В. История России. — 1. Внешняя история. Восточные славяне, вошедшие в состав русского государства (поляне, древляне, дреговичи, северяне, радимичи, вятичи, кривичи и новгородские славяне, см. эти слова), до средины IX столетия жили племенною жизнью; не только между племенами не существовало государственной связи, но даже и внутри каждого племени связь между составлявшими его родовыми союзами была очень слаба. Толчком к образованию государства послужило появление на внутренних речных путях скандинавских искателей приключений (см. норманны, варяги). Некоторые из этих пришельцев утвердились в главных центрах страны, имевших выгодное торговое или стратегическое положение. Во второй половине IX в. один из них (см. Олег) перенес свою резиденцию из Новгорода в Киев, подчинил себе остальных норманнских и туземных династов, заставил соседние племена платить себе дань и организовал с их помощью удачный набег на Константинополь. Ближайшие преемники его (см. Игорь, Ольга, Святослав) продолжали ту же политику. Явившись освободителями Приднепровья от власти хазар, норманнские владетели скоро понадобились населению для защиты от нового тюркского племени, поселившегося в степях в самом конце IX века, — печенегов (см. это сл.). О защите страны они, впрочем, в первое время мало думали; Киев нужен был им главным образом, как операционный базис для хищнической эксплуатации соседних племен и для разбойнических экспедиций против Византии и прибрежий Черного моря. Но когда попытка утвердиться на Дунае кончилась полною неудачею (см. Святослав), а влияние на юге России, после ряда блестящих побед, было так же быстро потеряно, как приобретено, киевская династия перешла к устройству правильной обороны страны и правильных отношений к соседям (см. Владимир). Давнишние сношения с Константинополем кончились при нем принятием христианства. Киев сделался крупным торговым центром. И по культурному, и по экономическому развитию южная столица, вместе с некоторыми второстепенными центрами Приднепровья (Чернигов, Смоленск), далеко опередила окружавшее ее общество. Это и было причиною непрочности ее блеска. Государственная организация оставалась совершенно примитивною, и отношения правительства к управляемым — чисто внешними и случайными. Конечно, теперь князь не предпринимал уже ежегодных объездов племен для личного сбора дани; княжеские наместники, а потом сыновья и родственники князя рассылаются по различным областям государства. Но, рядом с представителями княжеской власти, продолжают всюду действовать старое племенное управление и суд, ограничиваемые князем только в интересах увеличения своих доходов. Связь княжеской власти с местными мирами остается слабою до тех пор, пока представители власти не устраиваются на постоянное жительство в том или другом городе. Постоянные переходы князя и его дружины из города в город вызываются порядками престолонаследия, установившимися после смерти Ярослава Мудрого (см. это слово). Княжеский род в это время размножается, и каждый член его претендует на свою долю доходов в русской земле. Смотря по степени своего старшинства в роде, каждый получает во владение ту или другую область; по мере вымирания старших он передвигается в более доходные области, пока не дойдет до Киева, принадлежащего старейшему. Рядом с правом действует сила: сильнейшие оспаривают доходные области у старейших, и переходы из одной области в другую становятся тем более частыми. Однако, скоро самый порядок родной передвижки (термин С. М. Соловьева), или лествичного восхождения (термин летописи) приводит к ограничению числа конкуррентов. По этому порядку сын имеет право дойти только до того места, которое занимал его отец. Таким образом, потомство князей, не добравшихся по очередному порядку до Киева (т. е. умерших ранее), лишается участия в великом княжении (см. изгой). Такие князья стараются укрепить за собою по крайней мере владения своих отцов („отчины“). Право сына на отцовскую вотчину, после некоторой борьбы, торжественно признается князьями на Любечском съезде (1097 г.). Ho вместе с тем естественно является желание распространить это право и на великое княжение: новый вотчинный порядок наследования (от отца к сыну) вступает и здесь в борьбу со старым родовым (от брата к брату); в конце концов он повсюду становится господствующим. При этом порядке города и области начинают переходить в нисходящие линии княжеского рода; взаимная связь этих линий, а за ними и областей, быстро ослабевает; чувство общности и единства русской земли постепенно теряется; круг деятельности князей становится уже; зато связь их с управляемыми областями делается теснее; является и крепнет чувство собственности князя на территорию его княжества, о которой он начинает заботиться не только как государь, но и как хозяин. Внутри каждой отделившейся области продолжается при дальнейших семейных разделах тот же процесс дробления; каждое крупное княжество в свою очередь делится на удельные. При всех этих переменах Киев скоро теряет свое центральное значение (внешнюю историю Киева см. в ст. Киевское вел. княжество). Вместо него выдвигаются три новых центра на трех окраинах P-ии; в каждом из них получает преобладание один из трех элементов государственной жизни киевского периода. В Новгороде усиливается вече (см. Новгород, история); в Галиции — дружина; во Владимиро-Суздальской области — княжеская власть (см. Андрей Боголюбский, Владим. вел. княжество). В этом состоянии раздробленности Русь остается до появления новых опасных неприятелей. С юго-востока покоряют ее татары (см. Батый, Золотая орда), с северо-запада угрожают немцы и шведы (см. Ливонский орден, Ливонские войны). В течение XIII века Русь не может оказать ни тем, ни другим никакого сопротивления; но с начала XIV века, в интересах самообороны, начинают организоваться два правительственных центра. Силы сев.-восточной Руси группируются около Москвы, перед которою мало-по-малу отступают на второй план центры, менее удобные по географическому положению: Тверь, Нижний и Рязань. Возвысившись посредством покорности ханам, Москва, по мере ослабления Золотой орды, становится смелее и от обороны переходит (к концу XIV века) в наступление (см. Куликовская битва). В то же время оборону западной Руси берут на себя литовские князья и объединяют в своих руках весь бассейн Днепра (см. Литва). К началу XV века оба врага, против которых сплотилась северо-восточная и западная Русь — татары и Ливонский орден — перестают быть опасными. Тогда оба центра вступают во взаимную борьбу, из которой выходит победителем лучше приспособленное к борьбе великое княжество Московское. К концу XV века Москва разделывается с остатками удельной раздробленности и сознательно стремится превратиться в „государство всея Руси“. Московские князья усвоивают себе византийскую идею неограниченной монархии, „вотчинной“, т. е. наследственной, в отличие от „посаженных урядников“ литовско-польского и других западных государств (Иоанн III, Василий III). Старые дружинники и вновь подчинившиеся Москве удельные князья пытаются противопоставить этой идее свое понятие власти, ограниченной „избранною радою“ и советом „всенародных человек“; но их сопротивление оказывается слишком слабым и после короткого торжества (в первые годы Грозного; см. Сильвестр I) окончательно устраняется кровавою политикою Ивана IV (см. Курбские, опричнина). Одновременно с этим вновь перестроивается вся правительственная организация Московского государства, первое начало которой положено Иваном III, и принимает тот вид, в котором просуществовала вплоть до конца XVII столетия (см. ниже историю учреждений). — Вскоре после этого переустройства прекращается (со смертью Феодора Ивановича, в 1598 г.) старая московская династия. После семилетнего правления Бориса Годунова (см. это сл.) является самозванец (см. Лжедимитрий) и наступает т. наз. смутное время (см. это сл.). Самозванец вскоре становится жертвою боярского заговора; затем вступает на престол „боярский царь“ Василий Шуйский (см. это сл.); значительная часть Р-ии переходит при нем на сторону второго самозванца, а попытка его опереться на шведскую помощь вызывает вмешательство Польши. В виду двойной опасности — от поляков и „Тушинского вора“, москвичи свергают Шуйского с престола (после поражения при Клушине); затем, чтобы избавиться от кандидата простонародья, второго самозванца, боярство и дворянство спешат войти в сношения с польскими предводителями и приглашают на престол сына польского короля Сигизмунда III, Владислава, под условием ограничения его власти боярскою думою и земским собором (см. Василий Шуйский). Но кандидатура Владислава встречает сопротивление со стороны Сигизмунда; в то же время польский гарнизон в Москве вызывает против себя восстание москвичей и рязанцев; поляки запираются в Кремле, а Сигизмунд прерывает переговоры и занимает Смоленск. Среди полной неурядицы составляется новое ополчение в Поволжье, при котором организуется и собор выборных людей всей земли. Осада Кремля продолжается с новыми силами; вспомогательному корпусу Хоткевича не удается пробиться к осажденным полякам, и последние, наконец, сдаются (см. Минин). Затем собор избирает на престол Михаила Феодоровича Романова и остается заседать при новом царе, обновляясь по временам в составе, все первые 6—7 лет его правления — до возвращения из плена отца государя, патриарха Филарета. Восстановив мир внутри и вне государства (см. Михаил Феодорович), правительство приступает к новому