§ 1. Здоровый дух в здоровом теле — вот в двух словах полное описание счастья, доступного в здешнем мире. Тому, кто обладает ими, остается немногого желать, а тот, кто лишен того или другого, едва ли будет счастлив, даже обладая взамен чем-либо иным. Счастье или несчастье людей есть большей частью дело их собственных рук. Тот, кто не обладает здравым умом, не найдет верной дороги к счастью, а тот, у кого слабо и болезненно тело, недалеко уйдет на ней. Я не отрицаю, что есть люди, тело и душа которых настолько сильны и настолько хорошо устроены самой природой, что им незачем нуждаться в помощи других: уже с самой колыбели они влекутся силой своих природных даров ко всему прекрасному и способны творить чудеса благодаря привилегии, даруемой им их счастливой организацией. Но такие примеры очень редки, и я могу уверить, что из встречаемых нами людей 90% делаются такими, какие они есть, хорошими или дурными, полезными или негодными, только благодаря полученному ими воспитанию. Отсюда-то и происходит столь великое различие между людьми. Малейшие и, по-видимому, незаметнейшие впечатления, получаемые нами в детстве, ведут за собой очень важные и продолжительные последствия. Эти первые впечатления можно сравнить с рекой, во́ды которой легко можно направить различными каналами по совершенно противоположным путям, так что, благодаря легкому направлению, получаемому ими у начала, они принимают различное течение и достигают, наконец, мест, весьма удаленных одно от другого.
§ 2. С такой же легкостью можно направить и душу дитяти в ту иди другую сторону. Но хотя душа и есть наиболее важная часть человека, и главная забота должна быть приложена к этой внутренней стороне человеческой природы, тем не менее не следует пренебрегать и ее оболочкой. Поэтому я начну с последней и рассмотрю прежде всего здоровье тела, как потому, что этого вы, может быть, особенно ожидаете от меня, ввиду моих специальных занятий медициной[1], так и потому, что надеюсь скоро покончить с этим отделом, который, если я не ошибаюсь, сводится к немногому.
§ 3. Насколько здоровье необходимо нам для наших дел и нашего благополучия, и насколько крепкое сложение, способное переносить невзгоды и усталость, необходимо для человека, желающего представлять из себя что-нибудь в свете, — слишком очевидно, чтобы нуждаться в каких-нибудь доказательствах.
§ 4. Говоря о здоровье, я намерен беседовать с вами не о том, как должен обращаться врач с больным или хилым ребенком, но о том, что должны делать родители, не прибегая к медицине, чтобы сохранить и увеличить здоровье или по крайней мере не болезненные задатки в детях. А это, я думаю, можно выразить следующим коротким правилом: пусть джентльмены воспитывают своих детей так, как воспитываются дети честных фермеров и состоятельных крестьян. Но так как, может быть, это правило покажется матерям слишком грубым, а отцам чересчур кратким, то я изъясню свою мысль более подробно; отмечу только предварительно, особенно по адресу дам, тот общий и верный факт, что здоровье большинства детей портится или, по крайней, мере терпит вред вследствие излишнего баловства и изнеживания.
§ 5. Прежде всего следует обращать внимание на то, чтобы детей не одевали чересчур тепло, будь это зимой или летом. Когда мы появляемся на свет, наше лицо не менее нежно, чем и остальные части тела; только привычка закаляет его и делает более способным переносить холод. — Один скифский философ[2] дал очень хороший ответ афинянину, который удивлялся, каким образом тот мог ходить голым в мороз и снег: «Каким образом ты», — сказал скиф, — «ходишь с открытым лицом по зимнему холоду?» — «Мое лицо привыкло к этому», — ответил афинянин. — «Ну, так представь себе, что я весь — лицо.» И в самом деле наше тело может переносить что угодно, раз только оно приучено к этому с самого начала. Как превосходный пример того, что может сделать привычка, приведу одно место из одного очень талантливого описания путешествия под заглавием Nouveau Voyage du Léwant, хотя здесь дело идет о случае, противоположном упомянутому, т. е. о жаре: «На о. Мальте жара значительно сильнее, чем в каком-либо другом месте Европы и превосходит даже римскую; атмосфера просто душит и тем более невыносима, что почти не освежается ветром. Люди низших классов черны там, как цыгане; однако, они нисколько не боятся солнца и работают в самые жаркие часы дня, не укрываясь от палящего зноя. Это обстоятельство убедило меня, что природа человека может приспособиться к таким вещам, которые кажутся на первый взгляд невозможными, раз только она приучается к ним с детства: и именно таким путем приучают своих детей к жаре жители Мальты, водя их совершенно голыми до десятилетнего возраста».
Поэтому позвольте мне посоветовать вам не заботиться чересчур о предохранении себя от нашего холодного климата. Очень многие в Англии носят зимой то же платье, что и летом, не испытывая от этого никакого неудобства и не ощущая холода в большей степени нежели другие. Впрочем, если матери уже непременно требуют уступки снежному и морозному времени из страха вреда, а отцы из страха осуждения, то, по крайней мере, не делайте детям чересчур теплого платья; заметьте также, что, раз природа позаботилась покрыть нам голову волосами и укрепить их в год или два настолько, что ребенок может бегать днем без шапки, то лучше, чтобы и ночью его голова оставалась непокрытой, так как ничто не причиняет столько головных болей, простуд, катаров, кашлей и т. п. болезней, как держание головы в тепле.
§ 6. Настоящее мое рассуждение имеет в виду главным образом воспитание мальчиков, которое не везде совпадает с воспитанием девочек; впрочем, в отдельных случаях нетрудно усмотреть, каких различных мер требует различие полов.
