Эмилия Пардо-Басан
[править]Михаил и Георгий
[править]Они встретились на берегах райской реки, голубой и спокойной, и, обрадованные встречей, в одно и тоже время остановились, радостно оглядывая и любовно приветствуя друг друга, И действительно, было им на что полюбоваться и чем порадовать зрение.
Безбородое лицо Михаила с красивыми, тонкими чертами, с белой и румяной кожей, как у молодой девушки, было открыто, и поднятое забрало шлема блестело над его челом как диадема. Белокурые волосы змеевидными мягкими кольцами вились, лаская его точеную шею, которой не скрывал вырез стальных с золотом наплечников. Кольчуга из серебряной чешуи обрисовывала прекрасные линии могучих и красивых форм его сильного стана; концы шарфа из пурпурного крепа, расшитого жемчугом, связаны были на бедре и ниспадали до нагих ног ио роскошной юбке; два громадные топаза застегивали ремни его сандалий; в правой руке он держал копье из полированного дуба с шелковой бахромой.
Сильные крылья архангела были из белых и нежных перьев, но у самого конца они были окрашены в пурпур, как будто напоенные кровью врагов Божьих.
У Георгия не было крыльев; он — человек, суровый воин, прекрасный, достойный откровенного восторга, с каким им любовался Михаил. Большой и сильный, он нес на себе с воинственной небрежностью и, как бы не чувствуя его веса, все воинское вооружение: выпуклую кирасу, железные перчатки, наколенники, наголенники, ноговицы, ошейник и шлем миланской работы. Все это было покрыто историческими изображениями, гравировкой, и сверкало ослепительно.
При всяком движении отдельные части вооружения ударялись друг о друга, производя ясный метрический звук. Легкий панаш увенчивал его каску, на верху которой был изображен дракон ив зеленой эмали.
Лицо Георгия, бледное, с голубыми глазами, дышало смелостью и верностью; острая русая бородка, делала его еще более мужественным.
— О, Георгий, воинственный князь! — сказал наконец архангел приветливо улыбаясь, — как я рад, что встретил тебя! Пойдем. — проводи меня, если какое либо повеление Царя нашего тебе этого не воспрещает.
— Я свободен и времени у меня хватит — отвечал Георгий. — Скоро уже и вооружение мое покроется ржавчиной, и рука моя не сумеет действовать копьем, ни пясть моя наносить удары. Я повесил щит мой на дереве Гесперид, и невинные ангелы, души умерших в младенчестве, ударяют в него, забавляясь ясным и резким звуком стали.
— Еще тебя призывают, Георгий, — объявил с почтительным выражением Михаил. Еще твое конное изображение, представляющее тот миг, когда ты вонзаешь свое копье в пасть чешуепокрытого дракона, виднеется на многих знаменитых грудях. Еще произносят имя твое с верою, чтобы поразить нечистого и ядовитого тарантула. Против всего нечистого, поганого, отвратительного тебя призывают, Георгий!
Следуя таким образом, они дошли до пещеры на одной из заводей небесной реки. Серебристый песок покрывал землю, и кое- где поднимали свои чашечки огненные лилии и возвышалась зелень, похожая на обнаженные шпаги. Призматические сталактиты блистали как алмазы, и светлый ключ предлагал свои чудные воды обоим героям, которые много раз после битвы отведывали ее и приобретали новые силы и мужество.
Георгий не хотел пить, но Михаил зачерпнул воду горстью руки. Затем они сели на кусок горного хрусталя, чистого и прозрачного как воздух.
— Я знаю, — сказал Георгий задумчиво, — что меня сделали покровителем рыцарей и что в Испании принято носить мое изображение на цепочке часов. Даже женщины носят его в браслетах, ожерельях, брошках и булавках. Я знаю, что меня вспоминают, когда на стенке скользит страшная тень черного и мохнатого паука, которого мое имя во власти остановить объятого страхом. — Но ты хорошо знаешь, непобедимый вождь, что между всеми теми, которые носят медаль Св. Георгия, нет никого достойного, быть принятым в смелый орден воинствующего рыцарства. Достойного быть принятым! Да, они достойны изгнания почти все… Кто между ними сохранил целомудрие, слово и честь; кто защитил сироту, уважал девушку, покровительствовал вдове, облегчал страдания, устрашал обманщиков и разбойников; кто боролся бесстрашно, неослабно, терпел голод, жажду и усталость, презирая тело в неотступном преследовании таинственного света идеала. Князь Михаил, мое назначение на земле закончено, мой меч может сломаться на две части, мое блестящее вооружение может заржаветь, — никто не идет по моим следам, уничтожать вечного дракона зла и подлости. В проклятом игорном притоне видел я людей, носящих мою рыцарскую медаль, и с отвращением видел ее служившей заголовком на письме падшей женщины, надушенном отвратительным мускусом.
Михаил внимательно слушал Георгия, задумчивый и спокойный; красивое лицо его было румяно, как лицо девушки. Он не мог отрицать, что наблюдения знаменитого князя были основательны. Действительно, обычаи и правила рыцарства исчезли со света. Он придвинулся наконец к Георгию и с той ласковой почтительностью, которую выказывал он, чистый и бессмертный дух, тому, кто был простым смертным в земной жизни, сказал:
— Ты можешь, княже, почить в славе своей. Тобою создалось самое прекрасное на земле: Воспоминания, готические башни с странными крышами, крепости, которые скорее сгорят, чем сдадутся, цветные оконницы, где ярко виднеется геральдический герб, летописи, в которых старые дела повествует тонкая кисть миниатюриста, старые романсы, что поют шуты и трубадуры, и молчаливые могилы, где спят те, что были непобедимыми полководцами и рыцарями без страха и упрека. Спрячь меч, если хочешь, я же не могу. Времена рыцарства прошли, времена Духа Святого не пройдут никогда.
Говоря таким образом, он повернулся к выходу из грота, где появился его воин, ангел с таким прозрачным и неуловимым телом, что сквозь него была видна река, как виден уголок голубого неба сквозь серебристую тучку.
— Меня уже зовут — воскликнул Михаил, поднимаясь, хватая копье, прислоненное к стенке пещеры, и принимая алмазный щит, поданный ангелом-щитоносцем.
— На землю! Люцифер мне объявляет войну и выставил против меня новые силы: свое главное оружие — дух наживы и, если я не поспешу, то бедное человечество падет. Эта битва опаснее всех других.
— Желаешь ли, чтобы я следовал за тобою, чтобы я боролся рядом с тобой? — спросил с трепетом Георгий. Его ноздри расширились и глаза сверкали, полные воинственной отваги.
— Нет, княже, — ответил архангел, улыбаясь. Тактика сильно изменилась с тех пор, как ты боролся. Я знаю, что ты много бы выстрадал, если бы спустился на землю, прямодушный патрон рыцарства!..