государственному переустройству: увеличивает налоги, составляет новую перепись плательщиков (писцовые книги 1620—30-х годов), реформирует войско по иностранному образцу, приступает к укреплению южной границы, заводит новые порядки в управлении. Увеличившиеся государств. нужды и усложнившийся правительственный механизм требуют все более тяжелых жертв со стороны населения. После некоторого роздыха — в промежуток между двумя польскими войнами (1618—1634 гг.) — для населения наступает новый период напряжения. Правительство начинает все строже наблюдать за тем, чтобы ни одно сословие и ни один человек не ускользал от государственной службы. К середине века все общественные классы оказываются прикрепленными к своим занятиям. Некоторые попытки реформ при вступлении нового царя (см. Алексей Михайлович) только усиливают общее недовольство, обнаруживающееся в целом ряде волнений. Через девять лет после начала царствования присоединение Малороссии втягивает правительство в продолжительные войны с Польшею, Швециею и Турциею. Войны эти вызывают новое увеличение налогов и ведут к новым реформам в области военного дела и государственной администрации. Вместе с этим в Москве все сильнее начинает чувствоваться влияние Запада; из области техники это влияние все более проникает в сферу религии, науки, искусства и материального быта. Кратковременное правление Феодора Алексеевича проходит в серьезных реформационных попытках, которым сопротивляется только высшее духовенство. Реформационным духом проникнуто было и правительство Софьи; но партийная борьба и заботы о собственном самосохранении помешали ему развить соответственную программу внутренней политики. Реформа досталась на долю Петра (см. это сл.), который начал проводить ее слишком внешним и односторонним образом: внешним образом потому, что вначале его интересовали преимущественно внешние стороны европейской культуры; односторонним же образом потому, что исключительною практическою целью реформ поставлено было первоначально заведение регулярной армии и флота. С помощью нового войска Петр вводит P-ию в число европейских держав; после неудачной попытки утвердиться на Черном море он отнимает у шведов (см. Карл XII) балтийское прибрежье и строит на нем новую столицу (1703), куда окончательно переводит свое правительство в 1715 году. Но военною деятельностью реформа не исчерпывается: мало-по-малу сама жизнь поставила дело шире: военная реформа повела к финансовой и административной (см. ниже). Первые полумеры, которыми старые дельцы стараются приспособить прежний финансовый и административный строй к новым потребностям, скоро оказываются недостаточными. Неотложная нужда заставляет прибегать к целому ряду экстренных и чрезвычайных мероприятий. В первый свободный момент, в промежуток между Полтавою и Прутом (1709—11 гг., см. Северная война), эти разрозненные мероприятия приводятся в некоторую систему, но только через десять лет (1718—1722 гг.) начинается правильное переустройство с помощью иностранцев, мало знакомых с условиями русской жизни и слишком точно копировавших иностранные образцы. Смерть Петра застает реформу не вполне оконченною. Немедленно после его смерти начинается борьба влиятельных лиц при дворе, согласившихся, наконец, сообща управлять государством посредством вновь учрежденного Верховного тайного совета. Боярская партия примиряется с новыми людьми на том условии, чтобы после Екатерины I правил внук Петра Великого, Петр II (см. это сл.). Деятельный при Екатерине, совет при Петре II погружается в полное бездействие. Борьба за влияние на молодого государя кончается его неожиданною смертью. Руководимый кн. Д. М. Голицыным, совет обходит ближайших наследников и приглашает на престол Анну Иоанновну (см. это сл.), под условием ограничения ее власти советом и сословными палатами. Но дворянство расходится с советом в вопросах о порядке обсуждения нового государственного устройства и о пределах взаимной компетенции. Пользуясь этими разногласиями, имп. Анна уничтожает подписанные ею „кондиции“ и восстановляет самодержавие, удовлетворяя, однако, при этом сословные требования дворянства, которое становится с этих пор главною общественной силою. Попытка Анны утвердить престолонаследие в семье Иоанна Алексеевича (см. Екатерина Иоанновна, Анна Леопольдовна, Антон Ульрих, Бирон, Иоанн VI) оказалась так же неудачна, как и попытка ее двоюродной сестры Елисаветы утвердить его в семье Петра Великого (см. Анна Петровна, Петр III). Правление той и другой императриц, прошло в борьбе придворных партий и в интригах иностранных посланников, вовлекавших P-ию в невыгодные для нее союзы и войны. Наследники той и другой были одинаково низвергнуты с помощью гвардейского дворянства; в результате последнего из этих дворцовых переворотов на престол вступила имп. Екатерина II. Впервые после Петра I правительство снова задается при Екатерине широкими планами внешней и внутренней политики. Вмешательство в польские дела усложняет отношения Р-ии к Европе; Франция побуждает Турцию к войне с Р-иею. Удачное разрешение турецких и польских затруднений окончательно направляет P-ию на путь завоевательной политики, которой особенно сочувствует новый любимец Екатерины II, сменивший ничтожного Орлова, — Потемкин. Для ведения новых военных и дипломатических предприятий снова, как при Петре, напрягаются все финансовые силы Р-ии. В результате — Р. делает обширные территориальные приобретения, но переживает финансовый кризис. Во внутренней политике царствование Екатерины начинается широким обращением к русскому обществу за содействием задуманной государственной реформе (см. наказ); но содействие это скоро сводится, в духе просвещенного абсолютизма, к доставлению сведений правительству. Реформационное рвение императрицы ослабевает по мере царствования. Помимо завещанной Петром I и III секуляризации монастырских имуществ, только областная реформа, проектированная немцем Сиверсом, и реформа среднего образования, проектированная сербом Янковичем де-Мириево, достигают удачного осуществления. В социальной политике императрица идет на встречу желаниям господствующего сословия, а в области народного просвещения, под влиянием событий французской революции, отказывается от либеральных идей начала своего царствования. — Непродолжительное правление имп. Павла (см. это сл.), несмотря на несколько важных мер, вызывает общее недовольство. Затем вступает на престол имп. Александр, либерально воспитанный Екатериною и одушевленный самыми благими намерениями. От обширных проектов внутренних реформ, часть которых обсуждена была в первые годы (кружком ближайших друзей; см. Новосильцев), скоро отвлекают Александра наполеоновские войны. После неудачного участия в действиях третьей и четвертой коалиции, имп. Александр переходит к союзу с Наполеоном (см. Бонапарте, австро-русско-франц. война 1805 г., Тильзит). В это время осуществляется часть государственных проектов увлеченного французским законодательством Сперанского (см. это сл.). Скоро, однако же, начинаются взаимные неудовольствия между русским и французским правительством, приведшие к разрыву и к Отечественной войне 1812 г. (см. это сл. и континентальная система). К концу Наполеоновских войн в имп. Александре развивается религиозное настроение, которое мало-по-малу, под влиянием европейских революционных вспышек, переходит в реакционное (см. Крюденер, Меттерних, Аракчеев). В то же время русская молодежь, проникнувшаяся во время войн европейскими освободительными идеями, приступает, подобно европейской молодежи, к устройству тайных обществ, задающихся скоро, в оппозицию политике священного союза (см. это сл.), революционными целями. Замешательства, происшедшие после смерти имп. Александра вследствие отречения от престола цесаревича Константина Павловича, дают заговорщикам повод к восстанию. Усмирением восстания декабристов начинается царствование имп. Николая (см. это сл.). Во внутренней политике это царствование держалось строго-охранительного характера, во внешней — поддерживало принцип легитимизма (ср. венгерская война). Только в восточном вопросе идея покровительства православным одерживала верх над принципом охранения существующего порядка; император твердо верил в скорое падение Турции и готовился к разделу. Уже удачный исход турецкой войны 1828—1829 гг. (см. русско-турецкие войны) возбудил подозрительность европейских дипломатов; когда же Р. навязала Турции свою помощь против египетского паши (1833 г.), державы постарались принять меры против возможности русской оккупации проливов и „замкнуть Р-ию в пределы общего уговора“. Нежелание имп. Николая ограничиться этими пределами, а также личные столкновения с Наполеоном III привели к Крымской войне (см. крымская кампания). Неудача этой войны, совпавшая с кончиною имп. Николая I, послужила сигналом к полному изменению всей государственной системы: начались реформы имп. Александра II (см. крестьяне в P-ии, земские учреждения, мировая юстиция, судебная реформа). Общественное оживление, вызванное этими реформами, надолго пережило то настроение правительства, под влиянием которого они были созданы. Уже в ближайшее время после реформы влиятельные правительственные группы склонны были объяснять неполную удачу реформ императора Александра II неверностью начал, на которых они были основаны, тогда как общественное мнение видело причину неудачи в недостаточной последовательности, с какою эти начала были проведены. Практическое решение этого спора принадлежит будущему.