§ 7. Я посоветовал бы также мыть ежедневно детям ноги в холодной воде, и обувать их в настолько тонкую обувь, чтобы она пропускала воду, если ребенок попадет в нее. Здесь, вероятно, против меня поднимутся и маменьки, и служанки; первые найдут это чересчур грязным, а вторые сочтут слишком трудным чистить его чулки. Но как бы то ни было, забота о здоровье должка быть выше этих соображений, хотя бы их было и в десять раз больше. Кто размыслит серьезно, насколько опасно промочить ноги человеку, изнеженному воспитанием, тот, я уверен, пожалеет, что не привык ходить босиком, подобно детям бедного люда, которые настолько привыкли промачивать себе ноги, что столь же мало рискуют схватить себе от этого простуду или какую-нибудь другую болезнь, как и от того, что вымочат себе руки. И откуда же, спрошу я вас, могла бы произойти столь большая разница в этом отношении между руками и ногами? Я вполне убежден, что, если бы человека приучили с колыбели ходить босиком, между тем как руки были бы у него постоянно закутаны в теплые митенки (mittens[3]) и одеты в «ручные башмаки», как немцы называют перчатки, то для него было бы так же опасно промочить себе руки, как опасно теперь для очень многих промочить себе ноги.
Средство для избежания этой опасности — делать, как я говорил, детям обувь, пропускающую воду и мыть ежедневно ноги в холодной воде. Уже самая чистоплотность рекомендует эту меру; впрочем, в данном случае я говорю о ней исключительно с точки зрения здоровья: поэтому не приурочиваю ее к какому-либо определенному часу дня. Я знал одного ребенка, который, с весьма благотворным результатом, мыл себе ноги каждый вечер, и притом зимой, при очень большом холоде, так что вода была покрыта пленкой льда; несмотря на это ребенок погружал в нее свои ноги, хотя был еще настолько мал, что не был в состоянии сам растирать и вытирать их; притом, когда его начали приучать к этому, он был довольно слабого здоровья и очень нежного сложения. Но так как главное здесь — укрепить эти части тела частым употреблением холодной воды и предупредить этим вред, причиняемый промачиванием ног тем, кто не привык к этому, то выбор для этой операции вечера или утра, можно, я думаю, предоставить усмотрению и благоразумию родителей; вообще время само по себе безразлично, лишь бы только делалось дело. Приобретаемые этим здоровье и крепость тела будут выгодной покупкой и при более дорогой цене; а если я прибавлю, что эта мера может предохранить от мозолей, то, вероятно, весьма многие признают за ней немалое преимущество. Впрочем, начинать ее практикование следует весной, употребляя сначала тепловатую воду, а потом всё холодней и холодней, пока вы не дойдете до совершенно холодной, которой и продолжайте пользоваться, зимой и летом. Ибо до́лжно заметить, что здесь, как и во всяком другом изменении, касающемся нашей обычной жизни, следует идти постепенно, и, таким способом, можно приучить свое тело к чему угодно, без особенного труда и безо всякой опасности.
Нетрудно предвидеть, какое впечатление произведет эта теория на нежных маменек. Как! завопят они, разве такое обращение с нежными малютками не равносильно убийству?! Погружать их ножки в холодную воду в мороз и снег, когда не придумаешь, чем бы только согреть их! Но позволю себе рассеять их ужас, сославшись на примеры, без которых вообще довольно плохо принимаются самые очевидные резоны. — Сенека рассказывает в своих письмах (Ep. 53 и 83), что имел обыкновение купаться зимой в совершенно холодной воде. Если бы он не считал этой привычки не только выносимой, но и полезной для здоровья, то едва ли бы он держался ее, располагая состоянием, легко позволявшим ему иметь у себя теплую баню, и находясь сверх того в таком возрасте, который извиняет и более значительные послабления. Быть может, скажут, что к этой строгости его побуждали его стоические принципы: допустим, что это так и что выносить холод ему помогало учение Стои: но отчего же это было благотворно для его здоровья, ибо оно нисколько не страдало от такого сурового режима. Ну, а что скажем мы о Горации, который не разогревался пылом никакой философской школы и уж меньше всего был склонен к стоической суровости; а между тем он рассказывает, что приучил себя купаться в холодной воде среди зимы[4]. Быть может скажут, что в Италии-де климат гораздо теплее, чем в Англии, так что температура тамошней воды не может идти в сравнение с нашей. Прекрасно! Но ведь германские и польские реки гораздо холоднее английских, а между тем евреи, живущие в Польше и Германии, и мужчины, и женщины, купаются круглый год, без всякого ущерба для своего здоровья. Точно также я не думаю, чтобы в наше время многие были склонны верить, будто холодная вода сэнт-винифрэдского источника (St. Winifreds well) не причиняет никакого вреда купающимся в нем благодаря чуду или каким-либо особым свойствам этого источника. В настоящее время можно указать множество примеров чудес, производимых холодным купанием на слабые и расстроенные организмы, в смысле восстановления здоровья и силы; и, следовательно, его никак нельзя считать неприменимым или невыносимым для людей, находящихся в лучших условиях здоровья, в видах укрепления и оздоровления их тела.
Но если вы скажете, что все эти примеры, относящиеся к взрослым, не применимы к детям, и что последние слишком нежны для такого режима, то посмотрите, что делали древние германцы, и что делают и теперь ирландцы с своими детьми: и вы убедитесь, что дети, при всей нежности их организации, могут безопасно выносить не только мытье ног, но и погружение всего тела в холодную воду. Такой же режим применяют к своим детям и некоторые шотландки, не думая, чтобы холодная вода могла повредить им, даже тогда, когда в ней плавают льдинки.
