ЛУРДСКАЯ БОГОМАТЕРЬ.
[править]Среди отроговъ Пиреней, между городками Тарбъ и По, находится маленькое мѣстечко Лурдъ, полу-городокъ, полу-село; то, что называется un bourg.
Между невысокихъ горъ, у подножія голой скалистой горы и вдоль узкаго ущелья, гдѣ протекаетъ небольшой горный потокъ — разбросаны десятки домовъ, перемѣшавшіеся съ богатой южной растительностью. Среди городка, на небольшомъ утесѣ съ отвѣсными краями, взгромоздился и стоитъ вѣнцомъ старинный полу-замокъ, полу-бастіонъ, нѣчто въ родѣ средневѣковой цитадели. Замокъ этотъ, свѣтло-сѣрый, причудливо извернулся и умостился на утесѣ, касаясь краевъ его. Тутъ затѣйливо перемѣшались зубчатыя стѣны, башни, остроконечныя крыши со шпицами, ограды, вьющіяся лѣстницы и, наконецъ, темная зелень кипарисовъ во внутреннихъ дворикахъ. Стѣны этой цитадели, ея башенъ и оградъ, незамѣтно глазу переходятъ въ утесъ — отвѣсный, сѣрый и гладкій. Въ иныхъ мѣстахъ нельзя услѣдить, гдѣ началась башня и гдѣ началась скала. Равно, не съ разу найдешь, гдѣ входъ на этотъ утесъ и въ эту крѣпостцу изъ окружающихъ ихъ улицъ.
На-право отъ городка высокій скалистый холмъ, постепенно возвышающійся, начинаясь отъ улицъ, и кончающійся крутымъ уступомъ, почти отвѣсомъ. На верху холма водруженъ высокій черный крестъ, придающій окрестности, да и самому голому холму, что-то унылое и безотрадное. У подножія этого скалистаго холма возвышается новая и красивая церковь, вся мраморная, въ готическомъ стилѣ; а правѣе отъ этой церкви, подъ самымъ отвѣсомъ утеса, всегда — утромъ, днемъ и вечеромъ, даже иногда и ночью — толпится народъ. Здѣсь пещера, въ которой Богоматерь явилась одной поселянкѣ. Объ этомъ явленіи и намѣренъ я разсказать.
Тому назадъ лѣтъ пятнадцать, мѣстечко Лурдъ было станціей дилижансовъ, которые перевозили путешественниковъ съ однѣхъ минеральныхъ водъ на другія. Всякій, бывавшій на водахъ Пиреней, въ Бигорѣ или Люшонѣ, или Фуа — неминуемо проѣзжалъ черезъ Лурдъ для перемѣны лошадей. Останавливаться было не зачѣмъ, да и негдѣ, гостиницъ никогда и не бывало здѣсь, а существовали только «гарготты» или постоялые дворы съ вывѣской: On loge à cheval et à pied, или еще съ болѣе яснымъ призывомъ для пѣшаго путника: Ici on donne à boire et à manger.
Населеніе бѣдное, полу-французское, полу-басское, даже полу-испанское, съ нравами неиспорченными, съ образомъ жизни патріархальнымъ, съ обычаями прошлыхъ столѣтій — проживало здѣсь мирно и тихо. Захолустье спасало его отъ благъ цивилизаціи новѣйшей, удѣляемыхъ на долю селъ и деревень и привозимыхъ по желѣзнымъ дорогамъ, т. е. отъ артелей рабочихъ, пропивающихъ дневной заработокъ по ночамъ, отъ суетни проѣзжихъ иностранцевъ, приносящихъ деньги, а за ними жадность, зависть и развратъ.
Можно смѣло сказать, что страшныя событія въ странѣ, въ столицѣ, узнавались здѣсь полъ года спустя и не производили никакого впечатлѣнія. Какое дѣло этимъ поселянамъ, окруженнымъ красивыми холмами и утесами, зеленью и синимъ небомъ, до остальной Франціи, до ея бѣдъ и ея радостей. Даже такія событія, какъ переворотъ 2-го декабря 1851 г. или разгромъ Седанскій доходили вѣроятно сюда въ видѣ полу-разсказа, полу-легенды, а кровавое паясничество Коммуны въ видѣ провозвѣстника недалекихъ антихристовыхъ временъ. И мѣстность, и населеніе, и уединенная жизнь, и вся незатѣйливая обстановка, благодаря бѣдности и чистотѣ нравовъ, все благопріятствовало тому, чтобъ Лурдъ вдругъ прославился на весь католическій міръ… и прославился бы нѣсколько особенно, по своему, удивилъ бы и міръ, и девятнадцатый вѣкъ.
