйства уѣздному комиссару, который, кромѣ того, самъ объѣзжаетъ свой уѣздъ и о результатахъ своихъ наблюденій доноситъ правительству. По истеченіи трехъ лѣтъ, правительство предпринимаетъ общую ревизію съ участіемъ въ этомъ дѣлѣ нѣкоторыхъ опытныхъ хозяевъ и самымъ лучшимъ крестьянамъ даруетъ свободу и право собственности, при чемъ они приносятъ присягу нетолько императрицѣ, но также и помѣщику въ томъ, что будутъ слушаться его и исполнять свои обязанности. Вмѣстѣ съ тѣмъ, имъ раздаютъ печатныя или письменныя правила о сборахъ и повинностяхъ въ пользу помѣщика, которые должны быть точно опредѣлены правительствомъ. Для составленія устава о повинностяхъ учреждается особая комиссія изъ людей честныхъ и опытныхъ въ хозяйствѣ, которой, прибавляетъ авторъ, будетъ содѣйствовать и ландратская коллегія, забывая, что вопросъ идетъ не объ одной Лифляндіи; составленный ею уставъ печатается на нѣмецкомъ, эстонскомъ и латышскомъ языкахъ.

Тѣмъ крестьянамъ, которые не оказали особенныхъ успѣховъ въ хозяйствѣ, можно дать еще одинъ или два года срока; тѣмъ же, которые подаютъ мало надежды на усовершенствованіе, нужна дать въ помощники сына или опытнаго въ хозяйствѣ батрака, за котораго можно выдать въ замужество и дочь хозяина, если таковая окажется. — И такъ авторъ, наканунѣ дарованія крестьянину свободы, предлагаетъ самымъ безцеремоннымъ образомъ распоряжаться судьбою его дѣтей.

Впрочемъ, онъ желаетъ постановить, чтобы и послѣ освобожденія сыновья хозяевъ только тогда получили право повидать свой округъ, когда въ немъ будетъ достаточно работниковъ. Извѣстно, что въ XIX вѣкѣ, при освобожденіи крестьянъ въ Прибалтійскомъ краѣ, это правило было примѣнено въ самыхъ широкихъ размѣрахъ, т. е., всѣмъ крестьянамъ запрещено было покидать свой приходъ, а затѣмъ уѣздъ втеченіи извѣстнаго времени. — Таково должно быть ограничите свободы личности. Что касается имущественныхъ правъ, то, какъ мы уже упоминали, продать землю крестьянинъ могъ не ранѣе 30-ти лѣтъ; затѣмъ авторъ совѣтуетъ избѣгать раздѣловъ земли на слишкомъ мелкія части. Всего лучше, еслибы дворъ съ землею переходилъ въ наслѣдство старшаго сына, а другія дѣти удовлетворялись бы деньгами въ извѣстные сроки; если же этого нельзя сдѣлать, то слѣдуетъ, по крайней мѣрѣ, держаться того, чтобы такъ дѣлился не болѣе, какъ на 3 части[15].

Весьма выгодное отличіе разсматриваемаго мнѣнія сравнительно съ предшествующимъ заключается въ томъ, что авторъ не оказывается такимъ врагомъ общинныхъ порядковъ; онъ нетолько совѣтуетъ, чтобы крестьяне имѣли общинныхъ пастуховъ для скота и птицъ, но даже предлагаетъ дать земледѣльцамъ выгоны и лѣса въ, общинное пользованіе, причемъ, однако же, дровяной лѣсъ они должны брать не иначе, какъ съ согласія помѣщика, а строевой даже покупать у него.

Отъ всѣхъ предшествовавшихъ мнѣній это сочиненіе отличается еще тѣмъ, что авторъ не оставляетъ безъ разсмотрѣнія вопросъ о сельскомъ судѣ, но, къ сожалѣнію, рѣшаетъ его въ чисто нѣмецкомъ духѣ. Помѣщику должно быть предоставлено право вотчиннаго суда, но съ тѣмъ, чтобы онъ не лично отправлялъ правосудіе, а чтобы, какъ въ Германіи, были завѣдующіе судомъ — обыкновенно адвокатъ ближайшаго городу, судьи и 2 засѣдателя изъ крестьянъ, всѣ назначаемые помѣщиками. Судъ этотъ засѣдаетъ въ тѣ времена года, когда удобнѣе для крестьянина, но, въ случаѣ надобности, могутъ-быть и экстраординарныя сессіи. Господинъ платитъ, завѣдующему, судомъ изъ своихъ средствъ, но за то получаетъ судебныя пошлины и штрафы, размѣръ которыхъ долженъ быть опредѣленъ правительствомъ. — Авторъ находитъ, что такое устройство суда, будетъ очень удобно въ томъ отношеніи, что крестьяне будутъ, судиться членами, своего сословія и въ удобное для нихъ время, тогда какъ судопроизводство въ ланд- и орднунгсгерихтахъ производится съ ужасною медленностью, во времена года, неудобныя для крестьянъ, и къ тому же они теряютъ при этомъ много времени проходъ. Но бѣда въ томъ, что судъ, предложенный авторомъ, нахрдился бы въ совершенной зависимости отъ помѣщика, а между тѣмъ ему должны были подлежать не только споры между самими крестьянами, но также дѣла о невнесенныхъ ими сборахъ и неисполненныхъ барщинныхъ работахъ. — Въ случаѣ совершенія крестьяниномъ преступленія, господинъ, по этому проекту заключалъ преступника подъ стражу и посылалъ объ немъ письменное донесеніе въ мѣстный ландерихтъ; относительно же полицейскихъ дѣлъ, деревенскій судъ былъ подчиненъ орднунгсгерихту. Нечего и говорить о томъ, что введеніе у насъ такихъ порядковъ при освобожденій крестьянъ было бы крайне вредно, такъ какъ оно отняло бы всякую самодѣятельность у крестьянской общины и поставило ее въ сильную зависимость, отъ помѣщика.

Въ пользу господина, авторъ представляетъ, кромѣ доходовъ съ суда, содержаніе шинковъ, вареніе пива, куреніе вина и сборы за мѣста, на которыхъ поселятся ремесленники. Авторъ не безъ основанія надѣется, что при такомъ устройствѣ доходы помѣщика будутъ все болѣе и болѣе увеличиваться, но онъ полагаетъ, что и благосостояніе крестьянъ сильно возрастетъ. Весьма вѣроятно, что хозяева дворовъ дѣйствительно могли бы разбогатѣть, еслибы правительство установило умѣренные сборы и повинности, но это благосостояніе было бы основано на трудѣ батраковъ, объ устройствѣ участи которыхъ авторъ и не подумалъ. Право каждаго на поземельный надѣлъ — понятіе, недоступное для остзейскаго автора; для него все таки усовершенствованіе земледѣлія важнѣе улучшенія быта земледѣльцевъ, и потому то онъ заботится, чтобы крестьянскія хозяйства переходили по возможности нераздѣльно къ старшему сыну.

Оканчивая разборъ нѣмецкихъ отвѣтовъ, мы должны замѣтить, что нѣтъ еще большого несчастія въ томъ, что ихъ авторы совѣтуютъ дать крестьянамъ не полную собственность на землю, а только непрерывное пользованіе ею за извѣстныя повинности; крестьянинъ нашъ до послѣдняго времени не зналъ полной собственности на землю, да и теперь это понятіе для него довольно чуждо. Но бѣда въ томъ, что осуществленіе ихъ проэктовъ влекло за собою ломку общиннаго землевладѣнія, насильственное устройство дворовъ, въ родѣ того, какъ это предлагалъ Елагинъ, и установленіе вотчинной юрисдикціи; къ тому же всѣ эти проэкты проникнуты духомъ крайней регламентаціи. Любопытно, что изъ 3-хъ лифляндскихъ отвѣтовъ получило accessit именно то сочиненіе (фонъ Мека), которое менѣе всего пропитано остзейскими тенденціями, а трудъ подъ № 80 вовсе не попалъ въ число конкурсныхъ, несмотря на то, что онъ не лишенъ нѣкоторыхъ достоинствъ.

Самое интересное для насъ сочиненіе изъ всѣхъ отвѣтовъ на задачу вольнаго экономическаго общества принадлежитъ А. Я. Полѣнову, который 4 года (1762—66) провелъ за границей, посѣщая лекціи по юридическому факультету въ Страсбургѣ и. подъ конецъ, весьма непродолжительное время, въ Гёттингенѣ. Прослушавъ всевозможныя юридическія науки, а также лекціи по исторіи Германіи, Полѣновъ долго стремился къ тому, чтобы изучить феодальное право; это доказываетъ, что уже въ то время онъ интересовался крестьянскимъ вопросомъ. Но въ Страсбургѣ это ему не удалось, и только въ Гёттингенѣ, немедленно по пріѣздѣ, онъ сталъ слушать лекціи по этому предмету. Полѣновъ погружался не въ одни тонкости римскаго права и германской казуистики, а интересовался также русскою исторіею и русскимъ законодательствомъ. Онъ писалъ между прочимъ Тауберту: «слѣдуя вашему совѣту, разбираю я (русскіе) указы и уложенія, и кромѣ безпорядка, замѣшательства, недостатка и несправедливости ничего почти не нахожу. Я примѣтилъ столь знатныя въ вашихъ правахъ погрѣшности, что оныя могутъ иногда нанести великій вредъ и государю, и народу». Это не значитъ, однако, чтобы Полѣновъ желалъ цѣликомъ перенести къ намъ западноевропейскія учрежденія и законы. Онъ вовсе не увлекался стройностію и законченностію римскаго права и совершенно справедливо замѣтилъ въ своемъ мнѣніи о крестьянскомъ вопросѣ: «Всякое государство имѣетъ свое особенное составленіе, погрѣшности и превосходства; и для того почти никогда не случается, чтобы законы и учрежденія такого государства можно было съ пользою приложить въ другому. Введеніе римскихъ правъ во многихъ европейскихъ государствахъ походитъ на чудовище и мы слышимъ ежедневныя жалобы».

Вотъ этотъ-то прекрасно образованный молодой человѣкъ, возвратившись въ Петербургъ въ маѣ 1767 г., къ началу февраля слѣдующаго года, представляетъ въ экономическое общество свой отвѣтъ на поставленную задачу. Намъ уже извѣстенъ отзывъ объ его трудѣ въ коммиссіи, избранной обществомъ: ему повредили «надъ мѣру сильныя выраженія», употребленныя имъ въ защиту дѣла, въ правотѣ котораго онъ былъ глубоко убѣжденъ; они показались «по здѣшнему состоянію неприличными». Когда Полѣнову передали требованіе, чтобы онъ смягчилъ свое сочиненіе, онъ рѣшился этому подчиниться, и, къ счастію, въ архивѣ общества сохранилась эта новая редакція его труда. Она интересна для насъ не столько сама по себѣ (прежняя редакція, напечатанная въ 1865 г. внукомъ автора, покойнымъ Д. В. Полѣновымъ, гораздо полнѣе), сколько по сравненію съ этою послѣднею: сопоставивъ ихъ между собою, мы можемъ съ точностію опредѣлить, что казалось тогда слишкомъ смѣлымъ даже для нашего вольнаго общества. Однако, и смягченіе не помогло: трудъ Полѣнова все-таки не былъ тогда напечатанъ. Ему назначена была только, наравнѣ съ фонъ-Мекомъ, медаль въ 12 червонцевъ, которую онъ и принялъ въ засѣданіи 22-го октября 1768 г., «съ засвидѣтельствованіемъ всему собранію искренней своей благодарности за оказанное ему одобреніе», какъ сказано въ журналѣ общества.

Познакомившись съ сочиненіемъ Полѣнова, мы не удивимся, что оно не было напечатано обществомъ, большинство котораго считало опасными даже фразы Беарде. Но намъ кажется крайне страннымъ, другое. Императрица предложила экономическому обществу задачу по крестьянскому вопросу несомнѣнно для того, чтобы научнымъ путемъ уяснить для себя и для всего высшаго сословія наиболѣе подходящее рѣшеніе этого вопроса; поэтому она не могла не ознакомиться съ сочиненіемъ Полѣнова, о которомъ она, конечно, узнала, такъ какъ авторъ его получилъ медаль и потому, что въ разбиравшей его комиссіи участвовалъ Таубертъ, библіотекарь императрицы, который весьма благосклонно относился къ Полѣнову. Если же она. познакомилась съ его трудомъ (а не прочесть его было бы по меньшей мѣрѣ страннымъ), то. удивительно что она нетолько не повліяла на избраніе его въ академію (не болѣе «вольную», конечно, чѣмъ экономическое общество)[16], но и не съумѣла употребить его способности съ, большею пользою. Даже Таубертъ понималъ, что знанія Полѣнова должны были пригодиться, и писалъ ему за-границу, что онъ можетъ современемъ участвовать въ великомъ дѣлѣ, предпринятомъ государынею — составленіи новыхъ законовъ. Но для Полѣнова не нашлось дѣла ни въ академіи, ни въ комиссіи для сочиненія новаго уложенія[17], и даже впослѣдствіи при Екатеринѣ онъ долженъ, былъ тянуть чиновничью лямку секретаря, а потомъ оберъ-секретаря при сенатѣ и только въ 1796 г. попалъ на Службу въ комиссію о составленіи законовъ россійской имперіи[18].