§ 8. Я думаю излишне говорить, что ребенка следует учить плаванию, раз он достаточно вырос для этого и есть кому научить его. Всем известно, что умение плавать нередко спасает жизнь; а римляне считали это искусство настолько важным, что ставили его на одну доску с занятием науками, и, желая характеризовать человека, плохо воспитанного и ни на что негодного, говорили, что он nec litteras didicit, nec natare. Но не говоря уже о важности знать искусство, которое может оказать услугу в случае крайности, купание в холодной воде, летом, настолько полезно для здоровья, что, кажется, нет надобности настаивать далее на этом пункте. Следует только наблюдать, чтобы дети не входили в воду, когда они разгорячены каким-нибудь телесным упражнением, так что их кровь и пульс находятся еще в возбужденном состоянии.
§ 9. Другая вещь, очень полезная для здоровья детей, да и всех вообще, — бывать как можно чаще на свежем воздухе и сидеть как можно меньше около огня, даже зимой. Таким образом, дети привыкнут переносить холод и жар, солнце и дождь. Кто не приучит себя к этому вовремя, тело того будет плохо служить ему в этом свете, а приучать впоследствии будет уже поздно; поэтому нужно приучать себя к этому как можно раньше и постепенно, и если поступать таким образом, то можно довести свое тело до способности переносить почти всё, что угодно.
Думаю, к моим словам отнесутся с недоверием, если я посоветую, чтобы дети бегали по солнцу и по ветру с открытой головой. Вероятно, мне сделают на это тысячу возражений, которые все сводятся, в сущности, к тому, что, если последовать моему совету, то дети совсем сгорят от солнца. Но прятать нашего молодого джентльмена от ветров и непогоды и не выпускать никогда на солнце из боязни испортить цвет его лица — это значит прекрасное средство сделать из него верного херувима (a beau), но никак не человека дела. Да даже и девушки, на красоту которых обращается обыкновенно больше внимания, чем больше будут бывать на воздухе, тем будут здоровее и крепче; и, вообще, чем больше их воспитание будет приближаться к воспитанию их братьев, тем это будет для них полезнее.
§ 10. Единственное, чего следует опасаться при играх детей на чистом воздухе, это — чтобы они, разгорячившись от бегания взад и вперед, не садились на холодную и влажную землю, ибо это, точно так же, как и питье холодного в разгоряченном состоянии, более чем что-либо другое сводит людей в могилу или по крайней мере приближает к ней, благодаря лихорадкам и другим болезням. Разумеется, пока ребенок мал, эту опасность легко предупредить, так как в эту пору он почти никогда не остается без надзора: и если в это время строго следить за тем, чтобы он не садился на землю и не пил холодного разгорячившись, то это запрещение, перейдя мало-помалу в привычку, будет предохранять его и тогда, когда он выйдет из-под надзора няньки или воспитателя. Вот всё, что можно сделать в этом отношении; ибо, по мере того, как дети становятся старше, следует давать им больше свободы и больше предоставлять их собственному руководству; ведь нельзя же им вечно оставаться под надзором, за исключением того, который вы образовали в их собственной душе, и который является наилучшим и надежнейшим из всех надзоров: о нем-то и следует, главным образом, позаботиться; что же касается до разных правил и предписаний, то, как бы часто они ни повторялись, от них нечего ожидать, пока практика не превратит их в твердо установившиеся привычки.
§ 11. Заговорив о девушках, я вспомнил еще одну вещь, а именно, необходимо, чтобы платье детей не было узко, особенно в груди. Предоставьте природе формировать тело так, как она находит это наилучшим. Природа сама по себе работает гораздо лучше и успешней, чем при наших поправках. И если бы женщины могли формировать тела своих детей, когда те еще в утробе, как они нередко стараются делать это после рождения, то, наверное, мы видели бы столь же мало правильно сформированных новорождённых, как мало видим взрослых, не изуродованных шнуровкой и тому подобными искусственными средствами. Это соображение должно бы было, как я полагаю, удержать людей, делающих это (я не говорю уже о невежественных няньках и корсетницах) от вмешательства в дело, в котором они ровно ничего не смыслят, и устрашить их от сбивания природы с ее пути искусственным формированием членов, в то время как они не имеют ни малейшего представления об устройстве их. Между тем, мне приходилось видеть столько примеров вреда, причиняемого детям узкой шнуровкой, что я не могу не прийти к заключению, что на свете, кроме обезьян, существует еще род созданий, которые, будучи немногим разумнее первых, губят своих детей бессмысленной нежностью и чересчур сильными объятиями.
§ 12. Узкая грудь, короткое и зловонное дыхание, больные легкие и искривление спинного хребта — вот естественные и почти непременные последствия твердых корсетов и узких платьев, давящих тело. Это средство делать узкую талию и красивую фигуру служит на деле только к тому, чтобы тем вернее обезображивать их. В самом деле, какого другого результата можно ожидать от этого, кроме непропорциональности членов, раз питание, изготовляемое в разных лабораториях тела, не может быть распределено так, как это предназначено природой; и поэтому, что же удивительного, если питание, помещаясь там, где можно, в какой-нибудь части, не так сдавленной, делает одно бедро или плечо непропорционально выше или толще другого?! Известно, что китаянки, (ради, не знаю уж, какой красоты), выделывают себе очень маленькие ноги, сдавливая и бинтуя их с самого детства. Я видел недавно пару китайских башмаков, предназначенных, как мне сказали, для взрослой женщины; они настолько не подходили к ногам наших женщин, что едва ли бы взошли на ногу маленькой девочки. Замечено, кроме того, что китаянки очень малорослы и недолговечны, между тем, как мужчины в той же стране обычного роста и доживают до обычных лет. Такой недостаток, свойственный женскому полу этой страны, многие приписывают именно неразумному стягиванию ног, которое задерживает свободную циркуляцию крови и причиняет вред росту и здоровью всего тела. Нередко приходится видеть, как вследствие какого-нибудь повреждения ступни, какого-нибудь вывиха или ушиба, вся нога или верхняя ее часть теряет силу и питание, и высыхает; насколько же большего вреда должны мы ожидать, если будем сдавливать и сжимать туловище, в котором помещаются сердце и седалище жизни?