2. Образование территории русского государства. Основным зерном территории русского государства послужили владения московского княжества. В 1301 г. Даниил Александрович (см. это сл.) присоединил к Москве Коломну; в 1302 г., по завещанию его племянника, Иоанна Дмитриевича, перешло к Москве княжество Переяславское; в 1303 г., уже при сыне Даниила, Юрии, присоединен Можайск, и таким образом все течение Москвы-реки вошло в состав княжества. Покупка Иваном Калитою Углича, Белоозера и Галича (если только такая покупка была действительно сделана) не расширила территории княжества, так как в этих городах продолжали некоторое время княжить прежние удельные князья. Напротив, Димитрий Донской присоединяет эти области окончательно и раздает их в уделы своим детям. Территорию великого княжества Владимирского Димитрий Иоаннович также начинает считать уже „своею вотчиною“, а следовательно — и соединенную с нею Костромскую область (впрочем, как личной собственностью начинает распоряжаться Костромою только Василий Темный). На юге владения Москвы граничат при Димитрии Донском с Рязанским княжеством по Оке, заходя за Оку и огибая Рязанскую землю с запада со стороны Тулы, с востока со стороны „Мещеры“ (см. мещеряки). При сыне Донского (Вас. Димитр.) и нижнее течение Оки отошло к Москве с приобретением княж. Муромского и Нижегородского. Василий Васильевич Темный распространил власть Москвы на северо-восток, подчинив окончательно Устюг и положив начало зависимости Вятки от московских князей. В своем завещании он распоряжается и землями, принадлежавшими с начала XIV ввка тому, кто носил великокняжеский титул (Владимиром, Суздалем, Костромою), как своими собственными. Таким образом ко времени вступления на престол Иоанна III Московское княжество состояло из Московской (без Клина), Владимирской и Ярославской губерний; к ним примыкали восточные части Тверской и Новгородской, южная часть Вологодской (между Сухоною и Югом), западные половины Костромской и Нижегородской и небольшие северные куски Тамбовской, Казанской и Калужской губ. Восточная половина всего этого пространства принадлежала непосредственно великому князю; напротив, западная делилась между боковыми и младшими линиями княжеского дома: ее предстояло еще вторично присоединить. Это присоединение быстро идет вперед и почти заканчивается в первые 30 л. княжения Ивана III. Рядом с этим идет дальнейшее расширение территории Московского княжества. В 1471 году отпадают от Новгорода Двинская и Печорская области; в 1478 г. присоединяется и собственно Новгородская земля. В 1483 и 1499 гг. московские воеводы проникают на крайний северо-восток, в земли Югры (между Уральским хребтом и Обью, от устьев до впадения Иртыша). В 1489 г. окончательно покорена Вятка. В 1505 г. и „Великая Пермь“ (Чердынь) теряет последнюю тень самостоятельности: туземных князьков заменяют московские воеводы. Соседним с Москвою великим княжествам также не удается теперь сохранить самостоятельности: Тверь подчиняется в 1485 г., часть Рязани — в 1503 г. Одновременно с этим начинается политика собирания „всея Руси“; Иван III требует и отнимает у Литвы свою „извечную вотчину“, Северскую землю. Правление Василия III составляет во всех этих отношениях непрерывное продолжение предыдущего: тридцатилетняя борьба с Литвою (1492—1523 гг.) заканчивается при нем формальным присоединением Смоленской и Северской области; он же присоединяет последние московские уделы, последнее великое княжество (Рязань, в 1520 г.) и последнюю республику (Псков, в 1510 г.). С воцарением Ивана IV начинается новый период территориального роста московского государства. Покорение Казанского (1552 г.) и Астраханского (1556 г.) царств отдает в руки Р-ии все Поволжье и открывает прямую дорогу в Сибирь. Усилиями частных лиц, главных колонизаторов края (см. Строгановы), полагается начало завоеванию Сибири (1582 г., см. Сибирь). Напротив, правительственные усилия открыть дорогу на запад, к Балтийскому морю, кончаются неудачею, и Р. теряет финское прибрежье (1583 г., возвращенное при Феодоре 1595 г., опять потеряно в Смутное время, формально уступлено шведам по миру в Столбове 1617 г. и возвращено Петром в 1721 г. См. Ливонские войны). На юго-востоке донские, терские и уральские казаки становятся в формальную зависимость от Москвы; но фактическое расширение территории в этом направлении, точно так же, как и на восток, будет достигнуто только путем постепенной колонизации и подчинения инородцев. — В Смутное время развитие территории во всех этих направлениях приостанавливается. Территория даже сокращается с уступкою шведам финского прибрежья (1617 г.) и полякам — Смоленской и части Северской земли (1618 г., по Деулинскому перемирию). Зато в Сибири русские завоевания и колонизация быстро идут вперед; уже при Феодоре Иоанновиче русские владения продвинулись от Иртыша до Енисея, а в следующие полвека (к средине XVII ст.) русские казаки прошли уже всю Сибирь до Охотского моря, облагая „ясаком“ туземные племена (см. Сибирь). На западной границе дальнейший рост территории начинается только со второй половины XVII века, если не принимать в рассчет возвращения Серпейска и Вязьмы по Поляновскому договору 1634 г. По Андрусовскому договору 1667 г., окончившему борьбу за Малороссию, Р. возвращает Польше Смоленскую и Северскую области и кроме того получает левобережную Украйну (Полтавск. губ.) и Киев на два года (окончательно уступлен по „вечному миру“ 1686 г.). Дальнейшею, довольно неопределенною границею с Турциею и Крымом становятся обширные и пустынные угодья запорожских казаков, признанные Бахчисарайским договором 1681 г. за Р-иею. Попытка Петра придвинуться к Черному морю ведет на первых порах к приобретению Азова, установлению нейтральной полосы (Константиноп. договор 1700 г.) и более точному определению южной границы запорожских земель с турецкими владениями (межевая запись 1705 г.). Но после Прутского мира (1711 г.) приходится срыть Азов, и граница отодвигается опять на север от Днепра, на рр. Самару и Орель (1713 г., июля 13). Так же неудачна оказывается попытка утвердиться в Закавказье (Дербент и Баку, Гилян, Мазандеран и Астрабад, уступленные Персиею по Петербургскому договору 1723 г., подтвержденному Константинопольским договором 1724 г.): по Рештским договорам 1729 и 1732 гг. и по Ганджинскому договору 1735 г., Р. отказалась от всех своих закавказских владений, и граница отодвинулась попрежнему на Терек; только Кумыки, в устьях Терека, остались со времени Петра во власти Р-ии. Зато на западе Петру удалось осуществить план Ивана IV и приобрести у шведов прибрежья Балтийского моря: Лифляндию (с оо. Эзелем и Даго), Эстляндию, Ингрию, Карелию и часть Финляндии с г. Выборгом. При императрице Анне Иоанновне Р. вернула также, по Белградскому договору 1739 г. и „инструменту“ 1740 г., заднепровскую границу 1705 г.; вскоре („инструментом“ 1742 г.) установлена была и граница с Крымом (по р. Конской, пересекая Берду, к устью Миуса). При имп. Елизавете русская граница придвинулась также в Финляндии до р. Кюмени (по миру в Або 1743 г.). — Новый период в истории территориального роста Р-ии начинается с воцарения Екатерины II. После первой турецкой войны Р. приобретает важные пункты в устьях Днепра, Дона и в Керченском проливе (Кинбурн, Азов, Керчь, Еникале — по Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 г.). Вслед за тем присоединяется Балта, Крым и Кубанская область (1783 г., акт отречения Шагин-Гирея и Константинопольский акт 1784 г.). Наконец, вторая турецкая война оканчивается уступкою прибрежной полосы между Бугом и Днестром (1791 г., по миру в Яссах). Благодаря всем этим приобретениям, Р. становится твердою ногою на Черном море. В то же время польские разделы отдают P-ии западную Русь. По первому из них (Варшавский трактат 1773 г.) Р. получает часть Белоруссии на восток от Днепра и Западной Двины (губернии Витебская и Могилевская); по второму (Гродненский трактат 1793 г.) — области: Минскую, Волынскую и Подольскую; по третьему (именной указ 1795 г. и конвенция с Австриею и Пруссиею 1797 г.) — теперешн. литовские губернии (Виленск., Ковенск. и Гродн.), Черную Русь, верхнее течение Припяти и зап. часть Волыни. Одновременно с третьим разделом присоединено было к P-ии герцогство Курляндское (акт отречения герц. Петра Бирона и манифест рыцарства 1795 г.). Участие имп. Александра в Наполеоновских войнах сопровождалось новым рядом приобретений. По Тильзитскому миру 1807 г. приобретена Белостокская область. По Фридрихсгамскому миру 1809 г. соединилась с Р-иею Финляндия до р. Торнео с Аландскими островами. По Букарештскому миру 1812 г. присоединена Бессарабия. Наконец, на Венском конгрессе герцогство Варшавское соединено с Р-иею под именем царства Польского. В то же время русские проникают на Кавказ. Еще при имп. Павле присоединилась Грузия, средоточие Кавказа (манифест 1801 г.). При Александре I подчинены были и боковые фланги: Мингрелия, Имеретия и Абхазия на сев.-зап. (1803—1810 гг.), ряд ханств (Карабахское, Ганджинское, Дербентское, Кубинское, Бакинское, Ширванское, Талышинское и Шекинское) — на юго-востоке. Одновременно с уступкою последних Персия отказалась от всяких претензий на Грузию, Имеретию, Абхазию и Дагестан (Гюлистанский договор 1813 г.). Попытка Персии вернуть по смерти Александра I потерянные владения привела только к новой уступке ханств Эриванского и Нахичеванского (Туркманчайский мир 1828 г.). Одновременная война с Турциею кончилась в следующем году уступкою всего черноморского берега (от устьев Кубани до пристани св. Николая) с береговыми крепостями Анапою и Поти, а также внутренних крепостей Ахалцыха и Ахалкалаки, округливших и обезопасивших нашу сухопутную границу на западе (Адрианопольский трактат 1829 г.). По тому же трактату Р. получила Георгиевское гирло Дуная. Но после Крымской войны, по Парижскому миру 1856 г., устья Дуная отошли от Р-ии вместе с южной Бессарабиею и возвращены были (по Старо-стамбульское гирло) по Берлинскому трактату 1878 г. По последнему договору Р. получила от Турции также Батумский и Карский округа на Кавказе. Горские народы Главного Кавказского хребта, остававшиеся независимыми вплоть до царствования Александра II, также были покорены как на западном, так и на восточном Кавказе в 1859—64 годах (ср. Кавказские войны). В 1867 г. присоединены владения шамхала Тарковского. Но самые значительные приобретения в царствование имп. Александра II сделаны были в Средней Азии. Киргизы северного Туркестана были подчинены уже ранее (см. киргизы). В 50-х гг. русские укрепления с двух сторон — со стороны Сибирской и Оренбургской линий — подходили к владениям Коканского ханства (на правой стороне Сыр-Дарьи). В 1864 г. с обеих сторон отправлена была экспедиция, окончившаяся присоединением большей части владений Коканского ханства и образованием Туркестанского генерал-губернаторства (1867 г.). В следующем (1868) году присоединены были и соседние местности Бухарского ханства (на запад от верхнего течения Сыр-Дарьи) с г. Самаркандом. После похода на Хиву (1873 г.) отошел к Р-ии от Хивинского ханства весь правый берег Аму-Дарьи. Одно из трех ханств, Коканское (см. это сл.), покончило вовсе свое существование в 1876 г. Два других, Бухарское и Хивинское, сохранили самостоятельность и земли по Аму-Дарье; но после походов 1878, 1880—81, 1884 гг., имевших результатом покорение туркменов Ахал-Текинского и Мервского оазисов, русские владения окружили их и с запада. С этих пор русские сделались непосредственными соседями Персии и Афганистана; граница с первою установлена была договором 1882 г., а граница с Афганистаном определена английской коммиссиею в 1884 г.