Указавъ въ самомъ началѣ своего: труда на то, что наши крестьяне «въ своемъ имѣніи не вольны» или, какъ, онъ выразился въ смягченной редакціи: «владѣніе ихъ надъ имѣніемъ не имѣетъ твердыхъ основаній», авторъ переходитъ къ разсмотрѣнію важныхъ преимуществъ собственности. Онъ полагаетъ, что «собственность въ движимомъ и недвижимомъ имѣніи» составляетъ единственный способъ «къ ободренію и поправленію крестьянства, которое, впрочемъ, лишено всѣхъ собственности соединенныхъ выгодъ и преимуществъ»[19]. Крестьянинъ-собственникъ лучше обработываетъ землю, поэтому онъ зажиточнѣй и охотнѣе вступаетъ въ бракъ; подати будутъ поступать исправнѣе и вообще будутъ возрастать государственные доходы. Напротивъ того, лишеніе правъ собственности производитъ самыя печальныя послѣдствія: такіе люди дѣлаются совершенно нерадивыми, дурно ѣдятъ и одѣваются, ихъ жизнь непродолжительна, а слѣдовательно народонаселеніе мало увеличивается, Наконецъ, "не безъ причины, говоритъ авторъ, «многіе славные люди утверждаютъ, что конечное угнетеніе не только вредно для общества, но и опасно», и затѣмъ, указываетъ на возстаніе илотовъ, на рабскую войну въ Италіи, которая принесла большой вредъ римскому государству и, наконецъ, Польша во время казацкихъ возстаній «великій уронъ отъ крестьянъ притѣсненныхъ претерпѣла» (всѣхъ этихъ примѣровъ нѣтъ въ смягченной редакціи); Происхожденіе рабства, по мнѣнію автора, можно объяснитъ Только «насильственнымъ дѣйствіемъ войны», такъ какъ совершенно противно естественному стремленію къ свободѣ, чтобы люди добровольно «подвергнули бы себя столь жестокому жребію». Результаты «жестокаго права войны» сохранились еще до сихъ поръ, говоритъ авторъ, и затѣмъ переходитъ къ описанію положенія крѣпостныхъ крестьянъ въ Россіи. Ихъ «бѣдственное состояніе на такой степень взошло, что они, лишившись всѣхъ почти, такъ сказать, приличныхъ человѣку качествъ, не могутъ уже видѣть величину своего несчастія и кажутся быть отягчены вѣчнымъ сномъ… Я не нахожу бѣднѣйшихъ людей, продолжаетъ авторъ: — какъ нашихъ крестьянъ, которые, ни имѣя ни малой отъ законовъ защиты, подвержены всевозможнымъ, нетолько въ разсужденіи имѣнія; но и самой жизни обидамъ, и претерпѣваютъ безпрестанныя наглости, истязанія и насильства, отъ чего неотмѣнно должны они опуститься и придти въ сіе преисполненное бѣдствій, какъ для нихъ самихъ, такъ и для всего общества, состояніе, въ которомъ мы ихъ теперь дѣйствительно видимъ». Но, большинство современниковъ было глухо къ такимъ доводамъ; и Полѣнову пришлось въ смягченной редакцій исключить всю эту тираду въ защиту крестьянъ, приведенную вами лишь въ извлеченіи. Исключено и слѣдующее мѣсто: «наши крестьяне печальнымъ своимъ примѣромъ могутъ доказать, сколъ пагубно конечное угнетеніе людей. И такъ, прежде всего должно помышлять, чтобы для славы народа и пользы общества вывести производимый человѣческою кровью безчестный торгъ»[20].

Затѣмъ авторъ переходитъ къ изложенію предлагаемыхъ имъ средствъ для улучшенія быта крестьянъ и прежде всего говоритъ «о учрежденіи крестьянскаго воспитанія». Напрасно нѣкоторые думаютъ, что лучшее средство удержать крестьянина отъ пороковъ состоитъ въ «строгости, принужденіи и казняхъ», гораздо дѣйствительнѣе тутъ воспитаніе, которое можетъ «преобразить всякаго человѣка, какого бы состоянія онъ ни былъ».

Для этого авторъ совѣтуетъ вездѣ учредить школы, обязать крестьянъ зимою посылать туда дѣтей, начиная съ десятилѣтняго возраста, издать книги для обученія и чтенія и поручить преподаваніе священникамъ и дьячкамъ. Онъ желаетъ также, чтобы въ деревняхъ завели лекарей и обученныхъ повивальныхъ бабокъ.

Переходя къ разсмотрѣнію того, какимъ имѣніемъ должны владѣть крестьяне, и начиная съ недвижимой собственности, авторъ въ высшей степени разумно предостерегаетъ отъ слѣпого подражанія западу въ этомъ отношеніи, несмотря на то, что ему, какъ человѣку, получившему тамъ высшее образованіе, было бы весьма легко сдѣлаться безусловнымъ западникомъ. «Примѣры съ другихъ брать здѣсь не нужно, говоритъ онъ: — но единственно должно утверждаться на здравомъ разсужденіи и на правилѣ человѣколюбія, не упущая притомъ никогда изъ глазъ общенародную пользу», и указываетъ на вредъ отъ введенія въ западной Европѣ римскаго права. (Все это исключено въ неизданной редакціи). Но, какъ мы сейчасъ увидимъ, Полѣновъ не вполнѣ избѣжалъ того недостатка, отъ котораго считалъ необходимымъ предостеречь.

Онъ требуетъ, чтобы крестьянину было предоставлено довольно земли для хлѣбопашества и скотоводства[21], и чтобы она находилась въ его наслѣдственномъ владѣніи: помѣщикъ не можетъ отнять ея до тѣхъ поръ, пока крестьянинъ будетъ исправна отбывать повинности, въ противномъ случаѣ, онъ можетъ передать ее другому, но не иначе, какъ по разсмотрѣніи дѣла въ судѣ. Далѣе Полѣновъ предлагаетъ, чтобы крестьянину нетолько не дозволялось продавать, дарить и закладывать свой участокъ, но даже и раздѣлять его между нѣсколькими дѣтьми; по смерти отца имъ непремѣнно долженъ владѣть одинъ изъ сыновей. Послѣднее совершенно противорѣчитъ русскимъ народнымъ обычаямъ, и Полѣновъ сдѣлалъ это предложеніе, очевидно, подъ вліяніемъ западныхъ идей, хотя отъ этого его могла бы предостеречь неудачная попытка Петра Великаго ввести у насъ майораты. Точно также вліяніе западныхъ ученій сказывается въ предложеніи наивныхъ средствъ для поощренія браковъ въ родѣ того, чтобы «женатымъ имѣть предсѣданіе предъ холостыми». Гораздо важнѣе и полезнѣе то, что онъ требуетъ ограниченія продажи крѣпостныхъ. Онъ предлагаетъ: «торгъ людьми по одиночкѣ вовсе запретить, и ни мало не смотрѣть, какія бы кто ни представлялъ причины; довольно, что благосостояніе общества того требуетъ, и собственная малаго числа людей польза, ежели можно то назвать пользою, что къ собственному ихъ вреду клонится, не должна быть принимаема въ разсужденіе». Онъ не соглашается и на продажу цѣлыми семьями, я желаетъ, чтобы крестьянъ вовсе не продавали безъ земли: «я не разумѣю здѣсь, продолжаетъ онъ: — конечное запрещеніе, но кто намѣренъ продавать, тотъ долженъ продавать все вмѣстѣ, и землю, и людей, а не разлучать родителей съ дѣтьми, братьевъ съ сестрами, сродниковъ со сродниками; ибо, умалчивая о прочихъ несходствахъ, отъ продажи порознь переводится сильно народъ и земледѣліе приходитъ въ великій упадокъ»[22].

Предлагая дать крестьянамъ землю въ наслѣдственное владѣніо, авторъ считаетъ точно также необходимымъ оградить право собственности ихъ и на движимое имѣніе, состоящее преимущественно въ хлѣбѣ и скотѣ. Онъ совершенно справедливо замѣчаетъ, что первоначальная ссуда этими предметами отъ помѣщика не можетъ служить основаніемъ къ тому, чтобы все движимое имущество крестьянина вѣчно считалось собственностію помѣщика. «Положимъ, говоритъ Полѣновъ: — что на первый разъ получаютъ они всѣ сіи вещи отъ щедрости другихъ… однакожъ, изъ сего не слѣдуетъ, что благодѣтели ихъ, по причинѣ сей щедрости, могли себѣ присвоить полное право надъ нажитымъ ихъ трудами имѣніемъ; довольно, ежели крестьянинъ въ знакъ своей благодарности платитъ ежегодно своему господину уложенную долю, что исчисливъ, безконечно больше стоитъ, нежели что ему дано; и такъ, напослѣдокъ, не крестьянинъ, но господинъ остается должникомъ и вслѣдствіе сего при несчастій обязанъ онъ помогать крестьянину»[23]. Правосудіе должно защищать право собственности крестьянъ на движимое имущество. «Напротивъ, ежели господину оставлена будетъ надъ какимъ-нибудь родомъ имѣнія полная власть, то крестьянство никогда не можетъ подняться; опасность конечнаго раззоренія воспретитъ ему искать въ судѣ помощи и, служа жертвою безпрестаннымъ гоненіямъ и истязаніямъ, всегда будетъ находиться въ упадкѣ».

Передача земли крестьянамъ въ наслѣдственное пользованіе связывалась, по проэкту Полѣнова, съ точнымъ опредѣленіемъ размѣра сборовъ и повинностей; къ сожалѣнію, онъ говоритъ нераздѣльно объ сборахъ въ пользу землевладѣльца и о государственныхъ податяхъ, и потому это мѣсто не совершенно ясно. Въ неизданной редакціи онъ предлагаетъ, для того, чтобы принудить крестьянъ усерднѣе заниматься земледѣліемъ, собирать подати и сборы въ пользу помѣщика хлѣбомъ или по оцѣнкѣ деньгами, смотра потому, насколько положеніе каждой провинціи удобно для сбыта ея произведеній. «Количество сбираемыхъ натурою податей не должно быть такъ увеличено, чтобы крестьянами приходить отъ того въ бѣдность, но уставить десятую или другую какую часть со всѣхъ отъ земледѣлія происходящихъ плодовъ». Другими словами, авторъ требуетъ, чтобы какъ въ пользу государства, такъ и на помѣщика собирался опредѣленный процентъ съ валового сбора земледѣльческихъ продуктовъ; не ясно только, должна ли взиматься съ крестьянина всего на все одна десятая часть сбора, или по стольку онъ долженъ давать отдѣльно и помѣщику, и казнѣ. Относительно землевладѣльца, этимъ не ограничиваются обязанности крестьянина: Полѣновъ предлагаетъ возложить на него еще небольшую барщину, напримѣръ, по одному дню въ недѣлю. Отпускать крестьянъ на оброкъ онъ считаетъ вообще вреднымъ, и потому совѣтуетъ отъ этого удерживаться. Точное опредѣленіе повинностей въ пользу помѣщиковъ необходимо «для прекращенія грабительства и раззоренія»; это «немало защититъ крестьянъ отъ наглостей ихъ помѣщиковъ, которые ихъ безъ всякой пощады и милосердія мучаютъ, отнимая все то, что имъ на глаза попадется и чрезъ то приводятъ въ несказанную бѣдность, отъ которой они никогда не въ состояніи избавиться». Нечего и прибавлять, что это мѣсто исключено въ смягченной редакцій Полѣновъ не оставилъ безъ разсмотрѣнія и вопроса о сельскомъ судѣ. Въ подробной редакціи онъ предлагаетъ, чтобъ, судъ состоялъ изъ старосты и еще трехъ или четырехъ человѣкъ, которые всѣ должны быть избраны крестьянами и и утверждены помѣщиками; они должны разбирать словесныя обиды, драки, небольшія тяжбы и проч. Болѣе важныя ссоры между, ними, а также несогласія ихъ съ господиномъ ихъ лежатъ вѣденію высшихъ крестьянскихъ судовъ, во главѣ которыхъ должны стоять люди, хорошо знающіе законы, а для апелляціи на нихъ слѣдуетъ учредить земскіе суды изъ окружныхъ дворянъ, гдѣ, въ качествѣ юрисконсультовъ, засѣдаютъ и опытные законовѣды. Дѣла уголовныя должны быть изъяты изъ вѣдѣнія всѣхъ этихъ судовъ. Въ неизданной редакціи весь отдѣлъ о судѣ изложенъ нѣсколько иначе. Выборные изъ крестьянъ судьи рѣшаютъ дѣло и опредѣляютъ наказаніе уже послѣ того, какъ оно разобрано самимъ помѣщикомъ или управителемъ. «Въ случаѣ несносныхъ обидъ, разореній и мучительствъ отъ безчеловѣчныхъ помѣщиковъ или ихъ управителей, быть выбранному отъ дворянства каждой провинціи земскому судьѣ, которому, объѣзжая дважды въ году въ назначенное время свою провинцію, избирать и рѣшитьтакія дѣла, приглася ближнихъ изъ сосѣдства дворянъ не по формѣ суда, но по натуральной справедливости. О чемъ для такихъ судей сочинить краткіе наказы.» Такимъ образомъ дѣла между крестьянами, и то по неизданной редакціи не вполнѣ, предоставлялись вѣденію крестьянскихъ судей; что же касается притѣсненій отъ помѣщиковъ, то хотя Полѣновъ и давалъ крѣпостнымъ крестьянамъ право жаловаться на господина, но рѣшеніе по жалобамъ предоставлялъ въ концѣ концовъ мѣстнымъ дворянамъ, у которыхъ крестьянинъ, конечно, не могъ бы найти удовлетворенія.

Намъ часто приходилось жалѣть о томъ, что Полѣновъ доложенъ былъ выпустить въ сокращенной редакціи самыя сильныя мѣста своего мнѣнія; но оно несомнѣнно только выиграло отъ исключенія вступительныхъ словъ къ послѣднему отдѣлу его труда, въ которомъ онъ говоритъ о предосторожностяхъ, необходимыхъ, но его мнѣнію, при измѣненіи быта крестьянъ. Тутъ онъ указываетъ на опасность слишкомъ быстрой перемѣны, такъ какъ «многими примѣрами уже подтверждено, сколь далеко въ подобныхъ случаяхъ простирается неистовство подлаго народа». Все это выпущено въ сокращенной редакціи, но сущность дѣла осталась таже: Полѣновъ думаетъ, что не слѣдуетъ принуждать дворянство къ улучшенію быта крѣпостныхъ, а нужно дѣйствовать на нихъ примѣромъ, начавши реформы съ дворцовыхъ имѣній, Къ краткой же редакціи онъ, кромѣ того, предлагаетъ награждать тѣхъ дворянъ, которые введутъ у себя рекомендуемыя имъ Мѣры, другими словами — откладываетъ дѣло въ долгій ящикъ. Ссылка Полѣнова на дворцовыхъ крестьянъ довольно неудачна, такъ какъ въ это время почти всѣ они были уже освобождены отъ барщины, платили умѣренный оброкъ и вообще жили гораздо лучше крѣпостныхъ, но между тѣмъ это вовсе не отзывалось благотворнымъ образомъ на положеніи помѣщичьихъ крестьянъ.

Въ заключеніе упомянемъ, что Полѣновъ еще предлагалъ дозволить богатымъ крестьянамъ, подъ извѣстными условіями, записываться въ мѣщанство, заплативъ государю или господину что будетъ назначено по закону за каждую душу, которую онъ выведетъ съ собою изъ деревни[24].

