ВОТАНЪ тяжело опустился въ свое кресло за большимъ письменнымъ столомъ, заваленнымъ различными бумагами и счетами, съ цѣлой грудой корреспонденціи, приходящей отовсюду. На видномъ мѣстѣ, красовался портретъ принца Генриха Прусскаго въ тяжелой бронзовой рамѣ и съ личной размашистой подписью принца, идущей черезъ всю нижнюю часть его портрета.
Указавъ рукой на кресло, стоявшее напротивъ, Вотанъ вскинулъ глаза на посѣтителя и сказалъ:
— Итакъ–я васъ слушаю!
Сѣвшій было незнакомецъ опять поднялся и спокойнымъ, привычнымъ голосомъ произнесъ:
— Согласно предписанію германскаго морского министерства за No 1748 отъ 22 Марта настоящаго года, имѣю честь явиться въ торговый домъ, „Артигъ и Вейсъ“ въ качествѣ управляющаго инженерно-техническимъ отдѣленіемъ фирмы. Фамилія моя–Вольфъ Карлъ, капитанъ флота его императорскаго величества императора Вильгельма.
При первыхъ словахъ капитана, старикъ Вотанъ поднялся и внимательно слушалъ.
Когда посѣтитель окончилъ, Вотанъ, не говоря ни слова, протянулъ ему руку. Вольфъ вынулъ бумажникъ и доставъ изъ него сложенную вчетверо толстую голубоватую бумагу, украшенную сверху чернымъ германскимъ орломъ, подалъ ее Вотану. Тотъ быстро пробѣжалъ ее и вновь поднялъ глаза на посѣтителя.
— Итакъ, — что это значитъ? — спросилъ онъ.
— Правительство считаетъ неудобнымъ непосредственно сноситься съ вами по всѣмъ интересующимъ его вопросамъ въ настоящій моментъ, когда вы, господинъ Вотанъ, перестали быть германскимъ агентомъ, состоящимъ на службѣ нашего правительства, и приняли русское подданство, — раздѣляя каждое слово, внятно и твердо произнесъ капитанъ.
— Правительство, кажется, можетъ быть мною довольнымъ? — замѣтилъ, криво улыбнувшись, Вотанъ. — Я сдѣлалъ свое дѣло и поставилъ все... предпріятіе очень широко.
При этихъ словахъ Вотанъ разсмѣялся сухимъ и почти беззвучнымъ смѣхомъ.
По красивому лицу капитана скользнула веселая и нѣсколько лукавая улыбка, и онъ поклонился.
— Правительство чрезвычайно довольно вами! — сказалъ онъ. — Но правительство полагаетъ, что вы будете гораздо свободнѣе въ своей дѣятельности, когда при васъ будетъ человѣкъ, который поддержитъ непосредственныя связи, какъ съ Берлиномъ, такъ и съ тѣми лицами, которыя находятся съ нами въ дѣловыхъ сношеніяхъ. Я провелъ довольно долгое время въ Индіи, Китаѣ, а послѣднія три недѣли я жилъ въ Японіи, гдѣ у меня отличныя и дружескія отношенія.
— Кстати, — добавилъ послѣ минутнаго молчанія капитанъ, — передъ отъѣздомъ я имѣлъ честь откланиваться его высочеству принцу Генриху, который, какъ вамъ извѣстно, особенно интересуется Тихимъ океаномъ, и считаетъ, что ареной будущаго международнаго спора будутъ именно здѣшнія воды. Его высочеству угодно было приказать мнѣ передать вамъ его искренній привѣтъ и пожеланія долгой жизни на пользу нашей дорогой родины.
Вотанъ вышелъ изъ-за стола и протянулъ обѣ руки пріѣзжему.
— А я думалъ, — сказалъ онъ, — что въ Берлинѣ произошли перемѣны въ правительствѣ и стараго Вотана забыли. Тамъ могутъ думать, что Вотанъ только коммерсантъ, но онъ, повѣрьте мнѣ, капитанъ, и — политикъ. Вы убѣдитесь въ этомъ сами. Здѣсь все подготовлено, все предусмотрѣно. Я вспоминаю пребываніе принца въ моемъ домѣ и считаю это время счастливѣйшимъ въ моей жизни.
