Кузька — Мордовскій богъ.
(Повѣсть изъ исторіи (!) Мордовскаго народа). К…-- Нижній-Новгородъ, типогр. губ. правленія. 1898.[править]
Въ книгѣ покойнаго А. С. Гацискаго «Люди нижегородскаго Поволжья», среди различнаго ранга военныхъ и штатскихъ персонъ, заслужившихъ право хотя бы мѣстнаго безсмертія, значится странное имя «Кузьки-бога», съ скромнымъ прибавленіемъ «мордвинъ», Покойный изслѣдователь не успѣлъ дать намъ біографію этого мордвина, а между тѣмъ это личность дѣйствительно чрезвычайно интересная, около которой на мѣстѣ создалась легенда, которая, наконецъ, вызвала цѣлую, хотя и не обширную литературу.
Еще совсѣмъ недавно, когда въ печати обсуждалось извѣстное мултанское дѣло, «Новое Время» въ приложеніи къ № 7160, подъ заглавіемъ «Терюханское идолище» (!) напечатало въ извлеченіи исторію Кузьмы, въ томъ видѣ, какъ она появилась въ 1866 году въ «Отеч. Запискахъ». Газета совершенно серьезно, въ качествѣ этнографическаго матеріала, сообщала изумительнѣйшія похожденія какого-то геніальнаго мордовскаго Рокамболя, цѣлой сѣтью адскихъ обмановъ увлекшаго мордву-терюханъ въ сѣти своего «лжеученія», доходившаго до того, что самъ Кузьма былъ признанъ богомъ. Отсюда и названіе «Кузька-богъ».
Неизвѣстный авторъ, скрывшій свою фамилію подъ буквой К., разсказывалъ въ «Отеч. Запискахъ» годъ за годомъ и день за днемъ біографію своего героя. Разсказъ этотъ ведется дубовымъ языкомъ, изложеніе сразу обличаетъ человѣка совершенно бездарнаго. Между тѣмъ, вся исторія представляетъ цѣлую цѣпь фантастическихъ происшествій. Воспитанный подъ вліяніемъ какого-то коварнаго раскольника ("по всей вѣроятности изъ секты «душителей» (!) — прибавляетъ авторъ), молодой мордвинъ, способный и грамотный, быстро вырабатывается въ сознательнаго религіознаго шарлатана. Послѣ неудачной любовной исторіи въ Нижнемъ, разсказанной опять съ необычайными подробностями (какъ будто авторъ самъ присутствовалъ при любовныхъ объясненіяхъ въ качествѣ невидимки) — Кузьма возвращается къ своему племени и начинаетъ адскую интригу: коварство его доходитъ до того, какъ онъ посредствомъ самодѣльнаго волшебнаго фонаря производитъ явленіе ангеловъ и т. д. Все племя вскорѣ обратилось въ его послѣдователей.
Тогда Кузьма, по рецепту всѣхъ шаблонныхъ героевъ этого рода, окружаетъ себя богатствомъ, роскошью и, конечно, развратомъ. Слѣдуетъ совершенно невѣроятный и очень грубо сляпанный авторомъ романъ нѣкоего бѣднаго, но добродѣтельнаго мордвина Пахома съ красавицей Евфросиньей. Кузьма разлучаетъ любовниковъ и беретъ красавицу Евфросинью въ свой гаремъ. Добродѣтельный Пахомъ изъ мести доноситъ на него и указываетъ его притонъ въ лѣсныхъ трущобахъ. Но хитрый Кузьма отводитъ слѣды, планъ поимки не удается, и доносчикъ приносится въ жертву разъяренному «Кузькѣ-богу».
Черезъ нѣкоторое время такая же участь постигаетъ и исправника, рѣшившагося арестовать Кузьму. Это приключеніе по аляповатости и неуклюжести вымысла можетъ соперничать развѣ съ самыми грубыми произведеніями лубочной литературы. Исправникъ ѣдетъ во главѣ отряда въ коляскѣ. На пути въ лѣсу встрѣчаются завалы. Внезапно, будто чудомъ, завалы устраняются съ дороги, исправникъ проѣзжаетъ, но за нимъ тотчасъ же воздвигается преграда, отдѣляющая его отъ его арміи. Затѣмъ лошади несутся среди двухъ стѣнъ густого лѣса, трепещущій исправникъ слышитъ дикіе крики озвѣрѣлой мордвы, и его, наконецъ, привязываютъ на полянѣ къ двумъ согнутымъ дубамъ. Мгновеніе, канаты перерубаются, деревья выпрямляются, кровь невиннаго исправника обагряетъ окрестности…
Не удивительно ли, что столь невѣроятная мазня могла найти мѣсто въ печати и при томъ въ серьезной газетѣ? И однако — нашла, и статья «Нов. Времени» пошла гулять подъ заманчивымъ заглавіемъ («Терюханское идолище»), и ее перепечатывали десятки газетъ, въ доказательство свирѣпости язычниковъ-инородцевъ, и, конечно, въ доказательство также возможности человѣческаго жертвоприношенія въ Мултанѣ.