§ 13. Что касается до стола, то он должен быть неприхотлив и прост; и я бы посоветовал не давать ребенку мяса, пока он мал, или по крайней мере до двух или трех лет. Но при всей пользе, которую это может принести и в настоящем, и в будущем его здоровью и крепости, я опасаюсь, что мой совет едва ли будет принят родителями, которые, привыкнув сами есть много мяса, думают поэтому, что дети будут голодать, если не давать им мяса, по крайней мере, два раза в день. Однако, я убежден, что, если не пичкать их так, как это делают обыкновенно нежные маменьки и глупая прислуга, и совершенно не давать им мяса в первые три или четыре года жизни, то они гораздо вернее сохранят свои зубы, меньше будут болеть и прочнее заложат себе фундамент сильного и здорового организма.
Но если уж наш молодой джентльмен никак не может обойтись без мяса, то давайте ему его не более одного раза в день и притом не более одного какого-нибудь сорта зараз. Всего лучше давать простую говядину, баранину, телятину и т. п., без всякой приправы, кроме голода; при этом пусть он ест побольше хлеба, и так, и с мясом. Если он ест твердую пищу, заставляйте его получше пережевывать; мы, англичане, часто пренебрегаем этим, результатом чего бывает несварение желудка и другие неприятные последствия.
§ 14. На завтрак и ужин давайте детям молоко, молочный суп, кашу на воде и другие обычные в Англии блюда; наблюдайте только, чтобы все эти кушанья были просты и без всяких соусов, с очень небольшой приправой сахаром, а то и совсем без него; особенно же следует избегать разных специй и других вещей, горячащих кровь. Кладите также поменьше соли, и, вообще, не приучайте детей к сильно приправленным блюдам. Наше нёбо всё больше и больше пристращается к пряностям, по мере того как привыкает к ним; а чрезмерное употребление соли помимо того, что возбуждает жажду и заставляет слишком много пить, ведет за собой и другие вредные последствия. Я думаю, что добрый кусок хорошо выпеченного ржаного хлеба, с маслом или сыром, а то и так, может служить прекрасным завтраком для нашего молодого джентльмена. Я уверен, что такая еда не менее здорова и сделает из него не менее крепкого человека, как и тонкие блюда; и как скоро он привыкнет к ней, не менее будет ему нравиться. Если же он почувствует иной раз желание съесть чего-нибудь среди дня, то не давайте ему ничего, кроме сухого хлеба; если он голоден, то и один хлеб удовлетворит его голод; если же он не голоден, а это только прихоть, то ему незачем и есть.
Это даст два благих результата: во-первых, он полюбит хлеб, ибо, как я говорил, наше нёбо и желудок приобретают вкус к тем вещам, к которым мы привыкаем; другой результат — тот, что вы приучите его есть не больше и не чаще, чем того требует природа. Я не думаю, конечно, чтобы у всех был одинаковый аппетит: у одних желудок крепче, у других — слабее; но я думаю, что многие становятся гастрономами (gormands[5]) и обжорами только по привычке, вовсе не будучи таковыми по природе; и в некоторых странах люди, едящие всего два раза в сутки, так же сильны и бодры, как и те, которые приучили свой желудок призывать их к себе, подобно колоколу, четыре или пять раз в день. Римляне обыкновенно ничего не ели до вечера — единственного настоящего времени еды даже для тех, кто ел более одного раза в день; те же, которые завтракали, кто в восемь, кто в десять, кто в двенадцать часов или позже, не ели в это время мяса и вообще не приказывали готовить для себя особого завтрака. Август рассказывает нам[6], что, будучи уже величайшим монархом в свете, брал с собой в экипаж кусок сухого хлеба. Точно также Сенека, рассказывая о своем образе жизни, когда он был уже стариком, и его возраст допускал послабления, говорит, что съедал в обед кусок сухого хлеба, не соблюдая при этом формального обыкновения садиться за стол (Ep. 83), хотя его состояние позволяло ему (если бы того потребовало его здоровье) иметь гораздо лучший стол, чем у знатного англичанина, считая последнего даже вдвое богаче, чем он есть на самом деле. Вот какой скудной пищей довольствовались повелители мира!
Точно также молодые патриции в Риме не теряли ничего в своем здоровье и духовных силах из-за того, что ели всего один раз в день. Если же случалось, что кто-нибудь не мог пропоститься до ужина, их единственного настоящего времени еды, тот съедал кусок хлеба, или немножко изюму или еще чего-нибудь в том же роде, чтобы заморить червячка. Воздержность в этом отношении считалась настолько необходимой, как для здоровья, так и для дела, что обычай садиться за стол только раз в день удержался и во времена той роскоши, которая появилась среди римлян после завоевания Востока, и те, которые отказались от своей прежней скромной пищи и стали устраивать пиршества, все-таки начинали их не раньше наступления вечера. Садиться за стол более одного раза в день считалось настолько чудовищным, что, ко времени Цезаря, тот, кто устраивал пир или садился за накрытый стол до солнечного заката, навлекал на себя осуждение. Поэтому, (если только это не покажется чересчур суровым) я считаю более целесообразным, чтобы и нашему молодому джентльмену не давали на завтрак ничего, кроме хлеба. Вы не можете себе представить, до чего сильна привычка: и большую часть наших болезней я приписываю именно тому, что мы привыкли есть слишком много мяса и чересчур мало хлеба.