Черезъ нѣсколько минутъ въ чертежную вышелъ Вотанъ вмѣстѣ съ пріѣзжимъ и, къ удивленію клерковъ, представилъ имъ ихъ новаго начальника.
Вольфъ началъ знакомиться съ каждымъ, бесѣдуя съ нимъ и разспрашивая о его прошлой службѣ и о дѣлахъ, которыми онъ завѣдуетъ.
Въ тотъ же день, послѣ закрытія магазина въ клубѣ для приказчиковъ и клерковъ торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“ шли оживленные разговоры о новомъ служащемъ, котораго съ такимъ почетомъ и даже долей тревоги, очень чутко подмѣченной служащими, встрѣтилъ и обводилъ по всему огромному зданію торговаго дома самъ всемогущій Вотанъ.
Когда молодые служащіе вышли на площадку, гдѣ былъ устроенъ теннисъ и начали игру, неожиданно появился и тотъ, о комъ такъ много говорилось въ этотъ день среди служащихъ торговаго дома. Онъ быстро перезнакомился съ собиравшимися играть клерками и просилъ принять его въ одну изъ партій. Вскорѣ игра началась.
Ловкость, изящныя движенія и необычайный навыкъ къ игрѣ очень всѣмъ понравились, и Вольфъ сразу пріобрѣлъ особыя симпатіи у молодежи. Когда его хвалили и разспрашивали, гдѣ онъ научился такъ мастерски играть, онъ весело улыбался и, пожимая плечами, говорилъ:
— Я служилъ въ Лондонѣ въ большомъ торговомъ домѣ и, вмѣстѣ съ моими сослуживцами природными англичанами, я также увлекался этой игрой и проявилъ въ ней извѣстныя способности.
Когда въ торговомъ домѣ замерла вся жизнь, и въ окнахъ не виднѣлось болѣе свѣта, когда лишь китайскіе сторожа бродили кругомъ, а по двору ходилъ дежурный, вооруженный револьверомъ и тихо посвистывалъ двумъ большимъ спущеннымъ съ цѣпи псамъ, только одно окно въ верхнемъ этажѣ зданія свѣтилось почти до утра.
Тамъ, открывъ большой, зеленый несгораемый шкафъ, стоявшій въ простѣнкѣ между двумя окнами чертежной и никогда при клеркахъ не открывавшійся, Вольфъ вынулъ три кожаныхъ портфеля и, перенеся ихъ на свой письменный столъ, внимательно изучалъ ихъ содержимое. Онъ что-то подсчитывалъ, вносилъ въ свою записную книжку отдѣльныя слова и цифры, а потомъ, когда побѣлѣло небо, а съ бухты донеслись гудки снимающихся съ якорей пароходовъ и послышались заунывные крики проснувшихся чаекъ, Вольфъ, аккуратно сложивъ бумаги и чертежи въ портфели, заперъ ихъ въ шкафъ. Потомъ онъ подошелъ къ своему столу и, взявъ тетрадь съ телеграфными бланками, набросалъ телеграмму слѣдующаго содержанія:
„Берлинъ, цейхгаузъ, консерватору музея Клейну. Принялъ магазинъ. Присланная вамъ перепись товаровъ правильна. Все нашелъ въ порядкѣ. По описи можно производить заказы. Вольфъ“.
Только послѣ этого капитанъ поднялся, расправилъ грудь и плечи и, тихо насвистывая какую-то фривольную пѣсенку, мелькомъ взглянулъ въ окно, но его холодные глаза безстрастно скользнули по красивому берегу, залитому нѣжными лучами восходящаго солнца, и не отразили въ себѣ ни восторга, ни того молитвеннаго чувства, которые охватываютъ человѣка, когда онъ присутствуетъ при радостномъ рожденіи дневного свѣтила.
Онъ спустился по лѣстницѣ и по корридору прошелъ въ большую комнату, гдѣ стояла приготовленная для него постель. Онъ быстро раздѣлся и легъ. Потушивъ электрическую лампочку, Вольфъ вздохнулъ и подумалъ:
— Вотъ и кончился первый день моего пребыванія здѣсь на берегу Тихаго океана, гдѣ Германіи суждено такъ скоро поднять свой мощный голосъ. Я послужу этому великому дѣлу.