Изъ подробнаго обзора мнѣнія Полѣнова видно, что всего болѣе оно Интересно для насъ тѣми мѣрами, которыя онъ предлагаетъ для ограниченія крѣпостного права и тѣми «надъ мѣру сильными выраженіями», которыми онъ бичевалъ тогдашнихъ землевладѣльцевъ. Что касается положительныхъ требованій, то ему далеко было до идей, подобныхъ тѣмъ, какія были высказаны Грасленомъ: онъ настаивалъ только на предоставленіи крестьянамъ земли въ наслѣдственное пользованіе. Въ его сочиненіи много весьма здравыхъ и полезныхъ мыслей, напримѣръ, о необходимости школъ, о превращеніи продажи людей въ розницу, объ огражденіи отъ произвола помѣщика движимаго имущества крестьянина, о точномъ опредѣленіи размѣровъ его повинностей, о предоставленіи права выкупаться за опредѣленную сумму. Но въ немъ есть два важные недостатка, которые происходятъ отчасти отъ малаго знакомства автора съ русскою жизнію, отчасти вслѣдствіе подражанія западнымъ образцамъ. Первый недостатокъ заключается въ томъ, что авторъ совершенно игнорируетъ наше общинное землевладѣніе; въ то время, какъ даже одинъ изъ лифляндцевъ (см. мнѣніе № 80) совѣтуетъ дать выгоны и лѣса въ общинное пользованіе крестьянъ, Полѣновъ совѣтуетъ надѣлить землю каждому двору отдѣльно и стоитъ за переходъ этого участка въ нераздѣльномъ видѣ къ одному изъ наслѣдниковъ. Другой важный недостатокъ его мнѣнія — что онъ ставилъ измѣненіе быта крестьянъ въ зависимость отъ самихъ помѣщиковъ. Если на Западѣ, при существованіи обломковъ феодальнаго права, правительству было труднѣе рѣшить крестьянскій вопросъ, то у насъ, гдѣ дворянство имѣло чисто служилое значеніе, можно было бы, кажется, послѣ того какъ обязательная служба высшаго сословія была уничтожена, требовать возведенія въ законъ мѣръ ограниченія крѣпостного права, предложенныхъ Полѣновымъ, тѣмъ болѣе, что тутъ дѣло шло не объ освобожденіи крестьянъ, а только о предоставленіи имъ земли въ наслѣдственное пользованіе. Но за этотъ недостатокъ смѣлости трудно обвинять Полѣнова: его мнѣніе показалось опаснымъ и не было напечатано даже и въ совершенно искалѣченномъ видѣ.

VI.[править]

Крестьянскій вопросъ въ комиссіи для сочиненія новаго уложенія. — Депутаты всѣхъ сословій, кромѣ черносошныхъ крестьянъ, требуютъ разрѣшенія владѣть крѣпостными. — Предложенія объ ограниченіи помѣщичьей власти. — Мнѣніе Коробьина и вызванныя имъ пренія; доводы за я противъ измѣненія быта крестьянъ. — Какія мѣры въ пользу крѣпостныхъ считали необходимыми депутаты либеральной партіи.

Теоретическая разработка крестьянскаго вопроса въ отвѣтахъ на задачу вольнаго экономическаго общества должна была, до всей вѣроятности, служить подготовкою въ его рѣшенію въ комиссіи для составленія проэкта новаго уложенія; но эта цѣль не была достигнута уже потому, что, когда начались самыя оживленныя пренія въ комиссіи относительно крѣпостного права, экономическое общество еще не рѣшило, печатать или нѣтъ русскій переводъ сочиненія, заслужившаго премію, не были отпечатаны даже въ подлинникѣ какъ это сочиненіе, такъ и тѣ, которыя получили accessit. Но еслибы эти труды и появлялись уже въ печати, то они были бы доступны только незначительному меньшинству депутатовъ, вслѣдствіе крайне недостаточнаго распространенія знанія иностранныхъ языковъ; даже переведенные и прочитанные депутатами, они все-таки едва ли оказали бы значительное вліяніе вслѣдствіе своей совершенной непримѣнимости къ русской жизни; мы видѣли, что, къ несчастію, самое лучшее изъ иностранныхъ сочиненій, именно трудъ Граслена, было наиболѣе отвлеченное. Вполнѣ понятно, что для русскаго общества самымъ вліятельнымъ изъ всѣхъ разсмотрѣнныхъ нами сочиненій смогла быть только работа Полѣнова, но изъ опасенія этого вліянія экономическое общество и положило ее подъ спудъ. Нельзя, подивиться, что ни императрица, ни либеральные члены общества не настояли на ея напечатаніи; правда, большинство изъ нихъ отсутствовало въ томъ засѣданіи, гдѣ разсматривался этотъ вопросъ, но принятое рѣшеніе могло быть измѣнено, какъ и относительно напечатанія труда Беарде. Очень можетъ быть, что императрица не желала полнаго раскрытія нашей внутренней язвы не столько изъ опасенія раздражить русскихъ крѣпостниковъ, сколько не желая, чтобы эти разоблаченія могли дойти до свѣденія Европы, чѣмъ болѣе, что какъ разъ въ это время въ изданномъ по-французски опроверженіи на книгу аббата Шаппа, она весьма розовыми красками рисовала бытъ нашихъ крѣпостныхъ крестьянъ я доказывала, что ихъ положеніе несравненно лучше, чѣмъ бытъ народа въ западной Европѣ. А между тѣмъ своевременное публикованіе такого сочиненія въ неизуродованномъ видѣ, какъ разсужденіе Полѣнова, было бы весьма небезполезно для членовъ той комиссіи, въ которой почти изъ всѣхъ сословій прежде всего раздалось требованіе не объ освобожденіи крѣпостныхъ, а о распространеніи и на другія сословія права владѣть ими. Дѣйствительно, депутаты всѣхъ сословій требовали, чтобъ это право не составляло привилегіи одного дворянства.

Начнемъ обзоръ этихъ требованій съ купечества, при чемъ ограничимся только тѣми заявленіями депутатовъ этого сословія, въ которыхъ были выражены желанія владѣть людьми на крѣпостномъ правѣ, такъ какъ преній о правѣ поссессіонномъ мы касались въ другомъ мѣстѣ. Тутъ всего интереснѣе для насъ мнѣніе депутата отъ города Яранска (Казанской Губерніи), Антонова, такъ какъ оно представляетъ выраженіе не его единичнаго только желанія: къ нему присоединились въ этомъ случаѣ депутаты еще другихъ 16-ти городовъ, разбросанныхъ по всѣмъ концамъ Россіи. По его словамъ, купцамъ необходиио владѣть крѣпостными; теперь они принуждены нанимать крестьянъ различныхъ вѣдомствъ, но желающихъ оказывается немного; а если кто вслѣдствіе крайней нужды и наймется къ купцу, то сплошь и рядомъ, забравъ нѣсколько денегъ впередъ; убѣгаетъ отъ хозяевъ ранѣе срока; точно также въ то время, когда эти люди живутъ на мѣстѣ, они дѣлаютъ всякія своевольства и причиняютъ хозяевамъ много хлопотъ. Однимъ словомъ, на такихъ наймитовъ купцы ни въ чемъ не могутъ положиться, не могутъ отправить съ ними товаръ или деньги. Антоновъ придумалъ, между прочимъ, такой способъ имѣть даровыхъ работниковъ: онъ просилъ, чтобы, вмѣстѣ съ запрещеніемъ малолѣтнимъ сиротамъ изъ купечества просить милостыню, было позволено тѣмъ, кто возьметъ ихъ на прокормленіе, удерживать ихъ у себя до совершеннолѣтія съ тѣмъ, чтобы они были обязаны работать на своихъ воспитателей, начиная съ 15-ти-лѣтняго возраста. Депутатъ города Серпейска, Глинковъ, съ мнѣніемъ котораго также согласились представители нѣсколькихъ городовъ, заявилъ, что «для распространенія коммерціи и исправности торговъ», полезно было бы дозволить купечеству первой гильдіи покупать крѣпостныхъ работниковъ въ количествѣ отъ трехъ до пяти душъ.

Депутатъ отъ однодворцевъ Елецкой провинціи, Давыдовѣ, вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими однодворческими депутатами, соглашался съ тѣмъ, что купечеству необходимо владѣть дворовыми, такъ Какъ «изъ этого вреда никому не предусматривается», и Предлагалъ, чтобы комиссія опредѣлила, по скольку людей они могутъ имѣть, но зато въ депутатахъ другихъ сословій, и особенно дворянства, притязанія купечества встрѣтили весьма энергическій отпоръ. Всѣхъ подробнѣе говорилъ противъ этого князь М. М. Щербатовъ: пріобрѣтеніе купцами крѣпостныхъ работниковъ кишитъ заработка бѣдныхъ людей изъ ихъ собственнаго сословія, крестьянамъ будетъ тяжелѣе служить тѣмъ, «которыхъ они недавно видѣли себѣ равными» (въ глазахъ Щербатова всѣ недворяне были людьми подлаго происхожденія), наконецъ, На вольнаго человѣка можно положиться столько же, если не болѣе, Нѣмъ на крѣпостного. Депутатъ отъ дворянъ Кромскаго Уѣзда, Похвисневъ сходясь во многихъ доводахъ по этому вопросѣ съ княземъ Щербатовымъ, между прочимъ, сказалъ, что отъ покупки купцами крѣпостныхъ можетъ ослабѣть торговля, такъ какъ разбогатѣвшій купецъ, вмѣсто того, чтобы расширять свое прежнее дѣло, пріобрѣтетъ деревни, начнетъ жить получаемыми съ нихъ доходами и сдѣлается «безполезнымъ и даже тягостнымъ членомъ общества»; говоря это, онъ не замѣтилъ, что приподнесъ неособенно пріятный комплиментъ дворянамъ[25].

Духовенство не имѣло своихъ представителей въ комиссіи уложенія, и единственнымъ духовнымъ членомъ ея былъ депутатъ отъ Синода, слѣдовательно, представитель учрежденія, а не сословія; несмотря на то, въ данномъ ему наказѣ, мы встрѣчаемся съ требованіемъ дать духовенству право владѣть крѣпостными. Нужно, впрочемъ, замѣтить, что подобное требованіе мы находимъ въ нѣкоторыхъ наказахъ отъ городовъ[26].

Приказные служители, по неимѣнію отъ нихъ депутатовъ, не могли сами заявить желаніе владѣть крѣпостными, по за нихъ замолвилъ слово уже извѣстный намъ представитель города Яранска, Антоновъ, сказавъ, что они терпятъ большія затрудненія вслѣдствіе запрещенія (въ 1758 г.) приказнымъ служителямъ, неимѣющимъ права владѣть недвижимыми имѣніями, писать крѣпости на дворовыхъ людей и крестьянъ безъ земли. Антоновъ ходатайствовалъ, чтобы имъ разрѣшено было для домашнихъ услугъ покупать дворовыхъ людей.

Сибирскіе служилые люди, извѣстные подъ названіемъ сибирскихъ дворянъ, просили о томъ, чтобы ихъ сдѣлали потомственными дворянами, надѣлили землю и дали право покупать людей; на это кн. Щербатовъ замѣтилъ, что сибирскіе дворяне и дѣти боярскія только по имени сходны съ русскими дворянами,, что это «не есть состояніе, но чинъ», и что ихъ служба, ограничивающаяся только сборомъ ясака, храненіемъ соли, конвоированіемъ, казенныхъ денегъ и т. п., не стоитъ награжденія потомственнымъ дворянствомъ[27]. Сибирскіе казаки, которые повышались за служебныя заслуги въ чинъ дѣтей боярскихъ и дворянъ, въ лицѣ своего депутата Анциферова, также какъ и представители Донскаго, Чугуевскаго и Уфимскаго казацкихъ войскъ, ходатайствовали, чтобы казацкому старшинѣ дозволено было покупать дворовыхъ людей и крестьянъ[28].

Однодворцы, хотя часть ихъ владѣла крестьянами, которыхъ они могли продавать членамъ своего сословія, желали имѣть возможность увеличить число своихъ крестьянъ покупкою у помѣщиковъ и потому просили о причисленіи ихъ въ дворянамъ съ правомъ покупать крѣпостныхъ[29]. Сходные съ однодворца" пахатные солдаты также добивались этого права[30].

Только одни черносошные крестьяне были неповинны въ крѣпостническихъ похотѣніяхъ и, если мы встрѣчаемъ среди нихъ желаніе покупать людей, то не съ цѣлію обращать ихъ въ своихъ крѣпостныхъ работниковъ, а только для того, чтобы сдать вмѣсто себя въ рекруты. Впрочемъ, подобное желаніе встрѣчается только въ одномъ наказѣ; но и на этотъ разъ крестьяне не настаивали непремѣнно на дозволеніи покупать рекрутъ, а готовы были просто вносить въ казну за рекрута извѣстную сумму денегъ. Словомъ, тутъ дѣло шло не о пріобрѣтеніи себѣ крѣпостныхъ, а о превращеніи рекрутчины изъ натуральной повинности въ денежную[31].

Такимъ образомъ, всѣ сословія, за исключеніемъ черносошныхъ крестьянъ, требовали дарованія имъ права на рабскій трудъ; ту тутъ они встрѣтили отпоръ со стороны дворянства, желавшаго во что бы то ни стало сохранить эту главную изъ своихъ привилегій и требовавшаго, чтобы всѣ, кому прежде было запрещено владѣть населенными имѣніями и дворовыми, по прежнему не имѣли бы этого права. Дворяне Михайловскаго уѣзда мотивировали это требованіе тѣмъ, что «многія деревни нынѣ, состоя подъ властію у тѣхъ запретительныхъ владѣльцевъ, отъ нихъ раззоряются, потому что сіи временные владѣльцы, зная о тѣхъ своихъ крестьянахъ къ себѣ непрочность, не стараются ихъ сберегать». Дворяне, конечно, дѣйствовали въ этомъ случаѣ по своекорыстному побужденію, хотя, какъ мы увидимъ въ своемъ мѣстѣ, и изъ ихъ среды нашлось нѣсколько благородныхъ личностей, требовавшихъ ограниченія крѣпостного права; гораздо важнѣе для насъ то, что и изъ среды сословій, многіе депутаты которыхъ хлопотали о распространеніи на своихъ товарищей права владѣть крѣпостными, раздавались энергическіе голоса противъ этихъ притязаній.

