Лицемѣры.[править]
Боало говорилъ, что въ каждыя пятьдесять лѣтъ, даже въ каждыя пять лѣтъ, надлежало бы Сочинять по одной новой комедій на лицемѣровъ. Разумѣется, что Боало говорилъ такъ о лицемѣрахъ своего отечества; по етому судить можно, что ихъ тамъ было очень много въ золотой вѣкъ Французской словесности. Но никогда не видано, какъ замѣчаетъ извѣстный Пустынникъ Антенской улицы, такого множества лицемѣровъ какъ въ наше время; вся разница только въ томъ, что прежде лицемѣріе было постояннымъ званіемъ, между тѣмъ какъ теперь оно есть роль въ обществѣ. Ету роль играютъ; пока требуютъ того обстоятельства, и бросаютъ въ ту самую минуту какъ они перемѣнились. Лицемѣріе походитъ на характерный костюмъ, которой надѣвается только на случай маскерада и до окончанія сего увеселительнаго собранія. Въ наше время лицемѣpie принимаетъ на себя всѣ личины, даже самыя ненавистныя. Есть лицемѣры, присвоивающіе себѣ даже порочныя качества, которыхъ они совсѣмъ немѣютъ.
Между безчисленнымъ множествомъ видовъ лицемѣрія самой опаснѣйшій есть — притворство добродушія, и въ етомъ никто не можетъ сравниться съ несравненнымъ нашимъ Варакушкинымъ. Любезные читатели! хотя дѣло идетъ о Французскихъ лицемѣрахъ; однакожъ вы не станете удивляться, нашедши здѣсь Русскіе звуки: вы тотчасъ догадаетесь, что вамъ предлагается лицемѣріе въ отечественномъ костюмѣ.
Кажется, сама Природа какъ будто бы нарочно приготовила его для етой роли, одаривъ его такою наружностію, которой онъ обязанъ большею частію своихъ успѣховъ. Варакушкинъ высокъ ростомъ, имѣетъ большой открытой лобъ, лице румяное и круглое; въ словахъ его и тѣлодвиженіяхъ нѣтъ ничего принуждёнаго; онъ искрененъ и даже грубъ; если хотите, отъ простоты сердца; увидѣвши васъ издали, онъ бѣжитъ къ вамъ опрометью, хватаетъ васъ за руку, не жметъ ее, a давитъ; и трясетъ такъ, что вы бойтесь, какъ бы онъ вамъ ее не вывихнулъ. На всякой вашъ вопросъ онъ иначе не отвѣчаетъ, какъ начавши словами: признаться вамъ чистосердечно… Варакушкинъ недосадитъ вамъ ни какими церемоніями; отъ него не бойтесь ни похвалъ; ни привѣтствій; съ нимъ обходитесь безъ чиновъ; ето; настоящій квакеръ. Онъ терпѣть не можетъ ласкательства; а вразсужденіи вѣжливости онъ говоритъ, что истинная вѣжливость въ сердцѣ. Имѣете ли до него какую надобность, «онъ совершенно во всемъ на васъ полагается, именно потому что самъ въ дѣлахъ ничего неразумѣетъ;» и для того отсылаетъ васъ къ своему коммиссіонеру; къ человѣку самому корыстолюбивому и бездушному крючкотворцу. Кошелекъ Bapакушкина всегда къ вашимъ услугамъ, и отъ того обыкновенно вы въ немъ ничего не находите. Не будучи въ состояніи ссудить Васъ изъ своего кармана, онъ по крайней мѣрѣ предлагаетъ вамъ ту усерднѣйшую услугу; что отсылаетъ васъ къ одному честному ростовщику, y котораго и самъ онъ въ случаѣ нужды беретъ деньги. Теперь спрашивается: отъ чего при такомъ откровенномъ характерѣ добраго Варакушкина нѣтъ ни одного приятеля, нѣтъ знакомаго, которой бы нежаловался на его обманы? Отъ того, признаться вамъ чистосердечно, что Варакушкинъ есть совсѣмъ не то на самомъ дѣлѣ, чѣмъ онъ кажется; подъ непритворною наружностію, подъ личиною благодѣтельнаго грубіяна скрываетъ онъ низкую душу, холодное сердце и умъ самой коварной. Ето Тартюфъ искренности.
Верзилкинъ есть образецъ Тартюфовъ другаго рода, которыхъ съ нѣкотораго времени появилось великое множество; "Всѣ блага міра полагаетъ онъ въ умѣренномъ достаткѣ; добродѣтель почитаетъ онъ возможною только въ состояніи, чуждомъ гражданскихъ и всякихъ другихъ обязанностей по дѣламъ службы, честолюбіе, какого бы оно свойства ни было, въ его глазахъ есть не что иное, какъ источникъ безпокойства, нужды и всякихъ бѣдствій. Надобно только послушать, что говоритъ онъ о выгодахъ умѣренности, объ удовольствіяхъ домашней жизни! Какъ превосходно онъ доказываетъ, что «благопріятство Двора непостояннѣе всего на свѣтѣ,» и что «никакъ не должно полагаться на дружбу вельможъ, a и того менѣе на ихъ признательвость!» Сколько у него свидѣтельствъ изъ Епиктета, изъ Сенеки:, изъ Монтаня, которыми онъ подтверждаетъ столь новыя истины! Если кто-нибудь замѣчаетъ противуположность между правилами его и поведеніемъ, если кто либо говоритъ ему вопреки, что нѣтъ въ столицѣ ни одной передней, сколько нибудь значительной, въ которой бы его невидали ежедневно, — не бываетъ ни одной аудіенціи у Министра, при которой бы и онъ не находился, — не бываетъ ни одного собранія, гдѣ бы и онъ не являлся въ платьѣ, богато вышитомъ шелками или золотомъ; нашъ Верзилкинъ тотчасъ представляетъ множество прекрасныхъ причинъ, совершенно-оправдывающихъ такую несообразность, и всегда оказывается, что непобѣдимая потребность одолжать ближняго влечетъ его въ сія мѣста, столь отвратительныя для его склонностей и характера. Давно уже началъ я подозрѣвать мудраго, кроткаго Верзилкина, давно уже началъ думать, что онъ дурачатъ легковѣрныхъ; наконецъ совершенно открыла мнѣ глаза шутка сыгранная имъ съ Добровымъ, которой недавно самъ разсказалъ мнѣ о своемъ приключеніи. Слышавъ очень часто отъ Верзилкина, что онъ въ большомъ довѣріи у знатныхъ, что пользуется имъ единственно для другихъ, имѣющихъ нужду въ его помощи, Добровъ приходитъ къ нему однажды поутру и открывается въ желаніи своемъ занять одно мѣсто, оставшееся празднымъ послѣ умершаго чиновника; не утаилъ отъ него сопряженныхъ съ сею должностію выгодъ, и разсказалъ ему обо всѣхъ ея отношеніяхъ. Верзилкинъ обѣщался тотчасъ похлопоталъ, и сдержалъ слово; началъ стараться о мѣстѣ, и получилъ его… для себя.
Я предложилъ только двѣ фигуры, слегка нарисованныя; но всякой догадается, сколько могло бы въ ету раму войти портретовъ еслибъ какой нибудь искусный живописецъ взялся съ подлинниковъ нарисовать нѣсколько другихъ Тартюфовъ нравственности, политики, философіи и словесности.
[Каченовский М. Т.] Лицемеры: [Памфлет] / М. // Вестн. Европы. — 1817. — Ч. 92, N 5. — С. 66-70.