МАТЬ.[править]
Приближалась Пасха. Длинные, мрачные дни поста съ ихъ печальными церемоніями подходили къ концу и сама природа, какъ будто радовалась наступленію праздника: ясное весеннее солнце такъ и сіяло на безоблачномъ небѣ. На кустахъ боярышника распускались цвѣты, а вольныя птицы заливались звонкимъ пѣніемъ. Толпа рѣзвыхъ мальчиковъ, высыпавшихъ на школьный дворъ послѣ утреннихъ занятій, не меньше воробьевъ и ласточекъ радовалась свѣжему воздуху и веснѣ. Дѣти, въ порывѣ восторга, награждали другъ друга чувствительными толчками и ударами ладонью по спинѣ, но потерпѣвшій забывалъ сердиться на противника; каждый изъ нихъ помнилъ только одно: завтра наступаетъ великій четвергъ, и всѣ они разъѣдутся изъ школы по домамъ, чтобы провести Пасху у родителей.
Только одному мнѣ не хотѣлось принимать участія въ шумныхъ забавахъ товарищей; я усѣлся на скамью, въ тѣни живой изгороди, и сосредоточенно слѣдилъ глазами за игрой, между тѣмъ какъ въ головѣ у меня неотвязно вертѣлся назойливый вопросъ: отчего я не могу радоваться праздникамъ, какъ эти мальчики? Даже несчастный хромой Джемми сіялъ восторгомъ. Онъ не помнилъ ни отца, ни матери и нашъ школьный учитель взялъ его на свое попеченіе. Одинокій ребенокъ проводилъ круглый годъ, съ января по декабрь, въ сумрачномъ школьномъ домѣ съ его невзрачными комнатами. Джемми, по своей хромотѣ, не могъ принимать участія въ шумныхъ играхъ остальныхъ учениковъ, но онъ привѣтливо улыбнулся, замѣтивъ меня въ моемъ скромномъ уголкѣ. Мальчикъ кивнулъ головою и направился въ мою сторону, тяжело опираясь на костыли. Подойдя ко мнѣ, Джемми сообщилъ, что миссисъ Муррей (отчасти замѣнявшая сиротѣ умершую мать) обѣщала ему, въ награду за хорошее поведеніе, покатать его во время праздниковъ верхомъ на ослѣ и подарить нѣсколько садовыхъ растеній для его собственнаго маленькаго цвѣтника.
— Что съ вами, Чарли? спросилъ онъ вдругъ, замѣтивъ мою задумчивость, — развѣ вы не рады поѣхать домой?
— Мнѣ все равно! небрежно отвѣтилъ я.
— Все равно?… Но вѣдь вы увидитесь съ отцомъ и матерью!
— У меня нѣтъ матери! быстро перебилъ я Джемми, хмуря брови и слегка поворачиваясь въ сторону.
— Вѣроятно, она умерла, какъ моя? Мнѣ очень жаль васъ, Чарли! Но, конечно, отецъ старается о томъ, чтобы вы безъ нея не скучали?
— Нисколько! Ему нѣтъ до меня никакого дѣла. Если я бываю дома, онъ никогда не занимается мною и я самъ его боюсь. Мнѣ-бы хотѣлось остаться на праздникъ здѣсь, у миссисъ Муррей….
— Ну, это нехорошо! въ раздумьѣ замѣтилъ, покачивая головою, хромой мальчикъ. — Но, впрочемъ, отецъ, можетъ быть, забудетъ прислать за вами, Чарли, и тогда мы отлично проведемъ Пасху вдвоемъ! прибавилъ онъ, оживляясь.
Однако я не раздѣлялъ надеждъ своего товарища, зная по опыту, что въ случаѣ забывчивости со стороны отца, школьный учитель самъ отправитъ меня домой.
Какъ я боялся этого возвращенія! Меня приводила въ невольное содроганіе одна мысль о нашемъ мрачномъ домѣ, гдѣ половина комнатъ была на-глухо заперта, а садовыя дорожки заросли сорной травой подъ густымъ навѣсомъ деревьевъ. У насъ, дѣйствительно, было престранное хозяйство: избалованные слуги дѣлали, что хотѣли, между тѣмъ какъ мой неласковый, раздражительный отецъ то запирался въ своемъ кабинетѣ на цѣлые дни, то бранился съ своими домашними, награждая провинившихся не только грубыми словами, но даже ударами. Онъ обыкновенно несправедливо придирался за разныя мелочи, такъ что мнѣ каждый разѣ приходилось возвращаться въ школу совершенно измученнымъ отъ его грубаго обращенія. Поэтому я очень радовался, когда, пріѣхавъ къ отцу на Рождество, я не засталъ его дома; въ такомъ случаѣ праздники проходили для меня если не весело, то, по крайней мѣрѣ, спокойно и мирно. Но теперь отецъ находился въ Лилифильдсѣ, о чемъ мнѣ сообщилъ школьный учитель, такъ какъ я никогда не получалъ писемъ изъ дома. Возвращеніе домой оказывалось неизбѣжнымъ, и я съ ужасомъ думалъ о немъ. Въ то время мнѣ было не болѣе восьми лѣтъ; и я нетолько не помнилъ материнской заботы и ласки, но даже никто изъ окружающихъ не говорилъ о моей матери, не упоминалъ ея имени.
— Какая съ виду была ваша мать? неожиданно спросилъ меня Джемми, послѣ минутнаго молчанія, во время котораго мы оба погрузились въ невеселое раздумье о нашей судьбѣ. — У нея были свѣтлые волосы, какъ у миссисъ Муррей, или черные, какъ у здѣшней кухарки?
— Право, не знаю, грустно отвѣтилъ я, — Сколько мнѣ помнится, я никогда ее не видалъ.
— Такъ развѣ у васъ дома нѣтъ ея портрета? съ удивленіемъ замѣтилъ мой товарищъ. — Постойте, я сейчасъ покажу вамъ карточку моей покойной мамы.
Онъ разстегнулъ на груди свой китель и вынулъ медальонъ съ попорченнымъ дагерротипомъ, представлявшимъ самую заурядную физіономію молодой женщины въ старомодномъ платьѣ.
— Вѣдь она красавица, не правда-ли? воскликнулъ мальчикъ, въ порывѣ энтузіазма прижимая къ губамъ миньятюрный портретъ. Какъ бы мнѣ хотѣлось, чтобы она была жива. Навѣрно я очень любилъ-бы свою маму!..
Я ничего не отвѣчалъ. Воображеніе бѣднаго Джемми не было такъ пылко, какъ мое. Еслибы моя мать дѣйствовала заодно съ отцомъ, какую роль пришлось-бы мнѣ играть между ними? подумалъ я, отвернулся и вздохнулъ.