Лучшимъ примѣромъ этого можетъ служить депутатъ хоперской крѣпости, Алейниковъ; онъ считалъ вреднымъ для государства, чтобы купечество, приказные и казаки имѣли крѣпостныхъ, потому что тогда богатые купцы, пріобрѣтая деревни, оставятъ торговлю, а прочіе изъ ихъ сословія будутъ своихъ дворовыхъ употреблять «безъ пощады» во всякія домашнія работы, и доведутъ ихъ до такого отчаянія, что тѣ будутъ обращаться въ бѣгство, собираться шайками и затѣмъ грабить и мучить кого ни попало. Когда это мнѣніе вызвало возраженія со стороны депутатовъ другихъ казачьихъ войскъ, то Алейниковъ еще подробнѣе развилъ свою мысль. Онъ указалъ на тѣ преимущества, какими пользуются казаки и заявилъ, что не можетъ согласиться съ предложеніями тѣхъ депутатовъ этого сословія, которые требовали, чтобъ ихъ начальникамъ за «отличныя ихъ службы» дозволено было покупать крестьянъ. «Никакого отличія ихъ въ службѣ я не признаю. Во время сраженія съ непріятелемъ рядовые казаки такою же кровію вѣнчаются, какою и предводители; но рядовые производятъ и больше дѣйствія… Хотя упомянутые господа депутаты и представляютъ, что казачьимъ войсковымъ атаманамъ и полковымъ командирамъ безъ крестьянъ быть предосудительно, но это они показываютъ напрасно; ибо мы видимъ цѣлую Европу, которая въ крѣпостныхъ крестьянахъ никакой нужды не имѣетъ. И не больше ли будетъ предосужденія всѣмъ господамъ депутатамъ и всему нашему государству предъ другими европейскими странами, когда, по окончаніи сей высокославной комиссіи, узаконено будетъ покупать и продавать крестьянъ какъ скотину, да еще такихъ же христіанъ, какъ и мы сами».

Въ наказѣ дворянъ Костромского уѣзда встрѣчаемъ предложеніе о назначеніи опекуновъ надъ помѣщиками, мучающими своихъ крестьянъ, а въ наказѣ дворянамъ Пусторжевскаго уѣзда — также и надъ тѣми, кто обременяетъ своихъ крестьянъ непосильными поборами; объ обузданіи послѣднихъ назначеніемъ опекуновъ предлагалъ въ засѣданіи комиссіи (5-го мая 1768 г.) и депутатъ отъ дворянъ Верейскаго уѣзда, Степановъ, хотя онъ притомъ и дѣлалъ оговорку, что учреждать опеку слѣдуетъ не по жалобамъ «рабовъ на помѣщиковъ», такъ какъ это должно «произвести дѣйствіе покорности противное», а по рѣшенію земскаго суда совмѣстно съ сосѣдними дворянами. Но насколько дворяне не желали какого бы то ни было ограниченія ихъ власти закономъ, видно изъ того, что ни въ одномъ изъ дворянскихъ наказовъ не предложено установить точныхъ правилъ о наказаніяхъ, какимъ должны подлежать помѣщики за мученіе своихъ крестьянъ, а между тѣмъ въ такомъ законѣ чувствовалась крайняя необходимость и, при произнесеніи приговора надъ жестокими помѣщиками, судебнымъ учрежденіямъ приходилось прибѣгать въ довольно не подходящимъ статьямъ воинскаго устава и уложенія[32]. Только въ наказахъ двухъ правительственныхъ учрежденій было обращено вниманіе на этотъ недостатокъ нашихъ законовъ: юстицъ-коллегія поставила на видъ необходимость изданія закона о томъ, какому наказанію долженъ подвергнуться помѣщикъ, до смерти замучившій своихъ крестьянъ, да въ наказѣ депутату отъ главной полиціи высказывалось желаніе, чтобы дворовымъ позволили жаловаться на господъ, и также задавался вопросъ, что дѣлать съ господами, мучающими своихъ людей[33].

На одно только ограниченіе помѣщичьей власти соглашались многіе депутаты отъ дворянъ, именно, запрещеніе продажи людей по одиночкѣ. Дворяне Михайловскаго уѣзда предлагали въ своемъ наказѣ, чтобы для поощренія крестьянъ къ лучшей обработкѣ земли помѣщики не продавали бы ихъ на вывозъ; если же число крестьянъ очень увеличится, то это можно разрѣшить, но только въ предѣлахъ одного уѣзда, чтобы проданный находился недалеко отъ своихъ родственниковъ. Депутатъ отъ Любимскаго дворянства, Толкачевъ, требуетъ совершеннаго запрещенія продажи безъ земли, если же его не состоится, то желаетъ, по крайней мѣрѣ, чтобы продавали; цѣлыми, семьями со всѣми ихъ пожитками, а не по одиночкѣ. Депутатъ отъ Бахмутскаго и Самарскаго гусарскихъ полковъ, Рашковичъ, сказалъ, что вслѣдствіе укрѣпленія крестьянъ за помѣщиками «дѣти отлучались отъ своихъ родителей, лишались сродственниковъ и продавались по всему государству. гдѣ только, могъ отыскаться покупщикъ. Какъ горько это родителямъ. Какъ, много проливается отъ этого горячихъ слезъ!» Онъ предложилъ отмѣнить «означенную продажу, которая нетолько въ Европѣ, но въ азіатскихъ странахъ нигдѣ ни ведется». Продавать крестьянъ слѣдуетъ не иначе, какъ съ землею. Въ этомъ вопросѣ не отстаивалъ дворянскихъ правъ даже кн. М. М. Щербатовъ. «Обратимъ взоры наши на человѣчество, сказалъ онъ: „И устыдимся объ одномъ помышленіи дойти до такой суровости, чтобы равный намъ по природѣ сравненъ былъ со скотами и по одиночкѣ былъ продаваемъ… Мы люди и подвластные намъ, крестьяне суть подобные намъ. Разность случаевъ возвела насъ на степень властителей надъ ними; однако, мы не должны забывать, что и они суть равное намъ созданіе… Я, конечно, не сомнѣваюсь, что, почтенная комиссія узаконитъ запрещеніе продавать людей, по одиночкѣ безъ земли“.

Однако же, среди депутатовъ нашелся все-таки одинъ, который не постыдился защищать продажу людей въ розницу: это былъ депутатъ отъ дворянъ Курмышскаго уѣзда, Алфимовъ. Въ подтвержденіе своего мнѣнія, онъ указывалъ на то, что „между крестьянами есть въ нѣкоторыхъ семействахъ нерадивые и склонные къ преступленіямъ. Такимъ людямъ удаленіе отъ ихъ семей служитъ наказаніемъ; кромѣ того, страхъ быть проданнымъ удерживаетъ ихъ отъ дурныхъ поступковъ“[34].

Несомнѣнно, въ мнѣнію Алфимова присоединились бы многіе дикіе помѣщики, жившіе по разнымъ отдаленнымъ закоулкамъ нашей родины; но изъ приведенныхъ заявленій несомнѣнно, что всѣ мало-мальски образованные люди желали, если не совершеннаго запрещенія продажи людей безъ земли, то, по крайней мѣрѣ, чтобъ не разлучали при этомъ членовъ семьи. Но Екатерина II не приняла даже и этой ничтожной мѣры для улучшенія положенія крѣпостныхъ.

Характеризуя отношеніе членовъ комиссіи къ крестьянскому вопросу, мы пока совершенно оставляли въ сторонѣ пренія, происходившія послѣ 5-го мая 1768 г., для того, чтобы разсмотрѣть ихъ въ связи другъ съ другомъ. Теперь мы познакомимся съ предложеніемъ Коробьина и тѣми бурными спорами, которые были имъ вызваны[35].

Такъ какъ въ то время обсуждались законы о бѣглыхъ помѣщичьихъ крестьянахъ, то Боробьивъ и началъ свою рѣчь съ того, что онъ желаетъ разсмотрѣть причины, побуждающія ихъ къ бѣгству, и предложить нѣкоторые способы, которые могутъ хотя отчасти предупредить это зло. „Думаю, сказалъ Коробьинъ: — изъ васъ знаютъ, почтеннѣйшіе господа депутаты, многіе, что есть довольно въ свѣтѣ такихъ владѣльцевъ, которые съ крестьянъ своихъ берутъ противъ обыкновеннаго подати, есть и такіе, кои, промотавъ свои пожитки и набравъ много долгу, отдаютъ своихъ людей, отлучивъ ихъ отъ земледѣлія, заработывать одни хотя слѣдуемые ежегодно къ уплатѣ проценты, есть и такіе, которые, видя, что получаемыхъ съ крестьянъ себѣ доходовъ на удовольствіе прихотей своихъ не станетъ, удаливъ отъ семействъ, употребляютъ единственно для своей корысти“. Но всего горестнѣе, что нѣкоторые владѣльцы, какъ только крестьянинъ пріобрѣтетъ небольшой достатокъ, лишаютъ своего крѣпостного всѣхъ плодовъ его труда. Такое положеніе дѣлъ весьма опасно для государства, „ибо тогда только процвѣтаетъ или въ силѣ находится общество, когда составляющіе оное члены всѣ довольны“. Земледѣльцы — душа общества, слѣдовательно, когда они изнурены, то и все общество слабѣетъ. Затѣмъ, сославшись на статьи Наказа, въ которыхъ императрица указываетъ на обремененіе крестьянъ чрезмѣрными оброками, Коробьинъ сказалъ, что слѣдовательно, въ бѣгствѣ крестьянъ виноваты сами помѣщики и потому необходимо предупредить злоупотребленія благоразумными и человѣколюбивыми законами. Теперь всякій молодой дворянинъ, зная, что онъ полный господинъ надъ всѣмъ имѣніемъ своихъ крестьянъ, можетъ, для удовлетворенія своихъ прихотей, собирать чрезмѣрные поборы; но ежели бы владѣлецъ зналъ, что онъ можетъ потребовать отъ крестьянина не болѣе предписаннаго законами, тогда злоупотребленія прекратились бы. Слѣдовательно, все зло заключается въ неограниченной власти помѣщика надъ крестьянами. По словамъ самой императрицы (295 и 261 статьи Наказа), для приведенія земледѣлія въ цвѣтущее состояніе нужны такіе законы, на основаніи которыхъ крестьянинъ считалъ бы только часть своего имѣнія не своимъ, а помѣщичьимъ, а прочее должно быть его собственное, т. е. такое, которое онъ можетъ безъ опасенія пустить въ обращеніе, какъ-то, заложить, продать, подарить и оставить по себѣ, кому хочетъ, не думая, что оное когда-нибудь отнято будетъ его помѣщикомъ». Нужно постановить, чтобы крестьянинъ платилъ помѣщику опредѣленную, но не чрезмѣрную дань: въ однихъ мѣстахъ она должна состоять въ произведеніяхъ земли, въ другихъ же взиматься деньгами. Но какъ великъ долженъ быть размѣръ поборовъ, а также гдѣ брать ихъ деньгами и гдѣ натурою — это требуетъ большаго разсмотрѣнія и не малаго свѣдѣнія о положеніи всего государства. — И такъ требованія Коробьина сводятся къ тому, что слѣдуетъ: 1) опредѣлить закономъ повинности крестьянъ и 2) дать имъ право собственности на имѣніе; но требованія эти были выражены настолько неопредѣленно, что могли возбудить недоразумѣніе; къ тому же Коробьинъ чрезвычайно повредилъ цѣльности своего мнѣнія тѣмъ, что нашелъ нужнымъ смягчить его въ концѣ такою оговоркою. Нѣкоторымъ можетъ придти на мысль, сказалъ онъ: — что, такимъ образомъ, нѣкоторые земледѣльцы могутъ «вдаться въ своевольничество» и что съ ними нельзя будетъ справиться; но онъ говоритъ только о власти помѣщика надъ имѣніемъ крестьянъ и вовсе не требуетъ ея ограниченія «въ разсужденіи правленія». Эта власть остается въ прежнемъ видѣ, крестьянинъ по прежнему остается крѣпостнымъ Это мѣсто въ мнѣніи Коробьина, какъ мы увидимъ впослѣдствіи, дало возможность противникамъ измѣненія быта крѣпостныхъ уличить его въ крайней непослѣдовательности.

Такъ какъ Коробьинъ не ясно формулировалъ то, что онъ разумѣетъ подъ предоставленіемъ крестьянамъ права собственности на имущество, то нѣкоторые оппоненты поняли его предложеніе такимъ образомъ, что онъ желаетъ отдать имъ въ собственность землю. Въ отвѣтѣ на возраженіе нѣсколькихъ депутатовъ, Коробьинъ касается этого щекотливаго вопроса кратко и довольно уклончиво. Онъ утверждалъ только, что въ его словахъ нѣтъ прямого требованія надѣлить крестьянъ землею; желалъ ли онъ этого дѣйствительно — мы не знаемъ. Онъ сказалъ, что развилъ бы свое мнѣніе подробнѣе, еслибы ему не помѣшали въ этомъ возраженія на его предложеніе, или, Лучше сказать, личныя на него нападки; другими словами, въ виду посыпавшихся на него рѣзкихъ замѣчаній, Коробьинъ не имѣлъ смѣлости вполнѣ высказать своего мнѣнія.

Дѣйствительно, оно вызвало сильную борьбу въ комиссіи между сторонниками и противниками улучшенія быта крестьянъ. Пренія продолжались цѣлый мѣсяцъ, при чемъ изъ всѣхъ 17-ти депутатовъ, говорившихъ о крестьянскомъ вопросѣ, 5 было за улучшеніе быта крѣпостныхъ и 12 — противъ[36].

Боробьинъ, раздражившій своимъ предложеніемъ дворянскихъ депутатовъ, подвергся самымъ безцеремоннымъ личнымъ нападкамъ; онѣ посыпались также и на тѣхъ, кто рѣшился защищать его мнѣніе[37]. Стали говорить, что онъ не знаетъ хорошенько положенія ни крестьянъ, ни помѣщиковъ, что онъ, по словамъ депутата Глазова, «человѣкъ молодой, въ деревняхъ бывалъ мало, экономію деревенскую править привычки еще не сдѣлалъ», а между тѣмъ, «практика деревенская», хотя «немудрена», но все-таки «весьма трудна». Тотъ же Глазовъ дознался, что Коробьинъ не прямо былъ выбранъ дворянами своего уѣзда, а что ему передало депутатство другое лицо, избранное мѣстнымъ дворянствомъ, и неизвѣстно, есть ли у него даже имѣніе въ томъ уѣздѣ, что, наконецъ, въ полученномъ имъ наказѣ онъ вовсе не уполномоченъ высказать въ комиссіи то, что онъ заявилъ. У гладкій депутатъ Одочининъ сказалъ, что, назвавъ молодыхъ помѣщиковъ разорителями, онъ оскорбилъ все благородное дворянство.

