Семёновский уезд Нижегородской губернии издавна славился производством крашеной посуды. Но не говоря уже о том, что он в значительной степени пережил эту славу, он всегда пользовался ею не совсем справедливо. Селения Семёновского уезда, занятые этим промыслом, входят лишь как некоторая часть обширного района токарного и красильного промыслов вместе с южной частью Костромской губернии и отчасти Вятской губернии. В Семёновском уезде, по преимуществу, в Хохломской и Богоявленской волостях, распространено исключительно точение деревянной посуды — чашек и блюд; в Хохломской и Чистопольской — окраска их. Ни шкатулок, ни мебели в пределах Семёновского уезда не выделывают и окраскою их не занимаются; производится и окрашивается этот товар в соседней Скоробогатовской волости Костромской губернии. Но так как и тот и другой товар стекается, в конце концов, в руки городецких скупщиков, то и слывёт нередко за изделия нижегородские, семёновские.
В Семёновском уезде, где красильное дело существует исключительно для окраски выделываемой в местности деревянной посуды, оба эти промысла удобнее не разделять в описании как тесно между собою связанные. Однако судьба их несколько различна. Тогда как токарное дело в Семёновском уезде прогрессивно падает, красильное, хотя и не развивается, но по крайней мере держится довольно устойчиво. Причиною тому служит для токарного промысла недостаток сырого материала и, вследствие того, дороговизна его, тогда как красильное дело питается подвозом готовых изделий из местностей, ещё не страдающих от недостатка материала для промысла. Откуда бы ни было занесено токарное дело: из соседней Костромской губернии или из Вятской губернии, где производство посуды существовало ещё со времени переселения в Вятскую губернию новгородцев, но развилось оно благодаря свободному доступу к лесным богатствам края и обилию необходимой в промысле породы леса — осины. Пока существовали эти два условия, промысел преуспевал, но ограничение крестьянских лесов от казённых и владельческих, вообще уменьшение лесных пространств от вырубания, буреломов, лесных пожаров и, наконец, исчезновение в окружающих лесах осины — всё это с 1860-х годов привело к тому, что токарный промысел в Семёновском уезде упал и всё более и более падает. Следуя за исчезающей породой, промысел переместился в Макарьевский и западную часть Варнавинского уездов Костромской губернии, откуда привозились осиновые баклуши для выделки посуды; но в 1870-х годах исчезновение осиновой породы стало заметно и в Варнавинском уезде. Осиновые баклуши стали заготовлять для Варнавинского уезда в Ветлужском, ещё более восточном углу Костромской губернии, я вслед затем и самый промысел переместился ещё далее на восток по направлению к Вятской губернии, в Ветлужский уезд. В начале 1870-х годов там возникает производство посуды: чашек, тарелок, ковшей и пр. и, благодаря содействию местного лесовладельца Лугинина, приобретает широкие размеры. Крестьянские подростки обучались токарному делу в собственной мастерской г. Лугинина. О быстроте роста промысла можно судить по следующему факту: в 1876 году в одной волости было 20 токарных заведений, а в 1877 году их было уже 40, в том числе 5 мастерских с конным приводом. Товар по Ветлуге шёл на ту же Нижегородскую ярмарку. Таким образом, Семёновский уезд остался в хвосте движения.
Вот сравнительные данные исследования г. Карпова о числе токарен, встречавшихся в уезде лет 20—30 до исследования Карпова, зарегистрированных им и отмеченных при местном статистическом исследовании 1889 года.
| Волости | Токарен в 1880-х гг. | Токарен по данным г. Карпова | По местному исследованию 1889 г. промысловых дворов, работающих в своей мастерской |
|---|---|---|---|
| Хохломская | 145 | 8 | 16 |
| Богоявленская | 62 | 24 | 24 |
| Чистопольская | — | 11 | 12 |
| Хвостиковская | 1 | 6 | 14 |
| Шалдёжская | 10 | 4 | 4 |
| Хахальская | — | — | 7 |
| Итого | 218 | 53 | 77 |
Однако если г. Карпов приводит указанные цифры с оговоркою относительно их неполноты, так как он не был в северной части Чистопольской волости, то и цифры местного исследования не могут считаться точными. При беглом объезде статистической экспедиции отдельные мастерские легко могли ускользнуть, тем более, что владельцы их не спешили обнаружить их присутствия. Тем не менее, и вышеприведённые числа дают материал для некоторых выводов. Во-первых, общий упадок промысла за последние 40 лет несомненен. В особенности же отмечается он там, где промысел прежде был наиболее распространён: в северо-западной части уезда, в Хохломской волости, тогда как на северо-востоке и востоке уезда: в волости Богоявленской, он держится более устойчиво, а в волостях Хвостиковской и Хахальской даже развивается. Этот факт можно считать подтверждением того общего явления, которое мы охарактеризовали выше: движения токарного промысла в северо-восточном направлении вслед за отступающей линией лесов. Волости Богоявленская, Хахальская и Хвостиковская примыкают к лесным пространствам Ветлужского края и р. Керженца.