3. Население и колонизация. В образовании племенного состава Р-ии главную роль играли восточные славяне, финны и тюрки. Древние славянские племена, упоминаемые летописью, надолго сохранили свою этнографическую особность на всем пространстве приднепровской Руси, за исключением степного пространства. На этой племенной разнице основывалось, в существенных чертах, деление древней Руси на „земли“, послужившее основою для определения территории княжеств XI—XIII вв.; и после XIII в. племенные различия продолжали сохраняться в различии наречий и говоров. Белоруссы суть потомки древних кривичей. Малоруссы, всего вероятнее, потомки древнего населения Галиции и Волыни (Белых хорватов и, может быть, единоплеменных с ними волынян). Переходное от малоруссов к белоруссам население припятского полесья, вероятно, есть остаток древних древлян, а также дреговичей, подвергнувшихся с севера этнографическому влиянию кривичей. В основе такого же переходного от малоруссов к великороссам населения десненского полесья, по всей вероятности, лежат северяне. Напротив, от радимичей вряд ли сохранились остатки, так как уже в киевский период они подверглись сильному северянскому влиянию, а в позднейшее время их территория служила ареною продолжительной борьбы между московским и польско-литовским государством. Точно также не могли сохраниться древние племена, жившие на юг от верховьев Буга и Тетерева и на юг от течения Десны (часть древлян, поляне, уличи, тиверцы, дулебы): все они частью были оттеснены тюркскими кочевниками, частью слились с ними. Наконец, происхождение великоруссов до сих пор остается неразъясненным. Надо думать, что они образовались путем смешения новгородских славян с севера, кривичей с запада и вятичей с юга — с исчезнувшими финскими племенами срединной Р-ии: с весью, мерей и муромой. Можно догадываться также, что новгородский элемент в этом смешении дал начало северно-великорусскому говору, а кривичский и вятичский — разным оттенкам южно-великорусского. Из исчезнувших финских племен весь (см. это сл.), вероятно, стояла близко к теперешней чухне в соседних местностях (Петерб. и Олонец. губ.); меря (см. это сл.) же примыкала к современным черемисам. Что касается тюрков, то господство их в южных степях Р-ии начинается около времени переселения народов и продолжается до конца прошлого века. За это время сменились на юге гунны (IV в. по Р. X.), булгары, авары или обры (VI), хазары (VII—X вв.), печенеги (IX — полов. XI), половцы (полов. XI — первая четверть XIII в.) и, наконец, самые опасные и дольше всех продержавшиеся — татары (XIII—XVIII вв.). Отодвинутое тюрками русское население держалось в XII—XV вв. на север от верховьев Буга и Тетерева и от течения Десны, на сев. от Орловской губ., в северных половинах Тульской и Рязанской, на юго-восток от которой начиналось сплошное инородческое население. В существенных чертах эта линия населенности сохранялась до средины XVI в., когда московское правительство укрепило ее рядом крепостей и засек (см. это сл.; линия эта шла через Путивль, Рыльск, Трубчевск, Брянск, Карачев, Болхов, Мценск, Крапивну, Тулу, Дедилов, Епифань [а раньше: Михайлов, Пронск], Ряжск и Шацк). С половины XVI в. завоевания Ивана Грозного делают возможным заселение Поволжья и течения Камы; правильная организация наблюдений за степью способствует продвижению населения за указанную оборонительную линию, и другая линия намечается уже к концу века; но в это время все дело колонизации останавливается вследствие событий Смутного времени. Только оправившись после смуты, московское правительство приступает к укреплению второй оборонительной линии на юге и заканчивает ее устройство в промежуток 1636—56 гг. (Белгородская черта: Ахтырка, Белгород, Короча, Новый Оскол, Острогожск, Воронеж, Усмань; Симбирская черта: Козлов, Тамбов, Нижний Ломов, Инсар, Саранск, Корсунь, Симбирск; Закамская черта: Сенгилей, Мензелинск). За то же столетие, с половины XVI до половины XVII в., заселяется малороссами южная часть Киевской губернии и почти вся Полтавская; Харьковская и средняя полоса Курской (Судж., Грайвор., Обоян., Тимск.) остаются еще пустынными, так же как и все остальные местности на юг, а отчасти и на север от второй оборонительной линии. Новый толчок дает колонизации юга восстание Хмельницкого: малороссы целыми „полками“ идут дальше на восток и заселяют в 1650—80 гг. Харьковскую и часть Воронежской губ. Тогда строится 3-я оборонительная линия на Донце, которая, однако, скоро оказывается недостаточною, так как на юг от нее заселяется „Слободская Украйна“. В 1730-х гг. строится четвертая, т. наз. „Украинская линия“, но и на ее флангах в 1750-х гг. выдвигаются новые поселения славянских колонистов: на юге Киевской губ. полк Хорвата (Новая Сербия), на юг от Харьк. губ. — полки Шевича и Прерадовича (Славяно-Сербия); между ними — новый слободской полк. Таким образом полагается начало заселению Херсонской и Екатеринославской губерний. На восточной части Белгородской черты и на Симбирской черте колонизация идет далеко не так быстро и успешно. Только угол между чертою и Волгою (от Симб. до Саратова), защищенный лесами и инородческими поселениями, заселяется к средине XVIII в.; в остальных местах население едва переходит черту. Весь бассейн Дона остается до Петра в руках донских казаков, которые, организовавшись в средине XVI в. в низовьях Дона, только с средины XVII в. начинают заселять его притоки (Хопер и Медведицу). На восток от Волги с 1650 до 1730 годов колонизация делает также слабые успехи, отмечаемые передвижением Закамской черты от Сенгилея к Самаре. По течению Камы и Вятки дело идет несколько успешнее; русское население, державшееся до средины XVII в. этих рек и их притоков, начинает продвигаться вглубь инородческих поселений. Только после инородческих волнений Петровского времени и после решительных мер к замирению башкир и киргизов колонизация сразу подвигается вперед — к новым укрепленным линиям по рр. Самаре и Уралу (Оренбургская линия 1734—1744 гг.). Под защитою усиленных военных поселений быстро возникают десятки горнозаводских поселений. Еще более решительное влияние оказывают победы и приобретения Екатерины II на юге. К началу нашего века заселяется вся Новороссия; на Волге появляются многочисленные поселения немецких колонистов (см. колонисты в Р-ии), а в Заволжье — раскольничьи скиты. Линии Кубани и Терека прочно укрепляются в 1777—1799 годах, с переселением сюда казацких полков (Терско-Кизлярское, Терское семейное, Гребенское войско и полки Хоперский, Волгский, Моздокский и Кубанский; см. Кавказская линия и казаки). Наконец, в течение XIX века заселяются Таврическая губерния, местности за Кубанью и Тереком, между Волгою и Доном, юго-восточная часть Самарской губ.