Было очень странно, что я рѣшительно не могъ представить себѣ своей матери. Мысль о ней даже не приходила мнѣ на умъ, и я не зналъ, кого спросить объ этомъ. Отецъ мой велъ уединенную, безцѣльную жизнь въ нашемъ заброшенномъ домѣ; онъ показывался изъ своихъ комнатъ только къ обѣду или завтраку и никогда не принималъ гостей. Къ служанкамъ приходили ихъ родители, братья и женихи, которыхъ онѣ украдкой принимали на кухнѣ, но хозяинъ дома вѣчно сидѣлъ одинъ, мрачный и задумчивый, или раздражительный до припадковъ бѣшенства, если его выводили изъ терпѣнія и свойственной ему апатіи. Неудивительно, что я охотно соглашался провести Пасху въ школѣ миссисъ Муррей. Однако судьба готовила мнѣ на этотъ разъ совершенно неожиданный сюрпризъ. Едва только мои товарищи кончили партію въ мячъ, которой они занимались во время нашего разговора съ Джемми, какъ вдругъ на школьномъ дворѣ показалась фигура хозяйки дома. Добрая миссисъ Муррей съ веселой улыбкой подошла къ намъ.
— У меня есть для васъ интересная новость, мистеръ Веръ, сказала она, взявъ меня за руку. — Идите въ пріемную, вы увидите тамъ одну особу, которая желаетъ съ вами поговорить.
— Но вѣдь это не отецъ? спросилъ я съ испугомъ.
— О, нѣтъ! возразила миссисъ Муррей, стараясь ободрить меня привѣтливымъ тономъ своей рѣчи и ласково дотрогиваясь до моего плеча; васъ желаетъ видѣть новый другъ — молодая дама, которая вамъ навѣрно очень понравится.
— Молодая дама! повторилъ я, не вѣря своимъ ушамъ и совершенно ошеломленный такимъ извѣстіемъ.
Мои товарищи окружили насъ шумной гурьбой.
— Она хочетъ увести Вера домой? спрашивали они миссисъ Муррей.
— Можетъ быть… очень вѣроятно! отвѣчала та.
— Вотъ это мило!.
— На что это похоже, миссисъ Муррей!
— Вѣдь каникулы начинаются только завтра!
— Вотъ насъ вы ни за что не отпустите днемъ раньше; за что-же Веру такое предпочтеніе? послышались со всѣхъ сторонъ восклицанія протеста и неудовольствія.
Я дрожалъ, точно виновный, пойманный на мѣстѣ преступленія. Служа предметомъ зависти своего школьнаго мірка, я отдалъ-бы все на свѣтѣ, чтобы отдалить часъ своего возвращенія домой.
— Пойдемте въ пріемную, дорогой мальчикъ; пріѣзжая дама съ нетерпѣніемъ желаетъ васъ видѣть, — сказала жена школьнаго учителя. — Послѣ того мы рѣшимъ: ѣхать вамъ сегодня, или нѣтъ.
Миссисъ Муррей велѣла мнѣ наскоро умыться и причесать волосы, а потомъ я чинно пошелъ вслѣдъ за нею въ невзрачную комнату для посѣтителей, гдѣ дожидалась пріѣзжая дама.
Я никогда не забуду выраженія ея лица въ ту минуту, когда она бросилась ко мнѣ на встрѣчу и прижала меня къ своей груди. Я увидалъ передъ собою нѣжную, красивую женщину съ оттѣнкомъ грусти въ ласковыхъ и серьезныхъ глазахъ.
— Такъ вотъ каковъ Чарли Веръ, сказала она, пристально всматриваясь въ мои черты. — Я вездѣ узнала-бы тебя, голубчикъ, потому что ты вылитый отецъ! Ну, а что ты думаешь обо мнѣ: кто я такая?
— Не знаю! робко отвѣчалъ я, потому что миссисъ Муррей ушла, оставивъ меня наединѣ съ незнакомой посѣтительницей.
— Я твоя мать, дорогой мальчикъ, твоя новая мать и буду любить тебя! Я теперь пріѣхала за тобою, чтобы взять тебя домой.
Мать и домъ! Какъ славно звучали для меня эти близкія сердцу, знакомыя слова, знакомыя, правда, только по наслышкѣ! Мнѣ показалось, что цвѣты боярышника стали сильнѣе благоухать, а щебетанье птицъ обратилось въ волшебную музыку.
— А папа тоже будетъ съ нами? спросилъ я съ тревогой въ голосѣ.
— Папа? Конечно! Развѣ мы можемъ жить безъ него?
Я, напротивъ, находилъ, что безъ него было-бы гораздо лучше, чѣмъ при немъ, но инстинктивно воздержался обнаружить свои чувства.
— Развѣ ты не любишь папу, голубчикъ? продолжала мягкимъ тономъ молодая женщина. — Или тебѣ никогда не приходило въ голову, что онъ самъ тебя любитъ.
— Право, не знаю! отвѣчалъ я, пощипывая кончики своихъ пальцевъ.
— Бѣдный ребенокъ! Но теперь все пойдетъ иначе. Однако, я еще не слыхала отъ тебя, согласенъ-ли ты, чтобы я была твоей матерью?
— Мнѣ кажется, что я буду очень любить васъ!
— Вотъ и отлично; значитъ, мы можемъ отправиться вмѣстѣ домой и постараемся хорошенько устроить свою жизнь. Тебѣ нужна мать, а мнѣ давно хотѣлось имѣть маленькаго мальчика, котораго-бы я могла любить. Мы не разстанемся больше, Чарли, милое дитя. Слава Богу, что нашла тебя. Ты и безъ того слишкомъ долго былъ удаленъ отъ дома. Вотъ почему я пріѣхала за тобой сегодня. Мнѣ не хотѣлось откладывать твоего возвращенія домой до завтрашняго дня.
Моя новая мать нѣсколько разъ съ удовольствіемъ повторяла эти слова, какъ будто они радовали ее также сильно, какъ меня.
— А вы не уѣдете отъ насъ? спросилъ я въ свою очередь.
— Конечно, нѣтъ! Я всегда останусь въ вашемъ домѣ. Какая польза для тебя имѣть маму, если она не будетъ жить постоянно при тебѣ, чтобы утѣшать своего мальчика и заботиться о немъ, насколько хватитъ силъ?
— Ну, въ такомъ случаѣ, поѣдемте поскорѣе домой! воскликнулъ я, довѣрчиво положивъ свою руку на ея колѣни.
Весь страхъ передъ придирчивымъ, суровымъ отцомъ безслѣдно исчезъ въ моей душѣ. Новая мать казалась мнѣ надежной опорой противъ всѣхъ возможныхъ домашнихъ невзгодъ. Мое ребяческое довѣріе привело ее въ восторгъ.
— Поѣдемъ, Чарли. Намъ нечего дожидаться, пока уложатъ твои вещи. Миссисъ Муррей пришлетъ ихъ завтра въ Лилифильдсъ, а твой отецъ съ нетерпѣніемъ ждетъ нашего возвращенія и навѣрное безпокоится.
Ждетъ меня съ нетерпѣніемъ, безпокоится! Это было такъ ново, что поразило мой дѣтскій умъ. Я былъ слишкомъ наивенъ, чтобы понять, что отецъ безпокоится о любимой женщинѣ, а не обо мнѣ. Я даже не понималъ, что она была его женою, и видѣлъ въ ней только свою новую мать.
Выходя изъ дому, я попросилъ позволенія проститься съ моимъ другомъ Джемми.
— Его мама умерла, также какъ и моя, сказалъ я въ объясненіе. — Онъ будетъ радъ, что у меня есть теперь новая мать.