По данным статистического исследования 1889 года, в настоящее время (1894 г.) в Семёновском уезде токарным промыслом — точением деревянной посулы: чашек, блюд и игрушечной посуды — занято до 39 общин, 170 дворов (167 надельных и 3 безнадельных), 204 мужчин рабочего возраста и 27 стариков и подростков. Количество дворов и работников, занимающихся промыслом по волостям распределяется следующим образом: в Хохломской — 39 дворов и 45 работников, в Богоявленской — 54 двора и 67 работников, Чистопольской — 38 дворов и 52 работника, Хвостиковской — 20 дворов и 19 работников, в Хахальской — 15 дворов и 16 работников, в Шалдёжской — 4 двора и 5 работников. Особенно выделяются производством деревянной посуды селения Богоявленской волости: Никитино, Анниковка, Палома, Прудки; производством детских игрушек — два селения Хвостиковской волости (Мериново и Взвоз) и одно селение Хохломской волости (Вихарёво).
Из 170 дворов, занятых промыслом, 110 работают на продажу, 8 работает на хозяев из хозяйского материала, остальные в работниках. Мастерская требует или большой семьи, или наёмных работников: одного токаря, одного погонщика лошади (при конном приводе) и одного подвозчика леса. Работой могут заниматься только взрослые с 16—17 лет, так как токарное дело — трудное. Работа идёт, главным образом, осенью и зимою, поэтому от земледелия не отрывает: из 167 дворов надельных, занимающихся токарным промыслом, 156 обрабатывают пашню сами, 6 — наймом и только 5 сдают, и то частью.
Точат посуду в особо устроенных помещениях, называемых токарнями. Токарни бывают водяные, на которых маховое колесо приводится в движение водою, конные, приводимые в движение лошадью, и ручные. Устройство водяной токарни в сущности то же, что и устройство водяной мельницы, только вода приводит в движение токарный станок посредством махового колеса с бесконечной верёвкой. Водяные токарни устраиваются на два станка, т.е. на каждой токарне могут работать два мастера. Устройство водяной токарни (плотины, сруба, колеса) обходится в 30—30 р. Устройство конной токарни стоит не дешевле. Ручная токарня представляет собой обыкновенную зимницу (тёплая чёрная изба, в которую зимой пускают скотину), с помещённым в ней маховым колесом. Колесо это за рукоятку приводится в движение одним или двумя людьми, для чего нанимаются так называемые „вертуны“, обыкновенно люди почему-либо не способные к сложным производствам, но физически сильные — полуидиоты, слепые, хромые. Ручные токарни много дешевле конных, но применяются они только у более бедных мастеров или у тех, которые точат мелкие изделия, например, в Хвостиковской волости. Вообще же преобладают токарни конные. Что же касается инструментов, употребляемых на токарном деле, то полный набор резцов стоит 3—4 рубля. Покупаются они в Семёнове или Городце.
В Семёновском уезде работают блюда, чашки, деревянные подносы и детскую деревянную посуду. Блюда вытачиваются обыкновенно из баклуш, т.е. грубого подобия блюда, которые привозятся или покупаются токарями из местностей, изобилующих осиновым деревом.
Приготовление баклуш — особая часть производства блюд, занимающая довольно много рук. Так, баклуши рубят в Макарьевском уезде Нижегородской губернии в селениях Покровской, Каменской и Галибихинской волостей, всего 94 человека (д. Зиновьева, Заскочиха, Васильевское). Работают также баклуши и в уездах Варнавинском, Макарьевском и Ветлужском Костромской губернии. Баклуши рубятся крестьянами перечисленных местностей или из своего леса, или из покупаемого у помещиков и казны. Меньше 4-х вершков в диаметре баклуши, а, следовательно, и блюда не бывают. Вследствие этого, естественна сравнительная дороговизна баклуш.