4. Историческая статистика населения. Из предыдущего отдела видно, что население Р-ии разместилось по территории не сообразно природным богатствам края, а сообразно действию исторических причин, отрезавших население на несколько столетий от черноземного русского юга. За последние два века, а особенно со второй половины XVIII столетия, когда действие этих причин прекратилось, население Р-ии начинает быстро перемещаться и вместе с тем усиленно возрастать. Количественный рост населения виден из следующих цифр:
Т. е. со времени Петра Великого население возросло в 9 раз: втрое в XVIII стл. (с 13 до 40 милл.) и во столько же раз в XIX в. (с 40 до 116). Однако, здесь сочтены и цифры населения, присоединенного к Р-ии со времени Екатерины II (в скобках после плюса). Оставляя их в стороне, получим естественный прирост в 5½ раз, — все-таки самый значительный в Европе. Несмотря на это, плотность населения Р-ии остается самою низкою в Европе. При Петре в Р-ии жило 3,6 челов. на квадр. версту тогдашнего ее пространства. Теперь это число доходит до 20,5 чел. на кв. в. Надо прибавить, что почти все увеличение как абсолютной, так и относительной населенности приходится на вновь колонизованную южную половину Р-ии; на севере население P-ии со времени Петра В. увеличилось всего в три раза, в центральных же губерниях — всего в 1½ раза.
5. Экономический быт Р-ии, подобно плотности ее населения, развивался очень медленно и сильно отстал от экономического развития Западной Европы. До самого недавнего прошлого в Р-ии продолжался период натурального хозяйства (см. это сл.), и притом — наименее интенсивных форм его. Только в древнейших центрах исторической жизни природные богатства края (продукты звероловства и рыболовства) были истощены уже в древности: в Киеве в XI веке, во Владимиро-Суздальском крае — в XIV и XV веках. На окраинах эксплуатация лесных и водных богатств продолжалась в течение всего XVII и XVIII вв.; но эти окраины, по мере колонизации Р-ии, отодвигались все дальше и дальше от центра (си. выше). Перейдя после истощения зоологических богатств края к земледельческой культуре, население ограничивалось первоначально наиболее экстенсивными формами земледелия, какие и доныне существуют на дальнем севере и юго-востоке Р-ии: подсечным и переложным хозяйством (см. системы полеводства). Только в центральной P-ии мы уже в древнейших нам доступных источниках, в XV веке, встречаем трехполье и даже удобрение земли; и отсюда трехпольная система постепенно распространяется на север, восток и юг, вместе с московскими завоеваниями и великорусской колонизациею.
Промышленность в древней P-ии носила по преимуществу домашний характер и сохранила его отчасти до нашего времени (см. кустарная промышленность). Формы мануфактуры и фабрики русская промышленность принимает только под прямым воздействием правительства в XVII в., и только со времени Петра В., усвоившего все приемы европейского меркантилизма (см. это сл.), начинают развиваться, при постоянном покровительстве правительства, частные промышленные предприятия. Количественный рост этих предприятий виден из следующей таблицы:
Русская внешняя торговля существовала с древнейших времен, но носила по преимуществу пассивный характер, т. е. иностранные потребители нуждались в русских товарах, а не русские в иностранных. Поэтому и ведение внешней торговли постоянно находилось в руках иностранных посредников: сперва норманнов и арабов (IX—XI вв.), потом Ганзы (XIII—XV вв.), англичан (1569—1714 гг.); со времени Петра В. первое место отняли у англичан голландцы и сохраняли его в течение всего XVIII столетия. Теперь они далеко отстали, и первыми после англичан сделались немцы. Предметом вывоза служило преимущественно сырье: сперва продукты эксплуатации лесных зоологических богатств (пушной товар, мед и воск), потом продукты земледелия, и притом сперва (XVII—XVIII вв.) технических растений (льна и пеньки) и продуктов домашнего производства из этого материала (холста и канатов); за ними, уже в нашем столетии, выдвигается на первое место отпуск хлеба, особенно пшеницы, ржи и овса. Рядом с перечисленными значительную роль в вывозной торговле играли продукты лесоводства (строевой лес, смола, деготь), скотоводства (щетина, сало и шерсть) и, наконец, горноделия (железо). Ввоз заграничных товаров в P-ию всегда был значительно меньше вывоза, — сперва вследствие ограниченности русского потребления, а потом и по причине высоких пошлин, имевших целью оградить отечественных фабрикантов от соперничества иностранной промышленности. В результате перевеса вывоза над ввозом значительное количество золота и серебра оставалось в стране; до начала разработки русских рудников это был единственный источник получения драгоценных металлов. Деньги в P-ии вообще долго оставались редким и дорогим товаром. Цена их стала падать только после усиления торговых сношений с Западом; но зато нигде на Западе падение цены денег не шло так быстро, как в P-ии. По весьма вероятному рассчету рубль древней Руси по своей покупательной силе равнялся:
[Быстрое падение цены рубля в нач. XVII в. и нач. XVIII в. объясняется как порчею монеты, так и вздорожанием всех цен вследствие Смутного времени и мероприятий Петра]. Внутренняя торговля, при господстве натурального хозяйства, не могла быть значительною в древней Руси и усилилась только в новое время. По очень приблизительным рассчетам, она только вдвое превышала внешнюю торговлю в 1750 г. и в шесть или семь раз столетием позже (1850 г.). Формы внутреннего обмена до последнего времени оставались самыми примитивными (ярмарки, разносная торговля). Накопление капиталов шло медленно, и накопленные капиталы редко употреблялись производительным образом. Кредит почти отсутствовал; процент равнялся 20 в древней Руси, и еще в начале XIX в. приходилось платить 10%. Только с середины XVIII столетия появляются первые кредитные учреждения, созданные правительством и имеющие сословный характер. Частные же банки начинают возникать только в последнее тридцатилетие (см. кредитные учреждения в Р-ии).
6. Финансы. При слабом экономическом развитии правительство принуждено было, однако, — особенно в течение трех последних веков, — напрягать все платежные средства страны, чтобы покрывать расходы на оборону страны и на расширение ее территории. Какое значение имел военный расход в общем составе государственных нужд, видно будет из следующей таблицы, представляющей возростание госуд. расхода с конца XVII в. В таблице рубли прежн. времени не приведены к покупательной силе теперешн. рубля; но шесть последних строк показывают расход в рублях серебром, переведенных из рублей кредитных по курсам тех лет — 71, 70, 37, 99, 77 и 74 коп. сер. за рубль ассигн. и кредитн. Платежи по госуд. долгу присоединены к военному расходу, так как до последнего времени госуд. займы делались почти исключительно на покрытие чрезвычайных издержек.
Таким образом, от ½ до ⅗, а при Петре даже от ⅔ до ¾ бюджета поглощали военные расходы. В допетровское время важнейший расход государства был также военный. Об этом можно судить потому, что все важнейшие прямые налоги древней P-ии прямо предназначались на покрытие военных расходов. Ряд этих налогов начинается с татарской „дани“. При Иване III присоединяется ямская подать (на содерж. сообщений). Иван IV создает в 1550-х гг. целую систему военных налогов: засечные деньги (на постройку засек), емчужные (на селитроварение для производства пороха), пищальные (на содержание „пищальников“ — отряда регулярной пехоты, вооруженной огнестрельным оружием), полоняничные (на выкуп пленников). После Смутного времени к этим военным налогам присоединяются новые, в несравненно больших размерах: рядом с прежними „ямскими деньгами“, которые теперь получают название „малых“, — большие ямские; рядом с „пищальными“ — гораздо более значительная стрелецкая подать деньгами и хлебом. Перед воцарением Петра все эти налоги сливаются в один; Петр, помимо них, вводит целый ряд новых налогов на специальные военные нужды своего времени — и кончает тем, что сливает все прямые подати, старые и новые, в один прямой налог значительно больших размеров, чем все прежние: подушную подать (см. это сл.), прямо назначенную на содержание войска. Помимо введения новых налогов и постепенного увеличения их размеров, правительство старается увеличить доходность налогов путем привлечения все большего и большего количества плательщиков. Для этой цели оно изменяет несколько раз форму взимания податей. Со времени татарских переписей XIII века прямые подати взимаются с земледельческого орудия, выражающего известное количество рабочей силы (соха). Затем сохою начинает называться распаханный участок земли определенных размеров. С 1550-х гг., одновременно с введением новых налогов, величина этого участка окончательно определяется; начинает различаться качество облагаемой земли („доброй“, „средней“ или „худой“), а также ее принадлежность более или менее привилегированному сословию (монастырская „соха“ = 600 четвертей или 300 десятин в одном поле доброй земли; поместная и дворцовая — 800 четв. или 400 дес. в поле; средней земли 700 и 1000, худой — 800 и 1200). Для определения количества таких сох производится в 1550—80-х гг. генеральное описание их во всем государстве (т. наз. писцовые книги). С конца XVI и начала XVII вв. для владельческих, особенно служилых земель, вводится новый способ уплаты налогов с „сохи“: подати взимаются только с „живущей“, т. е. не пустой, а распаханной части пашни, и каждая „четверть“ (½ десятины) этой пашни начинает приравниваться известному количеству дворов: указами 1630 и 1631 гг. устанавливается норма 8—16 крестьянск. дворов на „живущую четверть“. Одновременно с этой переменою производится второе генеральное описание „сошной пашни“ и крестьянских дворов во всем государстве (писцовые книги 1620—30 гг.). Наконец, в течение XVII в. правительство мало-по-малу переходит к третьей системе обложения: с каждого двора отдельно. Для этой цели в первые годы царствования Алексея Михайловича (1646—48 гг.) и вторично в начале царствования Феодора Алексеевича (1678 г.) составляются общие переписи дворов во всем государстве (т. наз. переписные книги). После составления второй из них (1679—81 гг.) все прямые налоги перелагаются на двор: „соха“ и „живущая четверть“ окончательно отменяется. При Петре и подворное обложение заменяется подушным, которое сохранялось до последнего времени; для проверки числа душ от времени до времени предпринимались ревизии (см. это сл.). Для населения, впрочем, все эти перемены в способах обложения имели очень мало значения, так как правительство требовало уплаты налога не от каждого плательщика особо, а от целых групп их вместе. На тяглую общину падала общая сумма платежей, приходившихся со всех ее членов, записанных в правительственные списки. Эта общая сумма раскладывалась уже самими плательщиками между собою по их „животам и промыслам“, т. е. пропорционально их платежным силам. При такой раскладке было совершенно все равно, взимался ли налог с „сохи“, „живущей четверти“, „двора“ или „души“, — все эти единицы сохраняли только счетное значение для определения общей суммы налога. Таким образом, все прямые налоги древней Руси были раскладочными („репартиционными“). Отдельные попытки правительства в XVII веке — взять налог прямо с имущества или с дохода отдельного плательщика („пятая“, „десятая“, „пятнадцатая“, „двадцатая“ деньга) — были бессильны против установившегося способа раскладки. Напротив, налоги с промыслов удалось установить уже в древней Руси, но они имели характер „оброка“ или арендной платы за пользование казенными имуществами (лавками и угодьями). Очень большое значение имели с древних времен косвенные налоги, особенно на вино и, с Петра В., на соль. Правительство поэтому часто делало винную и соляную продажу государственною монополиею. Не меньший доход давали казне таможенные пошлины. Общий рост государственных доходов и сравнительное значение главных статей дохода видны будут из след. таблицы (составлена, как предыдущая; суммы показаны в миллион. руб.).