— Бѣдный мальчикъ! сказала она со вздохомъ, — мы возьмемъ его къ себѣ на лѣтніе каникулы, Чарли. Милосердый Богъ послалъ намъ столько счастья, что мы должны заботиться о другихъ.
Джемми подошелъ къ намъ на своихъ костыляхъ. Онъ ласково улыбнулся, слушая мои необыкновенныя новости, и пожелалъ мнѣ всего хорошаго. Мать остановилась и поцѣловала его блѣдный лобъ. Потомъ мы прошли съ ней черезъ школьный дворъ. Я повисъ на ея рукѣ и гордился ею, слушая льстивыя замѣчанія товарищей о ея наружности и думая, что съ этой минуты она будетъ называться моею матерью.
Лилифильдсъ, имѣнье моего отца, лежало всего въ десяти или двѣнадцати миляхъ отъ школы мистера Муррей, но намъ приходилось ѣхать по желѣзной дорогѣ и я никогда до тѣхъ поръ не путешествовалъ съ такимъ удовольствіемъ, какъ въ этотъ разъ. Моя новая мать охотно смѣялась и весело болтала со мной всю дорогу, такъ что я скоро заразился ея оживленіемъ и высказалъ ей о своей прежней жизни и о своихъ чувствахъ много такого, что не разъ нагоняло облачко грусти на ея сіяющее лицо и заставляло молодую женщину тяжело вздыхать. Когда мы сошли съ поѣзда и отправились пѣшкомъ въ Лилифильдсъ, мнѣ снова сдѣлалось страшно; я не говорилъ ни слова и съ испугомъ прижимался къ матери. Она тотчасъ замѣтила эту перемѣну.
— Что съ тобою, Чарли? Чего ты боишься?
— Не разсердился-бы отецъ на то, что я пріѣхалъ днемъ раньше? прошепталъ я.
Звонкій смѣхъ моей спутницы былъ мнѣ отвѣтомъ.
— Если онъ будетъ на кого нибудь сердиться за это, то ужь, конечно, на меня, потому что я сама увезла тебя изъ школы, Чарли.
— А развѣ вы его не боитесь?
— Бояться его!
Нѣжные и серьезные глаза молодой женщины выразили глубокое изумленіе при моихъ словахъ, но вдругъ они засвѣтились порывистой, пылкой радостью, когда она неожиданно увидѣла на поворотѣ дорожки приближающуюся къ намъ фигуру отца.
— Вотъ онъ! весело крикнула моя новая мать и бросилась къ нему на встрѣчу, увлекая меня съ собою.
Онъ схватилъ ее въ объятія и страстно прижалъ въ груди. Вокругъ нихъ не было ни души и только лѣсныя птицы чирикали и перепархивали въ кустахъ, окаймлявшихъ проселочную дорогу. Я былъ совершенно пораженъ неожиданностью этой сцены и только, молча, смотрѣлъ на происходившее.
— Мой ангелъ! шепталъ отецъ, между тѣмъ какъ молодая женщина нѣжно прижималась лицомъ къ его плечу. Я не могъ дождаться твоего возвращенія! Даже эта короткая разлука заставила меня невыносимо страдать.
— Гарольдъ, дорогой мой! Я такъ рада слышать эти слова и такъ счастлива, что я снова съ тобою! Посмотри, вотъ нашъ маленькій Чарли, онъ также ждетъ, чтобы ты приласкалъ его!
Она схватила меня на руки, какъ крошечнаго ребенка, и поднесла къ отцу для поцѣлуя. Мнѣ было очень странно получить отъ него непривычную ласку, но онъ дѣйствительно поцѣловалъ меня, продолжая однако смотрѣть на любимую женщину. Потомъ онъ взялъ ее подъ руку и они, молча, пошли вдвоемъ, — близко прижимаясь другъ къ другу, задумчивые и счастливые среди окружающей тишины и бальзамическаго запаха молодой весенней зелени…
Взойдя въ домъ, я чуть не вскрикнулъ отъ удивленія; до того поразила меня происшедшая здѣсь перемѣна. Ни одна вещь не была сдвинута съ своего мѣста: мебель и картины оставались тамъ, гдѣ я привыкъ ихъ видѣть, но все это блестѣло и сіяло, точно весенній пейзажъ, который только что былъ у меня передъ глазами. Комнаты стали такими чистенькими; снѣжная бѣлизна кружевныхъ драпировокъ и скатертей на столахъ придавала имъ особенно праздничный видъ; тщательно вычищенные ковры, вазы съ цвѣтами, вещицы изъ китайскаго фарфора на каминѣ — оживили обстановку и сдѣлали изъ заброшеннаго, мрачнаго дома, положимъ, не рай, но все-таки уютное гнѣздышко, гдѣ было пріятно поселиться. Даже мой отецъ совершенно преобразился вмѣстѣ съ своимъ жилищемъ. Онъ смотрѣлъ на десять лѣтъ моложе: его волосы и борода были акуратно расчесаны, а лицо утратило свойственное ему суровое выраженіе; отличный бархатный сюртукъ ловко обхватывалъ его талію. Онъ сидѣлъ въ креслѣ и ласково спорилъ съ моей новой матерью, которая настаивала, чтобы онъ снялъ сапоги и надѣлъ туфли. Такая заботливость была для насъ обоихъ непривычной роскошью и я удивился не меньше своего отца, когда она повела меня на верхъ и сама вымыла, одѣла и причесала къ вечернему чаю, осыпая въ то же время поцѣлуями и нѣжными названіями. И какъ уютно усѣлись мы вслѣдъ затѣмъ за чайнымъ столомъ! Какъ все это было непохоже на прежнее! Я сидѣлъ возлѣ матери съ полной тарелкой вкусно приготовленнаго кушанья; мой отецъ облокотился на спинку своего кресла и слѣдилъ любящимъ взглядомъ за каждымъ движеніемъ этой женщины. Она ловко и граціозно подымала чашки и управлялась съ чайникомъ, улыбаясь намъ обоимъ и весело разговаривая; радостное настроеніе, повидимому, лишало ее апетита. Отецъ замѣтилъ это и встревожился.
— Я слишкомъ счастлива, чтобы ѣсть, Гарольдъ! сказала она, краснѣя.
— Слишкомъ счастлива! повторилъ онъ, понизивъ голосъ. — Правда-ли это, дорогая Мэри? Развѣ ты ни о чемъ не жалѣешь, ничего не боишься? Развѣ будущее не внушаетъ тебѣ опасеній и ты не раскаиваешься въ сдѣланномъ тобою рѣшительномъ шагѣ?
— Нисколько, Гарольдъ! Я жалѣю только объ одномъ: зачѣмъ я не знала тебя десять лѣтъ назадъ?
— Господь да благословитъ тебя за это! сказалъ отецъ.
Дѣйствительно, новая хозяйка принесла истинное благословеніе нашему дому. Благотворное вліяніе ея любви произвело значительную перемѣну. Я сдѣлался веселымъ, рѣзвымъ мальчикомъ и скоро пересталъ бояться своего отца. Теперь я съ удовольствіемъ помогалъ ему работать въ саду, столярничать и всегда сопровождалъ мою мать, когда она выходила изъ дома.
