Летопись крушений и пожаров судов русского флота 1713—1853/1855 (ВТ:Ё)/1848 г. Тендер Струя

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

* 1848 год. Тендер Струя. Командир, капитан-лейтенант П. А. Леонов 1. (Чёрное море.) Стоял на бриделе и, вероятно, залитый и обледенелый, потонул. Поутру 14 января, когда мрак бывшей бури прочистился, на месте, где стоял этот несчастный тендер, виднелась только наклонённая вершина мачты с её салингом, как крест нагнутый несколько на левую сторону, над влажною и холодною могилою пятидесяти двух человек, нисшедших в неё в одно мгновение, в цвете лет и здоровья. Ужасная участь! Погибли все: командир, капитан-лейтенант Павел Алексеевич Леонов, мичмана Обезьянов и Ковалевский, Корпуса флотских штурманов прапорщик Скогорев; нижних чинов 48 человек. Тендер впоследствии поднят. При этом также по предварительному его осмотру водолазами оказалось, что командиром были принимаемы все меры к отвращению бедствия: бушприт вдвинут, орудия перевезены на корму, якоря и верпы отданы, а цепи бриделя расклёпаны, — вероятно, с целью идти в берег, когда наступила минута гибели; носовая часть была покрыта сплошною массою льда; изломанные топоры, интрипели и другое абордажное оружие свидетельствовали об усилиях освободиться от него.

Поднятие этого тендера, одна из искуснейших механических работ на море, делает великую честь контр-адмиралу П. С. Нахимову, под непосредственным руководством которого производилось оно.

Описанное очевидцем, мичманом Македонским, в «Морском сборнике», 1848 год, том I, № 11, предлагается здесь в извлечении.

«Вытребованные из Севастополя водолазы для очистки нанесённого на тендер нашли, что ахтерштевень был повреждён футах в четырёх от киля, киль был отломан от ахтерштевня фут на 25, фальшкиля не было вовсе, и с левой стороны, на которой лежал тендер, отстало несколько обшивных досок. Такие значительные повреждения заставляли думать, что тендер не в состоянии будет держаться на воде с полным грузом; а как температура воды не позволяла в то время посылать водолазов в воду на продолжительное время, то выгрузка тендера отложена до более благоприятного времени.

Для поднятия тендера по предварительной выгрузке водолазами всех тяжестей груза и вооружения, также отклёпки цепей были употреблены два килектора (суда, нарочно для поднятия больших и тяжёлых предметов приспособленные, плоскодонные, с кранболами, брашпилями, чугунными роульсами и другими приспособлениями для поднятия значительных тяжестей), поставленные с носу и с кормы тендера, в расстоянии от оконечностей по 50 сажен; сделана из двух канатов в 14 дюймов брага (два каната, загнутые петлями, со сделанными на сгибах, по два, огонами, в расстоянии один от другого 10 футов, в которые взаимно продеты концы канатов, образующие таким образом общую петлю); огона были сделаны точно так, как перевязывают ванту около юнфера, но схвачены одним коренным бензелем. Образовавшаяся чрез соединение канатов петля была опущена на дно так, чтобы тендер был в середине её; за концы канатов, взятых на роульсы килекторов, заложены гини, лопаря которых тянулись на шпилях. Взяты ещё в предосторожность, чтобы брага затянулась не иначе как на высоте грузовой ватерлинии, вертикальные оттяжки на баркасы, поставленных впереди килекторов, на которых предварительно отложены расстояния грузовой ватерлинии от горизонта воды; а чтобы тендер по остроте его образования не вывернулся из браги: два одношкивных толстоходных блока были взяты за строп вымбовок, заложенных в люк брот-камеры тендера, и два такие же в нарочно прорубленный люк впереди бушпритного степса его; такое распоряжение сделано для того, чтобы тали не действовали в раздрай — и не сближали между собой килекторов; другие две пары блоков были заложены за найтовы на кринболах; лопари в девять дюймов подведены срединами под киль тендера, для чего носовая часть тендера была несколько приподнята брагой, а концы их, продетые сперва в блоки на кранболах килекторов, потом в те, которые у люков, тянулись чрез шкивы этих кранбол на носовых брашпилях килектора. В случае, если бы лопнула брага, предполагалось поставить килекторы с боков тендера и поднимать его на четырёх гинях; для этого под киль подведены два стропа, чтобы, обхватывая подводную часть тендера, они доходили до грузовой ватерлинии. В эти стропы должны были заложиться гины. Работы выгрузки и приготовления продолжались более двух месяцев; в это время адмирал два раза прошёл по всему протяжению черноморской береговой линии для опроса о состоянии всех укреплений и управления команды.

