МЫ ПОССОРИЛИСЬ.
[править]Опечаленная невѣста.
Чтобы я у него просила прощенья?.. я?… ну, нѣтъ-съ, этого онъ никогда не дождется!
Позвольте!.. Мы поссорились… мой женихъ ушелъ отъ меня разсерженный, — но кто-же въ этомъ виноватъ?.. Знаю, знаю, — вы скажете: всякій всегда самъ себя оправдываетъ… Да наконецъ и не въ этомъ дѣло… Если ужь вамъ непремѣнно угодно — извольте: я виновата…
Пускай я виновата; но какъ?.. Я имѣла полное право быть виноватой; не моя вина, что я виновата… Слушайте.
Съ самаго утра словно всѣ сговорились меня сердить: во-первыхъ, я сама проспала… проснулась въ одиннадцать часовъ и прямо къ окну. Гляжу: дождикъ, — а мы хотѣли ѣхать кататься на острова… Да вѣдь какой дождикъ! Это не то что ртакій честный, откровенный дождикъ; прольетъ себѣ, какъ изъ ведра — и опять солнце. — свѣтло и ясно, только воздухъ отъ него чище… Нѣтъ, это былъ дождикъ лукавый, мелкій, жиденькій, гаденькій, но на цѣлый день, на цѣлыя сутки… Дѣлать нечего, прогулка лопнула…
Сажусь пить чай, — подали холодный…
Все ничего, пью. Вдругъ!.. я даже вздрогнула: визгъ, стонъ на весь домъ… Моей несчастной собаченкѣ хвостъ прищемили… И безъ того я раздражена, а тутъ… вскакиваю внѣ себя, бѣгу въ свою комнату сказать горничной (Злобно разставляя каждый слогъ.), чтобъ онѣ изволили быть осторожнѣй… (Быстро.) рванула дверь — и что-же? (Горько.) Любимая моя вазочка летитъ на полъ къ моимъ ногамъ… и въ дребезги!.. Горничная пыль обтирала и составила ее не маленькій столикъ, а я сгоряча дверью толкнула… Тутъ я ужь ничего не могла сказать, я чувствовала, что несчастье идетъ за несчастіемъ, и въ такія минуты лучше ужь стиснуть зубы, молчать и не двигаться.
И вотъ въ это время онъ позвонилъ. Громко позвонилъ, точно настоящій хозяинъ. Слава Богу, онъ еще не хозяинъ; онъ только женихъ, а не мужъ. Входитъ: розовый, веселый, блестящій, — настоящій херувимъ изъ подъ вербы.
Съ первыхъ-же словъ я его оборвала. Ну, видитъ, что невѣста не въ духѣ, онъ и смолчи!.. Напротивъ: онъ утѣшать начинаетъ, уговаривать, жалѣть… (Съ легкимъ вздохомъ.) — Позвольте мнѣ дать вамъ хорошій совѣть: если вы видите, что человѣкъ раздраженъ, не старайтесь никогда его ни утѣшать, ни жалѣть, — это только еще больше раздражаетъ… Потянулся у насъ разговоръ Черезъ кочку, черезъ пень… шероховатенькій… тутъ задѣнетъ, тамъ зацѣпитъ… «Что это, милочка?», го: воритъ онъ мнѣ… Каковы выраженія тривіальныя «милочка»!!.. — «Что это, милочка, какая вы кислая?!.» Ей-богу, такъ и сказалъ: какая выкислая?!.. Да еслибъ даже и такъ, — развѣ невѣстѣ говорятъ, что она кислая?!. Я не выдержала!.. все, что накопилось у меня съ утра на душѣ, такъ и рвалось наружу. Я не виновата, что.именно онъ подвернулся въ эту минуту… Задыхаясь и внѣ себя я стала язвить, упрекать… наконецъ такъ его отдѣлала, что онъ молча взялъ шляпу и, не сказавши ни слова, ушелъ… молча ушелъ!… Ну, какъ-же это не дерзость? ну, какъ-же?..
А! если ужь на то пошло, я собой не дорожу! Погибать — такъ погибать! но чтобъ онъ зналъ, что онъ всему причина… (Останавливаясь.) Не бойтесъ: я себя жизни лишать не буду: — это и больно и страшно; я пойду въ монастырь… да, я сдѣлаюсь монахиней, и это мнѣ очень удобно, — у меня бабушка игуменья… Настанетъ день постриженія… онъ узнаетъ… я нарочно Сашу попрошу, чтобъ она ему дала знать… Онъ прибѣгаетъ въ церковь… Поздно! вездѣ лампады, свѣчи зажжены, хоръ монашенокъ на клиросѣ, архимандритъ въ полномъ облаченіи и я вся въ черномъ… Мнѣ черный цвѣтъ очень идетъ. Онъ всегда любитъ, когда я надѣваю черное платье. Въ церкви всѣ меня жалѣютъ: «Господи, да какая молоденькая! да что это ей вздумалось?.. вѣдь это та-же смерть!.. чай горе какое довело!» (Строго.) Горе?.. Онъ слышитъ! Это слово упрекомъ лежится ему на сердце… Я прохожу мимо, блѣдная… Какъ хорошо: вся въ черномъ и блѣдная!.. Но я на него не гляжу, онъ меня потерялъ… Убитый, истерзанный, онъ уйдетъ домой, бросится Въ постель И зарыдаетъ… (Прохаживаясь.) И пускай… пускай рыдаетъ!.. пускай!..