Отецъ оставилъ свою привычку запираться въ кабинетѣ и сталъ гораздо общительнѣе. Любовь къ женѣ сдѣлала его ласковымъ со мною; я не былъ больше отверженнымъ, одинокимъ ребенкомъ.
Такимъ образомъ, намъ обоимъ жилось прекрасно и посторонній наблюдатель, пожалуй, сказалъ-бы, что моя мать также очень счастлива. Между тѣмъ она только казалась постоянно веселой въ присутствіи мужа, но мнѣ часто случалось видѣть ее огорченной и задумчивой. Но временамъ я замѣчалъ у нея тотъ самый пристальный взглядъ, который поразилъ меня при нашей первой встрѣчѣ. Это былъ взглядъ человѣка, много страдавшаго на своемъ вѣку и старавшагося скрыть большое тайное горе.
Одинъ разъ я засталъ ее въ слезахъ. Она такъ сильно рыдала, что не могла овладѣть собою даже тогда, когда замѣтила мой приходъ. Я принялся выпытывать у нея причину ея огорченія.
— Мама, мама! что съ вами такое? кричалъ я, стараясь успокоить ее своими ласками. — Вѣрно вы ушибли ногу или Принцъ укусилъ васъ? Можетъ быть, у васъ что нибудь заболѣло?
Мнѣ казалось невозможнымъ, чтобы она плакала отъ чего нибудь другаго, кромѣ физической боли. Развѣ я и отецъ не любили ее больше всего на свѣтѣ? Кромѣ того, ей некого было бояться и ее никто не могъ отдать въ пансіонъ, потому что она взрослая. Отчего-же мама плачетъ? спрашивалъ я самъ себя въ тревогѣ и полнѣйшемъ недоумѣніи.
Она постаралась успокоиться и припала пылающимъ лицомъ къ моей щекѣ.
— Будешь-ли ты, мой мальчикъ, всегда любить меня? спросила мать, — всегда… всегда, что бы ни случилось?
— Всегда, дорогая мама! Папа и я умерли-бы съ горя, еслибы васъ не было съ нами. Развѣ вы не знаете, на что былъ похожъ нашъ домъ, пока вы не пріѣхали сюда?
— Ну, если такъ, то твоя мама не будетъ больше плакать, сказала молодая женщина, принимаясь за работу, чтобы дать иное направленіе своимъ мыслямъ.
Но хотя она только одинъ разъ обнаружила передо мною свое горе, я нерѣдко замѣчалъ потомъ слѣды слезъ на ея лицѣ, которые она старалась замаскировать неестественной веселостью.
Такъ проходили годы и, наконецъ, въ одно ясное лѣтнее утро мнѣ сказали о рожденіи маленькой сестры. Я пришелъ въ самый искренній восторгъ. Меня такъ восхищала мысль имѣть новаго товарища игръ, который будетъ зависѣть отъ моей воли и принадлежать мнѣ вполнѣ. Я страстно привязался къ этому крошечному созданію, такъ что даже необходимость вернуться въ школу, по случаю рожденія маленькой Віолетты, не охладила моихъ чувствъ. Моя мать рѣшила однако, что я буду возвращаться домой каждую субботу; это мнѣ было очень пріятно.
До сихъ поръ она сама давала мнѣ уроки, и я крайне жалѣлъ о прекращеніи этихъ занятій, которыя молодая женщина умѣла сдѣлать такими легкими и интересными, но теперь заботы о новорожденномъ ребенкѣ отнимали у нея слишкомъ много времени, чтобы она могла продолжать заниматься со мною. Кромѣ того, мнѣ уже минуло одиннадцать лѣтъ, я становился большимъ мальчикомъ и былъ въ состояніи теперь серьезно пройти школьный курсъ.
Мой прежній товарищъ, хромой Джемми, очень радовался моему возвращенію. Онъ часто гостилъ у насъ въ Лилифильдсѣ, такъ что ваша дружба нисколько не охладѣла. Въ школѣ онъ замѣнялъ мнѣ отсутствующую семью, но что окончательно примирило меня съ необходимостью разстаться съ домашними, это подарокъ отца. Онъ купилъ мнѣ красивенькаго пони, на которомъ я ѣздилъ изъ дома въ училище и обратно.
Труднѣе всего была для меня разлука съ крошкой Віолеттой. Я рыдалъ надъ нею такъ сильно, что моя мать тоже заплакала и молила Бога послать благословеніе мальчику, который замѣнилъ ей роднаго сына. Мнѣ было пріятно сознавать, что мать меня любитъ, потому что и я горячо любилъ ее въ свою очередь, но все-таки, возвращаясь по субботамъ на своемъ пони въ Лилифильдсъ, я думалъ исключительно о свиданіи съ сестрою, о томъ, какъ я буду носить ее на рукахъ или возить въ ручной колясочкѣ между копнами только что скошеннаго, душистаго сѣна.
Удивительно, что я любилъ Віолетту больше родителей, хотя моя вторая мать окружала меня ласками и заботами съ перваго момента нашего знакомства, а отецъ совершенно перемѣнился ко мнѣ съ тѣхъ поръ, какъ она вошла къ намъ въ домъ. Этой женщинѣ я былъ обязанъ рѣшительно всѣмъ, но я успѣлъ привыкнутъ къ своему счастью и принималъ его, какъ нѣчто должное.
Мои родители очень гордились своей маленькой дочкой, которая скоро сдѣлалась прелестной дѣвочкой; однако она какъ будто доставляла имъ больше горя, чѣмъ радости. Нерѣдко, когда мы оба рѣзвились съ нею въ саду, я замѣчалъ устремленный на нее взглядъ нашей матери. Въ ея глазахъ было при этомъ столько тревожной нѣжности и затаенной печали! Одинъ разъ она схватила дѣвочку на руки, прижала къ сердцу и принялась покрывать безумными поцѣлуями ея золотистыя кудри.
— Крошка моя, что будетъ съ тобою, если я умру? Боже мой, куда ты дѣнешься? повторила мать со слезами на глазахъ, совершенно забывъ о моемъ присутствіи.
Я былъ все еще слишкомъ молодъ, чтобы понять истинное значеніе ея словъ, но догадался, что она намекаетъ на свою смерть и боится, что безъ нея никто не съумѣетъ такъ заботливо ухаживать за Віолеттой. Я подошелъ къ ней съ рѣшительнымъ видомъ, въ полной увѣренности, что могу взять на себя отвѣтственность за младшую сестру.
— Не бойтесь, мама, сказалъ я покровительственнымъ тономъ. — Какъ только я выросту большой, то непремѣнно куплю собственный домъ и лучшія комнаты въ немъ отдамъ нашей Віолеттѣ!
Мать обратила ко мнѣ свой ласковый, серьезный взглядъ, а потомъ соединила насъ обоихъ въ одномъ тѣсномъ объятіи.
— Настоящій сынъ своего отца! повторила она между поцѣлуями. — Преданный, любящій мальчикъ! Дѣйствительно, милый Чарли, мнѣ рѣшительно нечего бояться: если я умру раньше васъ, то ты вмѣстѣ съ папой будешь заботиться о сестрѣ.