Подъём начался в четыре часа пополудни 4 августа, и тендер стал подниматься совершенно прямо; через час показалась планшир и потом палуба тендера.

«Обломки всех принадлежностей военного судна, покрытые илом и разбросанные по палубе, говорит очевидец, господин Македонский, представляли грустную картину разрушения; изломанное абордажное оружие доказывает, с каким усилием команда обрубала лёд, покрывавший тендер, на котором, может быть, только одна надежда на спасение команды не замерзала до последней минуты. Более поднимать тендер не было надобности; действие браг прекращено, а стали забивать порты, клюзы, шпигаты и гельмпорт, а когда это было исполнено, помпами и вёдрами отливали воду в продолжение ночи, и к утру 5-го числа в тендере оставалось воды 20 дюймов; прибыль воды была 10 дюймов в час. Из кубрика вытащены были последние три тела и все вещи, из которых сохранились от гнилости только металлические и некоторые тросы; особенно замечательна пятнадцатисекундная склянка прежнего устройства, в которой песок был сух и склянка оказалась совершенно верною; между тем как склянки с пробкою в днах, были наполнены водою. Для скорейшей осушки внутренности тендера были выломаны все уцелевшие переборки, поставлены жаровни и борт выкрашен известью. Пятого числа снята брага, и тендер поставлен на якоря, на которых стоял всю ночь, несмотря на крепкий NO ветер.

По освидетельствовании тендера найдено затруднительным отправить его под собственным вооружением, по случаю гнилости парусов и недостатка в рангоуте; почему положено отправить его на буксире, и 17 августа присланный за килекторами пароход Бессарабия взяла и его для отвода в Севастополь, где он, конечно, вытащен на мортонов эленг и исправлен.

Ещё прежде поднятия тендера опускавшиеся водолазы подняли несколько жертв этого ужасного крушения. Различить трупов было невозможно; но тело капитана узнали по его часам, найденным в кармане, которые стояли на десяти с половиной часах, единственный документ, по которому можно, хотя приближённо, определить час гибели тендера. Офицерами отряда и гарнизоном крепости 15 апреля отдан последний долг лишившимся жизни столь необыкновенным образом».

Из других судов, стоявших тогда в Новороссийске, удержались — и то с великими усилиями — только фрегат Мидия, на котором находился начальник отряда, контр-адмирал Юрьев, командир, капитан 1 ранга Касторф, и шхуна Смелая, командир, лейтенант Колчин.

Заимствуем из того же источника начало, заключающее в себе описание местности и сведения о боре, о которой так часто нам приходилось говорить при рассказах о страшных крушениях на восточном берегу Чёрного моря.

«Если б великий поэт наш ожил и посмотрел, что сделалось с прославленным им югом, то отрёкся бы от звучного стиха:

От финских хладных скал до пламенной Колхиды…


и нашёл бы, что эпитет «пламенный» теперь не у места: юг наш превратился в север по крайней мере в прошедшую зиму. В Тифлисе каталися уже на санях, когда в Архангельске жаловались на бесснежье. Зима с 1847 на 1848 год была одна из таких, какие изредка посещают наш не привыкший к холоду Новороссийский край. Её сравнивают с зимами: так называемою Очаковскою 1788—1889; с памятною современникам 1812, 1828—1829 и 1837—1838 годов. В степной части Крыма свирепствовали постоянно, более тридцати шести дней, страшные метели; скот по трое и более суток оставался без корму в загонах, куда невозможно было пробраться по причине снежных сугробов, заградивших входы. Сады были покрыты снегом до того, что виднелись одни только вершины дерев. Ложбины превратились в снежные возвышенности. На Чёрном море в течение зимних месяцев дули сильные ветры, а у восточного берега свирепствовала бора.