11-го февраля 1858 года, маленькая, болѣзненная пастушка, недавно прибывшая въ Лурдъ, по имени Бернадетта Субирусъ, пошла съ двумя товарками за хворостомъ, къ горному потоку Гафъ, протекающему у подножія скалы. Мѣсто это, называемое Массабьель, всегда глухое, отдаленное отъ городка, заслоненное отъ него утесомъ, пересѣкалось этимъ горнымъ потокомъ, который отъ дождей становился иногда чуть не рѣкой и, наоборотъ, иногда почти высыхалъ совершенно, превращаясь въ ручей. Двѣ другія дѣвочки, товарки Бернадетты, будучи босикомъ, перебѣжали ручей и занялись работой, она же сѣла на берегу, у подножія скалы, и начала было разуваться и снимать свои деревянные сабо. Въ эту минуту передъ глазами ея, обращенными къ стѣнѣ скалы, въ большой впадинѣ, или, лучше сказать, въ небольшомъ гротѣ, образовавшемся въ отвѣсѣ скалы, появилось свѣтлое облако. Гротъ засіялъ, и постепенно, среди этого свѣта, выдѣлилась женская фигура, въ прозрачномъ, бѣломъ одѣяніи, опоясанная голубымъ шарфомъ и съ длиннымъ вуалемъ, падавшимъ съ головы до пятъ. Въ сложенныхъ рукахъ шевелились бѣлыя четки; на босыхъ ногахъ, наступившихъ на вѣтвь близъ растущаго шиповника, сіяли двѣ золотыя розетки, а лицо, съ чудными, синими глазами и несказанной красоты, слегка склонилось на грудь…
Бернадетта Субирусъ онѣмѣла отъ изумленія, но невольно, изъ сидячаго положенія, постепенно стала на колѣни и, наконецъ, сотворила молитву. Видѣніе тихо перекрестилось и исчезло.
Дѣвочка, придя въ себя, присоединилась къ своимъ товаркамъ, спрашивая, видѣли ли онѣ что-нибудь. Но онѣ съ другого берега, гдѣ собирали хворостъ, не видѣли ничего, кромѣ того, что Бернадетта, начавъ разуваться, вдругъ стала молиться.
Дѣвочка со страхомъ и смущеніемъ разсказала имъ съ ней случившееся и, затѣмъ, придя домой, разсказала и роднымъ о той Dame, которую видѣла.
Семья Субирусъ были почти нищіе. Отецъ Бернадетты, хотя владѣлъ маленькой мельницей, но, получая съ нея мало дохода, заработывалъ дневное пропитаніе всячески, не имѣя опредѣленныхъ занятій; жена его, женщина совершенно больная, помогала мужу насколько могла. Бѣдность этихъ людей заставила ихъ когда-то, по рожденіи на свѣтъ Бернадетты, отдать ее на воспитаніе въ чужую семью поселянъ, жившихъ въ Пиренеяхъ, въ деревушкѣ Бартресъ. Выросшая Бернадетта теперь только вернулась къ нимъ въ Лурдъ уже 14-ти лѣтъ, и для того собственно, чтобы, по обычаю, aller à la première Communion, т. e. выдержать экзаменъ изъ Катехизиса и въ первый разъ пріобщиться Св. Тайнъ. Мать и отецъ почти не знали своей дѣвочки, и увидѣли только, что изъ нея вышло существо болѣзненное, слабое, на видъ 11-тилѣтнее. Вдобавокъ, все дѣтство ея, проведенное въ глуши горъ, со стадами овецъ, которыхъ она пасла, сдѣлало изъ нея молчаливую, робкую, задумчивую и на видъ очень глупую дѣвочку.
Когда Бернадетта объявила теперь роднымъ о своемъ приключеніи, то они, разумѣется, окончательно убѣдились, что дочь ихъ, выросшая вдали отъ нихъ, совсѣмъ безумная или дурочка. Мать разсудила не посылать ее больше за хворостомъ въ Массабьель. Однако, на третій день, Бернадетта и тѣ же двѣ дѣвочки, мучимыя любопытствомъ, выпросились опять на то же мѣсто и пришли къ отвѣсу скалы. На этотъ разъ одна изъ нихъ принесла съ собой, въ видѣ предосторожности, бутылку со святой водой. Дѣвочки стали на колѣна и начали повторять всѣ молитвы, которыя только знали наизусть.
