— Я люблю тебя!.. Чего ты отъ меня желаешь?
— О!.. Почти ничего и почти всего, — отвѣтила она.
— Немного!
— Я полагаю!
— Но все-таки, моя радость, не выразишь-ли ты точнѣе твоихъ желанiй?
— Да развѣ вы не можете ихъ угадать?.. Во первыхъ, я хочу владѣть всѣми цвѣтами лѣта и всѣми звѣздами ночи… Кажется, что для начала это скромно?
— Какъ разъ я проникъ въ твои мечты и помѣстилъ всѣ звѣзды неба въ собранiе моихъ стихотворенiй, и цвѣты — въ книгу моихъ разсказовъ.
— Кромѣ того, мнѣ хотѣлось бы еще нѣсколько пустяковъ…
— Говори, мой чудесный ангелъ, говори скорѣй.
— Мнѣ нуженъ особнякъ въ паркѣ Монсо, построенный Гарнье по планамъ дома Дiомеда въ Помпеѣ и обмеблированный совершенно такъ же, какъ были убраны комнаты мадамъ де-Помпадуръ.
— Ты его получишь!
— Колонны у подъѣзда должны быть выточены изъ розового нефрита, а шелковыя матерiи для мебели я сама выберу на лучшихъ фабрикахъ.
— Объ этомъ нечего и толковать…
— Еще я хочу имѣть двѣнадцать рысаковъ, какихъ еще не видали въ Булонскомъ лѣсу.
— Я куплю тебѣ лошадей, которыя везли карету въ день коронацiи.
— Конечно, мнѣ нужны платья и шляпы!
— Ты всегда будешь имѣть неограниченный кредитъ у господина Пэка, основавшаго мастерскую платьевъ на авеню Большой Оперы, и у госпожи Титанiи, которая вскорѣ откроетъ модный магазинъ на улицѣ Четвертаго Сентября.
— Нѣсколько драгоцѣнныхъ украшенiй и красивыхъ бриллiантовъ.
— Даю тебѣ всю Голконду на серьги, съ Офиромъ въ ожерелье и съ Визапуромъ въ застежку.
— Но такъ какъ мнѣ будетъ прiятно, сверхъ всего этого, быть любимой генiальнымъ человѣкомъ, то будьте добры поскорѣе написать нѣсколько великихъ произведенiй.
— Завтра же пошлю въ типографiю поэму божественнѣе „Потеряннаго Рая“ и поставлю на репетицiи въ Одеонѣ драму генiальнѣе „Федры“.
— Но въ виду того, что у меня можетъ со временемъ появиться фантазiя видѣть въ васъ отъявленнаго негодяя, то потрудитесь передать мнѣ вексель „по предъявленiю“, на которомъ вы поддѣлаете самымъ тщательнымъ образомъ подпись барона Ротшильда.
— Ну, это сущiе пустяки!
— Вотъ почему я потребую от васъ другихъ жертвъ.
— Приказывайте!
— Говорятъ, что у васъ есть гдѣ-то на бѣломъ свѣтѣ жена съ двумя или тремя дѣтьми и еще гдѣ-то бѣдная старуха-мать, у которой единственная поддержка въ жизни — вы?
— Правда!
— Вы мнѣ сдѣлаете удовольствiе прекратить немедленно всѣ сношенiя съ вашими дѣтьми и женой.
— Хорошо!.. Они будутъ нищенствовать!
— И, пожалуйста, не занимайтесь судьбой вашей матери.
— Старуха умретъ съ голоду!.. Вы болѣе ничего не потребуете отъ меня, мой кроткiй ангелъ?
— Пока нѣтъ!.. ахъ, да,.. вспомнила!.. Вѣдь, никто не можетъ поручиться, что съ вами не произойдетъ, с теченiемъ времени, какого-нибудь несчастья, а такъ какъ я ненавижу бѣдность и нужду, то попрошу васъ положить въ банкъ на мое имя капиталъ, который обезпечивалъ бы мнѣ двѣсти тысячъ франковъ годового дохода.
— Не болѣе?
— Нѣтъ!.. Довольно.
— Хорошо! Теперь скажите: когда я поднесу вамъ цвѣты и звѣзды, домъ и лошадей, мою славу и мое безчестье, украшенiя и драгоцѣнные камни, мою покинутую жену и смерть моей матери — что же, скажите, моя прелесть, я получу въ обмѣнъ за это?
— Какъ что? — отвѣтила она. — Да развѣ вамъ будетъ мало удовольствiя исполнять всѣ мои желанiя?