§ 15. Что касается до времени еды нашего питомца, то я считаю наилучшим не приурочивать ее к одному определенному часу. Ибо если он привыкнет есть в определенный час, то его желудок будет ожидать еды в обычное время и испытывать страдания, если оно пройдет без нее, а затем рискует предаться излишеству или заболеть действительным отсутствием аппетита. Поэтому не следовало бы устанавливать определенного времени для завтрака, обеда или ужина, а лучше менять его почти каждый день. Если же между этими, как я их называю, трапезами (meals) он будет просить есть, давайте ему всякий раз кусок сухого хлеба. Если кто-нибудь найдет такую диету чересчур суровой и скудной для ребенка, то на это можно заметить, что ребенок никогда не будет голодать или чувствовать истощение, если ему, помимо мяса за обедом и похлебки или чего-нибудь в этом роде за ужином, будут давать, всякий раз как у него явится аппетит, хороший кусок хлеба и немного пива: такой порядок я считаю, по зрелом размышлении, наилучшим для детей. Утро назначается для занятий, к которым полный желудок — плохая подготовка; сухой хлеб (собственно наилучшая пища) представляет всего меньше соблазна, да и никто, я думаю, не станет кормить ребенка до отвалу за завтраком, если хоть сколько-нибудь заботится о его душе и теле и не желает сделать его тупым и нездоровым. Не думайте также, будто такая диета неприлична при известном состоянии и положении; джентльмен должен быть воспитан так, чтобы во всякое время быть готовым надеть оружие и стать солдатом; кто же воспитывает своего сына так, как будто готовит его проспать всю жизнь среди изобилия и богатства, которое ему будет оставлено, тот, значит, обращает слишком мало внимания на окружающие примеры и на требования времени.
§ 16. Пить давайте слабое пиво, и притом не между едой, а после того, как ребенок съел кусок хлеба. Основания для этого следующие:
§ 17. 1. Питье в разгоряченном состоянии более нежели что-либо способствует приобретению всяких лихорадок и расстройств желудка. Когда мальчик разгорячился от игры и томится жаждой, то хлеб не совсем придется ему по вкусу, а не смея пить иначе как под этим условием, он будет принужден обойтись без питья. Ибо если он разгорячен, то ему отнюдь не следует давать пить; давши же ему сперва съесть хороший кусок хлеба, вы успеете согреть в это время пиво, и тогда он может пить вполне безопасно. Если у него очень пересохло горло, то подогретое пиво лучше пройдет в желудок и лучше утолит его жажду, а если он не захочет пить подогретого, то воздержание тоже не принесет ему вреда. Кроме того, это приучит его к терпению, что в высшей степени полезно для души и тела.
§ 18. 2. Не дозволяя пить, не поевши, вы предотвратите этим у него опасную привычку держать чересчур часто стакан перед носом, что является своего рода началом и подготовкой к товарищеским кутежам. Люди часто внушают себе голод и жажду единственно в силу привычки. Если угодно сделать опыт, вы можете настолько приучить ребенка пить по ночам, что он не в состоянии будет заснуть без этого, и так как это обычный у кормилиц способ успокаивать детей, когда они раскричатся, то я думаю, матерям стоит впоследствии больших хлопот отучить детей от этой привычки. Поверьте, что привычка остается в силе как днем, так и ночью; и если угодно, можно приучить себя чувствовать жажду хоть каждый час.
Я помню, в одном доме, где я жил, капризного ребенка успокаивали тем, что давали ему пить всякий раз, как только он начинал кричать, так что он беспрерывно пил; и хотя он еще не умел говорить, но выпивал в течение двадцати четырех часов больше, чем я. Испытайте, если хотите, и вы увидите, что как крепким, так и слабым пивом можно постоянно вызывать в себе жажду. Главная вещь, на которую должно быть направлено внимание при воспитании, это — какие привычки вы хотите развить в детях; а, следовательно, в данном случае, как и во всех других, вы не должны обращать в привычку то, продолжение и увеличение чего для вас нежелательно. Ввиду здоровья и трезвости следует пить не более, чем того требует естественная жажда, и тот, кто не ест соленого и не пьет крепких напитков, едва ли будет чувствовать жажду среди дня, если только его не приучили к несвоевременному питью.
§ 19. Главное же наблюдайте, чтобы ребенок как можно реже (если не никогда) дотрагивался до вина и крепких напитков. Ничто не дается в Англии детям с такой легкостью, и ничто не действует столь разрушительно на их здоровье, как крепкие напитки. Поэтому детям совершенно не следует давать их, разве только в качестве лекарства и по предписанию врача. При этом нужно тщательно следить за прислугой и строго взыскивать с нее за ослушание: ибо люди этого класса, находя величайшее счастье в употреблении спиртных напитков, всегда готовы услужить нашему молодому джентльмену тем, что им самим всего больше нравится, и, видя в питье средство развеселиться, воображают, что оно не повредит и ребенку. За этим следует смотреть как можно старательнее, ибо ничто не закладывает более верного фундамента зла и для души и для тела, как если дитя приучится пить крепкие напитки, в особенности же, потихоньку, с прислугой.