Хорошо… А потомъ? (Задумывается.) Потомъ пройдутъ дни и годы… онъ погруститъ, погруститъ — и забудетъ… Все забывается… Вонъ у кузины мужъ умеръ, такъ она какъ убивалась, думали сама захвораетъ, — а теперь, посмотрите, какіе она глазки дѣлаетъ Ѳедору Ивановичу!.. и хохотушка стала такая… Вотъ и онъ, пожалуй, тоже опять веселъ будетъ… и съ другими… да еще женится!.. а я все буду по лампадкамъ деревянное масло разливать да пѣть на клиросѣ… Нѣтъ!.. еще онъ, чего добраго, загордится, скажетъ: вотъ, молъ, изъ-за меня эта дѣвочка отъ всего міра отказалась… просвирками питается. Нѣтъ, это слишкомъ!.. Извините, я совсѣмъ не желаю потѣшать ваше самолюбіе. Вы сами должны видѣть что вы теряете; вы всю жизнь должны чувствовать!.. Хоронить себя изъ-за васъ въ монастырѣ?.. Да съ чего вы взяли?.. много чести!.. Какъ это мнѣ въ голову могло придти? Никогда! Я и виду, не подамъ, что обижена: — онъ долженъ страдать, а не я… Стану выѣзжать и веселиться на пропалую!.. насильно смѣяться буду, коли нужно!.. Цѣлый день передъ баломъ въ постели пролежу, чтобъ ни одного танца не пропустить… и кокетничать буду такъ… а вы думаете, я не умѣю? Когда захочу, не умѣю кокетничать? Ну, ужь это позвольте мнѣ знать!.. Не совѣтую мнѣ на дорогѣ попадаться, если не вѣрите… И пускай-же онъ тогда смотритъ, какъ мнѣ весело безъ него… Вотъ разозлится-то!.. Я его знаю, прямо подойдетъ ко мнѣ: глаза горятъ, брови нахмурены… «Какъ? вы танцуете!.. вы смѣетесь?.. Вы видите, что у меня сердце кровью обливается, а вы смѣетесь?..» Я только пожму плечами: «Вы сами этого хотѣли. Отчего-же вы мной не дорожили, когда я любила васъ?..» — «Вы любили?.. Никогда вы меня не любили… Развѣ, кто искренно любитъ, можетъ такъ сразу забыть все, что ему дорого? Только натура ничтожная — онъ иногда очень сильно выражается, — только ничтожная натура относится такъ легкомысленно къ любви… Вы вѣтреная кокетка и больше ничего!..»
Вѣтреная кокетка?!. А вѣдь что-жь! онъ будетъ правъ.
Какая же любящая невѣста такъ, въ пять минутъ, со зла, броситъ свою любовь и пойдетъ куролесить? Да, это легкомысліе, это ничтожество характера, и его упреки будутъ справедливы, а я этого не хочу… Мнѣ надо, чтобъ онъ былъ несправедливъ ко мнѣ… чтобъ онъ самого себя упрекалъ, чтобъ себя презиралъ, а не меня. Онъ долженъ видѣть, что я страдаю, что я глубоко потрясена, но только что я слишкомъ горда, чтобъ это показывать… что я спокойна и улыбаюсь, но подъ улыбкою глотаю слезы, потому что разочаровалась въ немъ и оскорблена…
Да!.. Но какъ это сдѣлать?.. Развѣ въ музыкѣ показать?.. сѣсть за фортепіано гдѣ-нибудь въ обществѣ и съиграть что-нибудь глубоко-печальное и съ такимъ чувствомъ?..