Считая доход 1680 г. равным (на наши деньги) 25 милл. тепер. бумажных рублей, мы найдем, что за двести лет государственные поступления увеличились в 30—40 раз (750—1000 милл. бумажн. р.). Но так как население тоже возросло в 9 раз, то в итоге тяжесть государств. налогов возросла только в 3 и 4½ раза сравнительно с допетровским временем. На наши деньги в 1680 г. приходилось на человека 1 р. 80 к. госуд. платежей, в 1724 г. цифра эта увеличилась до 6 р. 25 коп., а теперь она доходит до 8 руб. на человека. О современном положении государственного хозяйства Р-ии см. финансы.
7. Сословия. При слабости экономического развития древняя Русь представляла мало задатков для образования сильных, тесно сплотившихся и замкнутых сословных групп. В истории сословий в Р-ии можно различить четыре периода. Древнейший период, до конца XV в., характеризуется отсутствием юридических разграничений между сословиями, полною неустойчивостью сословных связей и крайней слабостью сословной организации. Во втором периоде (XVI и XVII в.) сословия обособляются, но это обособление происходит под прямым давлением государственной власти. Правительство постепенно закрепощает сословия на государственную службу и этим самым устанавливает резкие грани между сословиями и дает им вместе с тем принудительную организацию. Третий период (XVIII в.) состоял, напротив, в раскрепощении сословий: освобождая их от обязательной службы, правительство пытается дать им сословные привилегии и более свободную сословную организацию. Наконец, новейший, четвертый, период характеризуется отменою сословных привилегий, юридическим слиянием старых сословных групп и началом новой общественной группировки. В частности, дворянство было в древнейшем периоде сословием „вольных слуг“, имевших право приобретать земельную собственность, где угодно, и переходивших свободно из одной княжеской дружины в другую. Именно поэтому дворянство не успело приобрести той тесной связи с землею, которая на западе положила начало феодализму. По той же причине древнее дворянство не получило сословной силы, и во втором периоде, когда усилилась государственная власть, превращено было в „служилое“ сословие, все более и более невольное. Правительство требовало от служилого сословия службы в войске (коннице) и за это платило ему землями. Таким образом, рядом с прежней свободной дворянской собственностью (вотчина) создан был новый тип условного владения, связанного со службой, — поместья (см. поместная система). Класс „помещиков“ присоединился к классу „вотчинников“. Мало-по-малу служилые обязанности перенесены были с поместья на вотчину, и оба вида владения сравнялись к началу XVIII в. В то же время правительство закрепило за дворянством крестьян, живших на их землях. Местные дворянские миры получили принудительную организацию: члены их связаны были особого рода ручательством друг за друга в исправности службы. В третьем периоде (XVIII в.) дворянство сохраняет за собою и увеличивает приобретенные им права; напротив, от своих обязанностей оно мало-по-малу освобождается с помощью правительства, принужденного исполнять его желания. Таким образом совершается раскрепощение дворянства. Обязательная военная служба постепенно отменяется. Вместе с тем и условное дворянское владение (поместье и вотчина) превращается в безусловную собственность; а владение живущими на дворянских землях крестьянами становится сословною привилегиею дворянства и превращается в крепостное право. Наконец, дворянская организация из принудительной становится свободною: дворянство получает выборное самоуправление. Все эти преимущества создают в дворянстве сословный дух и сознание сословной силы. То и другое оказываются, однако же, недостаточно сильными, чтобы закрепить за дворянством привилегированное сословное положение. Крепостное право, главная основа дворянских привилегий, остается бесформенным, плохо формулированным юридически и уже поэтому непрочным. Изменившиеся экономические условия делают его к тому же в значительной части Р-ии прямо невыгодным. При этих условиях правительственной власти удается без всякого сопротивления отменить крепостное право. Одновременно с этим дворянство лишается своих сословных преимуществ в местном суде и управлении. Новый период существования начинается для дворянства при условиях свободной конкурренции и юридической равноправности. Городское сословие в Р-ии не представляет и тени той силы и того исторического значения, какие имело городское сословие на Западе. При господстве натурального хозяйства, при слабом развитии промышленности и торговли, города имеют в древней Руси прежде всего характер „оград“, укреплений, военных и административных центров. Постепенно кругом городских кремлей возникают и „посады“ (см. это сл.), промышленно-торговые поселения. Но число и степень населенности этих поселений долго остаются весьма незначительными. Рост городского населения в Р-ии виден из следующей таблицы.