Коробьинъ отвѣчалъ, что его предложенія совершенно согласны съ Навазомъ императрицы и сослался на статьи 261, 277 и 270; онъ указалъ также, что мнѣніе Глазова, будто депутатъ не можетъ представлять о томъ, чего нѣтъ въ данной ему довѣренности — совершенно несправедливо; нападать на его мнѣніе потому, что оно противорѣчитъ ходатайству нѣкоторыхъ дворянъ о сохраненіи ихъ прежнихъ привилегій — значить при давать болѣе значенія частнымъ наказамъ, чѣмъ Наказу императрицы, такъ какъ въ послѣднемъ прямо сказано, «что законы могутъ учредить нѣчто полезное для собственнаго рабовъ имущества». Коробьинъ упомянулъ и о личныхъ на него нападкахъ: изъ того, что онъ требуетъ точнаго опредѣленія крестьяи скихъ повинностей, вовсе еще не слѣдуетъ, что онъ «молодъ», «въ деревняхъ мало бывалъ» и т. п. Впрочемъ, такіе споры онъ считаетъ совершенно безплодными: «изъ таковымъ препинательныхъ рѣчей ничего болѣе не произойдетъ», какъ только то; что намѣреніе государыни и желаніе всѣхъ ея вѣрноподданныхъ, удостоившихъ насъ своею довѣренностію, едва ли когда-либо исполнится; должно стараться быть нестолько скорымъ въ учиненію возраженій, сколько внимательнымъ въ разсмотрѣнію сдѣланнаго предложенія, если оно того достойно, въ исправленію его и приведенію на возможно высшую степень совершенства.

Несмотря на такой полный достоинства отвѣтъ, чисто личныя нападки на Коробьина не превратились. Правда, до нихъ не унизился самый выдающійся ораторъ консервативной партіи, кн. М. М. Щербатовъ: онъ вступилъ въ споръ съ Коробьиныкъ только потому, что опасался, «дабы, плѣнясь оказуемымъ имъ человѣколюбіемъ и краснорѣчіемъ, сіе какого вреда не произвело» (sic), но другіе депутаты продолжали шпынять Коробьина. Чаадаевъ намекнулъ, что онъ ищетъ только популярности[38]; "намѣреніе Коробьина осчастливить государство, продолжалъ онъ: — очень похвально, но предложенное имъ, «по справедливости, не способами, а единою мечтою способовъ назвать должно». Въ такомъ важномъ дѣлѣ нужно проникнуть въ самую его сущность, узнать всѣ его причины и слѣдствія, вредъ и пользу имъ приносимыя; но Коробьинъ, «какъ видно, будучи встревоженъ чрезмѣрнымъ попеченіемъ о пользѣ общей, не имѣлъ уже способа сильнаго своего къ тому стремленія покорить вышеизъясненнымъ правиламъ». Депутатъ Похвисневъ хвасталъ даже, что онъ повредилъ нѣсколько «высокомѣрнымъ мнѣніямъ» Коробьнна. Если такимъ нападкамъ подвергался отъ своихъ собратій Коробьинъ, то не трудно представить себѣ, какъ должно было достаться пахатному солдату Жеребцову и однодворцу Маслову, которые дерзнули вмѣшаться въ это дѣло. Похвисневъ, депутатъ отъ дворянъ Кромскаго уѣзда, по этому поводу сказалъ: «я отдаю справедливость благоразумію и тонкости сего г. депутата Жеребцова. Подлинно сіе дѣло есть чрезмѣрнаго разума — не имѣя ни ученія, ниже упражненія въ дѣлѣ быть извѣстну о всѣхъ подробностяхъ онаго». Хотя бы еще онъ жилъ въ такомъ уѣздѣ, гдѣ много дворянскихъ имѣній; но когда въ сосѣдствѣ его ихъ нѣтъ[39], то знаніе его надо приписать особливой остротѣ ума. Постоянный трудъ и заботы о домашнемъ хозяйствѣ едва ли могли дать ему возможность познакомиться съ положеніемъ помѣщичьихъ крестьянъ и разсуждать, польза или вредъ можетъ отъ нихъ произойти государству. Вотъ почти и все возраженіе на мнѣніе Жеребцова, до спора съ нимъ по существу Похвисневъ не снизошелъ, прибавивъ только, что теперь въ Россіи все обстоитъ благополучно не бываетъ «ни мятежей, ни бунтовъ отъ голода», а что будетъ, когда произойдетъ перемѣна въ положеніи крестьянъ, никто предвидѣть не можетъ. Депутатъ отъ зарайскаго дворянства, Бондыревъ также напалъ на Жеребцова, хотя не совсѣмъ граматно, но не менѣе энергично, считая вмѣшательство пахатнаго солдата въ отношенія помѣщиковъ къ крестьянамъ «за одинъ смѣхъ и обиду цѣлаго государства дворянъ при другихъ иностранцахъ, чего ни въ какое время того не бывало». Онъ приводитъ только одно возраженіе, что дворяне, не щадя жизни, повсюду защищали государство. Одно творцу Маслову досталось отъ своего же брата однодворца — депутата Веденѣева за то, что онъ описываетъ пороки другихъ жителей въ государствѣ, хотя этого ему не поручали его довѣрители; если же отъ нѣкоторыхъ господъ и были притѣсненія и изнуренія крестьянамъ, то не Маслову объ этомъ судить, а во время второго пришествія Христова каждый, по своимъ дѣламъ, или прославится или устыдится.

Но если дворяне съ такимъ презрѣніемъ относились къ мнѣніямъ депутатовъ низшаго сословія, то случалось и этимъ послѣднимъ прочесть хорошую нотацію дворянскимъ депутатамъ. Такъ, въ отвѣтъ на возраженіе Коробьину кн. Щербатова, который и на этотъ разъ, какъ во множествѣ своихъ мнѣній, кичился прежними заслугами дворянъ, депутатъ отъ черносошныхъ крестьянъ архангельской провинціи весьма разумно сказалъ: Щербатовъ "между прочимъ, объявляетъ дворянскую заслугу издревле россійскому государству, на то отвѣтствую: правда, что заслуга и завсегда признавается за справедливо, да однако же и всякаго званія люди во всемъ государствѣ не безъ порученныхъ дѣлъ остаются, за кѣмъ какая должность состоитъ, чаю, что по возможности своей и всѣ отправляютъ; токмо дѣло не о томъ идетъ и господа депутаты не на то собраны, чтобы чести себѣ приписывать, но о узаконеніи всѣхъ вообще и каждаго особенно… потому, кажется, не должно оставить безъ опредѣленнаго закона помѣщиковыхъ крестьянъ, чтобы послѣ сочиненія проэкта новаго уложенія они не остались "въ бѣдности и безпокойствѣ, какъ и нынѣ за нѣкоторыми безъ призрѣнія и защищенія находятся!. Нужно заботиться о бѣдныхъ, а «которые въ милости и счастіи… таковыхъ и представлять, кажется, не слѣдуетъ, какъ господа депутаты о томъ многословятъ». Что же касается замѣчанія депутата отъ трубчевскаго дворянства Бровцина, что государственные крестьяне нерачительно занимаются хлѣбопашествомъ и чинятъ разные непорядки и побѣги вслѣдствіе того, что живутъ въ вольности; то на это Чупровъ отрѣзалъ, что «и во всей подсолнечной, во всякомъ родѣ между добрыми есть средніе, а между иными и не безъ дураковъ».

Дѣло, однако, не ограничилось одною перебранкою; дворянскіе депутаты, нежелавшіе измѣненія быта крѣпостныхъ крестьянъ, выставили въ защиту своего мнѣнія и въ опроверженіе предложеній противниковъ или, лучше сказать, почти исключительно одного Коробьина, цѣлый рядъ доводовъ.

Коробьинъ былъ побужденъ представить свое мнѣніе спорами о побѣгахъ крѣпостныхъ крестьянъ; онъ указалъ, что причина ихъ коренится въ чрезмѣрномъ обремененіи народа работами и поборами въ пользу помѣщика. На это ему отвѣчали, что бѣгутъ не одни крѣпостные, а также государственные, дворцовые и экономическіе крестьяне, церковники отъ своихъ церквей и даже купцы; бѣгство крестьянъ происходитъ, слѣдовательно, не тѣ безчеловѣчія помѣщиковъ, а отъ развращенія нравовъ, лѣности и нераченія о работѣ. По мнѣнію Щербатова, кромѣ суровости владѣльцевъ, есть и другія причины побѣговъ крестьянъ, а именно: 1) обширность Россіи, вмѣщающей 8 климатовъ, что побуждаетъ многихъ искать болѣе удобнаго жилища, 2) разница въ плодородіи почвы въ различныхъ мѣстахъ Россіи, 3) рекрутскіе наборы, отъ которыхъ иные бѣгутъ даже и за-границу и, наконецъ, 4) «непостоянство, облѣнчивость и худые нравы самихъ крестьянъ». Опочининъ указалъ на то, что оброчныя деревни, хотя онѣ и принадлежатъ помѣщикамъ, находятся въ хорошемъ состояніи, а Лопухинъ, депутатъ тамбовскаго дворянства, замѣтилъ, что въ западно-европейскихъ государствахъ подданные платятъ въ четверо и даже болѣе сравнительно съ нашими крестьянами.

Помѣщики, говорили дворянскіе депутаты: — нетолько не раззоряютъ своихъ крестьянъ, но, напротивъ, по случаю нынѣшнихъ неурожаевъ, кормятъ ихъ, снабжаютъ домашнимъ скотомъ и платятъ за нихъ подати, однимъ словомъ, пекутся объ нихъ, какъ отцы о дѣтяхъ.

Движимымъ имуществомъ, по словамъ депутатовъ отъ дворянства, крестьяне распоряжались совершенно свободно. Они, сказалъ Щербатовъ: — имѣютъ полное право собственности, правда, не утвержденное закономъ, но, можно сказать, еще сильнѣйшее, такъ какъ оно основано на общемъ «умствованіи» и взаимной пользѣ. Они могутъ отдать, кому захотятъ и продать свои пожитки, однако, по свидѣтельству самого Щербатова, лишь съ извѣстными ограниченіями, а именно: помѣщики наблюдаютъ, чтобы они не сбывали вещей, нужныхъ для земледѣлія, и не становились бобылями; но это дѣлается для ихъ же собственной пользы[40]. Такимъ образомъ, до полнаго права собственности на движимое имущество было далеко. Похвисневъ прибавилъ, что полная свобода крѣпостныхъ въ этомъ отношеніи подтверждается и жалобами купцовъ на то, что крестьяне подрываютъ ихъ торговлю продажею своихъ домашнихъ продуктовъ. Если же, замѣтилъ Глазовъ: — Коробьинъ хотѣлъ дать крестьянамъ и землю во владѣніе, то вѣдь они пользовались ею и прежде, не имѣя только права продать ее и заложить.

Доказывая, что наши крѣпостные находились въ прекрасномъ положеніи, дворянскіе депутаты не ограничились собственными доводами; ихъ главный витія, кн. Щербатовъ, отрылъ въ книгѣ Монтескьё, что онъ «россійское учрежденіе о сборѣ доходовъ и связь между помѣщиковъ и ихъ подданными похваляеть»[41]. Монтескьё былъ для насъ тогда авторитетомъ даже и въ тѣхъ вопросахъ, о которыхъ онъ, разумѣется, не могъ имѣть такого яснаго понятія, какъ мы сами.

Депутатъ Лопухинъ не отрицалъ, что есть дурные помѣщики, но «непорядочный владѣлецъ» гораздо болѣе приноситъ вреда себѣ, чѣмъ государству, и, «раззоряя своихъ крестьянъ, столько самъ себя наказываетъ, что его и наказать больше нельзя»; слѣдовательно, онъ скорѣе самъ достоинъ жалости. Однако же, Лопухинъ согласенъ былъ бы признать справедливость предложенія Коробьина, еслибы оказалось, что половина (!) помѣщиковъ таковы, что крестьяне принуждены бѣжать изъ своихъ домовъ; а не то было бы весьма прискорбно, еслибы знатный, заслуженный и достойный любви отечества корпусъ дворянъ былъ стѣсненъ законами изъ-за того, что среди него нашлось нѣсколько непорядочныхъ, развратныхъ людей. — Для обузданія такихъ помѣщиковъ, по мнѣнію дворянскихъ депутатовъ, совершенно достаточно отдавать ихъ подъ опеку.

Ораторы консервативной партіи не ограничились защитою существующихъ отношеній: они постарались съ своей точки зрѣнія опровергнуть всѣ предложенія Коробьина и его единомышленниковъ. Что касается опредѣленія закономъ размѣра крестьянскихъ повинностей, то почти всѣ они указываютъ на невозможность исполнить это, въ виду чрезвычайнаго разнообразія условій въ различныхъ мѣстностяхъ Россіи. Нѣкоторые депутаты, сочувствовавшіе Коробьину, признавали, что тутъ придется встрѣтиться съ значительными трудностями, но все таки до извѣстной степени ихъ можно преодолѣть и довольно уравнительно опредѣлить повинности. За то депутаты консерваторы были вполнѣ правы, возражая Коробьину, что никакъ нельзя обезпечить крестьянину право собственности на движимое имѣніе, оставляя въ то же время его личность въ полной зависимости отъ помѣщика. Въ этомъ отношеніи они весьма ловко подмѣтили крайнюю непослѣдовательность, въ которую впалъ Коробьинъ. Коробьинъ оставляетъ крестьянина крѣпостнымъ, сказалъ Опочининъ, такъ что помѣщикъ за всякій проступокъ можетъ подвергать его наказанію по своему усмотрѣнію, можетъ даже отправить на поселеніе или каторгу. — За то, что Коробьинъ оставляетъ крестьянъ въ полной власти помѣщиковъ, сказалъ Глазовъ, дворянское общество можетъ быть ему благодарно, но крестьяне не почтутъ его своимъ защитникомъ. кн. Щербатовъ также не оставилъ бозъ возраженія этого пункта мнѣнія Коробьина. «Не могу безъ удивленія видѣть, замѣтилъ онъ: — что насколько онъ заботится объ имуществѣ крестьянъ, настолько же мало прилагаетъ старанія объ избавленіи ихъ отъ утѣсненія, которое можетъ произойти отъ наказаній… ибо тщетно имя собственности растверживать, когда тѣло чье подвластно другому; имѣніе его всегда тому же подвластно будетъ».