Между тѣмъ мой отецъ былъ совершенно доволенъ судьбою. Съ нимъ произошла та же самая перемѣна, какъ и со мной: въ свѣтломъ и радостномъ настоящемъ пртонуля тѣ мрачные годы, которые онъ провелъ среди мрачнаго одиночества въ своемъ заброшенномъ домѣ.
Мнѣ кажется, въ цѣломъ мірѣ не было семьи счастливѣе нашей. Домашнія дрязги и ссоры никогда не возмущали мирной жизни въ Лилифильдсѣ; хозяйство шло прекрасно; я и Віолетта постепенно подростали. Мы походили на экипажъ какого нибудь корабля, благополучно причалившаго къ тихой пристани и не боявшагося бурь, которыя свирѣпствуютъ въ открытомъ морѣ.
Каждую субботу, возвращаясь домой изъ школы, я заставалъ моего отца за работой — въ лѣтнее время на свѣжемъ воздухѣ, а зимою — въ комнатѣ. Его лицо постоянно свѣтилось тихой улыбкой довольства, какъ будто онъ не имѣлъ ни малѣйшаго повода къ огорченію. Дѣйствительно, такъ было и на самомъ дѣлѣ: жена отдаляла отъ него всякую бездѣлицу, которая могла причинить ему досаду. Она заботилась о немъ, какъ о больномъ ребенкѣ, котораго опасно безпокоить. Моя мать всегда внимательно наблюдала за хозяйствомъ, проходя своей неслышной походкой изъ кухни въ кладовую или погребъ и снова возвращаясь въ комнаты, между тѣмъ какъ маленькая Віолетта всюду ходила за нею, цѣпляясь ручонками за ея платье.
Я считалъ мою мать идеаломъ благородства и до сихъ поръ не измѣнилъ о ней своего мнѣнія. Только одно обстоятельство казалось мнѣ нѣсколько подозрительнымъ или скорѣе страннымъ, потому что я не позволялъ себѣ по отношенію къ ней ни тѣни подозрѣнія: меня удивляло, почему мы никогда не принимаемъ у себя гостей. Въ прежнее время мой отецъ былъ такъ несообщителенъ, что никто и не искалъ его знакомства, но моя мать совершенно измѣнила нашу домашнюю жизнь и была такой веселой и привѣтливой женщиной, что мнѣ становилось грустно при мысли о нашей замкнутости и отчужденіи отъ сосѣдей. Я былъ юношей лѣтъ пятнадцати, когда предложилъ ей одинъ разъ подобный вопросъ, но она постаралась уклониться отъ прямаго отвѣта.
— Видишь-ли, Чарли, сказала она: — когда я рѣшилась посвятить свою жизнь твоему отцу, то я заранѣе знала, что мнѣ придется отказаться отъ свѣтскихъ удовольствій и жить исключительно для него. Намъ обоимъ не нужно никакихъ развлеченій внѣ дома: мы вполнѣ счастливы въ нашемъ семейномъ кругу, съ тобой и Віолеттой.
Но все-таки мнѣ казалось, что священнику съ женой не мѣшало-бы отъ времени до времени сдѣлать намъ визитъ въ Лилифильдсѣ, потому что они были знакомы со всѣми прихожанами, а я былъ бы очень радъ случаю принять участіе въ забавахъ молоденькихъ сыновей эсквайра Робертса, жившаго по сосѣдству въ своемъ имѣніи. Между тѣмъ, къ намъ никто не показывался, кромѣ доктора, который иногда заѣзжалъ поболтать съ моимъ отцомъ.
Когда я сдѣлался постарше и мнѣ случалось слышать, что посторонніе люди также удивляются нашему образу жизни, то я пришелъ къ тому заключенію, что отецъ вступилъ въ неравный бракъ и тѣмъ удалилъ отъ себя всѣхъ знакомыхъ. Къ тому-же моя мать по временамъ получала отъ кого-то письма, которыя тщательно старалась скрывать; зная ея безграничную любовь къ отцу и прямоту характера, я терялся въ недоумѣніи. Наконецъ мои догадки подтвердились на дѣлѣ. Въ одно утро мать вышла къ завтраку, сильно озабоченная и совершенно непохожая на себя; когда она говорила со мной и Віолеттой, ея голосъ звучала необыкновенно странно. Мы оба инстинктивно сознавали, что подъ этимъ кроется что нибудь серьезное и сидѣли молча, но отецъ чувствовалъ себя въ этотъ день несовсѣмъ хорошо и потому выказывалъ нѣкоторую раздражительность. Ему хотѣлось остаться дома, а между тѣмъ мать приводила множество доводовъ, доказывая, что ему необходимо отправиться верхомъ въ ближайшій городъ и взять меня съ собою. Отецъ сначала дѣлалъ возраженія, но когда его жена стала умолять исполнить ея просьбу, онъ согласился. Нѣжная привязанность къ любимой женщинѣ взяла верхъ надъ его нерѣшительностью. Мы встали изъ за стола и тотчасъ отправились. Погода далеко не благопріятствовала нашей поѣздкѣ, но мать надавала намъ разныхъ ничтожныхъ порученій, такъ что, изъ угожденія ей, мы были принуждены покориться своей участи. Отъѣхавъ, нѣсколько миль отъ Лилифильдса, мы замѣтили, что мой пони повредилъ себѣ копыта, и я былъ почти радъ этому предлогу вернуться домой. Отецъ нашелъ нужнымъ отправить меня обратно, приказывая ѣхать какъ можно тише, между тѣмъ какъ онъ самъ отправился дальше.
Вернувшись къ себѣ, я отвелъ пони въ конюшню и, незамѣченный никѣмъ, вошелъ въ прихожую нашего дома. Каково было мое изумленіе, когда я услышалъ въ пріемной спорящіе голоса! Не отдавая себѣ отчета въ своемъ поступкѣ, я быстро отворилъ дверь, но моя мать обернулась въ ту сторону и, увидѣвъ, что я стою на порогѣ, тихонько вытолкнула меня обратновъ прихожую.
— Уйди отсюда, прошептала она съ очевидной тревогой, — ступай въ свою комнату на верхъ, спрячься куда нибудь и не возвращайся сюда, пока я сама не позову тебя!
Ея глаза сверкали лихорадочнымъ блескомъ, а на щекахъ горѣли багровыя пятна. Я замѣтилъ, что она очень разстроена, и мнѣ захотѣлось во что-бы то ни стало найти ключъ къ этой загадочной исторіи.
— Кто у васъ здѣсь? спросилъ я съ любопытствомъ, потому что замѣтилъ въ гостинной женскую фигуру.
— А, вотъ что! вамъ, молодой человѣкъ, хочется узнать, кто я такая, не правда-ли? раздался хриплый голосъ женщины, которая говорила заплетавшимся языкомъ, выглядывая изъ-за полуотворенной двери. — Ничего, посмотрите на меня, если это вамъ пріятно; мнѣ нечего стыдиться самой себя, какъ нѣкоторымъ другимъ, — прибавила она, язвительно подчеркивая послѣднія слова. Дверь гостинной отворилась настежь, и я увидѣлъ передъ собою совершенно незнакомую особу.