На месте 1000 баклуш стоит от 25 р. до 70 р., смотря по их величине, да перевозка их, например, из Макарьевского уезда в с. Богоявление обойдётся в 10—15 р. При такой дороговизне материала производством блюд могут заниматься только хозяева, имеющие порядочный оборотный капитал (тысяч до 2-х на покупку в год по 25000 баклуш). Вот почему производство это в Семёновском уезде уменьшается, токари переходят на работу чашек или ложкарство. Для точения чашек баклуши не употребляются, а покупается осиновый лес в виде бревна, не разрубленный на баклуши („стóяшный“, отчего и чашки называются „стóяшными“). Лес этот покупается возами (50—60 копеек воз) в Костромской губернии или у местных владельцев лесов. Иногда вся деревня соединяется для покупки делянки в казённой даче, причём обходится рублей 5 за сажень, из которой выходит до 2 1/2 тысяч чашек.
На токарных заведениях работают или сами хозяева, или работники; при производстве чашек, на которое нужно меньше оборотного капитала, участвуют обыкновенно сами хозяева; это заведения бедные сравнительно с теми заведениями, на которых точатся блюда. Расчёт заработка г. Карпов производит следующим образом. Хозяин токарни, имеющий одного токаря, получает около 30 р. чистого дохода с 1000 блюд. Эти 1000 блюд токарь может выточить недели за полторы. Вообще токарь считается токарем, если он может выточить в день 100 штук чашек или блюд, безразлично, так как их можно точить одинаково скоро, только при точении блюд требуется более искусства и ловкости.
| На 1000 блюд он истратит: |
| на баклуши — 50 р. |
| за перевозку — 10 р. |
| токарю — 10 р. |
| Итого — 70 р. |
Продать же эти 1000 блюд он может за 100 руб. Но посуда часто колеблется в цене, поэтому хозяева иногда терпят убытки. Наёмный токарь блюд (только при производстве блюд бывают наёмные токари) зарабатывает 80 к.—1 р. 20 к. в день. Что касается заработка на чашках, то он значительно меньше. Из воза осины (60 к.) мастер выточит 200 чашек 5-ти вершкового размера в течение двух дней, а продаст их за 2 р. (10 р. тысяча), следовательно, за вычетом материала, ему придётся 70 коп. в день за работу. В настоящее время (1894 г.) стоимость некрашеных чашек значительно упала (4 р. 50 к.—6 р. за 1000 штук), соответственно чему упал и заработок. Но всё же на семью в 3—4 чел. очищается в неделю рубля 2—3 чистых. Блюда продаются значительно дороже: около 40 р. за 1000 штук. Главным, почти единственным местом сбыта белой (точёной) посуды служит с. Хохлома Семёновского уезда: сюда свозится она со всех окрестностей Нижегородской и Костромской губерний; сюда привозятся иногда и баклуши. Покупателями белой посуды являются хозяева красилен.
Переходя в их руки, посуда вступает в следующую стадию производства. Красят белую посуду в Хохломе и окрестных селениях. В настоящее время (1889 г.) в Хохломской и Чистопольской волостях насчитывается до 38 красилен (А. Карпов насчитал их 26). Впрочем, число это вряд ли может считаться точно установленным. Во всяком случае, в Хохломской и Чистопольской волостях занято красильным делом 121 двор (112 в Хохломской и 9 в Чистопольской) со 145 мужчинами рабочего возраста и 82 нерабочего. Около половины из указанных дворов участвуют в промысле как работники. Наёмные работники получают 1 р. в неделю на хозяйских харчах. Операция крашения заключается в покрывании посуды особым составом, называемым „олифою“, затем в наведении оловянной полуды, собственно в окрашивании и в покрывании лаком. „Олифа“ приготовляется из льняного масла, золы и сурику; на пуд масла сурику и золы идёт по 1/4 фунта. Рисунки наносятся киноварью, вареной со скипидаром, голландской сажей и кроном. Долговременная окраска посуды развила в этой местности особый стиль красок, который можно отличить от других манер окрашивания (например, вятской). Характерные цвета этой окраски блестящие и яркие, жёлто-золотистый, чёрный и красный цвета. Крашение таким образом, „в русском стиле“, как имеют обыкновение выражаться, особенно развито в Скоробогатовской волости Костромской губернии. Здесь точат и красят кроме посуды мебель (например, табуреты, столы, ящики и т. п.) и разные деревянные украшения столов и комнат. В Хохломской волости красится исключительно посуда. Партия белой посуды в 1000 штук окрашивается в продолжение 5—6 дней при двух печах, но обыкновенно в красильне одна печь; устройство красильни с печью обходится рублей 50—100. В каждой красильне работают обыкновенно человек 4—5, в том числе и сами хозяева. О доходности промысла можно судить по следующим данным. Покупают, например, некрашеные блюда на Хохломском базаре за 1000 штук рублей 40 (товар средней величины); 4 человека накрашивают тысячу в 1 неделю. Продают их в Городце, Семёнове, Нижнем Новгороде рублей за 70—80. На тысячу штук пойдёт краски рублей на 18—20 (д. Шебашёво).