Защитники улучшенія, быта крестьянъ могли бы на это возразить, что крестьянину слѣдуетъ предоставить право жаловаться на помѣщика (Коробьинъ этого не предлагаетъ), но у консерваторовъ заранѣе были готовы на это возраженія. По ихъ мнѣнію, это разрушило бы прежнія патріархальныя отношенія между господиномъ и крестьяниномъ. Теперь, говоритъ Похвисневъ: — помѣщикъ и землевладѣлецъ составляютъ, такъ сказать, одно семейство; господинъ отвѣчаетъ за крестьянъ передъ правительствомъ въ исправномъ сборѣ податей, охраняетъ ихъ отъ обидъ и т. п. По словамъ другихъ, право жаловаться страшно увеличитъ количество судебныхъ дѣлъ, которыя будутъ отвлекать народъ отъ земледѣльческихъ занятій. Приводившіе это возраженіе не замѣчали, что оно всего лучше опровергаетъ существованіе патріархальныхъ отношеній, доказывая, что у крестьянъ много причинъ для недовольства. По мнѣнію Похвиснева, стоитъ только дать крестьянамъ право жаловаться, и среди нихъ будетъ легко возникать непослушаніе могутъ произойти важныя замѣшательства; конечно, говоритъ онъ, помѣщикъ развратныхъ наклонностей весьма вреденъ ч для общества; но онъ будетъ обременіемъ, и то временнымъ, только для Малой части народа, а другая язва — духъ непослушанія — можетъ распространиться по всему государству. кн. Щербатовъ также находилъ, что дарованіе крестьянамъ права жаловаться поведетъ къ бунтамъ и посягательствамъ на жизнь помѣщиковъ.

Коробьинъ, какъ мы видѣли, не высказалъ вполнѣ ясно, требуетъ ли онъ предоставленія земли въ собственность крестьянамъ; но многіе изъ его оппонентовъ поняли, что онъ рѣшаетъ этотъ вопросъ утвердительно. Откуда же надѣлить крестьянъ недвижимою собственностію? спрашиваетъ кн. Щербатовъ. Большая часть земли съ самыхъ древнихъ временъ дана государями дворянамъ сначала въ помѣстья, а потомъ въ вотчину; сверхъ того, уплатою положенныхъ пошлинъ за справки и за продажи они едва ли не внесли въ казну всю цѣну этихъ имѣній. Справедливо ли будетъ отнять у дворянъ недвижимое имущество, пріобрѣтенное ими нетолько своею кровію, но и деньгами.

Доводы, вродѣ только что приведеннаго, подсказывались исключительно корыстными побужденіями; но въ мнѣніяхъ противниковъ Коробьина были и весьма справедливыя указанія на тотъ вредъ, который можетъ произойти для крестьянъ отъ предоставленія имъ полной собственности на землю съ правомъ ея отчужденія; Депутатъ Лопухинъ указалъ, во-первыхъ, что помѣщики заботятся, чтобы крестьяне не страдали отъ дурного качества и недостаточнаго количества земли, и для этого переселяетъ ихъ на лучшія и болѣе многоземельныя мѣста, а съ нарѣзкою каждому опредѣленнаго участка — это должно прекратиться. Еще вреднѣе позволить крестьянамъ продавать и закладывать землю: "ели земледѣлецъ изъ нужды продастъ свой участокъ, то лишится послѣдняго средства пропитанія. Похвисневъ по этому поводу замѣтилъ, что и безъ того уже правительственныя учрежденія завалены поземельными исками, вслѣдствіе чрезполосности помѣщичьихъ владѣній. Что же будетъ тогда, когда каждый крестьянинъ получитъ право продавать свою землю? Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, стоитъ только взглянуть на тѣ послѣдствія, къ какимъ привело однодворцевъ дозволеніе отчуждать "вой поземельные участки. Сколько отъ этого произошло замѣшательствъ, ссоръ, дѣлъ въ судахъ по той причинѣ, что одна дача была продана двумъ и тремъ помѣщикамъ; но всего прискорбнѣе, что многія размножившіяся семейства однодворцевъ остаются теперь почти безъ всякаго пропитанія, а иныя вынуждены были переселиться въ другіе города на свободныя казенныя земли. Куда же перейдетъ помѣщичый крестьянинъ, продавъ свой участокъ? Если имъ будутъ давать въ этомъ случаѣ для поселенія казенныя земли, то дворянство должно неминуемо раззориться; если же они не получатъ другихъ участковъ, то безчисленное множество людей останется безъ пропитанія; тогда одинъ невоздержный крестьянинъ будетъ причиною непоправимаго несчастія цѣлаго семейства. Помѣщики, конечно, не станутъ давать такимъ безземельнымъ новыхъ надѣловъ, такъ какъ они не будутъ въ состояніи препятствовать ихъ отчужденію. Однимъ словомъ, всего лучше, чтобы земли принадлежали помѣщикамъ. Сходны съ этимъ доводы и кн. Щербатова. Отдать крестьянамъ въ собственность недвижимыя имѣнія и позволить продавать ихъ — крайне вредно для государства. Можетъ ли быть какое либо порядочное хозяйство, когда каждый крестьянинъ будетъ продавать свою землю и раздробитъ ее нетолько на части, но, можно сказать, на лоскутья? Незаботящіеся о земледѣліи или принужденные какими-либо несчастіями продадутъ землю постороннимъ; вслѣдствіе этого въ дачи одной деревни войдутъ владѣнія множества деревень; кромѣ того, продавшіе землю, не имѣя- ни мѣста для поселенія, ни средствъ къ пропитанію, принуждены будутъ или вовсе покинуть земледѣліе, или идти въ батраки. Такимъ образомъ, чрезъ полученіе личной собственности они лишатся дѣйствительной. Въ подтвержденіе своей мысли Похвисневъ ссылался на положеніе однодворцевъ, такъ какъ, будучи депутатомъ Кромскаго уѣзда, онъ могъ хорошо знать ихъ бытъ, а Щербатовъ столь же основательно указалъ на поземельныя отношенія черносошныхъ крестьянъ. «Слѣдствіе сей собственности, сказалъ онъ: — уже мы и видимъ у черносошныхъ государственныхъ крестьянъ, гдѣ большая часть, продавъ свои, земли, у меньшей въ неволѣ находится», вслѣдствіе чего имъ, наконецъ, было запрещено продавать земли; къ тому же «разныхъ владѣній и разнаго употребленія смѣшанныя земли произведутъ отъ однихъ другимъ немалый вредъ, яко драки, убійства, перекосы, потравы» и пр. Изъ этого видно, заключилъ Щербатовъ: — какъ вредны способы, предложенные Коробьинымъ, но онъ охотно прощаетъ его, «почитая, что отъ усердія своего къ нѣкоторымъ удрученнымъ крестьянамъ оные предложилъ».

Щербатовъ сильно пересолилъ, сказавъ, что у черносошныхъ крестьянъ большинство распродало свои земли и находится въ неволѣ у меньшинства, но, тѣмъ не менѣе, ссылки его и Похвиснева на то, что отчужденіе земли черносошными крестьянами и однодворцами приводило въ крайне вреднымъ послѣдствіямъ — совершенно справедливы; они вполнѣ подтверждаются заявленіями самихъ крестьянъ въ наказахъ ихъ депутатовъ[42]. Слова кн. Щербатова и Похвиснева могутъ даже и въ настоящее время служить прекраснымъ отвѣтомъ тѣмъ мнимымъ радѣтелямъ крестьянъ, которые желаютъ уничтоженія общиннаго землевладѣнія[43].

Вѣскія замѣчанія по вопросу о правѣ собственности крестьянъ на землю, высказанныя ни. Щербатовымъ и Похвисневымъ, были въ высшей степени полезны для своего времени, въ нихъ сказался тотъ истинный консерватизмъ, который въ нѣкоторыхъ случаяхъ приноситъ значительную пользу, предохраняя народный бытъ отъ необдуманной ломки, на которую такъ падки лжеконсерваторы, являющіеся хранителями старины только тогда, когда это выгодно для ихъ интересовъ. Разумѣется и кн. Щербатовъ, и Похвисневъ не были безкорыстными радѣтелями народнаго блага, какъ это видно изъ всѣхъ ихъ рѣчей въ комиссіи уложенія, но въ данномъ случаѣ они были до нѣкоторой степени правы, протестуя противъ дарованія крестьянамъ земли въ полную собственность съ разрѣшеніемъ отчуждать ее; мы можемъ сказать, что лучше крѣпостное право, ограниченное строгими постановленіями закона, чѣмъ обезземеленіе крестьянъ. Эту истину забыли при Александрѣ I, освобождая безъ земли крестьянъ въ Остзейскомъ краѣ; объ ней плохо помнили и тѣ, кто допустилъ при нашей крестьянской реформѣ возможность, такъ называемаго, нищенскаго надѣла. Но противъ Щербатова и Похвиснева есть одно возраженіе, въ конецъ ихъ побивающее: сохраненіе при освобожденіи крестьянъ съ земельнымъ надѣломъ общиннаго землевладѣнія, существовавшаго тогда въ Великороссіи вездѣ, гдѣ были крѣпостные крестьяне; при этомъ условіи противникамъ реформы оставалось бы только одно возраженіе противъ надѣленія крестьянъ изъ помѣщичьихъ земель — жалобы на то, что это значило бы обидѣть землевладѣльцевъ. Но на такія причитанія умѣли отвѣтить и современники Щербатова, даже изъ низшаго сословія, какъ напримѣръ казакъ Алейниковъ. Они указывали ему, что не одно дворянство служило Россіи, не только объ немъ должно заботиться правительство. Къ несчастію, тогдашніе аболюціонисты игнорировали нашу поземельную общину и на важность ея впервые указалъ при Екатеринѣ человѣкъ, котораго едва ли можно отнести къ ихъ числу.

Будемъ, однако, продолжать пересмотръ доводовъ противъ освобожденія крестьянъ, приведенныхъ депутатами консервативной партіи. Всѣ они въ одинъ голосъ указывали, что теперь помѣщикъ во время неурожая, падежа и другихъ несчастій снабжаетъ крестьянъ хлѣбомъ и скотомъ, не всегда требуя за то платы, иногда вноситъ за нихъ подати и т. п., съ освобожденіемъ же они лишатся этихъ пособій. Извѣстно, что помѣщики были обязаны закономъ прокармливать своихъ крестьянъ во время неурожаевъ, и хотя правило это далеко не всегда соблюдалось, но все-таки многіе землевладѣльцы дѣйствительно заботилисъ о своихъ крѣпостныхъ, такъ что этотъ аргументъ имѣетъ, нѣкоторое значеніе.

Измѣненіе быта крестьянъ было бы вредно для нихъ самихъ, по мнѣнію консерваторовъ, еще въ одномъ отношеніи. Депутатъ Чаадаевъ указалъ на то, что чиновничье управленіе приходится весьма солоно крестьянину, такъ какъ они подвергаются всевозможнымъ притѣсненіямъ, а вслѣдствіе несогласій и тяжбъ между ними, богатѣютъ только ихъ охранители. Такъ думалъ не одинъ Чаадаевъ: этотъ же доводъ приводила кн. Дашкова во время своей извѣстной бесѣды съ Дидро о крестьянскомъ вопросѣ[44], а при Александрѣ I тоже говорилъ Каразинъ.

Таковы были доказательства, что освобожденіе будто бы невыгодно для самихъ крестьянъ; но, по мнѣнію крѣпостниковъ, оно вредно и для государства. Указывали на то, что крестьяне, избавившись отъ принудительной власти помѣщиковъ, растратятъ свое имущество и затѣмъ разбредутся врозь, отъ этого пострадаетъ земледѣліе, множество пашень останется необработанными, подати будутъ сбираться менѣе успѣшно, такъ какъ теперь помѣщикъ, отвѣчающій за исправность ихъ взноса, понуждаетъ къ тому крестьянъ.

Приводились наконецъ и такія соображенія, что крѣпостное право необходимо для спокойствія государства. кн. Щербатовъ настаивалъ, что не должно освобождать вдругъ большого числа людей, нужно опасаться, чтобы ограниченіемъ помѣщичьей власти «не развратились отъ начальныхъ основаній правленія, вкоренилось бы умствованіе равенства, до самой крайности дошедшаго. Можетъ произойти, однимъ словомъ, то, что современные публицисты извѣстнаго пошиба привыкли называть „потрясеніемъ основъ“; депутатъ Лопухинъ такъ и говоритъ, что ослабленіе власти помѣщиковъ произведетъ, разрушеніе тѣхъ основаній, на которыхъ утвердясь, отечество наше достигло столь вышней степени славы и благоденствія». Можетъ дойти до того, что придется усмирять народъ вооруженною силою. Похименевъ, вопреки здравому смыслу, утверждалъ даже, что съ освобожденіемъ крестьянъ будутъ чаще убійства помѣщиковъ.

Мы исчерпали всѣ доводы противниковъ улучшенія быта крѣпостныхъ крестьянъ. Изъ мнѣній его защитниковъ мы уже знакомы съ заявленіемъ Боробьина. Сторонники его мнѣнія, также какъ и онъ самъ, утверждали, что крестьяне чрезмѣрно обременены повинностями въ пользу помѣщика. Черносошный крестьянинъ Чупровъ, возражая на мнѣніе депутата Бровцына, говоритъ: «не на тѣхъ помѣщиковъ поношеніе, которые благоразумными учрежденіями крестьянъ своихъ управляютъ, да и г. депутатъ Еоробьинъ не о таковыхъ, но безмѣрно о мучащихъ крестьянъ своихъ и несносныя дани сбирающихъ представляетъ», которые «недовольны тѣмъ, что, по желанію своему, по окладу съ души берутъ деньгами, съ тѣхъ же еще изъ домашняго произращенія сверхъ денегъ сбираютъ, да ихъ же и въ работу берутъ». — Владѣлецъ, говоритъ однодворецъ Масловъ, ежедневно гонитъ крестьянъ на свою работу, «а хотя и отпустятъ, и то развѣ рѣдко бываетъ, на день или на два. Такъ какъ же имъ (крестьянамъ) пропитаніе имѣть или родившихся отъ нихъ дѣтей воспитать, что они всегда всѣми семьями на господина работаютъ, еще-жъ сверхъ того и подушныя деньги платятъ». Многіе считаютъ побѣги крестьянъ самовольствомъ, а не подумаютъ отъ радости ли иной крестьянинъ покидаетъ своихъ малыхъ дѣтищъ, чего не сдѣлаетъ и дикій звѣрь. — По мнѣнію пахатнаго солдата Жеребцова, земледѣльца, не хлѣбопашество удручаетъ, а чрезмѣрные поборы вслѣдствіе роскоши самихъ помѣщиковъ или жадности управителей и приказчиковъ. Послѣдніе самовольно удвоиваютъ или утроиваютъ оброкъ, назначенный господиномъ, и тѣхъ, кто не хочетъ его платить, «изуродовавъ разными мученіями», неволею къ тому понуждаютъ. Крестьянинъ, не желая «видѣть тѣло свое обезображеннымъ», покидаетъ свое жилище и разными способами достаетъ деньги. Масловъ, однодворецъ Бѣлгородской провинціи, добавилъ къ этому, что крѣпостные страдаютъ нетолько у себя дома, но еще безвинно подвергаются наказаніямъ и въ судебныхъ мѣстахъ. Многіе помѣщики заставляютъ своихъ крестьянъ запахивать чужія поля, выкашивать сѣнные покосы, вырубать лѣсныя дачи и дѣлать равныя насилія въ чужихъ земляхъ, селахъ и слободахъ; отъ этого происходятъ драки и смертоубійства. Крестьянъ за это хватаютъ, бьютъ при допросахъ и морятъ въ тюрьмѣ. Если же они не послушаютъ господина, то терпятъ отъ него наказаніе.