Эта личность, можетъ быть, была въ свое время красивой, но теперь на ея красномъ, пятнистомъ и одутловатомъ лицѣ исчезъ всякій слѣдъ прежней красоты. Ея глаза были налиты кровью, волосы растрепаны, платье измято и неопрятно. Если она и была когда нибудь женщиной хорошаго круга, въ чемъ я однако сильно сомнѣвался, то теперь у нея былъ самый неприличный видъ. Незнакомая особа представляла поразительный контрастъ съ моею матерью, стоявшей возлѣ нея, какъ живое воплощеніе благородства, съ своимъ кроткимъ и печальнымъ лицомъ. Эта посѣтительница внушала мнѣ положительное отвращеніе.
— Кто она такая? повторилъ я, не скрывая своей антипатіи. Тонъ моихъ словъ показался ей обиднымъ и она начала что-то кричать мнѣ издали своимъ пронзительнымъ голосомъ. Моя мать еще больше встревожилась.
— Чарли, любишь-ли ты меня? шопотомъ спросила она.
— Люблю-ли?.. Разумѣется!
— Такъ уйди въ свою комнату сейчасъ-же, немедленно, и подожди тамъ моего прихода! Потомъ я переговорю съ тобою, я разскажу тебѣ все… Только теперь уходи поскорѣе!
Моя мать говорила такимъ серьезнымъ тономъ, что я не сталъ ей противорѣчить и немедленно ушелъ, не слушая какихъ-то обидныхъ замѣчаній на мой счетъ, которыя кричала мнѣ вслѣдъ незнакомая посѣтительница. Однако, оставшись одинъ, я съ досадой вспоминалъ предшествующую сцену. Появленіе посторонняго лица въ нашемъ домѣ само по себѣ представляло необыкновенное событіе; кромѣ того, эта особа позволяла себѣ дерзко обращаться съ моею матерью. Между тѣмъ, мнѣ было уже пятнадцать лѣтъ, и я могъ-бы вполнѣ защитить ее отъ оскорбленій; но почему-же она не позволила мнѣ выпроводить непрошенную гостью за двери, а вмѣсто того еще отослала меня самого на верхъ, до окончанія своихъ переговоровъ съ нею, точно я былъ такой-же маленькій и неразумный, какъ наша Віолетта? Тутъ мнѣ вспомнились старанія матери удалить меня съ отцомъ на цѣлый день изъ Лилифильдса, и я понялъ, что она ждала посѣщенія странной гостьи и готовилась къ нему. Слѣдовательно, мои предположенія подтверждаются: у матери есть родственники, которыхъ она стыдится и не допускаетъ до сближенія съ моимъ отцомъ. Бѣдная мать! Если она выросла между такими людьми, какъ эта странная пріѣзжая женщина, то мнѣ отъ души ее жаль. Я до того былъ увѣренъ въ справедливости моихъ догадокъ, что даже не искалъ имъ подтвержденія. Наконецъ въ мою комнату пришла мать. Она положила голову ко мнѣ на шею, и истерически зарыдала. Я утѣшалъ ее, какъ только могъ, и не сталъ безпокоить безполезными разспросами.
— Не говори ничего объ этомъ своему отцу, дорогой Чарли сказала она, уходя отъ меня. Не намекай ни единымъ словомъ на то, чему ты былъ сегодня свидѣтелемъ. Обѣщай мнѣ это, другъ мой! Я не успокоюсь, пока ты не дашь мнѣ слова, что никому не проговоришься.
Я далъ честное слово сохранить ея тайну, но этотъ случай произвелъ на меня сильное впечатлѣніе.
Вскорѣ послѣ того отецъ опредѣлилъ меня, по моему собственному желанію, къ одному архитектору въ Лондонѣ, въ качествѣ ученика, и съ тѣхъ поръ мои посѣщенія нашего уютнаго гнѣздышка въ Лилифильдсѣ сдѣлались очень рѣдки. Но меня утѣшали часто получаемыя извѣстія изъ дому; я зналъ, что тамъ все шло прекрасно, и радовался, что стою на прямой дорогѣ къ самостоятельному положенію.
Прилежно изучая свою спеціальность въ теченіе двухъ лѣтъ, я наконецъ собрался подольше погостить у родителей, какъ вдругъ передъ самымъ отъѣздомъ получилъ письмо отъ нашего деревенскаго врача; онъ приглашалъ меня немедленно вернуться домой, потому что отецъ серьезно боленъ и нѣтъ никакой надежды на его выздоровленіе. Я хорошо понялъ, что это значило, и по пріѣздѣ въ Лилифильдсъ мои предчувствія вполнѣ оправдались: отца уже не было въ живыхъ. Онъ умеръ внезапно, отъ болѣзни сердца, почувствовавъ себя больнымъ только за два часа до смерти. Это событіе подѣйствовало на меня потрясающимъ образомъ. Я никогда не любилъ отца такъ сильно, какъ мою вторую мать. Прежнее отчужденіе, которое я чувствовалъ къ нему съ самаго дѣтства, помѣшало нашему тѣсному сближенію впослѣдствіи, но все-таки онъ былъ мнѣ очень дорогъ, между тѣмъ какъ для матери его смерть представляла невознаградимую потерю. Однако она не обнаруживала своей глубокой печали. При нашей первой встрѣчѣ, меня поразило ея невозмутимое спокойствіе. День и ночь проводила эта женщина у трупа своего умершаго мужа, не выронивъ ни одной слезы; о его смерти она говорила съ такимъ хладнокровіемъ, какъ будто здѣсь дѣло шло о какой нибудь непродолжительной поѣздкѣ, изъ которой онъ непремѣнно долженъ скоро вернуться. Однако ея сухіе глаза ни на минуту не смыкались сномъ, а въ лицѣ не было ни кровинки. Такъ прошелъ первый день; на слѣдующій вечеръ я нашелъ нужнымъ заговорить съ ней о дѣлахъ; мнѣ было уже восемнадцать лѣтъ и я не на шутку считалъ себя вполнѣ сложившимся, серьезнымъ человѣкомъ.
— Матушка, сказалъ я, гдѣ хранится завѣщаніе моего покойнаго отца?
— У него не было сдѣлано никакаго завѣщанія, дорогой Чарли!
— Никакого завѣщанія! Какая небрежность!
— Переставь, прошу тебя!
Она не хотѣла допустить, чтобы въ ея присутствіи осуждали человѣка который былъ ей безгранично дорогъ.
— Но завѣщаніе отца должно-же гдѣ нибудь найтись, настаивалъ я.
— Другъ мой, я тебѣ говорю, что его никогда не существовало. Эта мысль отравила послѣднія минуты твоего отца, но я съ своей, стороны очень рада, что такъ случилось.
— Лилифильдсъ и все, что въ немъ находится, конечно, достанется вамъ, замѣтилъ я самымъ рѣшительнымъ тономъ. Никто другой не имѣетъ на это большаго права, чѣмъ вы. Живите здѣсь съ Віолеттой до конца дней. Не правда-ли, вѣдь вы согласны?
— Не спрашивай меня, дорогой Чарли, не думай объ этомъ… по крайней мѣрѣ, теперь! Подождемъ пока… пока… все кончится, а тамъ рѣшимъ, что дѣлать!