— Смотрите! Вотъ она! воскликнула вдругъ Бернадетта, указывая на тотъ же гротъ, который былъ передъ ними на сажень отъ земли.
Но дѣвочки не видѣли ничего въ гротѣ и замѣтили только, что у воскликнувшей товарки лицо преобразилось и сіяло радостью или восторгомъ. Бернадетта видѣла передъ собой то же бѣлое и ясное видѣніе. Дѣвочки немедленно, по уговору, сунули ей въ руки бутылку со святой водой. Бернадетта встала и вымолвила: «Если ты отъ Бога, то приблизься!» И съ этими словами она опрыскала скалу и видѣніе. Видѣніе подвинулось, улыбаясь ей, на самый край грота. У дѣвочки не хватило духу докончить своего заклинанія, т. е. сказать:
— «Если ты отъ дьявола — то скройся».
Тогда всѣ три прочли нѣсколько молитвъ, и когда онѣ кончили — видѣніе исчезло изъ глазъ Бернадетты. Въ этотъ день, по возвращеніи Бернадетты домой, нѣкоторые знакомые семьи Субирусовъ осаждали ея домъ съ разспросами. Слухъ о странностяхъ, происходящихъ съ пастушкой, прошелъ по сосѣднимъ домамъ. Двѣ монахини, переговорившія съ Бернадеттой, рѣшились на слѣдующій разъ итти вмѣстѣ съ ней къ утесу Массабьель. На этотъ разъ — уже третій — видѣніе снова явилось пастушкѣ (но, разумѣется, ей одной) и заговорило. Оносказало ей, что желаетъ видѣть народъ въ этомъ мѣстѣ.
— Je voudrais у voir du monde!
Бывшія съ ней не видали и не слыхали ничего.
Съ этихъ поръ каждый разъ, какъ Бернадетта отправлялась къ гроту, все болѣе и болѣе собиралось вокругъ нея народу. Являлись люди и изъ общества, т. е. мѣстные чиновники, дамы и доктора.
Докторъ Дазу нѣсколько разъ тщательно наблюдалъ за дѣвочкой, когда (предполагалось) видѣніе появлялось, т. е. когда лицо Бернадетты сіяло, преображенное восторгомъ. Наконецъ, однажды, послѣ четвертаго или пятаго явленія, когда Бернадетта ворочалась въ городъ, сопутствуемая сотней поселянъ, къ ней приблизился полицейскій и, арестовавъ, повелъ ее къ коммиссару.
На допросъ, упрекаемая въ томъ, что устраиваетъ «un indigne carnaval, pendant les saints jours du Carême». Бернадетта отвѣчала коммиссару смѣло, спокойно и отчетливо; описывала видѣніе, ея костюмъ, повторяла даже тѣ слова, которыя слышала изъ устъ этой Dame, какъ называла она видѣніе. Въ полиціи былъ составленъ актъ и затѣмъ коммиссаръ строжайше запретилъ Бернадеттѣ ходить въ Массабьель. 14-тилѣтняя пастушка, выросшая въ глуши Пиренейскихъ горъ, блѣдная отъ страху и волненія при видѣ жандармовъ, писарей и всей обстановки камеры, едва держалась на ногахъ. Но когда коммиссаръ, послѣ допроса, объявилъ ей объ запрещеніи бывать у скалы, то дѣвочка вдругъ отвѣчала энергически, что она не можетъ не бывать тамъ! Что она должна бывать тамъ!..
— Я обѣщала этой Dame бывать и даже другихъ приглашать и потому не могу обѣщать вамъ не ходить туда.
Коммиссаръ былъ, конечно, удивленъ отвѣтомъ. Между тѣмъ слухъ, что Бернадетта въ полиціи, на допросѣ, уже собралъ кучи народа и густая толпа съ отцомъ Субирусомъ впереди — осадила двери коммиссара и громко требовала освобожденія Бернадетты. Дѣвочка была, разумѣется, выпущена, но полиція объявила Субирусу, что если его дочь будетъ продолжать паясничать среди поста и смущать нахальной ложью городское населеніе, то ее, а въ крайнемъ случаѣ и его самого, арестуютъ при полиціи и донесутъ прокурору.