Для сбыта крашеной посуды служит село Городец Балахнинского уезда, куда по субботним базарам свозится масса крашеной посуды из Хохломской волости и из смежных волостей Костромской губернии. Всё огромное количество крашеной посуды, привозимой на городецкие базары, скупается десятком скупщиков, имеющих в Городце свои склады посуды. Затем эти скупщики сбывают посуду на Нижегородской ярмарке, в с. Жадовке (Симбирской губернии Корсунского уезда), в Астрахани, Саратове и других низовых местах, куда весной отправляются из Городца целые баржи с посудою. Городецкая посуда имеет очень широкий рынок сбыта; говорят, что она доходит в Западную Европу и среднюю Азию, в Персию, Индию. По крайней мере, так было в 1860-х годах, но с тех пор направление сбыта городецкого товара не проверялось. По словам г. Бломквиста (см. Труды комиссии, вып. XVI, стр. 64), изделия эти идут в большом количестве в Германию, где выдаются за китайские и японские изделия. Фигурировали они неоднократно на русских и заграничных выставках (в том числе Всероссийской 1882 г.), поражая своими блестящими оригинальными, но довольно однообразными рисунками и великолепным лаком, но также и отсутствием каких-либо улучшений (см.: Кустарная промышленность на Всероссийской промышленно-художественной выставке в Москве 1882 г. // Труды комиссии, вып. IX, стр. 198).
Но дело в том, что, пока скоробогатовская мебель русского стиля и семёновские чашки странствовали по выставкам, возбуждая скорее любопытство, чем широкий торговый спрос, самый промысел на местах испытывал кризис. Выше мы отчасти характеризовали историю его упадка. Три причины действовали особенно губительно на существование в Семёновском уезде токарного промысла: леса стали менее доступны; подходящая порода, осина, поблизости вывелась; лес стал продаваться делянками, а не выборочно. Под влиянием этих причин ведение его оказалось возможным только для немногих исключительных семей, достаточно состоятельных, чтобы завести себе такое дорогое приспособление, как токарный станок с водяным или конным приводом, обладающих порядочным оборотным капиталом и настолько многолюдных, чтобы не требовался наём многих работников. Но таких нашлось, как мы видели, мало. Тогда, с закрытием многих токарен и сокращении в найме рабочих, большинство осталось безо всякого заработка. Между тем, население Хохломской волости всего менее может прожить одним земледелием, её почва принадлежит к низшим по урожайности почвам: это или боровые пески, или подзолистые супеси, отнесённые к низшим оценочным разрядам. В поисках заработка население обратилось к торговле, к извозу. До 617 дворов и 675 работников занималось этими промыслами, по данным 1889 г. Но для торговли нужен хотя какой-нибудь оборотный капитал, для извоза — лишняя лошадь. А что делать беднейшей части населения, лишённой привычного и знакомого заработка, не знающей к чему приложить руки? Эта часть населения нашла исход в нищенстве. Хохломские нищие известны далеко за пределами Нижегородской губернии. Это особый вид профессионального отхожего нищенства, в котором принимают участие взрослые надельные работники. Таких работников уходит из Хохломской волости не менее 76 человек, если же считать стариков, детей и женщин, то из Хохломской волости уходит до 139 нищенствующих за Волгу, „на горы“, в чернозёмные уезды Нижегородской губернии, в Вятскую губернию (Яранский уезд), в Нижний Новгород, в Сибирь, в Уфимскую губернию, на „низ“ к Дону. Ходят по нескольку человек при одной лошади, ходят туда, где урожай... Остальные нищенствуют в своём уезде и его округе. Таких из Хохломской волости ходит не менее 266 человек, в числе которых 155 женщин. Говорят, что отхожие нищие приносят иногда по многу, но можно сказать одно, что на их хозяйстве эти прибытки не отражаются ничем.