Но пока все было кончено, наша судьба рѣшилась сама собою.
Это случилось наканунѣ похоронъ. Послѣ печальной церемоніи, когда металлическій гробъ моего отца былъ въ нашемъ присутствіи наглухо запаянъ свинцомъ, я почувствовалъ себя такимъ разстроеннымъ, что вздумалъ уйти въ свою комнату отдохнуть. Вдругъ мое вниманіе было привлечено стукомъ экипажа, въѣхавшаго во дворъ. Я съ любопытствомъ выглянулъ изъ окна, прикрываясь спущенной занавѣской, потому что намъ некого было ждать на похороны.
Наемный экипажъ, безпорядочно нагруженный всякимъ хламомъ, остановился у подъѣзда и изъ него, къ моему величайшему изумленію вышла та самая женщина съ краснымъ лицомъ, которую я засталъ одинъ разъ въ гостинной два года назадъ. Я тотчасъ рѣшилъ не пускать ее въ домъ, какъ-бы ни было близко ея родство съ моею матерью. Никто не имѣлъ права такъ безцеремонно безпокоить убитую горемъ вдову. Я торопливо спустился съ лѣстницы и загородилъ пріѣзжей дорогу, столкнувшись съ нею у входныхъ дверей.
— Извините, сударыня, сказалъ я ей: — миссисъ Веръ не можетъ принимать гостей въ такую минуту. У насъ случилось большое несчастіе и…
— Мнѣ все отлично извѣстно о вашемъ несчастіи, грубо прервала меня гостья: — еслибы этого не случилось, то меня не было-бы здѣсь.
— Но миссисъ Веръ не можетъ васъ приняты повторилъ я.
— А кто это такая миссисъ Веръ, позвольте спросить? задорно возразила незнакомая женщина.
— Миссисъ Веръ — моя мать, гордо отвѣчалъ я, — и я не позволю ее огорчать и безпокоить.
— Въ самомъ дѣлѣ, молодой человѣкъ! Меня очень удивляетъ, что вы позволяете себѣ такой тонъ по отношенію ко мнѣ; я должна сказать вамъ однако, что я хозяйка въ своемъ домѣ и прошу васъ замолчать! Эй, вы! крикнула она служанкамъ, которыя выбѣжали изъ кухни, привлеченныя громкимъ разговоромъ въ прихожей. Нечего стоять, разиня ротъ! Помогите-ка извощику внести на верхъ мои чемоданы. Живо! да смотрите, не растеряйте чего нибудь!
Я стоялъ, совершенно ошеломленный ея дерзостью.
Сначала я не зналъ, что сказать, но когда эта противная личность прошла мимо меня въ пріемную и грузно опустилась въ собственное кресло моего отца, я пошелъ за нею и счелъ нужнымъ принять свои мѣры противъ такого нахальства.
— Я рѣшительно не понимаю, на чемъ вы основываете свои притязанія, сказалъ я. — Миссисъ Веръ единственная хозяйка этого дома и…
— Прекрасно, молодой человѣкъ, но предположимъ, что миссисъ Веръ — это я!
— Я не могу допустить такой нелѣпости. Вы сами не зна ете, что говорите. Моя мать…
— Ваша матъ! Скажите мнѣ, пожалуйста, какъ васъ зовутъ и сколько вамъ лѣтъ?
— Зовутъ меня Чарльсъ Веръ и мнѣ недавно минуло восемнадцать лѣтъ, отвѣчалъ я, подъ вліяніемъ какого-то тайнаго побужденія.
— Вотъ именно! Я такъ и думала, что вамъ восемнадцать! Ну, такъ знайте: я — миссисъ Веръ, ваша мать.
— Моя мать! Да вы, кажется, не въ своемъ умѣ! Какъ вы смѣете оскорблять память человѣка, который только что отдалъ Богу душу? Моя мать! Вѣдь она умерла много лѣтъ назадъ, такъ что я даже ее и не помню.
— Умерла? Вотъ глупости! Это натолковала вамъ, вѣроятно, та красивая высокая барыня, которая занимала здѣсь мое мѣсто. Но теперь пришла моя очередь. Я вдова вашего отца и все, что осталось послѣ его смерти, принадлежитъ мнѣ по праву, а ее я немедленно выгоню вонъ, не будь я хозяйка Лилифильдса, миссисъ Дженъ Веръ!
— Вы лжете! закричалъ я, выведенный изъ терпѣнія.
Это спившееся, потерянное существо осмѣливалось называть себя моей матерью, между тѣмъ какъ я былъ твердо увѣренъ, что ея давно не было въ живыхъ! Подобная мысль была положительно чудовищна и я отказывался ей вѣрить. Но только что слова обвиненія и гнѣва сорвались съ моихъ губъ, какъ я поднялъ голову и увидѣлъ свою матъ — женщину, спасшую отъ нравственной гибели меня и моего отца, ту, которая внесла столько свѣта и радости въ его заброшенный домъ, въ его разбитое существованіе! Она стояла на порогѣ, спокойная и блѣдная, какъ мраморное изваяніе; черная траурная одежда дѣлала ее похожей на прекрасное олицетвореніе смерти.
— Матушка, развѣ это правда? вскричалъ я, обращаясь къ ней.
— Правда, Чарли, дорогой мой мальчикъ, мой преданный, добрый сынъ! Опомнись и приди въ себя. Перенеси это, какъ слѣдуетъ мужчинѣ: все, что ты узналъ, совершенная правда?
— Такъ эта… эта женщина была женою моего отца?
— Да, Чарли!
— А вы, матушка? воскликнулъ я въ смертельномъ волненіи.
— А я была только женщиной, которую онъ любилъ! отвѣчала она, опуская глаза. Ты не долженъ считать меня его законной женою.
— Все таки я всегда буду уважать васъ, какъ свою матъ. Вы цѣлые годы были преданнымъ другомъ моего отца, вы спасли ему жизнь и разсудокъ и были настоящей его женой, а мнѣ — матерью.
Мое волненіе разрѣшилось слезами. Я былъ сильно потрясенъ случившимся. Мать подошла ко мнѣ и нѣжно положила свою руку на мою склоненную голову.
Тогда другая женщина, о существованіи которой я не могу вспомнить безъ ужаса, воспользовалась преимуществомъ своего положенія и принялась оскорблять и позорить свою соперницу. Съ ея языка лились потокомъ такія слова, какихъ я никогда не слыхалъ ни отъ одной личности женскаго пола. Это отрезвило меня и заставило опомниться отъ удара. Въ моемъ присутствіи унижали самое близкое и дорогое мнѣ существо.
— Замолчите! крикнулъ я громкимъ, повелительнымъ тономъ. — Еслибы вы двадцать разъ были моею родной матерью, я бы и тогда не позволилъ вамъ произносить подобныхъ словъ! Если вы законная жена моего отца, зачѣмъ-же вы бросили нашъ домъ и предоставили другимъ исполнять ваши собственныя священныя обязанности?
— Вотъ эта особа можетъ лучше меня отвѣтить на вашъ вопросъ. Ей хорошо извѣстно, почему для меня не было мѣста въ этомъ домѣ!