На другой же день утромъ Бернадетта, несмотря на запрещеніе коммиссара и отца, снова была передъ утесомъ и гротомъ Массабьель, но, вѣроятно, именно вслѣдствіе вмѣшательства полиціи наканунѣ, толпа, собравшаяся кругомъ нея, уже доходила теперь до полу торы тысячи человѣкъ. Горная пастушка, маленькая и болѣзненная, бывшая на допросѣ и отказавшаяся повиноваться сильнымъ міра сего со смѣлостью бунтовщика, стала теперь извѣстна не только во всемъ околоткѣ, но во всей мѣстности.
Коммиссаръ обратился къ мѣстному прокурору, но этотъ разобралъ дѣло и отказался преслѣдовать дѣвочку, не находя достаточныхъ причинъ, чтобъ считать ея поведеніе преступнымъ дѣяніемъ.
И что дѣлала Бернадетта? Она по утрамъ шла къ утесу, подходила къ гроту, становилась на колѣни и шевелила губами, не произнося вслухъ ни единаго слова. Народъ стоялъ вокругъ нея и глядѣлъ въ ея лицо, всегда ясное, свѣтлое и восторженное въ эти минуты. Иные слѣдовали ея примѣру и молились тоже около нея.
Бернадетта не сбирала эту толпу — народъ самъ сходился за ней. Безчинства никакого не бывало. Толпа эта вела себя всегда тихо и даже черезъ-чуръ тихо, какъ въ церкви… Съ другой стороны, корыстныхъ цѣлей у дѣвочки быть не могло, денегъ она отъ этого не выручала, рѣчей или даже словъ возмутительныхъ не говорила. Молча являлась она, молилась и молча уходила домой, говоря, что опять видѣла свою Dame.
Прокуроръ и «Code Napoléon» не могли даже объявить ее лгуньей, ибо законъ не запрещаетъ нигдѣ вѣровать.
Итакъ, Бернадетта Субирусъ побѣдила полицію и юстицію, а слухъ о пастушкѣ, видающей и разговаривающей съ Богоматерью, быстро обѣжалъ всѣ окрестности Лурда, а вскорѣ и весь департаментъ Верхнихъ Пиреней.
23-го февраля, уже при огромномъ стеченіи народа, Бернадётта снова молилась передъ гротомъ, но вдругъ на колѣняхъ подползла къ самому утесу. Губы ея шевелились болѣе обыкновеннаго, хотя все-таки не произносили явственно ничего, она жестикулировала болѣе обыкновеннаго и во всемъ ея маленькомъ существѣ замѣчалось особое волненіе. Когда она поднялась съ земли, давая этимъ знать, что видѣніе исчезло — то обернулась къ народу и объявила, что la Dame повѣрила ей тайну, которую она не можетъ разсказывать никому, но что, кромѣ этой тайны, la Dame приказала ей итти и объявить духовенству городка ея желаніе, чтобъ ей была воздвигнута на этомъ мѣстѣ часовня.
И вся толпа, немедленно, съ пастушкой во главѣ, двинулась къ квартирѣ главнаго лурдскаго аббата Пейрамаля. Свидѣтели этого случая разсказываютъ, что дѣйствительно страшно было видѣть эту невзрачную на видъ дѣвочку, въ бѣдной заштопанной одеждѣ, которая, окруженная народомъ, стучала въ дверь аббатства и впущенная объявила дерзко-наивнымъ, твердымъ голосомъ:
— La Dame грота Массабьель велѣла вамъ передать, что она хочетъ, чтобъ ей воздвигли тамъ часовню.
Послѣ бесѣды на-единѣ съ аббатомъ, очень почитаемымъ въ мѣстности, Бернадетта вышла къ народу и объяснила, что аббатъ соглашается хлопотать о постройкѣ часовни, но съ условіемъ. Священникъ сказалъ дѣвочкѣ, чтобъ она, когда снова увидитъ свою Dame, попросила бы ее доказать свои права на часовню.
— Ты говоришь, сказалъ онъ, что она является тебѣ около вѣтвей шиповника. Пускай этотъ шиповникъ зацвѣтетъ завтра, несмотря на февраль и холода. Тогда мы ей воздвигнемъ часовню.
Требованіе аббата надѣлало много шуму. Полиція и часть общества, подозрѣвавшіе духовенство въ тайномъ участіи во всемъ этомъ дѣлѣ, должны были разубѣдиться. Вдобавокъ, отъ окружнаго епископа пришло приказаніе, чтобъ духовенство, даже сестры милосердія и члены разныхъ конгрегацій, даже дѣти изъ школъ — не допускались въ эти сборища народа около грота.