Бора у северо-восточного берега Чёрного моря дует в NO четверти с различною силой, исключительно на пространстве от Анапы до форта Вельяминовского; далее к SO она постоянно слабеет и очень часто переходит в свежий SO. Разрушительная сила боры бывает только у самых берегов; далее же в море она чувствительно ослабевает; были случаи, что суда, находившиеся не в дальнем расстоянии от берега, при порывах боры крепили марсели, между тем как другие, мористее, несли брамсели.

Нигде бора не свирепствует с такого ужасною силой как в Новороссийском заливе. Залив этот вдаётся от мыса Дооб, при входе, к северо-западу почти на восемь миль; по северо-восточную сторону его возвышается сплошной хребет гор, высота которого над поверхностью моря до двух тысяч футов. Простираясь вдоль залива в расстоянии от берега около 1½ мили, хребет этот к NW оканчивается постепенным скатом к обширной лесистой долине, в верховья залива; к SO, обогнув Новороссийский залив, идёт по северо-восточную сторону Геленджика, за которым вскоре сливается с другими горами. Склон этого хребта к заливу, у вершины голый, безлесный, идёт вначале под углом более сорока пяти градусов к горизонту; потом, делаясь постепенно положе, покрывается кустарниками и разрезывается неглубокими ущельями, образуя как бы ряд хребтов, спускающихся к заливу, у которого они и оканчиваются каменными обрывами. По многим ущельям протекают небольшие ручьи, вливающиеся в море. Юго-западный берег залива вначале полог; потом, постепенно возвышаясь, сливается с хребтом гор, который к юго-западу высокими утёсами упирается в море и, рассекаясь (местами) ущельями и долинами, оканчивается к северу низменностью у Анапы.

На юго-западной стороне залива, у самого верховья его, расположен основанный в 1838 году Новороссийск, с двумя своими фортами, южнее устья текущей с севера по долине горной речки Цемес. В южном конце залива, между хребтом гор и высотою над мысом Дооб, находится в узкой ложбине укрепление Кабардинское, построенное в 1836 году.

Вестниками боры в Новороссийске бывают клочья облачков, являющиеся на вершине хребта, при чистом небе; облачка эти вскоре, как будто отрываясь от хребта, теряются в атмосфере; вместо их из-за гор показываются новые; в то же время налетают по временам с гор порывы ветра, меняясь в направлении, более нежели на четыре румба; порывы эти начинают набегать чаще и сильнее; тогда наступает настоящая бора: несясь с гор порывами с невыразимою силою бора достигает залива, вздымает воду частыми гребнями, срывает верхи их и, несясь водяною пылью, кропит ею на берегу здания и отдалённые деревья; срывает железные крыши и сворачивает их в тонкую трубку. Человек, застигнутый порывом боры на площади, прилегает к земле и, предавшись воле ветра, катится до первой преграды. Зимою, при морозе в 16° и более, срываемая ветром вода, примерзая к корпусу и рангоуту судов, образует род ледяной коры, беспрестанно увеличивающейся в объёме; люди, обрубая лёд, сменяются беспрестанно, язвимые в лицо, как бы иглами, мёрзнущею водяною пылью; платье на них леденеет, все члены костенеют; на судне сквозь оглушительный, заунывный свист ветра нет никакой возможности отдавать приказаний; вода в заливе при порывистых вихрях боры кажется клокочущею; от страшного завывания ветра, сопровождаемого протяжным, сливающимся в один гул оглушительным треском, в нескольких кабельтовых нельзя слышать пушечных выстрелов; весь залив покрывается густою, мрачною мглою, сквозь которую никакое зрение не может отличить предметов в нескольких саженях; иногда только в зените видно небольшим кругом чистое небо. Ночью от густоты воздуха и необыкновенной быстроты его течения звёзды как будто дрожат на небе.