Таким образом, за два века городское население увеличилось в 40 раз, но так как и все население России возросло в 9 раз, то относительная численность горожан стала в 4 4/9 раза более: при Петре из 100 чел. населения только трое жили в городе; теперь живут 12,8%. Число городов в Р-ии в петровское время немногим превосходило 250; для губернской реформы Екатерины II понадобилось возвести в ранг города еще такое же число, но вскоре целую сотню этих новых „городов“ пришлось снова вычеркнуть из списка. Мало того, что число городов древней Р-ии было незначительно; в составе этих городов торгово-промышленное сословие далеко не было исключительным или даже главным населением. В средине XVII в., напр., мы найдем в Серпухове около 74% „посадских“ (см. посадские люди) из всего числа жителей города; южнее, в Белеве, уже 65%; еще южнее, в Курске, уже только 43%, а дальше к югу, на только что устроенной Белгородской черте (см. выше), „посадских“ почти совсем нет: из 24 городов черты они встречаются только в 5-ти, в количестве от 2 до 6½%. Остальное население всех этих городов состояло, главным образом, из военных людей. Надо прибавить, к тому же, что торговля и промышленность вовсе не были единственным занятием „посадских людей“; рядом с промыслами они обыкновенно продолжали заниматься землепашеством. Таким образом, древнерусские города были или крепостями или большими селами. Точно так же, как город не отделялся резко от деревни экономически, так и городское сословие не отделялось от крестьянского юридически. Выделение городского сословия в особую группу было произведено во второй период сословной истории (XVI—XVII вв.) самим правительством, когда такое выделение понадобилось по финансовым соображениям. Город мог платить больше, чем деревня; поэтому из него образовали особый тяглый мир с особой принудительной организациею. Прикрепив сперва к особого рода платежу городские земли, правительство постаралось потом прикрепить к городской земле городское население. Переход из города в деревню и наоборот, а также из города в город был запрещен целым рядом указов, приведенных в систему в Уложении 1649 г. Со времени Петра начинается раскрепление городского сословия. От принудительной податной организации его правительство переходит постепенно к более свободной сословной организации. Но и эта организация, заимствованная из средневековых форм промышленной жизни (см. цехи), не дала городскому союзу сословной силы и тотчас же приняла прежний тяглый и служебный характер. Только со времени Екатерины II городское представительство и самоуправление перестало носить характер службы; но в то же время сделан был первый шаг к уничтожению сословного характера городских учреждений. Городовое положение 1870 г. окончательно заменило сословный принцип городского самоуправления имущественным; с этого акта и следует вести четвертый период в истории городского сословия, хотя корпоративное устройство предыдущего периода и продолжает до сих пор сохранять юридическую силу. Крестьянское сословие в Р-ии дробилось на группы, имевшие неодинаковую историю, — крестьян владельческих, черных (государственных) и дворцовых. Во всей центральной Р-ии с очень давних пор большая часть земель была „обоярена“, т. е. разобрана дружинниками или монастырями. Остальные населенные земли („черные“) уже к XIV—XV векам были „окняжены“, т. е. сделались такой же собственностью князя, как его личные дворцовые имения, отличавшиеся от черных разве только характером податей и повинностей. При этих условиях, мелкий крестьянин-собственник уже в XVI веке был редким исключением в центральной Р-ии. Огромное большинство крестьян были арендаторами или работниками на чужой земле. Для правильной уплаты податей (и раньше всего — татарской „дани“) правительство соединило (или воспользовалось старым соединением) этих работников в тяглые группы („сотни“) и связало их круговою порукой, возложив на них самих раскладку и сбор податей. Записанные в „данские“ (или „сотные“, — позднее писцовые) книги, эти плательщики составили группу „данных“ и „письменных“ людей, которых их товарищи по тяглу имели весь рассчет не выпускать уже из тяглого союза. Кроме этой группы усевшихся на местах „старожильцев“, долго существовало, однако же, и бродячее крестьянское население, не записанное в книги, — „неданное“ и „неписьменное“. Это население продолжало свободно переходить от одного хозяина к другому и добровольно „рядилось в крестьянство“ на тех или других условиях. С середины XVI в., когда началась усиленная колонизация южной окраины, уходы из центральных местностей сделались особенно частыми. Тогда землевладельцы и само правительство стали принимать ряд мер, закрепивших к середине XVII в. крестьян за теми владельцами, за которыми они были записаны по книгам. Землевладельцы действовали при этом посредством особой формы контракта, т. наз. „ссудной записи“, заменившей в XVII в. прежнюю крестьянскую „рядную“. Правительство помогало с своей стороны владельцам, облегчая поимку беглых, составляя новые переписи населения, наконец, прямо запрещая всякий переход крестьян с места на место. Таким образом, во втором периоде сословной истории крестьянство было закреплено одновременно с дворянством и городским сословием. Но оно не только не было раскреплено вместе с ними в третьем периоде, а попало в еще худшее положение. Пока землевладелец служил государству в войске, владение крестьянами могло считаться вознаграждением за службу, — своего рода правительственным жалованьем. Когда же дворянство освободилось от службы и стало привилегированным сословием, — крестьяне, вместе с землею, сделались его частною собственностью. Эта перемена повела к развитию крепостного права, но она же отняла у власти помещиков над крестьянами всякое нравственное и юридическое основание. Таким образом, в самом источнике происхождения крепостного права заключалась причина его отмены, с которой начался новый период в истории бывших помещичьих крестьян. На северной окраине Р-ии, куда не проникало служилое землевладение, сохранилась свободная крестьянская собственность и с давних пор организовалось широкое крестьянское самоуправление, которым правительство пользовалось для своих фискальных целей. Только в XVII веке правительство начало проводить взгляд на эти „черные земли“, как на государственную собственность; с Петра оно обложило их оброчной податью (см. это сл.), а с конца XVIII в. и начала XIX в. ввело переделы и общинное землевладение и таким образом окончательно провело идею своего права собственности на черную землю. На южной окраине правительство селило в XVI—XVII вв. мелких помещиков („однодворцев“), которые большею частью сами пахали землю и несли военную службу на границе; к началу XVIII в. граница отодвинулась далеко на юг, военная служба „однодворцев“ перестала быть нужна государству, и Петр обратил их из служилого сословия в тяглое, обложив их наравне с крестьянами подушным окладом. С конца XVIII в. и начала XIX в. и в этой группе вводятся переделы и понятие мирской собственности на землю. К двум перечисленным группам свободного крестьянства, к „черносошным“ русского севера и „однодворцам“ русского юга присоединились еще две другие: инородцы, платившие в казну „ясак“ („ясашные“, особенно многочисленные на юго-востоке Р-ии и в Сибири), и бывшие монастырские крестьяне, окончательно отобранные у монастырей при имп. Екатерине II („экономические“, т. е. находившиеся в ведомстве „коллегии экономии“). Все эти четыре группы составили обширный отдел крестьян „государственных“, равный по численности отделу крестьян помещичьих. С 1887 г. и государственные крестьяне выкупают свои земли в собственность. Третий отдел крестьян, живших на т. наз. „дворцовых“ землях, обособился от черных в середине XVI в. С этого времени до Екатерины II дворцовые крестьяне находились в заведывании дворцовых учреждений. При Екатерине II они переданы были в ведомство вновь учрежденных „казенных палат“ и, таким образом, управление ими раздроблено между губерниями и введено в общие рамки губернских учреждений. Но при имп. Павле бывшие дворцовые крестьяне выделены вновь — в ведомство „удела“. Удельные крестьяне переведены на выкуп в 1861 г. (см. крестьяне в P-ии).
8. Учреждения. Необходимость военной защиты государства в связи с слабостью общественной организации вызвала образование сильной центральной власти в московском государстве (см. выше, внешняя история, а также слова: князь, великий князь, государь, царь, императорский титул, законодат. власть). Зародыши самостоятельной областной жизни были слабы, чтобы уравновесить развитие центральной власти, а попытки сопротивления со стороны высшего сословия окончились полною неудачею. Не встретив, таким образом, сколько-нибудь сильного противодействия, центральная власть не нашла на первых порах среди бедного и плохо сплоченного общества и таких элементов, которыми могла бы воспользоваться для устройства правильной сети государственных учреждений. Таким образом, древнейший период в истории учреждений характеризуется почти полным отсутствием учреждений, личным характером управления и смешением государственного управления с дворцовым. Быстрый рост территории с конца XV в. застал врасплох государственное устройство. Во вновь приобретаемые области (Новгород, Тверь, Рязань) посылался обыкновенно „наместник“ с очень широкими и неопределенными полномочиями (см. наместник, кормление). Военное и финансовое управление края („разряды“ и „дворцы“) переносилось в Москву и механически присоединялось к московскому „дворцу“ и „разряду“. Первая попытка превратить механический аппарат учреждений в правильную систему сделана была при Иване IV во второй половине XVI столетия. „Дворец“ был, наконец, отделен от государственного управления. Финансовое управление всеми существовавшими тогда городами государства поделено между четырьмя ведомствами („четвертями“: Новгородской, Устюжской, Владимирской и Галицкой), начальниками которых сделались дьяки важнейших „приказов“ (см. это сл., см. также губерния). Высшим государственным учреждением осталась боярская Дума, потерявшая свой старый характер вотчинно-дворцового управления и наполнявшаяся со времени Ивана III „отъехавшими“ к Москве князьями Рюриковичами и Гедиминовичами. Сословно-боярский характер Думы был несколько смягчен введением в нее членов из незнатного дворянства. Наконец, было сделано несколько первых опытов обратиться к земскому представительству, — правда, на первых порах преимущественно служилого сословия; в экстренных случаях государственной реформы (1550), войны (1566) или выбора государя (1598) собирали Земский собор, составлявшийся, однако, не из выборных представителей от земских миров, а главным образом из представителей дворянской кавалерии. В областном устройстве сделана была попытка воспользоваться элементами местного самоуправления для восполнения пробелов в системе государственных учреждений и для более правильной организации областных финансов, полиции и суда. Но эта попытка удалась только на дальнем севере, среди черного