Лурдъ и окрестность между тѣмъ раздѣлились на два лагеря. Одни подсмѣивались, спрашивая: зацвѣтетъ ли кустъ? Не зацвѣлъ ли онъ? Другіе ходили постоянно глядѣть шиповникъ, ожидая цвѣта и упрямо надѣясь на чудо.
Наконецъ, однажды утромъ, Бернадетта, по своему обыкновенію, стояла на колѣняхъ предъ гротомъ. Ее также окружала толпа поселянъ, женщинъ и дѣтей. Но тутъ были уже не одни лурдскіе обитатели. Окрестность дала большой процентъ бассковъ и пиренейцевъ, беарицевъ и бигорцевъ. Послѣ долгой молитвы, Бернадетта, на которую были устремлены тысячи глазъ, вдругъ поползла на колѣняхъ въ сторону отъ грота и начала рыть землю руками… Многіе изъ присутствующихъ увидѣли въ этомъ доказательство того, чего ожидали давно, т.-е. что дѣвочка окончательно сошла съ ума.
Черезъ нѣсколько секундъ сухая ямка, которую вырыла Бернадетта руками, наполнилась грязью; затѣмъ маленькій, едва видимый ключъ, просачиваясь сквозь землю, слегка смачивая ее, показался на поверхности земли.
Смущенье объяло всю присутствующую толпу. Никогда въ этой мѣстности не бывало ни ключа, ни ручья. Старожилы не помнили никакой воды во всей окрестности, помимо большого потока Гафъ. Ключъ, между тѣмъ, все усиливался и къ вечеру уже билъ высоко изъ земли, промылъ себѣ мѣсто и, извиваясь, впадалъ въ потокъ. Бернадетта объяснила впослѣдствіи, что видѣнье, приказавъ ей напиться у ручья, указало мѣсто, и что она, сама не зная какъ, стала рыть землю.
Лурдъ и окрестность волновались. Телеграфъ работалъ. И въ этотъ день не только окружной тарбскій епископъ, но и все высшее духовенство Франціи, даже императрица Евгенія — узнали о случившемся. О чудѣ Богоматери въ Лурдѣ!
Не прошло сутокъ послѣ появленья ключа, какъ уже одинъ рабочій — каменьщикъ, по имени Бурьетъ, потерявшій зрѣнье отъ одного несчастнаго случая и тщетно лѣчившійся у мѣстныхъ докторовъ — былъ исцѣленъ водой ключа при народѣ и мгновенно.
Вслѣдъ за нимъ, въ первые же дни, нѣкоторые лурдскіе жители, человѣкъ десять, извѣстные всѣмъ и живущіе тамъ до сихъ поръ, были исцѣлены той же водой отъ разныхъ болѣзней и недуговъ, неисцѣлимыхъ и смертельныхъ.
Епископъ тарбскій, по указанію высшаго начальства, назначилъ слѣдственную комиссію для разслѣдованія всего дѣла о видѣніяхъ пастушки, о явленьи ручья и объ исцѣленіяхъ.
Подробный докладъ разныхъ членовъ комиссіи пришелъ къ заключенію, что Бернадетта Субирусъ не идіотка, не безумная и вообще не помѣшана ни на какомъ отдѣльномъ пунктѣ. Объ видѣньи своемъ говорить ясно, отчетливо, не сбиваясь въ показаніяхъ.
Воды въ этой мѣстности никогда прежде не бывало, за исключеньемъ горнаго потока, существующаго съ незапамятныхъ временъ. Качество воды потока и ручья разное по составнымъ частямъ, хотя эта послѣдняя не заключаетъ, однако, въ себѣ никакихъ особыхъ цѣлебныхъ свойствъ, извѣстныхъ наукѣ. Исцѣленіе людей не опровержимо. Хромые, слѣпые, подагрики, одинъ полумертвый младенецъ, котораго уже собирались хоронить, всѣ были исцѣлены при народѣ и мгновенно. Свойства ихъ болѣзней было таково, что не могло уступить медицинѣ и исцѣленье ихъ надо считать фактами особенными, не подлежащими анализу человѣческаго разума и не могущими быть объясненными съ точки зрѣнія науки. Медицинскій рапортъ былъ сдѣланъ докторомъ Верже, ординарнымъ профессоромъ медицинскаго факультета въ Монпелье.