В прошедшую зиму свирепство этих бор, по словам тамошних жителей, было гораздо сильнее и продолжительнее, чем когда-либо со времени занятия нами этого места. С 27 октября задул NO, который с большею или меньшею силою продолжался до половины января. В этот промежуток времени особенно разразились две страшные боры или, лучше сказать, порывистые ураганы. Первая из них началась с утра 28 ноября. NO ветер, очень сильный, с краткими промежутками, дул в продолжение двух следующих дней; но в шесть часов вечера он обратился в свирепую бору, которою причинены в укреплении значительные повреждения: со многих домов железные крыши снесены вовсе, а в здании тамошнего карантина, кроме железной крыши, сорвало и самые стропила. В это время на рейде стояли на бриделях: № 3, фрегат Мидия, под флагом командовавшего отрядом крейсеровавших у восточного берега Чёрного моря судов, контр-адмирала Юрьева 2; № 2, восемнадцатипушечный бриг Аргонавт; № 4, тендер Струя; № 1, транспорт Березань».

Описав претерпенные ими бедствия, автор заключает:

«Но эта жестокая бора была только предшественницею ещё ужаснейшей, которая ознаменовалась столь гибельными последствиями».

Вот ещё прекрасное описание боры и Новороссийской бухты офицера, командовавшего прежде тендером Струя, И. М. Соковниным, напечатанное в «Морском сборнике», 1849 год, том II, № 3.

«21 августа 1848 года был приведён на севастопольский рейд пароходом Бессарабия кузов тендера Струя, поднятого со дна в заливе Новороссийском. С чувством глубокой скорби и благоговения посетили мы эту могилу сослуживцев, погибших смертью мучеников… Нельзя, да и не нужно, высказывать того, что думали и что чувствовали мы, остановясь на шканцах этого злополучного судна, после обозрения растерзанной его внутренности…

О сколько дум и сколько чувств прекрасных
Не имут слов, глагола не найдут!..


сказал один из замечательнейших современных поэтов русских. Но могу воздержаться однако ж, чтоб не сказать в услышание миру, что на этом тендере погибли отличные матросы; пять лет мы служили вместе. Хвала вам, погибшие товарищи! Вы достойны были лучшей доли. Вы были несчастливы, потому что, расставшись с вами, и я не был счастливее вас. Может быть, и вы сожалели обо мне столько же, сколько я теперь жалею о вас. Мир праху вашему!.. Но, да позволено мне будет сказать, не в укор памяти вашей: как же так, мои храбрые товарищи, обстрелянные пулями черкесскими и ядрами арабскими, закопчённые солнцем Африки, закалённые в водах Нила и Иордана, пошли вы просто, как ключ, ко дну?.. Это тайна, которая утонула вместе с вами и которой не разгадает никто…

Судьба тендера Струя, конечно, одно из самых необыкновенных и самых печальных событий на море, и мы, может быть, более нежели кто-нибудь имеющие право принимать это к сердцу, — переслушали и перечитали всё, что только было говорено и писано по случаю последних бор и бедствий в Новороссийске. Постараемся в следующих строках сказать наше мнение о тех средствах, которые могли бы предупредить в будущем подобное несчастье.

