* 1818 г. Бригъ Фалкъ. Командиръ Лейтенантъ С. Щечкинъ. (Финск. з.) Слѣдуя изъ Кронштата въ Свеаборгъ, былъ задерживаемъ противнымъ вѣтромъ; 20 октября, когда стоялъ у Стирсуддена, отданнымъ «на кранъ» якоремъ пробило бортъ, почему открылась сильная течь. Чтобы спасти судно отъ потопленія, поставили паруса и пошли къ Толбухину маяку, на мель; но затопающее, и потому много погрузшее судно, остановилось слишкомъ далеко отъ берега — саженяхъ во 100 — и на такой глубинѣ, что вода доходила до палубы; къ этому, изъ опасенія быть снесенными въ море, еще срубили мачты, и чрезъ то командѣ приходилось держаться только на непокрытой водою кормѣ, обливаемой однакожъ волнами, при большомъ морозѣ. Въ слѣдующее утро, съ маяка послали помощь, но на несчастномъ суднѣ было уже только двое живыхъ — коммисаръ и одинъ унтеръ-офицеръ; всѣ другіе: командиръ Лейтенантъ Степанъ Щечкинъ, Мичмана Димитрій Жоховъ, и двое Абрютиныхъ, и Штурманъ Калашниковъ, 34 человѣка нижнихъ чиновъ и одна женщина съ малолѣтнымъ сыномъ, утонули или замерзли. Посланный на помощь, Лейтенантъ Н. А. Б—въ, такъ описываетъ найденную имъ картину этого бѣдствія: «Подъѣзжая ближе мнѣ казалось, что люди на ономъ находящіеся, протягивали руки и просили о скорѣйшей помощи, и потому я поспѣшилъ перегрѣсти разстояніе ста саженъ или немного болѣе отъ маяка до судна, удивляясь однакожъ, какимъ образомъ маякъ, давъ знать сигналомъ о суднѣ, самъ не подаетъ доселѣ помощи, видя людей сихъ въ такомъ положеніи. Но какой ужасъ объялъ меня, когда, приближась къ судну, увидѣлъ я множество людей замерзшихъ и обледенѣлыхъ въ разныхъ положеніяхъ: одни лежали свернувшись, другіе въ кучахъ, третьи держались за борта, какъ бы прося о спасеніи. — Первый предметъ, поразившій меня, былъ Лейтенантъ Щечкинъ, товарищъ и пріятель мой съ самаго малолѣтства, коего узналъ я въ ту-же минуту, разспростертый навзничь, съ обмерзлыми волосами и одеждой; за руку его держался деньщикъ и казалось желалъ согрѣть оную своими руками; прочіе люди лежали кучами, какъ бы въ намѣреніи согрѣть другъ друга взаимною теплотою; подъ одною кучею лежащихъ людей, призналъ я молодаго офицера Абрютина, коего вѣроятно матросы хотѣли согрѣть собою; унтеръ-офицеръ подобнымъ-же образомъ былъ обложенъ; другой офицеръ, облокотясь на бортъ, казался спящимъ. Всѣ вообще имѣли видъ спящихъ, или умоляющихъ Небо о своемъ спасеніи; одна мертвенная оцѣпенѣлость удостовѣряла меня, что люди сіи уже умерли, и я едва могъ опомниться отъ новаго мнѣ чувства — бо̀льшаго нежели страхъ и сильнѣйшаго жалости. Скрѣпивъ однакоже сердце, я думалъ было осматривать, нѣтъ ли еще живыхъ людей, какъ пріѣхала съ маяка лодка, съ коей меня извѣстили, что стараніи мои будутъ безполезны, и что двое изъ сихъ несчастныхъ, въ живыхъ найденные, сняты давно уже съ судна. — Осмотрѣвъ однакоже хорошенько, и не нашедъ ничего, я вышелъ на маякъ, дабы развѣдать о семъ приключеніи, и нашелъ тамъ двоихъ спасенныхъ: коммисара Богданова и унтеръ-офицера Изотова, столь слабыхъ, что едва были въ состояніи отвѣчать на мои вопросы. Они объявили слѣдующее: Никакого знака не можно было подать на маякъ: пушки, порохъ были въ водѣ; огня достать было невозможно; крикъ не помогалъ имъ; тщетны были всѣ усилія, чтобъ ихъ услышали на маякѣ: ревъ волнъ, разбиваемыхъ о каменья, маякъ окружающіе, и свистъ вѣтра въ снасти телеграфа, при маякѣ стоящаго, препятствовали имъ быть услышенными. Темнота осенней ночи, увеличиваемая снѣгомъ и свѣтомъ самаго маяка, препятствовали часовымъ съ онаго видѣть на нѣсколько саженей вдаль. Такимъ образомъ несчастные страдальцы принуждены нашлись, изъ боязни быть снесенными волнами, держаться другъ за друга, оставаясь такъ безъ всякаго движенія, могшаго ихъ сколько нибудь разогрѣть и избавить отъ холодной смерти. Съ 9 часовъ вечера до самаго разсвѣта, оставались они въ семъ положеніи; холодъ увеличился до 5°; многіе изъ нихъ уже замерзли, многіе снесены были волнами; остальные едва дышали, оцѣпенѣвъ отъ холода. Въ исходѣ седьмаго часа, лишь только можно было различать предметы, съ маяка усмотрѣли несчастныхъ и поспѣшили отправить небольшую лодку съ семью человѣками. Другаго судна не можно было послать, по чрезвычайности волненія, о камни разбивающагося. Со всею предосторожностію, лодка опрокинулась на каменьяхъ, и семь человѣкъ вбродъ едва спаслись сами; однакожъ, поймавъ лодку и исправивъ оную по возможности, пустились опять. Часа два или болѣе прошло дотолѣ, пока лодка могла добиться до судна, такъ что подъѣхавъ туда, нашли уже только двоихъ живыми, и то безъ всякаго движенія, съ едва замѣтными знаками жизни; прочіе по одиначкѣ умирали прежде нежели могли дождаться спасенія. Искавъ долго между мертвыми и не находя ни одного человѣка въ живыхъ, люди сіи съ великою радостію возвратились на маякъ, гдѣ подавъ возможную помощь двумъ несчастнымъ, къ исходу только дня привели ихъ въ состояніе разсказать всѣ обстоятельства сего пагубнаго случая.
«Коммисаръ обязанъ спасеніемъ своимъ двумъ шубамъ, а унтеръ-офицеръ былъ накрытъ тремя матросами. — Какой примѣръ любви къ начальству въ людяхъ нашихъ!
«Люди съ судна были сняты. Въ числѣ всей команды не доставало 9 человѣкъ и одного офицера. Одни остались внизу, гдѣ старая пассажирка также скончала жизнь свою съ сыномъ; другихъ смыло волнами.
«У Щечкина, въ Свеаборгѣ осталась жена; двое Абрютиныхъ, съ нимъ бывшіе, ея родные братья; отецъ ея Плацъ-Маіоръ въ Свеаборгѣ. Ударъ слишкомъ жестокій для отца и матери: въ одинъ разъ потерять двухъ сыновей и зятя! Старшій сынъ былъ 18, младшій 17, а самому Щечкину было не болѣе 30 лѣтъ».