— Это не правда! тихонько возразила мать, безъ всякаго гнѣва. Я не стала-бы осуждать вашего поведенія въ присутствіи Чарльса, потому что мы цѣлые годы скрывали отъ него истину, но вы позволяете себѣ клеветать на усопшаго и я должна оправдать его въ глазахъ сына. Вы покинули своего мужа и ребенка за много лѣтъ до того времени, когда я сошлась съ мистеромъ Веромъ. Вы бросили Чарли на произволъ судьбы, когда онъ былъ еще крошечнымъ ребенкомъ, но вашъ мужъ по своей добротѣ простилъ вамъ все, такъ какъ вы умоляли его позволить вамъ вернуться обратно. Онъ снова принялъ васъ въ свой домъ, какъ хозяйку и мать, но когда вы бросили его вторично, законъ не могъ возвратить ему свободы. Ему было суждено оставаться всю жизнь одинокимъ, обезславленнымъ, безъ всякой нравственной поддержки и утѣшенія, между тѣмъ какъ вы… но вы сами лучше меня можете разсказать своему сыну, какую жизнь вы вели съ тѣхъ поръ.
— А все таки я настоящая миссисъ Веръ, возразила та: — мой мужъ не оставилъ духовнаго завѣщанія; его имущество принадлежитъ мнѣ и потому я покорнѣйше прошу васъ взять отсюда свою дѣвчонку и немедленно очистить мой домъ.
— Матушка, но вѣдь это безчеловѣчно! Этого не можетъ быть!
— Такъ должно быть, Чарли, въ силу закона. Я предвидѣла и знала все это раньше, чѣмъ согласилась поселиться здѣсь и сойтись съ твоимъ отцомъ. Онъ не думалъ обманывать меня и всегда поступалъ со мною честно. Если я жалѣю о томъ, что онъ откладывалъ составленіе завѣщанія до самой смерти, то вовсе не въ видахъ матеріальной выгоды. Это несчастное обстоятельство отравило ему послѣднія минуты, но онъ не былъ виноватъ въ такой непредвидѣнной случайности. Я знаю, что онъ безгранично любилъ меня, и мнѣ совершенно довольно этого сознанія.
— Но я не хочу принимать на вѣру словъ какой-то неизвѣстной личности, не имѣя подъ руками фактическихъ доказательствъ, воскликнулъ я. — Нужно сію минуту послать Элленъ за стряпчимъ. Я не могу оставить васъ наединѣ съ этой отвратительной женщиной.
— Перестань, Чарли, она — твоя родная мать.
— Я не желаю признавать ее своею матерью, запальчиво возразилъ я. — Вы были моей единственной, настоящей матерью и я буду помнить это до конца дней.
Мистеръ Шорбери, стряпчій, немедленно пришелъ, но онъ не могъ сказать мнѣ ничего утѣшительнаго. Мой бѣдный отецъ постоянно откладывалъ со дня на день составленіе завѣщанія, пока наконецъ было слишкомъ поздно поправить эту ошибку. Такимъ образомъ онъ оставилъ безъ всякихъ средствъ къ жизни собственную дочь и ту женщину, которая пожертвовала изъ любви къ нему своей репутаціей, положеніемъ въ обществѣ, и провела лучшіе годы жизни въ уединенномъ деревенскомъ домѣ, посвящая семьѣ всѣ свои заботы. Между тѣмъ законная жена, разбившая его существованіе, — спившееся, низко павшее существо, — послѣ его смерти вошла полновластной хозяйкой въ его домъ, въ силу закона требуя свою часть наслѣдства. Главнымъ наслѣдникомъ былъ, конечно, я самъ, но моя любимая мать и дорогая сестра Віолетта не имѣли права оставаться въ Лилифильдсѣ; онѣ были совершенно покинуты на произволъ судьбы.
— Однако, сказалъ я стряпчему Шорбери, — моей матери, конечно, нѣтъ необходимости уходитъ отсюда до похоронъ?
— Разумѣется, отвѣчалъ тотъ, но — какъ вы думаете — прилично-ли ей здѣсь оставаться при настоящихъ обстоятельствахъ? Миссисъ Веръ имѣетъ право удалить ее отсюда и, повидимому, она не поцеремонится сдѣлать это.
Моя мать была вполнѣ согласна съ мистеромъ Шорбери; она необыкновенно быстро уложила свои вещи. Миссисъ Веръ тщательно наблюдала за этой укладкой, боясь, чтобы она не взяла чего нибудь, не принадлежащаго ей. Послѣ этого, мать и сестра хотѣли отправиться ночевать въ женѣ священника, которая, надо отдать ей справедливость, предложила имъ пріютъ въ своемъ домѣ, узнавъ о томъ, что происходитъ въ Лилифильдсѣ.
— Готовы-ли вы, дорогая матушка? печально спросилъ я, подойдя къ ней въ прихожей и взявъ ее подъ руку.
— Надѣюсь, мистеръ Чарльсъ, что вы скоро вернетесь? крикнула своимъ пронзительнымъ голосомъ миссисъ Веръ, стоявшая на верхнихъ ступеняхъ лѣстницы.
Я остолбенѣлъ.
Мнѣ вернуться? Неужели эта женщина могла допустить подобную мысль, неужели она думала, что я могу остаться жить при ней?
— Мы такъ долго были въ разлукѣ съ вами, продолжала она; — теперь вашъ отецъ скончался и у меня нѣтъ никого, кромѣ васъ. Конечно, вы разсчитываете получить мою долю наслѣдства послѣ моей смерти, такъ что намъ лучше всего забыть о прошломъ и предоставить мертвымъ покоиться вѣчнымъ сномъ. Что вы на это скажете, а?
— Мнѣ ничего не нужно отъ васъ, сударыня, гордо отвѣтилъ я; — если домъ принадлежитъ вамъ по закону, пользуйтесь имъ въ добрый часъ!
— Чарли, дорогой, вспомни, отъ чего ты отказываешься? шепнула мнѣ на ухо моя мать.
— Я помню только о васъ, матушка!
— Та-та-та! вотъ еще новости! крикнула мнѣ въ догонку миссисъ Веръ. — Вы, мистеръ Чарли, кажется, забыли, что ваша родная мать — это я?
Не выпуская руки своей матери, я обернулся лицомъ къ миссисъ Веръ.
— Я ничего не забылъ, сударыня, хотя очень желалъ-бы забыть. Я помню, что здѣсь, возлѣ меня, стоитъ женщина, которая любила тѣхъ, кого вы бросили, заботилась о нихъ и сдѣлала меня человѣкомъ. Повторяю вамъ еще разъ: она настоящая жена моего покойнаго отца и моя настоящая мать передъ Богомъ. Если ихъ союзъ не былъ благословленъ людьми, то его благословилъ Господь. Она спасла насъ обоихъ отъ нравственной смерти и заслужила мою сыновнюю преданность и любовь.
Съ этими словами я вышелъ съ своей матерью изъ воротъ Лилифильдса, съ твердымъ намѣреніемъ посвятить ей и маленькой сестрѣ всѣ свои труды и заботы. Моей первой мыслью было отыскать для нея мирный уголокъ, гдѣ она могла-бы успокоиться послѣ пережитыхъ несчастій и провести съ нами остатокъ своихъ дней.