Имеем ли мы право сопоставлять приведённые факты с вышеописанной судьбой токарного дела, с историей тех 200 токарен, которые, по словам Карпова, закрылись в период 1850 — 1880 гг.? Думается, что имеем. Легко громить тунеядство, но хохломские нищие с их песчаным наделом и упавшим промыслом нашлись бы, что ответить на проповедь трудолюбия. Сократить нищенство, поднять крестьянское хозяйство в Хохломской волости Семёновского уезда, в этом заброшенном и несчастном углу губернии, можно только восстановлением старинного местного промысла — производства токарных изделий. Странно было бы считать безнадёжным современное состояние промысла по одному вздорожанию сырого материала и необходимости привозить его из соседней губернии. Мы знаем из примера других промыслов, что кустарные производства могут питаться привозным сырым материалом, доставляемым из ещё более дальних местностей, чем соседние уезды и губернии. Да и сам Семёновский уезд ещё не скоро перестанет принадлежать к числу лесных уездов. Токарное производство пало не столько по невозможности примениться к новым обстоятельствам, сколько потому, что не сумело к ним примениться. Под влиянием этих обстоятельств производство потребовало значительного оборота капитала, но его не оказалось; между тем, пользование кредитом, этим важнейшим орудием промышленности и торговли, никогда не практиковалось в промысле. Даже до сих пор все расчёты, как на Хохломском, так и на Городецком базарах производятся исключительно на наличные деньги. Между тем, пользование кредитом легко могло 6ы парализовать возрастающую дороговизну материала, дозволив артелям средних мастеров самостоятельно вырабатывать необходимый лес. Вообще удешевление и большая доступность лесного материала вполне могут быть достигнуты мерами, рекомендуемыми г. Кайгородовым: открытием мелкого кредита производителям и введением артельного начала; более серьёзным обращением внимания нашего лесного хозяйства на нужды деревообрабатывающей промышленности, т. е. более доступной продажей кустарям казённых и удельных лесов.
Но этого мало. Производство так называемых семёновских изделий само обрекало себя на умирание, благодаря господству в нём неподвижности. Изменялись вкусы и потребности массы, понижалась её покупательная сила, но характер изделий, техника работы, приёмы окраски, рисунок — всё оставалось тем же, не изменяясь ни на йоту в течение десятков лет. Изделия дорожали, тогда как покупательная сила их прежних потребителей не поднималась пропорционально тому, между тем, относительная грубость изделий при всей их оригинальности не дозволяла им иметь широкий сбыт в более состоятельных слоях населения. Расширение сбыта остановилось, устойчивость промысла была потеряна, тогда как вздорожание сырого материала в значительной степени могло бы парализоваться удешевлением производства путём применения более усовершенствованных сил, производство оставалось при прежних первобытных приёмах. Мало того, оно, казалось, шло вспять. Водяные токарни сменились конными и ручными. Мы видим несчастные человеческие создания, обречённые на бессмысленную животную работу верчения колеса часов до 16—17 в сутки из-за куска хлеба и ночлега. И это именно в той отрасли ручного труда, в которой на Западе успехи знания, успехи техники отразились всего заметнее. Тем устойчивее всякая отрасль домашнего производства, чем более применимо в нём участие мелких двигателей. Снабжённое их силою кустарное производство оказывается в состоянии конкурировать даже с фабричным производством. В этом отношении за последние 20 лет (1870-1890) сделан большой шаг вперёд. Мы не говорим о самом последнем слове техники — паровых, действующих нагретым воздухом или электрических двигателях, передающих на расстояние две, одну, даже четверть лошадиной силы, мы говорим об утилизации и передаче на расстояние водяной силы, силы падения тех бесчисленных речек и ручьёв, которые в настоящее время пропадает даром. Что пользование подобными двигателями в особенности для союзов, товариществ мелких производителей, вполне возможно, доказывает практика: так, в Нюрнберге в токарно-игрушечном промысле осуществлялись попытки союза разных мелких производителей для приобретения двигательной силы: упомянутый водяной двигатель имеет приводы в отдельные комнаты здания, в котором он помещается; эти комнаты могут сдаваться внаём отдельным производителям за умеренную плату.
