1850 год. Пароход Геркулес. Командир, капитан 2 ранга К. К. Сиденснер. (Финский залив.) Следуя из Гельсингфорса в Ревель с действительным статским советником Фишером, 25 июня, в 7¼ часов утра, при свежем WNW ветре и ясной погоде, обогнув белую веху на северном Вульфенском рифе, и направляясь по R. StW½W, командир по необходимой надобности спустился в рубку (каюту), поручая наблюдение за курсом Корпуса флотских штурманов подпоручику Мурашову, предоставя ему, в случае если нужно будет, склонить курс влево, чтобы без надобности не слишком мористо пройти на створе Екатеринтальских маяков. Штурман Мурашов, действительно взявший направление несколько левее, до S½W, и следуя почти уже в полветра, под парами и передними парусами, парусность которых увеличивалась поставленным с полками до грот-мачты тентом, претерпевая здесь уже не волнение, но большую толчею, с ветром и течением; в 7½ часов пароход стал на мель на рифе северо-западной оконечности острова Вульфа, в расстоянии от берега около двух кабельтовых. Вахтенный мичман Иванчин, находившийся на мостике, заметив приближение парохода к мели, послал рассыльного известить об этом командира; но рассыльный не успел добежать до его каюты, как командир, вполне полагавшийся на знание, долговременную опытность, особенно для Ревельского рейда, и известную деятельность штурмана, немедленно выбежавший наверх, не мог постигнуть причины такой внезапности и в первый момент впечатления приписал причину его «нашествию необыкновенного столбняка» на штурмана. «Несчастье случилось; пароход сдрейфовало!» — отвечал оторопевший штурман на первые вопросы капитана. «Это не несчастье, а сумасшествие, отвечал вгорячах командир. Вы везде чертей видите (разумея крайнюю осторожность его), а теперь прямо на него полезли!» — указывая на подводные камни, ясно обозначавшиеся под водою. Тотчас же были завезены верпы для снятия парохода; но все употреблённые усилия оказались тщетны, и потому сделан сигнал пароход терпит бедствие. Из порта вскоре были присланы на помощь три брига и шхуна, которые, однако ж, в первые сутки по свежести ветра не могли оказать никакого пособия, кроме доставки на одной из шлюпок пресной воды, в которой очень нуждалась команда парохода. Между тем из города подошли три большие лодки английского консула Жирарда, которые перевезли часть пассажиров с их вещами: с острова Вульфа, из имения графа Буксгевдена, другие лодки, перевозившие остальных пассажиров на этот остров. Буксгевден и сам неоднократно приезжал на пароход с предложением своих посильных услуг, с полным участием. Вода после полудня стала сильно прибывать, и, несмотря на усиленное действие помп, вскоре трюм налился до внешнего горизонта; потому начали выгружать всё находившееся внизу и орудия; ещё прежде, когда только уверились в невозможности без больших усилий снять пароход, стали бросать угол и разбирать машину. В следующие сутки ветер стих, и тогда прибыли от порта баркасы со всеми необходимыми пособиями для снятия: завозами, помпами, водолазным колоколом и стрелами, вместе с лоц-судном для выгрузки; к вечеру пришли ещё пароход и транспорт. Деятельность командира, вспомоществуемая его офицерами и командою, командирами и командою судов, присланных на помощь; искусство такелажмейстера майора Иванова; наконец ревностное участие пограничной стражи надзирателя, капитана фон Эдберга, приехавшего на своей лодке вместе с лодками Жирарда и графа Буксгевдена, оказывавшего такую неутомимую деятельность, привычку к трудам и сметливость, что впоследствии был употребляем как лучший морской офицер, принадлежащий к команде; всё это много способствовало спасению. Воды под пароходом, стоявшей ещё выше ординарной, было только один фут пять дюймов, а около — от восьми до одиннадцати; пароход сидел до двенадцати с половиной. Тридцатого июня по выкачании из парохода воды, он наконец снят с мели и приведён на буксире в Ревельский порт, где подведён под него нашпигованный парус, и отправленный на буксире парохода в Кронштадт по исправлении там оказался ещё годным к дальнейшей службе.
Следственная по этому делу комиссия, комиссия Военного суда, главный командир Кронштадтского порта адмирал Беллинсгаузен, командующие Первой и Второй флотскими дивизиями, контр-адмиралы: Замыцкий и Балк 1, и инспектор Корпуса флотских штурманов, генерал-майор Давыдов, согласно обвинили командира и его подчинённых; но приговоры их, смягчённые Морским генерал-аудиториатом, выразились в следующем определении: 1) Командир, проходя на ветре рифы острова Вульфа, никаким образом не должен был изменять курс влево, а напротив, на случай какой-либо нечаянности, шквала, порчи машины и тому подобного ближе придерживаться к ветру; сверх того, если командир находил изменение курса почему-либо полезным, то обязан был положительно назначить, каким курсом править, а не предоставлять этого благоразумию штурмана. 2) Штурман Мурашев[1], в опытности и совершенном знании дела которого свидетельствует как командир парохода, так и инспектор Корпуса штурманов Балтийского флота, никаким образом не должен был изменять курса вдруг на целый румб, и, спустившись на четверть или половину румба, он в состоянии был бы исполнить приказание командира: выходить на створную линию маяков не слишком мористо; действие его в это время показывает какое-то помрачение рассудка, тем более что с его стороны не было сделано никакого представления командиру об опасности таковой перемены курса. 3) Что же касается до отступления командира от общего правила отдавать приказания старшему офицеру или управляющему вахтою, то по молодости и малоопытности вахтенного офицера, который, может быть, и не мог бы вскоре явиться на зов, а для отсутствия командира могло потребоваться не много времени, не ставить в вину. Наконец, 4) Вахтенному мичману Иванчину, обвиняемому совершенно справедливо по букве закона, может служить извинением его неопытность в морском деле, незнание местности и то обстоятельство, что наблюдение за курсом было поручено штурману. По всему этому Морской аудиториат определил: капитана 2 ранга Сиденснера выдержать под арестом в крепости на гауптвахте три месяца; подпоручика Мурашева четыре месяца; а мичмана Иванчина подвергнуть двухнедельному аресту на гауптвахте, не считая ему сего штрафования препятствием к получению наград и знака отличия; убытки же от бедствия, впрочем весьма незначительные, принять на счёт казны.
Государь император, высочайше утвердил настоящий приговор 13 июня 1851 года; но 1 июля того же года несчастливый командир по высочайшей воле был всемилостивейше прощён.