§ 20. Плоды являются одним из самых затруднительных пунктов гигиены (in the government of health), особенно относительно детей. Наши прародители рискнули из-за них раем, и не удивительно, что наши дети не могут противиться их соблазну, хотя бы это и стоило им здоровья. Что касается до регулирования этого пункта, то его нельзя подвести под одно общее правило, ибо я не держусь мнения тех, кто считает плоды безусловно вредными и потому излишними для детей: однако, такая строгость только увеличивает влечение ребенка к плодам и заставляет его накидываться на всякие, какие только попадутся под руку, и хорошие, и дурные, и зрелые, и незрелые. Правда, дынь, персиков, большей части сортов слив и всех сортов английского винограда вовсе не следует давать детям, потому что наряду с привлекательным вкусом у них очень нездоровый сок; поэтому лучше, чтобы дети никогда и не видели их, и не знали, что это такое. Что же касается до земляники, вишен, крыжовника, смородины, то их, я думаю, можно безопасно давать детям, и даже в значительном количестве, если только соблюдать при этом следующие предосторожности: 1) не есть их тотчас после другой еды (как это обыкновенно делается), когда желудок переполнен еще другой пищей. Всего лучше есть их до обеда, или между обедом и завтраком, а то давать их детям вместо завтрака, 2) есть с хлебом, 3) совершенно спелыми. Я думаю, что при соблюдении этих условий плоды скорее полезны, чем вредны для здоровья. Летние плоды, соответствуя жаркому времени года, в которое они появляются, освежают желудок, томящийся и изнемогающий от жары; поэтому я не буду слишком строг в этом отношении к детям, ибо при такой строгости, вместо того чтобы пользоваться умеренным количеством дозволенных и хороших плодов, дети будут удовлетворять свое влечение всякой дрянью и наедаться до излишества, всякий раз как только им удастся ускользнуть из-под надзора или подговорить прислугу.
Точно также яблоки и груши, разумеется, совершенно спелые и выдержанные, можно безопасно есть когда угодно и в каком угодно количестве, особенно яблоки, от которых, насколько мне известно, еще никто никогда не захварывал, если есть их после октября.
Сушеные плоды, только без сахара, я считаю также очень полезными; засахаренных же фруктов всякого рода следует избегать, и трудно сказать, кому они приносят больше вреда — производителям[7] или потребителям. Во всяком случае, я убежден, что это один из самых нелепых способов тратить деньги, какие только придумало тщеславие, и потому предоставляю его дамам.
§ 21. Из всего отзывающегося изнеженностью и женственностью, сон наиболее допускает снисходительности. В этом отношении детям следует предоставить полную свободу, ибо ничто не содействует так росту и здоровью, как сон. Вопрос здесь может быть только в том, к какому времени из двадцати четырех часов суток следует отнести его; впрочем, этот вопрос легко разрешается тем соображением, что дети должны вставать рано утром. Это всего полезней для здоровья, и тот, для кого раннее вставание сделалось, благодаря привычке, легким и обычным делом в детстве, не будет, конечно, и впоследствии тратить наилучшую и полезнейшую пору жизни на спанье и лежание в постели. Чем раньше будить детей, тем раньше они будут ложиться; а это приучит их избегать впоследствии нездоровых и опасных часов кутежей, которые устраиваются обыкновенно по вечерам; и вообще тот, кто привык вовремя быть в постели, редко будет встречать случай к каким-нибудь эксцессам. Я не хочу этим сказать, будто молодому человеку нельзя оставаться в обществе позже восьми часов, или поболтать иной раз со стаканом вина в руке до полуночи. Конечно, приучая его с малых лет, вы должны, насколько сможете, внушить ему нерасположение к такого рода беспорядку, и будет немалая польза, если противоположная привычка, сделав для него неприятным засиживания, заставит его как можно чаще избегать их и как можно реже устраивать ночные пирушки. Даже если дело и не пойдет так далеко, и мода и товарищество возьмут свое и заставят его жить как живут, начиная с двадцати лет, другие молодые люди, то, все-таки, до времени полезно приучать его рано ложиться и рано вставать, ввиду здоровья и других выгод.
Хотя я и сказал, что детям, пока они малы, следует предоставлять полную волю спать, сколько они пожелают, тем не менее я не думаю, чтобы следовало продолжать этот режим в столь же широких размерах и позволять им лениво валяться в постелях, когда они сделаются старше. Следует ли начинать такое ограничение с семи лет, или десяти, или еще в какую-нибудь другую пору, этого, разумеется, нельзя определить с точностью, так как здесь нужно принимать в соображение темперамент, крепость и организацию ребенка; но если в возрасте от семи до четырнадцати лет он оказывается чересчур большим любителем постели, то своевременно начать сводить его сон часам к восьми, какого количества сна совершенно достаточно для взрослого здорового человека. Если вы приучили ребенка вставать рано утром, то дурное обыкновение валяться долго в постели устранится само собой, и большинство детей сами будут укорачивать время своего сна, как скоро у них явится охота проводить вечера в обществе (хотя, если не смотреть за ними, то они будут вознаграждать себя за эти вечерние часы утренним сном, чего отнюдь не следует допускать). Дети должны постоянно вставать в свой обычный ранний час, причем, когда их будят, наблюдайте за тем, чтобы это производилось не сразу, и не громким или резким голосом, или каким-либо другим внезапно сильным звуком; ибо такой способ будить пугает детей и причиняет им большой вред; да и вообще перерыв здорового сна какой-нибудь внезапной тревогой может расстроить хоть кого угодно. Когда вы хотите разбудить ребенка, начинайте с легкого зова, или какого-нибудь мягкого движения, и затем выводите его постепенно из сонного состояния, не иначе, как с ласковыми словами и движениями, до тех пор пока он со всем не придет в себя и не поднимется с постели, и, таким образом, вы убедитесь, что он окончательно проснулся. Принудительное вставание, с какой бы мягкостью оно ни производилось, достаточно неприятно само по себе: поэтому не присоединяйте к нему других неприятностей, особенно таких, которыми можно напугать ребенка.