Да нѣтъ!.. Онъ въ музыкѣ ничего не понимаетъ. Я ему разъ начала играть сонату Бетховена, такъ онъ говоритъ: "бросьте вы эту канитель, съиграйте что-нибудь веселенькое… Стихи что-ли громко прочитать?.. въ спектаклѣ?.. на сценѣ?.. Да, да!.. вотъ превосходно! Подъ видомъ представленія, можно высказать что угодно… Мнѣ разсказывали анекдотъ: одинъ актеръ разсердился на другого, выпросилъ себѣ роль въ комедіи Мольера и, во время представленія, такъ то отдулъ своего врага палкой… Понимаете: по пьесѣ надо было драться, но, конечно, притворно, — а онъ давай взаправду! Дѣло до мироваго судьи доходило… Что-жь, говоритъ, я увлекся, оттого и билъ… Ну, положимъ, это грубо; но вѣдь можно очень тонко и зло воспользоваться… Да, буду учиться, буду практиковаться и поступлю на сцену. Талантъ нуженъ!.. Ну, это послѣднее дѣло. Если я чего захочу, такъ у меня талантъ будетъ ко всему! Итакъ, сдѣлавшись актрисой, мнѣ стоитъ только съиграть что-нибудь подходящее къ моему теперешнему положенію… какую-нибудь обиженную дѣвушку, брошенную…
Ахъ, да чего-же лучше? Офелію… несчастную Офелію, которая отъ любви къ Гамлету сперва сошла съ ума, а потомъ утонула… Превосходно! мой женихъ увидитъ какъ бы я изъ за него могла сойти съ ума и утонуть, а все таки я останусь жива и здорова… Вообразите только этотъ спектакль! я играю Офелію… онъ придетъ меня смотрѣть… О! непремѣнно придетъ, не сомнѣвайтесь… и вотъ… онъ сидитъ въ первомъ ряду креселъ, а я на сценѣ; передо мной Гамлетъ. Я отвѣчаю Гамлету, но слова мои стрѣлой летятъ чрезъ оркестръ прямо въ партеръ гдѣ сидитъ мой измѣнникъ. Гамлетъ говоритъ мнѣ:
Я любилъ тебя прежде…
я ему отвѣчаю:
Я вѣрила этому, принцъ…
То есть какъ я скажу это одно слово: «вѣрила»!.. Чувствуете-ли вы какъ я это скажу?.. тутъ въ одномъ тонѣ голоса будетъ все: и страданье, и укоръ, и погибшее счастье… О! я заставлю его призадуматься… Потомъ сцена сумасшествія!.. Аа!! въ сценѣ сумасшествія, вотъ гдѣ я его проберу… Взглядъ разсѣянный, распущенные волосы лежатъ по плечамъ… и я пою…
Быть ей вѣрнымъ страшно клялся…
Обманулъ!.. и разлюбилъ…
И при этомъ, какъ будто ненарочно, жестомъ руки покажу на него…
Другу дѣвица сказала:
«Ты всѣмъ клятвамъ измѣнилъ,
Я тебя не забывала,
Ты за что меня забылъ?..»
Другъ съ усмѣшкой отвѣчаетъ:
"Клятвъ моихъ я не забылъ;
Развѣ дѣвица не знаетъ:
Я шутилъ! — вѣдь я шутилъ…
Нѣтъ каково ему это будетъ слушать… Шатаясь, еле переступая, я ухожу… громъ рукоплесканій! меня вызываютъ… но онъ совсѣмъ растерялся, онъ потрясенъ до глубины души и даже, когда начнутъ хоронить пустой гробъ, ему будетъ казаться что это я тамъ лежу… онъ не выдержитъ и убѣжитъ изъ театра…
А между тѣмъ я уже вернулась домой… усталая, печальная… все вокругъ меня суетится… «Барышня, вы бы покушали… хотите чаю?..» — «Нѣтъ, ничего не надо…» и падаю въ кресло… Звонокъ!.. Кто-бы могъ такъ поздно?.. я никого не принимаю… Что это значитъ?.. шумъ въ прихожей? споры? горячій разговоръ?.. Я ужь хочу выдти, дверь распахивается настежъ — онъ!!.. взволнованный, увлеченный… Я дѣвушкѣ мигнула, чтобъ она исчезла… онъ падаетъ къ моимъ ногамъ: «Прости меня, прости!.. Я не хочу жить безъ тебя, я не могу… не умирай моя Офелія, не сходи съ ума!.. мнѣ не надо другой невѣсты… я люблю тебя одну!..» Онъ плачетъ, я не могу больше сопротивляться, говорю: «За что-же? за что ты меня бросилъ?» — Онъ цѣлуетъ мои руки, я обнимаю его, цѣлую въ голову… и…
Вотъ это примиреніе!.. (Прохаживается.) Да, это лучше всего — такъ я и сдѣлаю. Теперь какъ-же начать? Къ кому обратиться, чтобъ поступить на сцену? Ахъ, Господи! Вѣдь это, пожалуй, очень долго протянется… Надо учиться, готовиться… да еще дадутъ-ли дебютъ?.. да еще примутъ-ли на сцену?.. сколько интригъ непріятностей… да если и примутъ, надо чтобъ дали съиграть именно роль Офеліи… Это ужасно долго! Нѣтъ, нѣтъ, это никуда не годиться Въ это время Богъ знаетъ что можетъ случится, а я хочу, чтобъ онъ помирился какъ можно скорѣй, сейчасъ-же! Нѣтъ, я вотъ что сдѣлаю: я сейчасъ-же напишу ему, чтобъ онъ пришелъ просить прощенья…
А если онъ не придетъ?..
Ну, тогда… О! тогда я… знаю, что тогда…
Тогда я напишу… (Быстро.) что я сама прошу прощенья, — только-бы онъ поскорѣй пришелъ, потому что такъ я не могу, я не могу, я не могу!!..