Кто не помнитъ этого поэтичнѣйшаго изъ созданій Гоголя?
Ночь… Ясная украинская ночь съ звѣзднымъ небомъ, вѣчно-синѣющая даль… Станъ запорожцевъ, и всѣ эти добродушные и въ то же время неумолимые казаки, объятые сномъ, спятъ послѣ добраго ужина изъ сала и галушекъ. Одинъ только бодрствуетъ Андрей; ему не спится — въ этой тиши украинской ночи является передъ нимъ татарка-служанка панночки воеводиной дочки; онъ сначала не признаетъ ее, но признавъ, онъ почувствовалъ какъ съ электрическою скоростью прилила къ его сердцу забытая страсть. Передъ нимъ ясно возстала его любовь, панночка воеводина дочка; «она два дня не ѣла, она безъ хлѣба», вотъ тѣ магическія слова, которыя заставили Андрея забыть долгъ, честь, отца, семью и свою Украину… Онъ идетъ на воровство, его окликаетъ отецъ, но Андрей не чувствуетъ укоровъ совѣсти; страсть наполнила все его существо, онъ дрожитъ не передъ взглядомъ отца, а боится за исходъ своего предпріятія… Пробравшись по темному подземному переходу, онъ въ городѣ; еще нѣсколько минутъ — и онъ передъ ней, передъ своимъ кумиромъ, идеаломъ; онъ готовъ былъ на все, на все невозможное, лишь бы она приказала — и все будетъ исполнено.
Нельзя въ короткихъ словахъ описать ихъ пламенные разговоры, съ его стороны эту сильную могучую богатырскую страсть казацкаго сердца, и эти порывы любви чистой, пренебрегающей всѣми богатыми рыцарями своего стечества и привязавшейся къ казаку-врагу. Панна признается ему въ любви, сознавая, что любовь ея безнадежна… но видя, что онъ жертвуетъ ради нея всѣмъ чѣмъ можетъ жертвовать человѣкъ, своимъ дѣломъ, отцомъ, семьей, отечествомъ, — она предается всѣмъ сердцемъ своей любви и… они счастливы, ничего не видятъ, не слышатъ, въ блаженствѣ. «Спасены, спасены! кричитъ татарка, — наши вошли въ городъ, привезли хлѣба, пшена, муки и связанныхъ запорожцевъ!» Но они не слышатъ, они вмѣстѣ и никакая сила не можетъ разъединить ихъ…
Но какой конецъ готовится Андрею?
Битва — ляховъ сломили — побѣда на сторонѣ запорожцевъ, уже слышны крики радости, какъ вдругъ отворились ворота и вылетѣлъ оттуда гусарскій полкъ, краса всѣхъ конныхъ полковъ. Подъ всѣми всадниками были, всѣ какъ одинъ, бурые аргамаки, впереди другихъ понесся витязь всѣхъ бойче, всѣхъ красивѣе: такъ и летѣли черные волосы изъ-подъ мѣдной его шапки; вился на рукѣ дорогой шарфъ, шитый руками первой красавицы. Онъ рубитъ на право и налѣво, ничего не видя, не различая, — только кудри, кудри онъ видѣлъ, длинныя, длинныя кудри, и подобную рѣчному лебедю грудь, и снѣжную шею, и плечи, и все что создано для безумныхъ поцѣлуевъ.
Но вотъ передъ нимъ Тарасъ, — все опьяненіе пропало — и онъ видитъ передъ собою одного только страшнаго отца.
Выстрѣлъ изъ пищали — и какъ хлѣбный колосъ, подрѣзанный серпомъ, какъ молодой барашекъ, почуявшій подъ сердцемъ смертельное желѣзо, поникъ онъ головою и повалился на траву, не сказавъ ни одного слова.
Остановился сыноубійца и глядѣлъ долго на бездыханный трупъ. Андрей былъ и мертвый прекрасенъ: мужественное лицо его, недавно исполненное силы и непобѣдимаго для женъ очарованія, все еще хранило чудную красоту: черныя брови оттѣняли его поблѣднѣвшія черты. «Чѣмъ бы не казакъ? сказалъ Тарасъ: — и станомъ-высокій, и чернобровый, и лицо какъ у дворянина, и рука была крѣпка въ бою! Пропалъ! пропалъ безславно, какъ подлая собака!»..