Так как во время последних бор в Новороссийске большая часть цепей, на которых стояли суда лопнули, то некоторые были от того мнения, что если сделать эти цепи одним рангом, то есть на одну десятую дюйма толще, так безопасность стоящих на них судов будет обеспечена. Но это не так. Все бедствия, случившиеся в Новороссийске, произошли ни отчего иного, как от мороза: не будь мороза, не было бы ни оборванных цепей, ни затонувших судов. Известно всякому, что мороз разрушительно действует на металл, сжимая его до того, что сообщает ему высшую степень хрупкости, и хотя всякому известно, что вообще в сильную погоду полезно и должно, так сказать, обновлять цепь в клюзе, но в бору, даже и без мороза, когда она достигнет полной своей силы, этого делать нет никакой невозможности, и потому, если случится, что одно и то же звено, ложась срединою на край клюза, при рыске судна будет большою силою ломимо под некоторым углом, на морозе 18° это звено скорее должно лопнуть, нежели устоять, и, действительно, все цепи в Новороссийске лопнули у клюзов, а между тем надо вообще заметить, что чем цепь, на которой стоит мелкое судно, идя от бочки мёртвого якоря, будет тяжелее, тем выдержать бору с морозом для судна будет труднее, потому что тем скорее оно получит дифферент на нос, а потому, если справедливо замечание горцев, что особенно жестокие боры с морозом случаются периодически, года через три или четыре, то можно думать, что и с утолщёнными цепями мелкие суда подвергнутся тогда в Новороссийске подобным же бедствиям как ныне.

В исходе 1834 и в начале 1835 года иол Эвредика, которым я тогда командовал, с пеньковыми канатами, проходящими в эти длинные клюзы, в которых канат перегибается дважды, выдержал в Геленджике несколько бор с морозом до восьми градусов, причём сделано было мною наблюдение, что канат, обвязанный в рогожу вместо мата, которого в бору с морозом отнюдь не до́лжно иметь в клюзе, не примерзает к клюзу. Правда, что геленджикские боры по крайней мере вдвое слабее Новороссийских; одною из них залило тогда стоявшее рядом с иолом наше призовое судно, и хотя иол и дрейфовало, и прочее, но это продолжалось только до тех пор, пока четырёхлапые дреки не заменили мы верпом с корвета, после чего мы сравнительно были совершенно спокойны при всех случайностях боры; и я убеждён, да и многие того мнения, что в бору с морозом для мелкого судна ничего не может быть лучше и надёжнее исправных пеньковых канатов, а потому судам, могущим встретить надобность стоять зимою в Новороссийске, необходимо иметь на концах своих пеньковых канатов известное приспособление, для того чтобы закладывать скобы этих канатов за скобы бочек мёртвых якорей; однако ж вместе с этим представляется нижеследующее.

Положим, что с пеньковыми канатами мелкое судно и может довольно удачно бороться с борою; но рано или поздно случится, что какое-нибудь мелкое судно, придя в Новороссийск без воды или без провизии и застигнутое борою, которая, как ныне из опытов известно, может прекратить сообщение с берегом на несколько недель, будет принуждено выброситься на берег, чтобы команда не погибла, если не от холода, то от голода и жажды. Это совершенно основательное замечание побудило нас рассмотреть предмет с другой точки зрения, и результат наших размышлений и заключений насчёт того, каким образом должны стоять суда в Новороссийске с достаточною для них безопасностью во всякое время года, при сём имеем изложить.

Так как в Новороссийском заливе господствуют только два ветра, SO и NO, следственно, и вообще безопасность якорной стоянки судов будет достаточно обеспечена, если будут объяснены и указаны средства противостоять этим двум главным ветрам.

Начнём с SO.