§ 22. Постель должна быть жестка, и лучше из перьев, чем из пуху. Жесткое ложе укрепляет члены, между тем как зарывание себя каждую ночь в пух изнеживает и расслабляет тело, причиняя часто болезненную слабость и являясь нередко предтечей ранней могилы. Кроме каменной болезни, которая нередко происходит от такого теплого укрывания, множество других недугов и то, что является их общим корнем, т. е. изнеженная, слабая организация, обязаны своим происхождением пуховым постелям. Кроме того, кто привык к жесткой постели у себя дома, не будет страдать отсутствием сна во время путешествий (где сон наиболее необходим) из-за того, что с ним нет его мягкой постели и, что подушки его не уложены в известном порядке. Поэтому следует стлать постель ребенка на разные манеры: один день класть голову выше, другой — ниже, так чтобы он не был чувствителен ко всякой малейшей перемене, которых ему много предстоит встретить в жизни, если только ему не суждено продремать всю жизнь дома, имея к своим услугам няньку, которая ходила бы за ним, да потеплее укрывала его. Сон есть великое лекарство природы. Тот, кто лишен его, будет страдать от этого, и крайне несчастен тот, кто может принимать это лекарство только в раззолоченной чашке матери, а не в деревянной посуде. У кого здоровый сон тот, значит, принимает это лекарство, причем совершенно безразлично — на мягкой ли постели или на голых досках: необходим в данном случае только самый сон.
§ 23. Есть еще одна вещь, имеющая большое влияние на здоровье, а именно правильный стул; лица с расслабленным желудком редко обладают сильными мыслями и крепким телом. Но так как этот недуг гораздо легче излечивается диетой и лекарствами, чем противоположный ему, то о нем нет надобности слишком распространяться: если он принимает угрожающий характер, вследствие силы или продолжительности, то следует поскорее послать за врачом; если же он особенно силен и продолжителен, то лучше предоставить дело самой природе. С другой стороны, засорение желудка имеет также свои дурные последствия, и его гораздо труднее излечить: слабительные же, помогающие, по-видимому, здесь, скорее увеличивают, чем устраняют зло.
§ 24. Так как я имел особые основания заняться этим недугом, и не нашел лечения его в книгах, то прибегнул к своим собственным соображениям, исходя из той мысли, что в нашем организме можно производить и более значительные изменения, если только действовать по правильному методу и идти рациональным путем. 1) Я принял во внимание, что хождение на стул является результатом известных движений, в особенности перистальтических движений кишок. 2) Я принял далее во внимание, что многие движения, являющиеся не вполне произвольными, могут стать, благодаря упражнению, привычными, если стараться производить их постоянно в одно и то же время. 3) Я наблюдал, что некоторые лица, выкуривавшие после ужина трубку табаку, никогда не страдали неправильным стулом; потом я начал сомневаться, не доставляется ли это благодеяние природы скорее привычкой, чем табаком, или, по крайней мере, если здесь и действует табак, то скорее возбуждая сильное движение в кишках, чем в силу какого-либо слабительного свойства, ибо в таком случае действие имело бы особый характер. Как скоро я пришел к догадке, что стул можно сделать привычным, мне оставалось сообразить, каким путем и какими средствами можно достигнуть этого с наибольшей вероятностью. 4) Тогда я пришел к заключению, что, если человек после своей первой еды утром немедленно побеспокоит природу и попробует, не может ли он заставить себя иметь стул, то со временем и постоянно применяя этот прием, он может сделать его привычным.
§ 25. Причины, по которым я выбираю именно время после первой еды, следующие:
1. Так как желудок пуст в это время, то, приняв пищу, приятную для него, (ибо, за исключением случаев необходимости, не следует есть того, что не по вкусу и когда нет аппетита), он способен плотно обхватить ее посредством сильного сокращения мускулов; а это сокращение продолжается, по всей вероятности, и в кишках и, таким образом, увеличивает их перистальтическое движение: ибо мы видим при колотьях, что движение обратного характера, начинающееся где-нибудь снизу, может продолжиться во всю длину тела и захватить желудок этим неправильным движением.
2. Когда человек ест, напряжение его мыслей обыкновенно ослабевает, и жизненные духи[8], освобожденные от части своей работы, больше сосредотачиваются в нижней части тела, которая, со своей стороны, содействует надлежащему результату.
3. Раз у человека хватает времени на то, чтобы поесть, то хватит его и на то, чтобы услужить госпоже Клоацине; между тем, если не пользоваться этим временем, то, при разнообразии человеческих дел и разных случайностях, было бы невозможно приурочить это к определенному часу, и, таким образом, постоянно нарушалась бы привычка; но так как здоровый человек редко пропускает поесть хотя бы один раз в день, то употребляя для вышеуказанной цели время, непосредственно следующее за едой, он нерушимо сохранит свою привычку, хотя бы час ее отправления и переменялся.