Самое замѣчательное изъ мнѣній сторонниковъ улучшенія быта крестьянъ принадлежитъ депутату отъ шляхетства Екатерининской провинціи Якову Козельскому. На обвиненія крестьянина въ пьянствѣ и мотовствѣ, онъ отвѣчалъ, что это происходитъ вслѣдствіе лишенія его всякаго права собственности: «онъ разумѣетъ и впредь знаетъ, что все, что бы ни было у него, то говорятъ, что не его, да помѣщиково; такъ представьте себѣ, почтенное собраніе, какому человѣку тутъ надобно быть, чтобы еще и хвалу заслужить… И самый трудолюбивый человѣкъ сдѣлается, нерадивымъ во всегдашнемъ насиліи… Я не понимаю лучше кажется, по человѣколюбію, стараться возбуждать народъ къ работѣ вольной и не томной, то онъ большій урокъ вырабатывать будетъ и не устанетъ, нежели одною неволею и удрученіемъ рабства». Вмѣсто того, чтобы отдавать въ опеку уже раззоренное имѣніе, гораздо лучше предупредить раззореніе общимъ закономъ. Никакъ нельзя защищать такихъ помѣщиковъ, которые во вредъ себѣ и обществу раззоряютъ своихъ крестьянъ, «а таковыхъ число едваль не умножается, и статься можетъ оттого, что крестьяне потомкамъ помѣщичьимъ достаются легче, нежели какъ ихъ предкамъ». — Помѣщикъ, противящійся опредѣленію повинностей, желаетъ имѣть большія права, чѣмъ само правительство, такъ какъ, говоритъ Козельскій, «самая верховная власть по самодержавію своему не требуетъ болѣе опредѣленной всякой службы, кромѣ на содержаніе необходимой войны». На доводы ораторовъ консервативной партіи, что земледѣлецъ съ освобожденіемъ лишится помощи отъ господина во время неурожая и другихъ несчастій, Козельскій основательно отвѣчалъ, что помѣщики помогаютъ крестьянамъ ихъ же собственнымъ добромъ. «Мнѣ кажется, писалъ онъ: — что помѣщикъ, сколько бы ни богатъ былъ, то онъ въ разсужденіи помѣстья своего и отъ него-жъ богатъ, и такъ, если онъ не лишаетъ крестьянъ собственнаго ихъ хлѣба, скота и всего пропитанія, такъ гдѣ-жъ онъ… возьметъ всего того, чѣмъ бы ему во время нужды, т. е. въ самомъ крайнемъ недостаткѣ каждаго изъ крестьянъ своихъ снабдить; невозможное дѣло: отъ сего благодѣянія и владѣющій принцъ скоро откажется».

Таковы указанія на печальное положеніе крѣпостныхъ крестьянъ и различные доводы въ пользу измѣненія ихъ быта въ мнѣніяхъ депутатовъ либеральной партіи; что же считали они необходимымъ сдѣлать для крестьянъ? Коробьинъ настаивалъ на опредѣленіи повинностей крестьянъ и ограниченіи власти помѣщика надъ ихъ имуществомъ. Съ этимъ соглашался и черносошный крестьянинъ Чупровъ, указывая на то, что и при отдачѣ мучающихъ своихъ крестьянъ подъ опеку, нужно точное указаніе о повинностяхъ, которымъ могъ бы руководствоваться опекунъ. Пахотный солдатъ жеребцовъ, чтобы уничтожить злоупотребленіе приказчиковъ, предлагалъ вовсе не назначать ихъ, а предоставить крестьянамъ съ общаго согласія выбирать старосту на годовой срокъ. Однодворецъ Масловъ считалъ весьма полезнымъ учредить для завѣдыванія крестьянами особую коллегію или контору, которая имѣла бы въ провинціяхъ свои правленія или канцеляріи. Онѣ должны были наблюдать за исполненіемъ рекрутской повинности, собирать подушныя подати, а также поборы въ пользу помѣщика, которые онѣ и передавали бы по принадлежности; кромѣ административныхъ, на нихъ слѣдовало возложить и судебныя обязанности: разборъ жалобъ постороннихъ владѣльцевъ на крестьянъ и поземельныхъ споровъ, а также и жалобъ крѣпостныхъ на обиды отъ постороннихъ.

Козельскій предлагаетъ, установивъ опредѣленное число дней барщины, въ тоже время оцѣнить ихъ на деньги и предоставить соглашенію крестьянъ и помѣщиковъ въ каждомъ имѣніи выборъ барщины или оброка. Такъ какъ мнѣніе его было навѣяно отношеніями, сложившимися въ Малороссіи, гдѣ крѣпостные, по его собственному свидѣтельству, обыкновенно работали 2 дня въ недѣлю, то онъ предлагалъ назначить въ пользу помѣщика два дня, а затѣмъ, два дня опредѣлить на заработываніе податей, два дня на собственную работу, а седьмой день на посѣщеніе церкви и отдыхъ[45]. Для тѣхъ, кто пожелалъ бы вмѣсто барщины платить оброкъ, Козельскій предлагалъ оцѣнить рабочій день, какъ зимній, такъ и лѣтній пѣшаго работника или съ упряжкою, круглымъ числомъ по 10 коп., тогда въ недѣлю помѣщику достанется съ крестьянскаго двора по 20 коп., а въ годъ по 10 руб. Такъ какъ въ то время обыкновенно считалось во дворѣ по 4 души, то оброкъ, предложенный Козельскимъ, въ среднемъ выводѣ равнялся обычному въ то время и въ Великороссіи сбору (по 2—3 р. съ души). Отъ опредѣленія повинностей произойдутъ, по мнѣнію Козельскаго, слѣдующія выгоды: крестьяне, стараясь о собственномъ обогащеніи, будутъ прилежнѣе заниматься земледѣліемъ; сдѣлавшись зажиточнѣе, станутъ болѣе размножать свои семейства; перестанутъ просить милостыню и прекратятъ разныя злодѣйства, наконецъ, вернутся на родину многіе изъ мужиковъ, бѣжавшихъ въ Польшу, Волощину и Венгрію. Это будетъ гораздо дѣйствительнѣе, чѣмъ попытки вызова сербовъ и другихъ колонистовъ.

Точно опредѣлить крестьянскія повинности предлагали и другіе депутаты, Козельскій только подробнѣе развилъ эту мысль; но оригинальность его мнѣнія состоитъ въ томъ, что между тѣмъ, какъ Коробьинъ не говоритъ ничего положительнаго о надѣленіи крестьянъ землею въ собственность, Козельскій категорически рѣшаетъ этотъ вопросъ, хотя и говоритъ при этомъ не о правѣ собственности, а о потомственномъ пользованіи. Вотъ его слова: «Что же касается до имѣній крестьянскихъ движимыхъ и недвижимыхъ, то оставить оными пользоваться крестьянамъ съ тѣмъ только, чтобъ они безъ дозволенія помѣщика не властны были никому продать, ни заложить изъ недвижимыхъ имѣній, а владѣли бы сами потомственно, участія помѣщикова». Въ другомъ мѣстѣ онъ яснѣе выражаетъ мысль о необходимости отдѣлить крестьянскія земли отъ помѣщичьихъ: «я бы разсуждалъ за полезное и во всѣхъ россійскаго государства областяхъ раздѣлить и отмежевать землю всѣмъ подданнымъ, кои въ слободахъ за владѣльцами живутъ и принадлежащими къ тѣмъ слободамъ землями вообще для того, чтобы мужики, почитая тѣ земли за собственный свой удѣлъ, основательнѣе обзаводиться и постояннѣе жить могли». Мы видѣли, что тоже самое предлагалъ и Посошковъ. Замѣчательно также, какъ видно изъ словъ, напечатанныхъ курсивомъ, что Козельскій зналъ о существованіи общиннаго землевладѣнія и, повидимому, ничего не имѣлъ противъ его сохраненія при измѣненіи быта крестьянъ. Такимъ образомъ, по мысли Козельскаго, крестьяне должны были получить земли въ неотъемлемое владѣніе за умѣренныя повинности; нельзя не признать, что это было одно изъ самыхъ лучшихъ временныхъ рѣшеній вопроса, да и вообще оно было лучше такой реформы, какъ освобожденіе крестьянъ безъ земли, допущенное русскимъ правительствомъ полвѣка позднѣе въ Прибалтійскомъ краѣ.

Къ сожалѣнію, при всѣхъ достоинствахъ его мнѣнія, Козельскій раздѣляетъ мысль Коробьина, что личная зависимость крестьянъ отъ помѣщиковъ должна быть сохранена[46], слѣдовательно, къ нему прилагаются замѣчанія, высказанныя весьма многими депутатами о томъ, какъ нелогично давать право на имущество и сохранять личную зависимость, хотя при предложенномъ имъ окончательномъ отдѣленіи крестьянскихъ земель отъ помѣщичьихъ труднѣе какія-либо вымогательства.

Размѣръ крѣстьянскихъ повинностей, особенно барщины, предложенный Козельскимъ, нельзя не признать умѣреннымъ сравнительно съ тѣмъ, какой обыкновенно существовалъ въ то время въ Великороссіи; что же касается Малороссіи, то онъ былъ только сколкомъ съ дѣйствительности. Но относительно Южной Россіи Козельскій на этомъ не оставливается: онъ желаетъ ограничить свободу перехода тамошнихъ крестьянъ, а именно: взимать штрафъ съ помѣщиковъ, принимающихъ сходцевъ и дозволить переходъ не иначе, какъ съ отпускными письмами[47]; но мы не будемъ здѣсь говорить объ этой части его мнѣнія, такъ какъ для этого пришлось бы подробнѣе остановиться на отношеніяхъ помѣщиковъ и крестьянъ въ Малороссіи, чѣмъ мы это можемъ сдѣлать въ настоящемъ очеркѣ.

Чрезвычайно странно, что мнѣніе Козельскаго не вызвало никакихъ преній въ комиссіи уложенія, несмотря на та, что оно было прочитано еще 23-го мая, слѣдовательно, дней за 10 до превращенія преній по крестьянскому вопросу; а между тѣмъ, въ немъ заключались требованія гораздо болѣе ясныя, чѣмъ мнѣнія Коробьина, и болѣе непріятныя для великороссійскихъ помѣщиковъ: вмѣсто неопредѣленнаго желанія ограничить повинности, мы находимъ у Козельскаго предложеніе назначить двухдневную барщину; тогда какъ Коробьинъ уклонялся отъ категорическаго рѣшенія вопроса о недвижимой собственности, Козельскій прямо требовалъ предоставленія крестьянамъ земли въ потомственное пользованіе. Странно также, что не нашлось голоса въ защиту Козельскаго, между тѣмъ, когда онъ въ засѣданіи 21-го сентября 1767 года, произнесъ рѣчь за сохраненіе правъ служиваго дворянства, она вызвала такое сочувствіе, что въ его мнѣнію присоединилось 22 депутата отъ однодворцевъ, различныхъ городовъ и т. п. Рѣчь Козельскаго по крестьянскому вопросу не могла, конечно, понравиться великороссійскимъ помѣщикамъ; но, повидимому, она должна была бы вызвать сочувствіе малороссійскаго шляхетства, такъ какъ онъ требовалъ ограниченія права свободнаго перехода крестьянъ; однакоже, не случилось и этого. Депутатъ отъ шляхетства переяславскаго полка, Забѣлла, замѣтилъ по поводу мнѣнія Козельскаго, что напрасно онъ предлагаетъ измѣнить положеніе крестьянъ въ Великороссіи, не зная тамошнихъ порядковъ (у Козельскаго не было тамъ имѣнія). Я упомянулъ объ этомъ, сказалъ Забѣлла, только для того, чтобъ нѣкоторые депутаты изъ великороссійскихъ дворянъ не подумали, что и другіе, отринувъ всякую благопристойность, молчаніемъ своимъ выражаютъ согласіе съ мнѣніемъ, отнимающимъ у нихъ право распоряжаться тѣмъ имѣніемъ, которымъ они сами и ихъ предки издревле владѣли. Что же касается его предложеній относительно владѣльческихъ людей въ Малороссіи, то не слѣдуетъ обижать и слабѣйшихъ жителей. Императрица именнымъ указомъ подтвердила, чтобы малороссійскіе крестьяне остались въ прежнемъ положеніи, поэтому нечего Козельскому и предлагать измѣненіе ихъ быта. Малороссійское шляхетство испрашиваетъ у государыни подтвержденія своихъ правъ и привилегій, но въ то же время оно считаетъ долгомъ справедливости заботиться о сохраненіи выгодъ и простого народа находящагося въ его владѣніи, будучи довольно состояніемъ и я платежами принадлежащихъ ему людей.

Покончивъ съ мнѣніями и проэктами депутатовъ, желавшихъ улучшенія быта крѣпостныхъ крестьянъ, мы посмотримъ, соглашались ли на какія-нибудь мѣры въ ихъ пользу представители консервативной партіи. Депутатъ Протасовъ, котораго предшествующіе изслѣдователи по недоразумѣнію считали защитникомъ постепенной реформы[48], какъ оказывается, вовсе ея не желалъ. Указавъ на непослѣдовательность въ мнѣніи Коробьина (дать крестьянину право собственности и въ тоже время оставить его личность въ засисимости отъ помѣщика), онъ затѣмъ продолжаетъ: «и такъ, по его мнѣнію, иного не остается» (т. е. въ томъ случаѣ, если желаютъ, чтобы крестьянинъ пользовался дѣйствительнымъ, а не фиктивнымъ правомъ собственности), «какъ сдѣлать крестьянъ свободными, еслибы на то монаршее соизволеніе было, и ничего, кажется, нѣтъ природнѣе человѣку, какъ вольность; да и для чего бы нижнему роду оной какъ прочимъ не пользоваться, но я на то спрошу, не должно ли разобрать положеніе всякой земли, и не справедливо ли, что не все то можетъ въ одной быть полезно, что въ другой. Итакъ, по моему, безполезно Россіи, чтобы всѣ члены ея были вольны, ибо въ однихъ ограниченныхъ правленіяхъ нижнему роду вольность сколько-нибудь прилична, да и въ самыхъ тѣхъ государствахъ вольность по большей части вредна бываетъ». Изъ приведеннаго ясно, что Протасовъ вовсе не желаетъ реформы, хотя бы произведенной «исподволь». Онъ согласенъ только, чтобы владѣльцы отпускали на волю своихъ людей и чтобы этихъ вольноотпущенныхъ уже никому не закрѣпощали. Только такимъ путемъ согласенъ онъ предоставить свободу нѣкоторымъ членамъ низшаго сословія, а это вовсе не даетъ еще права причислять его къ аболюціонистамъ.