Нужно ли говорить, что все это смѣшной и весьма неискусный вымыселъ? Въ «Историческомъ Вѣстникѣ» была помѣщена прекрасно составленная на основаніи подлиннаго дѣла замѣтка В. И. Снѣжневскаго, въ которой все это излагается гораздо проще и, конечно, гораздо интереснѣе. Кузьма — дѣйствительно существовавшее лицо, неграмотный крестьянинъ Нижегородской губ., крѣпостной графини Сенъ-При, изъ терюшевской мордвы. Г. Снѣжневскій разсказываетъ печальную исторію крещенія этого племени, въ первой половинѣ прошлаго вѣка, когда Дмитрій Сѣченовъ въ 2 года окрестилъ до 34 тыс. человѣкъ. При этомъ мордву, нерѣдко связанныхъ, опускали въ купель и тутъ насильно надѣвали кресты (Соловьевъ, Исторія, XII, стр. 28). Таковы были свѣжія еще воспоминанія, окружавшія дѣтство и юность Кузьмы. Однако, время брало свое. Кроткіе образы христіанства, — говоритъ г. Снѣжневскій, — Св. Дѣва, Христосъ, ангелы, пророкъ Давидъ, — все это еще ранѣе понемногу проникало въ воображеніе народа, хотя мечтательно и смутно. Но, быть можетъ, именно потому, что эти образы были слишкомъ ужъ далеки отъ «сѣченовской» дѣйствительности, — темный мордвинъ слилъ ихъ со своими мечтами о сѣдой старинѣ. Получилась странная аберрація: христіанскіе и ветхозавѣтные образы стали для мордвина «старыми богами», къ которымъ онъ апеллировалъ противъ «новой вѣры» и въ честь которыхъ надумалъ возстановить старые обряды (моленія на полянахъ въ лѣсу, послѣ чего царь и начальники надѣнутъ бѣлыя мордовскія одежды — и наступитъ общее блаженство). Мы не станемъ излагать здѣсь подробности этой наивной и трогательной исторіи, своего рода исторіи Іоаннія д’Аркъ въ лицѣ неграмотнаго мечтателя мордвина, отсылая интересующихся къ статьѣ г-на Снѣжневскаго. Разумѣется, Кузьму арестовали, допрашивали, били плетьми и сослали въ 1810 году въ Сибирь. Изъ подлиннаго дѣла выясняется, однако, съ совершенной ясностью физіономія искренняго и кроткаго мечтателя, ни въ одной чертѣ не совпадающая съ свирѣпой мазней неизвѣстнаго автора «повѣсти». Исправникъ не только не потерпѣлъ при этомъ никакихъ непріятностей, но взялъ Кузьму прямо съ одного изъ многолюдныхъ моленій, которыя, кстати сказать, происходили явно, въ присутствіи множества русскихъ сосѣдей, нерѣдко даже духовенства. Императоръ Александръ I, ознакомившись съ дѣломъ Кузьмы, отмѣнилъ наказаніе плетьми для участниковъ, но было уже поздно: приговоръ былъ уже приведенъ въ исполненіе.
Всякое суевѣріе имѣетъ двѣ стороны, и въ данномъ случаѣ это видно особенно ясно: «Мы имѣли случай убѣдиться, — пишетъ въ своей замѣткѣ г. Снѣжневскій, — что разсказъ г. К. о „Кузькѣ-богѣ“ (который, скажемъ кстати, никогда себя богомъ не называлъ) проникъ въ мѣстную крестьянскую среду, и теперь, если вы станете искать устныхъ преданій на мѣстѣ дѣйствія Кузьмы, мордовскаго пророка, то отъ русскихъ сосѣдей мордвы услышите о книжкѣ, „въ которой все это написано“. И вамъ передадутъ всѣ невѣроятные эпизоды изъ разсказа „Кузька-богъ“. Это одинъ изъ случаевъ, когда письменность, вслѣдствіе предразсудка въ культурной средѣ, не закрѣпила, не сохранила преданія, а только исказила его и опошлила».
Теперь эти искаженія повторены распространенными газетами въ десяткахъ и сотняхъ тысячъ экземпляровъ. И вѣдь, вотъ какъ живуча всякая пошлость: не смотря на то, что подлинная исторія Кузьмы еще такъ недавно изложена въ статьѣ г. Снѣжневскаго, что въ мѣстной газетѣ («Нижегор. Лист.», № 56, 1896 г.) она опять возстановлена господиномъ А. С. по поводу статьи «Нов. Вр.» о Терюханскомъ идолищѣ, — въ томъ же Нижнемъ-Новгородѣ — нелѣпая лубочная «повѣсть» появляется въ новомъ отдѣльномъ изданіи, при чемъ на задней оберткѣ стыдливо пріютилось слѣдующее надписаніе: «Съ требованіемъ книги слѣдуетъ обращаться въ Нижній-Новгородъ… къ надворному совѣтнику Мих. Як. Г.» (на книгѣ имя и фамилія проставлены полностью). Мы понимаемъ надворнаго совѣтника М. Я. Г. Онъ вознамѣрился получать за «повѣсть» неизвѣстнаго автора по 1 р. съ пересылкою и для этого, подобно извѣстному герою Успенскаго, объявляетъ: «деньги объ это мѣсто». Хочется думать, что г-ну М. Я. Г. хоть немного стыдно за свою, теперь уже завѣдомо дрянную книжную аферу. Въ уваженіе этого предполагаемаго нами чувства, мы выставляемъ только иниціалы почтеннаго надворнаго совѣтника, прикрывая фиговымъ листикомъ наготу его вожделѣній[1]…
1898 г.
- ↑ Издатель прислалъ письмо въ редакцію «Русск. Бог.», въ которомъ заявляетъ, что онъ далъ лишь свое имя. Фактическимъ издателемъ является самъ авторъ. (Позднѣйшее примѣчаніе В. К.).