В 1842 году тендер Струя, которым я тогда командовал, занимал пост военной брандвахты на евпаторийском рейде, как известно, совершенно открытом от S и SSW и имеющим грунт чистый песок, так что при этих ветрах и при жестокой зыби, их сопровождающей, имея якорь, положенный на четырёх саженях и сто сажен цепи на клюзе, тендер дрейфовало, то есть понемногу тащило якорь, который был совершенно чист; но, имея сто шестьдесят сажен цепи на клюзе, тендер стоял хорошо, что было испытано мною неоднократно. Из этого следует, что на малой и ровной глубине, даже и при самом дурном грунте, когда есть достаточно места для того, чтобы травить цепь до двухсот сажен, то, исключая урагана и мороза, нет такого ветра и такой зыби в мире, которые могли бы порвать исправную цепь (под этим словом мы разумеем такую цепь, которая, будучи надлежащей пропорции и самой отличной ковки, не испорчена ржавчиною, в которой все вертлюги вертятся и все склепы легко расклёпываются, в которой целы все распорки и заклёпки вылужены), и что при большой зыби и при достаточном пространстве несравненно безопаснее стоять на одном якоре, имея цепи до двухст сажен, нежели на двух якорях, имея каждой цепи до ста сажен. Всё это ведёт к тому, чтобы сказать, что на новороссийском рейде судно со спущенным рангоутом, стоящее на бочке мёртвого якоря и имеющее сто пятьдесят сажен исправной цепи на клюзе, должно почитаться безопасным при всяком SO ветре и при всякой зыби, его сопровождающей; следовательно, первая часть предложения решена удовлетворительно. Конечно, она может быть решена ещё удовлетворительнее, если сказать, что для этого стоит лишь в приличном месте бухты устроить волнорез. Вторая часть вопроса касается до NO или боры. Неоспоримо, что разные местные причины часто требуют совершенно различных способов достижения той же цели. Так, например: придя на севастопольский рейд и в приличном месте бросив якорь, судно находится уже в безопасном положении; но, придя на сухумский рейд и бросивши якорь, судно не находится в безопасном положении до тех пор, пока, во-первых, не заложило свою цепь за бочку мёртвого якоря, а, во-вторых, пока не притянет корму свою к берегу, потому что для всякого, знакомого с этими берегами, без дальних объяснений понятно, что не только те же, но ещё большие причины требуют, чтобы суда в Новороссийске стояли тоже та кже, как стоят они в Сухуме, и только с тем условием они могут быть в безопасном положении и при боре. Для выполнения же этого условия нужно, чтобы, начиная от того места, на котором назначено на карте «кладбище», и простираясь к югу вдоль севоро-восточного берега, были положены мёртвые якоря в расстоянии от него не более трёхсот сажен или и ближе, и чтобы против каждой бочки по румбу N или около этого, в расстоянии около ста сажен от берега, были ввинчены швартовные винтовые сваи, с обухами или с рымами, смотря по тому, как удобнее, для закладывания за них скобы пеньковых канатов.

Теперь предположим, что всё сделано, и что приходит судно с моря. Оно должно действовать в следующем порядке.

Подходя к бочке и имея в виду, что грунтовые цепи её, при теперешнем их положении, идут на O и на W по сто сажен, бросает якорь так, чтобы не забросить его на эти цепи; потом завязывает кабельтов за бочку, поднимает якорь, подтягивается к бочке, закладывает за неё свою цепь, завязывает надёжный кабельтов за швартовную винтовую сваю своей бочки, берёт кабельтов на корму, подтягивает корму сколь возможно ближе к свае, то есть вытравливая цепи около ста пятидесяти сажен на клюз, и остаётся в таком положении до тех пор, пока усилившийся откуда-либо ветер не заставит перенесть кабельтов на нос; в случае же боры в помощь кабельтову закладывает ещё за рым сваи скобу пенькового каната, одного или двух, смотря по обстоятельствам, и спускает рангоут.

Суда, стоящие таким образом, кроме очевидного и неоспоримого сохранения их, получат ещё ту неоценённую выгоду, что всегда могут иметь пресной воды в изобилии, что теперь сопряжено с величайшими затруднениями, потому что в крепости есть лишь два колодца, недостаточные ни для жителей, ни для гарнизона, ни для госпиталя; при речке вода болотная и летом пересыхает; а хотя на северо-восточном берегу и довольно воды и хорошая, но для каждого баркаса надобно высылать из крепости конвой, а при теперешнем положении бриделей и способе стоянки судов на них расстояние до этого берега слишком велико».