§ 26. Эти соображения применялись к опыту, и я не знаю ни одного человека, который, неуклонно продолжая начатое, т. е. ходя постоянно в нужное место после первой еды, когда бы это ни случилось и имелся ли или нет в данном случае позыв, и стараясь заставить природу исполнить ее обязанность, не достиг бы в несколько месяцев желательного результата и не создал бы себе настолько регулярной привычки, что редко не имел стула после своей первой еды, и то разве вследствие собственной небрежности. Чувствовал ли он позыв, или нет, но стоило ему только пойти в надлежащее место, начать свое дело и он мог быть уверен, что встретит полное повиновение природы.
§ 27. Поэтому я советую применять ежедневно такой же способ и к ребенку, тотчас же после того, как он позавтракал. Пусть его сажают на стул, как если бы опорожнение желудка было настолько же в его власти, как и наполнение его, и пусть и он, и его нянька будут уверены, что это действительно так. И если заставлять его постараться, не давая ему играть или есть вторично, до тех пор пока он действительно не получил стула, или по крайней мере не сделал для этого крайних усилий, то я не сомневаюсь, что в короткое время это станет для него вполне естественным. Ибо можно предполагать, что дети, будучи погружены в свои игры и не обращая внимания ни на что другое, нередко дают проходить легким позывам природы и, пренебрегая своевременным приглашением, постепенно доводят себя до постоянного запора. Что указанным выше способом действительно можно предупредить запоры, не есть только мое личное предположение, так как я знаю случай, где, благодаря аккуратному применению этого способа в течение известного времени, ребенок имел в конце концов правильный стул каждое утро, после своего завтрака.
§ 28. В какой степени взрослые найдут нужным испытать на себе это, предоставим на их собственное усмотрение; тем не менее я не могу не заметить, что, имея в виду разные вредные последствия, происходящие от недостатка в надлежащем облегчении природы, я не знаю ничего, что лучше содействовало бы предохранению здоровья, чем этот способ. Однажды в двадцать четыре часа — я думаю вполне достаточно, и, надеюсь, никто не скажет, что этого много. Кроме того, при таком способе цель достигается без лекарств, которые при лечении упорных и хронических запоров оказываются обыкновенно очень недействительными.
§ 29. Вот всё, чем я имею обеспокоить читателя относительно образа жизни ребенка при нормальном состоянии его здоровья. Быть может, от меня ожидают каких-нибудь указаний насчет лекарств, на случай его нездоровья. Могу дать только одно указание, которое и рекомендую свято соблюдать, а именно — не давайте детям никаких якобы предотвращающих болезни лекарств. Соблюдение данных мной советов, лучше, смею думать, сделает это, чем разные целебные декокты барынь и снадобья аптекарей. Советую вам тщательно избегать этих средств, иначе, вместо того, чтобы предупреждать болезни, вы будете только вызывать их. Точно также не нужно давать детям лекарство при всяком незначительном нездоровье или тотчас же звать доктора, особенно если он ретивый господин, который тотчас же набьет их подоконники склянками, а желудки медикаментами. Гораздо полезнее предоставлять дело природе, чем отдавать детей в руки человека, который только и думает о том, как бы напичкать их лекарствами, и воображает, будто детей, при обычном нездоровье, можно лечить чем-нибудь другим, кроме диеты, или, по крайней мере, недалеко отстоящим от нее методом. Размышление и опыт заставляют меня признать, что детей, с их нежной организацией, следует как можно меньше пичкать медикаментами, и то только в случае крайней необходимости. Умеренный прием дистиллированной воды, настоянной красных маком (этой настоящей «желудочной воды»), наряду с покоем и воздержанием от мяса, кладет часто конец многим расстройствам, которые, при поспешном употреблении лекарств, могли бы разрастись в сильную болезнь. Если же такое легкое врачевание не остановит начинающегося недуга и не помешает ему развиться в настоящую болезнь, то следует обратиться к совету какого-нибудь здравомыслящего и осторожного врача. Надеюсь, что в данном случае мне легко поверят, и не думаю, чтобы у кого-нибудь нашелся повод сомневаться в справедливости мнения человека, посвятившего известное время на занятия медициной, если он советует вам не спешить с лекарствами и докторами.
§ 30. Таким образом, я покончил с тем, что касается тела и телесного здоровья, и что сводится к следующим немногим и легко исполнимым правилам: изобилие свежего воздуха, упражнение и сон, простой стол, отнюдь не давать вина и крепких напитков, очень мало или никаких лекарств, не слишком теплое и просторное платье, держать в холоде голову и ноги и приучать ноги к холодной воде и сырости.
Примечания[править]
- ↑ Хотя Локк и не был врачом-практиком, но обладал настолько солидными сведениями в медицине, что знаменитый врач Сэйденгэм вменяет себе в честь одобрительный отзыв Локка по поводу предложенного С. метода лечения. (Epist. dedic., Operum Th. Sydenham, p.7, 8. Lps. 1695). Прим. перев.
- ↑ Анахарсис. Прим. перев.
- ↑ англ. mittens — варежки, рукавицы. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Gelida quum perluor unda per medium frigus. Epist. I, 15, 4, 59. Прим. перев.
- ↑ Вероятно, опечатка. англ. gourmand — гурман. Примечание редактора Викитеки.
- ↑ По-видимому, Л. имеет в виду место у Светония, Augost 76, где Светоний приводит отрывки из писем императора. Прим. перев.
- ↑ Вследствие вдыхания углекислоты при их фабрикации. Прим. перев.
- ↑ «spiritas animales», — быстро движущиеся по мозгу, нервам и мускулам тельца, движением которых тогдашняя физиология объясняла органические процессы.