крестьянства, привыкшего управляться своими силами. Зато повсеместно жалованье областным правительственным чиновникам введено было в определенные размеры. Уже первые приобретения Ивана Грозного не поместились в рамках созданной при нем правительственной организации. Вновь завоеванное Поволжье и Сибирь отданы были, по старой привычке, в ведомство особого Казанского дворца. Вновь заселявшийся юг со всеми городами, построенными после 1560-х гг., попал в специальное ведомство военного („Разрядного“) приказа. Во время смуты и города внутренней Р-ии очутились на военном положении; таким образом, появился повсеместно новый тип областной власти, заменивший „наместников“ и „волостелей“ XVI в., — именно, воевода. Воеводская власть поставлена была уже в более тесную зависимость от центральных учреждений, от которых воеводы получали самые точные инструкции для управления (см. наказы). Власть воеводы распространялась только на один город и его уезд; соединения нескольких уездов в высшую областную единицу не существовало, и даже в пределах своего города воевода ведал не все разряды населения. Более крупная областная единица с более цельным ведомством местной власти впервые появляется в Р-ии под влиянием военных потребностей: именно, вследствие необходимости сосредоточить доходы и сборы рекрутов в пограничных местностях — в руках ближайшего военного начальства. Таким образом, возникают на западной, юго-западной и южной границе во время войн Алексея Михайловича три военных округа („разряда“ или „полка“): Новгородский, Севский и Белгородский. При Феодоре сделана была попытка распространить деление на военные округа на всю остальную P-ию. В то же самое время уничтожено было распределение городов северной половины Р-ии между финансовыми округами („четвертями“), так как „четверти“ слились в одном центральном финансовом ведомстве „Большой Казны“. При Петре, под влиянием текущих военных нужд, образование военных округов быстро пошло вперед. Петербург сделался центром вновь завоеванного края, Смоленск и Киев — центрами для обороны линии Днепра от нашествия Карла XII, Азов — средоточием при построении флота, Казань — главною квартирою при усмирении башкир. В 1708—12 гг. все эти округа переименованы в „губернии“, а остальная (средняя и северная) Р. поделена между Москвой и Архангельском. Разделив таким образом управление Р-ии между своими генералами, Петр ничего почти не оставил на долю центральных учреждений. Боярская дума давно перестала собираться и уступила место „консилии министров“ с ее „Ближней канцелярией“; все доходы приказов обращены на новые государственные потребности, а мало-по-малу и вовсе отобраны у приказов; таким образом, значительная часть приказов перестала функционировать. За „Ближней канцелярией“ оставлено было высшее наблюдение, но ни она, ни учрежденный в 1711 г. сенат не могли уследить за слишком самостоятельным и разнохарактерным управлением „губернаторов“. Поэтому в 1718—22 гг. правительство ввело новую систему центральных учреждений по образцу Швеции (коллегии) и к ним приспособило новое устройство губерний, в которых должна была быть устроена правильная сеть финансовых и судебных учреждений. Это устройство оказалось, однако же, слишком дорогим для тогдашней Р-ии, было искажено при самом введении, а по смерти Петра и вовсе отменено Верховным советом. Правильного устройства губернских учреждений и отделения суда от администрации Р. дождалась только при имп. Екатерине II. Центральные учреждения Петра оказались более устойчивыми; значительно упростив свою деловую практику сравнительно с шведскими образцами, они просуществовали до начала XIX в. После областной реформы Екатерины II они, однако, сильно нуждались в перестройке; правительство Александра I и приступило к такой перестройке, в результате которой „коллегии“ заменены были министерствами (см. это сл.). При Александре же I упорядочено было отправление высших функций государственной власти. После столетних колебаний и неурядицы, после бесформенных военных советов Петра, Верховного совета его ближайших преемников, Кабинета имп. Анны, после ряда прирезок и урезок власти „правительствующего“ сената, верховная власть нашла себе постоянный орган в учреждении (по мысли Сперанского) Государственного Совета (см. это сл., Верховный Тайный совет, Кабинет). О современной организации центрального и местного управления в Р-ии см. управления.
9. Школа и народное образование. Школа в древней Руси преследовала единственную цель — обучение грамоте (и церковному пению); а единственною почти целью грамотности было — подготовление к духовному званию. Но и таких профессиональных школ грамотности, надо думать, было слишком мало в древней Руси, так что учиться грамоте приходилось большею частью у „мастеров“. Приобретение же знаний предоставлялось личной любознательности каждого; чтение книг без системы и без предварительной подготовки превращало грамотного в начетчика. Содержанием начитанности почти исключительно служили жития святых, творения св. отцов и некоторые книги Св. Писания, к которому причислялась и довольно обширная литература христианских легенд (см. отреченные книги) и даже некоторые светские книги. Научные сведения древней Руси черпались, за ничтожными исключениями, из той же византийской духовной литературы. Только с начала XVII в. начинает преподаваться в опередившей Москву юго-западной Руси средневековая энциклопедия „свободных знаний“ (см. trivium, quadrivium). Из Киева, вместе с первыми выпусками учеников, окончивших курс Киевской академии (см. это слово, Могила), проникает в Москву, в качестве последней новинки, и эта средневековая схоластическая премудрость, давно отжившая на Западе. Однако же вопрос о пользе знания остается в Москве спорным до самого конца XVII в., и все попытки устроить школу кончаются неудачею. Знание считается опасным для веры, и только потребности самой веры заставляют москвичей признать необходимость изучения, по крайней мере, грамматики и древних языков. Но вопрос, какой язык изучать, делит общество на две партии: за латинский язык, рекомендуемый киевлянами, и за греческий, на котором настаивают греки (см. Симеон Полоцкий, Медведев, Евфимий). При Феодоре Алексеевиче киевская партия берет верх и добивается разрешения открыть академию в Москве. Но при самом открытии опять побеждают греки, которые и вводят своих учителей в академию (см. Лихуды, Славяно-греко-латинская академия). Преподавание греков по киевской программе скоро, однако, начинает казаться тоже недостаточно благонадежным, и Лихуды отправляются в ссылку. Только при Петре создается наконец первая система правительственных школ, но уже с совершенно иным характером. Во главе становятся, рядом с славяно-греко-латинской академией, устроенные Петром военные школы, требующие предварительной математической подготовки (инженерная и артиллерийская, 1712 г., и морская академия, 1715 г.). С помощью учеников морской академии открываются (1716, 1721—22) 42 „цифирных“ школы в провинциях. В то же время (1721—25), в силу Духовного регламента, открывается до 46 „епархиальных“ школ (с словесным характером преподавания). В них переходят из „цифирных“ школ дети духовенства (1722); а так как и горожане освобождаются от обязанности посылать детей в цифирные школы (1720), то число последних быстро сокращается; к 1740-м гг. их осталось только 8. На место „цифирных“ школ выделяются (с 1732 г.) „гарнизонные“ при полках. Епархиальные же школы с 1730-х гг. постепенно превращаются в семинарии. Скоро после Петра оба типа школ становятся сословными. Попытка организовать высшее образование, путем учреждения „Академии Наук“ в 1724 г. и Московского университета (1755), также остается малоуспешной. Новый период в истории народного образования наступает со вступления на престол Екатерины II. В начале царствования, под влиянием идей Руссо и Локка, императрица впервые ставит задачею школы — воспитание. Для воспитания „новой породы людей“ она открывает в 1760-х гг. закрытые учебные заведения (см. Барсов, Бецкий), мужские и (впервые в Р-ии) — женские. После неудачи этой попытки Екатерина переходит к устройству новой системы средних учебных заведений. По плану серба Янковича де Мириево учреждаются „главные“ и „малые“ народные училища четырех- и двухгодичные (см. народное образование). После введения „устава народных училищ“ (1786) количество школ и учащихся быстро растет, как видно из следующей таблицы.
Как видим, при Павле развитие народного образования приостановилось. С воцарением имп. Александра I, благодаря деятельности „триумвирата“ и крупным пожертвованиям частных лиц — быстро увеличивается количество высших учебных заведений (университеты: Петербургский, Харьковский и Казанский, лицеи Демидовский в Ярославле и Безбородко в Нежине). Новая реформа 1804 г. сделала разные типы учебных заведений (низших, средних и высших), входивших по системе Янковича один в другой — концентрическими кругами, — последовательными ступенями одной непрерывной лестницы образования: 1) приходская школа готовила к 2) уездной (2 года); уездная — к 3) гимназии (4 года); гимназия — к 4) университету. В течение XIX в. эта школьная система пережила еще три коренные реформы. В 1828 г., под влиянием восстания декабристов, была реформирована вновь средняя школа, которой хотели вернуть сословный характер; в 1835 г. реформированы университеты. Февральская революция 1848 г. вызвала в этой реформированной школе новую перемену в смысле ослабления классицизма, казавшегося подозрительным, и усиления религиозного элемента. Вторично высшая и средняя школа реформирована в 1863—64 гг., в духе реформ имп. Александра II. Наконец, в последний раз, — в духе недоверия к идеям Александровских реформ, — средняя школа реформирована в 1871 г., университеты — в 1884 (см. гимназии, университет). Возрастание количества среднеучебных заведений в XIX в. видно будет из следующей таблицы (первый столбец — гимназии, второй — прогимназии, третий — количество учащихся).
(Приостановка и замедление роста гимназий и числа учащихся характеризует моменты кризисов в истории нашего учеб. дела). Вопрос о низшей народной школе и об обязательном всеобщем обучении поднимался уже в 1768 г.; но до 1800 г. учреждено было в Р-ии только 69 приходских школ. Реформа 1804 г. значительно оживила открытие новых школ; но ко времени реформы 1828 г. в Р-ии насчитывалось их не более 600. С начала 30-х гг. открытию народных школ дан был новый толчок, и ко времени крестьянской реформы число их сразу поднялось до 30 тысяч. Возник было и вопрос об обязательности всеобщего обучения; но министерство решило его отрицательно. В 1870-х гг. число школ сразу упало до 17—19 тысяч. К концу царствования имп. Александра II эта цифра опять несколько поднялась (до 22770). До настоящего времени развитие народной школы совершалось, главным образом, по почину и на средства земств, сельских обществ и частных лиц; на их долю приходилось в 1880 г. 88% всего расхода на школы, и только 12% уплачивалось правительством.
10. Об истории русской церкви см. церковь русская.