Большинство депутатовъ консервативной партіи соглашалось лишь на одну (уже существовавшую) мѣру въ пользу крѣпостныхъ: отдавать подъ опеку имѣнія владѣльцевъ, мучающихъ и раззоряющихъ своихъ крестьянъ. Только Бондыревъ замѣтилъ, что такихъ раззорителей рода человѣческаго слѣдуетъ, подвергнувъ наказанію, какому укажетъ государь по закованъ, исключать изъ дворянскаго общества; да Чаадаевъ соглашался, чтобы составлены были особыя правила, на основаніи которыхъ помѣщика можно было подвергать наказанію за злоупотребленіе властію. Кромѣ того, депутаты Глазовъ и Лопухинъ предлагали предоставить собираніе свѣдѣній о положеніи крѣпостныхъ и вообще обсужденіе крестьянскаго вопроса одной изъ частныхъ комиссій. Такимъ крѣпостническимъ настроеніемъ депутатовъ отъ дворянъ императрица, по свидѣтельству С. М. Соловьева, была весьма недовольна[49].

Итакъ, большинство дворянскихъ депутатовъ было противъ всякой реформы въ бытѣ крѣпостныхъ крестьянъ. Но г. Сергѣевичъ справедливо замѣтилъ[50], что это еще вовсе не доказываетъ, чтобы въ случаѣ голосованія этого вопроса, большинство комиссіи высказалось противъ всякаго улучшенія быта крѣпостного населенія. Представители дворянскаго сословія составляли менѣе одной трети всего числа депутатовъ (въ іюлѣ 1768 г., изъ 531 чел. ихъ было 160); другія же сословія скорѣе высказались бы за крестьянъ, чѣмъ противъ нихъ. Правда, среди всѣхъ ихъ нашлись депутаты, требовавшіе распространенія права владѣть крѣпостными и на людей неблагороднаго происхожденія, но такое требованіе они предъявляли потому, что это право составляли привилегію дворянства; такъ, напримѣръ, купцы жаловались комиссіи, что они не могутъ конкурировать съ дворянами вслѣдствіе того, что тѣ располагаютъ для своихъ фабрикъ и заводовъ даровымъ барщиннымъ трудомъ. Весьма вѣроятно, что большинство депутатовъ не дворянъ поддержало бы проэктъ, до нѣкоторой степени ограничивавшій привилегіи высшаго сословія, которыми оно такъ кичилось. Впрочемъ, какъ мы видѣли, почти всѣ ораторы изъ дворянъ соглашались на одно ограниченіе помѣщичьей власти: запрещеніе торга людьми въ ровницу.

В. Семевскій.
"Отечественныя Записки", № 11, 1879



  1. Кирѣевъ, Крестьяне и крестьянскій вопросъ во Франціи. М., 1879 г., стр. 17—19.
  2. Такихъ намъ извѣстно 3: одно печатное и два рукописныхъ.
  3. Въ этомъ восхваленіи Англіи сказывается вліяніе идей физіократовъ.
  4. Сборн. Ист. Общ. X, 176 и 33—34. (второе письмо Екатерины ошибочно помѣщено подъ 1765 г.; оно очевидно написано послѣ помѣщеннаго на стр. 176).
  5. См. Voltaire. Dictionnaire philosophique portatif. Londres. 1764.
  6. Oeuvres complètes de Voltaire, 1784, XLII, p. 437—441.
  7. Этого любопытнаго мѣста нѣтъ въ печатной редакціи.
  8. О его взглядахъ на народъ вообще срав. Hettner Literaturgeschichte des XVIII Jahrhand rts, 3 Aufl. Bd. II, 173—174, 220—221; Луи Бланъ Ист. Франц. Револ. I, 296—297; Карѣевъ, 271—272, 291—292.
  9. Лучицкій. Исторія крестьянской реформы въ западной Европѣ съ 1789 г. Кіевск. унив. изв. 1878 г. № 11, стр. 648—651.
  10. Съ 1788 г. онъ былъ министромъ юстиціи, начальникомъ духовнаго департамента и евангелическихъ лютеранскихъ церквей.
  11. Сравни выше предложеніе Посошкова, чтобы землевладѣльцы сами, подъ контролемъ правительства, составили правила о крестьянскихъ повинностяхъ.
  12. Незадолго передъ тѣмъ, Вёлльнеръ издалъ особое сочиненіе противъ общиннаго землевладѣнія: "Die Aufhebnng der Gemeinbeiten in der Mark Brandenburg nach ihren grossen Vorth eilen ökonomisch betrachtet. Berl. 1766.
  13. Вѣроятно намекъ на причины закрѣпощенія латышей, какъ ихъ объясняли, по крайней мѣрѣ, остзейскіе дворяне.
  14. Это мнѣніе вполнѣ раздѣлялъ императоръ Павелъ; онъ смотрѣлъ на помѣщиковъ, какъ на лучшихъ своихъ полицеймейстеровъ (см. „Русскій Архивъ“ 1861 г., стр. 781). Каразинъ также называлъ ихъ наслѣдственными чиновниками („Чт. общ. ист. древ. Росс.“ 1861 г., т. III) „Практич. защ. противъ иностранцевъ“, стр. 141.
  15. Въ гакѣ среднимъ числомъ было 110 дес. пахатной земли, луговъ выгоновъ. См. «Письма объ освобожденіи крестьянъ Прибалтійскаго края», въ. Сельс. Благоустр. 1858 г. № 1 стр. 101—102.
  16. Академики негодовали на него за рѣзкое письмо въ отвѣтъ на замѣчаніе, что онъ теряетъ слишкомъ много времени на слушаніе лекцій по исторіи Геpманіи, въ которомъ онъ справедливо доказывалъ необходимость историческихъ знаній для юриста.
  17. Вѣдь былъ же тамъ юристконсультомъ, какой-то французъ Довильеръ, который давалъ свои заключенія и по крестьянскому вопросу.
  18. Біографія А. Я. Полѣнова, сост. Д. В. Полѣновымъ напечатана въ Русс. Арх. 1866 г., стр. 446—470, 708—736.
  19. Мѣстъ, напечатанныхъ курсивомъ, нѣтъ въ смягченной редакціи.
  20. Сказанное далѣе сохранилось и въ смягченной редакціи. «Мы въ семъ случаѣ не дѣлаемъ ни малой разницы между неодушевленными вещами и человѣкомъ и продаемъ нашихъ ближнихъ, какъ кусокъ дерева», но заключеніе этой фразы: «и больше жалѣемъ нашъ скотъ, нежели людей», замѣнено словами; «хотя сіе ко истинѣ сказать безчестно для народа и вредно для общества», которыя представляютъ замѣну всего исключеннаго мѣста.
  21. Всѣ лѣса, какъ видно и изъ другого мѣста его мнѣнія, Полѣновъ предполагаетъ оставить помѣщику. Понятно, что нужда въ топливѣ поставила бы въ такомъ случаѣ крестьянина въ большую зависимость отъ господина.
  22. Привожу это мѣсто изъ неизданной редакціи.
  23. Всего этого мѣста нѣтъ въ неизданной, смягченной редакціи.
  24. Подробная редакція мнѣнія Полѣнова помѣщена въ «Русскомъ Архивѣ», 1865 года, № 3-й. Сокращенная хранятся въ архивѣ вольн. эконом. общ.
  25. Сб. Ист. Общ. VIII, 76—79, 86, 87, 94, 106, 106—111.
  26. Прилежаевъ. Наказъ и пункты депутату отъ синода въ екатер. ком. о соч. проэкъ нов. улож. «Христ. Чтеніе» 1876 г., т. II, 250. Соловьевъ XXVII, 330, 332.
  27. Сб. Ист. Общ. IV, 166—167, 168—160.
  28. Сб. Ист. Общ. VII, 344.
  29. См. «Казенные крестьяне при Екатеринѣ II» «Русс. Стар.» 1879 г., № 5, стр. 51—58.
  30. Сб. Ист. общ. IV, 188.
  31. Сб. Ист. Общ. IV, 114.
  32. См. «Крѣпостные крестьяне при Екатеринѣ II» «Русс. Старина» 1876 г., № 11, стр. 611—613.
  33. Арх. Второго Отдѣленія.
  34. „Сбор. ист. общ.“ IV, 276, VIII, 108, 226, XIV, 123—124, 133—184.
  35. Нѣсколько свѣденій о нихъ уже сообщилъ, на основаніи дневныхъ записокъ большого собранія, проф. Сергѣевичъ въ своей статьѣ: „Откуда неудачи екатерининской законодательной комиссіи?“ („Вѣстн. Евр.“ 1878 г. № 1 стр. 254—257). Для составленія нижеслѣдующихъ страницъ мы познакомились вопервыхъ съ четвертымъ неизданнымъ томомъ труда г. Полѣнова (за сообщеніе котораго приносимъ искреннюю признательность И И. Сергѣевичу), а затѣмъ и съ подлинными мнѣніями, хранящимися въ архивѣ Второго Отдѣленія.
  36. Въ числѣ этихъ двѣнадцати былъ только одинъ однодворецъ, а всѣ остальные депутаты отъ дворянъ.
  37. Дворянскіе депутаты были тѣмъ болѣе злы на Коробьина, что нѣкоторые изъ нихъ считали опаснымъ какое бы то ни было обсужденіе крестьянскаго вопроса. Депутатъ Глазовъ, въ засѣданіи 5-го мая, еще ранѣе чѣмъ было прочитано мнѣніе Коробьина, сказалъ: Можно было бы подробнѣе говорить о крестьянахъ, но я умалчиваю, чтобы депутатовъ отъ дворянства не приводить въ уныніе духа, а также и потому, что въ этомъ многочисленномъ собраніи присутствуютъ люди разныхъ чиновъ: сказанное здѣсь можетъ разгласиться и вызоветъ, пожалуй, непослушаніе крестьянъ своимъ господамъ.
  38. Имѣетъ «предметомъ снисканіе только похвалъ отъ людей легкомысленныхъ».
  39. Это несправедливо: нижегородская провинція, депутатомъ отъ которой явился жеребцовъ, была одна изъ самыхъ обильныхъ крѣпостными крестьянами.
  40. Точно такими же доводами лифляндскіе дворяне на ландтагѣ 1766 г. оправдывали то, что они не даютъ своимъ крестьянамъ права вполнѣ свободно распоряжаться движимымъ имуществомъ.
  41. «Петръ I, желая, по примѣру Германіи, собирать подати деньгами, издалъ очень мудрое узаконеніе, которому еще и теперь слѣдуютъ въ Россіи. Дворянинъ собираетъ подати съ крестьянъ и платитъ ихъ царю. Уменьшается ли или увеличивается количество крестьянъ, онъ платитъ то же самое» (Монтескьё забылъ прибавить, что это бываетъ только отъ ревизіи до ревизія); «такимъ образомъ, онъ заинтересованъ въ томъ, чтобы не мучить своихъ крестьянъ». (Esprit des lois, liv. XIII, ch. 6.).
  42. См. статьи: «Казенные крестьяне при Екатеринѣ II», въ Русск. Старинѣ 1879 г., №№ 1—6.
  43. Обращаемъ на эти доводы вниманіе гр. Орлова-Давыдова. Если доказательства, приводимыя менѣе родовитыми людьми, не убѣдятъ его въ томъ, что предлагаемыя имъ мѣры губительны для народнаго благосостоянія (если только юнъ въ этомъ сомнѣвается,), если, наконецъ, современный титулованный изслѣдователь (кн. Васильчиковъ) покажется ему, какъ и r-дамъ Герье и Чичерину, совращеннымъ въ соціализмъ, то, быть можетъ, на него произведутъ нѣкоторое впечатлѣніе слова князя М. М. Щербатова, котораго, какъ извѣстно, нельзя заподозрить въ приверженности ни къ какимъ зловреднымъ ученіямъ, а между тѣмъ, онъ неизмѣримо выше — въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ родственнаго ему по духу современнаго защитника обезземеленія крестьянъ — выше уже тѣмъ однимъ, что онъ былъ противъ такого обезземеленія и былъ убѣжденъ, что дозволеніе крестьянамъ свободнаго отчужденія земли непремѣнно поведетъ къ обнищанію народа.
  44. См. Memoirs of the princess Daschkow, L. 1840, I, 164—165.
  45. Впрочемъ, такое же распредѣленіе времени крѣпостныхъ, предлагалъ установить однодворецъ казанской пров. Кипенскій въ засѣданій 2-го мая 1768 г.
  46. «Крестьяне, говорятъ онъ: — подъ наблюденіемъ своихъ помѣщиковъ всегда будучи, останутся въ прежнемъ страхѣ и почитаніи ихъ, какъ они имъ и крѣпки».
  47. Необходимость письменнаго отпуска была установлена уже указомъ 10-го декабря 1763 года «Полное собраніе законовъ», т. XVI, № 11987.
  48. См. слова Д. В. Полѣнова въ «Сбор. Ист. Общ.», т. IV, стр. XVII.
  49. «Если крѣпостнаго нельзя призвать персоною, слѣдовательно, онъ не человѣкъ; но его скотомъ извольте признавать, что въ немалой славѣ и человѣколюбію отъ всего свѣта намъ приписано будетъ. Все, слѣдуетъ о рабѣ, есть слѣдствіе сего богоугоднаго положенія и совершенно для скотины и скотиною дѣлано». «Ист. Россіи» XXVII, 829. Мы, впрочемъ, не знаемъ, на какомъ основаніи Соловьевъ относитъ эти слова Екатерины къ дѣятельности комиссіи, такъ какъ они не подходятъ вполнѣ ни къ одной изъ депутатскихъ рѣчей.
  50. «Откуда неудачи екатерининской законодательной комиссіи». «Вѣстникъ Европы», 1878 г., № 1, стр. 258—259.