Между тѣмъ видѣнье продолжало являться Бернадеттѣ. Однажды, во время появленья его, дѣвочка, наученная уже духовенствомъ, спросила о своей Dame, кто она такая? Видѣнье отвѣчало ей такое мудреное названье, что Бернадетта пошла скорѣе къ аббату Пейрамалю, чтобъ не позабыть его и передать въ точности. Видѣнье назвало себя: Immaculée Conception. Это случилось 25-го марта, въ день Благовѣщенья.
Такимъ образомъ, видѣнье само назвало себя Богоматерью. Обыкновенно въ бесѣдахъ съ Бернадеттой, Богоматерь говорила на мѣстномъ беарнскомъ нарѣчіи или patois. Названье же свое она сказала по-французски. Въ этотъ же разъ съ самой Бернадеттой случилось чудо. Во время ея экстаза, большая свѣча, которую она, поставивъ на землю, держала въ рукахъ, догорѣла до ея рукъ и огонь проходилъ мимо ея скрещенныхъ ладоней, не обжигая ихъ. Это видѣла вся толпа.
Теперь у грота уже собиралось до десяти тысячъ человѣкъ ежедневно и уже крупныя суммы пожертвованныхъ денегъ лежали въ гротѣ не прибранными. Жертвовали всѣ, а распоряжаться еще не вызвался никто, потому что слѣдствіе еще продолжалось и не знали, чѣмъ оно кончится.
Однажды, вдругъ доступъ къ гроту былъ запрещенъ. Суммы арестовали и приставили полицейскихъ солдатъ разгонять народъ. Видѣнія Бернадетты Субирусъ тоже прекратились, уже и потому, что она не могла подойти близко къ гроту. Однако 16-го іюля, когда толпа, все собиравшаяся малыми кучками, стояла на противуположномъ берегу потока, пришла и Бернадетта. На этотъ разъ Богоматерь явилась ей вдали въ гротѣ на нѣсколько мгновеній и тотчасъ скрылась. Это было 18-е явленіе и послѣднее. По окончаніи занятій слѣдственной комиссіи, запрещеніе съ грота Массабьель было снова снято, полиція скрылась и на собранныя суммы начали воздвигать мраморную церковь, нынѣ существующую, которая стоитъ два милліона.
Въ настоящее время Лурдъ всегда полонъ, наводненъ пріѣзжими… Улицы испещрены вывѣсками отелей: de Paris, d’Angleterre и т. д. Станція желѣзной дороги едва вмѣщаетъ иногда толпы пассажировъ, и горы багажа. Повсюду вновь открытые магазины продаютъ фотографіи, виды грота и видѣнья, портреты Бернадетты, разныя религіозныя картинки, четки малыя и большія, красные суконные крестики и сердечки, которые прикладываются на грудь отъѣзжающими пилиграмами и, наконецъ, кувшины для развозимой повсюду цѣлебной воды. И сюда забралась реклама. Вотъ этотъ отель содержимъ дядей Бернадетты. Тотъ магазинъ открыла сестра Бернадетты… И публика предпочитаетъ все и всѣхъ ближе касающихся до святой пастушки и вообще семьи Субирусъ. Самой святой нѣтъ. Она поступила въ монастырь въ Неверѣ (Nevers). Исцѣленные всѣ извѣстны по именамъ, нѣкоторые живутъ тутъ же въ Лурдѣ. Нѣкоторые члены слѣдственной комиссіи тоже на лицо. Равно на лицо и мѣстные скептики, наблюдавшіе за первыми экстазами пастушки и явленіями Богоматери. Наконецъ, тутъ же и сотни свидѣтелей первыхъ чудесъ и первыхъ исцѣленій.
Такимъ образомъ, главнаго элемента въ дѣлѣ чудесныхъ и божественныхъ явленій нѣтъ! Т.-е. нѣтъ таинственности, запутанности, противорѣчій. Нѣтъ того, что бываетъ въ разсказахъ о явленіяхъ, мертвецахъ и привидѣньяхъ.
Въ Лурдѣ послѣдній мальчуганъ разскажетъ всякому подробно, какъ было дѣло. Никто не видалъ Богоматери, кромѣ Бернадетты, но за то чуть не всѣ лурдскіе обитатели — видѣли моментальное появленіе ключа изъ земли и десятки мгновенныхъ исцѣленій въ святой и чудееной водѣ…