Переходя к условиям занимающего нас промысла, мы не можем не указать на то значение, которое могло бы иметь в нём развитие формы артельного производства. Широкое соединение разрозненных сил и капиталов могло бы позволить вполне естественное и возможное соединение отвечающих друг другу производств — токарного и красильного. Выгодность подобного соединения само собою разумеется. Объединяя разрозненные части одного производства, слияние токарного и красильного дела в руках одного товарищества доставило бы ему выгоды того и другого. Но для всего этого нужен кредит и инициатива, которые не могут быть найдены на местах.
Мы, может быть, слишком долго останавливались на положении токарного дела в северном углу Семёновского уезда. Но судьба этого обездоленного природою края не может не интересовать земства. Наши выводы достаточно намечены предшествовавшим изложением. Удешевление сырого материала, открытие мелкого кредита и более лёгкого доступа к лесным богатствам края, учреждение образцовой токарно-красильной мастерской с применением усовершенствованных двигателей, в которой кустари могли бы обучаться улучшенным приёмам и отчасти применять свои силы, учреждение артельного производства — вот, на наш взгляд, меры, которые могли бы поднять промысловую жизнь населения. А вместе с промыслом в этот захудалый край могла бы вернуться, по крайней мере, та степень благосостояния, которая устраняет необходимость подневольного нищенства.
Помимо Семёновского уезда, производство деревянной посуды (чашек, блюд и тарелок) встречается ещё в некоторых селениях Ардатовского уезда: в деревне Берёзовке Котовской волости, в д. Вилейке Хрипуновской волости, в д. Кармалейке Кужендеевской волости. Всего в Ардатовском уезде до 30 работников занимаются точением чашек (особенно Личадеевская волость), 11 работников — выделкой прочей посуды (Кужендеевская волость), 2 работника — точением деревянных игрушек. В селениях Мечасове, Ризодееве, Хрипунове, Сосновке, Голядкине и др. живут скупщики, которые торгуют наряду с ардатовской посудой и прочими деревянными изделиями (вёдрами, лопатами, корытами, ещё и семёновской крашеной посудой), отправляя их в город Моршанск Тамбовской губернии, Саранск Пензенской губернии и низовые губернии. Производством деревянной посуды, как мы видели выше, занимается до 41 чел. Упадок промысла явился следствием тех же причин, как и для семёновского производства посуды — следствием вздорожания лесного материала, ограничения пользования крестьян лесом после реформы 1861 года и, наконец, вследствие уменьшения самого леса. Продолжают работы из-за того, что некуда девать свободное осеннее и зимнее время. Материал — необходимое дерево — покупается в окрестных лесах, рубится и заготовляется самими кустарями. При покупке леса иногда соединяются человека по 2—3, но при производстве артелей не бывает. Работа идёт также в „токарнях“, устройство которых ещё более упрощено, чем в Семёновском уезде. Для верчения колеса токарного станка нанимаются, по выражению кустарей, „дураки и глупые“; для точения нанимаются опытные и умелые работники. За верчение колеса „слепец“ или дурак получает по 2 рубля в месяц; рабочий токарь получает 10—15 руб. в месяц, смотря по умению и искусству. Обыкновенно в токарне работают двое на одном токарном станке; но устраиваются токарни и на два станка, в которых работают хозяин, работник, 2 вертуна и 5-ый человек красит чашки клеем с примесью сурика. На один стан хозяин вырабатывает рублей около 40 в месяц на свою долю за вычетом наёмной платы, стоимости материалов, приспособлений и харчей. В настоящее время многие хозяева считают выгоднее для себя вместо затраты денег на токарню и обзаведение материалом арендовать землю.
Источники[править]
- Свод материалов по исследованию кустарной промышленности XV стр. 258 — 275.
- Труды комиссии по исследованию кустарной промышленности, вып. VІ, валеный и щепной промыслы в Семёновском и Балахнинском уездах; IX, крашение, посуды и мебели в Скоробогатовской волости Макарьевского уезда; Е. Медиокритский; стр. 2173—2192.
- Нижегородский сборник т. VIII. Деревянные изделия и деревянная посуда в Ардатовском уезде сс. Комарова.
- Материалы к оценке земель Нижегородской губернии, вып. XI. Семёновский уезд, стр. 187—188, 204—205.
- Н. Нестерова. Значение осины в поделочном производстве.
- Известия Петровской земледельческой и лесной академии, 1877 г. I, стр. 37.
